Уоррингтон Фреда. Янтарная Цитадель

   Часто муки, страх, или даже смерть жертвы не приносили ничего. Но порой в потоке бреда проскальзывали, как самоцветы, ясные слова пророчеств.
   Постепенно слова складывались в единую картину, встававшую перед царским взором. Построй башню во имя богов, и тебя не забудут. Построй ее на века, и ты будешь жить вечно. И Лафеом, накопивший мудрость поколений чародеев, знает, как ее построить.
   Отец Гарнелиса, Аралит, всегда говорил сыну, что тот не станет великим правителем. Теперь Гарнелис решил доказать ему обратное.
   И всю вызванную царем силу он до капли отдавал зауроме. Это казалось ему очень важным – как лучше возможно укрепить завет, ставший таким хрупким?
   Но призывание гауроф стало привычкой. Тьма копилась в душе, покуда не становилась нестерпимой, и только боль жертв, а порой – кровь и смерть – приносили облегчение.
   – Вы задумались, государь? – Голос Лафеома вернул его в реальность.
   – Все в порядке, – подумал Гарнелис вслух. – В прежние дни ради плодородия земли ежегодно приносилась кровавая жертва. То был могучий обряд. Ничего не изменилось – я обращаюсь к древним обычаям, дабы жила земля.
   – Вы совершенно правы, как я всегда и говорил вам.
   – Но совет не понял бы, – промолвил царь, ощупывая кожаные ремни. – Потому и надо было от них избавиться. Право, у меня словно гора с плеч свалилась. Теперь я в ответе перед одними лишь богами.

Глава седьмая.
Ардакрия

   – Танфия!
   Крик доносился откуда-то издалека, заглушенный землей. Движения девушки стали слабы, паника уступала место сонной одури, видениям из иного места и времени, в которых ее тянуло вниз, в жуткую тьму.
   Чья-то сильная рука ухватила ее за правое запястье, еще торчащее над землей. Рука тянула ее вверх, и не могла вытянуть – волосы Танфии застряли где-то глубоко в земле. От жуткой боли девушка пришла в себя. Кто-то лихорадочно откапывал ее голову, стряхивая землю с лица, и за теменем что-то скрипело, и тянуло, и дергало за волосы так жестоко, что слезы брызнули из глаз. Танфия хотела вскрикнуть, но могла только хрипеть.
   И вдруг – словно раскрылся капкан – голова ее поднялась свободно. Руфрид – а это он освободил ее – подхватил Танфию за плечи. Девушка качнулась вперед и упала на колени, содрогаясь от кашля и выплевывая землю из забитого рта. Плащ, в который она завернулась перед сном, лежал на земле скомканной грудой.
   – Бо-оги, Тан: – выдохнул Руфрид, опускаясь на землю рядом. Он сунул ей флягу с водой. Танфия схватилась за нее с благодарностью, прополоскала рот один раз, второй, и только после этого прильнула к горлышку. Легкие ее болели, череп горел огнем. Переводя дыхание, она глянула на Руфрида – тот был мертвенно-бледен и никак не мог отпустить поясной нож.
   – Прости, – выдавил он. – Пришлось тебе волосы обрезать. Услышал твой крик, и…
   Охваченная внезапным ужасом, Танфия поднялась на колени.
   – Линден! – прохрипела она.
   Глаза Руфрида расширились, и он метнулся к брату. Линден лежал в трех шагах от них, и спал спокойно, но земля вокруг его тела бурлила и переливалась, точно мириады мелких тварей перерывали ее. Тело юноши медленно-медленно затягивало в почву. Лицо, правда, оставалось пока свободно, и он мог дышать. Танфия вцепилась в его запястья и попыталась поднять. Линден открыл глаза и уставился на нее в недоумении и ужасе.
   – Что?..
   – Тш, не бойся. Мы тебя освободим.
   Руфрид подкапывал голосу брата, перепиливал прядки отросших за время пути волос. Линден вскрикнул от боли. Танфия принялась за работу со своей стороны, взявшись вначале за элирский нож, но тот, к ее разочарованию, оказался бесполезен – тонкое лезвие давно затупилось. И почему она ждала от него чудес? Девушка раздраженно сунула нож обратно в карман и вытащила свой поясной.
   Наконец, последние волоски подались, Линден, задыхаясь от боли, вырвался из земляного плена и сел, точно вздернутая за ниточки кукла. Он глубоко вздохнул, и вскочил на ноги.
   – Что это было? – спросил он, опираясь на плечо Танфии. – Что случилось?
   В омерзении они уставились на сохранявшую очертания тела вмятину в земле. Там копошились, ерзали, искали и рыли десятки тварей, похожих на толстых кивсяков. Руфрид подхватил одну и осторожно посадил на ладонь. Зеленоватое тельце длиной и толщиной в большой палец светилось в темноте, под фасетчатыми глазищами шевелились здоровенные жвалы. Насекомое тут же свернулось в клубочек, показав сотни крохотных ножек.
   – Что за гадость такая? – тихонько поинтересовался Руфрид.
   – Понятия не имею, – с омерзением ответил Линден. – Я знаю, наверное, всякую тварь, какую встречал дома. Но такую вижу в первый раз.
   Руфрид поднял брови и выдавил слабую улыбочку.
   – Надо полагать, мы должны были пойти на корм их детишкам.
   – Брось. И ради всех богов, пойдемте отсюда! – крикнул Линден, подбегая к Огоньку, мирно пасшемуся на поляне.
   – Лин, ты в порядке? – спросила Танфия.
   Юноша уставился на нее.
   – Боги, они и за тебя взялись! Я и не понял. Что случилось?
   – Они меня чуть не убили, – ответила девушка, вытирая со лба комочки земли. Руки ее тряслись. – Я проснулась, когда начала задыхаться.
   – Ерзаете, должно быть, во сне много, вы оба, – заметил Руфрид, помогая брату навьючивать Огонька. – С вас плащи слетели. А я завернулся с головой, и эти гады до меня не добрались. Проснулся оттого, что мне кто-то волосы выдергивал. А потом Танфия вдруг захрипела, точно ее душат. Поднялся, а ее в землю засасывает. Пришлось волосы отрезать, иначе не вытащил бы.
   Танфия подняла голову к затылку, и пальцы ее наткнулись на неровную щетину. Не знаешь, плакать тут, или ругаться…
   – Ты что со мной сделал?
   – Я сказал – извини! – Руфрид обернулся к ней. – Я тебе вообще-то жизнь спас! Не можешь сказать «спасибо» – так молчи лучше!
   Танфия сглотнула. Теперь она была у него в долгу, и настолько это было ей ненавистно, что слова благодарности не сходили с языка, оставаясь в груди и забивая глотку.
   – Не надо было лезть в Ардакрию, – сухо отмолвила она. – Одни боги знают, что нас тут еще ждет.
   – Или так, или под стражу.
   – Да не начинайте вы снова! – Линден торопливо подтягивал седло. – Скоро рассвет. Идем.
   Некоторое время они шли в молчании, потом Руфрид заметил:
   – Не знаю, с чего ты так взъелась, Тан. Лохмы у тебя были так себе.
   – Пошел ты!
   – Так даже лучше. А грязь для кожи полезна, знаешь?
   – Я знаю, почему эти червяки на тебя не польстились. Им не по вкусу самодовольные ублюдки! Бо-оги, я бы убила за горячую ванну…
   Раз за разом, стоило Танфии отвлечься от окружающего мира, ужас охватывал ее вновь. Накатывало ощущение бессильного падения назад, в темноту, страх и беспомощность. Длилось это не больше мгновения, но на этот миг она цепенела совершенно, прежде чем волна откатывала.
   Девушка пыталась найти в памяти какой-то ключ к происходящему. Сейчас бы маму спросить: «Мам, в детстве меня ничего не пугало? Может, меня зерном засыпало, или в чулане заперли, или тонула я?», а Эйния все разъяснила бы: «Да, когда тебе было три года…». Но Эйнию не спросишь.
   Три дня путники брели через лес. За это время не случилось ничего, кроме того, что, если верить карте, они покинули Ардакрию и вошли в Сеферский лес. Хотя это означало, что на пути они делают крюк, но даже так они медленно приближались к Парионе. Сеферская пуща не имела столь мрачной репутации, но путники все же решили спать стоя, и ночами стоять на страже. По временам они видели в темноте чьи-то светящиеся глаза, но никакое чудовище не вылезало из чащи. Линден все больше нервничал и шарахался от каждого шороха, утверждая, что их преследуют. Руфрид на него злился, а Танфию бесили споры между братьями.
   Запасы провизии они пополняли охотой, поджаривая на костре подстреленных Руфридом кроликов или тетерок. Как ни горько было Танфии признавать это, но из всех троих Руфрид был лучшим стрелком.
   В то утро девушка не могла отвести от него взгляда. Рассветные лучи заливали поляну расплавленным золотом, и силуэт Руфрида отпечатывался в этом блеске. Она не могла не отмечать, как стройны и сильны его длинные ноги, расставленные широко и твердо попирающие землю. Напряглось тело, выступили рельефом мышцы плеч, когда Руфрид натянул свой лук. Разметанные ветром волосы блестели, как блестит только что лопнувший каштан. Охотник полностью сосредоточился на добыче – толстом буром кролике, беззаботно щипавшем травку шагах в пятнадцати от него.
   Линден вскрикнул прежде, чем Танфия заметила неладное. Огромная – вдвое крупней волка – серая тень метнулась из-под деревьев. Пронзительно заржал Огонек, пытаясь оборвать путы. Тварь злобно рычала. Мимо Танфии промелькнули раззявленные челюсти, страшные клыки, вывешенный алый язык… и прежде, чем девушка успела вздохнуть или шевельнуться, чудовище бросилось на Руфрида.
   Тот повалился наземь под весом серой туши, уронив лук и стрелу. Тварь лапищами прижала юношу к земле и с душераздирающим рыком сомкнула челюсти на его горле.
   И тут Танфия узнала это чудовище.
   – Руфе! – вскрикнул Линден, налаживая стрелу, но Танфия одернула его.
   – Нет! – воскликнула она. Линден начал говорить что-то, но девушка ринулась вперед, выкликая:
   – Зырка! Оставь! Я сказала, оставь!
   Она обеими руками дернула огромного пса за ошейник. Глаза Руфрида закатились, лицо побелело, но крови видно не было. Волкодав неохотно разжал челюсти и позволил жертве уползти. Танфия оттащила его в сторону и строгим голосом приказала лежать. Зырка обнюхал ее и завилял хвостищем, поскуливая от счастья. Башка его приходилась девушке по грудь.
   – Лежать! – повторила Танфия, и псина повиновалась, поглядывая на хозяйку невинными карими глазами и колотя хвостом по земле.
   Танфия обернулась – Руфрид сидел на траве, потирая горло. На коже отпечатались следы зубов, но кожа осталась цела. Линден озабоченно придерживал его за плечи.
   – Бо-оги! – прохрипел Руфрид. – Что это было?
   – Это отцовский волкодав! – Танфия утерла слезу. – Ты его не узнал?
   – А у меня было время? Я всегда обходил клятую тварь на кривой козе.
   – Не знаю, с чего он на тебя бросился. Может, подумал, ты меня обидеть хочешь.
   – Только убери его от меня! Он вечно рычал на всех, кроме твоей родни.
   – Вот кто за нами следовал! – тихонько промолвил Линден. – Точно. Не первый день. Может, твой отец решил все же вернуть нас…
   – Вряд ли. – Танфия погладила Зырку по башке, и пес облизал ее руку. Девушка прислушалась, но никто не ломился за чащу вслед за волкодавом. Похоже, Зырка путешествовал один. – Ты в порядке, Руфе?
   – Угу, – неохотно промычал тот.
   – Знаешь, Зырка шутить не любит. Я тебе только что жизнь спасла, так что в расчете. Но «Если не можешь сказать „спасибо“, лучше молчи».
   – Ага. Точно. – Юноша вскочил, поднимая лук. – Если это не ты его на меня натравила.
   – В голову не пришло. А то я бы от тебя да-авно избавилась.
   – Ха-ха. И что он тут делает? Как нашел? Нет, не отвечай – по запаху, должно быть. За сотню миль учуял.
   Танфия скорчила ему рожу.
   – Может, он сбежал за мной следом. – Она наклонилась к шее пса, поглаживая грубую шкуру. – Молодец. А чего ты хочешь… Что такое? – Пальцы ее нащупали под ошейником кожаную трубочку. Внутри лежала записка. Танфия вытащила ее, развернула. Почерк принадлежал ее отцу. Она начала читать вслух:
   – «Милая моя Танфия – надеюсь, ты получишь это письмо. Мы понимаем, почему ты так поступила, и хотели бы быть с тобой. Мы с мамой очень волнуемся за тебя. Потеряв одну дочь, мы не думали терять обеих – и все же мы не просим тебя вернуться, разве только после того, как ты исполнишь задуманное. Мы знаем, зачем ты идешь, и благодарим Брейиду за то, что она даровала тебя смелость. Знай, что никто из нашей деревни тебя не станет удерживать. Лучше возьми с собой Зырку. Он защитит тебя ото всякой угрозы. Твоя бабка полагает, что творится беда страшней, чем мы можем представить. Возвращайся живой и невредимой, и верни сестру, коли сумеешь. А до той поры пусть оберегут тебя Брейида и Антар. С любовью, твои родители – Эодвит и Эйния.»
   На последних словах Танфия расплакалась. Сидевший рядом Зырка, серый, как привидение, но живой, теплый, терпеливый, слизнул с ее лица слезу, и девушка оттолкнула его морду.
   – Боги. Отец послал его за нами. Он так любил этого пса, у него, наверное, сердце разорвалось – с ним расставаться.
   – Приятно знать, что тебя он любит все-таки больше, – хмыкнул Руфрид.
   – Подходите, познакомьтесь с ним. Когда он узнает тебя поближе, то не будет кидаться.
   Линден подружился с Зыркой сразу же, но при приближении Руфрида волкодав обнажил клыки и басовито рыкнул. Руфрид с проклятием шарахнулся.
   – Дай ему руку понюхать, – посоветовал Линден. – Покорми.
   – Поговори ласково, – вставила Танфия.
   – Вы уверены, что это собака, а не Артрин? – сардонически поинтересовался Руфрид. – К Линдену ластится, а мне глотку рвать готов? По мне, так большой разницы нет.
   Линден помрачнел лицом, но смолчал.
   В конце концов Руфрид, хоть и отказывался подлизываться к своему обидчику, все же помирился с Зыркой. Пес принял кусок мяса, позволил себя погладить и даже обмусолил Руфриду руку.
   А насколько Зырка полезен, Руфрид обнаружил, когда они продолжили охоту. Пес ловко поднял добычу, а когда стрела нашла цель – принес подбитую тушку.
   – Ладно, – признал Руфрид несколько часов спустя, когда путники брели гуськом по лесной тропе, а их будущий ужин свисал с Огонькова седла, – кажется, я был к старику слишком суров.
   – Ты, должно быть, про собаку говоришь? – процедил мрачно молчавший дотоле Линден.
   – Само собой, не про Артрина же!
   – Знаешь что? Права у тебя нет так об отце отзываться! – Танфия вздрогнула от звуков его голоса. Она и представить не могла, что юноша настолько зол. – Хватит! Прекрати, а то…
   – А то – что? – Руфрид был, если это возможно, в еще большем гневе. – Почему я не могу сказать, что думаю? Наш отец – хладнокровный мелкий трус и подлец. Понятно, почему ты не хочешь этого слышать, Лин. Правда, она глаза колет.
   – Он добрый человек. Он любит нас. Он не заслужил таких слов.
   – Да ну? – Лицо Руфрида исказилось в жестокой пародии на улыбку. – Это тебя он любит, золотце ты его. Ты, небось, и не помнишь, как он со мной обращался в детстве. Словно я ничтожество, меньше, чем крыса в амбаре. Для него ты никогда не ошибаешься, а я – я неправ всегда. Меня он ненавидит. Что же он за отец, что он за человек такой, если может вот так делить родных сыновей?
   – Боги, Руфе! Ты меня словно ревнуешь к нему! Это же нелепость!
   – Да нет, я тебе глаза открыть пытаюсь! Он слаб. Он бесчувствен. Он недостоин управлять Излучинкой – с Изомирой он это доказал.
   – Вот только ее не припутывай! – яростно прошипел Линден. – Ты что, не понимаешь, каково ему было потерять маму?
   – А на мне зачем зло срывать?
   – Все, не желаю больше слушать! Он добрый человек, а ты… ты неправ.
   – О да, Лин, к тебе он добр. Он Изомиру отдал, чтобы оставить тебя.
   Долгое, горькое молчание.
   Путники вышли к озеру. Простор вод отражал золото вечернего неба, воздух был прохладен, чист и напоет ароматами осени. Алели дубы на опушке, а между нею и берегом озера лежал широкий луг, поросший жесткой травой. Вся картина навевала Танфии мысли о покое и дреме.
   – Неплохое место для привала, – радостно выдавила Танфия. – Я проголодалась.
   – И я не против, – отозвался Руфрид. – Лин?
   – Ладно, – огрызнулся тот, отводя Огонька, чтобы стреножить. – Как хотите.
   Руфрид скривился ему вслед.
   – Не знаю, с чего это он так взъелся.
   – Он потерял Имми, он покинул дом, а брат его с грязью смешал. Тебе мало? Помиритесь лучше. Я уже видеть этого не могу.
   – Не можешь? Готов подсказать выход. Отправляйся домой.
   – Хотелось бы! – Танфия вспыхнула от гнева. – Неудивительно, что тебя отец не переносит. Надо было позволить Зырке горло тебе разорвать!
   Девушка отвернулась, собираясь сходить за хворостом, и в лесу остыть немного.
   – Танфия, – донесся голос из-за спины. – Прости.
   – Что-о? – Она обернулась.
   – Я сказал, прости. Я не хотел. Но это не Линдену жить с тем, что он человека убил. И не тебе, кстати.
   У Танфии отвалилась челюсть. Об этом она не подумала.
   – Может, ты его просто ранил… – неловко выдавила она.
   – Это должно меня утешить? Ну, боги с ним. Давай костер разложим.
   Разведя огонь, путешественники по очереди ополоснулись в ледяной воде у берега и собрались у костра греться. Танфия простирнула в озере смену одежду, и натянула чистую – насколько можно назвать чистыми штаны, рубаху и исподнее, прополоснутые в лесной речке. Холодная, жесткая холстина быстро прогрелась от тела. Пока девушка жарила мясо, парни стирали свое – разойдясь на несколько шагов и старательно не видя друг друга.
   Ужин вышел обильный – кроликов и фазана хватило даже на Зырку, а на ягоды пес и не зарился. Ручеек, стекавший к озеру по узкой промоине, снабдил путешественников родниковой, сладкой водой. После ужина Зырка завалился спать у костра. Примирившийся с волкодавом Огонек пасся неподалеку.
   Руфрид и Танфия сидели лицом к костру, оставив озеро по правую руку. Линден сидел напротив, и с товарищами не разговаривал; Танфия даже не могла разглядеть его лица сквозь пламя. Извернувшись, она увидала, что юноша уже закутался в плащ, отвернулся и лег. Как не жаль было Танфии видеть его в таком расстройстве, она не могла придумать, чем бы его утешить. Если бы не свара между братьями, девушка была бы полностью довольна жизнью в ближайшие часы. Даже собственные ее колючки немного притупились.
   И тут ее снова настигла волна воспоминаний. Падение, и тьма…
   Она тут же стряхнула наваждение, но Руфрид заметил.
   – На что ты пялишься?
   – Ни на что. – «Он старше меня, – подумалось ей, – вдруг он помнит…» – Руфе, не припомнишь, со мной в детстве никаких несчастий не случалось?
   Юноша от удивления сморгнул.
   – Сплошь и рядом.
   – Нет, я хочу сказать – серьезных. Может, чуть не утонула, там?
   – Не припомню. Ты все время куда-то падала, и тут же выбиралась. Тебя удержать было невозможно, хотя ты во всей деревне была самая неловкая. А в чем дело?
   – Э… ничего. Неловкая – это что-то новенькое.
   – Беру назад. Хватит с меня ссор на один день. – Он мотнул головой в сторону брата.
   – Это что – правда? Что отец тебя ненавидит? За что?
   – Не знаю. Не обязан же он меня любить. Линден младший, и больше похож на маму. Он чудо, а я – стыдоба.
   – Почему?! Ты всех обставлял в стрельбе из лука… да в любом состязании. Ты никому не давал забыть, какой ты мастер.
   Руфрид хохотнул.
   – А знаешь, почему? Я пытался выжать из отца хоть одно доброе слово. Так и не получилось.
   – Не понимаю.
   Руфрид резко выдохнул.
   – Хочешь правду? – проговорил он, наконец. – Когда мама умерла, я горевал не меньше Линдена. Но я не мог это показать. Я жил, как мог, и я думал, отец поймет, но он не понял. Он решил, что мне все равно.
   – Но ты был еще ребенком.
   Руфрид пожал плечами.
   – Он ждал, что мы будем вести себя, как он. Считает, что я его подвел.
   – И ты не мог с ним поговорить?
   – Шутишь?
   – Вот почему ты был всегда так груб! – воскликнула она. – Отец с тобой дурно обошелся, и ты срывал злость на нас.
   – Точно, – кисло признал Руфрид. – А тебя что извиняет?
   – А я тебе грубила, потому что ты меня зашугивал – а когда тебе это не удавалось, ты переключился на Имми. Мне казалось, что ты с отцом не сходишься, потому что ты вообще негодяй. Если б я знала… могло бы быть иначе.
   – Правда? Слушай, Тан, я не горжусь этим. Мне жаль, что так случилось. Но я вырос. Я ни в чем не виню Артрина. Я вообще ничего к нему не чувствую.
   – Он причинил тебе боль.
   – Телесную – нет.
   – Все равно боль.
   – Знаешь, лучше не будем об этом. – Он обхватил колени руками, глядя в огонь.
   – Ты самый невозможный тип из всех, кого я знаю.
   – Какое совпадение.
   Танфия вытащила тупой ножичек и принялась счищать грязь с ножен.
   – Мне часто хотелось его убить, – проговорил Руфрид. – Если б он был сильнее меня, и бил бы… совсем было бы просто. Но теперь я убил человека… и знаю, что у меня бы не вышло. Мне не было приятно убивать Бейна. Разве что на миг. Потом мне стало… мерзко.
   Танфия положила руку ему на плечо. Руфрид не обернулся, но и не стряхнул руки.
   – Мне тоже было бы мерзко, – согласилась она. – Но если нас схватят, но не станут разбирать, кто виноват.
   – Это дурно, – с убеждением проговорил юноша. – Со времен битвы на Серебряных равнинах люди не убивали друг друга. А теперь – твой дядя… что случилось с нами?
   – Не знаю. – Танфия не могла придумать, чем утешить его. – Бывает ведь, что люди в драке убивают друг друга.
   – В городе – может быть. А как там поступают с убийцами?
   – Иногда казнят смертью. Иногда в тюрьму сажают. Иногда отпускают вовсе – смотря как все вышло. Ты защищался, чтобы спасти Имми – это ведь хорошая причина? Прости, Руфе. Я понимаю, что от меня никакой помощи.
   – Нет, – тихо ответил он. – Помощь есть. Покажи мне этот ножичек, с которым ты балуешься.
   Вздохнув, Танфия отдала подарок. Клинок блеснул алым в свете костра.
   – Странная штуковина.
   – Бестолковая. Даже для красоты не поносишь.
   – Тогда зачем он тебе? – Руфрид вернул нож, и Танфия поспешно убрала его в ножны.
   – Мне кажется, мне подарил его элир.
   – Шутишь? – Руфрид скептически прищурился.
   – Нет. Это мог быть и сон… но я правда видела элира, и по крайней мере в первый раз точно не спала.
   – Где?
   – В лесу у Горного луга. Помнишь, где мы срезали дорогу? В конце страды, в день, когда ты перепугал Имми. Я побежала за ней… и у пруда мы обе видели элира.
   – Ты ничего не говорила! – Голос юноши прозвучал почти возмущенно. – Какой он был?
   – А с чего мне было тебе рассказывать? – Танфия рассмеялась. – А он был прекрасен. Он сидел, обнаженный, на берегу, и длинные волосы ниспадали по его спине ниже лопаток. – Девушка улыбнулась своим воспоминаниям, и голос ее смягчился. – А цвет у них был совершенно невозможный, темно-темно-рыжий с огненными проблесками. Его окружало сияние, и когда он нагнулся испить воды, даже она превратилась в свет в его ладони. Это было… даже не знаю, как объяснить! Словно время замерло, словно он явился из другого мира, и принес с собой его частицы на себе. Потом он нырнул в пруд и… – Она решила не рассказывать остального. – Исчез. Пропал без следа. – Девушка посмотрела на Руфрида. – Ты мне не веришь.
   Юноша поднял брови.
   – Не почему же. Если ты говоришь, значит, так и было.
   – И не надо так снисходительно! Мама мне поверила. Она их сама видывала, и сказала, что это не такое уж чудо. А я видела! Ничего призрачного в нем не было. Очень он был реальный. Ростом, пожалуй, с Линдена, стройный, но на вид очень сильный. Длинные ноги, и свет так на них играл, словно он только что из воды вылез…
   – Ты о нем мечтала, – перебил ее Руфрид.
   Танфия пришла в себя. И правда!
   – А тебя это волнует?
   Руфрид покраснел и уставился в землю.
   – Ничуть.
   Таким смущенным девушка его еще не видывала; она одновременно поразилась и порадовалась новонайденному способу поддеть своего спутника.
   – Ну, что ж поделать, что он был самым красивым мужчиной, какого я видывала. Когда я увидала его снова – это мог быть и сон, но, кажется, нет – он был одет в шелка, такие тонкие, словно их и не было, а его грудь…
   Руфрид сверкнул на нее глазами – Танфия даже вздрогнула.
   – Избави меня от деталей! У тебя уже слюни текут.
   – Он был как живая статуэтка, Руфе, – продолжала девушка, намеренно провоцируя его. – Его бы любая женщина захотела.
   Вспоминая элира, рассказывая о нем, Танфия ощущала странный жар в чреслах. Но то, как пугался Руфрид ее похоти, тревожило девушку.
   – Должно быть, простые мужчины для тебя недостаточно хороши. Как Излучинка для тебя была недостаточно хороша.
   Оба затаили дыхание.
   – А мне казалось, ты извинялся за свою грубость, – тихонько проговорила Танфия. – Неужели я тебе так ненавистна со всеми своими амбициями?
   – Боги мои, боги, – вздохнул Руфрид. – Ничего ты не понимаешь.
   – Что? Ты спас мне жизнь. Значит, не такая я плохая.
   Руфрид привстал, чтобы подбросил в костер веток. Взмыл вверх фонтан искр. Когда юноша опустился на место, Танфия ощутила касание его бедра.
   – А ты спасла жизнь мне.
   – Спасибо. – Девушку почему-то пробрала дрожь.
   – Спасибо тебе, – отозвался Руфрид эхом. И примостил ладонь у нее на бедре.
   Танфии стало трудно дышать.
   – К слову сказать, я ничего не имею против простых мужчин, или против Излучинки. Эта мысль сейчас кажется мне весьма соблазнительной.
   – Мысль о чем? О доме, или о мужчинах?
   Его дыхание грело ей щеку. Уголком глаза она видела, как играет отблеск костра на его волосах, и отражается в зрачках.
   – Э… – выдавила Танфия. Ей-то казалось, что она говорит о доме, но воспоминания об элире произвели странное действие на обоих путешественников.
   – Танфия, – хрипловато проговорил Руфрид. Рука его скользнула по бедру вверх, и от прикосновения его ладони все тело девушки сладко заныло. – Признаюсь – я ревную тебя к твоему элиру-любовнику.
   – Он мне не любовник. И я не думала, что нравлюсь тебе.