Глава 8.
Голос, леденящий душу
Обед при свечах близился к концу. Еда была отменная, вина великолепные. Дворецкий прислуживал безукоризненно.
Настроение у гостей поднялось, языки развязались. Огюст Дюпен рассказывал об ужасном орангутанге с улицы Морг. Шерлок Холмс и доктор Ватсон внимательно слушали. Мисс Марпл увлеченно беседовала с отцом Брауном — у них нашлись общие знакомые на Бертрамском кладбище. Делла Стрит расспрашивала комиссара Мегрэ о Париже. Мегрэ загадочно пыхтел трубкой, и за него большей частью отвечал инспектор Жюв. Перри Мейсон ревниво прислушивался к их разговору. Ниро Вульф с набитыми под завязку щеками рассказывал комиссару Каттани о тройном скрещивании орхидей и постоянно пихал Арчи Гудвина в бок, чтобы тот не забывал передать ему то или иное блюдо. Эркюль Пуаро, удобно устроившийся на стуле, наблюдал за всеми, как кот, готовящийся к смертельному прыжку, наблюдает за стайкой беззаботно чирикающих воробьев.
Перед кофе большинство гостей вышли из-за стола и разбрелись по гостиной.
Холмса и Ватсона после общения со словоохотливым Огюстом Дюпеном потянуло подышать свежим воздухом, и они направились к приоткрытому окну. Пуаро, прислонившись к каминной полке, поглаживал усы и смотрел на огонь. Дюпен сидел в кресле, подробно и обстоятельно рассказывая Мегрэ о некой прелестной утопленнице. Каттани бродил вдоль стен, делая вид, что любуется портретами давно скончавшихся вельмож. Жюв вертел в руках статуэтку женщины, обнаруженную им в углу за шторой — он никак не мог понять, куда подевались ее руки ниже плеч, и начинал уже сомневаться, были ли они у нее вообще. Вульф оставался сидеть за столом, продолжая самозабвенно жевать. Сквозь прозрачное стекло своего бокала Марлоу лениво разглядывал стройные ножки Деллы Стрит.
Дверь отворилась. Вошел Томас — он нес поднос с кофе.
— Какая очаровательная девушка, эта секретарша Мейсона, — сказал Ватсон, повернувшись к Шерлоку Холмсу.
Великий сыщик нехотя оторвал свой взгляд от пейзажа за окном.
— Поверьте, Ватсон, самая очаровательная женщина, какую я когда-либо видел, была повешена за убийство троих своих детей. Она отравила их, чтобы получить деньги по страховому полису.
— А разве у Деллы Стрит есть дети? — встревожился Ватсон.
— Уверен, что нет.
— Объясните, ради Бога, Холмс, почему вы так в этом уверены?
Холмс мягко улыбнулся.
— Ответ на ваш вопрос, дорогой друг, содержится, прежде всего, в ее бюсте.
— Вы снова говорите загадками, Холмс!
— Элементарно , Ватсон. У женщины, вскормившей троих детей, были бы совсем другие формы. Я имею в виду такие естественные антропологические параметры, как ширина бедер, объем груди и талии…
Ватсон густо покраснел, уткнувшись лбом в оконное стекло.
Томас обходил гостей, предлагая им кофе.
— Этот дворецкий мне кого-то напоминает, — сказала Делла Стрит Мейсону.
— Вашего поклонника?
— А вы уже ревнуете…
— Вовсе нет, но…
— Вы скорее предпочли бы быть гостем на моих похоронах, нежели на свадьбе?
— Не сгущайте краски, Делла.
Чтобы переменить тему, адвокат поднял рюмку хереса:
— За вас!
— За вас, шеф. А долго мы еще здесь пробудем? На подобных вечеринках всегда есть риск оказаться свидетелями какого-нибудь скандала.
— Признаться, именно этого я и жду.
Кофе, крепкий, горячий, был хорош, особенно для тех, кто пил его с коньяком. После отличного обеда гости были довольны жизнью и собой. Стрелки часов показывали четверть десятого.
— Ах, — мечтательно вздохнула мисс Марпл. — Старый замок, холодные стены и — болота, болота на сотни миль вокруг… Какие великолепные декорации для убийства! Чопорного, таинственного, чисто английского убийства…
— О, мисс Марпл, это безумно интересно, когда постоянно кого-нибудь убивают! — воскликнула Делла Стрит, прижав руки к груди.
— Разумеется, — сказал Шерлок Холмс. — Если только убивают не вас.
Наступило молчание — спокойное, блаженное молчание. И лишь Филипп Марлоу прошелестел глазами по коленкам секретарши Перри Мейсона.
По стенам в мерцающем блеске свечей бродили причудливые тени. Лики вельмож на портретах казались живыми. Они как-будто были готовы спуститься сейчас вниз, к гостям, чтобы поддержать светскую беседу и выпить за их здоровье доброго вина.
И вдруг в комнату ворвался ГОЛОС:
— Дамы и господа! Прошу тишины!
Все встрепенулись. Огляделись по сторонам, посмотрели друг на друга, на стены.
А ГОЛОС продолжал — грозный, нечеловеческий:
— Дамы и господа! Где бы вы ни появились — там всегда происходят убийства. Фонтаном бьет кровь из перерезанных вен и брызжут во все стороны мозги, глаза вылезают из орбит и свешиваются набок лиловые языки, вспучиваются животы и корчатся в предсмертных судорогах конечности. Дамасский кинжал, пеньковая веревка, начиненный ядом рождественский пирог, увесистое пресс-папье, каминная кочерга, ржавый топор, тупые ножницы, отравленные стрелы и тучи пуль — вот языческие боги, которым вы поклоняетесь и которые жадно требуют ягнят для закланья. И потому, где бы ни происходили убийства, — там тут же являетесь вы, — и с фатальной неизбежностью совершаются все новые и новые убийства.
Полицейские ищейки, частные сыщики и просто любители острых ощущений! Вам предъявляются следующие обвинения.
Шерлок Холмс! Вы связали свою жизнь с морфием и кокаином.
Джон Ватсон! Вы превратили миссис Хадсон в надомную рабыню.
Отец Браун! Скольких прихожанок вы исповедовали в своей почивальне?
Ниро Вульф! В то время, как вы облизываете свои жирные пальцы, дети Африки пухнут с голоду и изнывают от жажды.
Арчи Гудвин! Вы зубоскалите по любому поводу и без повода, но помните — никто так хорошо не скалит зубы, как могильный череп.
Коррадо Каттани! Вы спите с кем угодно, кроме собственной жены, забыв о том, что мафия не дремлет.
Филип Марлоу! Вы вечно суете нос, куда не следует, и заливаете за воротник. К счастью, вашей печени не суждено дожить до цирроза.
Инспектор Жюв! Ваша мания преследования угрожает жизни окружающих. То, что вы ищете, — вы никогда не найдете.
Делла Стрит! Пока вы строите из себя монашку, ваш шеф утешается тем, что ставит палки в колеса окружному прокурору.
Перри Мейсон! Вы замучили всех своими перекрестными допросами. Вы зануда и главная помеха правосудию.
Джейн Марпл! Вы старая сплетница и Синий чулок.
Эркюль Пуаро! В ваших мозгах слишком много серых клеточек. Скоро они потекут у вас из ушей.
Жюль Мегрэ! Мухи дохнут на лету, едва завидят одну из ваших закопченных трубок.
Огюст Дюпен! Человекообразные обезьяны никогда не простят вам, что вы пришили старому доброму орангутангу злодейское убийство на улице Морг.
Обвиняемые, что вы можете сказать в свое оправдание?
Настроение у гостей поднялось, языки развязались. Огюст Дюпен рассказывал об ужасном орангутанге с улицы Морг. Шерлок Холмс и доктор Ватсон внимательно слушали. Мисс Марпл увлеченно беседовала с отцом Брауном — у них нашлись общие знакомые на Бертрамском кладбище. Делла Стрит расспрашивала комиссара Мегрэ о Париже. Мегрэ загадочно пыхтел трубкой, и за него большей частью отвечал инспектор Жюв. Перри Мейсон ревниво прислушивался к их разговору. Ниро Вульф с набитыми под завязку щеками рассказывал комиссару Каттани о тройном скрещивании орхидей и постоянно пихал Арчи Гудвина в бок, чтобы тот не забывал передать ему то или иное блюдо. Эркюль Пуаро, удобно устроившийся на стуле, наблюдал за всеми, как кот, готовящийся к смертельному прыжку, наблюдает за стайкой беззаботно чирикающих воробьев.
Перед кофе большинство гостей вышли из-за стола и разбрелись по гостиной.
Холмса и Ватсона после общения со словоохотливым Огюстом Дюпеном потянуло подышать свежим воздухом, и они направились к приоткрытому окну. Пуаро, прислонившись к каминной полке, поглаживал усы и смотрел на огонь. Дюпен сидел в кресле, подробно и обстоятельно рассказывая Мегрэ о некой прелестной утопленнице. Каттани бродил вдоль стен, делая вид, что любуется портретами давно скончавшихся вельмож. Жюв вертел в руках статуэтку женщины, обнаруженную им в углу за шторой — он никак не мог понять, куда подевались ее руки ниже плеч, и начинал уже сомневаться, были ли они у нее вообще. Вульф оставался сидеть за столом, продолжая самозабвенно жевать. Сквозь прозрачное стекло своего бокала Марлоу лениво разглядывал стройные ножки Деллы Стрит.
Дверь отворилась. Вошел Томас — он нес поднос с кофе.
— Какая очаровательная девушка, эта секретарша Мейсона, — сказал Ватсон, повернувшись к Шерлоку Холмсу.
Великий сыщик нехотя оторвал свой взгляд от пейзажа за окном.
— Поверьте, Ватсон, самая очаровательная женщина, какую я когда-либо видел, была повешена за убийство троих своих детей. Она отравила их, чтобы получить деньги по страховому полису.
— А разве у Деллы Стрит есть дети? — встревожился Ватсон.
— Уверен, что нет.
— Объясните, ради Бога, Холмс, почему вы так в этом уверены?
Холмс мягко улыбнулся.
— Ответ на ваш вопрос, дорогой друг, содержится, прежде всего, в ее бюсте.
— Вы снова говорите загадками, Холмс!
— Элементарно , Ватсон. У женщины, вскормившей троих детей, были бы совсем другие формы. Я имею в виду такие естественные антропологические параметры, как ширина бедер, объем груди и талии…
Ватсон густо покраснел, уткнувшись лбом в оконное стекло.
Томас обходил гостей, предлагая им кофе.
— Этот дворецкий мне кого-то напоминает, — сказала Делла Стрит Мейсону.
— Вашего поклонника?
— А вы уже ревнуете…
— Вовсе нет, но…
— Вы скорее предпочли бы быть гостем на моих похоронах, нежели на свадьбе?
— Не сгущайте краски, Делла.
Чтобы переменить тему, адвокат поднял рюмку хереса:
— За вас!
— За вас, шеф. А долго мы еще здесь пробудем? На подобных вечеринках всегда есть риск оказаться свидетелями какого-нибудь скандала.
— Признаться, именно этого я и жду.
Кофе, крепкий, горячий, был хорош, особенно для тех, кто пил его с коньяком. После отличного обеда гости были довольны жизнью и собой. Стрелки часов показывали четверть десятого.
— Ах, — мечтательно вздохнула мисс Марпл. — Старый замок, холодные стены и — болота, болота на сотни миль вокруг… Какие великолепные декорации для убийства! Чопорного, таинственного, чисто английского убийства…
— О, мисс Марпл, это безумно интересно, когда постоянно кого-нибудь убивают! — воскликнула Делла Стрит, прижав руки к груди.
— Разумеется, — сказал Шерлок Холмс. — Если только убивают не вас.
Наступило молчание — спокойное, блаженное молчание. И лишь Филипп Марлоу прошелестел глазами по коленкам секретарши Перри Мейсона.
По стенам в мерцающем блеске свечей бродили причудливые тени. Лики вельмож на портретах казались живыми. Они как-будто были готовы спуститься сейчас вниз, к гостям, чтобы поддержать светскую беседу и выпить за их здоровье доброго вина.
И вдруг в комнату ворвался ГОЛОС:
— Дамы и господа! Прошу тишины!
Все встрепенулись. Огляделись по сторонам, посмотрели друг на друга, на стены.
А ГОЛОС продолжал — грозный, нечеловеческий:
— Дамы и господа! Где бы вы ни появились — там всегда происходят убийства. Фонтаном бьет кровь из перерезанных вен и брызжут во все стороны мозги, глаза вылезают из орбит и свешиваются набок лиловые языки, вспучиваются животы и корчатся в предсмертных судорогах конечности. Дамасский кинжал, пеньковая веревка, начиненный ядом рождественский пирог, увесистое пресс-папье, каминная кочерга, ржавый топор, тупые ножницы, отравленные стрелы и тучи пуль — вот языческие боги, которым вы поклоняетесь и которые жадно требуют ягнят для закланья. И потому, где бы ни происходили убийства, — там тут же являетесь вы, — и с фатальной неизбежностью совершаются все новые и новые убийства.
Полицейские ищейки, частные сыщики и просто любители острых ощущений! Вам предъявляются следующие обвинения.
Шерлок Холмс! Вы связали свою жизнь с морфием и кокаином.
Джон Ватсон! Вы превратили миссис Хадсон в надомную рабыню.
Отец Браун! Скольких прихожанок вы исповедовали в своей почивальне?
Ниро Вульф! В то время, как вы облизываете свои жирные пальцы, дети Африки пухнут с голоду и изнывают от жажды.
Арчи Гудвин! Вы зубоскалите по любому поводу и без повода, но помните — никто так хорошо не скалит зубы, как могильный череп.
Коррадо Каттани! Вы спите с кем угодно, кроме собственной жены, забыв о том, что мафия не дремлет.
Филип Марлоу! Вы вечно суете нос, куда не следует, и заливаете за воротник. К счастью, вашей печени не суждено дожить до цирроза.
Инспектор Жюв! Ваша мания преследования угрожает жизни окружающих. То, что вы ищете, — вы никогда не найдете.
Делла Стрит! Пока вы строите из себя монашку, ваш шеф утешается тем, что ставит палки в колеса окружному прокурору.
Перри Мейсон! Вы замучили всех своими перекрестными допросами. Вы зануда и главная помеха правосудию.
Джейн Марпл! Вы старая сплетница и Синий чулок.
Эркюль Пуаро! В ваших мозгах слишком много серых клеточек. Скоро они потекут у вас из ушей.
Жюль Мегрэ! Мухи дохнут на лету, едва завидят одну из ваших закопченных трубок.
Огюст Дюпен! Человекообразные обезьяны никогда не простят вам, что вы пришили старому доброму орангутангу злодейское убийство на улице Морг.
Обвиняемые, что вы можете сказать в свое оправдание?
Глава 9.
Большой переполох
ГОЛОС умолк.
На какой-то момент воцарилось гробовое молчание, потом тишина взорвалась оглушительным грохотом. Это у Мегрэ изо рта вывалилась трубка. И тут же за дверью раздался звук, словно там уронили шкаф.
Первым вскочил на ноги Холмс. Бросившись к двери, он широко распахнул ее. На полу лежала мисс Марпл.
— Ватсон! — крикнул Холмс.
Доктор поспешил ему на помощь. Они подняли старушку и перенесли ее в гостиную. Ватсон склонился над ней.
— Ничего страшного, потеряла сознание, только и всего.
— Какое счастье, что не девственность, — хмыкнул Марлоу.
Побагровевший Пуаро немедленно отвесил ему звонкую пощечину. Частный детектив пожал плечами и, держась за щеку, бодрым шагом покинул гостиную.
— Томас, принесите даме коньяк, — приказал дворецкому Мегрэ.
— Сейчас, месье.
Поскольку коньяк в гостиной был выпит до капли, дворецкому пришлось отправиться за ним в буфет.
Жюв был бел как мел, у него тряслись руки.
— Как это вдруг мисс Марпл очутилась за дверью?
— Мадам хотела удрать до того, как ей будет предъявлено обвинение, — пояснил Вульф, тщательно облизывая свой указательный палец. — Я заметил, как она встала и пошла к двери, но не стал ее окликать.
— Кто это мог говорить? И где скрывается этот человек? — сыпал вопросами Мейсон.
— Кто разыграл эту скверную шутку? — бормотал Дюпен, протирая свои зеленые очки.
— Б-р-р, — сказал Пуаро, почесав в рассеянности парик. — У англичан весьма своеобразный юмор, если они находят это забавным.
Коррадо Каттани мрачно уперся локтями в стол, опустив голову на руки. Мегрэ принялся с озабоченным видом набивать трубку. Делла по памяти записывала в блокнот монолог ГОЛОСА, на щеках ее горели темные пятна румянца.
И лишь отец Браун беспечно болтал коротенькими ножками, глядя в пол тусклыми рыбьими глазами.
— Порядок, — шепнул на ухо Вульфу Арчи Гудвин. — Колесо закрутилось. Теперь можете начинать лекции о раскрытии преступлений.
— Арчи, терпеть не могу, когда меня отвлекают от обеда.
— Но обед давно закончился.
— А у меня он продолжается.
— В таком случае ни в чем себе не отказывайте, шеф. Быть может, это наша последняя трапеза.
Пока Ватсон трясущимися пальцами расстегивал ворот одежды мисс Марпл, Холмс уверенно произнес:
— Думаю, голос шел вон из той комнаты.
— Там кто-то прячется? — вырвалось у Жюва.
— Кто бы это ни был, нам следует подать на него в суд, — заявил Мейсон. — А уж на перекрестном допросе я из него всю душу вытяну.
— Вы и в самом деле зануда, дорогой друг, — сухо обронил Холмс и, обнажив револьвер, кинулся к двери у камина, ведущей в соседнюю комнату. Стремительно распахнув ее, ворвался туда.
— Ну конечно, так оно и есть, — донесся до них его голос.
Большинство из гостей поспешили к нему. Отец Браун не поддался всеобщему порыву и остался сидеть в сторонке, словно это все его не касалось. Ниро Вульф продолжал жевать, а доктор Ватсон — приводить в чувство мисс Марпл.
В смежной с гостиной комнате к стене был придвинут столик. На нем стоял старомодный граммофон, повернутый таким образом, что его раструб упирался в стену.
Холмс завел граммофон, поставил иглу на пластинку, и они снова услышали: «Человекообразные обезьяны никогда не простят…»
— Выключите! — крикнул Дюпен. — Не могу слышать про человекообразных обезьян.
Холмс нехотя поднял иглу, и Дюпен с облегчением вздохнул.
— Какой-то психопат или психопатка, — заключил Мегрэ. Его подмывало пройти в прихожую, взять шляпу и незаметно удрать.
— Я полагаю, что это была глупая и злая шутка, — сказал Дюпен.
— Вы думаете, это шутка? — тихо, но внушительно произнес Пуаро.
— А как по-вашему? — уставился на него Дюпен.
— Как сказала однажды королева Виктория: «Это нам не смешно»! — ответил маленький человечек, старательно обрабатывая свои усы расческой.
— Может, и не психопат, — размышлял Мегрэ, с интересом наблюдая за манипуляциями Пуаро, — а даже хуже…
— Кажется, я знаю, кто бы это мог быть, — пробормотал в волнении инспектор Жюв — так тихо, что слов его никто не разобрал.
— Послушайте, вы забыли об одном, господа, — сказал Мейсон. — Кто, шут его дери, мог завести граммофон и поставить пластинку? — Он наклонился к стенографирующей его речь секретарше: — Делла, про шута можете не записывать.
— Вы правы, месье, — кивнул Мегрэ, выпуская дым вперемешку со словами. — Граммофон не мог заработать сам по себе.
— Это следует выяснить, — сказал Холмс.
Он двинулся обратно в гостиную. Остальные последовали за ним.
Тут же из другой двери в гостиной появился Томас с рюмкой коньяка на подносе. Вслед за ним шел умытый и причесанный Филип Марлоу. Обходя степенного дворецкого, он мгновенно учуял коньяк и, схватив с подноса рюмку, залпом осушил предназначавшееся для мисс Марпл лекарство.
Ватсону оставалось только сокрушенно покачать головой.
— Опять что-то не так, док? — сказал Марлоу. — Но что делать, если у меня запершило в горле.
Пуаро склонился над стонущей мисс Марпл.
— Джейн, послушай, Джейн, не бойся. Ты меня слышишь? Соберись с силами.
Мисс Марпл дышала тяжело и неровно. Ее глаза, испуганные и настороженные, снова и снова обводили взглядом лица гостей.
— Она ищет священника, — сказал отец Браун. — Расступитесь, господа.
— Не торопитесь, святой отец, — придержал его за сутану Арчи Гудвин. — Пожилые леди живучи как кошки. Помнится, моя тетушка как-то объелась отравленными грибами. Столько шума было, столько визга! Хотели уже за священником послать. И что вы думаете? Пронесло пару раз — и поправилась.
Мисс Марпл закатила глаза.
— Вы сказали, грибы были отравлены? — осторожно переспросил Холмс.
— Я оговорился, — ухмыльнулся Гудвин. — Они были просто несъедобны.
— Ах вот как…
Ватсон успокаивал мисс Марпл:
— Вам сейчас станет лучше. Это была только шутка.
— Я потеряла сознание, доктор? — еле слышно спросила она из-под чепца.
— Да.
— Надеюсь, этим никто не успел воспользоваться?
— Что она имеет в виду? — пробормотал Жюв.
— Не ваше дело, месье, — одернул его Пуаро. — Бедняжка бредит.
Тем временем Томас поднес мисс Марпл новую порцию коньяка. На счастье, Марлоу находился в этот момент на другом конце комнаты, и весь коньяк достался мисс Марпл.
Старушка заметно повеселела. Ее щечки сразу порозовели, во взгляде появился рассудок.
— Какое замечательное средство, доктор Ватсон!
Доктор улыбнулся, погладив ей руку.
Эркюль Пуаро нахмурился. Этот жест показался ему фривольным и неуместным. Но отвесить доктору пощечину было явно не с руки.
— Так кто все-таки завел граммофон и поставил пластинку? — спросил Коррадо Каттани. — Не ты ли, Томас?
— Я не знал, что это за пластинка, синьор комиссар. Если бы я знал, я бы ее разби-и-ил.
— Охотно верю, — сказал Холмс, — но все же, Томас, вам лучше объясниться.
— Я выполнял указания, сэр.
— Чьи указания?
— Хозяина Киллерданс-холла.
— А именно?
— Я должен был поставить пластинку в тот момент, когда гости примутся за кофе, а мисс Марпл заговорит об у-у-убийстве.
— В самом деле, — вспомнил Холмс. — Перед всем этим она упомянула о каком-то чисто английском убийстве.
Дворецкий принялся с достоинством ковырять в ухе.
— Но позвольте, — вмешался Жюв, размахивая руками перед его носом, — мисс Марпл могла и не заговорить об убийстве!
— Это исключено, — сказал Гудвин. — Подозреваю, что ее голова забита одними убийствами.
— К сожалению, вы правы, месье, — вздохнул Пуаро. — Ох уж эта наша тяга к большому искусству…
— Искусству?! — вскричал Жюв. — Что вы такое несете, месье Пуаро?!
— Да, месье Жюв, я, Эркюль Пуаро, видел преступления, которые можно было бы назвать произведениями искусства, — важно подтвердил старичок, — в том смысле, что у преступника была творческая фантазия.
— Истинно так, — поддержал его отец Браун. — Не удивляйтесь, сын мой, преступление далеко не единственное произведение искусства, выходящее из мастерских преисподней.
Холмс не отступал от дворецкого ни на шаг.
— Дальше, Томас, — требовательно сказал он.
— Мисс Марпл заговорила об убийстве, и я поставил пластинку-ку-ку.
— Кстати, джентльмены, судя по этикетке, пластинка называется «Лебединая песня Собаки Баскервилей», — объявил Холмс.
— Я не боюсь собак, распевающих лебединые песни, пусть они даже танцуют собачий вальс! — буркнул Мейсон. — Делла, можете записать эту мысль.
— С удовольствием, шеф. Она просто восхитительна!
Отца Брауна внезапно прорвало.
— Неслыханная наглость! — возопил он. — Ни с того ни сего бросать чудовищные обвинения. Мы должны что-то предпринять. Пусть этот тип, кто б он там ни был…
— Вот именно, — сердито пробормотала старушка Марпл, прикорнувшая было на груди у доктора Ватсона, но разбуженная визгливым голосом священника. — Кто он такой, этот тип? Если он всерьез полагает, что я…
— Пуаро, оттащите ее куда-нибудь, — попросил Гудвин. — Больно видеть, как мадам страдает.
Пуаро попытался приподнять мисс Марпл.
— Я помогу вам, сэр, — сказал доктор Ватсон, и они вдвоем вывели шатающуюся старушку из комнаты.
На какой-то момент воцарилось гробовое молчание, потом тишина взорвалась оглушительным грохотом. Это у Мегрэ изо рта вывалилась трубка. И тут же за дверью раздался звук, словно там уронили шкаф.
Первым вскочил на ноги Холмс. Бросившись к двери, он широко распахнул ее. На полу лежала мисс Марпл.
— Ватсон! — крикнул Холмс.
Доктор поспешил ему на помощь. Они подняли старушку и перенесли ее в гостиную. Ватсон склонился над ней.
— Ничего страшного, потеряла сознание, только и всего.
— Какое счастье, что не девственность, — хмыкнул Марлоу.
Побагровевший Пуаро немедленно отвесил ему звонкую пощечину. Частный детектив пожал плечами и, держась за щеку, бодрым шагом покинул гостиную.
— Томас, принесите даме коньяк, — приказал дворецкому Мегрэ.
— Сейчас, месье.
Поскольку коньяк в гостиной был выпит до капли, дворецкому пришлось отправиться за ним в буфет.
Жюв был бел как мел, у него тряслись руки.
— Как это вдруг мисс Марпл очутилась за дверью?
— Мадам хотела удрать до того, как ей будет предъявлено обвинение, — пояснил Вульф, тщательно облизывая свой указательный палец. — Я заметил, как она встала и пошла к двери, но не стал ее окликать.
— Кто это мог говорить? И где скрывается этот человек? — сыпал вопросами Мейсон.
— Кто разыграл эту скверную шутку? — бормотал Дюпен, протирая свои зеленые очки.
— Б-р-р, — сказал Пуаро, почесав в рассеянности парик. — У англичан весьма своеобразный юмор, если они находят это забавным.
Коррадо Каттани мрачно уперся локтями в стол, опустив голову на руки. Мегрэ принялся с озабоченным видом набивать трубку. Делла по памяти записывала в блокнот монолог ГОЛОСА, на щеках ее горели темные пятна румянца.
И лишь отец Браун беспечно болтал коротенькими ножками, глядя в пол тусклыми рыбьими глазами.
— Порядок, — шепнул на ухо Вульфу Арчи Гудвин. — Колесо закрутилось. Теперь можете начинать лекции о раскрытии преступлений.
— Арчи, терпеть не могу, когда меня отвлекают от обеда.
— Но обед давно закончился.
— А у меня он продолжается.
— В таком случае ни в чем себе не отказывайте, шеф. Быть может, это наша последняя трапеза.
Пока Ватсон трясущимися пальцами расстегивал ворот одежды мисс Марпл, Холмс уверенно произнес:
— Думаю, голос шел вон из той комнаты.
— Там кто-то прячется? — вырвалось у Жюва.
— Кто бы это ни был, нам следует подать на него в суд, — заявил Мейсон. — А уж на перекрестном допросе я из него всю душу вытяну.
— Вы и в самом деле зануда, дорогой друг, — сухо обронил Холмс и, обнажив револьвер, кинулся к двери у камина, ведущей в соседнюю комнату. Стремительно распахнув ее, ворвался туда.
— Ну конечно, так оно и есть, — донесся до них его голос.
Большинство из гостей поспешили к нему. Отец Браун не поддался всеобщему порыву и остался сидеть в сторонке, словно это все его не касалось. Ниро Вульф продолжал жевать, а доктор Ватсон — приводить в чувство мисс Марпл.
В смежной с гостиной комнате к стене был придвинут столик. На нем стоял старомодный граммофон, повернутый таким образом, что его раструб упирался в стену.
Холмс завел граммофон, поставил иглу на пластинку, и они снова услышали: «Человекообразные обезьяны никогда не простят…»
— Выключите! — крикнул Дюпен. — Не могу слышать про человекообразных обезьян.
Холмс нехотя поднял иглу, и Дюпен с облегчением вздохнул.
— Какой-то психопат или психопатка, — заключил Мегрэ. Его подмывало пройти в прихожую, взять шляпу и незаметно удрать.
— Я полагаю, что это была глупая и злая шутка, — сказал Дюпен.
— Вы думаете, это шутка? — тихо, но внушительно произнес Пуаро.
— А как по-вашему? — уставился на него Дюпен.
— Как сказала однажды королева Виктория: «Это нам не смешно»! — ответил маленький человечек, старательно обрабатывая свои усы расческой.
— Может, и не психопат, — размышлял Мегрэ, с интересом наблюдая за манипуляциями Пуаро, — а даже хуже…
— Кажется, я знаю, кто бы это мог быть, — пробормотал в волнении инспектор Жюв — так тихо, что слов его никто не разобрал.
— Послушайте, вы забыли об одном, господа, — сказал Мейсон. — Кто, шут его дери, мог завести граммофон и поставить пластинку? — Он наклонился к стенографирующей его речь секретарше: — Делла, про шута можете не записывать.
— Вы правы, месье, — кивнул Мегрэ, выпуская дым вперемешку со словами. — Граммофон не мог заработать сам по себе.
— Это следует выяснить, — сказал Холмс.
Он двинулся обратно в гостиную. Остальные последовали за ним.
Тут же из другой двери в гостиной появился Томас с рюмкой коньяка на подносе. Вслед за ним шел умытый и причесанный Филип Марлоу. Обходя степенного дворецкого, он мгновенно учуял коньяк и, схватив с подноса рюмку, залпом осушил предназначавшееся для мисс Марпл лекарство.
Ватсону оставалось только сокрушенно покачать головой.
— Опять что-то не так, док? — сказал Марлоу. — Но что делать, если у меня запершило в горле.
Пуаро склонился над стонущей мисс Марпл.
— Джейн, послушай, Джейн, не бойся. Ты меня слышишь? Соберись с силами.
Мисс Марпл дышала тяжело и неровно. Ее глаза, испуганные и настороженные, снова и снова обводили взглядом лица гостей.
— Она ищет священника, — сказал отец Браун. — Расступитесь, господа.
— Не торопитесь, святой отец, — придержал его за сутану Арчи Гудвин. — Пожилые леди живучи как кошки. Помнится, моя тетушка как-то объелась отравленными грибами. Столько шума было, столько визга! Хотели уже за священником послать. И что вы думаете? Пронесло пару раз — и поправилась.
Мисс Марпл закатила глаза.
— Вы сказали, грибы были отравлены? — осторожно переспросил Холмс.
— Я оговорился, — ухмыльнулся Гудвин. — Они были просто несъедобны.
— Ах вот как…
Ватсон успокаивал мисс Марпл:
— Вам сейчас станет лучше. Это была только шутка.
— Я потеряла сознание, доктор? — еле слышно спросила она из-под чепца.
— Да.
— Надеюсь, этим никто не успел воспользоваться?
— Что она имеет в виду? — пробормотал Жюв.
— Не ваше дело, месье, — одернул его Пуаро. — Бедняжка бредит.
Тем временем Томас поднес мисс Марпл новую порцию коньяка. На счастье, Марлоу находился в этот момент на другом конце комнаты, и весь коньяк достался мисс Марпл.
Старушка заметно повеселела. Ее щечки сразу порозовели, во взгляде появился рассудок.
— Какое замечательное средство, доктор Ватсон!
Доктор улыбнулся, погладив ей руку.
Эркюль Пуаро нахмурился. Этот жест показался ему фривольным и неуместным. Но отвесить доктору пощечину было явно не с руки.
— Так кто все-таки завел граммофон и поставил пластинку? — спросил Коррадо Каттани. — Не ты ли, Томас?
— Я не знал, что это за пластинка, синьор комиссар. Если бы я знал, я бы ее разби-и-ил.
— Охотно верю, — сказал Холмс, — но все же, Томас, вам лучше объясниться.
— Я выполнял указания, сэр.
— Чьи указания?
— Хозяина Киллерданс-холла.
— А именно?
— Я должен был поставить пластинку в тот момент, когда гости примутся за кофе, а мисс Марпл заговорит об у-у-убийстве.
— В самом деле, — вспомнил Холмс. — Перед всем этим она упомянула о каком-то чисто английском убийстве.
Дворецкий принялся с достоинством ковырять в ухе.
— Но позвольте, — вмешался Жюв, размахивая руками перед его носом, — мисс Марпл могла и не заговорить об убийстве!
— Это исключено, — сказал Гудвин. — Подозреваю, что ее голова забита одними убийствами.
— К сожалению, вы правы, месье, — вздохнул Пуаро. — Ох уж эта наша тяга к большому искусству…
— Искусству?! — вскричал Жюв. — Что вы такое несете, месье Пуаро?!
— Да, месье Жюв, я, Эркюль Пуаро, видел преступления, которые можно было бы назвать произведениями искусства, — важно подтвердил старичок, — в том смысле, что у преступника была творческая фантазия.
— Истинно так, — поддержал его отец Браун. — Не удивляйтесь, сын мой, преступление далеко не единственное произведение искусства, выходящее из мастерских преисподней.
Холмс не отступал от дворецкого ни на шаг.
— Дальше, Томас, — требовательно сказал он.
— Мисс Марпл заговорила об убийстве, и я поставил пластинку-ку-ку.
— Кстати, джентльмены, судя по этикетке, пластинка называется «Лебединая песня Собаки Баскервилей», — объявил Холмс.
— Я не боюсь собак, распевающих лебединые песни, пусть они даже танцуют собачий вальс! — буркнул Мейсон. — Делла, можете записать эту мысль.
— С удовольствием, шеф. Она просто восхитительна!
Отца Брауна внезапно прорвало.
— Неслыханная наглость! — возопил он. — Ни с того ни сего бросать чудовищные обвинения. Мы должны что-то предпринять. Пусть этот тип, кто б он там ни был…
— Вот именно, — сердито пробормотала старушка Марпл, прикорнувшая было на груди у доктора Ватсона, но разбуженная визгливым голосом священника. — Кто он такой, этот тип? Если он всерьез полагает, что я…
— Пуаро, оттащите ее куда-нибудь, — попросил Гудвин. — Больно видеть, как мадам страдает.
Пуаро попытался приподнять мисс Марпл.
— Я помогу вам, сэр, — сказал доктор Ватсон, и они вдвоем вывели шатающуюся старушку из комнаты.
Часть 2.
В добрый час!
Глава 10.
Золотые пауки
С болот донесся протяжный и невыразимо тоскливый вой. Начавшись с невнятного стона, этот звук постепенно перешел в глухой рев и опять сник до щемящего сердце стона.
— Какие жуткие звуки, — повела плечами Делла Стрит. — Просто мурашки по коже.
— Похоже на Собаку Баскервилей, — задумчиво произнес Холмс.
— Интересно знать, чего она так развылась, — буркнул инспектор Жюв.
Арчи Гудвин осклабился.
— Надрывается, как будто ей прищемили дверью хвост.
Ниро Вульф поморщился.
— Фу! Псину, видно, здесь никто не кормит.
— Голод тут совершенно не при чем, — с умным видом заметил Мейсон. — Собаки воют к покойнику.
Слова адвоката больно задели маленького священника. Отец Браун встал и, гневно нахмурясь, заговорил с кротким пылом:
— Сын мой, я осуждаю вас за то, что вы, благо собака говорить не умеет, выступаете от ее имени! Вас коснулось поветрие, имя которому — суеверие. Люди утратили здравый смысл и не видят мир таким, каков он есть. Тут и собака что-то предвещает и поросенок приносит счастье… Так вы катитесь назад, к обожествлению животных, обращаясь к священным слонам, крокодилам и змеям. И все лишь потому, что вас пугает слово «человек»!
— Отдаю должное вашему красноречию, святой отец, — сказал Мейсон. — Но ваши намеки на то, что это воет человек, просто смехотворны.
— Бог нас рассудит, — с достоинством ответил маленький священник, подобрал сутану и, отыскав задом свое кресло, сел со смиренным выражением на лице.
— Чтоб мне провалиться, но лично я не исключаю возможность убийства!
— Вряд ли, приятель, — сказал Марлоу. — И перестаньте запугивать меня до смерти… Вообще, не знаю, как вы, господа, а я бы не прочь выпить.
— Идет, — поддержал Гудвин.
Он схватил бутылку виски, наполнив бокалы себе и Марлоу.
Но тут приоткрыл глаза задремавший было за столом Ниро Вульф.
— Арчи, кажется, я вновь проголодался, — сказал он, любовно поглаживая свой живот. — Передай мне вон то блюдо. Нет, не то, а это… И это тоже давай. И вина налей. Фу, да не того. Лучше джин с тоником. Вон там с краю лежит мой сандвич. Захвати его.
На сандвиче Гудвин сломался.
— Боюсь, сэр, ваш обед будет длиться вечно!
Взгляд Вульфа оторвался от поросенка, являвшего собой застывшее в свинской ухмылке рыло на горке начисто обглоданных костей, и перешел на компаньона.
— Если ты перенервничал, сходи в кино.
— Не хочу, настроения нет. И к тому же здесь нет кино.
— Тогда сядь и ешь. Мне нравится слушать, как ты чавкаешь, потому что хоть в это время ты молчишь.
Чтобы не запустить в Вульфа стулом, Гудвин сунул руки глубоко в карманы брюк.
— Не хочу есть!
— А я вот на желудок не жалуюсь.
— Чертовски жаль.
— Заткнись! — рявкнул Вульф и начал вставать.
Гудвин поспешил пересесть на другой конец стола.
В гостиной появились Ватсон и Пуаро.
— Как мисс Марпл? — спросил Холмс.
— Я дал ей снотворное, — ответил доктор. — Она заснула, как дитя.
— Надеюсь, вы не воспользовались ее беспомощностью? — съязвил Марлоу.
Ватсон вспыхнул, не найдясь, что сказать. Зато не растерялся Эркюль Пуаро. Подскочив к Марлоу, он отвесил ему оглушительную оплеуху. В окнах замка зазвенели стекла.
— Не бейте меня, я застрахован, — криво усмехнулся частный детектив.
Пуаро так и застыл с раскрытым ртом и рукой на повторном замахе, а Марлоу, воспользовавшись его замешательством, прихватил со стола бутылку виски и пристроился в кресле у камина.
В этот момент Ниро Вульф наконец встал. В своей пухлой руке он удерживал бокал с портвейном.
— Дамы и господа! — торжественно провозгласил он, требовательно постучав по графину вилкой с нанизанными на нее двумя кусками бекона. — Предлагаю тост. Кто-то, быть может, скажет, что самые лучшие цветы на земле — это женщины, старики и дети… Кто-то скажет: кошки, кактусы или еще какую-нибудь глупость… А я отвечу: че-пу-ха! Абсурд! Ибо нет на свете ничего прекраснее моих орхидей. Это настоящее чудо природы. Вот комиссар Каттани знает… Я рассказал ему про тройное скрещивание, и он был поражен до слез. Цена моим орхидеям — все золото мира. Эх, да что там говорить… За мои орхидеи! — и он опрокинул в себя бокал.
Очевидно, портвейн попал ему не в то горло. Перед глазами у Вульфа вдруг быстро-быстро забегали золотые пауки, суетливо мельтеша своими мохнатыми лапками.
— Фу!
Вульф поперхнулся и свалился на стол прямо к блюду с поросенком.
Со стороны могло показаться, что он просто решил чмокнуть поросенка в закоптившийся пяточек. Только поцелуй этот отчего-то с каждой секундой все больше затягивался.
Между тем все выпили за орхидеи Вульфа, но не спешили следовать его примеру — бросаться всем телом на стол.
Возникла неловкая пауза.
Первым почувствовал неладное Шерлок Холмс.
— Ватсон, кажется, нашему другу не по себе. Сделайте ему промывание желудка.
— По-моему, здесь произошло убийство, — робко обронил отец Браун и перекрестился.
— Раз! — громко произнес Пуаро.
— В добрый час, — пробормотал Дюпен.
Мегрэ с нарочитой многозначительностью достал записную книжку и поставил жирный крестик.
«Труп для этой публики — все равно, что для меня тарелка тушеной капусты», — подумал Марлоу.
Доктор Ватсон взялся за запястье Ниро Вульфа.
— Боже мой, он мертв!
— Я же говорил ему, что он совершенно не следит за своей диетой, — сокрушенно закачал головой Гудвин.
— Жизнь коротка, искусство вечно, — заметил Марлоу, допивая из горлышка бутылку. — Все там будем, господа, или я съем свою шляпу.
Наконец и до Жюва дошло.
— Он мертв?! — вскричал инспектор. — Кто мертв? Вульф мертв?! В самом деле? Вы хотите сказать, что Ниро Вульф мертв?!
Мегрэ стал заполнять комнату дымом.
— Се ля ви, как говорят французы. Инспектор Жюв, вопросы здесь задаю я.
Мегрэ оглядел присутствующих. Вид у них был жалкий, потерянный.
Мегрэ извлек из кармана часы на цепочке, и, открыв крышку, с любовью вгляделся в фото мадам Мегрэ, заменявшее ему циферблат.
— Предлагаю установить время убийства, господа, — промолвил комиссар, вдохновленный божественным профилем своей супруги. — Который сейчас час?
— Судя по каминным часам, сейчас четверть одиннадцатого, — весомо произнес Холмс.
— Господа, а у меня украли песочные часы, — поведал вдруг Огюст Дюпен.
— Стыдитесь, месье Дюпен, — оборвал его Мегрэ. — На ваших глазах у человека украли жизнь, а вы рассуждаете о каких-то дешевых часах. У меня самого всего два часа назад сломалась моя новая трубка, но я уже успел об этом забыть. И думал, что навсегда. А теперь вы так некстати напомнили… — Мегрэ не на шутку расстроился.
— У вас же этих трубок целая коллекция, — стала утешать его Делла Стрит, придержав невольно всколыхнувшиеся груди, с покоившимися меж них останками драгоценной трубки Мегрэ.
— Все равно ведь жалко, мадемуазель.
Мегрэ ссутулился. Взгляд его стал необычайно тяжел даже для такого грузного человека.
— Надо установить, имел ли труп женщин, — пробурчал он.
— Труп не может иметь женщин, — заметил Холмс, попыхивая своей трубкой. — Это аксиома, сэр.
Доктор Ватсон зашелся от восторга:
— Гениально, Холмс!
— Элементарно, Ватсон!
— Тихо! — воскликнул комиссар Каттани. — Вы слышите?
Все замерли. Стали слышны приближающиеся к гостиной чьи-то шаркающие шаги. Звуки доносились из коридора. Каттани подскочил к двери, став возле нее с таким расчетом, чтобы, открывшись, она спрятала его от вошедшего, кто бы то ни был.
— Какие жуткие звуки, — повела плечами Делла Стрит. — Просто мурашки по коже.
— Похоже на Собаку Баскервилей, — задумчиво произнес Холмс.
— Интересно знать, чего она так развылась, — буркнул инспектор Жюв.
Арчи Гудвин осклабился.
— Надрывается, как будто ей прищемили дверью хвост.
Ниро Вульф поморщился.
— Фу! Псину, видно, здесь никто не кормит.
— Голод тут совершенно не при чем, — с умным видом заметил Мейсон. — Собаки воют к покойнику.
Слова адвоката больно задели маленького священника. Отец Браун встал и, гневно нахмурясь, заговорил с кротким пылом:
— Сын мой, я осуждаю вас за то, что вы, благо собака говорить не умеет, выступаете от ее имени! Вас коснулось поветрие, имя которому — суеверие. Люди утратили здравый смысл и не видят мир таким, каков он есть. Тут и собака что-то предвещает и поросенок приносит счастье… Так вы катитесь назад, к обожествлению животных, обращаясь к священным слонам, крокодилам и змеям. И все лишь потому, что вас пугает слово «человек»!
— Отдаю должное вашему красноречию, святой отец, — сказал Мейсон. — Но ваши намеки на то, что это воет человек, просто смехотворны.
— Бог нас рассудит, — с достоинством ответил маленький священник, подобрал сутану и, отыскав задом свое кресло, сел со смиренным выражением на лице.
— Чтоб мне провалиться, но лично я не исключаю возможность убийства!
— Вряд ли, приятель, — сказал Марлоу. — И перестаньте запугивать меня до смерти… Вообще, не знаю, как вы, господа, а я бы не прочь выпить.
— Идет, — поддержал Гудвин.
Он схватил бутылку виски, наполнив бокалы себе и Марлоу.
Но тут приоткрыл глаза задремавший было за столом Ниро Вульф.
— Арчи, кажется, я вновь проголодался, — сказал он, любовно поглаживая свой живот. — Передай мне вон то блюдо. Нет, не то, а это… И это тоже давай. И вина налей. Фу, да не того. Лучше джин с тоником. Вон там с краю лежит мой сандвич. Захвати его.
На сандвиче Гудвин сломался.
— Боюсь, сэр, ваш обед будет длиться вечно!
Взгляд Вульфа оторвался от поросенка, являвшего собой застывшее в свинской ухмылке рыло на горке начисто обглоданных костей, и перешел на компаньона.
— Если ты перенервничал, сходи в кино.
— Не хочу, настроения нет. И к тому же здесь нет кино.
— Тогда сядь и ешь. Мне нравится слушать, как ты чавкаешь, потому что хоть в это время ты молчишь.
Чтобы не запустить в Вульфа стулом, Гудвин сунул руки глубоко в карманы брюк.
— Не хочу есть!
— А я вот на желудок не жалуюсь.
— Чертовски жаль.
— Заткнись! — рявкнул Вульф и начал вставать.
Гудвин поспешил пересесть на другой конец стола.
В гостиной появились Ватсон и Пуаро.
— Как мисс Марпл? — спросил Холмс.
— Я дал ей снотворное, — ответил доктор. — Она заснула, как дитя.
— Надеюсь, вы не воспользовались ее беспомощностью? — съязвил Марлоу.
Ватсон вспыхнул, не найдясь, что сказать. Зато не растерялся Эркюль Пуаро. Подскочив к Марлоу, он отвесил ему оглушительную оплеуху. В окнах замка зазвенели стекла.
— Не бейте меня, я застрахован, — криво усмехнулся частный детектив.
Пуаро так и застыл с раскрытым ртом и рукой на повторном замахе, а Марлоу, воспользовавшись его замешательством, прихватил со стола бутылку виски и пристроился в кресле у камина.
В этот момент Ниро Вульф наконец встал. В своей пухлой руке он удерживал бокал с портвейном.
— Дамы и господа! — торжественно провозгласил он, требовательно постучав по графину вилкой с нанизанными на нее двумя кусками бекона. — Предлагаю тост. Кто-то, быть может, скажет, что самые лучшие цветы на земле — это женщины, старики и дети… Кто-то скажет: кошки, кактусы или еще какую-нибудь глупость… А я отвечу: че-пу-ха! Абсурд! Ибо нет на свете ничего прекраснее моих орхидей. Это настоящее чудо природы. Вот комиссар Каттани знает… Я рассказал ему про тройное скрещивание, и он был поражен до слез. Цена моим орхидеям — все золото мира. Эх, да что там говорить… За мои орхидеи! — и он опрокинул в себя бокал.
Очевидно, портвейн попал ему не в то горло. Перед глазами у Вульфа вдруг быстро-быстро забегали золотые пауки, суетливо мельтеша своими мохнатыми лапками.
— Фу!
Вульф поперхнулся и свалился на стол прямо к блюду с поросенком.
Со стороны могло показаться, что он просто решил чмокнуть поросенка в закоптившийся пяточек. Только поцелуй этот отчего-то с каждой секундой все больше затягивался.
Между тем все выпили за орхидеи Вульфа, но не спешили следовать его примеру — бросаться всем телом на стол.
Возникла неловкая пауза.
Первым почувствовал неладное Шерлок Холмс.
— Ватсон, кажется, нашему другу не по себе. Сделайте ему промывание желудка.
— По-моему, здесь произошло убийство, — робко обронил отец Браун и перекрестился.
— Раз! — громко произнес Пуаро.
— В добрый час, — пробормотал Дюпен.
Мегрэ с нарочитой многозначительностью достал записную книжку и поставил жирный крестик.
«Труп для этой публики — все равно, что для меня тарелка тушеной капусты», — подумал Марлоу.
Доктор Ватсон взялся за запястье Ниро Вульфа.
— Боже мой, он мертв!
— Я же говорил ему, что он совершенно не следит за своей диетой, — сокрушенно закачал головой Гудвин.
— Жизнь коротка, искусство вечно, — заметил Марлоу, допивая из горлышка бутылку. — Все там будем, господа, или я съем свою шляпу.
Наконец и до Жюва дошло.
— Он мертв?! — вскричал инспектор. — Кто мертв? Вульф мертв?! В самом деле? Вы хотите сказать, что Ниро Вульф мертв?!
Мегрэ стал заполнять комнату дымом.
— Се ля ви, как говорят французы. Инспектор Жюв, вопросы здесь задаю я.
Мегрэ оглядел присутствующих. Вид у них был жалкий, потерянный.
Мегрэ извлек из кармана часы на цепочке, и, открыв крышку, с любовью вгляделся в фото мадам Мегрэ, заменявшее ему циферблат.
— Предлагаю установить время убийства, господа, — промолвил комиссар, вдохновленный божественным профилем своей супруги. — Который сейчас час?
— Судя по каминным часам, сейчас четверть одиннадцатого, — весомо произнес Холмс.
— Господа, а у меня украли песочные часы, — поведал вдруг Огюст Дюпен.
— Стыдитесь, месье Дюпен, — оборвал его Мегрэ. — На ваших глазах у человека украли жизнь, а вы рассуждаете о каких-то дешевых часах. У меня самого всего два часа назад сломалась моя новая трубка, но я уже успел об этом забыть. И думал, что навсегда. А теперь вы так некстати напомнили… — Мегрэ не на шутку расстроился.
— У вас же этих трубок целая коллекция, — стала утешать его Делла Стрит, придержав невольно всколыхнувшиеся груди, с покоившимися меж них останками драгоценной трубки Мегрэ.
— Все равно ведь жалко, мадемуазель.
Мегрэ ссутулился. Взгляд его стал необычайно тяжел даже для такого грузного человека.
— Надо установить, имел ли труп женщин, — пробурчал он.
— Труп не может иметь женщин, — заметил Холмс, попыхивая своей трубкой. — Это аксиома, сэр.
Доктор Ватсон зашелся от восторга:
— Гениально, Холмс!
— Элементарно, Ватсон!
— Тихо! — воскликнул комиссар Каттани. — Вы слышите?
Все замерли. Стали слышны приближающиеся к гостиной чьи-то шаркающие шаги. Звуки доносились из коридора. Каттани подскочил к двери, став возле нее с таким расчетом, чтобы, открывшись, она спрятала его от вошедшего, кто бы то ни был.
Глава 11.
Мисс Марпл выходит на сцену
Дверная ручка судорожно дернулась, потом стала медленно поворачиваться вниз. И вот, наконец, со зловещим скрипом дверь широко распахнулась.
На пороге стояла мисс Марпл. Бледная, в ночной рубашке, с наброшенным на плечи пледом, в съехавшем набок чепце, с выбившимися наружу седыми космами — она была похожа на самое настоящее кентервильское привидение. В руках она держала сумку, с торчащими из нее клубком шерсти и спицами.
Бросив скептический взгляд на обращенные в ее сторону револьверы и пистолеты всевозможных калибров, она дребезжащим голосом произнесла:
— Можете присесть, господа, благодарю вас за бдительность.
После этих проникновенных слов даже комиссар Каттани перестал целиться старушке в затылок и убрал пистолет в кобуру.
Мисс Марпл важно прошествовала мимо оторопевших мужчин и, отклонив небрежным жестом предложенную Эркюлем Пуаро руку, подошла к тому, что еще совсем недавно называло себя Ниро Вульфом.
— Он мертв! — сказала она, и никто не посмел ей возразить.
Дрожащие старческие руки быстро и ловко обшарили карманы покойного. Потом она, кряхтя и держась за поясницу, выпрямилась и показала присутствующим открытку с изображенным на ней роскошным цветком.
На пороге стояла мисс Марпл. Бледная, в ночной рубашке, с наброшенным на плечи пледом, в съехавшем набок чепце, с выбившимися наружу седыми космами — она была похожа на самое настоящее кентервильское привидение. В руках она держала сумку, с торчащими из нее клубком шерсти и спицами.
Бросив скептический взгляд на обращенные в ее сторону револьверы и пистолеты всевозможных калибров, она дребезжащим голосом произнесла:
— Можете присесть, господа, благодарю вас за бдительность.
После этих проникновенных слов даже комиссар Каттани перестал целиться старушке в затылок и убрал пистолет в кобуру.
Мисс Марпл важно прошествовала мимо оторопевших мужчин и, отклонив небрежным жестом предложенную Эркюлем Пуаро руку, подошла к тому, что еще совсем недавно называло себя Ниро Вульфом.
— Он мертв! — сказала она, и никто не посмел ей возразить.
Дрожащие старческие руки быстро и ловко обшарили карманы покойного. Потом она, кряхтя и держась за поясницу, выпрямилась и показала присутствующим открытку с изображенным на ней роскошным цветком.