Эдгар Уоллес
 
Жена бродяги

Глава 1

   Этот бродяга казался гораздо более угрюмым, чем большинство ему подобных, и поэтому более опасным. Он забавлялся заряженным автоматическим револьвером, перебрасывая его с руки на руку и вращая вокруг указательного пальца.
   — Этого не может быть, — бормотал бродяга эту фразу много раз во время своей игры.
   Он безусловно был англичанином. Причина, заставившая английского бродягу оказаться в окрестностях Литтлбурга в штате Нью-Йорк, пока не поддавалась объяснению.
   Даже как бродяга он не вызывал интереса. Его опухшее, с недельной щетиной лицо украшал синяк под глазом, рубашка без воротника была в ужасном состоянии, а куртка зияла бесчисленными дырами. Когда он наклонялся, на затылке виднелась плохо скроенная шапчонка с краем, выеденным крысами.
   — Этого не может быть, — снова повторил бродяга.
   Звали его Робином.
   Кто-то шел через небольшой лесок. Револьвер скользнул в карман владельца, а сам он бесшумно скрылся в кустах.
   Оттуда он увидел хорошенькую девушку лет двадцати, гибкую и грациозную, одетую в полосатое шелковое платье. Она остановилась почти напротив бродяги и закурила. Из своего укромного уголка он отметил выражение неудовольствия, с которым девушка смотрела на слабо дымящийся кончик папиросы. Она глубоко затянулась и двинулась дальше.
   Робин вернулся на тропинку и опять погрузился в размышления. Ждать ли ему ночи и тогда попытаться проскочить через этот город, оказавшийся на его пути, или обойти его стороной?
   Дорога через город была бы слишком опасна. Рыжая Борода и маленький жирный человек, с такой ловкостью бросающий нож, вполне могли оказаться там.
   Какой-то человек в резиновых ботинках приблизился так тихо, что Робин заметил его только тогда, когда скрываться уже не имело смысла.
   Это был худощавый молодой человек, элегантно одетый, в соломенной шляпе, надвинутой на правый глаз и украшенной лентой. Казалось, что он только что сошел с картинки модного журнала. Его крупный рот дернулся при виде оборванной фигуры, сидящей на краю тропинки.
   — Привет, приятель!
   — Привет, — откликнулся Робин.
   — Далеко идете?
   — Недалеко. Думаю, в Канаду.
   Молодой человек усмехнулся и предложил Робину папиросу.
   — Это нелегкая задача, если нет документов. Канадская полиция слишком свирепа.
   Ему доставляла удовольствие покровительственная дружба с подонками и даже преступниками, которую он объяснял широтой взглядов. Он часто говорил с бродягами и многому от них научился.
   Звали молодого человека Самуэль Уоссер. «Универсальный склад Уоссера» был одним из крупнейших в Литтлбурге. Самуэль верил, что каждому молодому человеку предназначена своя судьба, и всегда доказывал, что жизнь его должна идти по своему пути, а не по тому, который наметило ему старшее поколение.
   Побренчав ключами в карманах и поправив свой яркий галстук, он с презрением посмотрел на Робина и спросил:
   — Не видели ли вы девушку в полосатом платье?
   Робин утвердительно кивнул.
   — Я сегодня женюсь, — сказал печально Самуэль. — Это ошибка. Но этого хотят все они: мой отец и ее дядя. Слишком сурово. Это неправда, что я принадлежу к числу местных простаков, которые падки на первую попавшуюся юбку. Я человек с образованием и знаю все, что кроется за пределами этого большого общества, — он описал рукой широкий круг, — в общем-то… ну… вы понимаете, что я хочу этим сказать, мой друг?
   Робин отлично понимал, что хотел сказать Самуэль.
   — Кажется странным говорить все это вам. Ведь вы человек видавший виды. Мое общество смотрит на вас свысока, дружок, но вы видите многое, вы видите бескрайние пространства Божьего мира…
   — Это уж точно, — подтвердил Робин.
   Разговор становился задушевнее.
   — Возьмите еще папиросу… вот… две. Я пойду…
   Робин смотрел вслед удалявшейся изящной фигуре жениха, пока та не скрылась из виду. Он пожалел, что не перехватил у него доллар.
   На западе виднелась неясная дымка, заволакивавшая горизонт, — предвестница надвигающейся грозы.
   — Может быть, скоро нагрянет, — произнес Робин с надеждой.
   Рыжая Борода и маленький жирный человек ненавидели дождь.

Глава 2

   Мистер Файфер был рослым, не лишенным юмора мужчиной. Но с тех пор как он стал адвокатом и начал вращаться в кругу людей, употреблявших одну и ту же тяжеловесную шутку, искра его элегантного юмора иссякла и притаилась под красной маской лица.
   Он при желании мог бы и теперь огласить контору кощунственным смехом, но сейчас его лицо было серьезным.
   По другую сторону стола, заваленного против обыкновения кипой бумаг, книг, законов и разномастных писем, сидело важное лицо. Это был мировой судья и предводитель фермеров округа.
   — Дайте мне возможность правильно понять это дело, мистер Файфер, — грубый голос Эндрю Эльмера был напряжен. — Значит, я ничего не получу из этого состояния, пока Октобер не выйдет замуж?
   — Да, так гласит завещание, — крючковатые пальцы адвоката разгладили документ, лежавший перед ним, — именно так:
   «Моему шурину двадцать тысяч долларов, а остальные — моей дочери, Октобер Джонс, по ее замужеству или по ее совершеннолетию».
   Эндрю Эльмер почесал голову. Дела его последнее время шли не очень хорошо, и он возлагал большие надежды на деньги, которые должен был получить по данному завещанию. Это был худощавый человек с жестким, угловатым лицом, имевший привычку безмолвно шевелить губами. Он подолгу рассуждал сам с собой, и тогда суровая линия рта двигалась довольно интенсивно, не издавая, впрочем, ни звука.
   — Это завещание одинаково важно как для вас, так и для Октобер, — продолжал Файфер. — Мне, правда, не совсем понятно, почему в нем оговаривается возможность замужества девушки до ее совершеннолетия. Будто кто-то был очень заинтересован, чтобы вырвать Октобер из ваших рук как можно раньше.
   Мистер Эльмер встревоженно взглянул на него:
   — Это идея ее матери, Дженни. Она всегда стояла за ранние замужества и, на мой взгляд, была права.
   — А когда должна состояться свадьба?
   По жесткому лицу Эльмера промелькнул луч света.
   — Сегодня. Вот почему я решил повидаться с вами. Было бы очень неприятно, если бы впоследствии из-за завещания возникли какие-нибудь недоразумения.
   — Октобер выходит замуж за Уоссера, не правда ли?
   — Да. Сэм — хороший парень. — Эльмер на мгновение умолк. — Октобер блажит, но Сэм в этом не виноват… Она упряма, как старый мул. Я видел ее, стоящей у края колодца и говорящей: «Троньте только меня и я сейчас же прыгну в колодец». Мы слишком распускаем молодежь…
   Из его сбивчивых реплик о порочности Октобер и достоинствах Сэма Файфер заключил, что с этим браком не все благополучно.
   Наступило молчание. Длинная выбритая губа мистера Эльмера то собиралась бантиком, то вытягивалась. По его беззвучным губам адвокат читал: «Октобер… Одни волнения…». И рефрен: «Деньги. Деньги. Деньги…».
   — Скажите, мистер Эльмер, а если Сэм не захочет жениться? В последнее время он стал очень независим, и, кажется, у него завелись денежки.
   Мистер Эльмер занервничал.
   — Сэм работящий парень, — он резко встал и направился к дверям. — Я надеюсь, что дождь не помешает уборке зерна и овощей с поля. Они и так не слишком хороши в этом году…
   С этими словами фермер вышел. Мистер Файфер видел, как он медленно отвязал лошадь и уселся в тележку.
   Эндрю Эльмер был в панике и для этого имелась веская причина. Адвокат задел его самое больное место.
 
   Те, кто дали имя Октобер Джонс, уже умерли. Правда, один из них жил достаточно долго, чтобы понять свою ошибку.
   В самом деле, девушка меньше всего походила на октябрь — месяц темных, густых красок. Она была выдержана в бледных тонах, с матовым цветом лица, нежным румянцем и светлыми волосами цвета золотистых колосьев. Глаза ее были полны света и радости, как ясный апрельский день. Людям, не знавшим Октобер, выражение ее глаз казалось порой до обидного скептическим, но те, кто знали, читали в ее взоре любознательность и огромную жажду жизни.
   Мистер Эльмер, которого она плохо помнила, был ее дядей, приходясь матери шурином. Теперь он являлся ее законным опекуном, а в ближайшем будущем — нежелательным распорядителем ее судьбы. Вначале монотонная, сонливая жизнь на ферме Фор-Бич после шумного пансиона, где она воспитывалась, действовала на нее успокаивающе. Казалось, она вдруг выплыла из бурного водоворота в тихое течение захолустной реки.
   Но не более чем через двадцать четыре часа такое течение уже виделось ей стоячим болотом, а миссис Аделаида Эльмер — до отвращения возмутительным воплощением всех человеческих добродетелей, что сразу же поставило Октобер в непримиримую позицию по отношению к тете. Но, несмотря на свою бунтарскую натуру, Октобер в данном случае воздерживалась от открытого неповиновения.
   Разговор о замужестве, затеянный Эндрю Эльмером, вызвал у нее только любопытство.
   — Правда? Кого же вы подцепили на крючок? — спросила она.
   — Я… говорил с Ли Уоссером… его сын… э-э…
   …Сын Уоссера, Самуэль, в тот же вечер нанес визит.
   — Воспринимает ли этот молодой человек кого-либо кроме себя? — спросила она после его ухода.
   Мистер Эльмер не понял вопроса.
   Самуэль приносил сладости, болтал, рассказывал анекдоты и интересные эпизоды, выставлявшие его в героическом свете. Речь его пересыпалась фразами вроде: «Я так сказал Эду…». А все эпизоды заканчивались уверенным: «Я думал, что они умрут от смеха…»
   Октобер осторожно поинтересовалась как-то, умер ли в итоге, кто-нибудь от смеха. В тот вечер жених ушел домой со смутным ощущением неловкости.
   Однажды, в одну из душных июньских ночей, сидя на скамейке, он в сентиментальном порыве попробовал поцеловать Октобер. Но эта попытка не увенчалась успехом. Отброшенный толчком сильной руки девушки, Самуэль вынужден был занять более отдаленную позицию и покорно выслушать вежливую просьбу не быть идиотом.
   Срок будущей свадьбы завис в воздухе. Наконец терпение Эндрю Эльмера иссякло, и он сообщил Октобер, что свадьба состоится через неделю.
   — Да? — только и произнесла она.
   Сэм переговорил со своим отцом, и Уоссеры заказали свадебное торжество в отеле, романтически раскинутом на берегу озера.
   Так обстояли дела ко дню объяснения мистера Эльмера с поверенным Джо Файфером…
   Эндрю Эльмер трясся в своем шатком шарабане, изредка понукая тощую лошаденку и кидая внимательные взгляды по сторонам. Старик Уоссер стоял около дверей своего склада, нетерпеливо теребя руками седую копну волос. В его взоре чувствовалась озабоченность. В такт своим словам он жестикулировал рукой. Его аудиторию составлял один Сэм, серьезно слушавший отца и выражавший всем своим видом полное согласие с ним. Мистер Эльмер остановил лошадь у края дороги.
   — …Повторяю, что сегодняшний день уж слишком мало смахивает на свадебный! Глянуть на тебя, так сегодня обыкновенное воскресенье, а если посмотреть на меня, то вообще — тьфу!
   Сэм утвердительно кивнул в ответ на отцовские слова. Он совершенно не чувствовал себя счастливым женихом в день свадьбы.
   — …А я уверен, что все должно быть иначе, — продолжал старик, бросая взгляд на шарабан Эльмера.
   — Я хотел бы уточнить… — начал Эльмер, но Уоссер прервал его:
   — У меня просто камень на сердце! Сэм так молод и может испортить себе всю жизнь, а Октобер все так же легкомысленно прогуливается по улицам с папироской во рту, и об этом кричит все население, включая наиболее уважаемых людей! Кстати, Сэм, что она тебе сказала? Ну-ка, воспроизведи!
   — Сегодня утром она заявила, что все мужчины для нее одинаковы и я не являюсь объектом ее любви. Мало того, она так же легко вышла бы замуж за любого бродягу, как и за меня. Просто молодой девушке, видите ли, нужно с чего-либо начать, и я, видите ли, являюсь относительно сносным началом…
   Мистер Эльмер свистнул и вздохнул.
   Лицо старшего Уоссера выражало удивление, смешанное с недовольством:
   — К чему такая спешка со свадьбой, Эндрю? Не лучше ли дать время молодежи подумать и самим разобраться во всем?
   Мистер Эльмер, заинтересованный в скорейшей реализации недвижимого имущества Октобер, чувствовал возрастающую тревогу.
   — Все это больше смахивает на нечистую махинацию, а не свадьбу, Эндрю…
   Эльмер оценил ситуацию и отреагировал на нее со всей решительностью.
   — Если вы оба не будете сегодня в девять часов вечера на ферме, я расценю это, как вероломное отступление, — хмуро бросил он и тронул лошадь.
   По дороге он высоко оценил свои слова, так как, оборвав разговор на такой ноте, он лишил противника возможности поднять вопрос о финансовой стороне сделки.
   Вскоре мимо него промчался красный автомобиль. Эндрю обратил внимание на человека, сидевшего за рулем, и безошибочно определил по его моноклю, что он англичанин.
   Машина имела канадский номер.
   Иностранцы не часто заезжали в Литтлбург.
   Он проводил взглядом машину и увидел, что она остановилась у отеля «Бергхоуз». Минуту спустя он заметил еще двух иностранцев — высокого, плотного, с рыжей бородой и маленького, с широким лицом. Они шли рядом, и коротышка доставал только до плеча своему спутнику. Оба незнакомца уверенно вошли в «Бергхоуз».
   Худощавый человек с песочного цвета волосами, дремавший в вестибюле, молча поднялся, зажег потухшую сигару и проследовал за ними наверх. Он знал, как видно, где они остановились, так как уверенно постучал в дверь седьмого номера.
   — Войдите, — буркнул голос за дверью.
   — Здорово, ребята, — кивнул он, входя. У него не было нужды показывать свой полицейский значок за отворотом лацкана.
   — Вы надолго сюда?
   Бородач допивал стакан воды, когда вошел детектив. Он вытер лицо платком и вынул из кармана сигарету.
   — Мы с другом здесь проездом. Едем ночным поездом в Филадельфию. Так, Лэнни? — он взглянул на приятеля, ища поддержки.
   — Так, — ответил Лэнни.
   Песочного цвета человек затянулся сигарой.
   — Шеф послал меня навестить вас и дать понять, что мы знаем о вашем пребывании в городе, — сказал он. — Литтлбург — место, не слишком пригодное для рыбной ловли.
   — Мы в Филадельфию, — повторил рыжебородый, предупредительно подняв руки.
   Детектив наскоро обыскал обоих, но ничего особенного не обнаружил.
   — Итак, я надеюсь увидеть вас в девять часов на вокзале.
   — Наверняка, — ответил рыжебородый весело.
   Детектив вышел и поспешил через вестибюль к телефону.
   Час спустя рыжебородый и его друг вышли подышать свежим воздухом. Внимание их привлекла шумная толпа молодых людей. Они горланили песню доморощенного поэта, начинавшуюся с проникновенных слов: «Старина Сэм Уоссер женится… Старина Сэм зовет нас всех выпить!»
   С гиканьем и свистом толпа двинулась дальше.
   К трем часам дня, отдав должную дань Бахусу, Сэм внезапно вскочил, осененный идеей.
   — Слушайте, ребята, — обратился он к собутыльникам, — там, в лесу, болтается один парень, бродяга… Думаю, он не откажется попробовать с нами праведного напитка!
   — Да здравствуют бродяги! Да здравствует великое братство людей, живущих под открытым небом! Да здравствует!.. — загремели голоса…

Глава 3

   Миссис Эльмер, возбужденно шурша черным шелковым платьем, в течение всего дня неоднократно заходила в спальню, безуспешно пытаясь внушить Октобер понятие о значении сегодняшнего дня. Это была очень худая женщина с опущенными углами губ и вечно недовольным лицом.
   — Пришел пастор Стивенс.
   Появление миссис Эльмер опять оторвало Октобер от чтения.
   — Что ему нужно? — рассеянно спросила девушка.
   Миссис Эльмер пришла в ужас.
   — Но ты выходишь замуж! — взвизгнула она.
   — Ах, да…
   В гостиной, щедро украшенной цветами, ее ждали мистер Эльмер, одетый в лучший воскресный костюм, мистер Стивенс в погребального вида сюртуке, а также несколько ближайших друзей дома.
   — Вы на пути к новой жизни, где должны проявиться все ваши лучшие качества, — обратился мистер Стивенс к Октобер.
   — Где же Сэм, я хотела бы взглянуть на него еще раз перед окончательным согласием, — прервала его Октобер.
   — Он сейчас явится, но…
   Мистер Стивенс был возмущен поведением Октобер и с трудом сдерживался. Он ее прямо-таки ненавидел в этот момент.
   — Вы на пути к новой… — начал снова он.
   Тут послышался шум приближающейся толпы. Дверь распахнулась. Мистер Эльмер отпрянул назад.
   В комнату вошел мистер Уоссер-старший, возбужденно выкрикивая что-то своим тонким голоском. За ним ввалилась толпа во главе с Сэмом Уоссером, который яростно размахивал какой-то побрякушкой. Он был растрепан и пьян, как и его друзья.
   — Вот он, — кричал Сэм, — живее свадьбу!..
   — Приветствуем вас, Октобер Джонс, приветствуем ваш выбор! — дружно подхватил хор.
   Октобер увидала бродягу, которого вытолкнули на середину комнаты.
   Он стоял, покачиваясь и обводя мутным взглядом окружающих. Вид его был ужасен.
   — Простите, — вдруг сказал он невольно.
   Девушка взглянула на него с любопытством.
   — Вы говорили, что скорее выйдете замуж за бродягу? — Сэм решительно выступил вперед. — Бродяга здесь! Выходите за него!
   На лице Октобер появилось выражение, навсегда запомнившееся всем присутствующим.
   — Я… согласна! — тихо проговорила она и посмотрела на бродягу.
   Он плохо соображал, но пытался взять себя в руки. Октобер отметила его отчаянные попытки прийти в себя. Он пытался что-то сказать и, наконец, покачнувшись, выдавил: «Очень прошу вас извинить меня… Эта проклятая камея…»
   Упоминание о какой-то камее удивило девушку.
   — Я согласна, — повторила она твердо.
   Губы Эльмера быстро задвигались:
   — Но ты должна выйти за Сэма!
   — За этого негодяя?
   Сэм кинулся к ней, споткнулся, упал, пополз, попытался подняться, но опять упал.
   — Вы выйдете за меня! Я уведу бродягу, — бормотал он.
   Миссис Эльмер ломала руки:
   — Ты не посмеешь этого сделать, Октобер!
   — Не посмею?
   Взгляд Октобер обратился к пастору.
   — Все люди равны перед Богом, не правда ли, мистер Стивенс?
   Она повернулась к Робину. Его глаза были широко раскрыты.
   — Ваше имя?
   — Робин Лесли.
   — Отлично, Робин Лесли!
   Октобер взяла его за руку.
   — Мое имя Октобер Джонс, его — Робин Лесли. Обвенчайте нас! — твердо произнесла она.
   Стивенс открыл молитвенник и, запинаясь, начал читать. С ковра несся храп Сэма.
   — Кольцо.
   Октобер наклонилась к Сэму и вынула кольцо из его жилетного кармана:
   — Вот оно!
   Так перед Богом и людьми она стала миссис Лесли.
   — Простите, — опять проронил Робин.
   Толпа у дверей расступилась перед ними.
   — Куда вы? — хрипло крикнул Уоссер.
   — За моим мужем, — был ответ.
   Они исчезли в глубине ночи и долгое время никто не говорил и не двигался.
   Первой очнулась миссис Эльмер и, закричав «Октобер!», побежала к дверям.
   Но в ответ слышалось только шуршание листьев и отдаленные раскаты грома.

Глава 4

   Выходя, Октобер тоже обратила внимание на далекий гром. На перилах крыльца висело старое пальто, которое служило подстилкой, когда она лежала под яблонями. Октобер машинально взяла его.
   Робин шел впереди.
   — Где мы находимся? — внезапно остановился он.
   — Эта дорога ведет к перекрестку…
   Он потер лоб:
   — Есть ли другая дорога, может быть, тропинка через поле?
   — Вы не хотите идти через город?
   — Нет, отчего же. Но для меня это затруднительно. Я… пьян. Эти молодые черти… я совершенно не ожидал этого…
   Он нерешительно остановился.
   — Так как же нам пройти?
   Она схватила Робина за рукав и потащила его по еле видной даже днем тропинке. Он шел тяжело, часто спотыкался и так же часто извинялся.
   Пройдя немного, он остановился, заметив блеск молнии.
   — Буря?
   Октобер не ответила.
   — Кто вы? Американец? Пожалуй, нет! — внезапно задала она вопрос.
   — Англичанин.
   — Я теперь тоже, значит, англичанка.
   Они говорили, не видя выражения лиц друг друга.
   — Но я останусь навсегда американкой.
   — Как это? Вы только что заявили, что стали англичанкой, а теперь снова…
   — Куда мы пойдем? — прервала его Октобер.
   — В Прескотт.
   Она вздохнула.
   — В Канаду?
   Он кивнул.
   Они подходили к границе владений мистера Эльмера, когда он внезапно прошептал:
   — Тише! Пригнитесь…
   Она подчинилась. Сердце ее учащенно билось. Предчувствие неизвестной авантюры захватило ее настолько, что она ощущала страх наравне с Робином. Двое людей спокойно приближались к ним. На расстоянии менее шести ярдов оба остановились закурить. Октобер заметила широкое лицо одного и рыжую бороду другого.
   — Я видел его в компании молокососов, пьяных в стельку! Но я был в депо… — говорил рыжебородый.
   Гром на некоторое время заглушил их голоса, а потом все стихло.
   — Они выслеживают вас? — спросила Октобер.
   — Да.
   Голос Робина окреп и звучал резко. Он почти отрезвел.
   При вспышке молнии она увидела блеск стали в его руке.
   Скрываясь за холмиками, Робин и Октобер следовали теперь за незнакомцами. Внезапно те опять остановились. Один присел на изгородь.
   — Надо было бы пошарить в лесу, Лэнни.
   — Он вооружен, — послышался ответ. — Скажи, что толкает Гусси против него?
   Рыжебородый — Октобер его ясно различала — коротко рассмеялся:
   — Послушай, Лэнни, а что мы получим от Гусси за поимку этой птицы?
   — Ладно уж, пойдем…
   — Гусси? — пробормотал, подымаясь Робин, — прекрасно!
   Они переждали минут десять, прежде чем тронулись дальше. Пальто Октобер волочилось по земле, и Робин перекинул его себе через плечо. По дороге было легче идти, но ноги Октобер совершенно вымокли.
   — В этом лесу есть дом, о котором идет дурная слава. Там кто-то повесился, и бродяги его избегают. Вы не боитесь?
   Нет, Октобер не боялась. Это был дом Свида, она слыхала о нем. Они замедлили шаги, отыскивая в темноте тропинку к этому дому. Вскоре при блеске молний они обнаружили его. Октобер хотела помочь Робину взобраться на крыльцо, но вдруг он мягко отстранил ее руку. Вдали был виден свет костра.
   — Подождите меня, — сказал он, спускаясь вниз.
   Крадучись, Робин направился к костру. Скрываясь за деревьями, он подошел настолько близко, что разглядел двух людей. Это были оборванные, сурового вида бродяги: большой парень, заросший щетиной, с низким лбом, круглым носом и маленькими глазами; его компаньоном был старик, грязный и еще более оборванный. Он молча сидел, уставившись на костер.
   Робин больше не скрывался.
   — Подходи, парень, — сказал высокий, не подымая глаз от краюхи хлеба, которую разрезал. Робин приблизился. Он чувствовал себя еще плохо, несмотря на то, что сознание вернулось к нему полностью.
   — Направляешься в Огден? — спросил старый.
   (Они с Октобер собирались тоже в Огденбург).
   — Садись, — опять обратился к нему большой, — пойдешь с нами? Как насчет поживы в Огдене? Я знаю там одного англичанина… Садись же! — рявкнул он.
   — Я постою и пойду, — возразил Робин.
   — Куда ты пойдешь без гроша в кармане?
   — Все же я пойду!
   Отходя, Робин обернулся и заметил в руке большого бродяги камень.
   — У меня есть револьвер, — коротко бросил Робин.
   Большой засмеялся, но видно было, что он поверил.
   — Ты получишь за это пожизненную тюрьму! Это идиотство — носить оружие…
   Он повернулся к костру и собрал скудные объедки.
   — Пойдем, Боди, мне здесь что-то разонравилось…
   Вскоре они скрылись из виду. Робин разметал костер и вернулся к Октобер.
   — Кто там был? — спросила девушка.
   — Бродяги.
   Гроза продолжалась. Робин закрыл дверь на задвижку, зажег огарок свечи и повел Октобер внутрь дома.
   Там царило полное запустение. В одной из комнат она заметила на потолке перекладину с ввинченным в нее крюком.
   — Здесь он повесился, — подумала она.
   Робин перехватил ее взгляд.
   — Испугались? — спросил он. — Но это не то. Он повесился где-то в лесу, как говорят… Не подержите ли свечу?
   Он пошел шарить по дому и очень скоро вернулся, неся запыленные ободранные одеяла.
   — Там есть вполне пригодная кровать. Давайте потушим свет…
   Кровать была отвратительна, но действительно пригодна для спанья. Робин положил одно одеяло в изголовье.
   — Ложитесь и накиньте пальто, — сказал он сонно.
   Но Октобер сидела молча, глядя на него. Возможно, что когда-то он выглядел довольно прилично, но теперешний его вид не выдерживал никакой критики. Лицо опухло и заросло бородой, лохмотья вместо одежды…
   — Что с вашим лицом? — спросила она участливо.
   — Это? Ядовитый плющ. Спите!
   Октобер послушалась и легла, сбросив ботинки. Сам он устроился в углу на куче тряпья.
   На дворе бушевала гроза. Дом весь дрожал от ударов грома. Начался дождь, и вода зажурчала сквозь многочисленные дыры крыши. Несколько капель попало и на нее. Было слышно временами, как Робин бредил: «Глупец!»… Она не знала, к кому относилось это слово. Наконец заснула и она…
   Проснулась Октобер от прикосновения чьей-то руки и почувствовала колючую щеку около себя. Она хотела крикнуть, но сильная рука зажала ей рот.