— Привет, дружок! Что это ты тут вынюхиваешь?
   — Да что ты, Эд? Просто зашел к приятелю, он здесь живет… эй, убери пушку!
   — Руки на стену, повыше, повыше, вот так!
   Несколько мгновений тишины, затем злобный окрик Теннера:
   — А это зачем? Проведать приятеля?
   — Ну, Эд, — заскулил голос. — В этом городе лишняя предосторожность не помешает. Ты меня знаешь, с пушками я никогда не балую.
   — Больше она тебе не понадобится.
   — Конечно, Эд, никогда в жизни!
   — Вот и договорились. Иди прямо к лифту — я следом. За домом моя машина. Иди прямо к ней, там и поговорим.
   Лесли услышала, как тихо хлопнула дверь, затем шум лифта. Она так никогда и не увидела лица человека, который зачем-то пришел в дом к ее двери и теперь должен был расплатиться за свой промах — платить единственную цену, которую знает преступный мир.

Глава 15

   В последнее время Лесли спала плохо, но в эту первую ночь на новом месте она погрузилась в сон долгий, глубокий, без сновидений, когда проснулась, из-за края задернутых штор пробивались яркие лучики солнца. Она посмотрела на часы и охнула: без четверти двенадцать. Лесли не поверила и потянулась к столику за своими наручными часиками. Да, она и впрямь спала так долго. Девушка с испугом подумала, что обещала зайти к мистеру Альбукерке Смиту, но тут же вспомнила о предупреждении Эдвина Теннера. Одеваясь и завтракая, она так и не могла прийти ни к какому решению.
   В час дня мистер Альбукерке Смит глянул на часы.
   — Эта дама что-то не торопится, — сказал он жене, и та покачала головой.
   — А ты думал, что такая девушка… могу поспорить, у нее таких предложений…
   — Хотел бы я знать, не заходил ли к ней после тебя Эд?
   Миссис Смит бросила на мужа удивленный взгляд.
   — Ты не знаешь о таких пустяках?
   — Да, я знаю не все, — раздраженно ответил Керки.
   Но она была слишком глупа, чтобы на этом и остановиться.
   — Ну уж, я была уверена, ты знаешь все, что делает Эд.
   Керки улыбнулся — тягучей, злобной улыбкой.
   — Я посадил ему на хвост парня, и от того нет никаких вестей. Хватит для твоих куриных мозгов?
   Когда Керки говорил о ее куриных мозгах, миссис Смит знала, что раздражает его и что самое время помолчать.
   Хотя Лесли и не пришла, без гостя Керки Смит не остался. Заметив упавшую на него тень, он поднял голову и застыл — с вилкой на полпути ко рту.
   — Джигс!
   — Ты ведь приглашал меня, Керки, но вчера я забыл. Как поживаете, миссис Керки? Весь Лондон утром скупили?
   Керки Смит резко оборвал жену, собравшуюся было вступить в разговор.
   — Послушай, Кора, мне надо перекинуться парой слов с капитаном Аллерманом. Окажи мне такую любезность — пообедай наверху.
   Керки поразился, что женщина молча поднялась и вышла. Он и не догадывался, что она сделала это без сожаления, поскольку муж пребывал в скверном настроении.
   — Началась заварушка, — сказал, усаживаясь, Джигс. — Развернется на всю катушку — в Лондоне не хватит полицейских, чтобы с ней управиться. Американский размах…
   Керки ухмыльнулся.
   — Не возводи напраслину на своих дорогих соотечественников, Джигс. По-моему, это вовсе не американцы — это какие-то паршивые иностранцы. Почему они не могут вернуться туда, откуда пришли?
   — Когда домой, Керки?
   — Кто, я? — Смит сделал вид, что обиделся. — С какой это стати я должен отправиться домой? Нет, я еще подумываю съездить в Париж.
   — Знаешь, что случается с парнями, которых здесь ловят с обвинением первой степени, Керки? Все лучшие адвокаты мира их уже не спасут. Здесь не договоришься. Здешним судьям наплевать, сколько у парня миллионов. Мне бы очень не хотелось отправиться из камеры смертников на виселицу.
   На лице хозяина появилась одна из самых ехидных его улыбок.
   — Смерти накликать не боишься, Джигс? — невинно спросил он. — Я бы очень огорчился, узнав об этом.
   — Это одна сторона дела, — спокойно продолжал капитан Аллерман. — А вот вторая — поблизости от тебя проживает один сукин сын. За пушку хватается и стреляет быстрее молнии. От него тебе не отвертеться.
   Керки снова ухмыльнулся.
   — Я такой изящный, Джигс, что в меня ни одна пуля не попадет.
   — Этот попадет. Этот парень не промахнется даже в твои мозги — хотя о меньшей мишени мне еще слышать не приходилось.
   Улыбку словно стерло с лица Смита, он швырнул вилку на стол.
   — Что будете есть, мистер Аллерман? Самое время предоставить вашей голове заниматься своим прямым делом — пережевывать пищу, неплохо бы и с ядком. А обо мне не беспокойтесь. Будете в Нью-Йорке, передайте, что я остался осматривать достопримечательности.
   Джигс поднялся из-за стола.
   — Ты старый мореплаватель, Керки, и знаешь, как гудит колокол, когда корабль тонет. И если до сих пор не услышал этого колокола, сходи к хорошему отоларингологу!
   Капитан Аллерман вышел из отеля и медленной походкой двинулся вдоль улицы. Он дошел до угла Пантон-стрит и остановился, раздумывая, куда идти дальше. Ехавшее навстречу ему с огромной скоростью такси с визгом притормозило и резко свернуло в сторону. Машина пронеслась так близко к бордюру, что Джигсу пришлось отступить. В следующую секунду из такси раздались три выстрела; пули высекли искры из серого камня углового дома. Машина снова набрала скорость, но не созданы были еще такие автомобили, на которых можно было уйти от выстрелов капитана Аллермана. Он выстрелил дважды, и оба раза попал в машину. Такси рвануло по Оранж-стрит. Когда Джигс добежал до угла, бандиты скрылись из виду.
   К капитану Аллерману решительным шагом подошел полицейский с каменной маской на лице.
   — Что у вас в руке?
   Джигс глянул вниз и сунул пистолет назад в карман.
   — Это оружие, — сказал он и негромко объяснил, что случилось.
   Вокруг уже собралась небольшая толпа; со стороны Хеймаркета подбегали люди, слышавшие выстрелы.
   — Такси видели? — спросил он полицейского.
   — Да, сэр, черное такси ехало по Оранж-стрит. Мне показалось, что за рулем пьяный.
   — Не пьяный, могу вас заверить, а умирающий, — весело сказал американец.
   И тут полицейский узнал его.
   — Капитан Аммерман!
   — Лучше Аллерман, но и Аммерман сойдет. Да, меня почти так зовут.
   — Такси двигалось довольно быстро, сэр. Я было подумал, не остановить ли его.
   — Вы не остановили бы его, констебль. — Джигс похлопал стража порядка по плечу. — А вот пулю в живот получили бы наверняка.
   На месте происшествия собралось уже полдюжины полицейских. Они сбежались со всех сторон на выстрелы и свисток. Арестовывать оказалось некого, и толпа, разбухавшая с каждой минутой, неожиданно почувствовала, что является единственным нарушителем порядка, и быстро рассосалась.
   Джигс сообщил о случившемся в Скотленд-Ярд, но ситуация в городе уже сложилась такая, что мало кто удивился, а главный констебль разве что не отмахнулся. Он только что вернулся из министерства и пребывал в самом мрачном расположении духа. Дневные газеты поместили сообщение:
   «В ответ на запрос члена парламента от Уэст-Кройдона по поводу недавних трагедий в Лондоне премьер-министр заявил, что завтра в палате общин будет представлено на рассмотрение чрезвычайное законодательство. (Аплодисменты). Будут установлены суровые карательные меры. Законность будет восстановлена любой ценой».
   «Интересно, — сложил газету Джигс, — каким же будет новое законодательство? В период кризиса англичане просто звереют. Ну, если не звереют, то уж всякую жалость теряют определенно».
   А у Скотленд-Ярда появилась еще одна проблема: перестали поступать жалобы. В одну из ночей горящие свечи были замечены в восьми окнах. Имена проживавших в этих домах лежали на столе у Терри Уэстона.
   — Чего бы мне сейчас хотелось, — сказал он, — так это чтобы какой-нибудь смельчак пришел и сказал: «Вот письмо, ребята, которое я получил, и вот чем мне угрожают. Теперь ваше дело защитить меня». Если бы завтра такое письмо было у меня на столе, я был бы счастлив.
   Назавтра в десять утра такое письмо было у него на столе. Но счастливым Терри Уэстон себя не чувствовал. Особой, которая на сей раз подвергалась угрозам, оказалась Лесли Рейнджер. От нее требовали пятьсот фунтов. Письмо она принесла сама, скорее озадаченная, чем напуганная.
   Инспектору Уэстону по телефону сообщили, что к нему посетительница, и Терри расцвел.
   — Попросите ее подняться ко мне. — Он повернулся к Джигсу. — Мисс Рейнджер.
   Джигс хрюкнул. Он встал, когда девушка вошла, и придвинул ей стул.
   — Вот, посмотрите, — протянула письмо Лесли. — Забавно, правда?
   Терри взял конверт. Не прочитав еще и строчки, увидев только зеленую печать, он все понял и позеленел сам. Не говоря ни слова, протянул листок Джигсу.
   — У вас есть пятьсот фунтов, мисс Рейнджер? — нахмурился американец. — Ах да! Совсем забыл. Вам же тысячу оставили. Хотят всего лишь половину.
   — Но это же абсурд какой-то, — пожала плечиками Лесли. — Нет, наверно, кто-то просто пошутил.
   Мужчины переглянулись.
   — Как вы думаете, Джигс, это шутка?
   Аллерман состроил кислую мину.
   — Я так не думаю. Что собираетесь делать, Терри?
   — Не знаю. Схожу к главному констеблю. Во всяком случае, мисс Рейнджер лучше пока оставаться здесь. У нас есть пустая комната, где она может спать. С комендантом договорюсь.
   И Терри пулей вылетел из комнаты.
   — Это на самом деле так серьезно? — Несмотря на все самообладание, Лесли не могла скрыть испуг.
   — Как вам сказать, мисс Рейнджер. Это несерьезно, но может оказаться весьма серьезным. В Лондоне есть один парень, который вообще не считает это шуткой.
   Джигс подождал, пока вернется Терри, извинился, взял шляпу и дежурной машиной добрался до Беркли-сквер.
   — Мистер Теннер у себя и сейчас примет вас, — доложил шустрый лакей, который открыл дверь. При этом он с ног до макушки окинул посетителя изучающим взглядом.
   — Рад снова увидеть вас, Джигс. — Эдди Теннер вышел гостю навстречу. — Присаживайтесь. Сигару?
   Джигс кивнул.
   — Дела? Хлопоты по получению наследства?
   — Да нет, — покачал головой Эдди. — Здесь дел немного. Вот в Берлин на недельку надо съездить. Никак не могу заставить этих юристов шевелиться живее, чем они хотят. А что у вас?
   — Чудные дела творятся в этом городе.
   — Мне сказали, кто-то вчера попытался слегка пощекотать вас. Мой приятель случайно оказался на Хеймаркет. — Теннер попытался выразить сочувствие на лице.
   — Ваш приятель шел за мной от самого Сконленд-Ярда, — с подчеркнутой учтивостью сообщил Джигс.
   — Стрелял, во всяком случае, не он, — отпарировал Эдди, — за что, наверно, благодарит сейчас судьбу.
   — Жалею, что тем мало досталось… Послушайте, Эдди, я и не знал, что эти ребята взялись и за женщин.
   Эдди вопросительно поднял брови.
   — О чем вы?
   — Та девушка, что недавно работала здесь — как же ее?.. Мисс Рейнджер. Сегодня утром на нее наставили зеленую пушку. Пятьсот фунтов — это всего лишь половина того, что ей оставил ваш дядя.
   — Мисс Рейнджер? — Эдди Теннер на мгновенье утратил частичку невозмутимости. — Зеленую? Это те парни, что посылают письма с зеленой краской? Это шутка.
   Джигс покачал головой.
   — Не думаю, Эдди.
   Теннер медленно потянулся к золотой сигаретнице, достал сигарету.
   — Да он спятил!.. Но не думаю, Джигс, что из этого что-нибудь выйдет. Как вы поступили с этой молодой леди?
   Джигс усмехнулся.
   — Сообщим об этом в пятичасовых выпусках. Следите за прессой.
   Эдди хмыкнул.
   — Дурацкий вопрос, согласен. Уже уходите, Джигс?
   Капитан Аллерман кивнул.
   — Да, я всего на минутку.
   …В четверть восьмого вечера Керки Смит мерил шагами широкий вестибюль отеля, останавливаясь каждую минуту, чтобы глянуть на часы. В белом жилете и белом галстуке, с огромной гарденией в петлице фрака он выглядел шикарно.
   — Керки, да у тебя грандиозный вид!
   Хозяин небрежно сунул руку за жилет и медленно повернулся.
   — Привет, Эдди!
   — Как насчет того, чтобы выпить?
   Они по лестнице спустились в пальмовый зал. Эдди щелчком пальцев подозвал официанта.
   — Уж никак в оперу собрался?
   — В театр. Черт бы побрал этих баб! Вечно их приходится ждать… Сказала, немного пройдется по магазинам. — Керки снова посмотрел на часы. — Еще час потом будет наряжаться.
   — У женщин это просто болезнь — заставлять себя ждать.
   Эдди выпустил колечко дыма и проследил, как оно растаяло.
   — Помнишь моего секретаря, мисс Рейнджер? Ужасно приятная леди. Тоже прождал ее полдня, а она, оказывается, в Скотленд-Ярде. Какой-то шутник прислал ей одно из тех писем… ну, знаешь, «плати или будет худо». Ну, конечно, Джигс и Терри Уэстон забеспокоились. Я им сказал, волноваться нечего.
   — Конечно, — пробормотал Керки, не отрывая глаз от пола.
   — Поскольку думаю так. — Эдди смотрел на кончик сигареты, словно читая тайное послание, которое она несла. — Ничего с мисс Рейнджер похуже, чем, скажем, с Корой, случиться не может. Предположим, завтра эту девушку Рейнджер находят мертвой. С таким же успехом ты можешь найти голову Коры, доставленную, чтобы ободрить тебя за завтраком, в корзине для фруктов.
   Керки слушал с каменным лицом, но с подрагиванием губ совладать не мог. Он очень любил свою платиновую жену, гордился ею и терять ее ни при каких обстоятельствах не собирался. Он прекрасно знал, что человек, который сейчас сидел рядом, небрежно покуривая сигарету, начисто лишен жалости, и что голова Коры значит для него не больше, чем голова козы. Керки был не из слабых. Но здесь он имел дело с тем, кто прошел школу покруче.
   Молчание затянулось.
   — Считай, что договорились, Эдди, — выдавил, наконец, он и прокашлялся. Свой голос показался ему странно хриплым.
   Теннер глянул на часы и поднялся.
   — Очень сожалею, что ты опоздал в театр. Кору, наверно, задержал транспорт. Думаю, около восьми вернется.
   На часах было пять минут девятого, когда появилась Кора — разъяренная, без умолку тараторившая, хотя и слегка испуганная.
   — Ты не должен этого так оставить, Керки. Ты должен найти этого парня и смешать с землей! Запер меня в комнате, наврал, что ты заболел и хочешь, чтобы я…
   — Заткнись, ягодка! — добродушно прервал Керки.
   — А у меня как назло так разболелась голова!
   Он ухмыльнулся.
   — Слава Богу, что только разболелась — поверь мне! Слушай, Кора, тот парень не промах. Как бы я хотел, чтобы мы были в одном деле.
   Кора Смит знала, что он говорит о ее прежнем муже. Керки никогда не называл Эдди Теннера иначе как «тот парень».
   Ровно в восемь капитану Аллерману позвонили. Он узнал голос Эдди.
   — Насчет мисс Рейнджер можете не волноваться. Уверен, это была шутка.
   — Отлично, — сказал Джигс и передал новость Терри.
   — Как можно верить слову такого человека?
   — Его слову можете верить. Если он говорит, это шутка, значит, шутка.
   — А вы-то сами верите в это?
   — Сначала нет, а сейчас да.
   — И что, Лесли уже ничего не грозит?
   Джигс кивнул. Хотя Уэстон так до конца и не поверил, но к великому облегчению Лесли ей позволили вернуться домой. Она ничего не знала о полицейском в штатском, всю ночь дежурившем в коридоре. И, уж конечно, не догадывалась, что в машине, почти всю ночь простоявшей напротив ее дома, был пулемет и что за рулем сидел англичанин Джек Саммерс, самый знаменитый бандит иностранного происхождения, какого когда-либо знал Чикаго.

Глава 16

   На следующий день Лесли принимала гостей. Своим визитом ее удостоили Джигс и Терри Уэстон, Обоим мужчинам не терпелось взглянуть на ее новое жилище, особенно на подходы к нему. Кроме того, обоим хотелось дослушать рассказ девушки о ее приключениях в Сити за три дня до этого. Разговор завел Джигс.
   — Говорят мисс Рейнджер, вы встретили в Сити моего старого приятеля, знаменитого инспектора Тетли?
   Лесли уже и забыла о существовании Тетли.
   — Ах да! Подошел прямо на улице. Я возвращалась из Ротерхнта. Такси попало на перекрестке в пробку. Вдруг он вышел на дорогу и заговорил со мной. До этого я его и не знала.
   — Это точно, что вы не были знакомы и не договаривались встретиться? — спросил Терри.
   Девушка покачала головой.
   — Н-да, на случайную встречу не похоже. Очевидно, он ждал вас. Стоял на тротуаре, затем неожиданно бросился к машине. Не пойму только, как он узнал, в котором такси вы едете.
   Лесли охнула; только теперь она поняла, что означали те три белых кольца, приклеенные к машине.
   — Когда доехали, мы нашли на капоте три наклеенных бумажных кольца. Я почти уверена, что это дело рук того матроса на мотоцикле.
   Джигс выпрямился.
   — Теперь давайте послушаем о том матросе на мотоцикле.
   Лесли рассказала о своем посещении склада и о том, как узнала голос.
   — Правда, я сразу не поняла, что это был тот же мужчина. Вы, американцы, — простите мне, мистер Аллерман, — говорите одинаково.
   — Я-то прощу — они не простят. Но давайте оставим этот поклеп на мой родной язык без дальнейших комментариев. Так вы уверены, что это был тот же мужчина, который в ночь убийства Декадона увез вас из дому?
   Лесли замялась.
   — Ну, почти.
   — Вы его хорошо разглядели?
   Девушка описала мужчину и его напарника. Джигс потер подбородок.
   — В сапогах и свитерах болтались у причала? А кто купил склад? Глупый вопрос, этого вы, конечно, не знаете. Это и все, о чем они говорили?
   — Все… разве что еще шуточка о каких-то девушках. Ее не стоит и повторять.
   — Повторять стоит все, — веско произнес Джигс. — Так что это за шуточка?
   Лесли сказала.
   — «Можешь прихватить Джейн, а я возьму Кристабель»? — повторил Аллерман и нахмурился. — Похоже на моряков…
   Он поймал взгляд Терри и поспешил сменить тему. Уже на улице спросил:
   — И что означал тот предостерегающий знак?
   — Может, мое предположение прозвучит дико, — быстро заговорил Терри. — Не знаю, как у вас, а в Англии у большинства барж и буксиров двойные названия, обычно из женских имен. При случае обратите внимание: сплошные «Мэри и Энн». «Эммы и Маргариты». Где-то на Темзе плавают и «Джейн с Кристабель».
   Джигс присвистнул.
   — Название судна? Хорошенькая шуточка!
   В управлении Терри поговорил со старшим офицером речной полиции — ходячей энциклопедией речных судов.
   — «Джейн и Кристабель»? Знаю, конечно. Крупный буксир, из самых мощных — двойные двигатели. Когда-то принадлежал «Колкрафт компании». Когда они обанкротились, буксир кому-то продали. Схожу узнаю.
   Через десять минут он вернулся с сообщением, что буксир продан некоему Грейшоту из Куинсборо и что обычно он в Пуле[7]. Десять дней назад он отбуксировал баржу с древесиной в Педдинггон; затем что-то случилось с двигателем, и с тех пор стоит на ремонте. От всех предложений найма хозяева отказываются.
   — Где он сейчас? — спросил Терри.
   — Может, в Пуле, а может, ниже — в Гринвиче.
   Местонахождение буксира установили через полчаса. Он своим ходом дошел до Собачьего острова и там пришвартовался. Таким было полученное сообщение.
   — Его купили, чтобы идти на нем в Америку, — вдруг добавил офицер речной полиции. — Команда, в основном американцы, уже на борту. Но вышла какая-то заминка с регистрацией.
   Тем же вечером Терри Уэстон отправился в Гринвич. На пирсе его уже ждал полицейский катер, и вскоре они с ревом неслись по середине реки, взяв курс вверх по течению.
   — Вот он, — показал сержант.
   Терри навел ночной морской бинокль на огромный двухтрубный буксир, стоявший у самого берега. Если не считать огней, указывавших, что буксир пришвартован, судно было погружено во мрак. Оно действительно выглядело мощным, и Терри легко мог поверить, что «Джейн и Кристабель» — самое быстроходное судно на реке.
   — Хотите попасть на борт?
   — Нет, — покачал головой Терри. — Не нужно, они не должны подозревать, что находятся под наблюдением. Но за буксиром следить надо днем и ночью. Вам пришлют подкрепление и катер. С вашим начальством я договорился. Вас они видеть не должны, но Скотленд-Ярду должно быть известно каждое их передвижение. На катере, что пришлют, будут радиостанция и радист.
   Поднимался прилив, и катер продолжал свой путь вдоль берега, пока не поравнялся с высоким зданием склада. При свете прожекторов у причала виднелись две баржи с кирпичом. Терри мог видеть фасад безлюдного склада, на причале не было ни души.
   — Сойдете на берег?
   — Нет, в этом нет необходимости. Подбросьте меня к пирсу Старого Лебедя. Я сказал, чтобы машина ждала там.
   Катер снова выбрался на середину реки.
   — Берегись! — вдруг закричал один из полицейских.
   Рулевой оглянулся и резко повернул штурвал. Катер едва не опрокинулся. От столкновения они были буквально на волосок. Над катером нависла темная громада буксира, он шел в полной темноте. Когда он поравнялся с ними, неожиданно загорелись огни по правому и левому бортам. Сержант что-то прокричал, но судно продолжало ход.
   — Он шел без огней! — Разъяренный сержант смотрел вслед удалявшейся корме буксира. — Я их арестую за это!
   — Не надо, — сказал Терри. — Не поднимайте шума.
   Дома он застал Джигса, внимательно изучавшего специальный вечерний выпуск, в котором был опубликован перечень новых чрезвычайных мер.
   — Может, эти подонки теперь призадумаются. — Американец постучал пальцем по газете. — Смертная казнь за взрывы, пожизненное заключение за хранение бомб, двадцать пять плетей за ношение заряженного огнестрельного оружия, семь лет и двадцать пять плетей за сговор с целью вымогательства денег…
   Он зачитывал статью за статьей и с восхищением покачивал головой.
   — Плеть им не понравится, но, черт побери, кому какое дело, что им нравится, а что не нравится? Четырнадцать лет и двадцать пять плетей за использование огнестрельного оружия с намерением убить! — Он присвистнул. — И это еще не все. Пятьдесят тысяч фунтов — о-го-го! — за сведения, позволяющие добиться осуждения лица или лиц, виновных в преднамеренном убийстве…
   Джигс сложил газету.
   — Сначала ловите кролика, обрываете ему уши, и он все выкладывает о лисице; затем ловите лисицу и обрываете ей уши. А вскоре добираетесь и до большого медведя. Что узнали сегодня о «Джейн и Кристабель»?
   Терри рассказал о приключении на реке. Американец слушал не перебивая.
   — Они знают каждый ваш шаг! Завтра, когда найдете этот буксир и вручите капитану повестку в суд за плавание без огней, окажется, что на борту новая команда. Вполне возможно, что буксир перешел не прямо в их руки и теперь принадлежит какой-то сошке. Ну, а я тем временем проверил склад. На вашу Лесли он, похоже, произвел впечатление.
   — Так что со складом?
   Джигс пожал плечами.
   — А ничего. Со складом у них вышла промашка. Но эти парни могут позволить себе купить несколько складов и отдать на слом. Во всяком случае, дли них это не смертельная потеря: в конце концов, могут продать склад и потеряют совсем немного. Вот в другом могут потерять больше. Деньги сейчас потекли к ним рекой. — Джигс откинулся на спинку кресла, — сорок тысяч фунтов в день — двести тысяч баксов! Подумайте, дружище. И, боюсь, немало еще осталось таких, кого ни плети, ни страх угодить за решетку не остановят.

Глава 17

   Прежний муж миссис Керки Смит, Эдвин Теннер, считал ее поразительной женщиной: она была глупа в такой же мере, как и красива. Когда у него появлялось желание поизощряться, он называл ее Гардум. Что это значило, точно никто не знал, но звучало очень похоже на ругательство.
   Будь она поумней, уже поняла бы, что терпение ее мужа вот-вот иссякнет. После ее сотого «Ты собираешься это так и оставить?» он отложил газету, очень аккуратно сложил ее и опустил в корзину для мусора так, словно это была готовая взорваться бомба.
   — Слушай, Кора! Я не часто говорю о своих делах, особенно с тобой. Но сейчас ты меня достала. Да, я знаю, в той темной комнате тебе пришлось пережить несколько очень неприятных минут. Хочешь знать, почему ты там оказалась? Слушай. Кто-то послал одно из тех писем Лесли Рейнджер. Ты знаешь, кто она, поскольку говорила с ней; знаешь, кто она, поскольку мы думали, что она станет моим секретарем; а раз ты знаешь, кто она, ни о чем больше не спрашивай, поскольку… поскольку знаешь, кто она!
   — А я-то тут причем?
   — Скажу. Они решили, что я могу иметь отношение к этому письму. Подержали тебя там, пока кто-то не забрал у Рейнджер письмо и не сказал ей, что это была просто шутка. Не забери тот парень письмо, знаешь, чем бы кончилось? Они собирались отрезать тебе голову.
   Кора широко раскрытыми глазами смотрела на мужа.
   — Мне?
   Керки мрачно кивнул.
   — Да, они собирались убить тебя, отрезать голову, детка, и прислать мне в качестве презента.
   Кора презрительно улыбнулась.
   — И не делай такого личика, детка. Можешь не сомневаться — они бы так и сделали. Ну, теперь ты будешь хорошей девочкой и перестанешь хныкать?
   Но миссис Смит была далека от олимпийского спокойствия.
   — Все из-за этой проклятой стенографистки! Керки, ты мне не все сказал.
   — К этому я больше не возвращаюсь, ангел мой, и ты об этом больше ни слова. Что у тебя на душе, я знаю; а вот что на душе у меня, ты даже не догадываешься: так широко, как ты, рот я не раскрываю. Но можешь быть уверена: им это с рук не сойдет — и раньше, чем ты думаешь! Пока ничего мне в голову не приходит, но придумаю обязательно. Тогда он у меня попляшет!