Страница:
Сопроводив Токарева, Олег вернулся в кабинет. Анисин и Рябинина слушали запись допроса.
– Как вам его версия? – спросил Олег. – Постоял, послушал и ушел, ничего не сделав.
– На мой взгляд, – сказала Рябинина, – так вполне могло быть. Влюбленные мужчины часто совершают странные поступки.
– В этом вопросе мы вполне можем положиться на ваше мнение, – галантно заметил Анисин. И хотя он выразил именно то, что Олег подумал, Захаров все равно посмотрел на криминалиста очень строго. Скрывая улыбку, тот поспешил добавить: – Во всяком случае, факт, что внутри контейнера отпечатки Токарева не обнаружены…
– А какие обнаружены? – спросил Олег.
– Превеликое множество. Токаревой, убитого, четких еще не менее двух десятков. К сожалению, в нашем банке данных никого из них нет. Я направил запрос в РИЦ[1], если будет идентификация, к вечеру получим ответ.
– А раньше нельзя?
– Что вы, Олег. Это и то только благодаря моим связям – накопил за годы службы – ответят так скоро. И вообще: слава компьютерам! Во времена моих лучших дней ждали месяцами.
– А что на ноже?
– Нож чист. Вообще ни одного отпечатка.
– Значит, ничем не порадуете. – Олег расстроился. Он все-таки надеялся, что пальчики художника найдут если не на ноже, то на сейфе, и тогда многое стало бы проще.
– Кое-что есть. Знаете, почему овчарка ОМОНа не взяла след?
– Почему?
– Смесь махорки с горчичным порошком. Старый рецепт. Между прочим, часто применяется в спецназе.
– На спецназовца наш художник похож меньше всего, – заметила Ольга.
– А до брата убитого я так и не дозвонился, – сообщил Анисин. – И на рынке он еще не появился, я только что говорил с Володиным.
– Интересно! – удивился Олег.
Олег вновь, уже в четвертый раз надавил кнопку звонка. Безрезультатно. За массивной железной дверью было тихо, ни звука.
Тишина царила и за двумя другими дверьми, выходящими в общий коридор. Олег подошел к ближней, потянулся было к звонку, но, отдернув руку, достал удостоверение и, раскрыв, поднес к глазку. Дверь тут же приоткрылась.
Пожилая женщина приложила палец к губам – «тсс», – пропустила его в прихожую и поспешила закрыть дверь. Только защелкнув три солидных замка, она повернулась к Олегу.
– Я сразу догадалась, что вы из милиции.
«Да здравствуют общественно-активные граждане», – весело подумал Олег. Образ скучающей старухи, от безделья следящей за соседями, возник в его воображении. Вредная пенсионерка, сплетница и моралистка. Объект ненависти соседей и отрада милиции.
– Как вы догадались? – с улыбкой спросил он.
– Но вы же должны его проверить. – Она кивнула в сторону соседа.
– Почему же мы должны его проверить? – Олег веселился помимо воли.
– Как почему? – Она строго на него посмотрела. – Он же чеченец. И не звоните, он не откроет. К нему утром уже приходили, свои, лопотали по-ихнему. И то не открыл.
– А вы уверены, что он дома?
– Со вчерашнего вечера. Я следила. – Она вдруг всхлипнула и положила руку на запястье Олега; рука у нее была невесомая, как перышко; Олегу показалось, что ему на руку сел воробышек. – У меня внуки… Страшно. Ложиться спать страшно, просыпаться страшно.
Она заплакала, по-стариковски, беззвучно.
Олегу стало стыдно за свое веселье. Он осторожно отвел женщину в комнату, усадил в кресло, огляделся.
– Балконы у вас смежные?
– Лоджии, – машинально поправила она. – Извините. Сейчас я вам открою.
Обе лоджии очень удачно оказались незастекленными. Стараясь не смотреть вниз, Олег перебрался к соседям, прошел вдоль стены, трогая окна и двери – заперты. Старушка, волнуясь, выглядывала из-за разделительной стенки.
– Хозяин! – позвал Олег.
Он прижался к двери, всмотрелся в сумрак комнаты. То, что он разглядел, заставило его резко отпрянуть. Наверное, у него изменилось лицо – старушка ахнула.
– Беда с вашим соседом.
Олег достал сотовый, набрал дежурного. Кобзев долго не подходил.
«Не иначе вокруг Рябининой увивается», – в бешенстве подумал Олег.
Наконец Кобзев взял трубку.
– Сергеич, – Олег старался говорить спокойно, – у меня труп, высылай группу.
– Опять труп! – Судя по веселому голосу, Кобзев еще не отошел от общения с практиканткой. – Давай подробней, Олег.
Олег стал рассказывать. Вскоре Кобзев его перебил:
– Так ты через окошко глядел! Ты в квартиру зайди, может, он жив еще.
– Ну, если ты считаешь, что без головы можно жить, то я зайду, – ответил Олег.
Поговорить с бабушкой Олег решил у нее дома. Делать это в квартире убитого было бы слишком для ее возраста. Да и сам Олег рад был выйти из однокомнатной квартиры, где даже на кухне стоял тяжелый запах крови. С крутым братом Вахтанга разделались тоже круто.
– Клавдия Ивановна, – попросил Олег, – вспомните подробней, кто приходил к вашему соседу в последнее время?
Старушка выглядела растерянной. Кажется, она еще не решила, проникнуться ли жалостью к покойному за столь мученическую смерть либо укрепиться в страхе и ненависти к выходцам с Кавказа.
– Я вам говорила, утром земляки к нему приходили.
– Не вспомните точнее, во сколько?
Она бросила на него обиженный взгляд:
– В 11.32.
– Ах да, вы же следили, – спохватился Олег. – Описать их сможете?
– Главный у них… Лет сорок – сорок пять, но крепкий, подтянутый. Черные волосы, с проседью. Знаете, бывают такие, с синевой. Черты лица резкие, будто из камня вырезали: скулы, нос с горбинкой, морщины… Властный такой мужчина. Покойный его, кажется, Асланом называл, но точно не поручусь, они всегда по-своему лопотали.
– А спутники?
– А! – Она пренебрежительно махнула рукой. – Шантрапа молодая. Все на одно лицо. И невоспитанные. Один как-то на меня в подъезде цыкнул, я чуть со страху не померла. Говорят, они к старикам с почтением относятся, так это, наверное, только к своим, а к нашим… – Она вновь всплеснула руками, на этот раз с отчаянием.
– То есть молодых вы не запомнили?
– Они же менялись постоянно. Только старший постоянно бывал.
– Часто приезжал?
– Нет. Скорее регулярно. Раз в неделю, не чаще.
– И утром он им не открыл?
– Нет. Они постояли под дверью, потом мне позвонили, соседу, наверное, спросить хотели. Но я не открыла, затаилась, будто дома нет никого.
– Сегодня вы все время дома были.
– Да. – Она поняла его вопрос. – Сегодня никто больше к нему не приходил.
– Значит, вчера, – задумчиво произнес Олег. – Если только ночью его никто не навестил.
– И ночью никого не было, – уверенно произнесла Клавдия Ивановна. – Я не спала. – Олег удивленно глянул на нее и поразился – сколько в глубине этих глаз было непреходящего страха. Она спросила то, что давно хотела спросить: – Вы человек опытный, скажите, при взрыве где лучше – на верхних этажах или на нижних?
Олег растерялся. А Клавдия Ивановна продолжала рассуждать:
– Я вот думаю, сверху лететь – расшибешься, а внизу завалит, да еще бомба, она же внизу взрывается.
– По статистике, – сказал Олег, – больше всего спасают со средних этажей. Так что вам повезло, ваш пятый – самый лучший.
– Правда? – недоверчиво глянула она.
– Конечно, – как можно увереннее солгал Олег. – Это же не я придумал, это статистика, научные факты.
Непонятно, поверила она или нет, но, кажется, даже такой явный бред на нее – столь нуждавшуюся в успокоении – подействовал благотворительно. Она немного повеселела, и Олег поспешил вернуться к расспросам:
– А вчера?
– Да-да, – заспешила она. – Вчера к нему еще парень приходил. Очень поздно, после одиннадцати. Судя по голосу, русский. Муса у него через дверь спросил: «Вам кого?» А тот ответил: «У меня вам пакет, от брата».
– Так и сказал? – насторожился Олег. – А описать его сможете?
– Он был в черной кожаной куртке, в черной спортивной шапочке, надвинутой на самые брови.
– Узнаете его?
– Нет конечно. Через глазок трудно что-то рассмотреть.
В последних ее словах прозвучало столько юмора, самоиронии, что Олег уставился на нее в полном восхищении: эта бабушка в третий раз заставляла его менять мнение о себе.
– Долго он там пробыл?
– Долго. Я внуков уложила. Прибрала и сама прилегла. Но не спала. Он очень тихо ушел, я бы малейший скрип услышала. И в квартире тихо было, как в могиле… Ой. – Она испуганно прикрыла ладошкой рот, в глазах появились слезы.
Олег успокоил ее как мог и перешел в квартиру убитого.
Судмедэксперт работавшей там оперативной группы жадно курил у раскрытой на кухне форточки. Олега он встретил с юмором.
– Захаров, – закатанные рукава, поросшие густой растительностью руки, окровавленные перчатки придавали ему вид мясника, – невезучий ты. Только тебе дело дали, как ты нам вторую расчлененку подбрасываешь. Но этот похлеще будет. – Он кивнул на дверь в комнату, где лежал покойник, и спросил, уже серьезно: – Маньяк?
– Возможно, – сдержанно ответил Олег.
– Но серийный, это точно, – уверено констатировал медик. – Почерк тот же. Пальцы отрезал, как и на рынке. Но тут он не спешил, поэтому сначала оторвал плоскогубцами ногти. А голову отрезал уже потом. И судя по гримасе убиенного, отрезал еще у живого.
В автобусе разговоров конечно же только и было, что о взрыве на улице Гурьянова. Сначала жалели погибших, ругали власти за нерасторопность, потом взялись за кавказцев вообще и за чеченцев в частности. Автобус был единодушен – звери!
Когда молодой парень в красно-белом шарфе подвел итог – «вешать всех черных без суда», сидевшая впереди женщина, до этого прятавшая лицо, подняла голову.
«Вешать собрался, – сказала она фанату. – Начни с меня! Я чеченка!» Соседка испуганно дергала ее за рукав: «Мирам, сестра, не надо». «Что ты меня держишь! – закричала на нее Мирам и опять обратилась к фанату: – Что я тебе сделала? Я в Москве пять лет живу, никого не обидела, детей воспитываю! Ты и меня вешать будешь?»
Интеллигентного вида мужчина сказал неуверенно: «Нельзя же весь народ в террористы записывать». Его поддержала седая старушка: «Конечно, женщины невиноваты. Их дело простое, материнское, детей растить».
Троллейбус притих.
Отвернувшийся к окну и вроде бы неучаствующий в общем разговоре парень в спортивной шапочке буркнул: «Воспитает… будущих террористов». Его никто не услышал.
Коренастый мужчина в джинсе, по виду рабочий, спешащий домой после смены, прервал паузу: «Цацкайтесь с ними. – Он передразнил интеллигента: – Не дай бог целый народ обидеть… А когда вам на головы срать начнут, вы и тогда про права человека петь будете? – И повернулся к чеченке: – Обиделась?»
Та сверкнула черными глазами. Рабочий: «А если ты такая обидчивая, что же в Москву к русским приехала? Ехала бы к своим: к туркам, к арабам. А то как независимость, так русских от себя гоните, а как жрать нечего, так опять к нам. И все равно мы плохие – захватчики, оккупанты». «Не ты меня кормишь», – ответила чеченка. «Не я? – усмехнулся рабочий. – Твой муж, что ли, у станка стоит?» – «Он побольше твоего зарабатывает, он – менеджер». «Это понятно, работать вас не заставишь, а спекулировать…»
Люди говорили все разом, но теперь некоторые защищали женщин.
Рабочий закричал интеллигенту, возглавившему умеренных: «У тебя, наверное, портрет Дудаева над кроватью… Говоришь, женщины не виноваты, а спроси у нее, как она к Басаеву относится, спроси?»
Мирам, бледнея, поджала тонкие губы.
«Ну, скажи, что Басаев террорист и убийца, – требовал от нее рабочий. – Скажи!.. Молчишь». «Ваши солдаты в селах тоже не боевиков убивали», – прошептала чеченка.
На задней площадке военный в форме авторитетно объяснял соседям: «Мирное население в полосе боевых действий становится жертвой войны. Это неизбежно. Это закон. Во Второй мировой войне потери среди гражданских лиц в десятки раз превысили потери среди военных. Но одно дело, когда некомбат случайно попадает под бомбу и снаряд, и совсем другое – сознательно забраться в больницу».
Чеченка затравленно озиралась. Фанат азартно крикнул ей: «А добрый у нас народ! В Грозном русскому за подобные речи уже небось давно перо в бок воткнули бы».
Чеченка сорвалась с места, забарабанила по двери: «Выпустите нас, мы сойдем». Водитель, с интересом следивший за спором, остановился, хоть сейчас и не было остановки, открыл двери. Сестры вышли. За ними выскользнул парень в спортивной шапочке.
В занятом обсуждением троллейбусе на это не обратили внимания. Интеллигент всплескивал руками: «Нет, нет, я не защищаю бандитов…»
Солнечный диск, заходя, коснулся лучами кроны деревьев. Мулла торопился, насколько это позволяли приличия, читал молитвы быстрее. Женщины причитали, как это делают, провожая родных, женщины во всем мире.
Мужчины стояли молча. И скорбь на их лицах соседствовала с решимостью отомстить.
Отомстить неизвестно кому? Или они знали убийц? Именно об этом размышлял Олег, наблюдая, как завернутое в белый саван тело опускают в свежевырытую могилу.
Потом поднесли второго покойника. Стенания усилились.
Мулла перебирал четками, часто кивал белой чалмой. Родственники наклонялись, брали горсть земли, бросали на ослепительно белый саван.
Олег поежился: «В гробу как-то лучше…» На него уже косились настороженно.
Он отошел в сторону, под росшие кругом деревья, встал так, чтобы не упускать из виду седовласого, крепкого мужчину. Кроме муллы, он был как бы в центре процессии: ему выражали соболезнования, вокруг него теснились родственники рангом пониже.
Молитвы были уже прочитаны, ритуальные комья земли осыпали тела; рабочие подняли лопаты – засыпать, но их остановили. Все чего-то ждали.
Мулла вопросительно поглядывал на седого. Тот сокрушенно пожал плечами, дав знак рабочим. Лопаты приподнялись.
В этот миг прямо на кладбище въехал джип, мягко урча мотором, подкатил к могилам.
Рабочих вновь остановили.
Вначале из джипа выбрались двое охранников, завертели головами, оценивая обстановку. Один сразу как остановил взгляд на Олеге, так и не отводил больше, демонстративно заведя руку за полу пиджака. Олег столь же демонстративно развел руки в стороны, показывая пустые ладони.
После охранников из джипа вылез хозяин.
К нему поспешил седой. Они обнялись. Хозяин покровительственно положил руку на плечо собеседника – утешал; седой благодарил с чувством собственного достоинства, но очень искренне.
Олег с интересом наблюдал.
Седой – коренастый, крепкий, битый жизнью – производил впечатление человека, трудом и талантом проложившим себе дорогу в жизни. Хозяин – дорогой голубой костюм, каменья, тонкие черты лица – барин, правящий по праву и по рождению.
Потом хозяин переговорил с муллой, постоял над могилой, сказал несколько слов остальным и, сев в джип, уехал.
Рабочие получили возможность завершить свою работу.
На могилу положили простой камень, огромный валун без надписи, – словно кусочек гор, занесенный в Москву.
Народ стал расходиться.
Над камнем остался только седой; склонив голову, что-то шептал.
Олег приблизился, постоял немного, тихонько кашлянул.
Седой оглянулся.
– Айнди Султанович? – Спрашивая, Олег развернул удостоверение.
На него уставились холодные серые глаза, на самом дне которых, едва различимый, таился вулкан ненависти и ярости; на удостоверение Айнди не глянул, вонзив взор в переносицу сыщика:
– Вы пришли меня арестовать?
– Нет, я хочу только поговорить.
– А другое место выбрать не могли?
– Я не знал, где вас искать, – не стал лгать Олег. – И не хотел терять время на поиски.
– Знали, кого искать, но не знали где, – усмехнулся чеченец.
– Ваши отпечатки пальцев нашли на рынке и на квартире Муртаза. Имеются они и в нашем фонде.
– Естественно. – Айнди равнодушно пожал плечами. – Муртаз и Ваха – мои родные племянники. Я часто у них бывал и дома, и на работе. Ничего удивительного, что вы нашли кучу моих отпечатков. В квартире Муртаза они везде, даже на ручке унитаза в сортире. Или вы подозреваете меня в убийстве моих родственников?
– Я знаю, что вы не убивали, – сказал Олег.
В глазах горца мелькнул огонек, он резко повернулся:
– Вы кого-то арестовали?
– Нет.
– Подозреваете?
– Я надеялся, что вы мне это скажете.
Айнди отвернулся; он вновь потерял интерес к разговору.
– Кто? – требовательно сказал Олег. – Скажите, Айнди… Люберецкие?.. Долгопрудненские?
Горец нагнулся, потрогал рукой землю, где теперь лежали его племянники, снизу взглянув на Олега.
– Мы сами их найдем, мент… Ты зря сюда пришел. Уходи. – Он склонил голову к камню и словно сам окаменел в горе.
– Зря вы так, – сказал Олег обращенному к нему затылку. – Нам все равно придется с вами поговорить. И чем вызывать вас по повестке в суд, лучше сделаем это сейчас.
Его словно не услышали.
– Это кто приезжал на джипе? Сайтанов?
Вновь молчание.
Олег постоял еще секунд пять, плюнул и ушел.
Романтические времена, когда раскрытие преступления было делом одного конкретного сыщика, прошли давно и бесповоротно. В наш прагматичный бюрократический век создана целая система, чаще без блеска, но зато методично работающая по серьезным правонарушениям, к коим относят и убийства, за исключением некоторых бытовых убийств по неосторожности и непредумышленных, раскрываемых, как правило, на месте.
В Москве, например, над раскрытием одного убийства работают: участковый, на участке которого произошло преступление, следователь и оперативники Отдела внутренних дел, следственная группа Окружного управления внутренних дел, сыщики с Петровки, работники прокуратуры. Все эти люди и организации, работая вполне самостоятельно, но по единой управляемой схеме, раскидывают пусть несколько и громоздкую, но довольно эффективную сеть, дающую реальные шансы на общий успех.
– Оба убийства, несомненно, связаны, – рассуждал Сытин. – Два брата, убиты почти идентично, с интервалом менее суток. Совпадением такое быть не может.
Олег и его непосредственный руководитель, начальник следственного отделения Лавриков почтительно внимали логике начальственной мысли. Оба они сидели за торцевым столом, примыкавшим к столу начальника ОВД. Кроме них, в большом зале со сдвинутыми в беспорядке стульями была только стажер Рябинина, сидевшая в одиночестве, так как за стол Сытин ее не пригласил.
То, что начальник заслушивал их одних, не было данью тяжести преступления, над которым они работали. Скорее наоборот: перед этим Сытин инструктировал подчиненных, ставя задачи на завтра – третий день после взрыва на улице Гурьянова. И только отпустив на короткий отдых тех, кому завтра придется «чистить» рынки, прорабатывать жилой сектор, обходить подвалы и чердаки, проводить регистрацию выходцев с Кавказа, он смог заняться так некстати обнаруженным трупом, хотя в другое время именно с трупа началось бы любое совещание.
Олег только что закончил отчет о прошедших событиях.
– Да… – задумчиво протянул начальник и умолк. Можно было подумать, что он задумался над поиском преступников, а можно было предположить, что начальник просто засмотрелся на прекрасные коленки очаровательного стажера. Может быть именно поэтому Сытин не предложил Рябининой пересесть за торцевой стол, когда после ухода сотрудников освободились места? Хотя, конечно, со стороны Олега подозревать пожилого начальника в подобном сластолюбии было дерзостью, скорее всего полковник просто не придавал значения тому, где сидит девушка.
– Вы что-то сказали, – кашлянув, произнес Олег.
– А!
– Вы сказали что-то, – громче повторил Олег.
– Да. – Начальник с усилием отвел глаза. – Ты что чихаешь, Захаров? Простудился? Следить за собой надо.
– Слушаюсь, – серьезно заверил Олег.
Рябинина словно ничего и не заметила. Сидела себе в одиночестве посреди пустого зала, в этой своей позе образцовой курсистки, и спокойно смотрела на мужчин.
«Откуда в ней это спокойствие, эта безмятежность под мужскими взглядами? – подумал Олег. – Воспитание, природа?»
Сытин обратился к Лаврикову:
– Ты вроде бы утром это дело себе взять хотел?
Лавриков дрогнул губой, но смолчал.
Начальник констатировал понимающе, без тени эмоций:
– Раздумал…
– По взрыву работы много, – нехотя произнес начальник следственного отдела. – За двое суток проработать жилой сектор, как приказал министр, боюсь, не успею. Пусть уж Захаров и дальше работает. Кстати, я его думал с завтрашнего дня на сектор переключить. Может?..
– Нет, от трупов этих Захарова не отрывай.
– Так я не насовсем. Денька на три всего, пока ажиотаж со взрывами не сойдет. А там вернется к своим покойничкам.
Олегу показалось, что полковник на какое-то время заколебался, задумавшись, но потом тяжело покачал головой.
– Не отрывай, – повторил он. – И Рябинину не забирай. Оставь ему в помощь. Потом ты на это дело более опытного поставишь. А пока пусть Захаров работает. Начальство не поймет, если мы после взрывов оставим без внимания двух убитых чеченов.
– Вы полагаете, возможна связь с терактами?
– Какая тут связь? – поморщился Сытин. – Уголовщина чистой воды. Так, Захаров?
– Судя по всему, – осторожно согласился Олег. – Дядя убитых, небезызвестный Рамзанов, правая рука лидера клана Сайтанова.
– Они сейчас в респектабельные предприниматели рвутся, – сказал Лавриков. – Банк тут рядом открыли, строительство детского сада финансируют. Клоунада!
– А денежки на махинациях нефтью нажили, а может, и на заложниках. – Сытин вопросительно взглянул на Лаврикова: – Что по оперативным каналам? Стукачей у нас там нет?
– Ни одного. Закрытое сообщество, живут кланом, чужаков к себе не подпускают.
– Так арестуйте этого Рамзанова, – рассердился Сытин. – Задержите по сто двадцать второй, на трое суток.
– Я с ним разговаривал… – Олег вдруг понял, что совершил ошибку, но оба начальника уже смотрели ожидающе, и ему пришлось договаривать: – На контакт не идет.
– Вот те раз! – рассердился Сытин. – Не идет на контакт! Тогда тем более задерживай. Много их тут развелось.
– Это хорошо, что Рамзанов чеченец, – весело сказал Лавриков. – Задержание проведем как плановое мероприятие в связи с событиями на Гурьянова.
– Вот-вот, – одобрил Сытин. – Утром согласуйте с угро, пусть завтра их задержат.
И еще, Захаров, ты когда художника отпускал, как у него настроение было? Я имею в виду – жалобу он на нас напишет?
– Не напишет, – уверенно ответил Олег.
Он и не знал тогда, насколько был прав.
Сайтанов женил старшего сына.
Невеста – русская девочка, блондинка, в белом платье с национальным чеченским орнаментом – была прелестна; жених – кавказский джигит, в черном французском костюме – смотрелся горным орлом. Гости умилялись: как Руслан напоминает отца, только без отцовской усталости от постоянной ответственности, но уже с властностью будущего главы семьи.
Сайтанов выглядел несколько мрачно. Днем, когда свадебный кортеж из мечети отправился на обзорную площадку, заехал на кладбище. Дурной знак – со свадьбы попасть на похороны, но не проститься с племянниками Айнди он не мог.
Некоторые друзья советовали отложить свадьбу, но согласиться не позволяла гордость. Да и отложить торжество в самый последний момент было непросто: зал в «Метрополе», номера в гостиницах для родственников и друзей, лучший тамада Москвы – все было заранее оплачено. И дело было не только в деньгах – Сайтанов был небедным человеком, но приглашенные съехались со всей России, из ближнего и дальнего зарубежья, отложив дела ради уважения к Сайтанову и его сыну, и причинять уважаемым людям столько неудобств, ломая их планы, было просто невозможно.
Айнди, правда, уверял, что все произошло из-за похотливой сучки, которая работала на братьев и с которой оба они развлекались, что милиция уже арестовала ее мужа, но Сайтанов предпочел подстраховаться. Несколько доверенных лиц с утра объезжали столичных авторитетов, получая заверения, что все в порядке, что недоразумений нет. На регистрацию во дворец бракосочетания и в мечеть пригласили только самых близких родственников, членов тейпа. В банкетном зале столики с остальными приглашенными, а среди них было много людей случайных: деловые знакомые, друзья друзей, женщины друзей друзей, – отодвинули дальше от молодых. Вперемежку посадили крепких ребят, с наказом меньше есть и больше следить за соседями. Такие же крепкие ребята стояли у входа в зал, всех входивших проверяли сканерами, даже снующих туда-сюда официантов. Снаружи ресторан оцепили сотрудники специально нанятого частного охранного агентства.
Въехавший во двор ресторана фургон остановился у служебного входа.
Из кабины вылез водитель, прикрикнул на сидящих в углу двора грузчиков:
– Быстрее, мужики, мне еще в два места.
Грузчики, лениво поднимаясь, допивали пиво, доставали рукавицы. Водитель, размахивая накладными, шагнул к открытой двери, за которой ступени вели вниз, в рабочие помещения. Дорогу ему преградили двое.
– Проверка. Кто такой?