Этот концерт подбодрил, обрадовал Глинку и убедил его, что жил, учился и творил он не зря. И сил еще много, и жить можно, и творить нужно, следует лишь еще раз увидеть мир, еще раз поехать в Испанию, освежить и возобновить запас впечатлений.
Глинка, уехав в Париж, остался там на два с половиной года. В Париже Глинка задумал было писать украинскую симфонию – «Тарас Бульба» и начал делать заготовки, наброски.
За годы, которые Глинка провел за границей, в Европе, сперва незаметно, потом уже явно подготовлялась война с Россией. Предвестия этой войны начинали тревожить умы парижан, занятых вопросами политики. Названия – Босфор, Дарданеллы, Молдавия и Валахия стали мелькать в газетах и повторяться в парижских домах. Стремления России противоречили захватническим интересам Англии и Франции. Они заключили военный союз, вы ступив как «защитники» Турции. Война, видимо, была неизбежна. И она действительно разразилась осенью 1853 года.
Весной 1854 года Глинка покинул Париж, собираясь вернуться в Россию. По пути он заехал в Берлин, чтобы свидеться с Зигфридом Деном. Старый теоретик все так же думал, говорил, как и прежде, так же поглядывал сквозь очки, так же был увлечен квартетами Гайдна. За долгие годы у него накопился огромный запас теоретических и практических знаний, с которыми хотел ознакомиться Глинка. Но теперь Михаил Иванович спешил в Россию, домой, – война разгоралась.
К моменту возвращения Глинки в Петербург война перекинулась в Черное море, союзники бомбардировали Одессу. Английские корабли уже рыскали и в Балтийском и в Белом морях.
В России стало неспокойно. Крестьяне во многих губерниях восставали против помещиков. По всей стране нарастало общее недовольство. Некоторые проницательные политики в Петербурге не без основания говорили, что новой войной правительство Николая I надеется заглушить недовольство, отвлечь внимание русских людей от вопросов внутренней жизни страны, предотвратить возмущение крестьян.
Между тем союзники высадились в Крыму. Началась оборона Севастополя.
В это время Глинка поселился у сестры Людмилы Ивановны Шестаковой в Царском Селе. Он мысленно стал подводить итог всей своей сложной творческой жизни.
Однажды он в шутку сказал сестре, что намерен писать мемуары. Людмила Ивановна тут же стала его убеждать не откладывать этого замысла в долгий ящик. Сестра ходила за братом, как мать за сыном. Одиночество брата, однообразие его жизни тревожили Людмилу Ивановну. «Записки» могли хоть немного развлечь брата, занять его ум и разбудить воображение. Людмила Ивановна не ошиблась: Глинка засел писать с истинным увлечением. Он точно помолодел за этой работой: снова вернулись к нему и веселость, и прежний задор, и язвительный юмор. Иногда, дописав страницу, он весело хохотал, потирая от удовольствия руки, и тут же шел к сестре прочитать ей написанное. Но чем он дальше писал, тем чаще ему приходило в голову, что о самом заветном, важном и дорогом писать все равно невозможно – не напечатают. Кто будет читать его мемуары? Те самые люди, что извратили «Сусанина» и осмеяли «Руслана»? Но от этих людей все заветное надо прятать. После его смерти царь наверно подошлет Виельгорского или Львова распорядиться наследством композитора, как подослал Жуковского к пушкинскому архиву, и труд все равно пропадет. Недаром Пушкин прятал от всех своих дневники, которые он, говорят, вел. И Глинка изменил первоначальный план своих «Записок», стал обходить подводные камни и прикидывать каждый абзац на цензуру. Словно хотел подсказать грядущим читателям мысль: «Посмотрите, как это все странно вышло: знаменитый Глинка всю жизнь проказил, дурачился и бездельничал, а написал превосходные романсы. Он как будто бы был верноподданным, ни в чем не замешан, и царь его награждал, но почему-то царские перстни Глинка дарил жене, а царские приближенные притесняли его. Опера «Иван Сусанин» вышла совсем неплохой и впервые поставила в русской музыке вопрос о народности, о народном герое, хотя текст для нее сочинял бездарный, благонамеренный Розен, чуждый всякой народности, кроме официальной уваровской, ложной. Глинка проводил время с «братией», но именно в эту пору создал «Руслана». Глинка учился у немца Дена, а заложил основы русской национальной музыки.
Внимательный, вдумчивый человек, читая все это, не мог не задуматься и не спросить:
– Да полно? Не скрывается ли за автором «Записок» совсем другой человек?
На это, видимо, и рассчитывал Глинка. Умный сумеет прочесть записки и по намекам понять истину. Проницательный человек разберется во всем. А чем меньше поймут цензоры, тем будет лучше.
Работы над записками хватило Глинке почти на год. Вместе с каждою новой главой проверялась и осмыслялась прожитая жизнь и становилось ясно, что многое еще можно было бы сделать.
По старой приязни, отчасти с целью проверить, действительно ли работа его достаточно хорошо рассчитана на цензуру, Глинка отдал законченные записки Нестору Кукольнику для редакции и просмотра. В цензурных делах Нестор был достаточно осведомлен.
По окончании литературного труда, Глинка почувствовал потребность творить. Его уговаривали написать новую оперу на сюжет комедии Шаховского «Двумужница». Глинка пригласил либреттиста Василько-Петрова. Работа поначалу пошла быстро. Но скоро оборвалась: либреттист сбежал, бросил писать либретто. То ли напуганный строгостью Глинки во всем, что касалось искусства, то ли по неспособности выполнить принятые на себя обязательства. Работа оборвалась, хотя сделано было много интересных набросков.
Неудача с либретто оперы совпала с целым рядом других неприятностей. Глинка узнал, что знаменитый пианист Антон Григорьевич Рубинштейн [121]напечатал в Германии статью, в которой отрицал возможность создания русской национальной музыки, тем самым задевая «Ивана Сусанина»; что композитор Вильбоа печатает романсы Глинки без спроса автора в своих посредственных переложениях. Глинка увидел во всем этом проявление невнимания к себе со стороны своих сотоварищей и прямого их отступничества. Болезнь сердца, которой страдал он, в то время обострилась. Весною 1856 года Глинка, почувствовав себя лучше, уехал в Берлин.
Глава XVI
Послесловие
Важнейшие события жизни и творчества М.П. Глинки
Перечень основных произведений М.И. Глинки
Глинка, уехав в Париж, остался там на два с половиной года. В Париже Глинка задумал было писать украинскую симфонию – «Тарас Бульба» и начал делать заготовки, наброски.
За годы, которые Глинка провел за границей, в Европе, сперва незаметно, потом уже явно подготовлялась война с Россией. Предвестия этой войны начинали тревожить умы парижан, занятых вопросами политики. Названия – Босфор, Дарданеллы, Молдавия и Валахия стали мелькать в газетах и повторяться в парижских домах. Стремления России противоречили захватническим интересам Англии и Франции. Они заключили военный союз, вы ступив как «защитники» Турции. Война, видимо, была неизбежна. И она действительно разразилась осенью 1853 года.
Весной 1854 года Глинка покинул Париж, собираясь вернуться в Россию. По пути он заехал в Берлин, чтобы свидеться с Зигфридом Деном. Старый теоретик все так же думал, говорил, как и прежде, так же поглядывал сквозь очки, так же был увлечен квартетами Гайдна. За долгие годы у него накопился огромный запас теоретических и практических знаний, с которыми хотел ознакомиться Глинка. Но теперь Михаил Иванович спешил в Россию, домой, – война разгоралась.
К моменту возвращения Глинки в Петербург война перекинулась в Черное море, союзники бомбардировали Одессу. Английские корабли уже рыскали и в Балтийском и в Белом морях.
В России стало неспокойно. Крестьяне во многих губерниях восставали против помещиков. По всей стране нарастало общее недовольство. Некоторые проницательные политики в Петербурге не без основания говорили, что новой войной правительство Николая I надеется заглушить недовольство, отвлечь внимание русских людей от вопросов внутренней жизни страны, предотвратить возмущение крестьян.
Между тем союзники высадились в Крыму. Началась оборона Севастополя.
В это время Глинка поселился у сестры Людмилы Ивановны Шестаковой в Царском Селе. Он мысленно стал подводить итог всей своей сложной творческой жизни.
Однажды он в шутку сказал сестре, что намерен писать мемуары. Людмила Ивановна тут же стала его убеждать не откладывать этого замысла в долгий ящик. Сестра ходила за братом, как мать за сыном. Одиночество брата, однообразие его жизни тревожили Людмилу Ивановну. «Записки» могли хоть немного развлечь брата, занять его ум и разбудить воображение. Людмила Ивановна не ошиблась: Глинка засел писать с истинным увлечением. Он точно помолодел за этой работой: снова вернулись к нему и веселость, и прежний задор, и язвительный юмор. Иногда, дописав страницу, он весело хохотал, потирая от удовольствия руки, и тут же шел к сестре прочитать ей написанное. Но чем он дальше писал, тем чаще ему приходило в голову, что о самом заветном, важном и дорогом писать все равно невозможно – не напечатают. Кто будет читать его мемуары? Те самые люди, что извратили «Сусанина» и осмеяли «Руслана»? Но от этих людей все заветное надо прятать. После его смерти царь наверно подошлет Виельгорского или Львова распорядиться наследством композитора, как подослал Жуковского к пушкинскому архиву, и труд все равно пропадет. Недаром Пушкин прятал от всех своих дневники, которые он, говорят, вел. И Глинка изменил первоначальный план своих «Записок», стал обходить подводные камни и прикидывать каждый абзац на цензуру. Словно хотел подсказать грядущим читателям мысль: «Посмотрите, как это все странно вышло: знаменитый Глинка всю жизнь проказил, дурачился и бездельничал, а написал превосходные романсы. Он как будто бы был верноподданным, ни в чем не замешан, и царь его награждал, но почему-то царские перстни Глинка дарил жене, а царские приближенные притесняли его. Опера «Иван Сусанин» вышла совсем неплохой и впервые поставила в русской музыке вопрос о народности, о народном герое, хотя текст для нее сочинял бездарный, благонамеренный Розен, чуждый всякой народности, кроме официальной уваровской, ложной. Глинка проводил время с «братией», но именно в эту пору создал «Руслана». Глинка учился у немца Дена, а заложил основы русской национальной музыки.
Внимательный, вдумчивый человек, читая все это, не мог не задуматься и не спросить:
– Да полно? Не скрывается ли за автором «Записок» совсем другой человек?
На это, видимо, и рассчитывал Глинка. Умный сумеет прочесть записки и по намекам понять истину. Проницательный человек разберется во всем. А чем меньше поймут цензоры, тем будет лучше.
Работы над записками хватило Глинке почти на год. Вместе с каждою новой главой проверялась и осмыслялась прожитая жизнь и становилось ясно, что многое еще можно было бы сделать.
По старой приязни, отчасти с целью проверить, действительно ли работа его достаточно хорошо рассчитана на цензуру, Глинка отдал законченные записки Нестору Кукольнику для редакции и просмотра. В цензурных делах Нестор был достаточно осведомлен.
По окончании литературного труда, Глинка почувствовал потребность творить. Его уговаривали написать новую оперу на сюжет комедии Шаховского «Двумужница». Глинка пригласил либреттиста Василько-Петрова. Работа поначалу пошла быстро. Но скоро оборвалась: либреттист сбежал, бросил писать либретто. То ли напуганный строгостью Глинки во всем, что касалось искусства, то ли по неспособности выполнить принятые на себя обязательства. Работа оборвалась, хотя сделано было много интересных набросков.
Неудача с либретто оперы совпала с целым рядом других неприятностей. Глинка узнал, что знаменитый пианист Антон Григорьевич Рубинштейн [121]напечатал в Германии статью, в которой отрицал возможность создания русской национальной музыки, тем самым задевая «Ивана Сусанина»; что композитор Вильбоа печатает романсы Глинки без спроса автора в своих посредственных переложениях. Глинка увидел во всем этом проявление невнимания к себе со стороны своих сотоварищей и прямого их отступничества. Болезнь сердца, которой страдал он, в то время обострилась. Весною 1856 года Глинка, почувствовав себя лучше, уехал в Берлин.
Глава XVI
В Берлине Глинка бодрился, стараясь казаться веселым, и много работал. Его занимал вопрос о древних ладах русской церковной музыки. В голове роились новые замыслы, он думал проникнуть в самую глубину национального русского мелоса и подобраться к его истокам.
Он наслаждался музыкой, слушая в берлинском театре оперы Глюка [122]и Моцарта, встречался с Деном и Мейербером, стараясь ни о чем кроме музыки не думать. Изредка его навещали немногие русские знакомые, жившие в тот год в Берлине.
Тесно сомкнулся круг человеческих связей Глинки. Для него наступила пора предельного одиночества, почти отшельнического погружения в себя и музыку. Горький итог сурового жизненного пути, начатого когда-то так широко, привольно и шумно!
Зато никто не входил к нему с ласковым выражением лица и с ядом на языке, никто не льстил ему, не называл его в глаза гением и не распространял за его спиной клеветы.
9 января (21 января по новому стилю) 1857 года Глинка был на концерте Мейербера. В программу концерта входило трио из «Ивана Сусанина» Глинки: «Ах, не мне бедному ветру буйному», произведение, с которого двадцать два года назад началась планомерная работа над первой оперой. Это трио создавалось в кабинете Жуковского, на глазах у Одоевского.
Глинка возвращался домой, гордый сознанием, что благодаря ему русская музыка уже известна не только в Париже, но и в Берлине. Он твердо верил, что наступит время, когда она станет известна повсюду, больше того – будет признана лучшей. Силы искусства определяются силами дарования народа; Глинка нисколько не сомневался в том, что именно русская музыка займет когда-нибудь со временем первое место в Европе, потому что, объехав едва ли не все европейские государства, нигде не встретил народа, по дарованию и по нравственным силам равного русскому народу.
Подумав об этом, Глинка вспомнил, как вчера в опере, по поводу обстоятельств последней Крымской кампании и постоянных нападок парижских газет на Россию, он раздражился до ярости, так что Ден начал отпаивать его водой, опасаясь удара.
В этот вечер, возвращаясь домой, Глинка сильно простудился. На утро занемог, остался лежать в постели и вскоре впал в забытье. К полдню явился Ден, как всегда с кипой нот подмышкой. Глинка был болен, дышал тяжело, с хрипом, и Ден послал за врачом. Врач сказал, что болезнь не опасна; и правда, через несколько дней Глинка ужо писал в постели фуги и письма к родным в Россию. Он писал сестре Людмиле о концерте, о Мейербере, о своих занятиях, о фугах, которые сочинял, приложил программу концерта, обещал выслать берлинские газеты с отзывами о «Трио», а в конце прибавлял, имея в виду Даргомыжского, Стасова и Серова:
– Умоляю добрых приятелей не сетовать, что не пишу, у меня сильная простуда или грипп, а время жаркое, просто ничего не видать от тумана и снега.
Однако еще через несколько дней в состоянии его здоровья обозначился неожиданный перелом. Это случилось ночью. Глинка проснулся от гнетущей боли, похожей на безысходную тоску.
Когда Ден, по несколько раз на дню заходивший навестить больного, отворял дверь, он заставал Глинку, молча и мрачно сидящим в подушках, с неподвижным, как будто остановившимся взглядом темных глаз.
Иногда больной пытался писать, но рука его, выронив карандаш, оставалась лежать поверх простыни.
3 (15) февраля, рано утром, в пятом часу, хозяин квартиры вошел со свечой навестить больного жильца.
Глинка все так же полусидел в подушках; глаза его были закрыты; он спал. Всмотревшись, хозяин увидел, что Глинка мертв. Великий русский музыкант, создатель русской национальной музыки, Михаил Иванович Глинка скончался. Лицо его сохраняло все то же спокойно сосредоточенное выражение. Только этому выражению смерть сообщила торжественность и покой.
Через три дня усопшего похоронили на берлинском кладбище.
В тумане, среди могил, проводить скончавшегося гения собралось только девять человек: Ден, Мейербер, чиновник из русского посольства, скрипач Грюнвальд, дирижер Беер, трое случайных знакомых и русский священник.
Могилу придавили плитой, на которой было написано:
Он наслаждался музыкой, слушая в берлинском театре оперы Глюка [122]и Моцарта, встречался с Деном и Мейербером, стараясь ни о чем кроме музыки не думать. Изредка его навещали немногие русские знакомые, жившие в тот год в Берлине.
Тесно сомкнулся круг человеческих связей Глинки. Для него наступила пора предельного одиночества, почти отшельнического погружения в себя и музыку. Горький итог сурового жизненного пути, начатого когда-то так широко, привольно и шумно!
Зато никто не входил к нему с ласковым выражением лица и с ядом на языке, никто не льстил ему, не называл его в глаза гением и не распространял за его спиной клеветы.
9 января (21 января по новому стилю) 1857 года Глинка был на концерте Мейербера. В программу концерта входило трио из «Ивана Сусанина» Глинки: «Ах, не мне бедному ветру буйному», произведение, с которого двадцать два года назад началась планомерная работа над первой оперой. Это трио создавалось в кабинете Жуковского, на глазах у Одоевского.
Глинка возвращался домой, гордый сознанием, что благодаря ему русская музыка уже известна не только в Париже, но и в Берлине. Он твердо верил, что наступит время, когда она станет известна повсюду, больше того – будет признана лучшей. Силы искусства определяются силами дарования народа; Глинка нисколько не сомневался в том, что именно русская музыка займет когда-нибудь со временем первое место в Европе, потому что, объехав едва ли не все европейские государства, нигде не встретил народа, по дарованию и по нравственным силам равного русскому народу.
Подумав об этом, Глинка вспомнил, как вчера в опере, по поводу обстоятельств последней Крымской кампании и постоянных нападок парижских газет на Россию, он раздражился до ярости, так что Ден начал отпаивать его водой, опасаясь удара.
В этот вечер, возвращаясь домой, Глинка сильно простудился. На утро занемог, остался лежать в постели и вскоре впал в забытье. К полдню явился Ден, как всегда с кипой нот подмышкой. Глинка был болен, дышал тяжело, с хрипом, и Ден послал за врачом. Врач сказал, что болезнь не опасна; и правда, через несколько дней Глинка ужо писал в постели фуги и письма к родным в Россию. Он писал сестре Людмиле о концерте, о Мейербере, о своих занятиях, о фугах, которые сочинял, приложил программу концерта, обещал выслать берлинские газеты с отзывами о «Трио», а в конце прибавлял, имея в виду Даргомыжского, Стасова и Серова:
– Умоляю добрых приятелей не сетовать, что не пишу, у меня сильная простуда или грипп, а время жаркое, просто ничего не видать от тумана и снега.
Однако еще через несколько дней в состоянии его здоровья обозначился неожиданный перелом. Это случилось ночью. Глинка проснулся от гнетущей боли, похожей на безысходную тоску.
Когда Ден, по несколько раз на дню заходивший навестить больного, отворял дверь, он заставал Глинку, молча и мрачно сидящим в подушках, с неподвижным, как будто остановившимся взглядом темных глаз.
Иногда больной пытался писать, но рука его, выронив карандаш, оставалась лежать поверх простыни.
3 (15) февраля, рано утром, в пятом часу, хозяин квартиры вошел со свечой навестить больного жильца.
Глинка все так же полусидел в подушках; глаза его были закрыты; он спал. Всмотревшись, хозяин увидел, что Глинка мертв. Великий русский музыкант, создатель русской национальной музыки, Михаил Иванович Глинка скончался. Лицо его сохраняло все то же спокойно сосредоточенное выражение. Только этому выражению смерть сообщила торжественность и покой.
Через три дня усопшего похоронили на берлинском кладбище.
В тумане, среди могил, проводить скончавшегося гения собралось только девять человек: Ден, Мейербер, чиновник из русского посольства, скрипач Грюнвальд, дирижер Беер, трое случайных знакомых и русский священник.
Могилу придавили плитой, на которой было написано:
«Михаил фон Глинка.В мае того же года, по желанию сестры Михаила Ивановича Шестаковой, тело великого русского композитора было перевезено в Александро-Невскую лавру, где покоится и поныне в Некрополе.
Императорский русский капельмейстер».
Послесловие
Надпись на могильной плите, составленная Деном по-немецки, была оскорбительна для памяти Глинки. Императорским капельмейстером назван был первый национальный композитор России, гениальный художник, терпевший при жизни насмешки, обиды и притеснения от придворных и от царя, непризнанный знатью, порвавший всякую связь с аристократическим обществом и двором. Это была чудовищная неправда, неумышленная, но клевета. Не императорским капельмейстером остался Глинка в народной памяти, а великим русским музыкантом.
Друзья и родные, узнав о кончине Михаила Ивановича, остро почувствовали трагедию его предсмертного одиночества и не оставили его тела в чужой земле.
В ясный майский день 1857 года гроб с телом Глинки прибыл на пароходе в Кронштадт, оттуда – по сверкающему под солнцем заливу, по светлой весенней Неве – в Петербург. В этот день на кладбище Невской лавры пели соловьи и пахло расцветшей черемухой.
Гроб с телом гениального композитора встречали немногие, самые его искренние друзья.
Певец Петров – первый исполнитель роли Сусанина, увидев черный, без украшений, дубовый гроб, сам увил его гирляндами из живых цветов. Глинку похоронили в родной земле, возле лавры, там, где сейчас Некрополь, неподалеку от могил Жуковского, Дельвига и Крылова. Скульпторы Лаверецкий и Пименов любовно вырубили на мраморном монументе медальон с изображением головы композитора.
В Филармоническом обществе память Глинки почтили большим концертом, составленным из лучших его сочинений. Зал был переполнен, петербургские музыканты сыграли и спели произведения Глинки превосходно, с настоящим подъемом. И те, кто слушал концерт, поняли, что Глинка не умер, что он так же, как и Пушкин, будет жить вечно в своих творениях. Музыка победила смерть, пережив своего творца. Упорным и страстным трудом, в многолетней и напряженной борьбе с господствующей музыкальной традицией композитор подготовил сознание русского общества к признанию нового направления в искусстве.
Глинка скончался в тот важный период жизни России, когда, после Крымской войны, обнажилась вся ветхость, вся гнилость самодержавного строя, когда на арене истории выступили новые, свежие политические силы. На смену передовому дворянству декабристского толка уже пришел революционер-разночинец со своим пониманием культуры, со своими демократическими стремлениями. Общественное сознание ощутимо изменялось, а с ним изменялся и взгляд на искусство. Белинский и Чернышевский по-иному определили отношение искусства к действительности. Движение «натуральной школы», утвердив критический реализм в литературе, распространяло его и на другие виды искусства. Уже сторонники «чистого искусства», а с ними и поклонники старой салонной музыки, потеряли былое влияние на эстетические понятия общества. Лишь замкнутый круг ретроградов упрямо и злобно держался за старину.
Молодое демократическое искусство получало решительный перевес над старым. Все резче обозначалась грань между двумя культурами: культурой Радищева, декабристов, Грибоедова, Пушкина, Глинки, Белинского, Чернышевского – с одной стороны, и культурой правящей касты дворянства с другой.
Появились выразители взглядов Глинки, продолжатели его дела. Александр Сергеевич Даргомыжский, за год до кончины Михаила Ивановича, закончил оперу «Русалка», написанную так же, как и «Руслан», на пушкинский сюжет; оперу, исполненную жизненной правды, и по музыке и по тексту – народную. «Русалка» подтвердила и укрепила ту линию в русской музыке, которую начал Глинка. Ко времени смерти Глинки Даргомыжский был еще одинок, но вскоре один из поклонников дарования Глинки и сам талантливый музыкант – Милий Балакирев объединяет молодых композиторов нового направления. Зародилась «могучая кучка». В нее вошли Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков, Стасов, Кюи. Они сплотились в кружке Балакирева, примкнул к ним и Даргомыжский.
Балакиревский кружок сложился как объединение продолжателей музыкальных заветов Глинки. Со временем он развился в школу, в ту самую школу русской национальной музыки, которая еще до конца столетия стала передовой, ведущей школой в мировом музыкальном искусстве. Так кончилось духовное одиночество Глинки-художника. Его идеи, прежде всего идеи народности, реализма, получили не только широкое, но и действенное признание.
В сочинениях Глинки каждое музыкальное поколение открывало новое, нужное для себя, незамеченное и неиспользованное или непонятое предшественниками, – такое неисчерпаемое богатство оставил Глинка потомкам.
От «Ивана Сусанина» зародилась и развилась русская историческая опера. От него же пошла и народная музыкальная драма Даргомыжского, Мусоргского. От «Руслана» протянулись пути к русскому музыкальному эпосу. В «Камаринской» Глинки Чайковский справедливо увидел зерно всего русского симфонизма: симфонические сочинения Даргомыжского, Балакирева, Бородина, Римского-Корсакова и Чайковского неразрывно связаны с «Камаринской». Танцы из опер Глинки и его симфонические произведения дали начало русскому балету.
Творения Глинки продолжают жить. Они не стареют с годами, их музыкальные краски не тускнеют, сверкают по-прежнему, как и при жизни их создателя. Жизнеутверждающая сила, народность и реализм сделали произведения Глинки бессмертными. Чутьем гениального художника Глинка понял то, чего не могло понять большинство его современников: все истинно народное жизненно, вечно, как вечен и сам народ.
Давно уже исчезла старая царская, крепостническая Россия, вместе с нею исчезла и старинная барская усадьба, в которой Глинка родился и вырос. Сгорел Большой петербургский театр, тот, где впервые явился на сцене «Сусанин» и где столичная знать когда-то отвергла «Руслана». На месте Большого театра еще в дореволюционные годы построено здание Консерватории, напротив воздвигнуто новое здание оперы. Глинка, а никто другой, заложил их основу своим музыкальным творчеством. Твердо и прочно стоит Глинка возле обоих зданий на гранитном цоколе своей немеркнущей славы. Слегка нахмурясь, с чуть наклоненной головой, как будто вслушивается то ли в речитативы «Руслана», то ли в звучанье «Камаринской».
После Великой Октябрьской социалистической революции Консерватория стала советской музыкальной школой, а театр, что напротив нее, – советским народным театром. И музыка Глинки звучит и в новом театре, и в залах и в классах Консерватории. Сколько раз уже сменяет на сцене Петрова «очередной» исполнитель Сусанина. В который раз заполняет театральный зал новое поколение зрителей, волнуясь, шумя. И опять торжествует на сцене музыка Глинки. Теперь Сусанин уже никому не кажется «сомнительным», «слишком простонародным», «не весьма подходящим» героем для оперы.
Люди нового мира, советские зрители в полутьме театрального зала слушают, чувствуют, видят в Сусанине своего родного героя, узнают в нем прекрасные качества подлинно русского человека, с русским характером, с русским великим сердцем. Вольно, огромно, вечною славой народу и Родине, только им, звучит теперь «Славься». В опере «Иван Сусанин» уже не осталось следов от «Жизни за царя». На нашей советской сцене замысел Глинки, тщательно очищенный от всех искажений Розена, Гедеонова, впервые явился в том виде, в каком его слышал сам композитор в минуты высшего счастья творчества.
В наши дни Глинка признан таким художником, каким он хотел видеть себя при жизни, – народным художником. Именно в нашей советской стране творчество Глинки получило полное признание, его музыка раскрыта и оценена всесторонне.
Русский народный гений стал гордостью не отдельных слоев передовой части русского общества, а славой и гордостью всего своего народа.
Такой чести удостаивается лишь тот, кто действительно знает свой народ, любит его, творит для него.
В годину Великой Отечественной войны вождь советского народа Иосиф Виссарионович Сталин, назвав великую русскую нацию – нацией Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, назвал ее также нацией Глинки и Чайковского.
Друзья и родные, узнав о кончине Михаила Ивановича, остро почувствовали трагедию его предсмертного одиночества и не оставили его тела в чужой земле.
В ясный майский день 1857 года гроб с телом Глинки прибыл на пароходе в Кронштадт, оттуда – по сверкающему под солнцем заливу, по светлой весенней Неве – в Петербург. В этот день на кладбище Невской лавры пели соловьи и пахло расцветшей черемухой.
Гроб с телом гениального композитора встречали немногие, самые его искренние друзья.
Певец Петров – первый исполнитель роли Сусанина, увидев черный, без украшений, дубовый гроб, сам увил его гирляндами из живых цветов. Глинку похоронили в родной земле, возле лавры, там, где сейчас Некрополь, неподалеку от могил Жуковского, Дельвига и Крылова. Скульпторы Лаверецкий и Пименов любовно вырубили на мраморном монументе медальон с изображением головы композитора.
В Филармоническом обществе память Глинки почтили большим концертом, составленным из лучших его сочинений. Зал был переполнен, петербургские музыканты сыграли и спели произведения Глинки превосходно, с настоящим подъемом. И те, кто слушал концерт, поняли, что Глинка не умер, что он так же, как и Пушкин, будет жить вечно в своих творениях. Музыка победила смерть, пережив своего творца. Упорным и страстным трудом, в многолетней и напряженной борьбе с господствующей музыкальной традицией композитор подготовил сознание русского общества к признанию нового направления в искусстве.
Глинка скончался в тот важный период жизни России, когда, после Крымской войны, обнажилась вся ветхость, вся гнилость самодержавного строя, когда на арене истории выступили новые, свежие политические силы. На смену передовому дворянству декабристского толка уже пришел революционер-разночинец со своим пониманием культуры, со своими демократическими стремлениями. Общественное сознание ощутимо изменялось, а с ним изменялся и взгляд на искусство. Белинский и Чернышевский по-иному определили отношение искусства к действительности. Движение «натуральной школы», утвердив критический реализм в литературе, распространяло его и на другие виды искусства. Уже сторонники «чистого искусства», а с ними и поклонники старой салонной музыки, потеряли былое влияние на эстетические понятия общества. Лишь замкнутый круг ретроградов упрямо и злобно держался за старину.
Молодое демократическое искусство получало решительный перевес над старым. Все резче обозначалась грань между двумя культурами: культурой Радищева, декабристов, Грибоедова, Пушкина, Глинки, Белинского, Чернышевского – с одной стороны, и культурой правящей касты дворянства с другой.
Появились выразители взглядов Глинки, продолжатели его дела. Александр Сергеевич Даргомыжский, за год до кончины Михаила Ивановича, закончил оперу «Русалка», написанную так же, как и «Руслан», на пушкинский сюжет; оперу, исполненную жизненной правды, и по музыке и по тексту – народную. «Русалка» подтвердила и укрепила ту линию в русской музыке, которую начал Глинка. Ко времени смерти Глинки Даргомыжский был еще одинок, но вскоре один из поклонников дарования Глинки и сам талантливый музыкант – Милий Балакирев объединяет молодых композиторов нового направления. Зародилась «могучая кучка». В нее вошли Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков, Стасов, Кюи. Они сплотились в кружке Балакирева, примкнул к ним и Даргомыжский.
Балакиревский кружок сложился как объединение продолжателей музыкальных заветов Глинки. Со временем он развился в школу, в ту самую школу русской национальной музыки, которая еще до конца столетия стала передовой, ведущей школой в мировом музыкальном искусстве. Так кончилось духовное одиночество Глинки-художника. Его идеи, прежде всего идеи народности, реализма, получили не только широкое, но и действенное признание.
В сочинениях Глинки каждое музыкальное поколение открывало новое, нужное для себя, незамеченное и неиспользованное или непонятое предшественниками, – такое неисчерпаемое богатство оставил Глинка потомкам.
От «Ивана Сусанина» зародилась и развилась русская историческая опера. От него же пошла и народная музыкальная драма Даргомыжского, Мусоргского. От «Руслана» протянулись пути к русскому музыкальному эпосу. В «Камаринской» Глинки Чайковский справедливо увидел зерно всего русского симфонизма: симфонические сочинения Даргомыжского, Балакирева, Бородина, Римского-Корсакова и Чайковского неразрывно связаны с «Камаринской». Танцы из опер Глинки и его симфонические произведения дали начало русскому балету.
Творения Глинки продолжают жить. Они не стареют с годами, их музыкальные краски не тускнеют, сверкают по-прежнему, как и при жизни их создателя. Жизнеутверждающая сила, народность и реализм сделали произведения Глинки бессмертными. Чутьем гениального художника Глинка понял то, чего не могло понять большинство его современников: все истинно народное жизненно, вечно, как вечен и сам народ.
Давно уже исчезла старая царская, крепостническая Россия, вместе с нею исчезла и старинная барская усадьба, в которой Глинка родился и вырос. Сгорел Большой петербургский театр, тот, где впервые явился на сцене «Сусанин» и где столичная знать когда-то отвергла «Руслана». На месте Большого театра еще в дореволюционные годы построено здание Консерватории, напротив воздвигнуто новое здание оперы. Глинка, а никто другой, заложил их основу своим музыкальным творчеством. Твердо и прочно стоит Глинка возле обоих зданий на гранитном цоколе своей немеркнущей славы. Слегка нахмурясь, с чуть наклоненной головой, как будто вслушивается то ли в речитативы «Руслана», то ли в звучанье «Камаринской».
После Великой Октябрьской социалистической революции Консерватория стала советской музыкальной школой, а театр, что напротив нее, – советским народным театром. И музыка Глинки звучит и в новом театре, и в залах и в классах Консерватории. Сколько раз уже сменяет на сцене Петрова «очередной» исполнитель Сусанина. В который раз заполняет театральный зал новое поколение зрителей, волнуясь, шумя. И опять торжествует на сцене музыка Глинки. Теперь Сусанин уже никому не кажется «сомнительным», «слишком простонародным», «не весьма подходящим» героем для оперы.
Люди нового мира, советские зрители в полутьме театрального зала слушают, чувствуют, видят в Сусанине своего родного героя, узнают в нем прекрасные качества подлинно русского человека, с русским характером, с русским великим сердцем. Вольно, огромно, вечною славой народу и Родине, только им, звучит теперь «Славься». В опере «Иван Сусанин» уже не осталось следов от «Жизни за царя». На нашей советской сцене замысел Глинки, тщательно очищенный от всех искажений Розена, Гедеонова, впервые явился в том виде, в каком его слышал сам композитор в минуты высшего счастья творчества.
В наши дни Глинка признан таким художником, каким он хотел видеть себя при жизни, – народным художником. Именно в нашей советской стране творчество Глинки получило полное признание, его музыка раскрыта и оценена всесторонне.
Русский народный гений стал гордостью не отдельных слоев передовой части русского общества, а славой и гордостью всего своего народа.
Такой чести удостаивается лишь тот, кто действительно знает свой народ, любит его, творит для него.
В годину Великой Отечественной войны вождь советского народа Иосиф Виссарионович Сталин, назвав великую русскую нацию – нацией Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, назвал ее также нацией Глинки и Чайковского.
Важнейшие события жизни и творчества М.П. Глинки
1804, 20 мая– Родился в селе Новоспасском Ельнинского уезда Смоленской губернии.
1812, август– Переезжает с родителями в Орел ввиду нашествия полчищ Наполеона.
1813, май– Возвращается в Новоспасское.
1815– начало зимы Уезжает в Петербург.
1816, март– Поступает в Благородный пансион при Царскосельском лицее.
1818, 2 февраля– Переходит в Петербургский пансион при Главном педагогическом институте.
1819– Первые встречи с А.С. Пушкиным.
1822, лето– Оканчивает пансион. Сочиняет вариации на темы из оперы Вейгля и из Моцарта.
1823, весна– Путешествует по Кавказу.
1823, осень– Возвращается в Новоспасское.
1824, май– Поступает на службу в канцелярию Министерства путей сообщения. Сочиняет первый романс «Моя арфа».
1825, осень– Пишет романс «Не искушай».
1825, 14 декабря– Присутствует на Сенатской площади во время мятежа декабристов
1826, начало года– Уезжает в Новоспасское.
1826, весна– Возвращается в Петербург.
1826, осень– Уезжает в Москву.
1826– Сочиняет: сонату для альта и форте пиано, романсы «Бедный певец», «Светит месяц на кладбище», «Память сердца» и др.
1827–1828Знакомится с Дельвигом, Жуковским, Виельгорским, Варламовым, Грибоедовым. Пишет романсы «Не пой, красавица», «Что, красотка молодая», «Дедушка, девицы не раз мне говорили». Уходит со службы. Совершает вторую поездку в Москву.
1829– Издает «Лирический альбом». Едет в Новоспасское.
1830–1833Путешествует по Италии. Сочиняет серенады на темы из «Сомнамбулы» Беллини и «Анны Болейн» Доницетти; секстет, романсы «Победитель», «Венецианская ночь» и «Патетическое трио». Задумывает писать русскую оперу.
1833, осень– Приезжает в Берлин.
1834, начало года– Пишет романсы «Дубрава шумит» и «Не говори, любовь пройдет»; фортепианные вариации на тему «Соловей» Алябьева; увертюру-симфонию на две русские темы; первую тему Allegro увертюры оперы «Иван Сусанин».
1834– Возвращается в Новоспасское.
1835, апрель– Едет в Москву, затем в Новоспасское и возвращается в Петербург. Начинает работать над оперой «Иван Сусанин». Сочиняет романсы «Не называй ее небесной», «Только узнал я тебя», «Я здесь, Инезилья».
1835, 26 апреля– Женится на М.П. Ивановой. Едет в Новоспасское, в дороге сочиняет хор «Разгулялася, разливалася». Работает над оперой.
1835, август– Возвращается в Петербург.
1836, начало года– Репетирует первый акт «Ивана Сусанина» в доме Юсупова и у Виельгорского. Сочиняет балладу «Ночной смотр».
1836, 27 ноября– Премьера «Ивана Сусанина» на сцене Петербургского Большого театра.
1836, конец года– Возникает замысел новой оперы – «Руслан и Людмила».
1837, 1 января– Получает назначение капельмейстером Придворной капеллы. Пишет романс «Ночной зефир», дуэттино «Вы не прийдете вновь».
1838, начало года– Сочиняет романсы «Сомнение» и «В крови горит».
1838, весна– Уезжает на Украину для набора певчих. Пишет «Балладу Финна», «Марш Черномора», «Персидский хор»» романсы и песни «Где наша роза», «Гудевитер», «Не щебечи, соловейко» и пр.
1838, осень– Возвращается в Петербург. Подготовляет к изданию «Собрание музыкальных пьес, составленное Глинкою на 1839 год» из произведений русских композиторов. Сочиняет романсы «Вот место тайного свиданья», «Я люблю тенистый сад» и др.
1839– Встречается с Е.Е. Керн. Сочиняет романс «Если встречусь с тобой», «Вальс-фантазию», Большой вальс для оркестра и другие произведения. Порывает с женою. Уходит из Капеллы.
1840– Сочиняет романс «Я помню чудное мгновенье» и «Я вас люблю, хоть и бешусь». Подготовляет цикл романсов «Прощание с Петербургом».
1840, август– Уезжает в Новоспасское. Работает над «Русланом».
1840, осень– Возвращается в Петербург. Пишет музыку к трагедии «Князь Холмский».
1841– Сочиняет «Прощальную песню», «Тарантеллу» и проч. Начало бракоразводного процесса.
1842– Встречается с Ф. Листом. Оканчивает оперу «Руслан и Людмила».
1842, 27 ноября– Премьера оперы «Руслан и Людмила».
1843– Пишет романсы «Люблю тебя, милая роза», «К ней», «Тарантелла» для фортепиано.
1844, июнь– Уезжает в Париж.
1845–1847– Путешествует по Испании. Сочиняет «Арагонскую хоту» (Испанская увертюра № 1).
1846, осень– Окончание бракоразводного процесса.
1847, июль– Возвращается в Новоспасское.
1847, зима– Живет в Смоленске. Пишет пьесы для фортепиано – «Привет отчизне» (№ 1 – Воспоминание о мазурке и№2 – Баркаролла), «Молитва», Вариации на шотландскую тему и романсы «Ты скоро меня позабудешь» и «Милочка».
1848, январь– Чествование в Смоленске.
1848, февраль– Уезжает в Варшаву. Пишет: «Воспоминания о Кастилии» (в новой редакции 1851 г. «Ночь в Мадриде»), «Камаринскую» и романсы «Заздравный кубок», «Песня Маргариты», «Мери», «Слышу ли голос твой».
1848, осень– Уезжает в Петербург.
1849, зима– Живет в Петербурге. Знакомится с В.В. Стасовым, встречается с А.Н. Серовым, общается с петрашевцами.
1849, май– Отбывает в Варшаву.
1850– Сочиняет романсы «О, милая дева», «Адель», «Финский залив».
1850, май– В Петербурге впервые исполняют «Арагонскую хоту» и «Камаринскую».
1851, сентябрь– Возвращается в Петербург. Встречается с А.Н. Серовым и Д.В. Стасовым.
1852, 2 апреля– В концерте Филармонического общества в присутствии автора исполняют «Камаринскую» и «Ночь в Мадриде».
1852, май– Уезжает в Париж. Начинает работать над украинской симфонией «Тарас Бульба» (не написана).
1852–1854– Живет в Париже.
1854, весна– В начале войны возвращается в Петербург.
1854, май– Поселяется в Царском Селе с сестрой Л.И. Шестаковой.
1854, июнь– Приступает к работе над «Записками».
1855, весна– Заканчивает «Записки».
1855– Знакомится с М.А. Балакиревым, встречается с А.С. Даргомыжским.
1856– Сочиняет романс «Не говори, что сердцу больно». Заканчивает 3-ю оркестровую редакцию «Вальса-фантазии».
1856, 26 апреля– Уезжает в Берлин.
1857, 21 (9) января– В концерте исполняется трио «Ах, не мне, бедному» из оперы «Иван Сусанин».
1857, январь– Начало болезни.
1857, 15 (3) февраля– Скончался в Берлине.
1812, август– Переезжает с родителями в Орел ввиду нашествия полчищ Наполеона.
1813, май– Возвращается в Новоспасское.
1815– начало зимы Уезжает в Петербург.
1816, март– Поступает в Благородный пансион при Царскосельском лицее.
1818, 2 февраля– Переходит в Петербургский пансион при Главном педагогическом институте.
1819– Первые встречи с А.С. Пушкиным.
1822, лето– Оканчивает пансион. Сочиняет вариации на темы из оперы Вейгля и из Моцарта.
1823, весна– Путешествует по Кавказу.
1823, осень– Возвращается в Новоспасское.
1824, май– Поступает на службу в канцелярию Министерства путей сообщения. Сочиняет первый романс «Моя арфа».
1825, осень– Пишет романс «Не искушай».
1825, 14 декабря– Присутствует на Сенатской площади во время мятежа декабристов
1826, начало года– Уезжает в Новоспасское.
1826, весна– Возвращается в Петербург.
1826, осень– Уезжает в Москву.
1826– Сочиняет: сонату для альта и форте пиано, романсы «Бедный певец», «Светит месяц на кладбище», «Память сердца» и др.
1827–1828Знакомится с Дельвигом, Жуковским, Виельгорским, Варламовым, Грибоедовым. Пишет романсы «Не пой, красавица», «Что, красотка молодая», «Дедушка, девицы не раз мне говорили». Уходит со службы. Совершает вторую поездку в Москву.
1829– Издает «Лирический альбом». Едет в Новоспасское.
1830–1833Путешествует по Италии. Сочиняет серенады на темы из «Сомнамбулы» Беллини и «Анны Болейн» Доницетти; секстет, романсы «Победитель», «Венецианская ночь» и «Патетическое трио». Задумывает писать русскую оперу.
1833, осень– Приезжает в Берлин.
1834, начало года– Пишет романсы «Дубрава шумит» и «Не говори, любовь пройдет»; фортепианные вариации на тему «Соловей» Алябьева; увертюру-симфонию на две русские темы; первую тему Allegro увертюры оперы «Иван Сусанин».
1834– Возвращается в Новоспасское.
1835, апрель– Едет в Москву, затем в Новоспасское и возвращается в Петербург. Начинает работать над оперой «Иван Сусанин». Сочиняет романсы «Не называй ее небесной», «Только узнал я тебя», «Я здесь, Инезилья».
1835, 26 апреля– Женится на М.П. Ивановой. Едет в Новоспасское, в дороге сочиняет хор «Разгулялася, разливалася». Работает над оперой.
1835, август– Возвращается в Петербург.
1836, начало года– Репетирует первый акт «Ивана Сусанина» в доме Юсупова и у Виельгорского. Сочиняет балладу «Ночной смотр».
1836, 27 ноября– Премьера «Ивана Сусанина» на сцене Петербургского Большого театра.
1836, конец года– Возникает замысел новой оперы – «Руслан и Людмила».
1837, 1 января– Получает назначение капельмейстером Придворной капеллы. Пишет романс «Ночной зефир», дуэттино «Вы не прийдете вновь».
1838, начало года– Сочиняет романсы «Сомнение» и «В крови горит».
1838, весна– Уезжает на Украину для набора певчих. Пишет «Балладу Финна», «Марш Черномора», «Персидский хор»» романсы и песни «Где наша роза», «Гудевитер», «Не щебечи, соловейко» и пр.
1838, осень– Возвращается в Петербург. Подготовляет к изданию «Собрание музыкальных пьес, составленное Глинкою на 1839 год» из произведений русских композиторов. Сочиняет романсы «Вот место тайного свиданья», «Я люблю тенистый сад» и др.
1839– Встречается с Е.Е. Керн. Сочиняет романс «Если встречусь с тобой», «Вальс-фантазию», Большой вальс для оркестра и другие произведения. Порывает с женою. Уходит из Капеллы.
1840– Сочиняет романс «Я помню чудное мгновенье» и «Я вас люблю, хоть и бешусь». Подготовляет цикл романсов «Прощание с Петербургом».
1840, август– Уезжает в Новоспасское. Работает над «Русланом».
1840, осень– Возвращается в Петербург. Пишет музыку к трагедии «Князь Холмский».
1841– Сочиняет «Прощальную песню», «Тарантеллу» и проч. Начало бракоразводного процесса.
1842– Встречается с Ф. Листом. Оканчивает оперу «Руслан и Людмила».
1842, 27 ноября– Премьера оперы «Руслан и Людмила».
1843– Пишет романсы «Люблю тебя, милая роза», «К ней», «Тарантелла» для фортепиано.
1844, июнь– Уезжает в Париж.
1845–1847– Путешествует по Испании. Сочиняет «Арагонскую хоту» (Испанская увертюра № 1).
1846, осень– Окончание бракоразводного процесса.
1847, июль– Возвращается в Новоспасское.
1847, зима– Живет в Смоленске. Пишет пьесы для фортепиано – «Привет отчизне» (№ 1 – Воспоминание о мазурке и№2 – Баркаролла), «Молитва», Вариации на шотландскую тему и романсы «Ты скоро меня позабудешь» и «Милочка».
1848, январь– Чествование в Смоленске.
1848, февраль– Уезжает в Варшаву. Пишет: «Воспоминания о Кастилии» (в новой редакции 1851 г. «Ночь в Мадриде»), «Камаринскую» и романсы «Заздравный кубок», «Песня Маргариты», «Мери», «Слышу ли голос твой».
1848, осень– Уезжает в Петербург.
1849, зима– Живет в Петербурге. Знакомится с В.В. Стасовым, встречается с А.Н. Серовым, общается с петрашевцами.
1849, май– Отбывает в Варшаву.
1850– Сочиняет романсы «О, милая дева», «Адель», «Финский залив».
1850, май– В Петербурге впервые исполняют «Арагонскую хоту» и «Камаринскую».
1851, сентябрь– Возвращается в Петербург. Встречается с А.Н. Серовым и Д.В. Стасовым.
1852, 2 апреля– В концерте Филармонического общества в присутствии автора исполняют «Камаринскую» и «Ночь в Мадриде».
1852, май– Уезжает в Париж. Начинает работать над украинской симфонией «Тарас Бульба» (не написана).
1852–1854– Живет в Париже.
1854, весна– В начале войны возвращается в Петербург.
1854, май– Поселяется в Царском Селе с сестрой Л.И. Шестаковой.
1854, июнь– Приступает к работе над «Записками».
1855, весна– Заканчивает «Записки».
1855– Знакомится с М.А. Балакиревым, встречается с А.С. Даргомыжским.
1856– Сочиняет романс «Не говори, что сердцу больно». Заканчивает 3-ю оркестровую редакцию «Вальса-фантазии».
1856, 26 апреля– Уезжает в Берлин.
1857, 21 (9) января– В концерте исполняется трио «Ах, не мне, бедному» из оперы «Иван Сусанин».
1857, январь– Начало болезни.
1857, 15 (3) февраля– Скончался в Берлине.