— О ком ты говоришь? — удивилась Лидия.
— Я говорю о Джоан Карстон.
— Джоан? Где она? Разве она здесь?
— Да, она здесь.
По восклицанию Лидии Ральф понял, что это сообщение несколько успокоило ее.
— Ты вначале напугал меня, Ральф, — сказала девушка, — но сейчас я сообразила, что видела яхту в гавани. Ты тоже ее видел?
— Джоан не на яхте, — заметил Ральф. — Она находится в одном из домов Сади Гафиза, примерно в двадцати милях от города. В настоящее время она представляет для меня двойную ценность: Морлек также находится в Танжере.
Лидия с ужасом уставилась на него, не веря своим ушам.
— Ты овладел Джоан Карстон? Ты ее похитил?
Он кивнул головой.
— Боже!.. Ральф… Отдаешь ли ты себе отчет в том, что сделал?
— Я поступаю очень разумно, — возразил Гамон. Он закурил. — Я в своем уме.
— Ты ее не обидел?
— Не говори глупостей. Я собираюсь на ней жениться.
— Но, Ральф, тебе грозит за это суровая кара.
— Со мной ничего не случится. Законы в Марокко — нечто весьма условное. Запомни это. Здесь беспрестанно происходят всякие волнения, и европейские державы бессильны что-либо предпринять. Но пусть это тебя не беспокоит. Я хотел лишь объявить тебе о том, что решил поселиться здесь навсегда.
— Ты хочешь поселиться в Марокко?
— Да. Я очень дружен с одним из наиболее влиятельных вождей, и после того, как Джоан поживет здесь пару лет и свыкнется с местной жизнью, смогу снова уехать отсюда. Но пока что останусь здесь.
— В таком случае мне придется уехать? — нервно спросила Лидия. — Ты ведь нуждаешься в том, чтобы кто-нибудь занимался твоими делами в Лондоне.
— Мои дела в Лондоне находятся в полном порядке. Перед отъездом я продал свой дом и все прочее мое имущество, за исключением имения Крейзов. Его я не намерен продавать, хотя бы ради моих детей.
— Но мне надо привести в порядок свои дела, Ральф, — смущенно заговорила Лидия. — Я не могу здесь остаться. Если тебе угодно, я снова вернусь сюда…
— Ты не уедешь отсюда, послушай, Лидия, — и увидев, что она побледнела и готова упасть в обморок, он поспешил к ней и грубо потряс ее за плечи, — не разыгрывай комедий! — заревел он. — Успех моих начинаний целиком зависит от Сади Гафиза. Я должен во что бы то ни стало сохранить его дружбу. Мне нужна его помощь. Очень возможно, что от этого зависит моя жизнь. Я не имею понятия о том, насколько осведомлен о моих делах капитан Уэллинг, но если даже и половина того, что мне сказала Джоан, правда, то этого достаточно, чтобы отправить меня на виселицу.
— Ты… ты ведь никого не убил? — в ужасе воскликнула девушка.
— На мне ответственность, по крайней мере, за два убийства, — хрипло ответил он, и сестра в ужасе отшатнулась от него. — Ты жила в Париже, в роскоши и в довольстве, вращалась в аристократическом обществе — все это ты имела благодаря моим деньгам. Ты никогда не чувствовала угрызений совести, тебя никогда не смущал вопрос, откуда берутся деньги? Каким образом я их заработал? Ты не думай, что эти деньги я получил благодаря смерти Корнфорда… Но я их еще получу… я их получу… Пока я в Марокко, мне безразлично, что обо мне знают там, в Европе.
— Ральф, я пойду сейчас домой, — сказала она. — Я не могу больше оставаться здесь.
Она протянула ему руку, но он не прикоснулся к ней. Лидия тяжело вздохнула и направилась к двери. Отдернув полог, она попыталась отворить дверь, но усилия оказались напрасными.
— Она заперта, — спокойно сказал Ральф. — Ты хочешь пойти домой? Теперь твой дом здесь… У Сади Гафиза имеется чудесный домик в горах. Ты там устроишься очень недурно.
— Уж не думаешь ли ты, что я выйду замуж за твоего араба? — воскликнула Лидия.
— Тебе придется примириться с этим. Этот дом не особенно комфортабелен, но в загородном дворце Сади Гафиза тебе будет очень хорошо. Да и Джоан полезно будет знать, что рядом с ней есть другая белая женщина. У нее убавится спеси, если она узнает, что Сади Гафиз стал ее шурином.
Эта мысль пришлась ему по вкусу, и он громко расхохотался.
Глава 22. ПРЕПОДОБНЫЙ БЕННОКУАЙТ
Глава 23. КОВАРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ
Глава 24. ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ДЖОАН
Глава 25. НАЗОЙЛИВЫЙ НИЩИЙ
— Я говорю о Джоан Карстон.
— Джоан? Где она? Разве она здесь?
— Да, она здесь.
По восклицанию Лидии Ральф понял, что это сообщение несколько успокоило ее.
— Ты вначале напугал меня, Ральф, — сказала девушка, — но сейчас я сообразила, что видела яхту в гавани. Ты тоже ее видел?
— Джоан не на яхте, — заметил Ральф. — Она находится в одном из домов Сади Гафиза, примерно в двадцати милях от города. В настоящее время она представляет для меня двойную ценность: Морлек также находится в Танжере.
Лидия с ужасом уставилась на него, не веря своим ушам.
— Ты овладел Джоан Карстон? Ты ее похитил?
Он кивнул головой.
— Боже!.. Ральф… Отдаешь ли ты себе отчет в том, что сделал?
— Я поступаю очень разумно, — возразил Гамон. Он закурил. — Я в своем уме.
— Ты ее не обидел?
— Не говори глупостей. Я собираюсь на ней жениться.
— Но, Ральф, тебе грозит за это суровая кара.
— Со мной ничего не случится. Законы в Марокко — нечто весьма условное. Запомни это. Здесь беспрестанно происходят всякие волнения, и европейские державы бессильны что-либо предпринять. Но пусть это тебя не беспокоит. Я хотел лишь объявить тебе о том, что решил поселиться здесь навсегда.
— Ты хочешь поселиться в Марокко?
— Да. Я очень дружен с одним из наиболее влиятельных вождей, и после того, как Джоан поживет здесь пару лет и свыкнется с местной жизнью, смогу снова уехать отсюда. Но пока что останусь здесь.
— В таком случае мне придется уехать? — нервно спросила Лидия. — Ты ведь нуждаешься в том, чтобы кто-нибудь занимался твоими делами в Лондоне.
— Мои дела в Лондоне находятся в полном порядке. Перед отъездом я продал свой дом и все прочее мое имущество, за исключением имения Крейзов. Его я не намерен продавать, хотя бы ради моих детей.
— Но мне надо привести в порядок свои дела, Ральф, — смущенно заговорила Лидия. — Я не могу здесь остаться. Если тебе угодно, я снова вернусь сюда…
— Ты не уедешь отсюда, послушай, Лидия, — и увидев, что она побледнела и готова упасть в обморок, он поспешил к ней и грубо потряс ее за плечи, — не разыгрывай комедий! — заревел он. — Успех моих начинаний целиком зависит от Сади Гафиза. Я должен во что бы то ни стало сохранить его дружбу. Мне нужна его помощь. Очень возможно, что от этого зависит моя жизнь. Я не имею понятия о том, насколько осведомлен о моих делах капитан Уэллинг, но если даже и половина того, что мне сказала Джоан, правда, то этого достаточно, чтобы отправить меня на виселицу.
— Ты… ты ведь никого не убил? — в ужасе воскликнула девушка.
— На мне ответственность, по крайней мере, за два убийства, — хрипло ответил он, и сестра в ужасе отшатнулась от него. — Ты жила в Париже, в роскоши и в довольстве, вращалась в аристократическом обществе — все это ты имела благодаря моим деньгам. Ты никогда не чувствовала угрызений совести, тебя никогда не смущал вопрос, откуда берутся деньги? Каким образом я их заработал? Ты не думай, что эти деньги я получил благодаря смерти Корнфорда… Но я их еще получу… я их получу… Пока я в Марокко, мне безразлично, что обо мне знают там, в Европе.
— Ральф, я пойду сейчас домой, — сказала она. — Я не могу больше оставаться здесь.
Она протянула ему руку, но он не прикоснулся к ней. Лидия тяжело вздохнула и направилась к двери. Отдернув полог, она попыталась отворить дверь, но усилия оказались напрасными.
— Она заперта, — спокойно сказал Ральф. — Ты хочешь пойти домой? Теперь твой дом здесь… У Сади Гафиза имеется чудесный домик в горах. Ты там устроишься очень недурно.
— Уж не думаешь ли ты, что я выйду замуж за твоего араба? — воскликнула Лидия.
— Тебе придется примириться с этим. Этот дом не особенно комфортабелен, но в загородном дворце Сади Гафиза тебе будет очень хорошо. Да и Джоан полезно будет знать, что рядом с ней есть другая белая женщина. У нее убавится спеси, если она узнает, что Сади Гафиз стал ее шурином.
Эта мысль пришлась ему по вкусу, и он громко расхохотался.
Глава 22. ПРЕПОДОБНЫЙ БЕННОКУАЙТ
Итак, Лидия была обманута хитростью Гамона так же, как и Джоан. Она знала, что бесполезно просить Ральфа смилостивиться. Ральф Гамон никогда не задумывался, если надо было приносить в жертву других ради осуществления своих планов.
Она снова хотела заговорить, как вдруг распахнулись двери, и в комнату вбежал Сади Гафиз.
— Скорей, — воскликнул он, — уходите скорее через маленькую дверь. Дом оцеплен солдатами паши. Очень возможно, что они пришли арестовать меня — я вскоре это выясню. Но со мной ничего не произойдет. Гамон, скорее уходите с сестрой.
Ральф взял Лидию за руку и повел ее во двор. По-видимому, он хорошо ориентировался в этом доме, потому что не нуждался в провожатом. Сади Гафиз захлопнул за ними маленькую дверцу в стене. Со стороны главных ворот продолжал доноситься грохот ударов.
Никто не обратил внимания на араба и европейскую женщину. Ральф, накинув на голову капюшон, шел рядом с Лидией, не выпуская ее руки. Так прошли они пустынный в эти часы базар. Инстинктивно Лидия хотела завернуть на улицу, которая вела к ее гостинице.
— О, нет, не сюда, — иронически заметил Ральф. — Ты проведешь ночь в маленьком спокойном домике.
— Ральф, ради Бога, отпусти меня, — взмолилась она.
Неожиданно из мрака вынырнул силуэт какого-то мужчины.
— Быть может, сударыня, я могу быть вам чем-нибудь полезен? — спросил он.
Едва Ральф услышал голос этого человека, как поспешно выпустил руку Лидии и скрылся во мраке.
Он был готов встретить в Танжере знакомых людей, но менее всего рассчитывал увидеться здесь с Уэллингом.
Гамон пересек пустынный базар и скрылся в одной из узеньких уличек. Лишь убедившись, что его не преследуют, он умерил шаг. Навстречу шел какой-то прохожий; он посторонился, чтобы пропустить его, но на несчастье, встречный также подался в сторону, и они столкнулись.
— Черт возьми, неужели вы не видите, куда идете? — спросил по-английски Гамон.
К его удивлению, ему ответили по-английски.
— Черт вас дери, проклятый пес, неужели вы не можете открыть пошире глаза и не преграждать дорогу джентльмену? Вы пьяны!
Ральф был очень удивлен и машинально зажег спичку. При ее свете он разглядел багровое лицо и рыжую бороду встречного и в испуге выронил спичку.
— Прошу прощения, — пробормотал оборванец, накурившийся гашиша. И, задрав голову к небу, он продолжал:
— Вас не очень затруднило бы, если бы я попросил вас найти мне звезду Гамму в созвездии Ориона? Мое жилище находится примерно в том же направлении. Я живу в отвратительной лачуге, над каким-то туземным портным. И что я представляю собой? Я священнослужитель и офицер, удостоившийся высшей военной награды, награжденный крестом Виктории! Алимер Бернандо Беннокуайт! Разрешите попросить у вас пять песет — завтра я получу перевод из дому и возвращу вам эту пустяковую сумму.
Словно зачарованный, протянул ему Ральф Гамон золотой.
Беннокуайт! Человек, обвенчавший Джоан Карстон и Ферри Фаррингтона.
Она снова хотела заговорить, как вдруг распахнулись двери, и в комнату вбежал Сади Гафиз.
— Скорей, — воскликнул он, — уходите скорее через маленькую дверь. Дом оцеплен солдатами паши. Очень возможно, что они пришли арестовать меня — я вскоре это выясню. Но со мной ничего не произойдет. Гамон, скорее уходите с сестрой.
Ральф взял Лидию за руку и повел ее во двор. По-видимому, он хорошо ориентировался в этом доме, потому что не нуждался в провожатом. Сади Гафиз захлопнул за ними маленькую дверцу в стене. Со стороны главных ворот продолжал доноситься грохот ударов.
Никто не обратил внимания на араба и европейскую женщину. Ральф, накинув на голову капюшон, шел рядом с Лидией, не выпуская ее руки. Так прошли они пустынный в эти часы базар. Инстинктивно Лидия хотела завернуть на улицу, которая вела к ее гостинице.
— О, нет, не сюда, — иронически заметил Ральф. — Ты проведешь ночь в маленьком спокойном домике.
— Ральф, ради Бога, отпусти меня, — взмолилась она.
Неожиданно из мрака вынырнул силуэт какого-то мужчины.
— Быть может, сударыня, я могу быть вам чем-нибудь полезен? — спросил он.
Едва Ральф услышал голос этого человека, как поспешно выпустил руку Лидии и скрылся во мраке.
Он был готов встретить в Танжере знакомых людей, но менее всего рассчитывал увидеться здесь с Уэллингом.
Гамон пересек пустынный базар и скрылся в одной из узеньких уличек. Лишь убедившись, что его не преследуют, он умерил шаг. Навстречу шел какой-то прохожий; он посторонился, чтобы пропустить его, но на несчастье, встречный также подался в сторону, и они столкнулись.
— Черт возьми, неужели вы не видите, куда идете? — спросил по-английски Гамон.
К его удивлению, ему ответили по-английски.
— Черт вас дери, проклятый пес, неужели вы не можете открыть пошире глаза и не преграждать дорогу джентльмену? Вы пьяны!
Ральф был очень удивлен и машинально зажег спичку. При ее свете он разглядел багровое лицо и рыжую бороду встречного и в испуге выронил спичку.
— Прошу прощения, — пробормотал оборванец, накурившийся гашиша. И, задрав голову к небу, он продолжал:
— Вас не очень затруднило бы, если бы я попросил вас найти мне звезду Гамму в созвездии Ориона? Мое жилище находится примерно в том же направлении. Я живу в отвратительной лачуге, над каким-то туземным портным. И что я представляю собой? Я священнослужитель и офицер, удостоившийся высшей военной награды, награжденный крестом Виктории! Алимер Бернандо Беннокуайт! Разрешите попросить у вас пять песет — завтра я получу перевод из дому и возвращу вам эту пустяковую сумму.
Словно зачарованный, протянул ему Ральф Гамон золотой.
Беннокуайт! Человек, обвенчавший Джоан Карстон и Ферри Фаррингтона.
Глава 23. КОВАРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ
На углу улицы стоял капитан Уэллинг, выжидая пока его спутница несколько успокоится.
— Благодарю вас, — обратилась она к нему и разразилась истерическим смехом. — Можно вас просить быть столь любезным и проводить меня в отель? Я так рада вашему вмешательству.
— Этот человек оскорбил вас?
— Да… нет… это мой друг… мой брат…
Уэллинг застыл в изумлении.
— Ваш брат?
Проходя мимо фонаря, она узнала своего спутника.
— Капитан Уэллинг! — в смущении воскликнула она.
— Да, это я, а вы, должно быть, мисс Лидия Гамон. Я перевернул весь город, разыскивая вас. Это был ваш брат?
Лидия всхлипнула.
— Нет.
— Я вижу, что это все же был он, — спокойно возразил Уэллинг. — Я никогда не мог предположить, что он носит арабское одеяние и пустится на такую театральную хитрость. Что ж, век живи — век учись. Пожалуй, и я куплю себе белый бурнус и захвачу его с собой в Лондон. — Но даже мысль о том, что капитан Уэллинг покажется на улицах Лондона в белом бурнусе, не развеселила Лидию.
Однако его присутствие успокоило ее. Она задумалась над тем, что следовало предпринять.
— Капитан Уэллинг, я боюсь брата, — сказала она неожиданно.
— Это меня не удивляет. И я его несколько опасаюсь.
— Скажите, нельзя ли так сделать, чтобы кто-нибудь охранял меня? Может быть, мое предложение звучит не особенно разумно, но…
— Я понимаю вас. Ваше желание легко осуществить. В какой комнате вы остановились?
— Я еще не знаю этого, — смущенно ответила Лидия. — Вы тоже остановились в гостинице «Континенталь»?
— Да, однако мне кажется, можно устроить так, чтобы мне предоставили комнату рядом с вашей.
Но в отеле выяснилось, что Уэллингу даже не придется менять комнаты. Случайно его комната оказалась в том же коридоре, в котором находилась и комната сестры Ральфа.
В половине двенадцатого в гостиницу пришел араб и принес письмо для Лидии. Письмо принял Уэллинг и передал его девушке. Она вскрыла конверт, прочла письмо и, не проронив ни слова, вручила его капитану.
«Все в порядке. Паша лишь хотел при помощи этого мероприятия напугать Сади. Он мне рассказал, что Морлек явился сегодня к паше и потребовал обыска у Сади. Я попрошу тебя прийти сюда на несколько минут и быть полюбезнее с Сади. Потом я лично провожу тебя обратно в гостиницу».
— Какой мне дать ответ? — спросил Уэллинг, ознакомившись с содержанием письма. И, уловив молчаливое согласие Лидии, он обмакнул перо в чернила и написал:
«Я попрошу вас явиться ко мне для небольшого собеседования». Затем расписался своими инициалами и, положив письмо в конверт, передал его посланцу.
— Не думаю, чтобы он пришел по нашему приглашению, — сказал сыщик, обращаясь к Лидии. — Ради вас я бы не желал, чтобы он пришел.
Уэллинг лег спать в полной уверенности, что Гамон не побеспокоит его и не решится показаться здесь, где Уэллинг обладал властью.
Уэллинг спал очень чутко, и легкий шорох, послышавшийся у окна, заставил его проснуться. Не зажигая света, он поднялся и прокрался к окну. Бесшумно отворив его, выглянул на улицу.
Внизу виднелись силуэты двух мужчин — один из них держал в руках фонарь. Второй нагнулся, поднял камень и бросил в окно Лидии. Разбуженная девушка подошла к окну.
— Это мисс Гамон? — тихо спросил бросивший камень.
— Да, — ответила она, — а кто еще внизу?
— Здесь Сади Гафиз. Ваш брат застрелился. Он передал мне кое-что для вас.
Уэллинг услышал приглушенный вскрик, а затем до его слуха донеслось:
— Подождите мгновение… Я сейчас спущусь вниз…
Уэллинг выждал минуту, а затем надел туфли и набросил на плечи плащ. Лидия опередила его. Он услышал, как кто-то возился у выходной двери, пытаясь отодвинуть засов. В конце концов усилия девушки увенчались успехом, и Уэллинг, перегнувшись через перила, мог увидеть, как Лидия впустила в отель араба.
— Что случилось? — спросила она дрожащим голосом.
— Сегодня вечером ваш брат встретил полицейского чиновника, который опознал его, потому что вскоре мистер Гамон прибежал ко мне в большом смятении. Я оставил его на мгновение для того, чтобы принести ему кофе, и когда вышел из комнаты, услышал выстрел. Я вернулся назад и нашел его на диване…
— Он мертв?
Сади Гафиз покачал головой.
— Нет, он еще жив… Вы не желаете пройти со мной к нему? Вам нечего бояться: солдаты паши охраняют мой дом.
— Вы ведь сказали, что хотели мне что-то передать.
Сади Гафиз достал из-за пазухи маленький пакетик и протянул его девушке.
В следующее мгновение она последовала за ним.
Уэллинг, несмотря на свой преклонный возраст, одним прыжком миновал все ступеньки лестницы и очутился рядом с Лидией в тот момент, когда она собиралась захлопнуть за собою дверь отеля.
— Одно мгновение, — сказал он и с силой рванул ее назад, с изумительной ловкостью уклонившись в сторону; и удар, который попытался ему нанести спрятавшийся за дверью человек, миновал свою цель. Затем Уэллинг захлопнул перед нападавшими дверь и включил свет.
— От этих мы избавились, — сказал он тяжело дыша.
— Но мистер Уэллинг… мой брат… — прошептала девушка.
— Ваш брат не застрелился — он жив. Такие негодяи не кончают жизнь самоубийством…
И он взял у нее врученное ей письмо.
— Они хотели поймать сразу двух зайцев, но я обманул их. Можете не сомневаться — в этом конверте вы найдете чистый лист бумаги. — И он показал девушке чистый листок.
Лидия в смущении последовала за ним.
— Вы полагаете, что мой брат жив и невредим?
— Я убежден в том, что рассказанное вам — ложь. Сначала они бросили камень в мое окно с тем, чтобы я проснулся и послушал ваш разговор с Сади Гафизом. Они хотели расправиться со мною, едва я переступлю порог отеля. И это им почти удалось. Но я не настолько наивен, чтобы попасться на такую удочку, хотя надо признать, что они неплохо задумали все это.
— Благодарю вас, — обратилась она к нему и разразилась истерическим смехом. — Можно вас просить быть столь любезным и проводить меня в отель? Я так рада вашему вмешательству.
— Этот человек оскорбил вас?
— Да… нет… это мой друг… мой брат…
Уэллинг застыл в изумлении.
— Ваш брат?
Проходя мимо фонаря, она узнала своего спутника.
— Капитан Уэллинг! — в смущении воскликнула она.
— Да, это я, а вы, должно быть, мисс Лидия Гамон. Я перевернул весь город, разыскивая вас. Это был ваш брат?
Лидия всхлипнула.
— Нет.
— Я вижу, что это все же был он, — спокойно возразил Уэллинг. — Я никогда не мог предположить, что он носит арабское одеяние и пустится на такую театральную хитрость. Что ж, век живи — век учись. Пожалуй, и я куплю себе белый бурнус и захвачу его с собой в Лондон. — Но даже мысль о том, что капитан Уэллинг покажется на улицах Лондона в белом бурнусе, не развеселила Лидию.
Однако его присутствие успокоило ее. Она задумалась над тем, что следовало предпринять.
— Капитан Уэллинг, я боюсь брата, — сказала она неожиданно.
— Это меня не удивляет. И я его несколько опасаюсь.
— Скажите, нельзя ли так сделать, чтобы кто-нибудь охранял меня? Может быть, мое предложение звучит не особенно разумно, но…
— Я понимаю вас. Ваше желание легко осуществить. В какой комнате вы остановились?
— Я еще не знаю этого, — смущенно ответила Лидия. — Вы тоже остановились в гостинице «Континенталь»?
— Да, однако мне кажется, можно устроить так, чтобы мне предоставили комнату рядом с вашей.
Но в отеле выяснилось, что Уэллингу даже не придется менять комнаты. Случайно его комната оказалась в том же коридоре, в котором находилась и комната сестры Ральфа.
В половине двенадцатого в гостиницу пришел араб и принес письмо для Лидии. Письмо принял Уэллинг и передал его девушке. Она вскрыла конверт, прочла письмо и, не проронив ни слова, вручила его капитану.
«Все в порядке. Паша лишь хотел при помощи этого мероприятия напугать Сади. Он мне рассказал, что Морлек явился сегодня к паше и потребовал обыска у Сади. Я попрошу тебя прийти сюда на несколько минут и быть полюбезнее с Сади. Потом я лично провожу тебя обратно в гостиницу».
— Какой мне дать ответ? — спросил Уэллинг, ознакомившись с содержанием письма. И, уловив молчаливое согласие Лидии, он обмакнул перо в чернила и написал:
«Я попрошу вас явиться ко мне для небольшого собеседования». Затем расписался своими инициалами и, положив письмо в конверт, передал его посланцу.
— Не думаю, чтобы он пришел по нашему приглашению, — сказал сыщик, обращаясь к Лидии. — Ради вас я бы не желал, чтобы он пришел.
Уэллинг лег спать в полной уверенности, что Гамон не побеспокоит его и не решится показаться здесь, где Уэллинг обладал властью.
Уэллинг спал очень чутко, и легкий шорох, послышавшийся у окна, заставил его проснуться. Не зажигая света, он поднялся и прокрался к окну. Бесшумно отворив его, выглянул на улицу.
Внизу виднелись силуэты двух мужчин — один из них держал в руках фонарь. Второй нагнулся, поднял камень и бросил в окно Лидии. Разбуженная девушка подошла к окну.
— Это мисс Гамон? — тихо спросил бросивший камень.
— Да, — ответила она, — а кто еще внизу?
— Здесь Сади Гафиз. Ваш брат застрелился. Он передал мне кое-что для вас.
Уэллинг услышал приглушенный вскрик, а затем до его слуха донеслось:
— Подождите мгновение… Я сейчас спущусь вниз…
Уэллинг выждал минуту, а затем надел туфли и набросил на плечи плащ. Лидия опередила его. Он услышал, как кто-то возился у выходной двери, пытаясь отодвинуть засов. В конце концов усилия девушки увенчались успехом, и Уэллинг, перегнувшись через перила, мог увидеть, как Лидия впустила в отель араба.
— Что случилось? — спросила она дрожащим голосом.
— Сегодня вечером ваш брат встретил полицейского чиновника, который опознал его, потому что вскоре мистер Гамон прибежал ко мне в большом смятении. Я оставил его на мгновение для того, чтобы принести ему кофе, и когда вышел из комнаты, услышал выстрел. Я вернулся назад и нашел его на диване…
— Он мертв?
Сади Гафиз покачал головой.
— Нет, он еще жив… Вы не желаете пройти со мной к нему? Вам нечего бояться: солдаты паши охраняют мой дом.
— Вы ведь сказали, что хотели мне что-то передать.
Сади Гафиз достал из-за пазухи маленький пакетик и протянул его девушке.
В следующее мгновение она последовала за ним.
Уэллинг, несмотря на свой преклонный возраст, одним прыжком миновал все ступеньки лестницы и очутился рядом с Лидией в тот момент, когда она собиралась захлопнуть за собою дверь отеля.
— Одно мгновение, — сказал он и с силой рванул ее назад, с изумительной ловкостью уклонившись в сторону; и удар, который попытался ему нанести спрятавшийся за дверью человек, миновал свою цель. Затем Уэллинг захлопнул перед нападавшими дверь и включил свет.
— От этих мы избавились, — сказал он тяжело дыша.
— Но мистер Уэллинг… мой брат… — прошептала девушка.
— Ваш брат не застрелился — он жив. Такие негодяи не кончают жизнь самоубийством…
И он взял у нее врученное ей письмо.
— Они хотели поймать сразу двух зайцев, но я обманул их. Можете не сомневаться — в этом конверте вы найдете чистый лист бумаги. — И он показал девушке чистый листок.
Лидия в смущении последовала за ним.
— Вы полагаете, что мой брат жив и невредим?
— Я убежден в том, что рассказанное вам — ложь. Сначала они бросили камень в мое окно с тем, чтобы я проснулся и послушал ваш разговор с Сади Гафизом. Они хотели расправиться со мною, едва я переступлю порог отеля. И это им почти удалось. Но я не настолько наивен, чтобы попасться на такую удочку, хотя надо признать, что они неплохо задумали все это.
Глава 24. ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ДЖОАН
За ночь Джоан пришлось совершить многое. В течение четырех часов ей пришлось ехать верхом на муле с повязкой на глазах. Маршрут их каравана оставался для нее тайной.
Порой они пробирались сквозь кустарник, и его колючки цеплялись за ее платье.
С наступлением утра она обнаружила, что находится в дикой и безлюдной местности. Маленький караван состоял из шести мужчин и рабыни, которая прислуживала ей еще в Танжере. Один из людей развел костер и принялся кипятить воду, а остальные повели мулов к расположенному поблизости от привала пруду.
Джоан тщетно пыталась восстановить в памяти скудные познания о географии Марокко и вычислить свое местонахождение. На горизонте виднелась лишь синяя цепь гор, а в отдалении высились очертания причудливой по своей форме скалы — это был Гибралтар.
Один из арабов осмотрел кусты и, отыскав в тени укромный уголок, разостлал покрывало и знаками пояснил Джоан, что она может прилечь и отдохнуть.
Послушавшись араба, Джоан прилегла, но заснуть ей не удалось.
Мавританская девушка принесла ей кружку кофе и кусок лепешки. Джоан при виде пищи почувствовала голод — лишь теперь она вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего дня.
— Нам придется продолжать путь? — спросила она на ломаном испанском языке.
Рабыня покачала головой и ничего не ответила.
После двухчасового отдыха они снова двинулись в путь. Джоан изумлялась, что ее присутствие в пустыне не удивляло встречных арабов. Но затем вспомнила, что одета в туземное платье.
Они направились к горам. Вскоре Джоан разглядела на фоне гор белое пятно; но она не знала, что это пятно и было целью их путешествия.
По мере того, как они приближались, пятно вырисовывалось в белое здание. Здание походило на дворец, и даже на таком большом расстоянии поражало роскошью.
Джоан восхищалась этим зданием, предугадывая красоты, которые суждено было ей увидеть при более близком знакомстве с дворцом.
По мере приближения к горам местность оживлялась: растительность становилась пышнее, и когда они въехали на один из лежащих на пути холмов, то Джоан, окинув с высоты взглядом окрестность, увидела недалеко от каравана человека, сидевшего верхом на заморенной лошади. Арабы не обратили на него никакого внимания, но рабыня сказала Джоан несколько слов, и Джоан, поняв их, удивленно переспросила:
— Нищий?
Нищий был человеком преклонных лет. Лицо обрамлено большой бородой, голова прикрыта засаленной шляпой, и сам он был грязен, словно никогда не касались его ни вода, ни мыло. Он взглянул на проезжавший мимо караван, и мавританская девушка опустила на лицо покрывало, знаком указав Джоан, чтобы она последовала ее примеру.
Но Джоан не обратила на ее приказ никакого внимания. Она внимательно оглядела нищего, одетого в лохмотья. Еще никогда не случалось ей видеть такого отвратительного существа.
— Милосердие, — сказал он, обращаясь к путешественникам, — во имя милосердного Аллаха!
Один из арабов бросил ему медную монету, и нищий проворно поймал ее на лету.
Когда они прибыли к воротам загородного дома, Джоан почувствовала сильную усталость. Вблизи дом оказался еще прекраснее, чем казался на расстоянии. Он был сравнительно недавно выстроен, и стены его были увиты плющом и бегониями.
— Здесь должно быть чудесно летом, — сказала она по-английски и тут же подумала, что мавританка не знает этого языка.
Перед домом была раскинута колоннада, однако стиль ее ни в какой степени не соответствовал стилю всего остального здания, и Джоан мысленно удивилась тому, как строитель сочетал в этом здании особенности европейской и мавританской архитектуры. Ее спутница, очевидно, так же, как и она, была здесь впервые. Она побежала вперед и о чем-то оживленно заговорила с женщинами, повстречавшимися на пути и удивленно разглядывавшими европейскую девушку, прибывшую к ним.
К Джоан приблизилась одна из женщин и, недружелюбно посмотрев на нее, сказала что-то. Слова прозвучали резко, но Джоан их не поняла. Она знаками пояснила, что не понимает, о чем идет речь, и женщина недовольно смотрела на нее.
Мавританская девушка, по-видимому, боялась этой женщины, — она проворно отворила боковую дверцу и движением руки пригласила Джоан последовать за ней.
Комната, в которой они очутились, была убрана с большим вкусом. Она походила на комнату в английском доме и только решетки на окнах, такие же, как и во всех арабских домах, напоминали о Марокко.
— Кто эта женщина? — спросила она девушку.
— Это сеньора Гамон, — ответила рабыня.
Джоан, несмотря на всю серьезность положения, залилась неудержимым смехом.
Порой они пробирались сквозь кустарник, и его колючки цеплялись за ее платье.
С наступлением утра она обнаружила, что находится в дикой и безлюдной местности. Маленький караван состоял из шести мужчин и рабыни, которая прислуживала ей еще в Танжере. Один из людей развел костер и принялся кипятить воду, а остальные повели мулов к расположенному поблизости от привала пруду.
Джоан тщетно пыталась восстановить в памяти скудные познания о географии Марокко и вычислить свое местонахождение. На горизонте виднелась лишь синяя цепь гор, а в отдалении высились очертания причудливой по своей форме скалы — это был Гибралтар.
Один из арабов осмотрел кусты и, отыскав в тени укромный уголок, разостлал покрывало и знаками пояснил Джоан, что она может прилечь и отдохнуть.
Послушавшись араба, Джоан прилегла, но заснуть ей не удалось.
Мавританская девушка принесла ей кружку кофе и кусок лепешки. Джоан при виде пищи почувствовала голод — лишь теперь она вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего дня.
— Нам придется продолжать путь? — спросила она на ломаном испанском языке.
Рабыня покачала головой и ничего не ответила.
После двухчасового отдыха они снова двинулись в путь. Джоан изумлялась, что ее присутствие в пустыне не удивляло встречных арабов. Но затем вспомнила, что одета в туземное платье.
Они направились к горам. Вскоре Джоан разглядела на фоне гор белое пятно; но она не знала, что это пятно и было целью их путешествия.
По мере того, как они приближались, пятно вырисовывалось в белое здание. Здание походило на дворец, и даже на таком большом расстоянии поражало роскошью.
Джоан восхищалась этим зданием, предугадывая красоты, которые суждено было ей увидеть при более близком знакомстве с дворцом.
По мере приближения к горам местность оживлялась: растительность становилась пышнее, и когда они въехали на один из лежащих на пути холмов, то Джоан, окинув с высоты взглядом окрестность, увидела недалеко от каравана человека, сидевшего верхом на заморенной лошади. Арабы не обратили на него никакого внимания, но рабыня сказала Джоан несколько слов, и Джоан, поняв их, удивленно переспросила:
— Нищий?
Нищий был человеком преклонных лет. Лицо обрамлено большой бородой, голова прикрыта засаленной шляпой, и сам он был грязен, словно никогда не касались его ни вода, ни мыло. Он взглянул на проезжавший мимо караван, и мавританская девушка опустила на лицо покрывало, знаком указав Джоан, чтобы она последовала ее примеру.
Но Джоан не обратила на ее приказ никакого внимания. Она внимательно оглядела нищего, одетого в лохмотья. Еще никогда не случалось ей видеть такого отвратительного существа.
— Милосердие, — сказал он, обращаясь к путешественникам, — во имя милосердного Аллаха!
Один из арабов бросил ему медную монету, и нищий проворно поймал ее на лету.
Когда они прибыли к воротам загородного дома, Джоан почувствовала сильную усталость. Вблизи дом оказался еще прекраснее, чем казался на расстоянии. Он был сравнительно недавно выстроен, и стены его были увиты плющом и бегониями.
— Здесь должно быть чудесно летом, — сказала она по-английски и тут же подумала, что мавританка не знает этого языка.
Перед домом была раскинута колоннада, однако стиль ее ни в какой степени не соответствовал стилю всего остального здания, и Джоан мысленно удивилась тому, как строитель сочетал в этом здании особенности европейской и мавританской архитектуры. Ее спутница, очевидно, так же, как и она, была здесь впервые. Она побежала вперед и о чем-то оживленно заговорила с женщинами, повстречавшимися на пути и удивленно разглядывавшими европейскую девушку, прибывшую к ним.
К Джоан приблизилась одна из женщин и, недружелюбно посмотрев на нее, сказала что-то. Слова прозвучали резко, но Джоан их не поняла. Она знаками пояснила, что не понимает, о чем идет речь, и женщина недовольно смотрела на нее.
Мавританская девушка, по-видимому, боялась этой женщины, — она проворно отворила боковую дверцу и движением руки пригласила Джоан последовать за ней.
Комната, в которой они очутились, была убрана с большим вкусом. Она походила на комнату в английском доме и только решетки на окнах, такие же, как и во всех арабских домах, напоминали о Марокко.
— Кто эта женщина? — спросила она девушку.
— Это сеньора Гамон, — ответила рабыня.
Джоан, несмотря на всю серьезность положения, залилась неудержимым смехом.
Глава 25. НАЗОЙЛИВЫЙ НИЩИЙ
— Кто же в таком случае остальные женщины? Это тоже его супруги? — осведомилась она успокоившись.
— Нет, у него здесь только одна жена.
Джоан настолько привыкла к языку девушки, что понимала ее без особого труда.
— Остальные женщины — лишь прислужницы. А эта женщина не живет здесь, она прибыла сюда недавно и не видела своего мужа в течение многих лет.
Рабыня намеренно говорила очень медленно и, замечая, что Джоан не понимает что-либо из сказанного, повторяла слова вторично.
— Благодарю тебя, — сказала ей Джоан.
— Ты все поняла? — осведомилась Зюдейка — так звали рабыню.
— Да, все, — ответила смеясь Джоан.
Джоан удивлялась своему спокойствию и хорошему настроению. Но оно было, по-видимому, результатом действия чистого горного воздуха, вдохнувшего в нее новые силы и энергию. Пышно разукрашенный потолок комнаты напоминал ей кабинет Джемса в его лондонской квартире. Он был украшен чудесными мавританскими орнаментами — эти арабески были так искусны и тонки, что издали казалось, будто потолок соткан из кружев.
Не было никакого сомнения в том, что обстановка комнаты доставлена европейскими фирмами. Ковер, расстилавшийся под ногами, был персидский. Видно, что Ральф с давних пор готовил себе это убежище, самым тщательным образом обставил свой дворец, позаботился о каждой мелочи.
Все было великолепно в своем убранстве, но даже это великолепие не могло заглушить сознания, что находишься в темнице.
На противоположной стене виднелось большое окно, заделанной позолоченной решеткой. Джоан подошла к нему и изумилась красоте открывшейся картины. Перед ней расстилалась долина, вдали виднелась синяя полоска моря и маячила причудливая скала Гибралтар.
Она прикрыла глаза рукой, пытаясь защититься от палящего солнца, и увидела нищего — он ехал в Танжер. На мгновение она утратила спокойствие.
— Джоан, Джоан, — обратилась она к себе, — ты не должна плакать. Ты не должна падать в обморок или иным образом проявлять свою слабость, — и она решительно покачала головой.
Затворив окно, отправилась к двери и была поражена, когда дверь под ее нажимом подалась. Вопреки ожиданию она оказалась незапертой.
Джоан находилась в большой зале, из которой дверь вела в сад. Ей предоставляли значительную свободу, и Джоан почувствовала некоторое удовлетворение.
Однако, выйдя в сад, она поняла, что нечего питать надежды на бегство. Стены, окружавшие сад, были непомерно высоки — даже для мавританского дома. Наверху они были усажены гвоздями и усыпаны осколками стекла, поблескивавшими на солнце.
Столь же безнадежна была бы попытка бежать через ворота. Рядом с воротами высился небольшой домик, в котором дежурил привратник. Она подумала о Крейзе — и там имелся домик для привратника, но ее отец, в силу стесненных материальных обстоятельств, не мог позволить себе роскоши содержать его.
Огорченная увиденным, она медленно поплелась назад в дом и прошла в большую комнату, по-видимому, предназначавшуюся для нее. Никто не пришел ее проведать, и остаток дня она провела в полном одиночестве.
Ральф Гамон был осведомлен об удачном перемещении пленницы и теперь сам направлялся в свой загородный дворец. Он внутренне торжествовал: замысел его осуществился, и он радостно спешил в маячивший на горизонте белый дом.
Там находилась Джоан Карстон, наконец-то очутившаяся в его руках!
Перед отъездом из Танжера он посовещался о чем-то с рыжебородым Беннокуайтом, и этот разговор удовлетворил его.
Гамона сопровождал Сади Гафиз, настроенный значительно менее радостно.
— Мы прибудем туда до восхода солнца, — сообщил ему Ральф.
— Хотел бы знать, чего ради я вообще направляюсь туда, — проворчал Сади. Он говорил по-английски и был горд, что владеет этим языком.
— Гамон, вы испортили все мои планы, — сказал он.
Ральф непринужденно рассмеялся в ответ. Он не был расположен сердиться и не придал значения упреку Сади.
— Кто прибежал предупредить, что солдаты паши окружают дом? Кто придумал план разбудить ночью сыщика, в то время как проще простого было выманить из отеля одну Лидию? В этом я не виноват, Сади. Вы должны потерпеть. Лидия находится в Танжере и пробудет там еще несколько дней. Я думаю, что нам удастся без особого труда… Если мне удалось доставить сюда мою даму, то…
— Если вам удалось доставить сюда вашу даму? — возмущенно воскликнул Сади. — Как бы вы ее доставили сюда, если бы не я, шериф Сади Гафиз…
— Она дивно хороша, — продолжал Гамон.
— А разве я бы поехал сюда, если бы это было не так? — холодно осведомился Сади.
Тон его голоса заставил Ральфа насторожиться.
— Вы хотите, по-видимому, удовлетворить свое любопытство и потом снова уехать, — сказал он. — Во избежание возможных недоразумений сообщаю вам, что эта девушка выходит за меня замуж.
Шериф пожал плечами.
— На свете женщин столько же, сколько бедняков, — равнодушно сказал он и кивнул головой по направлению к встретившейся неприглядной личности.
— Беззубый старый дьявол! — сказал он и бросил ему монетку.
— Да будут счастливы твои дни! — ответил нищий и медленно поскакал за обоими всадниками.
— Да будут тебе дарованы все радости неба, да будет милостив к тебе пророк! О, позволь мне переночевать под крышей твоего дома, я старый человек…
Сади, со свойственным арабам философским терпением, спокойно слушал причитания нищего, но Ральф вскипел:
— Проваливай, поганый пес! — но слова эти не возымели действия: нищий продолжал ехать за ними, оглашая воздух бесчисленными причитаниями.
— Позволь мне отдохнуть в тиши твоего дома, чудесная птица райских садов Аллаха, позволь мне поспать под твоей кровлей — ночи холодны, а я стар и немощен…
— Не слушайте его, пусть болтает! Вы, видно, до сих пор еще не знаете Марокко, — сказал Сади, обращаясь к Ральфу.
Нищий продолжал следовать за ними и лишь после того, как путешественники скрылись под сводами ворот, повернул и поехал своей дорогой.
Немного погодя Ральф заметил, что лошадь нищего пощипывала травку недалеко от дома. К небу подымалась голубая струйка дыма — старик расположился на отдых и развел костер.
Ральфу Гамону предстояла малоприятная задача, и он не спешил решать ее. Он поужинал наедине с Сади в маленьком зале.
— Я вижу, что вы не очень пылкий влюбленный — заметил араб. — Вы уже видели ее?
— Она может подождать, — холодно ответил Гамон.
— Гамон, — сказал вкрадчиво араб, — вы не мусульманин, и мне кажется, что на молодую девушку подействовало бы успокаивающе, если бы она познакомилась с благородным арабом и узнала, что и мы соблюдаем добрые обычаи.
— Я вас представлю ей несколько позднее, а пока у меня найдется иное дело, — оборвал его Гамон.
Иное дело Гамона заключалось в том, чтобы переговорить со своей женой, которую он не видел в течение восьми лет.
Он прошел к ней и не поверил своим глазам, что эта полная и мрачная женщина восемь лет тому назад была прекрасной арабской девушкой.
— Наконец-то ты прибыл, — решительно заявила она. — Я о тебе ничего не слышала несколько лет кряду.
— Разве ты голодала? — холодно осведомился Ральф. — Или была лишена крова? Или у тебя не было на чем спать?
— Кто эта девушка, которую ты привез сюда?
— Она скоро станет моей женой.
Женщина вскочила с места и задрожала от злобы.
— Нет, у него здесь только одна жена.
Джоан настолько привыкла к языку девушки, что понимала ее без особого труда.
— Остальные женщины — лишь прислужницы. А эта женщина не живет здесь, она прибыла сюда недавно и не видела своего мужа в течение многих лет.
Рабыня намеренно говорила очень медленно и, замечая, что Джоан не понимает что-либо из сказанного, повторяла слова вторично.
— Благодарю тебя, — сказала ей Джоан.
— Ты все поняла? — осведомилась Зюдейка — так звали рабыню.
— Да, все, — ответила смеясь Джоан.
Джоан удивлялась своему спокойствию и хорошему настроению. Но оно было, по-видимому, результатом действия чистого горного воздуха, вдохнувшего в нее новые силы и энергию. Пышно разукрашенный потолок комнаты напоминал ей кабинет Джемса в его лондонской квартире. Он был украшен чудесными мавританскими орнаментами — эти арабески были так искусны и тонки, что издали казалось, будто потолок соткан из кружев.
Не было никакого сомнения в том, что обстановка комнаты доставлена европейскими фирмами. Ковер, расстилавшийся под ногами, был персидский. Видно, что Ральф с давних пор готовил себе это убежище, самым тщательным образом обставил свой дворец, позаботился о каждой мелочи.
Все было великолепно в своем убранстве, но даже это великолепие не могло заглушить сознания, что находишься в темнице.
На противоположной стене виднелось большое окно, заделанной позолоченной решеткой. Джоан подошла к нему и изумилась красоте открывшейся картины. Перед ней расстилалась долина, вдали виднелась синяя полоска моря и маячила причудливая скала Гибралтар.
Она прикрыла глаза рукой, пытаясь защититься от палящего солнца, и увидела нищего — он ехал в Танжер. На мгновение она утратила спокойствие.
— Джоан, Джоан, — обратилась она к себе, — ты не должна плакать. Ты не должна падать в обморок или иным образом проявлять свою слабость, — и она решительно покачала головой.
Затворив окно, отправилась к двери и была поражена, когда дверь под ее нажимом подалась. Вопреки ожиданию она оказалась незапертой.
Джоан находилась в большой зале, из которой дверь вела в сад. Ей предоставляли значительную свободу, и Джоан почувствовала некоторое удовлетворение.
Однако, выйдя в сад, она поняла, что нечего питать надежды на бегство. Стены, окружавшие сад, были непомерно высоки — даже для мавританского дома. Наверху они были усажены гвоздями и усыпаны осколками стекла, поблескивавшими на солнце.
Столь же безнадежна была бы попытка бежать через ворота. Рядом с воротами высился небольшой домик, в котором дежурил привратник. Она подумала о Крейзе — и там имелся домик для привратника, но ее отец, в силу стесненных материальных обстоятельств, не мог позволить себе роскоши содержать его.
Огорченная увиденным, она медленно поплелась назад в дом и прошла в большую комнату, по-видимому, предназначавшуюся для нее. Никто не пришел ее проведать, и остаток дня она провела в полном одиночестве.
Ральф Гамон был осведомлен об удачном перемещении пленницы и теперь сам направлялся в свой загородный дворец. Он внутренне торжествовал: замысел его осуществился, и он радостно спешил в маячивший на горизонте белый дом.
Там находилась Джоан Карстон, наконец-то очутившаяся в его руках!
Перед отъездом из Танжера он посовещался о чем-то с рыжебородым Беннокуайтом, и этот разговор удовлетворил его.
Гамона сопровождал Сади Гафиз, настроенный значительно менее радостно.
— Мы прибудем туда до восхода солнца, — сообщил ему Ральф.
— Хотел бы знать, чего ради я вообще направляюсь туда, — проворчал Сади. Он говорил по-английски и был горд, что владеет этим языком.
— Гамон, вы испортили все мои планы, — сказал он.
Ральф непринужденно рассмеялся в ответ. Он не был расположен сердиться и не придал значения упреку Сади.
— Кто прибежал предупредить, что солдаты паши окружают дом? Кто придумал план разбудить ночью сыщика, в то время как проще простого было выманить из отеля одну Лидию? В этом я не виноват, Сади. Вы должны потерпеть. Лидия находится в Танжере и пробудет там еще несколько дней. Я думаю, что нам удастся без особого труда… Если мне удалось доставить сюда мою даму, то…
— Если вам удалось доставить сюда вашу даму? — возмущенно воскликнул Сади. — Как бы вы ее доставили сюда, если бы не я, шериф Сади Гафиз…
— Она дивно хороша, — продолжал Гамон.
— А разве я бы поехал сюда, если бы это было не так? — холодно осведомился Сади.
Тон его голоса заставил Ральфа насторожиться.
— Вы хотите, по-видимому, удовлетворить свое любопытство и потом снова уехать, — сказал он. — Во избежание возможных недоразумений сообщаю вам, что эта девушка выходит за меня замуж.
Шериф пожал плечами.
— На свете женщин столько же, сколько бедняков, — равнодушно сказал он и кивнул головой по направлению к встретившейся неприглядной личности.
— Беззубый старый дьявол! — сказал он и бросил ему монетку.
— Да будут счастливы твои дни! — ответил нищий и медленно поскакал за обоими всадниками.
— Да будут тебе дарованы все радости неба, да будет милостив к тебе пророк! О, позволь мне переночевать под крышей твоего дома, я старый человек…
Сади, со свойственным арабам философским терпением, спокойно слушал причитания нищего, но Ральф вскипел:
— Проваливай, поганый пес! — но слова эти не возымели действия: нищий продолжал ехать за ними, оглашая воздух бесчисленными причитаниями.
— Позволь мне отдохнуть в тиши твоего дома, чудесная птица райских садов Аллаха, позволь мне поспать под твоей кровлей — ночи холодны, а я стар и немощен…
— Не слушайте его, пусть болтает! Вы, видно, до сих пор еще не знаете Марокко, — сказал Сади, обращаясь к Ральфу.
Нищий продолжал следовать за ними и лишь после того, как путешественники скрылись под сводами ворот, повернул и поехал своей дорогой.
Немного погодя Ральф заметил, что лошадь нищего пощипывала травку недалеко от дома. К небу подымалась голубая струйка дыма — старик расположился на отдых и развел костер.
Ральфу Гамону предстояла малоприятная задача, и он не спешил решать ее. Он поужинал наедине с Сади в маленьком зале.
— Я вижу, что вы не очень пылкий влюбленный — заметил араб. — Вы уже видели ее?
— Она может подождать, — холодно ответил Гамон.
— Гамон, — сказал вкрадчиво араб, — вы не мусульманин, и мне кажется, что на молодую девушку подействовало бы успокаивающе, если бы она познакомилась с благородным арабом и узнала, что и мы соблюдаем добрые обычаи.
— Я вас представлю ей несколько позднее, а пока у меня найдется иное дело, — оборвал его Гамон.
Иное дело Гамона заключалось в том, чтобы переговорить со своей женой, которую он не видел в течение восьми лет.
Он прошел к ней и не поверил своим глазам, что эта полная и мрачная женщина восемь лет тому назад была прекрасной арабской девушкой.
— Наконец-то ты прибыл, — решительно заявила она. — Я о тебе ничего не слышала несколько лет кряду.
— Разве ты голодала? — холодно осведомился Ральф. — Или была лишена крова? Или у тебя не было на чем спать?
— Кто эта девушка, которую ты привез сюда?
— Она скоро станет моей женой.
Женщина вскочила с места и задрожала от злобы.