Джигс медленно кивнул.
— Где он сейчас — в парламенте? Так вот, дам вам один совет. Пошлите туда броневик и упрячьте парня в Тауэр.
За неделю до этого Терри просто отмахнулся бы от такого дикого предложения.
— Не знаю, как отнесется к этому кабинет, но ваше предложение разумно.
— Конечно, разумно. Эти парни вновь взялись за свое, и им нужен показательный урок. Что письмо в полиции, они знают: на пивоваре поставлен крест. Зрелище, Терри, готовится шикарное.
— Я иду к начальству.
Терри не было час. Когда вернулся, лишь безнадежно махнул рукой.
— Кабинет считает, что идея с броневиком и Тауэром послужит лишь подтверждением нашей неспособности защитить этого человека. Они согласились на усиленное сопровождение в пути от дома до парламента и обратно и охрану его квартиры на Парк-Лейн.
Джигс пожал плечами.
— Да если они надумают прикончить этого парня по дороге, никакой эскорт не спасет. Но я уверен: в планах у них другое.
— Министр считает, раз не смогли убить мистера Карберта Друда…
— Чушь! — взревел Джигс. — Они оставили Друда в покое не потому, что не смогли добраться до него. Просто у них началась разборка. Пришьют вашего Рипл-Даркота как пить дать! Может, не сегодня, но за три дня точно. Можете держать пари с кем хотите: пока не прикончат его, других писем не будет. Это проба сил объединенного общества под названием: «Если хочешь жить, плати».
Его словам суждено было стать пророческими.
Вечером мистера Рипл-Даркота сопровождал домой усиленный наряд полиции в штатском. Мотоциклисты двигались по обе стороны и впереди машины. В его квартиру набилось столько полицейских, что парламентарий с трудом пробрался в спальню. Так, по крайней мере, описывал это Аллерман.
Мистер Рипл-Даркот прибыл в парламент в полдень следующего дня. Приветствовать его на Уайтхолл собралась огромная толпа. Обретенная популярность вовсе не огорчала пивовара. Обычно палата общин особого интереса к его личности не проявляла. Зануда, произносивший скучные речи и пристававший с утомительно долгими пустыми историями в курительной. Однако случившееся возвело его в ранг национального героя.
— Вы мне можете сказать, — спросил Джигс, — почему этого человека вверили заботам Тетли?
Уэстон замялся.
— Как бы вам объяснить… Уэмбери иногда становится упрямым, а вы, похоже, чем-то достали его.
Американец ухмыльнулся.
— Естественное нерасположение, к ближнему, ни в чем тебе не уступающему и даже в чем-то, я бы сказал, превосходящему, — напыщенно произнес он и тут же сменил тон. — Жалко… Уэмбери мне нравится — отличный парень. Но я его понимаю: если бы я руководил управлением в Чикаго и какой-то болтун-англичанин стал бы совать нос в мои дела, я чувствовал бы то же самое. И все равно, Терри, вы должны убедить своего шефа, что инспектор Тетли — парень с душком! Я провел небольшое расследование, весьма, должен заметить, чуждое моей натуре, и, похоже, этот парень снюхался с Хозяином. Неужели не можете убедить Уэмбери…
— В данный момент нет. У нас нет доказательств. А Тетли может убедить любого. То, что он необразован и в люди выбился несмотря на кучу недостатков, говорит только в его пользу. Хотя… лет пять назад была одна скандальная история — махинации в игорном доме. Мы его подозревали, но ничего не смогли доказать. Он тогда чудом выпутался. Но… Как бы там ни было, я не верю, что он станет потворствовать убийствам.
— Он не потворствует убийствам, — спокойно возразил Джигс. — Он уверен, что получает деньги за то, что закрывает глаза на мелочи. Я вообще не представляю, как человека с такими мозгами, как у Тетли, можно заставить думать. Но прозрение со временем наступает даже у полного идиота. Он встрял в эту историю, Терри, и не сможет выбраться. Сейчас ему еще тяжелей, поскольку до него доходит, как далеко зашел. Когда дойдет полностью, попробует выкарабкаться. Но вряд ли у него это получится. Боюсь, что его ждет один конец!
…Ничего не случилось и на следующий день. На третий на Лондон опустился туман, и Джигс почувствовал, что развязка приближается. Туман накатывался огромными волнами и становился все плотнее.
В парламенте шло обычное заседание. Член палаты общин по имени Квигли — сутулый пожилой джентльмен с гривой седых волос — в парламенте появлялся крайне редко. В девять часов вечера он медленно поднялся по каменным ступеням, пересек вестибюль и по каменному коридору прошел в кулуары. Дежуривший полицейский отдал честь и открыл ему дверь. Мистер Квигли вошел в зал, ненадолго задержался, чтобы надеть очки, и прошел к скамье. Прения протекали вяло; парламентарии обсуждали одну из скучнейших тем — оценка стоимости земли. Мистер Квигли сел на почти пустую правительственную скамью, и кто-то обратил на это внимание.
— Смотрите, Квигли перешел на сторону правительства!
Мистер Квигли входил в оппозицию. Передняя скамья, где сидят члены правительства, была пуста, если не считать товарища министра, который вел прения. Неожиданно мистер Квигли встал, не спеша пошел в сторону спикера и, дойдя до ступеней, резко обернулся. Раздались три коротких сухих выстрела, затем, сжимая револьвер, убийца перепрыгнул через вытянутые ноги товарища министра, пробежал мимо спикера и бросился в дверь за креслом. Все произошло в считанные секунды. Мужчина, сидевший на передней скамье оппозиции, согнулся и свалился на пол. Полицейский, увидев бегущего парламентария, попытался задержать его, но с пулей в плече упал.
Убийца, несомненно, хорошо знал план здания. Он свернул в коридор и через вращающуюся дверь выскочил на террасу. Ни секунды не медля, он отсчитал фонари, начиная от моста, побежал к четвертому, перемахнул через парапет и бросился в воду. Куда он девался, никто, по сути, не видел. Когда толпа парламентариев и полицейских выбежала на террасу, никого на ней не было. Полицейский перегнулся через парапет и увидел темный катер, удаляющийся от берега. Он окликнул — ответа не последовало. Полицейский достал револьвер и два раза выстрелил. В ответ темноту над водой прорезала цепочка трассирующих пуль, и донеслось тарахтенье пулемета. Пули ударили в парапет, разбили несколько окон, но другого вреда не причинили.
Беглецы уже были на середине реки, когда вдогонку за ними пустился полицейский катер. Зрители на берегу снова услышали пулеметные очереди и увидели, как темноту прорезали светящиеся линии. К сожалению, бой вела лишь одна сторона, полицейские ответный огонь не открывали. К тому времени, когда прибыло подкрепление, катер с убийцей исчез.
Уомбери зашел в кабинет Терри с посеревшим лицом.
— Мертв?
— Мертвей не бывает… Где ваш американский друг?
— Умчался, как только пришло сообщение.
— Его идея о броневике и Тауэре была не такой уж нелепой. — Уэмбери упал в кресло и сжал голову руками. — Не гожусь я для этой работы… Мне зря за нее платят. Господи, как мы смеялись над новостями из Чикаго! Чтобы полиция да не справилась со всеми этими рэкетирами и гангстерами? Вот и досмеялись… Они на нас с бомбами и пулеметами, а мы на них с метелочками для пыли. — Он откинулся в кресле и глубоко вздохнул. — Катер подкрался вдоль стены; все время держался в тени, и ребята из речной полиции его не заметили… кто предлагал вооружить речную полицию пулеметами и кто эту идею отверг? Предлагал Джигс, похоронил ее я.
Открылась дверь. Главный констебль поднял голову.
— Привет, Джигс! Легки на помине.
— Привет, шеф! — Американец улыбнулся, но заметив нахмуренное выражение лица Уэмбери, согнал улыбку. — Извините.
Главный констебль понимающе кивнул.
— Не стоит извиняться. Человеческая натура такова, что вам сейчас следует радоваться.
Джигс нахмурился.
— Моя человеческая натура ничем не отличается от любой другой человеческой натуры, и мне нечему радоваться.
— Какой выход, Джигс?
Аллерман развернул стул и сел верхом на него.
— Я скажу вам, Уэмбери, какой выход — и выход единственный. Пошлите пару нарядов взять Эдди Теннера и Керка Смита и притащить их сюда.
— А дальше?
— А дальше, когда попытаются бежать, возьмите их в работу.
Уэмбери изумленно уставился на американца.
— Что вы хотите сказать? Убить их?
— Если попытаются бежать.
— А если не попытаются?
На лице американца появилась дьявольская улыбка.
— Шеф, если предоставите это мне, попытаются как миленькие!
Главный констебль покачал головой.
— Это просто убийство…
— А что случилось сегодня ночью? Что творится всю неделю — раздача поцелуйчиков? Убийство! Что-то я вас не понимаю. Убийство — это когда убивают безоружного гражданина. Но запихнуть настоящего громилу в патрульную машину и по дороге в участок пристрелить как собаку — это мое романтическое представление о справедливости.
Уэмбери снова покачал головой.
— Этого нельзя делать, Джигс. Разве что выслать этих парней…
— Давайте, высылайте! — вскипел американец. — И куда, в Париж? Эдди Теннера, во всяком случае, и выслать не сможете. Он заявляет, что американец, но имеет английское гражданство. Я его дело так часто просматривал, что могу рассказать на память. Он родился здесь, в Англии, хотя всю жизнь прожил в Америке.
— Для меня это новость, — пробормотал Уэмбери.
— Он отличный парень, этот Эдди, — уже спокойней продолжал Джигс. — В нем есть что-то человеческое — я хочу сказать, похож на человека, таковым не являясь… Джентльменскими методами их не победить. Расскажу вам одну вещь, шеф. В американских тюрьмах есть привилегированные заключенные — их называют «надежными». Надежному разрешают ходить, куда ему заблагорассудится, иногда даже за пределы тюрьмы. Знают, что всегда вернется. Но из гангстера «надежного» никогда не делают — как-то попробовали и пожалели. На их благородство положиться нельзя. После второго убийства они теряют вкус к этому — к благородству, не к убийствам.
Джигс замолчал, подошел к окну и задумчиво уставился на туманную набережную.
Зазвонил телефон, и Уэмбери снял трубку.
— Это меня, я знаю. — Он молча слушал. — Хорошо, сэр… Их захвачу с собой. Министр там будет?.. Сегодня вечером я подам прошение об отставке.
Глава 22
Глава 23
— Где он сейчас — в парламенте? Так вот, дам вам один совет. Пошлите туда броневик и упрячьте парня в Тауэр.
За неделю до этого Терри просто отмахнулся бы от такого дикого предложения.
— Не знаю, как отнесется к этому кабинет, но ваше предложение разумно.
— Конечно, разумно. Эти парни вновь взялись за свое, и им нужен показательный урок. Что письмо в полиции, они знают: на пивоваре поставлен крест. Зрелище, Терри, готовится шикарное.
— Я иду к начальству.
Терри не было час. Когда вернулся, лишь безнадежно махнул рукой.
— Кабинет считает, что идея с броневиком и Тауэром послужит лишь подтверждением нашей неспособности защитить этого человека. Они согласились на усиленное сопровождение в пути от дома до парламента и обратно и охрану его квартиры на Парк-Лейн.
Джигс пожал плечами.
— Да если они надумают прикончить этого парня по дороге, никакой эскорт не спасет. Но я уверен: в планах у них другое.
— Министр считает, раз не смогли убить мистера Карберта Друда…
— Чушь! — взревел Джигс. — Они оставили Друда в покое не потому, что не смогли добраться до него. Просто у них началась разборка. Пришьют вашего Рипл-Даркота как пить дать! Может, не сегодня, но за три дня точно. Можете держать пари с кем хотите: пока не прикончат его, других писем не будет. Это проба сил объединенного общества под названием: «Если хочешь жить, плати».
Его словам суждено было стать пророческими.
Вечером мистера Рипл-Даркота сопровождал домой усиленный наряд полиции в штатском. Мотоциклисты двигались по обе стороны и впереди машины. В его квартиру набилось столько полицейских, что парламентарий с трудом пробрался в спальню. Так, по крайней мере, описывал это Аллерман.
Мистер Рипл-Даркот прибыл в парламент в полдень следующего дня. Приветствовать его на Уайтхолл собралась огромная толпа. Обретенная популярность вовсе не огорчала пивовара. Обычно палата общин особого интереса к его личности не проявляла. Зануда, произносивший скучные речи и пристававший с утомительно долгими пустыми историями в курительной. Однако случившееся возвело его в ранг национального героя.
— Вы мне можете сказать, — спросил Джигс, — почему этого человека вверили заботам Тетли?
Уэстон замялся.
— Как бы вам объяснить… Уэмбери иногда становится упрямым, а вы, похоже, чем-то достали его.
Американец ухмыльнулся.
— Естественное нерасположение, к ближнему, ни в чем тебе не уступающему и даже в чем-то, я бы сказал, превосходящему, — напыщенно произнес он и тут же сменил тон. — Жалко… Уэмбери мне нравится — отличный парень. Но я его понимаю: если бы я руководил управлением в Чикаго и какой-то болтун-англичанин стал бы совать нос в мои дела, я чувствовал бы то же самое. И все равно, Терри, вы должны убедить своего шефа, что инспектор Тетли — парень с душком! Я провел небольшое расследование, весьма, должен заметить, чуждое моей натуре, и, похоже, этот парень снюхался с Хозяином. Неужели не можете убедить Уэмбери…
— В данный момент нет. У нас нет доказательств. А Тетли может убедить любого. То, что он необразован и в люди выбился несмотря на кучу недостатков, говорит только в его пользу. Хотя… лет пять назад была одна скандальная история — махинации в игорном доме. Мы его подозревали, но ничего не смогли доказать. Он тогда чудом выпутался. Но… Как бы там ни было, я не верю, что он станет потворствовать убийствам.
— Он не потворствует убийствам, — спокойно возразил Джигс. — Он уверен, что получает деньги за то, что закрывает глаза на мелочи. Я вообще не представляю, как человека с такими мозгами, как у Тетли, можно заставить думать. Но прозрение со временем наступает даже у полного идиота. Он встрял в эту историю, Терри, и не сможет выбраться. Сейчас ему еще тяжелей, поскольку до него доходит, как далеко зашел. Когда дойдет полностью, попробует выкарабкаться. Но вряд ли у него это получится. Боюсь, что его ждет один конец!
…Ничего не случилось и на следующий день. На третий на Лондон опустился туман, и Джигс почувствовал, что развязка приближается. Туман накатывался огромными волнами и становился все плотнее.
В парламенте шло обычное заседание. Член палаты общин по имени Квигли — сутулый пожилой джентльмен с гривой седых волос — в парламенте появлялся крайне редко. В девять часов вечера он медленно поднялся по каменным ступеням, пересек вестибюль и по каменному коридору прошел в кулуары. Дежуривший полицейский отдал честь и открыл ему дверь. Мистер Квигли вошел в зал, ненадолго задержался, чтобы надеть очки, и прошел к скамье. Прения протекали вяло; парламентарии обсуждали одну из скучнейших тем — оценка стоимости земли. Мистер Квигли сел на почти пустую правительственную скамью, и кто-то обратил на это внимание.
— Смотрите, Квигли перешел на сторону правительства!
Мистер Квигли входил в оппозицию. Передняя скамья, где сидят члены правительства, была пуста, если не считать товарища министра, который вел прения. Неожиданно мистер Квигли встал, не спеша пошел в сторону спикера и, дойдя до ступеней, резко обернулся. Раздались три коротких сухих выстрела, затем, сжимая револьвер, убийца перепрыгнул через вытянутые ноги товарища министра, пробежал мимо спикера и бросился в дверь за креслом. Все произошло в считанные секунды. Мужчина, сидевший на передней скамье оппозиции, согнулся и свалился на пол. Полицейский, увидев бегущего парламентария, попытался задержать его, но с пулей в плече упал.
Убийца, несомненно, хорошо знал план здания. Он свернул в коридор и через вращающуюся дверь выскочил на террасу. Ни секунды не медля, он отсчитал фонари, начиная от моста, побежал к четвертому, перемахнул через парапет и бросился в воду. Куда он девался, никто, по сути, не видел. Когда толпа парламентариев и полицейских выбежала на террасу, никого на ней не было. Полицейский перегнулся через парапет и увидел темный катер, удаляющийся от берега. Он окликнул — ответа не последовало. Полицейский достал револьвер и два раза выстрелил. В ответ темноту над водой прорезала цепочка трассирующих пуль, и донеслось тарахтенье пулемета. Пули ударили в парапет, разбили несколько окон, но другого вреда не причинили.
Беглецы уже были на середине реки, когда вдогонку за ними пустился полицейский катер. Зрители на берегу снова услышали пулеметные очереди и увидели, как темноту прорезали светящиеся линии. К сожалению, бой вела лишь одна сторона, полицейские ответный огонь не открывали. К тому времени, когда прибыло подкрепление, катер с убийцей исчез.
Уомбери зашел в кабинет Терри с посеревшим лицом.
— Мертв?
— Мертвей не бывает… Где ваш американский друг?
— Умчался, как только пришло сообщение.
— Его идея о броневике и Тауэре была не такой уж нелепой. — Уэмбери упал в кресло и сжал голову руками. — Не гожусь я для этой работы… Мне зря за нее платят. Господи, как мы смеялись над новостями из Чикаго! Чтобы полиция да не справилась со всеми этими рэкетирами и гангстерами? Вот и досмеялись… Они на нас с бомбами и пулеметами, а мы на них с метелочками для пыли. — Он откинулся в кресле и глубоко вздохнул. — Катер подкрался вдоль стены; все время держался в тени, и ребята из речной полиции его не заметили… кто предлагал вооружить речную полицию пулеметами и кто эту идею отверг? Предлагал Джигс, похоронил ее я.
Открылась дверь. Главный констебль поднял голову.
— Привет, Джигс! Легки на помине.
— Привет, шеф! — Американец улыбнулся, но заметив нахмуренное выражение лица Уэмбери, согнал улыбку. — Извините.
Главный констебль понимающе кивнул.
— Не стоит извиняться. Человеческая натура такова, что вам сейчас следует радоваться.
Джигс нахмурился.
— Моя человеческая натура ничем не отличается от любой другой человеческой натуры, и мне нечему радоваться.
— Какой выход, Джигс?
Аллерман развернул стул и сел верхом на него.
— Я скажу вам, Уэмбери, какой выход — и выход единственный. Пошлите пару нарядов взять Эдди Теннера и Керка Смита и притащить их сюда.
— А дальше?
— А дальше, когда попытаются бежать, возьмите их в работу.
Уэмбери изумленно уставился на американца.
— Что вы хотите сказать? Убить их?
— Если попытаются бежать.
— А если не попытаются?
На лице американца появилась дьявольская улыбка.
— Шеф, если предоставите это мне, попытаются как миленькие!
Главный констебль покачал головой.
— Это просто убийство…
— А что случилось сегодня ночью? Что творится всю неделю — раздача поцелуйчиков? Убийство! Что-то я вас не понимаю. Убийство — это когда убивают безоружного гражданина. Но запихнуть настоящего громилу в патрульную машину и по дороге в участок пристрелить как собаку — это мое романтическое представление о справедливости.
Уэмбери снова покачал головой.
— Этого нельзя делать, Джигс. Разве что выслать этих парней…
— Давайте, высылайте! — вскипел американец. — И куда, в Париж? Эдди Теннера, во всяком случае, и выслать не сможете. Он заявляет, что американец, но имеет английское гражданство. Я его дело так часто просматривал, что могу рассказать на память. Он родился здесь, в Англии, хотя всю жизнь прожил в Америке.
— Для меня это новость, — пробормотал Уэмбери.
— Он отличный парень, этот Эдди, — уже спокойней продолжал Джигс. — В нем есть что-то человеческое — я хочу сказать, похож на человека, таковым не являясь… Джентльменскими методами их не победить. Расскажу вам одну вещь, шеф. В американских тюрьмах есть привилегированные заключенные — их называют «надежными». Надежному разрешают ходить, куда ему заблагорассудится, иногда даже за пределы тюрьмы. Знают, что всегда вернется. Но из гангстера «надежного» никогда не делают — как-то попробовали и пожалели. На их благородство положиться нельзя. После второго убийства они теряют вкус к этому — к благородству, не к убийствам.
Джигс замолчал, подошел к окну и задумчиво уставился на туманную набережную.
Зазвонил телефон, и Уэмбери снял трубку.
— Это меня, я знаю. — Он молча слушал. — Хорошо, сэр… Их захвачу с собой. Министр там будет?.. Сегодня вечером я подам прошение об отставке.
Глава 22
Толпа вокруг парламента собралась такая плотная, что через сгрудившихся людей с трудом пробивалась даже конная полиция. Уэмбери с подчиненными прошел по подземному переходу между вокзалом и парламентом.
Их провели в огромный кабинет премьер-министра. Присутствовала половина правительства. Джигсу бросился в глаза высокий седой джентльмен со следами бессонной ночи на лице. Он сообразил, что это министр внутренних дел.
Не звучало ни взаимных обвинений, ни упреков. Государственных мужей волновало лишь, как найти выход.
— О принятии вашей отставки, мистер Уэмбери, не может быть и речи, — сказал министр. — С тем оружием, что было в вашем распоряжении, вы сделали все, что смогли.
Представили Джигса, и премьер-министр внимательно посмотрел на американца.
— Что нам делать, капитан Аллерман? Вы знаете этих… людей, имеете опыт обращения с ними — что вы можете предложить?
Джигс ответил не сразу. Он сидел, барабаня пальцами по полированной поверхности стола. Наконец, приняв решение, поднял голову.
— То, что я хочу предложить, джентльмены, наверняка покажется вам наглым. Во-первых, на один месяц передайте в мое полное распоряжение Столичную полицию. Во-вторых, приостановите действие всех законов, защищающих преступников — эти ваши игры в справедливость. Далее. Я предлагаю выбросить за негодностью все правила, которые вы установили для Скотленд-Ярда, приостановить действие закона о неприкосновенности личности. Словом, на месяц освободить нас от ответственности за любое незаконное действие. Если вы это сделаете, я отправлю эти две банды туда, где им место.
— В тюрьму?
Джигс покачал головой.
— В ад.
Капитану Аллерману, видимо, не следовало прибегать к такому яркому образу. Министр внутренних дел слыл приверженцем умеренного образа действий, и все, что выходило за эти рамки, воспринимал очень серьезно.
— Это, конечно, как вы понимаете… — Он замолчал.
— Вы хотите сказать нереально? Я уже привыкаю к этому слову. Вы извлекаете его всякий раз, когда слышите жесткое предложение.
— Во-первых, — сухо сказал министр, — передать полицию в полное ваше распоряжение мы не можем. Это, я бы сказал, нере… невозможно. Такое решение противоречило бы нашей Конституции.
Джигс кивнул.
— С этой дамой я не знаком.
— И приостановить действие всех законов только по той причине, что группка убийц и вымогателей терроризирует Лондон, простите, в равной степени абсурдно. Мы ждем от вас более реальных предложений.
Джигс покачал головой.
— Как видно, решительные меры вам не по вкусу, хотите ограничиться полумерами. Хорошо, но только большого эффекта от них не ждите. Можете раздать полиции револьверы; думаю, не помешает им и попрактиковаться в стрельбе. Вышлите из страны всех подозрительных иностранцев. Что еще? Организуйте облавы, возьмите под контроль все притоны. Да что говорить — вы и сами все это знаете.
Господин министр, вы столкнулись точно с такой же каменной стеной, с какой сталкивается любое полицейское или шерифское управление в Штатах. Это организованная преступность; это свора преступников, для которых убийство — обычный метод. Просто раньше у вас этого не было. В Лондоне сейчас, думаю, около двухсот вооруженных бандитов, и все профессионалы. Притоны для них готовились месяцами. Нет ничего странного, что они чувствуют себя здесь так вольготно. Скажу вам еще одно, чего вы не знаете. Среди этих бандитов нет ни одного, кто получал бы менее пятисот баксов в неделю. В вашей обесцененной валюте это около ста фунтов. На этот рэкет затрачено более двух миллионов долларов, но эти деньги не выброшены на ветер; расходы окупаются, и окупаются быстро, а после вчерашнего деньги польются к ним потоком.
— Вы знаете, кто стоит за этим? — спросил министр.
— Знаю, и вы знаете, господин министр. Мой отчет у вас на столе. Один — американец, другой — англичанин. Улик ни против одного, ни против другого нет. Одного можете вытурить из страны в двадцать четыре часа, но рэкет будет продолжаться, и продолжаться с прежней силой, будет ли этот тип здесь или в Париже.
Скромным итогом заседания кабинета стало принятие расплывчатой резолюции. Скотленд-Ярд распорядился всем полицейским, носящим форму, выдать оружие. Согласились и еще с одним предложением Джигса: организация круглосуточного воздушного патрулирования над Лондоном и дежурных постов.
— Не вижу, как это поможет нам, — покачал головой министр.
— Нет, сэр, — спокойно ответил Джигс, — я не вижу, как бы вы могли это увидеть.
Его план был прост. Наблюдатели в небе будут поддерживать связь с землей. Днем они смогут проследить за любой машиной, которая попытается скрыться с места преступления, и сообщить полиции на земле о ее местонахождении. Попутно будет исключена возможность повторения воздушного налета, если фракция «зеленых» в банде вздумает повторить авантюру, закончившуюся на Кавендиш-сквер катастрофой.
— Такие вот дела, дружище! — сказал Джигс, когда они пробивались сквозь редеющую толпу к набережной. — В этой толпе дюжина пушек, но стрелять они не рискнут. Это единственное, чего они боятся — толпы, боятся, что их линчуют. Я сталкивался с такими уж крутыми парнями, но и они в полицейском участке ползали передо мной на коленях, умоляя засадить в камеру, где толпа до них не доберется. Какой бы грандиозный фильм получился! Но увы, цензура бы его не пропустила. Не в общественных интересах разрушать иллюзии пролетариата — чертовски хорошее выражение! Не зря сходил в прошлое воскресенье в Гайд-парк.
Уже в управлении главный констебль, молчавший всю дорогу, повернулся к Терри Уэстону.
— Поговорите с Тетли. Он должен явиться ко мне с докладом, но займитесь им лучше вы. Можете предпринимать любые шаги, какие сочтете нужными. К завтрашнему утру я хочу знать, какие меры предосторожности он принял, и как убийце удалось проскользнуть на террасу парламента.
Терри позвонил в госпиталь. У полицейского, который пытался задержать убийцу, рана оказалась несерьезной, и он быстро шел на поправку. Инспектор нажал кнопку звонка.
— Пригласите, пожалуйста, инспектора Тетли, — сказал он вошедшему дежурному.
Джигс поудобнее уселся на стуле, чтобы не пропустить ни одного слова. Вскоре в дверь постучали, и через порог нерешительно перешагнул Тетли. На вид ему можно было дать сто лет. Нафабренные усы уныло обвисли. На лице застыл страх, или Джигс слабо разбирался в лицах. Тетли косо глянул на американца, затем перевел взгляд на непосредственного начальника.
— Я бы поговорил с вами с глазу на глаз, мистер Уэстон. По-моему, посторонние…
— Оставьте свое мнение при себе, мистер Тетли. Капитан Аллерман — часть нашей организации. А теперь объясните, как могло случиться, что выходы были оставлены ну не совсем без охраны, но без должной охраны?
— Я сделал все возможное, сэр, — заскулил Тетли. — Выставил людей во всех коридорах… Не понимаю, как сержант, который должен был дежурить на террасе…
— Если не понимаете, я объясню, — сухо перебил Терри, — его там не было, поскольку такого приказа никто ни от кого не получал.
Тетли не спорил.
— Мы все ошибаемся. У меня сплошные неприятности, мистер Уэстон, а вчера вечером ко всему еще так разболелась голова, что не мог найти себе места.
Он заискивающе взглянул на Джигса, но на суровом лице американца не нашел и тени сочувствия. Тетли стал быстро перечислять места, где расставил своих людей.
— Я видел, как убийца входил, но обознался. Но ведь и другие подумали, что знают его. Я говорил потом с некоторыми членами парламента, и один из них сказал, что этот пожилой джентльмен сел на скамью…
— Своими воспоминаниями поделитесь как-нибудь в другой раз. Завтра, мистер Тетли, явитесь сюда в двенадцать часов и принесете с собой свою банковскую расчетную книжку. И выписку счета вашей жены — на ее имя в отделении банка «Север-Юг» на Эджвар-роуд и на девичье в банке «Дайверс» в Брадфорде.
Терри отметил, что лицо Тетли вытянулось.
— Принесете и подробное описание содержимого ящика № 8497 в сейфе на Феттер-Лейн. Когда зайдете освежить память, вас там будет ждать сержант. Окажет вам любое содействие.
Тетли с поникшей головой вышел из кабинета.
— Надо же такому случиться! — поразился Джигс. — Я и слова не сказал!
…Мистер Керки Смит лег спать очень поздно. Танцы с женой в одном из самых фешенебельных ночных клубов затянулись почти до утра. Его почтительный слуга, когда оставался наедине с хозяином, о всякой почтительности забывал. Он бесцеремонно растолкал Керки.
— Керк, этот фараон звонит.
Смит приподнялся на постели и сонными глазами уставился на нарушителя покоя.
— Какой фараон? — зевнул он, затем встрепенулся, — Тетли?
— Назвался полковником Брайтоном — наверно, он.
Керки набросил халат, вышел в гостиную и взял трубку.
— Мне надо увидеться с вами, мистер Смит. Это очень срочно. В отель можно?
— Нет, сэр, ко мне в отель нельзя. Я уже говорил вам об этом. Я пришлю за вами человека.
— За мной следят, — послышался в трубке взволнованный голос Тетли. — До вчерашнего вечера я не знал об этом, а вчера старший инспектор…
— А за мной что, не следят? — рявкнул в трубку Смит. — Побреюсь, потом увидимся.
В его любимой парикмахерской в Сохо мистеру Керки Смиту намылили лицо, после чего учтивый парикмахер поставил рядом с клиентом переносной телефон, вышел и плотно закрыл за собой дверь.
Инспектор Тетли находился этажом выше. Он тоже был один — в комнате, за стены которой не выходил ни один звук. Керки выслушал его рассказ о бедах и страхах, выяснил подробности вчерашнего разговора с начальством.
— Я выхожу из игры, — категорически заявил Тетли, в голосе звучала решительность насмерть перепуганного человека. — Уеду за границу. Больше не могу. Если попаду в лапы американцу, он из меня вытрясет все. Как он вчера на меня смотрел — и слова не сказал… Вы мне должны пару тысяч, Керки. Вы не возражаете, что называю вас по имени?
— Это не мое имя, и мне это не нравится, — резко ответил Хозяин. — Ладно. — Он неожиданно развеселился. — В десять вечера на Внутреннем кольце, напротив зоопарка. Приеду с деньгами. Постарайтесь, чтобы никто вас не видел.
Не вставая с кресла, он нажал кнопку звонка и, когда парикмахер вернулся, передал телефон.
— Что это у тебя за мыло? — раздраженно бросил мистер Смит. — Всю кожу иссушило!
Их провели в огромный кабинет премьер-министра. Присутствовала половина правительства. Джигсу бросился в глаза высокий седой джентльмен со следами бессонной ночи на лице. Он сообразил, что это министр внутренних дел.
Не звучало ни взаимных обвинений, ни упреков. Государственных мужей волновало лишь, как найти выход.
— О принятии вашей отставки, мистер Уэмбери, не может быть и речи, — сказал министр. — С тем оружием, что было в вашем распоряжении, вы сделали все, что смогли.
Представили Джигса, и премьер-министр внимательно посмотрел на американца.
— Что нам делать, капитан Аллерман? Вы знаете этих… людей, имеете опыт обращения с ними — что вы можете предложить?
Джигс ответил не сразу. Он сидел, барабаня пальцами по полированной поверхности стола. Наконец, приняв решение, поднял голову.
— То, что я хочу предложить, джентльмены, наверняка покажется вам наглым. Во-первых, на один месяц передайте в мое полное распоряжение Столичную полицию. Во-вторых, приостановите действие всех законов, защищающих преступников — эти ваши игры в справедливость. Далее. Я предлагаю выбросить за негодностью все правила, которые вы установили для Скотленд-Ярда, приостановить действие закона о неприкосновенности личности. Словом, на месяц освободить нас от ответственности за любое незаконное действие. Если вы это сделаете, я отправлю эти две банды туда, где им место.
— В тюрьму?
Джигс покачал головой.
— В ад.
Капитану Аллерману, видимо, не следовало прибегать к такому яркому образу. Министр внутренних дел слыл приверженцем умеренного образа действий, и все, что выходило за эти рамки, воспринимал очень серьезно.
— Это, конечно, как вы понимаете… — Он замолчал.
— Вы хотите сказать нереально? Я уже привыкаю к этому слову. Вы извлекаете его всякий раз, когда слышите жесткое предложение.
— Во-первых, — сухо сказал министр, — передать полицию в полное ваше распоряжение мы не можем. Это, я бы сказал, нере… невозможно. Такое решение противоречило бы нашей Конституции.
Джигс кивнул.
— С этой дамой я не знаком.
— И приостановить действие всех законов только по той причине, что группка убийц и вымогателей терроризирует Лондон, простите, в равной степени абсурдно. Мы ждем от вас более реальных предложений.
Джигс покачал головой.
— Как видно, решительные меры вам не по вкусу, хотите ограничиться полумерами. Хорошо, но только большого эффекта от них не ждите. Можете раздать полиции револьверы; думаю, не помешает им и попрактиковаться в стрельбе. Вышлите из страны всех подозрительных иностранцев. Что еще? Организуйте облавы, возьмите под контроль все притоны. Да что говорить — вы и сами все это знаете.
Господин министр, вы столкнулись точно с такой же каменной стеной, с какой сталкивается любое полицейское или шерифское управление в Штатах. Это организованная преступность; это свора преступников, для которых убийство — обычный метод. Просто раньше у вас этого не было. В Лондоне сейчас, думаю, около двухсот вооруженных бандитов, и все профессионалы. Притоны для них готовились месяцами. Нет ничего странного, что они чувствуют себя здесь так вольготно. Скажу вам еще одно, чего вы не знаете. Среди этих бандитов нет ни одного, кто получал бы менее пятисот баксов в неделю. В вашей обесцененной валюте это около ста фунтов. На этот рэкет затрачено более двух миллионов долларов, но эти деньги не выброшены на ветер; расходы окупаются, и окупаются быстро, а после вчерашнего деньги польются к ним потоком.
— Вы знаете, кто стоит за этим? — спросил министр.
— Знаю, и вы знаете, господин министр. Мой отчет у вас на столе. Один — американец, другой — англичанин. Улик ни против одного, ни против другого нет. Одного можете вытурить из страны в двадцать четыре часа, но рэкет будет продолжаться, и продолжаться с прежней силой, будет ли этот тип здесь или в Париже.
Скромным итогом заседания кабинета стало принятие расплывчатой резолюции. Скотленд-Ярд распорядился всем полицейским, носящим форму, выдать оружие. Согласились и еще с одним предложением Джигса: организация круглосуточного воздушного патрулирования над Лондоном и дежурных постов.
— Не вижу, как это поможет нам, — покачал головой министр.
— Нет, сэр, — спокойно ответил Джигс, — я не вижу, как бы вы могли это увидеть.
Его план был прост. Наблюдатели в небе будут поддерживать связь с землей. Днем они смогут проследить за любой машиной, которая попытается скрыться с места преступления, и сообщить полиции на земле о ее местонахождении. Попутно будет исключена возможность повторения воздушного налета, если фракция «зеленых» в банде вздумает повторить авантюру, закончившуюся на Кавендиш-сквер катастрофой.
— Такие вот дела, дружище! — сказал Джигс, когда они пробивались сквозь редеющую толпу к набережной. — В этой толпе дюжина пушек, но стрелять они не рискнут. Это единственное, чего они боятся — толпы, боятся, что их линчуют. Я сталкивался с такими уж крутыми парнями, но и они в полицейском участке ползали передо мной на коленях, умоляя засадить в камеру, где толпа до них не доберется. Какой бы грандиозный фильм получился! Но увы, цензура бы его не пропустила. Не в общественных интересах разрушать иллюзии пролетариата — чертовски хорошее выражение! Не зря сходил в прошлое воскресенье в Гайд-парк.
Уже в управлении главный констебль, молчавший всю дорогу, повернулся к Терри Уэстону.
— Поговорите с Тетли. Он должен явиться ко мне с докладом, но займитесь им лучше вы. Можете предпринимать любые шаги, какие сочтете нужными. К завтрашнему утру я хочу знать, какие меры предосторожности он принял, и как убийце удалось проскользнуть на террасу парламента.
Терри позвонил в госпиталь. У полицейского, который пытался задержать убийцу, рана оказалась несерьезной, и он быстро шел на поправку. Инспектор нажал кнопку звонка.
— Пригласите, пожалуйста, инспектора Тетли, — сказал он вошедшему дежурному.
Джигс поудобнее уселся на стуле, чтобы не пропустить ни одного слова. Вскоре в дверь постучали, и через порог нерешительно перешагнул Тетли. На вид ему можно было дать сто лет. Нафабренные усы уныло обвисли. На лице застыл страх, или Джигс слабо разбирался в лицах. Тетли косо глянул на американца, затем перевел взгляд на непосредственного начальника.
— Я бы поговорил с вами с глазу на глаз, мистер Уэстон. По-моему, посторонние…
— Оставьте свое мнение при себе, мистер Тетли. Капитан Аллерман — часть нашей организации. А теперь объясните, как могло случиться, что выходы были оставлены ну не совсем без охраны, но без должной охраны?
— Я сделал все возможное, сэр, — заскулил Тетли. — Выставил людей во всех коридорах… Не понимаю, как сержант, который должен был дежурить на террасе…
— Если не понимаете, я объясню, — сухо перебил Терри, — его там не было, поскольку такого приказа никто ни от кого не получал.
Тетли не спорил.
— Мы все ошибаемся. У меня сплошные неприятности, мистер Уэстон, а вчера вечером ко всему еще так разболелась голова, что не мог найти себе места.
Он заискивающе взглянул на Джигса, но на суровом лице американца не нашел и тени сочувствия. Тетли стал быстро перечислять места, где расставил своих людей.
— Я видел, как убийца входил, но обознался. Но ведь и другие подумали, что знают его. Я говорил потом с некоторыми членами парламента, и один из них сказал, что этот пожилой джентльмен сел на скамью…
— Своими воспоминаниями поделитесь как-нибудь в другой раз. Завтра, мистер Тетли, явитесь сюда в двенадцать часов и принесете с собой свою банковскую расчетную книжку. И выписку счета вашей жены — на ее имя в отделении банка «Север-Юг» на Эджвар-роуд и на девичье в банке «Дайверс» в Брадфорде.
Терри отметил, что лицо Тетли вытянулось.
— Принесете и подробное описание содержимого ящика № 8497 в сейфе на Феттер-Лейн. Когда зайдете освежить память, вас там будет ждать сержант. Окажет вам любое содействие.
Тетли с поникшей головой вышел из кабинета.
— Надо же такому случиться! — поразился Джигс. — Я и слова не сказал!
…Мистер Керки Смит лег спать очень поздно. Танцы с женой в одном из самых фешенебельных ночных клубов затянулись почти до утра. Его почтительный слуга, когда оставался наедине с хозяином, о всякой почтительности забывал. Он бесцеремонно растолкал Керки.
— Керк, этот фараон звонит.
Смит приподнялся на постели и сонными глазами уставился на нарушителя покоя.
— Какой фараон? — зевнул он, затем встрепенулся, — Тетли?
— Назвался полковником Брайтоном — наверно, он.
Керки набросил халат, вышел в гостиную и взял трубку.
— Мне надо увидеться с вами, мистер Смит. Это очень срочно. В отель можно?
— Нет, сэр, ко мне в отель нельзя. Я уже говорил вам об этом. Я пришлю за вами человека.
— За мной следят, — послышался в трубке взволнованный голос Тетли. — До вчерашнего вечера я не знал об этом, а вчера старший инспектор…
— А за мной что, не следят? — рявкнул в трубку Смит. — Побреюсь, потом увидимся.
В его любимой парикмахерской в Сохо мистеру Керки Смиту намылили лицо, после чего учтивый парикмахер поставил рядом с клиентом переносной телефон, вышел и плотно закрыл за собой дверь.
Инспектор Тетли находился этажом выше. Он тоже был один — в комнате, за стены которой не выходил ни один звук. Керки выслушал его рассказ о бедах и страхах, выяснил подробности вчерашнего разговора с начальством.
— Я выхожу из игры, — категорически заявил Тетли, в голосе звучала решительность насмерть перепуганного человека. — Уеду за границу. Больше не могу. Если попаду в лапы американцу, он из меня вытрясет все. Как он вчера на меня смотрел — и слова не сказал… Вы мне должны пару тысяч, Керки. Вы не возражаете, что называю вас по имени?
— Это не мое имя, и мне это не нравится, — резко ответил Хозяин. — Ладно. — Он неожиданно развеселился. — В десять вечера на Внутреннем кольце, напротив зоопарка. Приеду с деньгами. Постарайтесь, чтобы никто вас не видел.
Не вставая с кресла, он нажал кнопку звонка и, когда парикмахер вернулся, передал телефон.
— Что это у тебя за мыло? — раздраженно бросил мистер Смит. — Всю кожу иссушило!
Глава 23
Кора Смит получила весьма своеобразное воспитание. Ей было чуть больше четырнадцати, когда она познакомилась с преступным миром, и с тех пор стала его частью, а иногда и участником происходивших в нем событий. Всю жизнь она слышала, как о миллионах говорят, словно о грошах. Иногда это были фантастические миллионы, иногда сотни тысяч, но всегда заработанные с риском для жизни и свободы.
О ней всегда хорошо заботились; она носила дорогие наряды и осыпала себя драгоценностями с беззаботностью мальчишки, собирающего стеклянные шарики. На жизнь смотрела просто: надо нравиться мужчине, который оплачивает твои расходы, и хранить ему верность, пока он не станет надувать ее. А после — искать другого.
Она очень любила Керки. Ни один из ее мужей не будил в этом неглубоком умишке и красном стеклянном шарике, который она называла сердцем, такого интереса. По ней так возможен был лишь один конец их отношений: смерть Керки, Она не исключала, правда, и появления более привлекательного мужчины. Женщины же привлекательней себя Кора не могла представить даже в самых страшных снах. Хотя мужчин насмотрелась предостаточно и знала, что им иногда взбредают на ум весьма странные фантазии.
До встречи с Керки она уже успела совершить два набега в область семейной жизни. И оба раза ее образ жизни ничуть не изменился. Атмосфера, которая ее окружала, не знала ни жалости, ни угрызений совести. Насильственная смерть была одним из будничных явлении. Кора знала приятных ребят, которые сегодня любили ее, а завтра лежали в морге под наброшенным сострадательной рукой куском брезента. Она так давно не испытывала потрясений, что и забыла, испытывала ли их вообще когда-нибудь.
Если шустрая пуля отбирала у нее мужчину, Кора не печалилась. Просто заканчивалась очередная страница ее семейной жизни, и она отправлялась на поиски другого мужчины. Чтобы их не затягивать, у нее в голове постоянно хранился список возможных кандидатов.
Но сейчас не это занимало ее. Сейчас ее заботило другое. Кора вынашивала планы мести Лесли Рейнджер и, оставаясь одна, кипела от ярости. Затем от вынашивания планов перешла к подготовке. Она поискала примеры в прошлом и нашла их массу. Например, девушка, которая встречалась с Гарри Поллаком и порезала его любовницу бритвой. Нет, это не годится: банально и на такое способен любой нигер. Более подходящим показался пример Сары Вадженти, которая схватила соперницу за волосы, когда та сидела за одним столиком с мужчиной Сары, и всадила в нее три пули. Чтобы спасти Сару от электрического стула, потребовалась целая армия праведников и слезливых журналисток. Добродетельные матери семейств в тысяча и одном доме штата Миссури требовали ее смерти. Сара все еще находилась в федеральной тюрьме.
Затем вспомнился случай с Лорой Штейн… Кора расцвела.
— Почему бы тебе не отправиться в деревню, детка? — предложил за завтраком Керки. — Зачем я покупаю тебе дома? Ты была там всего раз!
Кора подарила мужу обворожительную улыбку.
— Ты словно читаешь мои мысли, Керк! Я сегодня утром лежала и думала, не смотаться ли в тот притончик.
— Можешь на пару дней. Возьми служанку, несколько женщин; пусть приберут там. Пришлю тебе отличного повара.
— Ой, да я там со скуки умру!
Этот домик, который Керки купил ей прошлым летом, стоял на берегу реки между Мейденхедом и Кокхэмом. Керки его перестроил и завез новую мебель. Увидев его в первый раз, Кора влюбилась в домик; после второго посещения разлюбила.
— Я сегодня читала, — соврала она, — о Лоре Штейн. Как она классно ненавидела! Ее соперница, та девка из Балтимора, пожалела, что перешла ей дорогу.
Керки неодобрительно покачал головой.
— Женщины не должны таким заниматься. — Он неожиданно пристально взглянул на жену; глаза его сузились. — Уж не надумала ли ты поиграть в эти игры?
— Да Бог с тобой, Керк!
…Лесли возвращалась после ленча в контору и только свернула с Брод-стрит на Остин-Фриарс, как услышала свое имя.
— Мисс Рейнджер!
Лесли оглянулась. К тротуару подкатил маленький двухместный автомобиль, из него выпорхнула женщина. Миссис Керки Смит выглядела настолько блистательно на сером фоне Брод-стрит, что клерки Сити, спешившие по своим важным поручениям, позабыли обо всем и разинули на нее рты.
— Кого я вижу! — Кора Смит сияла от счастья. — Знаете что, давайте вместе пообедаем. Я скоро останусь одна — Керки собирается в Париж по делам; и я сейчас подумала, может, нам познакомиться поближе… Где ваша работа? — Она оглянулась.
— Здесь недалеко, — улыбнулась Лесли. — Мне ужасно жаль, миссис Смит, но у меня очень много дел.
— В котором часу вы заканчиваете?
О ней всегда хорошо заботились; она носила дорогие наряды и осыпала себя драгоценностями с беззаботностью мальчишки, собирающего стеклянные шарики. На жизнь смотрела просто: надо нравиться мужчине, который оплачивает твои расходы, и хранить ему верность, пока он не станет надувать ее. А после — искать другого.
Она очень любила Керки. Ни один из ее мужей не будил в этом неглубоком умишке и красном стеклянном шарике, который она называла сердцем, такого интереса. По ней так возможен был лишь один конец их отношений: смерть Керки, Она не исключала, правда, и появления более привлекательного мужчины. Женщины же привлекательней себя Кора не могла представить даже в самых страшных снах. Хотя мужчин насмотрелась предостаточно и знала, что им иногда взбредают на ум весьма странные фантазии.
До встречи с Керки она уже успела совершить два набега в область семейной жизни. И оба раза ее образ жизни ничуть не изменился. Атмосфера, которая ее окружала, не знала ни жалости, ни угрызений совести. Насильственная смерть была одним из будничных явлении. Кора знала приятных ребят, которые сегодня любили ее, а завтра лежали в морге под наброшенным сострадательной рукой куском брезента. Она так давно не испытывала потрясений, что и забыла, испытывала ли их вообще когда-нибудь.
Если шустрая пуля отбирала у нее мужчину, Кора не печалилась. Просто заканчивалась очередная страница ее семейной жизни, и она отправлялась на поиски другого мужчины. Чтобы их не затягивать, у нее в голове постоянно хранился список возможных кандидатов.
Но сейчас не это занимало ее. Сейчас ее заботило другое. Кора вынашивала планы мести Лесли Рейнджер и, оставаясь одна, кипела от ярости. Затем от вынашивания планов перешла к подготовке. Она поискала примеры в прошлом и нашла их массу. Например, девушка, которая встречалась с Гарри Поллаком и порезала его любовницу бритвой. Нет, это не годится: банально и на такое способен любой нигер. Более подходящим показался пример Сары Вадженти, которая схватила соперницу за волосы, когда та сидела за одним столиком с мужчиной Сары, и всадила в нее три пули. Чтобы спасти Сару от электрического стула, потребовалась целая армия праведников и слезливых журналисток. Добродетельные матери семейств в тысяча и одном доме штата Миссури требовали ее смерти. Сара все еще находилась в федеральной тюрьме.
Затем вспомнился случай с Лорой Штейн… Кора расцвела.
— Почему бы тебе не отправиться в деревню, детка? — предложил за завтраком Керки. — Зачем я покупаю тебе дома? Ты была там всего раз!
Кора подарила мужу обворожительную улыбку.
— Ты словно читаешь мои мысли, Керк! Я сегодня утром лежала и думала, не смотаться ли в тот притончик.
— Можешь на пару дней. Возьми служанку, несколько женщин; пусть приберут там. Пришлю тебе отличного повара.
— Ой, да я там со скуки умру!
Этот домик, который Керки купил ей прошлым летом, стоял на берегу реки между Мейденхедом и Кокхэмом. Керки его перестроил и завез новую мебель. Увидев его в первый раз, Кора влюбилась в домик; после второго посещения разлюбила.
— Я сегодня читала, — соврала она, — о Лоре Штейн. Как она классно ненавидела! Ее соперница, та девка из Балтимора, пожалела, что перешла ей дорогу.
Керки неодобрительно покачал головой.
— Женщины не должны таким заниматься. — Он неожиданно пристально взглянул на жену; глаза его сузились. — Уж не надумала ли ты поиграть в эти игры?
— Да Бог с тобой, Керк!
…Лесли возвращалась после ленча в контору и только свернула с Брод-стрит на Остин-Фриарс, как услышала свое имя.
— Мисс Рейнджер!
Лесли оглянулась. К тротуару подкатил маленький двухместный автомобиль, из него выпорхнула женщина. Миссис Керки Смит выглядела настолько блистательно на сером фоне Брод-стрит, что клерки Сити, спешившие по своим важным поручениям, позабыли обо всем и разинули на нее рты.
— Кого я вижу! — Кора Смит сияла от счастья. — Знаете что, давайте вместе пообедаем. Я скоро останусь одна — Керки собирается в Париж по делам; и я сейчас подумала, может, нам познакомиться поближе… Где ваша работа? — Она оглянулась.
— Здесь недалеко, — улыбнулась Лесли. — Мне ужасно жаль, миссис Смит, но у меня очень много дел.
— В котором часу вы заканчиваете?