Вадим Хотеичев. Шесть дней в сентябре

Вадим Хотеичев
Шесть дней в сентябре

От автора

   Эту историю мне рассказал один мой старый друг… А может, никто мне ничего не рассказывал? Может, и друга у меня в милиции никакого нет? Может, следователя Захарова я придумал для привлечения вашего внимания к этой целиком и полностью выдуманной истории? Может быть… Или он есть, и все это случилось, а я оберегаю приятеля от гнева начальства (гнева, впрочем, вполне оправданного, если разобраться)… Решайте, как вам нравится… Во всяком случае, эта история уже случилась много раз, хотя и не так, как я ее описал. Месть рождает только месть, как ни банально это звучит.

День первый. 9 сентября, четверг

   «Сегодня очень хочется поверить в чертовщину. Пусть лучше злой рок, соединивший в один миг незначительные мелочи, который обернулся жуткой картиной смертей и разрушений. Недовинченная гайка, прохудившаяся старая труба, вырвавшийся газ… Или чья-то преступная халатность: напился, уснул, забыл закрыть кран… Во все это безумно хочется верить, потому что со стихийным бедствием душе смириться гораздо легче – стихия безрассудна, что с нее возьмешь?»

   «На месте взрыва, несмотря на тонны вылитой воды, продолжается пожар. Белые клубы дыма поднимаются чуть ли не до пятого этажа. Горит мебель, сделанная преимущественно из ДСП. Горит магазин лакокрасочных материалов, размещавшийся на первом этаже жилого дома. Пожарные говорят, что даже уцелевшие под завалами наверняка задохнулись в ядовитом дыму.
   По словам спасателей, в «братской могиле» находится от 80 до 100 человек».

   «Жители окрестных домов специально ждали Лужкова, чтобы пожаловаться ему на огромное количество лиц кавказской национальности, появившихся в районе в последнее время».

   «Вчера в офис «Интерфакса» позвонил аноним и с кавказским акцентом сообщил: «То, что произошло в Москве и в Буйнакске, – это наш ответ бомбардировкам мирных сел Чечни и Дагестана».

Газета «Московский комсомолец»

   Они встретились на лестничной площадке.
   Один, с газетой в руках, свернутой трубочкой, посторонился, уступая дорогу, и, когда встречный поравнялся, сунул ему газетой в живот. В газете был нож.
   Нож был простой, кухонный, но длинный, с самозаточкой, очень острый. В мягкие ткани живота он вошел легко, по самую рукоятку, которую убийца не спеша несколько раз повернул в ране. При этом он плотно прижался к жертве, удерживая ее на ноже, а раненый, в шоке, чувствуя, как силы его покидают, схватился за ближайшую опору – за шею убийцы. Со стороны можно было подумать, что обнялись самые близкие друзья, даже любовники: они слились воедино, глаза в глаза, дыхание одного попадало в рот другому; они были одним существом, а нож был пуповиной, их соединившей.
   В последний миг в зрачках убийцы умирающий прочитал, за что его убили.
   – Ты… – прошептал он.
   Выступившая на губах кровавая пена помешала ему, он стал сползать, из последних сил цепляясь за одежду убийцы; тот мрачно, но внимательно следил за агонией своей жертвы.
   Потом убийца неторопливо осмотрел себя. Куртка была чистая, а вот майка, там, где она соприкасалась с убитым, оказалась залита кровью. Тогда он равнодушно пожал плечами и, не таясь, вышел из подъезда.
   …Вслед за ребенком извлекли женщину.
   – Быстро! – прохрипел санитар.
   В высоко поднятой руке он держал капельницу: по прозрачной трубке толчками струилась бесцветная жидкость – надежда на жизнь.
   – Быстро, – повторил санитар.
   Они подняли обнаженное грязное тело и положили на одеяло. На ребенка никто не смотрел, помощь ему уже не требовалась. Кто-то уже разворачивал зловещий черный пакет.
   Олег ухватился за край одеяла. Рядом оказался молодой парень с запорошенной головой, за нижние концы взялись двое в черных куртках с буквами МЧС на спине.
   Казалось, что у женщины были переломаны все кости; словно гуттаперчивая, она складывалась в центре одеяла в неправдоподобный нелепый комок, и ее чуть не волоком несли по обломкам. Санитар семенил сбоку, неуклюже согнувшись, одну руку опустил вниз, поддерживая в вене иглу, другую, с банкой, тянул вверх.
   Люди перед санитарной машиной расступились, пропуская их. Олег машинально отметил мрачные окаменелые лица – еще никогда ему не приходилось видеть сразу столько людей в состоянии шока, а он уже повидал родственников, потерявших близких.
   И столько обезображенных трупов оновременно он тоже не видел и в отчаянии подумал, сколько еще извлекут из груды бетона, час назад бывшей двумя подъездами девятиэтажного жилого дома… Спальный район, и люди спали…
   У кареты «скорой помощи» страшный груз у них приняли врачи и стали перекладывать женщину на носилки.
   – Выживет? – спросил Олег усатого доктора.
   Тот не ответил на глупый вопрос, склонившись над раненой.
   – Кто знает, – вместо врача Олегу ответил старший из спасателей. Он тяжело дышал, переводя дух после спрута с одеялом.
   – Устал, Петрович, – посочувствовал коллеге молодой эмчеэсовец, – вон как дышишь.
   – Это не усталость, – огрызнулся старший. – Это у меня от возмущения. Мы только из Турции вернулись. Там, в Измите, целые кварталы в руинах. Но ведь это землетрясение, стихия! А тут люди своих сородичей взрывают, шакалы!
   Врач, закрывающий дверцы в карету, ответил ему:
   – Это не люди…
   – Конечно, нелюди, – подхватил спасатель. – Таких людьми и назвать нельзя.
   – Не люди, – повторил врач. Дверца наконец захлопнулась. – Газ тут взорвался.
   – Газ! – громко воскликнул молодой парень, четвертый в их импровизированной команде. До этого он по большей части молчал, работал молча, как робот, и сейчас стоял в стороне, скорбно разглядывая проходящих мимо полураздетых, испуганных людей: из соседнего дома, пострадавшего от взрывной волны, выводили жильцов, – а тут встрепенулся.
   – Так по телевизору объявили, – пояснил врач, садясь в машину.
   – Почему бы и нет, – сказал спасатель. – Газ так может рвануть! Помню, в Москве, на…
   – Нет, нет! Это не газ! – Парень вдруг закрыл руками лицо, по почерневшим пальцам потекли слезы.
   Олег участливо тронул его за плечо:
   – Друг… – Олег не знал его имя: не до того было. – Не расслабляйся, надо помогать спасателям.
   Парень не отреагировал, вздрагивая, прошептал упрямо:
   – Это не может быть газом. Такой запах взрывчатки!
   – Действительно, – согласился старший спасатель, – газ бы мы унюхали. Что-то тележурналисты напутали. А может, газ был первопричиной, а уже потом что-то сдетанировало, чисто случайно?
   – Не может быть, – прошептал парень.
   Невдалеке остановились несколько автобусов, из них стали выходить люди в куртках МЧС, проехал кран. Кто-то, видимо большой начальник, распоряжался: «Уберите добровольцев…»
   – Вот и подкрепление, – обрадовался опытный спасатель, – и сам министр тут. – Он пожал Олегу руку. – Спасибо. Сверху всех вынесли, а теперь дело за профессионалами. Ты парня не бросай, что-то он совсем раскис.
   Спасатели ушли.
   Олег растерянно смотрел на сидящего у его ног рыдающего человека. Час назад по вызову дежурного он примчался на место взрыва и все это время проработал вместе с этим парнем. Работа их сблизила: парень себя не жалел, хватался за самые толстые куски арматуры, обломал ногти. А вот сейчас, в минуту передышки, нервы у него сдали, так бывает.
   Олег помог парню подняться, отвел в сторону. На них никто не обращал внимания, сейчас здесь рыдали многие.
   – Это не газ, – упрямо повторил парень.
   – Разберутся. – Олег огляделся. Ни Сытина, ни Лаврикова видно не было. Олег подумал, что Лавриков уже, наверное, рвет и мечет. По поводу Сытина Олег не волновался: для него Олег был малозначительной фигурой, чтобы начальник ОВД о нем думал.
   – Ты тут жил? – спросил Олег парня.
   – Нет.
   – Кто-то из родных, знакомые?
   И вновь парень отрицательно покачал головой.
   Олег подумал, что он, наверное, неплохой человек, раз убивается по незнакомым людям. В последние годы народ стал равнодушен к чужим бедам. Но эта беда была слишком велика.
   Парень наконец перестал вздрагивать.
   Олег протянул ему руку, прощаясь:
   – Мне пора, начальство ждет. Меня звать Олег, я тут следователем, в ОВД.
   Парень хотя и перестал плакать, но протянутую руку не заметил, видимо, был еще в шоке, а рассеянно сказал:
   – Пойду на завал.
   – Зачем? Народу уже достаточно. Тебя уже и не пустят.
   – Все равно.
   Так и не представившись, не простившись, он пошел в сторону. Олег смотрел ему вслед и видел, как, остановившись, парень снял с себя куртку и заботливо укутал ребенка, плачущего на руках растерянной женщины.
 
   – И что за гады додумались дом взорвать?! – воскликнула Вика и осеклась. Неудивительно: сегодня на рынке только и разговоров было про взрыв, вот она и ляпнула.
   – Да, нехорошо, – согласился Ваха.
   Тонкими пальцами, унизанными золотыми перстнями, он считал выручку, сокрушенно качая головой:
   – Если так дальше пойдет, придется нам плохо, очень плохо. Останемся без работы.
   – Ну что ты, Ваха, не расстраивайся. Сегодня люди мало шли и покупали всякую мелочь. – Вика успокаивала и словно оправдывалась, будто она была виновата, что торговля приносила все меньше и меньше дохода.
   Вахтанг убрал деньги в сейф, щелкнул ключом в замке.
   – Ну, я пойду. – Вика потянулась за висящим на стене плащом.
   – Подожди. – Не поднимаясь со стула, Вахтанг обхватил женщину рукой, притянул к себе.
   – Вахтанг! Поздно уже.
   – Как поздно? – удивился мужчина. – Детское время.
   – Мой уже косится, когда я задерживаюсь.
   – А мы ему премию выпишем, за долготерпение, – хохотнул Ваха. Он подтолкнул женщину к столу. Вика нагнулась, привычно ухватилась за столешницу. Вахтанг стянул с нее джинсы, стал ощупывать попу. Вика была погружена в свои размышления:
   «Уже одиннадцать. Домой опять попаду в первом часу, и Кеше еще надо приготовить еды на завтра. А вставать, как всегда, в шесть. Боже, когда я высплюсь, ведь только середина недели!.. Ну что этот так долго возится!»
   Мужчина возбужденно засопел, Вика вскрикнула.
   – Ты опять в меня кончил, ну сколько я просила! – Она отстранилась, нервничая, достала из сумки платок.
   Вахтанг расслабленно развалился на стуле, хищно и немного брезгливо наблюдал, как она вытирается.
   – Послушай, зачем так раздражаешься? Ты же жэнщина. Должна ласковой быть, а?
   Вика поспешно поцеловала его в щеку.
   – Прости, я устала. И колготки ты мне опять порвал.
   – Куплю я тебе колготки. Две пары куплю.
   Торопливо одеваясь, она глянула в окно:
   – Совсем темно. Может, довезешь меня до метро?
   – Не могу, дорогая. Мне еще поработать надо. Важные бумаги, понимаешь?
   – Конечно.
   «Козел вонючий», – подумала она про себя.
   Уже действительно было очень поздно, и ларьки кругом все были закрыты. Накрапывал дождь. Вика задержалась на ступеньках, доставая из сумки зонт.
   За углом что-то загремело. Вахтанг выглянул из двери:
   – Кто там!
   – Кошки поесть ищут. – Вика раскрыла зонт и торопливо застучала каблучками по асфальту, спеша домой.
   Кажется, это был самый длинный день в его жизни.
   После того как в первые минуты после взрыва Олегу пришлось разгребать завалы и выносить раненых, он до утра находился на месте. Но уже занимался своими прямыми обязанностями: выводил людей, обходил окрестные подвалы и чердаки, даже постоял в оцеплении, как обыкновенный милиционер, отгоняя от опустевших домов мародеров и любопытных.
   В ОВД он вернулся днем, и только успел позавтракать, как закрутилось!
   Вся милиция была поставлена на уши, отозвали даже отпускников, тех, кого нашли в Москве, конечно.
   Сотрудников разбили на группы, приставили омоновцев, усилили срочниками из дивизии особого назначения и отправили чистить злачные места.
   К вечеру Олег сбился со счета, сколько кабаков и малин они обошли, проверяя паспорта, проводя обыски и задерживая подозрительных.
   Под вечер, когда сдавали в КПЗ две темные личности, он просто вырубился – заснул у дежурного на топчане. Кто-то из ребят сказал, что Захаров был на завале уже в десять минут первого, и его решили не будить, уехали без него.
   К ночи интенсивность спецмероприятий усилилась, в ОВД следователей не осталось и выбор начальства почти случайно пал на него.
   Олега разбудил дежурный:
   – Захаров, вставай. Ишь, разлегся на моем ложе.
   Олег сел, удивляясь непривычной тишине вокруг, даже пьяные за решеткой, где держали временно задержанных, не горланили как обычно.
   – Что так тихо?
   – А почти никого и нет, – ответил дежурный. – Народ на выезде. Только я дежурю, ты спишь, и Сытин в кабинете думает. Кстати, он тебя вызывает.
   Начальник отдела встретил Олега по-отечески:
   – Ну что, Захаров, выспался?
   Олег смутился.
   – Не красней, – полковник усмехнулся, – пора бы разучиться. И вообще, время тебе, Захаров, приниматься за самостоятельное дело. Вот с сегодняшнего трупа и начни.
   – С чего начать?
   – А ты и не слышал?! Ну ты и соня, Захаров! Дежурный над самым твоим ухом в телефон орал, я на втором этаже от его воплей оглох. Труп на рынке нашли, только что звонили. Вот ты им и займись, тем более все опытные опера в эти дни другим заняты будут.
   – Спасибо, Андрей Петрович.
   – Ты благодаришь или ерничаешь? – Сытин строго глянул поверх очков.
   – Благодарю, Андрей Петрович, – поспешил заверить Олег.
   – То-то. Не каждому в твои годы подобную честь оказывают. И если бы не терроризм этот, ты бы у меня еще год кражи в коммуналках расследовал и в подмастерьях у зубров ходил. Цени.
   – Ценю, Андрей Петрович.
   – Возьми себе в помощь практикантку эту, Рябинину. – Сытин тяжело вздохнул, и Олег его понял. – Подробности выясни у дежурного, а криминалиста я туда уже направил. Ступай.
 
   Ни одной машины в отделе не осталось, и Олег дошел до рынка пешком, благо идти было недалеко. У входа его встретил начальник местной охраны Володин. Еще три месяца назад он служил в ОВД (Олегу даже довелось с ним поработать) и, выйдя на пенсию, неплохо пристроился на место начальника охраны рынка, с руководством которого у него заранее были налажены тесные связи.
   Олега он встретил как старого знакомого, протянул руку:
   – Тебя, значит, назначили. Пойдем, провожу. Это семьсот тридцать первый контейнер, в самом конце территории.
   Они пошли от входа вдоль бесконечного ряда однообразных контейнеров-киосков.
   – Не повезло вам, – посочувствовал Олег. – Только ушли из милиции, думали, наверное, что теперь одними карманниками и мошенниками заниматься будете. А тут нате, труп.
   – Ерунда, – отмахнулся Володин. – Труп – это теперь твоя забота. Тебя начальство за нераскрываемость гонять будет. Убийц охрана рынка искать не должна, это дело милиции. Я даже карманников не задерживаю, просто прогоняю, чтобы они покупателей не отпугивали, товарооборот не снижали. Вот если контейнеры грабить начнут и возникнут проблемы с возмещением убытков арендаторам, тогда да.
   – А что, сейчас ничего не взяли?
   – Украли, но… Впрочем, сам увидишь. Мои ребята сидят в будке, у входа, а территорию обходят каждый час, патрулем. В том месте они последний раз прошли ровно в одиннадцать, все было нормально. А через пятнадцать минут подъехали ваши, с проверкой…
   – Сейчас все злачные места шерстят, из-за взрыва, – сказал Олег и осекся: кому он это объяснял? К счастью, Володин сделал вид, что ничего не заметил, и продолжил рассказывать.
   – Омоновцы обратили внимание, что в одном контейнере дверь нараспашку, а свет горит. Заглянули, а внутри труп, свежий. Они опешили, им за ночь надо еще общежитие хлебозавода прочесать и склады проверить. Вот они на месте девчушку из ваших оставили, а сами уехали. Пришли… Вот и ваша девушка. – Володин вдруг как-то совершенно по-идиотски заулыбался.
   Ольга Рябинина в наброшенной на плечи камуфляжной куртке стояла у стены контейнера с номером семьсот тридцать один. С ней был молодой парень из числа подчиненных Володина. Оставшись без куртки, охранник отчаянно мерз, но хорохорился, старался не дрожать. Олега это даже не позабавило: он уже знал, что так вели себя все мужчины, оказавшиеся к Рябининой ближе чем на тридцать метров.
   – Спасибо, Саша, – сказала Ольга, возвращая охраннику его одеяние, – я вам очень благодарна.
   На Сашином лице выразилась готовность всю ночь проходить в одной майке только рядом с Ольгой. Он даже попытался выразить это словами, но не смог. Олег смотрел на эту сцену с философской грустью: он и сам начинал заикаться, когда Рябинина смотрела вот так, из-под пушистых ресниц, благодарным взглядом.
   – А где криминалист? – Олег осмотрелся по сторонам. – Сытин сказал, что уже отправил его сюда.
   – Больше никого не было, – ответила Ольга. – Вы первый из наших приехали.
   Олег посмотрел на Володина.
   – Отправлю Сашу на вход, чтобы встретил, а ты поспеши, пожалуйста, я домой хочу.
   Несчастный парень нехотя побрел в темноту.
   Олег собрался и сделал строгое лицо:
   – Начнем осмотр. Вы не боитесь покойников, Ольга?
   – Что вы, Олег Александрович. У нас в институте только что судебно-медицинская практика прошла, насмотрелась там…
   – Очень хорошо, значит, плохо вам не будет.
   Олег решительно поднялся по трем очень неудобным ступенькам, толкнул дверь. Ольга заглядывала ему через плечо, а Володин демонстративно остался на улице. Он решительно старался избежать всякого участия в расследовании.
   – Боже мой! – ахнула Ольга, когда их глаза немного привыкли к свету.
   Олег поспешно сделал вид, что его очень заинтересовала ближайшая к нему коробка с печеньем: он долго и сосредоточенно рассматривал выведенные на ней китайские иероглифы, хотя китайским языком он не владел.
   Только почувствовав, что приступ дурноты миновал, Олег смог посмотреть вниз.
   Покойник полусидел на полу, опираясь спиной о сейф в конце узкого коридора, образованного прилавком и упаковками с товарами. Единственный глаз на перекошенном лице страшно пучился на вошедших. От второго осталась пустая глазница с бегущей вниз по щеке красно-грязной дорожкой. Ладонь правой руки была прибита гвоздем к прилавку, отрезанные пальцы рядком лежали на груди покойника. Рука, начиная от запястья, была разрезана, из раны торчали какие-то лохмотья.
   Ольга отвернулась. Олегу вновь пришлось на некоторое время заняться изучением китайского. Только после паузы он заставил себя приблизиться к мертвецу и рассмотрел явное выражение ужаса в уцелевшем глазу и распоротый наискось живот с вывалившимися кишками.
   В раскрытую дверь заглянул Володин.
   – Как тебе зрелище? За всю службу подобного не видел. Сейф пуст, но это не просто ограбление. Ради добычи так человека не фаршируют.
   – Может, наркоманы?
   – Нет. Эти бы в ломке располосовали бы всего, но беспорядочно. А тут все аккуратно. Присмотрись, пальчики отрезанные лежат в таком же порядке, как на ладони: мизинчик, безымянный, указательный… Их последовательно отсекали и клали один подле другого. Потом живот: разрезан одним движением, от паха до солнечного сплетения. Так резануть – уметь надо.
   – Профессионал?
   – Возможно.
   – Выйдем, – вздохнул Олег, – не будем топтать.
   Ольга и Володин с готовностью приняли это предложение: на улице было намного приятней, чем в залитом кровью помещении.
   – А почему твои ребята решили, что в одиннадцать, при обходе, здесь все было в порядке?
   – Они встретили продавщицу из этого ларька, а тип этот из двери выглядывал, когда она выходила.
   – Продавщица? – заинтересовался Олег. – У тебя есть ее адрес?
   – Теоретически должен быть в отделе кадров. Но на практике… – Володин развел руками. – Ларечники эти столь часто девчонок меняют, что при всем желании за ними не уследишь. А то еще моду взяли в долговое рабство их заполонять.
   – Как это? – заинтересовалась Ольга.
   – Принимают на работу новенькую и после первой недели работы при пересменке вешают на нее недостачу, рублей в тысячу. Это нетрудно. Ключи от контейнера у хозяина свои, подъехал после работы и увез немного товара. Недельная зарплата у девчонок рублей триста. Из нее начинают вычитать убытки. Добрый хозяин ограничивается вычитанием пятидесяти процентов от зарплаты, а некоторые вообще заставляют работать бесплатно. Как правило, возместив долг, продавщица рада-радешенька унести ноги с такой работы. Только некоторые непонятливые задерживаются еще на неделю, но не больше. А хозяин спокойно берет на работу следующую, после чего история повторяется. Текучесть такая, что все адреса десятки раз устарели.
   – Кошмар какой-то, – поежилась Ольга. – А куда смотрит профсоюз?
   – Какой профсоюз, Оля, вы что?! У них трудовых нет, медсправки липовые. Работают неделями по двенадцать часов, без перерыва на обед. Прибавьте время на дорогу домой – многие иногородние. Летом еще так себе, а зимой ужас: ларьки не отапливаются, женщины болеют, больничные не оплачиваются, а если пропустишь несколько дней, на твое место возьмут другую. Да еще покупатели по советской привычке волком смотрят, как на буржуев обожравшихся. Дикий капитализм… – Володин всмотрелся в темноту и вдруг захохотал. – Смотрите, кто к нам идет! Уж не криминалист ли?
   – Точно криминалист, – грустно сказал Олег. Он обреченно поздоровался с подошедшим. – Здрасте, Валерий Яковлевич.
   Валерия Яковлевича Анисина легко можно было узнать и в темноте по характерному силуэту. Коротенькие ножки плавно перетекали в необъятный живот, увенчанный сходящимся к плечам торсом, над которым высился треугольный череп. В общем, вся его фигура являла собой удивительную симметрию, если смотреть от центра живота, и очень напоминала конус. Геометрическая завершенность становилась идеальной, когда Валерий Яковлевич надевал на голову спортивную шапочку с легкомысленным помпончиком.
   В отделе Валерия Яковлевича все любили, и никто не хотел с ним работать. Любили за отзывчивость, за природную доброту, которую не мог скрыть даже милицейский мундир и которая располагала к себе всех, вплоть до зеков в камере предварительного задержания. Но бичом Валерия Яковлевича была фантастическая необязательность. Он путал все, включая собственные сигареты с пачкой сослуживца. Он обязательно забывал о том, что обещал накануне. Назначая с ним встречу, можно было быть уверенным, что он не придет к назначенному времени. Если придет вообще.
   Ему прощали проявившуюся с годами страсть к зеленому змию – не так чтоб очень, но… И все же, в конце концов, когда он перепутал образцы грунта, взятого с места преступления, отчего развалилось безпроигрышное дело, Сытин не выдержал и заставил Валерия Яковлевича написать рапорт на увольнение, благо пенсию себе Анисин давно выслужил. Пока рапорт блуждал в бюрократических дебрях вышестоящих инстанций, Валерий Яковлевич прекратил ходить на службу, формально оставаясь сотрудником отдела.
   И вот, в суматохе событий этих сумасшедших суток, когда катастрофически стало не хватать людей, Сытин вспомнил о своем опальном эксперте.
   – Здравствуй, Валера. – Смеясь, Володин протянул руку. – Как поживаешь?
   – Неплохо, неплохо, – с достоинством отозвался криминалист.
   – Давно тебя не встречал. Чем занимаешься? – вкрадчиво поинтересовался Володин.
   – Разными делами. Вот сегодня жильцами моего родного дома был избран председателем комитета по ночной охране подъезда.
   Володин залился хохотом:
   – Да ты карьерист, Валера. Не поздновато ли только?
   – Годы – это опыт. – Анисин словно не замечал насмешек, весьма, впрочем, добродушных, и величественно повернулся к Олегу: – А я-то думал, кому Сытин попросил помочь? С вами, молодой человек, мы знакомы.
   Олег сухо ответил:
   – Распоряжением начальника ОВД вы назначены экспертом-криминалистом в мою следственную группу.
   – Очень хорошо, – восхитился криминалист. – А кто эта хорошенькая барышня?
   – Рябинина Ольга Викторовна, – с улыбкой представилась девушка. – Я в вашем отделе вторую неделю на практике.
   А вообще я учусь на юридическом, на третьем курсе.
   – Если б знал, что у нас набираются опыта такие красавицы, то Сытину не удалось бы меня уволить.
   «Да он за ней волочится, – удивился Олег. – Такой старикан, и туда же».
   – Вы, кажется, выпили? – поинтересовался он.
   – Нет, – честно ответил Анисин. – Ни капли, уже два часа ни капли, как Сытин позвонил.
   – Так он вам два часа назад звонил! Долгонько вы собирались.
   – Да машина никак не заводилась, – рассеянно отозвался Анисин. Он огляделся по сторонам: – А где же пятый?
   – Какой пятый? Нас тут четверо.
   – Ну, из-за которого весь сыр-бор, покойник.
   Володин ткнул пальцем в контейнер:
   – Это там, Валера, внутри. Раскрывай свой чемоданчик и скажи нам, кто убийца.
   Анисин тяжело поднялся в ларек.
   – Вот старая гвардия, – иронично сказал Олег.
   – Не цепляйся к старику, – заступился Володин. – Анисин, конечно, малость чудаковатый, но мужик классный. Ты не обращай внимания, когда я его подковыриваю.
   – И мне он понравился, – поддержала Володина Ольга. – Сразу видно, что человек он хороший.
   – Хороший мужик – не профессия, – обиженно буркнул Олег. – Посмотрим, каков он в деле будет.
   Минут через десять, когда Анисин разрешил им войти и Олег стал надиктовывать Рябининой протокол осмотра места проишествия, в контейнер заглянул помощник Володина. Он принес выписку из учетной книги.