Тот пожал плечами.
   – Понятия не имею.
   Посмотрев ему в лицо, Глэдис воздержалась от дальнейших расспросов. У нее возникло ощущение, что решать в этой ситуации почему-то придется ей. Если готовится очередное испытание, Глэдис поклялась выйти из него с честью.
   Дэйв подвел ее ко входу в маленький кирпичный домик. Он нажал кнопку звонка и отступил на шаг, предоставляя ей свободу действий и в то же время словно готовясь пресечь ее попытку к бегству.
   Гордость подкрепляла намерения Глэдис. Прежде чем кончится этот день, она разрушит преграду между ней и Дэйвом. Он увидит, чего она хочет от их брака, убедится в искренности ее чувств…
   Дверь открылась.
   Глэдис была потрясена. Она в ужасе смотрела на стоявшую перед ней женщину – ту, что причинила ей столько боли, заявив, что беременна от Дэйва. Женщину, разрушившую их жизнь.
   Хорошенькое личико Джулии Мюррей отражало те же потрясение и ужас, что и лицо Глэдис.
   – О Господи!.. – Она зажала рукой рот, словно пытаясь удержать крик.
   – Привет, Джулия, – проговорил Дэйв со странным спокойствием, от которого, однако, страх Джулии перерос в панический ужас.
   – Что вы здесь делаете! – воскликнула она. – Откуда вы узнали…
   – … Где ты живешь? – закончил за нее Дэйв. – Я все время следил за тобой, Джулия. Я вовсе не собирался упустить из виду единственного человека, способного исправить причиненное мне зло.
   – Но… я теперь замужем. – Она переводила затравленный взгляд с Дэйва на Глэдис. – Вы не можете…
   – … Искалечить твою жизнь так же, как ты искалечила наши? – бросил ей Дэйв. – Поверь, я сделаю все, лишь бы добиться именно этого, если сегодня не получу от тебя того, что мне нужно.
   – Чего же? – Женщина явно ударилась в панику, осознав реальность угрозы, прозвучавшей в словах Дэйва.
   – Скажи Глэдис правду, – потребовал он.
   – Муж скоро вернется, – в голосе Джулии слышались молящие нотки. – Он вышел ненадолго.
   – Тогда не теряй времени, если не хочешь, чтобы он узнал о том, что ты сделала, – настаивал Дэйв.
   – Может, вы лучше войдете? – поспешно предложила Джулия, отступая на шаг и пропуская их в дом.
   Глэдис все никак не могла оправиться от шока. Дэйв даже подтолкнул ее, прежде чем она догадалась войти. Она напряженно оглядела Джулию Мюррей. Та была одета в облегающую блузку и джинсы, не скрывавшие ни единой линии ее соблазнительного тела. Глэдис с усилием напомнила себе, что у Дэйва не было связи с этой женщиной, однако тяжело отказаться от заблуждения, в котором пребываешь вот уже три года…
   Они прошли в небольшую комнатку – ничего лишнего, только самое необходимое: софа, просторное кресло, пара табуретов, кофейный столик и телевизор. Потрясенная тем, что перед ней предстало худшее из видений прошлого, Глэдис опустилась на софу, не дожидаясь приглашения сесть. Дэйв остался стоять: он явно старался держать ситуацию под контролем.
   Закрыв за ними дверь, Джулия приблизилась к креслу, но была слишком взволнована, чтобы сесть. Отбросив назад длинные каштановые волосы, она скрестила на груди руки в жалком подобии вызывающего жеста. Светло-карие глаза горели ненавистью к непрошеным гостям, вторгшимся в ее жизнь, но выбора не было.
   – Послушайте! У меня тогда были скверные времена, – начала она.
   – Для нас эти времена были не менее скверными, – оборвала ее Глэдис, чувствуя, как в ней закипает гнев.
   – Вы так думаете? – фыркнула Джулия. – Вы сами устроили себе такую жизнь с человеком, который смотрел только на вас, для которого не существовало больше ни одной женщины в мире. Как бы я ни пыталась ему понравиться, он никогда не замечал меня. Он видел во мне только сотрудницу.
   – И потому вы солгали о своей беременности? – яростно выпалила Глэдис, потрясенная тем, что женщина способна использовать подобное оружие в борьбе с мужчиной, который посмел противостоять ее чарам.
   – Нет. – Джулия вздернула подбородок. – Я действительно была беременна.
   – И что, отцом ребенка был Дэйв? – поинтересовалась Глэдис.
   Джулия ответила не сразу. Она смотрела в пространство невидящим взглядом.
   – Нет, – выдавила она наконец. – Мистер Флэвин не был отцом этого ребенка. Он ни разу даже не прикоснулся ко мне.
   Очередная ложь? Что-то здесь не так. Глэдис бросила быстрый взгляд на Дэйва. Наморщив лоб, он смотрел на Джулию, явно недовольный краткостью ответа. Ему требовались более подробные объяснения.
   Глэдис тоже не усидела на месте – поднялась и прошлась по комнате.
   – Тогда почему, Джулия? – отрывисто спросила она. – Почему вы заставили нас пройти через этот ад?
   – Это ваша собственная вина, – выпалила Джулия; теперь она смотрела на Глэдис с неприкрытой враждебностью. – Вы должны были поверить своему мужу. Если бы я начала жизнь заново, я опять сделала бы то же самое.
   Глэдис изо всех сил старалась сохранить спокойствие и заговорила тихо, глубоким ровным голосом:
   – Признаю, что должна была верить своему мужу. Но в то время я поверила вашему рассказу. Я не думала, что женщина может выдвинуть против мужчины столь серьезное обвинение, не имея на то никаких оснований.
   – Значит, у вас была очень спокойная жизнь, миссис Флэвин, – с издевкой заметила Джулия. – Вы просто счастливица.
   – Неужели я чем-то задела вас? – спросила Глэдис. – В ответ раздался громкий, почти истерический смех Джулии. – Зачем было причинять нам столько страданий, Джулия? – настаивала она. – Или вы надеялись, что, если я исчезну, Дэйв обратит внимание на вас?
   Горький смех оборвался, словно Джулия вдруг задохнулась от ненависти.
   – Вас когда-нибудь насиловали, миссис Флэвин?
   – Нет, – ответила Глэдис, ошеломленная яростным тоном Джулии Мюррей.
   – Ну, а меня – да. Я пошла на вечеринку и встретила там мужчину, такого же обаятельного, как и ваш муж. Высокого, смуглого, красивого… Я думала, мне повезло – раз в жизни. Как и вам, миссис Флэвин. Но для него я оказалась только вещью. Вещью, которую используют, чтобы удовлетворить свое животное желание. Я умоляла, кричала, плакала – он не слушал. Ему было безразлично. Он желал получить от меня то, что было нужно ему. Вы знаете, каково это?
   – Нет, – пробормотала Глэдис.
   – Ну а я знаю. Это грязно. Бесстыдно. Отвратительно. Все мужчины стали для меня животными. И когда я поняла, что забеременела от него, то сама выбрала себе жертву.
   Ее яростный взгляд обратился на Дэйва.
   – Они были похожи. Оба красавцы, оба совершенно очаровательны, и обоим в глубине души было наплевать на меня как на человека, на личность. Я ненавидела вашего мужа за то, что он не замечал, чего я стою на самом деле. Я тоже была для него вещью, но только той, которая работала на него. И не видела причин, почему бы мне не отплатить ему за то, что у меня родится ребенок от ему подобного.
   Дэйв покачал головой и тихо произнес:
   – Значит, Джулия, я обманулся в вас, если вы могли подумать такое обо мне.
   – Я вас не волновала. Вам было наплевать на меня. И сейчас наплевать. Вас волнует только она. – Джулия обвиняюще повела глазами на Глэдис. – А вы… вы мне поверили. Вы поверили, что он способен на такое. И это меня оправдывало.
   – Нет, – мягко проговорила Глэдис. – Но я понимаю, почему вам не было дела до того зла, которое вы причинили нам. И мне очень жаль, что вам пришлось столько пережить.
   Внезапно гнев и ярость Джулии сменились слезами.
   – Пожалуйста, не причиняйте мне вреда. Я люблю своего мужа. Он хороший человек. А вы ведь все равно вместе…
   – Да, – согласилась Глэдис, почувствовав вдруг огромную благодарность Дэйву за то, что он давал ей еще один шанс.
   Она больше не испытывала враждебности к Джулии Мюррей, ведь вина за то, что произошло, в одинаковой мере лежала и на ней. Поддержи она Дэйва и поверь в его любовь к ней, никакой другой женщине не удалось бы разрушить их брак. Глэдис приблизилась к Джулии и сжала ей руку, стараясь успокоить женщину.
   – Мы сейчас уйдем. И никогда не вернемся. Надеюсь, вы будете счастливы с мужем.
   Джулия испуганно посмотрела на Дэйва.
   – Муж ничего не знает. У нас будет ребенок. Я уже люблю его… И мы так счастливы…
   – Я не собираюсь мстить тебе, Джулия, – серьезно ответил Дэйв. – И очень сожалею, что тебе пришлось пережить такое.
   Неожиданное сочувствие заставило Джулию разрыдаться.
   – Мне тоже жаль, что так получилось, – с раскаянием всхлипывала она. – С вами и с вашей женой… Я рада, что вы пришли. Эта история камнем лежала у меня на сердце. Я ощущала себя страшно виноватой и просто пыталась не думать ни о чем, делать вид, будто всего этого никогда не было. Я не могла… – глаза молили о прощении, – я просто не могла признаться даже самой себе, как жестоко поступила.
   – Но теперь все закончилось, – уверил ее Дэйв.
   – Пожалуйста, не могли бы вы уйти, прежде чем вернется муж? – попросила Джулия.
   Они покинули дом в молчании – после всех этих неожиданных открытий никто не в силах был заговорить первым. Так же молча поехали вперед, пока Дэйв не остановил автомобиль у старого парка, где под сенью деревьев цвели примулы и цинерарии.
   Дэйв вышел из машины и помог выйти Глэдис, по-прежнему не произнося ни слова. Он взял ее руку в свою, крепко сжал и медленно повел Глэдис по зеленой лужайке к одной из скамеечек. Мирное очарование цветов, пышная зелень, которую никто не пытался укротить и красота которой заставляла забыть о грубости, жестокости и зле, рождали надежду на лучшее. И снова Глэдис ощутила глубокую и нежную любовь к Дэйву – их души были созвучны сейчас, как в лучшие дни юности.
   Она не помнила уже, когда они утратили это ощущение единения, знала только, что это случилось давно, задолго до истории с Джулией Мюррей. Если бы их чувства оставались неизменными, ничто не могло бы повредить им. И Глэдис понимала, что большая часть вины лежит на ней самой.
   Они сидели на теплой, нагретой солнцем деревянной скамье, наслаждаясь покоем и душевной близостью. Глэдис посмотрела вверх, на переплетение ветвей.
   – Как я была не права, – тихо произнесла она.
   – Мы все были не правы в чем-то, разве нет? – ответил Дэйв.
   Глэдис взглянула на него и увидела Дэйва Флэвина таким, каким он всегда оставался в глубине ее сердца и в памяти: милосердным, открытым и неодолимо привлекательным. И прокляла себя за слепоту, которая не позволяла ей поверить в его любовь, за слепоту, которая помогла очернить этого человека в ее глазах и причинила ему столько боли.
   – Ты простишь меня? – прошептала она.
   В его глазах читалось понимание, заставившее Глэдис смутиться еще больше.
   – Мне нечего прощать тебе, Глэдис, – с тихой улыбкой проговорил он. – На твоем месте я, вероятно, поступил бы так же. Но, как бы ни было нам тяжело, главным для меня всегда оставалось то, что ты моя. Если бы тебя не было… – Он покачал головой.
   – Мне жаль, что все так получилось с Майком, Дэйв. Он…
   – У меня были другие женщины, Глэдис. После нашего развода.
   – Знаю.
   Он посмотрел озадаченно.
   – Ты что, следила за мной?
   – Нет. Но халат, который ты мне дал, был не новый.
   Дэйв болезненно поморщился, понимая, как могла на нее подействовать такая деталь.
   – Мы все совершаем ошибки, милая, – мягко проговорил Дэйв.
   Она кивнула. Если вспомнить о ее ошибках, то ошибки Дэйва можно не только простить, но и забыть сразу же. Но Глэдис по-прежнему занимал один вопрос – с тех самых пор как она впервые вошла в его квартиру.
   – Почему ты создал дом нашей мечты, Дэйв? По его губам скользнула тень улыбки.
   – Наверное, все никак не мог расстаться с надеждой, что когда-нибудь ты вернешься.
   Но не беременной, подумала Глэдис, не потому лишь, что у нее должен родиться ребенок от него. Или Дэйв все-таки верил в то, что она всегда любила его? Всегда желала видеть его своим мужем, спутником в жизни, а значит, и отцом ее детей?
   – Что же, теперь с нами все будет в порядке? – осторожно спросила она, потом добавила: – Можем ли мы повернуть время вспять, к той поре, когда еще были вместе, Дэйв?
   Он твердо взглянул на нее.
   – Я вовсе не собираюсь возвращаться назад и повторять все наши ошибки по новой, Глэдис. Я хочу идти вперед по твердой земле, не боясь снова провалиться в трясину сомнений и недоверия.
   – Ты думаешь, у нас получится? – Сердце Глэдис сжалось в ожидании ответа.
   – Да. Я в этом убежден.
   Ее лицо вспыхнуло счастливым светом.
   – Но прежде, сегодня, нам нужно нанести еще один визит, – нахмурившись заявил Дэйв.
   Глэдис помрачнела.
   – Вряд ли смогу выдержать еще что-нибудь, подобное встрече с Джулией, – почти умоляюще проговорила она.
   – Нет, тут другое…
   – И с кем же еще нам предстоит увидеться? – осторожно поинтересовалась Глэдис.
   Дэйв помолчал, тяжело и устало вздохнул и произнес:
   – С твоей матерью.
 
   Вне всяких сомнений, Дэйв решил избавить их обоих от всех призраков прошлого, и причем именно сегодня. Хотя Глэдис покинула дом матери, Дэйв по-прежнему видел в Софи Ньюмен угрозу его счастью. Что ж, если ему нужно разувериться в этом…
   – Ты собираешься ехать прямо сейчас? – спросила Глэдис.
   – Если ты готова, – ответил он, словно ожидая заметить на ее лице тень сомнения или колебания, но не обнаружил ни того, ни другого.
   Глэдис поднялась со скамейки и задорно улыбнулась:
   – Теперь-то маме трудно будет назвать тебя неисправимым неудачником.
   Дэйв с показным усердием поправил шелковый галстук и ехидно усмехнулся.
   – Думаешь, на этот раз я для нее сойду? Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки от внезапной догадки: Дэйв облачился в столь роскошный костюм именно для нее. В прежние времена она всегда просила его одеваться так, чтобы соответствовать представлениям матери о «приличном джентльмене».
   Обычно он отвечал на эти просьбы: «Одежда еще не делает человека человеком, милая», – но никогда не спорил. Это было просто его точкой зрения, которую Глэдис разделяла и поддерживала, но в отношениях с матерью это ей не помогало. Впрочем, как теперь понимала Глэдис, вряд ли что-либо вообще могло помочь. Ее мать с самого начала питала неприязнь к ее избраннику.
   Она подняла на него взгляд, в ее глазах стояла боль, а в его – мягкая насмешка.
   – То, что думаем о тебе моя мать, уже не имеет значения, Дэйв…. для меня. Мы устроим свою жизнь так, как сочтем нужным.
   После этих слов он ласково погладил ее пылающую щеку.
   – Все в порядке, Глэдис. Я стал старше и, смею надеяться, мудрее. Мне больше ничего не нужно доказывать себе, а потому я вполне могу подстроиться под других и дать им то, в чем они нуждаются. Безо всяких причин.
   – Если она тебя не примет…
   Дэйв провел кончиками пальцев по ее полуоткрытым губам.
   – Давай поедем, а там видно будет.
   Через полчаса их автомобиль остановился у дома Вивьен. Каждое воскресенье Софи Ньюмен ездила на обед к своей младшей дочери. Дэйву не нужно было указывать дорогу. Он помнил все. За прошедшие годы Вивьен несколько раз отваживалась навлечь на себя упреки матери, приглашая к себе Дэйва и Глэдис. Поскольку это только увеличивало напряжение во взаимоотношениях с матерью, Глэдис попросила сестру больше не делать этого – она вовсе не хотела лишних скандалов.
   Кирпичный дом, построенный по одному из стандартных проектов, был окружен уютным зеленым садиком.
   В тот самый момент, когда они с Дэйвом приблизились к дверям, Глэдис внезапно почувствовала тоскливую беспомощность. Если мать принудит ее сделать выбор, она ни на мгновение не сомневалась, кого выберет. Ее будущее принадлежало Дэйву, она была предана ему всем сердцем. Но Софи Ньюмен оставалась ее матерью, а мать – всегда мать. Глэдис будет тяжело окончательно порвать с ней. И тяжело сознавать, что мать отвергает ее. Если бы только она могла понять и принять то, что Дэйв – именно тот человек, который ей нужен… но нет, это нереально. Этого не случится.
   Дверь открыл Питер, муж Вивьен.
   – Глэдис, – удивился он и еще более изумился: – Дэйв?
   – Мы можем войти, Питер? – спросила Глэдис, пытаясь успокоиться и обещая себе сохранять достоинство, что бы ни произошло.
   Питер Уэйн был ошеломлен. Он был человеком аккуратным, порядочным и выдержанным. И вот теперь к нему заявлялись непрошеные гости, которые, конечно же, спутают все карты и превратят в хаос чудесное спокойное воскресенье…
   Дэйв протянул руку, и Питер машинально пожал ее, следуя неукоснительным правилам приличия и гостеприимства.
   – Рад тебя видеть, Питер, – несколько принужденно проговорил Дэйв. У супруга Вивьен не оставалось иного выбора, как попросить войти их в дом.
   Дэйв пропустил Глэдис вперед. Питер закрыл за ними дверь и нерешительным жестом пригласил в комнату – одновременно столовую и гостиную, довольно большое помещение Г-образной формы. На столе уже стояли пять приборов – ланч всегда начинался ровно в двенадцать тридцать. Время трапезы почти наступило, и со стороны кухни отчетливо доносились голоса Вивьен, матери Глэдис и ее двух маленьких племянниц.
   – Кто это был, Питер? – поинтересовалась Вивьен.
   Тот прочистил горло:
   – Это Глэдис, дорогая, – ответил он, вероятно не решившись прибавить, с кем та пришла.
   Взрослые голоса утихли. Теперь из кухни доносилось только щебетание двух девочек. Питер еще не опомнился от первого потрясения, а потому даже не предложил Глэдис и Дэйву сесть. И все трое встретили появившихся из кухни женщин и девочек стоя, словно на званом приеме. Вивьен замерла на месте, увидев Дэйва. Ее дочери были слишком маленькими, чтобы помнить его, а потому несколько секунд разглядывали незнакомого мужчину с детским любопытством, после чего бросились к Глэдис. Та наклонилась поцеловать и обнять девчушек – и тут в комнате появилась ее мать.
   – Вивьен, миссис Ньюмен, – спокойно приветствовал Дэйв изумленных женщин.
   – Я… я рада видеть тебя, Глэдис, и тебя, Дэйв, – произнесла Вивьен, неуверенно глядя на сестру и явно не понимая, что может означать столь неожиданный визит.
   Мать Глэдис вообще никак не отреагировала на приветствие. Обе девочки настороженно замолчали, сообразив, что происходит что-то неладное. Они подбежали к Вивьен и вцепились в ее юбку, словно ища защиты. Глэдис выпрямилась не отрывая глаз от матери, ожидая ее реакции и моля Бога, чтобы она не оказалась враждебной.
   Софи Ньюмен смотрела на Дэйва с застывшим, ничего не выражающим лицом. Потом ее взгляд медленно обратился к Глэдис – неуверенный, ищущий, почти молящий… Глэдис придвинулась ближе к Дэйву, а он обнял ее за талию, без слов дав понять всем, что они теперь навсегда вместе.
   Питер наконец очнулся.
   – Принести что-нибудь выпить?
   – Нет, спасибо, Питер, – тихо произнес Дэйв. – Мы с Глэдис здесь вовсе не для того, чтобы навязываться вам или напрашиваться на обед. Мы лишь хотим сделать одно объявление.
   – О! Прекрасно! – пробормотал Питер. Видно, он по-прежнему пребывал в полнейшей растерянности и совершенно не знал, что предпринять.
   – Миссис Ньюмен, вам, безусловно, известно, что несколько недель назад Глэдис приходила ко мне, – прямо начал Дэйв. – Она спросила, можно ли забыть о прошлом и начать жизнь заново. Сегодня я хочу спросить об этом вас, потому что мы с Глэдис снова собираемся пожениться, а вы – ее семья.
   Он помолчал, давая всем собравшимся время осмыслить его слова и принять решение. Никто ничего не сказал. Не было ни приветственных возгласов, ни поздравлений. Питер выглядел так, будто ощущал отчаянное неудобство и не знал, куда глаза девать. Вивьен недоверчиво посмотрела на Глэдис – она еще не слышала об их примирении. Мать Глэдис не отрывала взгляда от Дэйва, ее лицо по-прежнему оставалось застывшим и лишенным какого бы то ни было выражения.
   – Более того, – продолжил после некоторого молчания Дэйв, – у нас есть еще одна новость. У Глэдис будет ребенок. Мой ребенок.
   И снова – могильная тишина. Глэдис стала терять последнюю надежду на то, что семья их все-таки примет. Дэйв ждал. Глэдис ждала. С каждой секундой чувство безнадежности все больше заполняло ее душу: даже ребенок не смог изменить их решения…
   – Что ж… – начал было Питер и закашлялся, явно не представляя, как правильнее поступить в подобной ситуации.
   – Я рада, – внезапно проговорила Вивьен громко и поразительно уверенно. Ее голос только слегка дрогнул, когда она прибавила, – если, конечно, ты сама этого хочешь, Глэдис.
   – Да, именно этого я и хочу, – подтвердила та, с благодарностью взглянув на младшую сестру.
   Вивьен, похоже, решила сразу взять быка за рога и обратилась к матери.
 
   – Мама, пожалуйста… Глэдис была так добра к тебе. Отплати ей тем же.
   Софи Ньюмен никак не отреагировала на эти – слова– она словно и не слышала их. Казалось, она увидела не Дэйва, а голову Медузы Горгоны с извивающимися волосами-змеями и окаменела навеки.
   – Что ж, лучше поздно, чем никогда, – Дэйв по-прежнему был спокоен и уверен в себе. – Конечно, все конкретные детали я предоставляю решать Глэдис, это ее право; но сам я намерен коротко изложить вам, что мы собираемся делать.
   Крепко прижимая к себе Глэдис, он заставил ее развернуться и подвел к Питеру, которому ничего не оставалось как поднять на них взгляд.
   – Мне очень жаль, что мы поставили тебя в такое неловкое положение, Питер, – искренне сказал Дэйв. – Поверь, мы этого не желали – ни Глэдис, ни я. Подобно мне, ты просто пришел в эту семью. И в том, что случилось с нами, твоей вины нет.
   Не задерживаясь дольше, он увлек Глэдис вперед, но остановился около чудовищной напольной вазы у камина, стоящая на хвосте рыба широко разинула толстогубый рот, и ткнул в нее пальцем.
   – Я всегда просто ненавидел эту проклятую штуку! Бьюсь об заклад, что и ты тоже, Питер. Почему бы тебе не разнести ее вдребезги? Она явно не соответствует твоему вкусу.
   Развернувшись, Дэйв подвел Глэдис к сестре.
   – Благодарю, Вивьен, что ты приняла нас. – На сей раз в его голосе прозвучала неподдельная теплота. – Я не хочу, чтобы Глэдис рвала все связи со своей семьей, но также не хотелось бы, чтобы из-за нас возникали проблемы между тобой и твоей матерью. Мы поймем… что бы ты ни выбрала.
   Вивьен твердо посмотрела на Дэйва.
   – Моей сестре нужно хотя бы немного настоящего счастья, Дэйв. Я надеюсь, что ты сумеешь дать ей его.
   – Можешь не сомневаться, – заверил ее Дэйв.
   Он не дал Глэдис времени перекинуться даже двумя словами с сестрой и сразу подвел ее к матери.
   – Знаете ли, миссис Ньюмен, – любезно начал он, – когда мы с Глэдис поженились в первый раз, то просто расписались. Тогда мы не могли себе позволить такой же роскошной свадьбы, как у Питера и Вивьен. Но я действительно готов забыть прошлое, и наша повторная свадьба будет именно такой, о какой мечтает Глэдис. О какой она мечтала всегда. – Софи Ньюмен слегка вздрогнула и качнула головой, будто не в силах слушать то, что говорит Дэйв, он же продолжал тихим сдержанным голосом, не давая перебить себя: – Если Глэдис захочет обвенчаться в церкви, это будет та церковь, которую она сама выберет. Если захочет сыграть свадьбу в саду – это будет самый прекрасный сад в стране. Если она предпочтет борт пассажирского лайнера, значит, это будет самый роскошный лайнер, какой только можно себе представить. Я дам ей все, чего она только ни пожелает. И приглашаю вас всех на нашу свадьбу, если, конечно, вы согласитесь прийти.
   Дэйв оглядел собравшихся, потом снова повернулся к матери Глэдис, которая по-прежнему не проронила ни слова. Лицо ее оставалось белым, как гипсовая маска.
   – Мы придем, – с ударением произнесла Вивьен. – Мы все придем, ведь правда, мама? Ведь Глэдис пришла, когда была нужна тебе.
   Казалось, эти слова были обращены к глухой.
   – Видите ли, миссис Ньюмен, – продолжал Дэйв, – что бы вы ни думали обо мне, я люблю вашу дочь. И могу обещать только одно. Это действительно будет для нас, а в особенности для Глэдис… – он помедлил секунду, потом, с нежностью взглянув на любимую, закончил, – свадьба, которая запомнится на всю жизнь.
   Его глаза горели решимостью стереть из ее души все дурные воспоминания. Это так тронуло Глэдис – он хотел исправить то зло, которое было причинено, хотел подарить ей новую жизнь…
   – Я люблю тебя, Дэйв, – мягко проговорила она. Пусть он знает это, пусть услышит именно сейчас, перед всеми.
   Он улыбнулся тепло и довольно, потом с той же улыбкой обернулся к ее матери:
   – Вот и все, что я намеревался сказать, миссис Ньюмен.
   Он легко поклонился и собрался было уходить, но Глэдис остановила его:
   – Я тоже хотела бы кое-что сказать.
   – Конечно, милая.
   Глэдис посмотрела на мать, которая столько значила для нее: она сделала последнюю попытку воззвать к материнской любви, которая была так нужна ей, к той любви, которая не требует платы. Но в глазах матери не прочла ничего похожего на это чувство.
   – Мне жаль, мама, что я обманула твои ожидания, – печально произнесла она. – Мне жаль, что я не стала такой дочерью, о какой ты мечтала. Мне жаль, что все, столь ценное для тебя, для меня не имеет никакой цены. Но, в конце концов, я должна остаться самой собой.
   И внезапно лицо матери утратило холодно-отстраненное выражение. В ее глазах появились страдание и страх потери. Софи Ньюмен поняла, что сейчас ей предоставляется единственная, последняя возможность устранить то, что им мешало остаться вместе. Ее губы дрожали, но она заставила себя гордо выпрямиться, хотя именно сейчас жертвовала своей гордостью ради правды. Она говорила от чистого сердца, но каждое слово причиняло ей острую боль.