Уоррингтон Фреда. Янтарная Цитадель

   – Нет, нет! – воскликнула Танфия. – Он не был шаэлаир. Он совсем другой. Ни с кем не спутаешь. Длинные, темно-рыжие волосы, кожа намного темнее вашей – золотистая, – и глаза карие. Он тот, про кого я говорила вам, кто подарил мне нож!
   – А-а…
   Эльрилл нахмурился.
   – Может так быть, что он здесь взаправду, что мы сможем отыскать его?
   Выражение лица Эльрилла изменилось. Теперь он взирал на Танфию пронзительно-недоверчиво, вся доброжелательная теплота испарилась из его взора.
   – Танфия, – промолвил он. – Действительно, перепутать невозможно. И я клянусь тебе, что здесь не было подобного элира, и не было никогда.
   Девушка вздохнула и отступила на шаг.
   – Он из Верданхольма, верно? – спросила она. – Они ваши враги.
   – Не враги, нет, – спокойно откликнулся Эльрилл. – Но ты верно предположила, что я не пожелал бы призвать сюда одного из этих элир, даже будь это возможно… хотя это и не так.
   – Но он не опасен. Он сам в какой-то беде.
   – Весьма жаль.
   – Но вы мне не поможете?
   – Танфия… – Несколько мгновений Эльрилл смотрел на нее как-то странно. Губы его разошлись, он чуть качнул головой, так что волосы его сверкнули синевой. Потом лицо его отвердело, и девушка поняла, что дружбе их пришел конец, хоть и не могла понять, почему. – Нет, Танфия. Не знаю, с чего начать… Не время.

Глава шестнадцатая.
Царская тень

   Изомира очнулась в кровати. Не на жестких досках под жиденьким покрывальцем, а на мягкой перине, с толстопузыми подушками, под слоями одеял. Голова болела, саднило горло, нос был так заложен, что не продохнуть. Память отказывала ей, девушке мерещилось, что она дома, что это ее спаленка превратилась неведомыми чарами в златомраморный чертог.
   – Танфия, это элиры сделали? – хрипло прошептала она.
   – Что, милочка? – спросила седовласая женщина, склоняясь над кроватью.
   – Бабушка?
   – Нет, милочка, – грустно ответила женщина. – Я Намания, лекарь при дворе его величества. Я присмотрю, за тобой, покуда ты не поправишься. Ты в Янтарной цитадели.
   – Как?.. – Изомира попыталась встать, но кашель сотряс ее, и боль стиснула виски и грудь.
   – Тебя принесли прошлой ночью. – Целительница была крупной женщиной лет шестидесяти, с приятным круглым лицом. Отвернувшись, она залила горячей водой из кувшина щепоть зеленоватого порошка в стакане, размешала смесь, поднесла к губам Изомиры. Жидкость горчила, порошок не разошелся до конца, но Изомира проглотила все, вынужденная довериться лекарке. – Это тебе поможет. Тебе повезло; будешь жить. Тем, у кого есть теплая постель и кому дозволен отдых, эта лихорадка не страшна, но бедняг на Башне она убивает, точно клопов. Хотя им никто не поможет. Просто навезут новых взамен погибших. Не знаю, до чего мы докатились.
   Изомира допила лекарство. По крайней мере, горло не так ныло. Оглянувшись, она увидела, что лежит в палате шагов семи в ширину и длину. Стены были из золотистого мрамора, пол выложен плитками белого и черного, и устелен поверх коврами, расшитыми синим, лиловым и червонным. Никогда прежде Имми не видывала такой роскоши. Даже покрывало на ее постели было из дорогого синего сатина, и расшито месяцами и цветами, белыми, зелеными и золотыми.
   – Кто принес меня сюда? – спросила она.
   Намания не ответила. Уложив склянку с зеленым порошком в сумку, она тихо посвистела сквозь зубы.
   – «Повезло», – пробормотала она. – Неудачно я ляпнула. Чем дольше ты проболеешь, тем лучше.
   – Почему?
   Память возвращалась к Изомире – холодные, сырые переходы, явившаяся за ней тень в плаще. Но все это еще мнилось ей кошмаром.
   Целительница покачала головой.
   – Многое изменилось… и вопросы задавать опасно. Я ни в чем не уверена. Мой долг – заботиться о здравии царской дворни и гостей, не более. И никаких вопросов. – Она старательно укладывала и увязывала свой мешок. – Иные и за меньшее пропадали.
   Изомира откинулась на подушки. Ее одолевала дрема.
   – Меня принес человек в плаще. Я видела, как он забирал других. Они не возвращались. Говорили, это сам царь. Правда?
   Намания опустила голову; это могло быт и кивком.
   – Не могу сказать. Ты потеряла сознание по дороге. Он принес тебя на руках. Очень трогательно.
   – Работники в Башне прозвали его… – прошептала Изомира. – Серый скелет. Пытатель. Это ведь не царь Гарнелис?
   Намания прикрыла глаза. Лицо ее застыло от боли. Потом миг колебания прошел, и она решительно ответила:
   – Нет. Нет. Сейчас отдохни, милочка. Через минутку горничная принесет тебе завтрак – постарайся съесть. Я вернусь через пару часов и снова принесу это мерзкое снадобье. Ты, кстати, в нижних гостевых покоях… хотя тебе это ничего не скажет. Радуйся своей хвори, пока она не прошла.
   Недели, проведенные в рудниках и на Башне, взяли свое. Измученная ознобом и лихорадкой, Изомира не в силах была разобраться в окружающем. Он плыла, окутанная теплом и безопасностью.
   Той ночью, покуда она лежала в лихорадочном бреду, до нее доносились звуки, складываясь в страшный узор – гулкие крики, стоны. Девушка встала с постели, подошла к дверям, но те были заперты – неудивительно. Она кричала, но никто не отозвался. В конце концов Изомира легла снова и сунула голову под подушку, но звуки сочились и сквозь пух. Прерывисто рыдала женщина, от горя ли, или от ужаса; и кричал от боли мужчина, всю ночь, пока голос его не истаял. Больше Изомира его не слышала.
   Слуги, принесшие на следующее утро завтрак, были молчаливы и исходили плохо скрываемым страхом. Ни радости, ни веселья не осталось в Янтарной цитадели. Самый воздух дрожал в недобром предвкушении.
   На следующую ночь, когда жар вернулся, ей привиделась склоняющаяся над кроватью серую тень. Потом в клине льющегося из-за приоткрытой двери света показались два силуэта, и спорила с кем-то Намания: «Она еще слаба, еще не готова».
   Это повторилось и на следующую ночь, и на следующую. Но Изомира никак не могла проснуться настолько, чтобы понять, сон это или нет. Зелья Намании вводили ее в глубокое забытье.
   Постепенно она поправлялась. Вскоре она уже могла вставать с постели, сидеть в кресле, поражаясь роскоши своей тюрьмы, но это быстро ей прискучило. Девушка попросила у Намании бумаги, перьев и чернил, и целительница исполнила просьбу. В детстве одной из любимых ее с Танфией игр было писать друг другу письма, как (если поверить Танфии) пишут их жители Парионы, изображая богатых дам, у кого есть слуги, чтобы разносить послания по городу. Сейчас Изомира и вправду направляла свои послания Танфии, искренне описывая свои впечатления в письмах, которые не могла послать. «Я так скучаю по тебе. Я в городе, который ты всегда мечтала увидеть, и мне кажется, что здесь все не так, как нам мнилось…»
   Вечером десятого дня, когда Изомира чувствовала себя почти хорошо, вошедшая Намания оперлась на комод, склонив голову. Ее трясло от внутреннего напряжения.
   – Я больше не могу.
   – Намания? – Имми поспешно сложила письмо и, вставая, заткнула его под обшлаг. Свои писания она не желала показывать никому, даже целительнице. – Что случилось?
   Лекарка обернулась. Лицо ее посерело от отчаяния, и девушка смутилась.
   – Прости. – Намания вздохнула. – Я больше не могу растягивать твою хворь. Терпение царя истощилось. Он настаивает, чтобы тебя привели к нему, больную или здоровую.
   Изомира прикусила губу.
   – Я здорова, – ответила она. – Но я все-таки не понимаю. Ну зачем царю такая простушка, как я? Это какая-то ошибка.
   Намания покачала головой. Глаза ее покраснели.
   – Да пребудет с тобою Богиня, милая, – только и сказала она, поглаживая Изомиру по щеке.
   После омовения служанка облачила Изомиру в шелковое платье цвета слоновой кости, с золотым корсажем и широкой верхней юбкой. Девушку эта роскошь просто потрясла – точно как на картинках в книгах Танфии! Имми едва не рассмеялась нелепости своего положения. Даже Танфия никогда не мечтала быть представленной царю и царице.
   – И что я здесь делаю? – спросила Изомира вслух, пораженная вдруг величием предстоящей встречи.
   Горничная одарила ее долгим, невыразительным взглядом и не ответила. Ей явно неловко было разодевать крестьянку как придворную даму.
   – Я сделала все, что могла, – произнесла она, наконец, уложив девушке волосы. – Хотите полюбоваться?
   Она подвела Изомиру к зеркалу от пола до потолка. Оттуда на девушку взирала незнакомка – бледная, напуганная русалка, неуместная и уязвимая в непривычных одеждах. Волосы ее были убраны опаловыми заколками, и ниспадали на плечи сияющими волнами.
   – Вы прекрасны, – сообщила горничная тоном скорей несчастным, чем радостным.
   Провести Изомиру в царские чертоги пришли конюший и стражник, оба в синих с золотом дворцовых мундирах. По гулким коридорам шли они, под взглядами портретов, и вверх по монументальным лестницам. Провожатые молчали. Изомира разрывалась, пытаясь одновременно запомнить все, чтобы потом рассказать Танфии, и волноваться предстоящей встрече. Светильники озаряли янтарь и золото стен, позолоту картинных рам.
   Наконец, провожатые вступили в зал перед высокими, богато украшенными дверями. Конюший вошел, стражник же остался ожидать вместе с Изомирой. Оглядываясь, девушка увидела, что по стенам развешаны портреты самодержцев Авентурии. Она знала их лица, видела гравюры в книгах. Царица Силана, основавшая Париону. Царица Гетида, объединившая Девять царств. Царь Маарот, победитель в битве на Серебряных равнинах. Его наследница, царица Девинда, и ее сын, царь Аралит. И внук Девинды, сам Гарнелис.
   Изомира вглядывалась в портрет. На нем изображен был прекрасный юноша, неизмеримо добрый и царственный, облаченный в синий бархат и сжимающий увенчанный хрустальным шаром скипетр. На челе его покоилась корона десяти самоцветов, обозначающая единство земель. Волосы его смоляными реками стекали на плечи. Черты лица были тверды – высокие скулы, решительный рот, орлиный нос. От него исходило душевное тепло, мягкая сила и уверенность.
   Сердце Изомиры застряло в глотке. Этот человек воплощал собою все ее с Танфией мечты… как мог тот, чья душа просвечивала сквозь зрачки, чинить вред ближним?
   Двери отворились – внутри была темнота. Стражник провел девушку внутрь и оставил там, не сказав ни слова, не объяснив ничего. Мрак сомкнулся вокруг нее. Глаза постепенно привыкали к сумеркам, Изомира оглянулась, чтобы понять, что ей делать дальше, но провожатые истаяли, затворив за собою створки дверей.
   В дальнем конце коридора виднелось стрельчатое окно, клочок вечернего неба, прорезанный силуэтом. Стоявший был высок, худ, величав, складки его одеяния ниспадали несгибаемо-ровно, точно мраморные. У Изомиры перехватило горло. Она двинулась к окну, притягиваемая будто помимо своей воли. И по мере того как она приближалась, человек оборачивался к ней.
   Мелькнули резкие, рубленые черты, перышки седых бровей, черные зеницы. Девушка затаила дыхание, не в силах всхлипнуть. Глаза. Они походили на лужи темной крови, от них исходил обессиливающий черный ток.
   Его взгляд ударил ее, сбивая с ног.
   Изомира признала лицо с портрета. Это был ее царь, исхудавший, постаревший, но несомненно царь, возлюбленный Гарнелис, которого ее и Танфию учили почитать… но что-то переменилось в нем. Не в облике – в душе. Его внутреннее «я» виднелось в глазах, нетаимое, свет невинности, обращенный ко злу и тьме. Словно, взирая на Имми, он видел не перепуганную девчонку, а лакомый кусочек, златокрылую мошку, которую паук затягивает в тенета и высасывает досуха.
   – Дитя, – проговорил царь. Басовитый голос его был тих, но мощен и груб. – Наконец-то.
   – Ваше величество, – пролепетала Изомира. Она склонила голову, изобразила реверанс. Что сделать еще, она не знала. Ее разрывали ужас и трепет – ведь что бы не сталось с ним, Гарнелис оставался ее царем.
   – Много дней ожидал я этого мига. Когда тебя принесли сюда, ты была больна. Но теперь ты поправилась.
   Это не был вопрос – скорей утверждение.
   – Да, благодарю вас, ваше величество.
   – Хорошо. Твое имя?
   – Изомира, дщерь Эйнии, ваше величество.
   Наступило долгое молчание. Царь ощупывал ее взглядом, не чувственным – ей бы подобное и в голову не пришло – но неторопливым, загадочным.
   – После первоначального приветствия, – проговорил, наконец, Гарнелис, – правильно обращаться «государь».
   – Простите, государь.
   – Хотя это и неважно. – Он протянул руку – Изомира узнала длинные, костлявые пальцы – и ухватил за подбородок. У девушки екнуло сердце, но освободиться она не осмеливалась. – Откуда ты родом, Изомира?
   – Из Излучинки, государь.
   – Где это? – Царь нахмурился. – Никогда не слышал.
   – На… на западе Сеферета. Это маленькая деревня, государь. Мои родители, они крестьяне…
   Царь, похоже, не слышал ее.
   – Вы, сеферетцы, красивы. Я сразу заметил тебя, но ты еще прелестней, чем мне помнилось.
   Теперь девушка была уверена – царь самолично бродил по узилищам царских рабов под горой. Выискивая… кого?
   – Государь… – выдавила она, – я счастлива, что избрана работать во дворце. Я буду служить вам превыше моих сил.
   Губы царя дрогнули – в почти-улыбке.
   – От тебя не требуется работать. Изомира, ты… особенная.
   Рука его опустилась, и он тяжело вздохнул.
   Цепочка страха давила горло все сильней.
   – Государь?
   – Ты играешь в метрарх? – неожиданно спросил он. – Нет, конечно. Крестьяне не склонны к подобным бесплодным играм ума.
   Слова его возмутили Изомиру, а гнев помог собраться с силами.
   – Вообще-то я умею играть, государь. Мы с сестрой учились по книге. Она сделала доску, а я вырезала фигуры. Может, я невеликий мастер, но правила знаю.
   – Хорошо. – Снова эта полуулыбка, но требовательный взгляд давил, как прежде. – Тогда пойдем. Развлеки меня.
   Палата, куда привел ее царь, была богато изукрашена золотистым камнем и жильчатым мрамором. Формой она напоминала два соединенных овала, больший длиной шагов пятнадцать, меньший в половину от того. Большая палата была ярко освещена, там стояли столики, кресла, кушетка, меньшая же была пуста, как храм, и темна. Каменная глыба посередь нее походила не на стол – на погребальное ложе, и хотя оно было пусто, в комнате витал дух смерти. Изомира смотрела на свечи в высоких черных подсвечниках, окружавшие ложе – давно они погасли, и полурастаявшие их тельца сплетались в скорбные восковые гирлянды.
   – Здесь покоился мой сын Галемант, – сказал царь. – Мы похоронили его прошлой осенью.
   Изомира вздохнула, и снова затаила дыхание. Значит царевич и правда мертв.
   – Мне так жаль, государь…
   – Богиня-Смерть приходит за всеми, не так ли? За кем-то она придет раньше. Забудь. Присядь здесь, со мной.
   Он провел ее к маленькому столику в оконной нише. Шитые занавеси не закрывали окна. Множество ромбических стеклышек отражали палату, тощую фигуру царя и тревожное личико Изомиры, но за стеклом царила синяя ночь. Царь усадил девушку лицом к окну. Глаза ее привыкли немного, и она увидела в ночи иззубренный контур Башни. Волна ужаса захлестнула ее, и Изомира поспешно уткнулась в доску.
   – Позволь, я помогу расставить фигуры, – проговорил Гарнелис. – Я всегда играю янтарем, ты бери лазурь. Мой ход первый.
   Все время, покуда шла игра, царь наблюдал за ней. Взгляд его не просто следовал за ее движениями, но давил ощутимой тяжестью. Словно огромный когтистый драконоястреб сидел перед ней, и мысли его были непонятны и чужды девушке. Изомира стремилась сосредоточиться на игре, и мысленно восхищалась фигурками, думая, под силу ли ей вырезать такую красоту.
   – Ты, – сказал царь, – мне солгала.
   Страх захлестнул ее.
   – Государь?
   – Ты сказала, что играешь слабо. Где ты научилась этим приемам?
   – Я… я никогда не считала эту игру сложной.
   – Метрарх? Несложен?
   Изомира покраснела, сообразив, что ляпнула что-то не то, и не понимая, сердится царь или веселится.
   Дальше стало только хуже.
   – О! – воскликнул царь пару минут спустя, и всплеснул руками. – Ловушка лунной туры!
   Изомира глянула на доску и всухую сглотнула.
   – Ты меня победила, – заметил он.
   – Государь, мне очень жаль… я не хотела… мне не следовало…
   – Нет, – ответил царь. – В первый раз за столько месяцев я нашел противника, который играет лучше меня и не поддается. Никогда не поддавайся мне, слышишь?
   Изомира кивнула. Сердце ее колотилось.
   Гарнелис улыбнулся ей. В глазах его появились теплые искорки, и девушке подумалось, что он может полюбиться ей. Может, это ему и нужно – спутница, чтобы разгонять тоску вечерами? И она немного расслабилась.
   – Сыграем еще, – приказал царь.
   Девушка начала заново расставлять фигуры. В дверь постучали, и вошел конюший, за которым следовали еще трое мужчин.
   – Ваше величество, простите за вторжение, но владыка Серпет, князь Эйсилионский, воевода Граннен и владыка Поэль просят без промедления принять их.
   Вслед за ними ворвался холодные ветерок, и пламя в светильниках заколебалось. Царь поднялся, отвернувшись от Имми, будто та пропала с лица земли. Трое вошедших уделили ей лишь краткие взгляды; девушка ощущала себя невидимой – к счастью.
   Она знала их имена – читала в книгах, слышала в пути, – словно героев преданий, недоступных. Но вот они, здесь, в одной комнате с ней.
   Первый, владыка Серпет – ему за сорок, он смугл и златовлас, жилист и крепок, будто всю жизнь провел в седле. Лицом похож на рысь, и зеленые его глаза обжигают морозом. Эйсилион, его владения, лежит на крайнем северо-западе, и населен редко.
   Владыка Поэль… Девушка напрягла память. Крупный мужчина, широкоплечий, и черно-белые одежды лишь прибавляют ему несгибаемого величия. Вытянутое, суровое лицо, черные волосы и борода завиты мелкими кудряшками. Изомира невзлюбила его с первого взгляда; он показался ей жестоким и напыщенным. Но это был высший чин в столице, тот, кому царь поручал выполнять свои указы.
   И последний, Граннен, воевода… вот это имя она слыхала на своем пути не раз. Он был верховным командующим царского войска, и занимал этот пост лишь третий год. Был он сед, но еще крепок, брови его клиньями поднимались над гранитно-серыми глазами. В нем чувствовалась кипучая сила, сдерживаемая стальной хваткой. И ни грана напыщенности – лишь холодная безжалостность. Товарищи Изомиры называли его неизменно «этот торит-мирский ублюдок».
   Это Граннен занимался рекрутским набором, сообразила вдруг Изомира. Это из-за него ее оторвали от семьи, и погибла в шахте Серения, и умирали ежедневно люди на строительстве Башни.
   – Государь, положение становится нестерпимым, – вполголоса говорил владыка Поэль. Изомира тупо взирала на доску для метрарха, словно не слыша. – Зиму переживет не более половины рекрутов. Из-за продолжающихся актов неповиновения в Танмандраторе из этого царства к нам прибывает куда меньше работников, чем мы ожидали. Наши расчеты сорваны. До весны мы не можем набирать работников. Есть ли возможность приостановить работы на Башне до той поры?..
   – Нет, – резко отозвался царь. – Работа должна быть продолжена. Она будет продолжена. Если ты не можешь исполнить мою волю, твое место займет тот, кто сумеет!
   – Государь, владыка Поэль излишне осторожен, – успокоительно заметил Граннен, бросив на чиновника холодный взгляд. – Работа будет продолжена. Покуда рельсовые пути не занесены снегом, работники могут прибывать в любое время года. Исключение составят лишь дни самых жестоких бурь. Верно, мы теряем многих, но эти люди слабы и непривычны к порядку. Те, кто выживет, будут достойны вас. Наша основная забота – не потеря рекрутов, а мятежные настроения в отдельных частях Танмандратора и других мест. Однако решение уже близко. Когда мы переборем их упрямство, поток рекрутов возобновит прежнее течение.
   Изомира оледенела от его бесчувственных слов.
   – Ваше величество, – Владыка Серпет отвесил поклон. – Я пришел, принося вам верность свою и всего народа Эйсилиона. Если в нас встанет нужда, мы явимся в тот же час.
   Гарнелис тепло пожал руку князю.
   – Благодарю тебя, родич мой! Это все, о чем прошу я подданных – доверившись мне, исполнять мою волю! Пойдемте, в палате заседаний мы обсудим все в мелочах.
   Мужчины покинули комнату, но их общая аура висела в воздухе, аура мощи и несгибаемой воли. Изомира дрогнула под ее весом. Она не до конца поняла беседу, но…
   «Все ты поняла, – донесся из глубин сознания сухой голос Серении. – Это значит, что рабы неспокойны, но стоит им взбунтоваться, владыка Серпет поможет Граннену их раздавить. За что царь ему сердечно благодарен!».
   Изомира осталась одна. Никто не сказал ей, что делать; сколько она могла судить, стража по-прежнему ждет за дверьми, и уйти девушка не осмеливалась. Но царское совещание может длиться не один час… От напряжения у нее разболелась голова, и Изомира мечтала о теплом забытьи перин. Откуда-то сквозило, и девушку бросило в дрожь. И слышался слабый, тревожный звук, будто стон или всхлип.
   Обведя чертог взглядом, Изомира приметила гобелен на стене – он колыхался, будто под ветерком. Подойдя к нему и отогнув уголок, она увидела полузакрытую дверь. Оттуда струился ледяной ветерок, принося жуткие, мучительные стоны.
   Девушка заглянула в щель. За дверью было темно, и воздух пах металлом. Она задохнулась. Это был запах крови, и прошедшей грозы, и от него поднимались волоски на коже. Заходить ей очень не хотелось… но если там страдает кто-то, она не могла оставить его в беде.
   Подхватив лампу со столика, Изомира шагнула во тьму.
   Вниз уходила узкая винтовая лесенка. Затаив дыхание, девушка спускалась по неровным ступеням. Эта часть Цитадели была ощутимо старше, нет – древнее. Лестница привела ее в зал, лежащий, верно, ниже и в стороне от того, который она покинула; но здесь было темно, сыро, и холодно, как в могиле. Только голая скамья посреди комнаты, и столб, увешанный ремнями и цепями, и стойка с орудиями. Ножи, клещи… для чего они могут сгодится? Нет, в это ей верить не хотелось. Но круг света выхватывал из темноты пятна на полу, и потеки на буром морионе, венчавшем столб. Самая атмосфера в комнате была осквернена кровью и мучительством.
   Изомира стояла, открыв рот, и ужас стискивал ее сердце. Все твердило ей – Беги! – но призрачный голос слышался до сих пор, теперь он рассыпался в нестройное мычание, прерываемое нечеловеческими воплями. Из комнаты со столбом голос вел девушку еще ниже, по лестнице куда более древней, снова в сырую глубину. Звук становился все отчетливей. Тьма душила Изомиру, но остановиться не было мочи.
   И наконец, она добралась до самого сердца Цитадели. Забралась ли она в толщу скалы? Изомира стояла в обширном чертоге, и впереди что-то шевелилось во тьме. Девушка подняла лампу, и шарахнулась в изумлении.
   Залу почти полностью заполнял огромный вертящийся шар. И из него неслись жуткие, почти человеческие голоса.
   Изомира уронила лампу, закрыла ладонями уши, но заглушить звуки ей было не под силу. Все тело девушки сотрясалось от рыданий. Голоса не были громкими, лишь пронзительными, терзающими саму душу, заставляя разделить их муку. Боль, боль и хлещущая из шара чудовищная сила, поток которой прижал девушку к стене.
   Шар был вытесан из единой глыбы темно-прозрачного хрусталя, в глубине его просверкивали алые отблески. На каменном основании он крутился, как пузырек на воде, и, подобно луне, сиял переливчатым светом – только черным. Медленное кружение шара, выплывающие из глубин красные огни, плещущиеся под поверхностью отблески завораживали девушку, не давая стронуться с места. А мучительные вопли бичевали ее, покуда, пав на колени, Изомира не вскричала:
   – Кто же вы? Чем я могу помочь вам?
   И тут кто-то ухватил ее простертые руки.
   Девушка едва не потеряла сознания от ужаса. Подняв взгляд, она увидала стоящего над ней бледного человечка в плаще с капюшоном. Лампа притухла, но не погасла совсем, и в свете ее девушка могла видеть его лицо – костяно-бледное, с невыраженнымпи чертами и темными лукавыми глазами. Должно быть, все это время он находился в зале, по другую сторону шара.
   Изомира попыталась вскрикнуть —и не смогла. Она сопротивлялась – но человек держал ее крепко, вздергивая на ноги.
   – Не надо! – выдавила она. – Пустите!
   – Тш. Успокойся. Я тебя не обижу. – Голос его был негромок, но звучен, и девушке действительно стало спокойней. – Тебе ведь не положено быть здесь, верно?
   – Но что это? Почему столько боли?
   – Не знаю, – ответил человек. – Мне тут тоже не положено быть.
   Бледные губы сложились в слабую улыбку.
   В его присутствии девушке, несмотря на потрясение, было не так страшно.
   – А я вас раньше видела, – проговорила она.
   – Я Лафеом.
   – Создатель Башни?
   – Имею честь. А ты, сколько мне помнится, Изомира. Но что ты здесь делаешь?
   Девушка сбивчиво рассказала.
   – Я дурного ничего не хотела. Мне послышалось…
   Лафеом взял ее за руку.
   – Пойдем наверх. Первое, чему ты должна научиться – никогда не оспаривать государевой воли. – Он подтолкнул ее вверх по длинной лестнице, и она, подхватив лампу, побрела. Стоны из шара становились все тише, все менее заметны, но так и не утихли вовсе. – У него на все есть причины, но лучший способ сохранить его благорасположение – во всем потакать ему.
   Архитектор провел ее в палату, где она играла с царем в метрарх, и заботливо запер за ней потайную дверь.