— Но я не могу вас оставить здесь одного, — выразительно сказала Джоан. — Теперь я вправе просить вас вернуться с нами.
   Но Джемс был непреклонен. На следующий день после отплытия яхты он получил сообщение о смерти Сади Гафиза и бегстве убийцы. Проклиная себя за то, что остался в Марокко, он вылетел на самолете в Кадикс, рассчитывая нагнать яхту. Но, увы, в Кадикс он прилетел после ухода яхты. Джемс с первым же поездом выехал в Мадрид, а затем в Соутгемптон, рассчитывая там встретить Джоан.

Глава 33. БЕННОКУАЙТ ЯВЛЯЕТСЯ ЗА ГОНОРАРОМ

   Джемс сидел у себя в кабинете и, покуривая трубку, просматривал вечернюю газету. У ног его лежал, вытянув лапы, терьер.
   Словно приняв какое-то решение, Джемс поднялся с места и, подойдя к книжному шкафу, вынул большой атлас. Отыскав карту Марокко, он начертал на ней карандашом путь, по которому мог бежать Гамон.
   За этим занятием его застал Уэллинг.
   — Вы разрабатываете маршрут свадебной поездки? — спросил он.
   Джемс покраснел.
   — Нет, об этом я и не помышляю, — ответил он недовольным тоном.
   — В таком случае вы напрасно портите атлас, — сказал Уэллинг. — Интересующий вас человек жив и дал о себе знать.
   — Вы имеете в виду Гамона? — спросил Джемс.
   — Совершенно верно. Он предъявил в Танжере два чека на весьма крупные суммы. Они были выписаны на подложное имя. У Гамона в ряде банков имеются текущие счета. Нелегко было установить, какие именно счета принадлежат Гамону, но в конце концов удалось и это сделать. Разумеется, по этим чекам были выплачены соответствующие суммы, и чеки были пересланы в Англию.
   — В таком случае он снова возвратился в Танжер?
   — Это сомнительно. Я думаю, что вы правы, предполагая, что он скрылся через испанские владения. От Танжера до Тетуана всего лишь шаг. Насколько мне известно, оба города поддерживают пароходное сообщение с Гибралтаром.
   — Если у него есть хоть капля рассудка, то он останется в испанских владениях.
   — Нет, этого я не ожидаю от него. Пребывание в Танжере сопряжено для него с большой опасностью, потому что, помимо всего, ему грозит обвинение в убийстве Сади Гафиза. Он позаботился получить деньги, и это подсказывает мне, что он собирается при первой возможности покинуть Танжер. И, очевидно, в настоящее время его уже нет в городе. Сегодня утром я делал примерно то же самое, что вы делаете сейчас — мой атлас также исчерчен, но я наметил все мыслимые пути бегства.
   — И куда он, по-вашему, бежал?
   — По-моему, его путь: Гибралтар, Генуя или Неаполь, Оттуда в Нью-Йорк или в Новый Орлеан. Далее в Лондон или в Кадикс. И затем из Кадикса сюда.
   — Неужели вы думаете, что он осмелится приехать в Англию? — изумился Джемс.
   — Несомненно, — ответил Уэллинг. — Он приедет, и мы не сможем поймать его.
   Джемс отложил атлас в сторону и откинулся на спинку кресла.
   — Вы хотите сказать, что нам не удастся его поймать?
   — Нет, поймать его нам удастся, но у нас нет достаточно веских улик против него. Если мы не получим о нем дополнительные сведения, то не суждено и послать его на виселицу. Он безумен, Морлек. Я получил протокол врачебного осмотра трупа Сади Гафиза и как специалист по судебной медицине смею утверждать, что Ральф Гамон не в своем уме. Он третий по счету душевнобольной в этом деле.
   Джемс закурил.
   — Надо полагать, что один из трех это я?
   — Нет, вас я не причисляю к ним. Первым безумцем был Фаррингтоном, вторым Беннокуайт, без всякого сомнения ненормальный субъект, и третьим — Гамон.
   — Мне кажется, ваше утверждение наиболее справедливо в отношении Беннокуайта, — заметил Джемс.
   — Его сейчас нет в Танжере, — продолжал Уэллинг. — Английский посол предъявил ему требование в течение двадцати четырех часов покинуть город. Чем было вызвано это требование, мне точно неизвестно, но очень возможно, что решающую роль в этом сыграли ваши донесения о нем. Он направился в Алжезирас, но испанцы тоже выслали его. Он уехал в Париж, а затем в Лондон.
   — Откуда вам это известно? — спросил изумленный Джемс.
   — Я не выпускал его из виду. Он остановился в скромной гостинице на Стемфорд-стрит. Это совершенно исключительная личность. На свои средства он выстроил три церкви, основал сиротский дом и свел с пути истины большее количество людей, чем кто бы то ни было.
   — Почему вы не поселились в Старом Доме? — спросил Уэллинг помолчав.
   — Я предпочитаю жить в городе. В пригороде еще слишком холодно, — ответил Джемс, но его возражение прозвучало очень неубедительно.
   — А кого вы боитесь? — осведомился Уэллинг. — Молодой и красивой девушки?
   — Я никого не боюсь, — ответил покраснев Джемс.
   — Кроме Джоан Карстон, мой милый!
   И Уэллинг был прав.
   Джемс проводил его до двери и снова занялся атласом. Но весь его интерес к этому занятию пропал и, вздохнув, он поставил атлас на место.
   Да, он боялся Джоан, так как не понимал ее отношения к происшедшему. Он опасался, что теперь, когда все треволнения и страхи миновали, она решит, что он прибег к переодеванию для того, чтобы обмануть ее. Он боялся, что это венчание не будет иметь законной силы; впрочем, в не меньшей степени его беспокоила и мысль о том, что венчание может оказаться действительным.
   Он мог бы последовать приглашению Джоан и явиться к ним в Крейз, но пока не осмелился этого сделать.
   Снова прозвучал звонок, и вошедший Бинджер доложил:
   — С вами желает говорить неизвестный мне господин.
   — Кто?
   — Если не ошибаюсь, то он пьян.
   — Кто он?
   — Если не ошибаюсь, он образец алкоголика.
   Джемс удивленно взглянул на него.
   — Он вам не назвал своего имени?
   — Нет, он назвался Беннокуайтом, — выразительно сказал Бинджер, — но я почти уверен, что это вымышленное имя. Следует ли мне сказать, что вас нет дома?
   — Впустите его. Его действительно зовут Беннокуайт.
   Джемс увидел, что Беннокуайт изменился в очень слабой степени. Он несколько приоделся, надел воротничок и повязался галстуком, но и то и другое было далеко не первой свежести.
   — Добрый вечер, Морлек, — обратился он к Джемсу. — Мне кажется, что мы уже встречались.
   — Не угодно ли вам присесть? — серьезно сказал Джемс. — Вы можете идти, — добавил он, обращаясь к Бинджеру.
   — Я получил ваш адрес от нашего общего друга, — продолжал пьяница.
   — Вы, очевидно, имеете в виду телефонную книгу. Я полагаю, что наши общие знакомые ограничиваются Абдуллой — портным в Танжере, кстати сказать, очень толковым человеком.
   Беннокуайт достал из жилетного кармана монокль и вставил его в глаз. Затем, самодовольно оглядев Джемса, продолжал:
   — Этот араб очень милый, хотя и ограниченный человек. Я всегда удивлялся его прилежанию.
   И разгладив рыжую бороду, он оглядел убранство комнаты.
   — Здесь очень мило. Напоминает Марокко. Особенно хорош потолок.
   Джемс с нетерпением ожидал выяснения причины, побудившей Беннокуайта прийти к нему.
   — Я выполнил для вас обряд венчания, мистер Морлек, — продолжал Беннокуайт, — это, разумеется, мелочь, но в настоящее время я нахожусь в таких обстоятельствах, когда вынужден считаться даже с мелочами. Нужда не знает преград. Хоть я в момент венчания и не подозревал, кто является женихом, но потом узнал, что жених был не нищим, а, если мне позволено будет так выразиться, во всех отношениях достойным и привлекательным джентльменом. Мне очень неприятно, что я должен просить вас об оплате этого обряда, рассчитывая на некоторое количество звонкой монеты. Человек вашего положения в обществе не будет возражать, если я положу плату за совершение обряда в размере пять фунтов. Я мог бы заработать и большую сумму, если бы вздумал написать небольшую юмористическую статейку — одну из тех, что так удавались мне в годы моего пребывания в Оксфорде. И я убежден, что в «Мегафоне» эта статья…
   — Одним словом, вы хотите предать гласности все происшедшее, если я вам не уплачу пять фунтов?
   — Нет, нет! Так нельзя ставить вопрос — это было бы вымогательством, — любезно возразил Беннокуайт. — Я откровенно признаюсь вам, что стал слишком ленив для того, чтобы написать статью. Голубчик, я буду очень рад, если вы дадите мне немного денег… У меня нет намерения писать об этом. — И снова он отвесил вежливый поклон.
   Джемс вынул из бумажника банкноту и протянул ее Беннокуайту:
   — Мистер Беннокуайт, порой я задаю себе вопрос — в порядке ли ваши мыслительные способности?
   — Что вы сказали? — переспросил Беннокуайт, сделав вид, что не расслышал слов Джемса. — Не утратил ли я способность мыслить? Разумеется, нет. Но я живу мгновением, сегодняшним днем, и когда мне хорошо — я счастлив, когда мне скверно — я грущу. И так я прожил всю свою жизнь.
   — У вас никогда не было угрызений совести?
   Беннокуайт спрятал в жилетный карман деньги и улыбнулся.
   — Я еще встречусь с вами, — сказал он и поднялся с места.
   — Если вы вздумаете вторично явиться ко мне, то я вас выкину вон, — спокойно сказал ему Джемс. — Я очень сожалею, что мне приходится говорить это человеку, некогда занимавшему высокое положение, но вы просто невыносимы.
   Гость, закинув голову, весело расхохотался и направился к двери… Бинджер, распахнувший перед ним дверь, остолбенел, не понимая причины его веселья.
   После ухода Беннокуайта, Джемс вызвал Бинджера и велел ему проветрить комнату.
   Взглянув на часы, он увидел, что уже восемь часов вечера. Бинджер был неважным поваром, а Ахмед еще не возвратился из Касабланки. Поэтому у Джемса появилась привычка ужинать в маленьком ресторане в Сохо. Но сегодня у него не было никакого желания пойти в ресторан. Он истосковался по домашнему столу, ему захотелось поесть в хорошо обставленной столовой, посидеть у весело трещащего камина.
   Поэтому он сказал Бинджеру:
   — Позвоните по телефону Кливеру и сообщите ему, что я приеду сегодня вечером. Пусть он приготовит хорошо поджаренный бифштекс, паштет и пудинг. И пусть он позаботится о пиве.
   — Вы хотите уехать сегодня? — не веря своим ушам переспросил Бинджер. — Но уже восемь часов вечера!
   — Мне это совершенно безразлично. Я поехал бы, даже если бы сейчас было восемьдесят часов вечера!
   И Джемс выехал к себе в имение. Холодный ветер обвевал его лицо. Его прикосновение было Джемсу отраднее раскаленного дыхания пустыни, приятнее теплого дуновения южного зефира. Было холодно — вскоре должен был выпасть первый снег. Он заметил на оконном стекле машины снежинку и, действительно, южнее Горшема уже выпал снег. Дорога покрылась белоснежным одеялом. Это наполнило его душу счастьем. Зимой только безумцы, по мнению Джемса, могли оставаться в городе.
   Кливер торжественно приветствовал своего господина и бережно снял с него мокрый плащ.
   — Ужин готов, сэр, — сказал он. — Вам угодно, чтобы я подавал?
   — Да. Все в порядке? — спросил Джемс.
   — Все, сэр. Две недели тому назад на ферме загорелся стог сена…
   — Это меня в данную минуту не интересует, — перебил его Джемс. — Неужели у вас ничего не случилось за все время моего отсутствия?
   — Нет, — серьезно ответил Кливер. — У ангорской кошки родилась четверка котят и немного поднялась цена на уголь. А больше ничего не случилось. Жизнь в деревне очень однообразна.
   — И вы также полагаете, что в городе жить веселее? — осведомился Джемс, устраиваясь поудобнее у камина. — В таком случае советую вам выбить эту мысль из головы. Я сегодня пришел к выводу, что единственная сносная жизнь — только в деревне. Разведите огонь у меня в спальне. Включите все лампы в моем кабинете, одерните все занавеси и не вздумайте закрывать ставни.
 
   Джоан, прежде чем лечь в постель, по обыкновению бросила взгляд по направлению к Старому Дому.
   Увидев иллюминацию, она прошептала:
   — Так все-таки ты вернулся, — и послала освещенным огнями окнам воздушный поцелуй.

Глава 34. ЭПИДЕМИЧЕСКОЕ ОТСУТСТВИЕ АППЕТИТА

   — Более всего меня заботит судьба нашего имения, — сказал лорд Крейз за завтраком, обращаясь к Джоан.
   — Но почему тебя это беспокоит?
   — Что произойдет, если этого отвратительного негодяя поймают, осудят и повесят? Кто наследует имение?
   Джоан над этим вопросом до этих пор не задумывалась.
   — Я думаю, что имение наследует его сестра, — заметила она.
   — И я того же мнения, — согласился лорд Крейз. — Меня это очень беспокоит, моя дорогая.
   — Ты в самом деле продал это имение?
   — Нет, но Гамон одолжил мне сумму, которую я ему ни при каких обстоятельствах не могу отдать. Рано или поздно это имение попадет ему в руки. Я лишь внес в договор пункт, что сохраняю имение в своем пожизненном пользовании.
   И он назвал сумму. У Джоан перехватило дыхание.
   — Что же ты сделал с такой кучей денег? — в ужасе воскликнула она.
   Но лорд Крейз поспешил переменить тему разговора.
   — Мне кажется, что Джемс Морлек приехал. Почему он нас не навестил до сих пор? Нынешние молодые люди совершенно не похожи на молодежь моего времени. Я, однако, не хочу этим сказать, что причисляю Джемса к молодежи. На мой взгляд, ему пятьдесят лет…
   — Пятьдесят лет? — воскликнула Джоан. — Ему не больше тридцати.
   — Между тридцатью и пятьюдесятью годами не такая большая разница. Это ты поймешь, когда достигнешь моего возраста. Я послал ему, приглашение к завтраку, но, по-видимому, он еще не проснулся.
   — Он встает в шесть часов утра, — ответила девушка, — то есть, гораздо раньше тебя.
   — Я не раз помышлял о том, что следовало бы вставать рано, но не могу отказаться от моих привычек. Откуда тебе известно, когда он просыпается?
   — Он мне рассказал об этом в Марокко, — ответила Джоан.
   В то же мгновение на пороге показался человек, который был предметом их беседы.
   Джемс Морлек чувствовал себя очень неловко, и поведение Джоан ни в какой степени не способствовало уничтожению этой неловкости. Казалось, что она не обращает на него никакого внимания и даже не слушает его рассказ о том, что он делал в Лондоне.
   — Но почему вы не известили нас о приезде? — спросил лорд. — Джоан…
   — Оставь меня в покое, — перебила его девушка. — Мистер Морлек не интересуется моими делами и мной.
   — Напротив, я очень интересуюсь ими, но я, как уже сказал, был очень занят.
   — Надеюсь, вы выполнили все, что надлежало? — несколько резко заметила Джоан. — А теперь я пойду на молочную ферму. И прошу не провожать меня, потому что в течение ближайших двух часов я буду очень занята.
   — Вы пообедаете с нами, Морлек?
   — Как можешь ты предъявлять мистеру Морлеку такие требования, отец? Не можешь же ты предполагать, что мистер Морлек, приехав сюда из Лондона, свой первый день целиком проведет в нашем обществе? Мы нарушаем весь его домашний распорядок. Кливер никогда нам не простит этого.
   Лорд Крейз мрачно взглянул на Джемса после того, как ушла Джоан.
   — Вы останетесь здесь и на время охоты?
   — Вряд ли. — Джемс был разочарован, хотя и пытался это скрыть. — Я приехал сюда для того, чтобы привести в порядок некоторые дела, связанные со Старым Домом. На следующей неделе я уезжаю в Америку, — добавил он.
   — Это очень интересная страна, — заметил лорд, не заботясь о том, что приличия требовали, чтобы он выразил сожаление по поводу спешного отъезда Джемса.
   Джемс вернулся домой в самом отвратительном настроении.
   Джоан явилась после ухода Морлека.
   — Где мистер Морлек? — спросила она.
   — Он пошел домой. Ты ведь лишила его возможности остаться здесь, — заметил лорд и спокойно развернул салфетку.
   — Я надеюсь, что он останется у нас к обеду.
   Лорд Крейз удивленно взглянул на дочь. Ему было непонятна непоследовательность ее поступков.
   — Ты ведь знала, что он не останется у нас обедать, — сказал он. — Как мог он, благовоспитанный человек, остаться у нас после того, как ты нелюбезно обошлась с ним? Я завтра поеду в Лондон, чтобы попрощаться с ним.
   — Куда он уезжает?
   — В Америку… Кажется в Южную Америку… Он сказал мне, что намеревается пробыть там не менее десятка лет.
   — Он это сказал?
   — Собственно, он этого не сказал, — заметил лорд, — но это вытекало из смысла всего им сказанного. Он находит жизнь в Крейзе скучной и надеется, что охота на исполинских боа-кострикторов в Южной Америке на берегу Амазонки внесет некоторое разнообразие и оживление в его жизнь. Во всяком случае он твердо решил уехать.
   — Отец, он в самом деле собирается покинуть нас?
   Лорд устало вздохнул.
   — Я тебе уже дважды сказал об этом. Он уезжает в Америку. Но ты ничего не ешь. У тебя нет аппетита? Ты, должно быть, пила молоко, а после молока не хочется есть. От молока полнеют.
   — Я не пила молока, просто у меня нет аппетита!
   — В таком случае тебе следует обратиться к врачу.
   Джоан ничего не ответила, и обед прошел в молчании.
   — Я не верю, что он уедет, — сказала наконец Джоан.
   — Кто?
   — А о ком, по твоему, мы говорили только что?
   — Мне кажется, мы в течение четверти часа вообще не говорили, а молчали, — заметил лорд. — В последнее время ты вообще стала очень молчаливой. Мне еще никогда не приходилось обедать в обществе такой неинтересной собеседницы. Можешь не сомневаться в этом — он действительно уезжает.
   Джоан попыталась сделать равнодушное лицо.
   — И все-таки я не верю в это. Я голодна и не вижу на столе ничего съедобного. Ненавижу баранину.
   Отец тяжело вздохнул.
   — В таком случае ступай к нему в Старый Дом, пообедай в его обществе, а, кстати, сообщи ему, что ты с каждым днем все более и более действуешь мне на нервы, и что ты стала за последнее время совершенно невыносимой. Хотел бы я знать, станешь ли ты с годами лучше или нет. У нас в семье имелась тетка Джемима — так та, как и ты…
   Но Джоан не склонна была беседовать о свойствах тетки Джемимы и поспешила удалиться.
   Лорд Крейз направился к себе в кабинет и, подойдя к окну, увидел, как Джоан направилась в Старый Дом. Он задумчиво покачал головой.
   В последнее время с Джоан не было сладу.
 
   — Благодарю вас, Кливер, — сказал Джемс. — У меня нет аппетита, я не буду сегодня обедать.
   — Но вы ведь вчера вечером сами изволили заказать мне обед.
   — Я не хочу есть, — раздраженно заметил Джемс и сердито заворошил кочергой в камине.
   — Джен Смит! — услышал он голос Джоан из-за двери. — Я сама докладываю о своем появлении.
   Она сбросила плащ и сняла шляпу.
   — Вы уже обедали?
   — Нет, я не голоден.
   — Джемс, ты в самом деле собираешься уехать в Америку?
   — Я не знаю… Во всяком случае, я решил уехать из этого проклятого места, — мрачно заявил он. — Я не могу выносить провинциальную жизнь. Мне надоел этот снег, а завывание ветра действует на нервы.
   — А я тебе говорю, что ты не уедешь. Ты останешься в Крейзе — я так решила.
   И сказав это, она намазала себе ломоть хлеба маслом и жадно принялась за еду. Джоан основательно проголодалась.
   — Разве тебя дома не кормят? — удивленно спросил Джемс, взглянув на нее.
   — Что с нами обоими станется? — спросила она вместо того, чтобы ответить на его вопрос.
   — Ты имеешь в виду нас?
   — Да. Я имею в виду наше венчание. Я была у адвоката, и он мне сказал, что не может быть никаких сомнений в действительности нашего брака. Затем я пошла к другому адвокату, и он мне сказал, что нет никаких оснований считать меня вступившей в брак.
   — Ты в самом деле была…
   — На самом деле я не ходила к адвокатам, но написала в редакции двух газет, дающих своим читателям бесплатные юридические консультации. Что мы предпримем?
   — А что ты хочешь предпринять?
   — Я хочу развестись с тобой! — спокойно заявила она. — Разумеется, мне это не совсем приятно из-за общественного мнения, но мы можем заявить, что не сошлись характерами.
   — Но в этой стране это недостаточно веский повод для развода.
   — В таком случае я не знаю, что предпринять.
   — Но ведь есть иной выход из положения, миссис Морлек, — сказал Джемс.
   — Ради Бога, не называй меня миссис Морлек, в худшем случае я — леди Джоан Морлек. Но, Джемс, ты в самом деле решил уехать в Америку?
   — Я детально ознакомился с нашим вопросом; и адвокат сообщил мне, что брак недействителен, потому что не было своевременно получено разрешение на брак. Один факт венчания еще не делает его правомочным.
   Он заметил на лице девушки разочарование.
   — В самом деле это так?
   — А ты сожалеешь об этом?
   — Нет, этого я не могу утверждать. Мне попросту все это страшно надоело. Ведь в этом случае нам пришлось бы вторично повенчаться, а мне эта церемония приелась…
   Кливер, вошедший в это мгновение в комнату, поспешил отвернуться и незаметно выйти. Его присутствие несомненно было лишним…

Глава 35. МНОГОГОВОРЯЩИЕ ЧЕКИ

   Всю ночь шел снег. Дорога покрылась глубокой снежной пеленой, но мужчина, углубившийся в свои мысли и рассеянно шагавший по одной из улиц восточной части Лондона, не обращал внимания на погоду.
   В этот ранний час улицы были пустынны. Небольшой пароход, доставивший незнакомца в Лондон, причалил в устье Темзы недалеко от Тауэрского моста. Сторож в доках не хотел пропускать незнакомца, но ему удалось убедить его и пройти в город.
   Он добрался пешком до Биллинг-Гет и там нашел такси, которое доставило его на Гросвенор-сквер. Улицы по-прежнему были пустынны, и даже постовой полицейский предпочел куда-то спрятаться от холодного ветра и снега.
   Незнакомец подошел к дому, вынул из кармана ключ и вошел в подъезд.
   Ничто не изменилось. Он продал этот дом, но новый владелец сообщил ему, что в течение ближайшего года не собирается жить в нем. Он прошел в свою бывшую квартиру и убедился, что ничто в ней не изменилось. На столике в одной из комнат лежало начатое рукоделие — он понял, что Лидия Гамон находилась здесь. Поднялся на второй этаж. На лестнице ему попалась горничная, удивленно вытаращившая на него глаза, словно ей встретилось привидение.
   Ральф Гамон — ибо это был он — сказал ей:
   — Вам нечего болтать о том, что я приехал, — и направился в свою комнату.
   Комната утратила прежнюю привлекательность и уютность. На мебели красовались чехлы, ковер был скатан и лежал в стороне, кровать не была постлана. Он сбросил плащ и, взглянув на себя в зеркало, расхохотался.
   За дверью послышались шаги, и на пороге показалась Лидия.
   — Ральф! — взволнованно прошептала она. — Милли сказала мне, что ты вернулся.
   — Она не солгала, — ответил он и странно посмотрел на нее. — Так ты, значит, здесь?
   — Да, я возвратилась в Лондон.
   — После того, как полиция выяснила у тебя все, что могла обо мне?
   — Нет, я ничего им не рассказывала о тебе.
   — Я не верю.
   — Ральф, я узнала очень неприятную историю. Сади Гафиз убит, и ты находился во время убийства вместе с ним.
   — И что же?
   — Это правда?
   — Я не знал, что он мертв, — сказал он, не глядя ей в глаза. — Но в Лондоне нас не должно интересовать то, что было в Марокко. Меня не могут выдать марокканским властям, а если бы это и было возможно, то как доказать, что я причастен к смерти Сади? Сади Гафиз понес заслуженную кару: я его убил, потому что он оскорбил тебя.
   Она знала, что он лжет, но не стала противоречить.
   — Здесь была полиция.
   — Это понятно: ведь ты все время общалась с капитаном Уэллингом. Я об этом слышал еще во время моего пребывания в Танжере. Впрочем, завтра я навещу его.
   — Но, Ральф, ты не сделаешь этого! — И она положила ему на плечо руку.
   Ральф резко отбросил ее.
   — Я сегодня же пойду к Уэллингу! Я все обдумал за время морского путешествия. Мне надоело вести жизнь преследуемого зверя. Если они что-либо намерены предпринять против меня и у них имеются достаточные улики, то пусть предъявят обвинение и предадут меня суду. А теперь — дай мне поесть.
   Она поспешила исполнить его приказание.
   Вернувшись к нему, Лидия сказала:
   — Я распорядилась, чтобы подали завтрак в твой кабинет.
   — Я думаю, полиция перерыла все основательно?
   — Нет, они не производили обыска, Ральф. У них даже не было разрешения на обыск.
   — У них не было? — И стремительно повернувшись к девушке, он продолжал: — Это значит, что они не уверены в своих предположениях. Я сегодня же разыщу старого Уэллинга… Воображаю, как его удивит мое появление. И затем я отправлюсь в свое владение — в Крейз.
   — Ральф, ты с ума сошел, если хочешь явиться в полицию! — боязливо вскричала девушка. — Неужели ты не мог бы где-нибудь укрыться за океаном?
   — Нет, я не желаю уезжать отсюда.
   И, действительно, капитан Уэллинг был изрядно изумлен, когда дежурный полицейский подал ему визитную карточку, на которой значилось имя Гамона.
   — Он здесь? — спросил Уэллинг, не веря своим глазам.
   — Да, сэр, он в приемной.
   — Попросите его войти, — сказал он, не веря, что Ральф осмелится появиться у него в кабинете.
   Но это действительно был Ральф. Словно ни в чем не бывало, он предстал перед ним в безукоризненно сидящем пальто, блестящем цилиндре, и, положив трость на письменный стол полицейского капитана, приветливо улыбнулся.
   Уэллинг был поражен, как никогда в жизни.
   — С добрым утром, Уэллинг, — сказал Гамон. — Я слышал, что вы пытались меня найти?
   — Да, я следил за вами, — медленно ответил Уэллинг, все еще вне себя от изумления.
   — Ну, вот и отлично, я и пришел к вам. — Гамон взял стул и уселся поудобнее.