– Фрукты привез, зелень. – Водитель поднял руки, давая обшарить себя сканером. – Новые русские гуляют? – понимающе поинтересовался он.
Охранники не ответили, один что-то крикнул вниз. На зов из глубины кухонного бедлама появилась дородная тетя в выцветшем халате.
– Это свой, не стреляйте. – Она откровенно заигрывала с охранниками. – Что привез, Витя?
– Фрукты, зелень, помидоры, – повторил Витя. – Отметь накладные.
– Не, иди в бухгалтерию, у нас нынче строго. – Она велела охранникам: – Пропустите его.
За это время грузчики подтянулись к фургону и с ящиками в руках выстроились друг за другом. Они недовольно зашумели, когда их тоже стали осматривать: «Уже проверяли!» Серьезные охранники не обращали на протесты внимания, пропускали внутрь по одному.
Стоявший последним в очереди молодой парень вдруг выронил несколько красных помидорин. Все обернулись, мужики засмеялись: «Да ты перебрал! Слабая пошла молодежь». Поставив ящик на землю, парень суетливо кинулся собирать упавшие овощи. Мужики его поддразнивали:
«А много уронил. Все, сегодня работаешь за так, вычтут за ущерб».
– Да ну? – испугался парень. Присев на корточки, он принялся складывать собранные с земли грязные помидоры обратно в ящик.
– У него крыша поехала! – рассердился бригадир. – Братцы, студенту больше не наливать, у студента норма.
Женщина распоряжалась в полумраке холодного подвала, зычно указывая грузчикам, куда что ставить. Ее осторожно потянули за рукав, увлекая за быстро выраставший штабель ящиков.
– Тебе чего? – так же громко спросила она.
– Скажите, – парень сильно конфузился, – где у вас… туалет?
Женщина улыбнулась, и он испуганно приложил палец к губам:
– Т-с-с, а то они меня опять засмеют.
– По коридору налево. – Женщина сочувственно понизила голос: – Ты и вправду студент?
– Ага… А можно я помидорку возьму?
– Бери, бедолага.
В другом углу подвала что-то упало, и она поспешила на шум.
За разрешенными помидорами студент отчего-то полез в нижний ящик, отмеченный пыльным следом, из которого, поискав под плодами, он извлек небольшой пакет. Спрятав его под майкой, он пригнулся, чтобы не заметил стоящий неподалеку охранник, и выскользнул из полумрака хранилища в коридор. Там, при свете, он обнаружил, что руки у него будто в крови от лопнувших помидорин. Вытирая ладони платком, студент свернул в сторону от кухни к винтовой лестнице, ведущей наверх, туда, где гуляли, где гудел веселящийся зал, где играла музыка.
Он шел наугад, ориентируясь на звуки оркестра, и ему почти повезло. Почти – потому что после получаса блужданий, когда он дважды удачно прятался от встречных в каких-то подсобках и кладовых, между ним и веселящимся залом осталась всего одна комната. Но в этой комнате был охранник.
Охранник стоял у раскрытой двери, за которой совсем рядом – студент чувствовал, видел по движущимся теням, слышал по голосам, – тамада говорил здесь, близко, а зал шумел дальше, в глубине, – именно тут, за стенкой сидели молодые, родители, самые почетные гости. Именно тут был тот, кого он хотел убить.
Но охранник не дал бы ему подойти к двери. Да и в самом зале, судя по тому, какие меры предосторожности они предприняли на дальних подступах, было полно внимательных глаз, готовых к сюрпризам. С учетом того, что он не знал, как выглядит его будущая жертва и что ему потребуется несколько секунд, чтобы отыскать ее среди людей, он понял, что выстрелить не успеет, не дадут.
Оркестр заиграл про спускающийся с гор туман, про невесту и лаской вырванный первый поцелуй.
Песня оказалась к месту: джигиты за столиками оживились, невеста зарделась, жених тщетно старался сохранить приличествующее мужчине достоинство, но счастливая улыбка помимо воли придавала его лицу мальчишеский вид.
Сайтанов залюбовался сыном. Как молод, как хорош! И вылитый отец в молодости.
А давно ли сам Сайтанов вот так же сидел за свадебным столом?! Правда, было это в горах, и невестой была настоящая чеченка, но ничего страшного: через пару лет любовный хмель с юноши спадет и – Аллах милостив, разрешает иметь много жен, – приведет в дом вторую жену, настоящую горянку, знающую, что такое честь рода.
Песня закончилась. Зал разразился бурными аплодисментами, требуя повторить. Повинуясь, музыканты взяли первые аккорды, но тут перед столиком молодых возник друг жениха, Али, и жестом остановил музыку и шум в зале.
– Тихо! Тихо! – Он держал в руке сотовый. – Звонит дядя Хамзат из Брюсселя, хочет поздравить молодых.
Сайтанов улыбнулся. С братом, заболевшим и лечившимся сейчас в Бельгии, они разговаривали совсем недавно, но Хамзат – любитель красивых жестов – конечно же не мог не позвонить на свадебное торжество.
Поднявшись, жених взял телефон.
– Алло! Алло!.. Дядя Хамзат… – Он потряс трубкой. – Плохо слышно, фонит.
Кто-то ему подсказал, и он прошелся за столами налево:
– Совсем пропал. – Прошел направо: – Вот так лучше… Да, да, говори, дядя. Почти хорошо. – Он вышел в примыкавшую к банкетному залу комнату.
Гости, почтительно умолкнувшие, пока виновник торжества говорил по телефону, загомонили вновь; многие восхищались Сайтановым: «Брата в Брюсселе лечит» – и поглядывали уважительно.
Прикрыв глаза, Сайтанов наслаждался лестью. Кто-то почтительно остановился рядом.
– Что, Айнди? – Сайтанов назвал имя подошедшего раньше, чем открыл глаза: за многие годы Айнди стал ему ближе брата, ближе жены; пожалуй, за исключением сына, не было роднее человека – верного, знающего все тайны.
– Говорил с реутовскими. – Айнди присел на освобожденный для него стул. – Клянутся, что к убийствам наших людей они не имеют никакого отношения.
Голоса в зале стали еще громче. Барабанщик тихонько постукивал палочками, оркестранты выжидательно смотрели на тамаду, тот на хозяев. Сайтанов сделал разрешающий знак рукой, оркестр грянул.
– Все же ты полагаешь, что это личные разборки, из-за бабы?
– Вечером буду знать наверняка, – уверенно ответил Айнди.
– Хорошо.
В дальнем конце зала кто-то из молодежи пустился в пляс, гости в такт хлопали в ладоши. Сайтанов засмотрелся на танцующих. Сидящая рядом невеста спросила – тихонько, робко, но несмотря на музыку и шум, Сайтанов расслышал:
– А где Руслан?
Сайтанов и Айнди посмотрели друг на друга. Айнди посуровел, двинулся вдоль стены. Сайтанов не выдержал, поспешил следом.
Сразу за дверью Айнди чуть не споткнулся об охранника – тот сполз вдоль стены, и кровавая дорожка на панели отмечала его последнее движение. Руслана он заметил не сразу: он лежал наполовину в коридоре, ведущем из комнаты, и из-за портьеры, закрывающей выход, торчали только ноги.
Не веря, надеясь на чудо, Айнди перевернул тело и бессильно уронил руки – вместо лица была кровавая каша. Застывший на мгновение Сайтанов опустился на колени и прохрипел обреченно:
– Сын! – Он словно оцепенел.
Айнди, побледневший, ведь Руслан вырос на его глазах и он любил его не меньше племянников, поспешил в зал приказать, чтобы перекрыли все выходы. Когда он появился в дверях, невеста обожгла его счастливым взглядом – всякое движение в той комнате, куда ушел ее любимый, казалось ей, связано с ним, связано с радостью, – бедная, она еще не знала, что уже овдовела.
– Утром Лавриков решил взять дело себе, а сейчас передумал. Почему? – спросила Рябинина.
После совещания они с Олегом остановились у входа в ОВД.
– Наиболее простые дела забирает себе начальник. Раскрываемость соответственно у него выше. Полезно для карьеры.
– И Лавриков так делает? – воскликнула Ольга.
– Так принято, – пожал плечами Олег.
– Значит, когда мы утром задержали Токарева, Лавриков решил, что дело раскрыто, и взял его себе, а потом нашелся второй труп, все осложнилось, и он поспешил вновь возложить ответственность на тебя.
– Примерно так.
– И тебя это не возмущает?
– Я прагматик.
– И ты будешь так же поступать, когда станешь начальником?
– Конечно. Я же еще и карьерист. – Олег хотел пошутить, но получилось очень серьезно, и Рябинина строго взглянула на него из-под длинных ресниц.
– Тебя подвезти? – Олег поспешил сменить тему.
– Спасибо, я за рулем. – Попрощавшись, она отошла к белой «девятке», стоявшей у тротуара.
Из «газика», развозящего сотрудников по домам, Олегу нетерпеливо сигналили. Не обращая внимания, он смотрел вслед Рябининой. «Красива, умна, на машине. Нет, Захаров, эта женщина не для тебя».
В дороге он не общался с коллегами, даже не слышал, о чем они говорили, – думал о Рябининой. И дома, ужиная, он думал о ней, и в кровати, засыпая, – тоже.
День третий. 11 сентября, суббота
Только теперь он сообразил, что звонит не будильник, а телефон.
– Слушаю, Захаров.
Охранники не ответили, один что-то крикнул вниз. На зов из глубины кухонного бедлама появилась дородная тетя в выцветшем халате.
– Это свой, не стреляйте. – Она откровенно заигрывала с охранниками. – Что привез, Витя?
– Фрукты, зелень, помидоры, – повторил Витя. – Отметь накладные.
– Не, иди в бухгалтерию, у нас нынче строго. – Она велела охранникам: – Пропустите его.
За это время грузчики подтянулись к фургону и с ящиками в руках выстроились друг за другом. Они недовольно зашумели, когда их тоже стали осматривать: «Уже проверяли!» Серьезные охранники не обращали на протесты внимания, пропускали внутрь по одному.
Стоявший последним в очереди молодой парень вдруг выронил несколько красных помидорин. Все обернулись, мужики засмеялись: «Да ты перебрал! Слабая пошла молодежь». Поставив ящик на землю, парень суетливо кинулся собирать упавшие овощи. Мужики его поддразнивали:
«А много уронил. Все, сегодня работаешь за так, вычтут за ущерб».
– Да ну? – испугался парень. Присев на корточки, он принялся складывать собранные с земли грязные помидоры обратно в ящик.
– У него крыша поехала! – рассердился бригадир. – Братцы, студенту больше не наливать, у студента норма.
Женщина распоряжалась в полумраке холодного подвала, зычно указывая грузчикам, куда что ставить. Ее осторожно потянули за рукав, увлекая за быстро выраставший штабель ящиков.
– Тебе чего? – так же громко спросила она.
– Скажите, – парень сильно конфузился, – где у вас… туалет?
Женщина улыбнулась, и он испуганно приложил палец к губам:
– Т-с-с, а то они меня опять засмеют.
– По коридору налево. – Женщина сочувственно понизила голос: – Ты и вправду студент?
– Ага… А можно я помидорку возьму?
– Бери, бедолага.
В другом углу подвала что-то упало, и она поспешила на шум.
За разрешенными помидорами студент отчего-то полез в нижний ящик, отмеченный пыльным следом, из которого, поискав под плодами, он извлек небольшой пакет. Спрятав его под майкой, он пригнулся, чтобы не заметил стоящий неподалеку охранник, и выскользнул из полумрака хранилища в коридор. Там, при свете, он обнаружил, что руки у него будто в крови от лопнувших помидорин. Вытирая ладони платком, студент свернул в сторону от кухни к винтовой лестнице, ведущей наверх, туда, где гуляли, где гудел веселящийся зал, где играла музыка.
Он шел наугад, ориентируясь на звуки оркестра, и ему почти повезло. Почти – потому что после получаса блужданий, когда он дважды удачно прятался от встречных в каких-то подсобках и кладовых, между ним и веселящимся залом осталась всего одна комната. Но в этой комнате был охранник.
Охранник стоял у раскрытой двери, за которой совсем рядом – студент чувствовал, видел по движущимся теням, слышал по голосам, – тамада говорил здесь, близко, а зал шумел дальше, в глубине, – именно тут, за стенкой сидели молодые, родители, самые почетные гости. Именно тут был тот, кого он хотел убить.
Но охранник не дал бы ему подойти к двери. Да и в самом зале, судя по тому, какие меры предосторожности они предприняли на дальних подступах, было полно внимательных глаз, готовых к сюрпризам. С учетом того, что он не знал, как выглядит его будущая жертва и что ему потребуется несколько секунд, чтобы отыскать ее среди людей, он понял, что выстрелить не успеет, не дадут.
Оркестр заиграл про спускающийся с гор туман, про невесту и лаской вырванный первый поцелуй.
Песня оказалась к месту: джигиты за столиками оживились, невеста зарделась, жених тщетно старался сохранить приличествующее мужчине достоинство, но счастливая улыбка помимо воли придавала его лицу мальчишеский вид.
Сайтанов залюбовался сыном. Как молод, как хорош! И вылитый отец в молодости.
А давно ли сам Сайтанов вот так же сидел за свадебным столом?! Правда, было это в горах, и невестой была настоящая чеченка, но ничего страшного: через пару лет любовный хмель с юноши спадет и – Аллах милостив, разрешает иметь много жен, – приведет в дом вторую жену, настоящую горянку, знающую, что такое честь рода.
Песня закончилась. Зал разразился бурными аплодисментами, требуя повторить. Повинуясь, музыканты взяли первые аккорды, но тут перед столиком молодых возник друг жениха, Али, и жестом остановил музыку и шум в зале.
– Тихо! Тихо! – Он держал в руке сотовый. – Звонит дядя Хамзат из Брюсселя, хочет поздравить молодых.
Сайтанов улыбнулся. С братом, заболевшим и лечившимся сейчас в Бельгии, они разговаривали совсем недавно, но Хамзат – любитель красивых жестов – конечно же не мог не позвонить на свадебное торжество.
Поднявшись, жених взял телефон.
– Алло! Алло!.. Дядя Хамзат… – Он потряс трубкой. – Плохо слышно, фонит.
Кто-то ему подсказал, и он прошелся за столами налево:
– Совсем пропал. – Прошел направо: – Вот так лучше… Да, да, говори, дядя. Почти хорошо. – Он вышел в примыкавшую к банкетному залу комнату.
Гости, почтительно умолкнувшие, пока виновник торжества говорил по телефону, загомонили вновь; многие восхищались Сайтановым: «Брата в Брюсселе лечит» – и поглядывали уважительно.
Прикрыв глаза, Сайтанов наслаждался лестью. Кто-то почтительно остановился рядом.
– Что, Айнди? – Сайтанов назвал имя подошедшего раньше, чем открыл глаза: за многие годы Айнди стал ему ближе брата, ближе жены; пожалуй, за исключением сына, не было роднее человека – верного, знающего все тайны.
– Говорил с реутовскими. – Айнди присел на освобожденный для него стул. – Клянутся, что к убийствам наших людей они не имеют никакого отношения.
Голоса в зале стали еще громче. Барабанщик тихонько постукивал палочками, оркестранты выжидательно смотрели на тамаду, тот на хозяев. Сайтанов сделал разрешающий знак рукой, оркестр грянул.
– Все же ты полагаешь, что это личные разборки, из-за бабы?
– Вечером буду знать наверняка, – уверенно ответил Айнди.
– Хорошо.
В дальнем конце зала кто-то из молодежи пустился в пляс, гости в такт хлопали в ладоши. Сайтанов засмотрелся на танцующих. Сидящая рядом невеста спросила – тихонько, робко, но несмотря на музыку и шум, Сайтанов расслышал:
– А где Руслан?
Сайтанов и Айнди посмотрели друг на друга. Айнди посуровел, двинулся вдоль стены. Сайтанов не выдержал, поспешил следом.
Сразу за дверью Айнди чуть не споткнулся об охранника – тот сполз вдоль стены, и кровавая дорожка на панели отмечала его последнее движение. Руслана он заметил не сразу: он лежал наполовину в коридоре, ведущем из комнаты, и из-за портьеры, закрывающей выход, торчали только ноги.
Не веря, надеясь на чудо, Айнди перевернул тело и бессильно уронил руки – вместо лица была кровавая каша. Застывший на мгновение Сайтанов опустился на колени и прохрипел обреченно:
– Сын! – Он словно оцепенел.
Айнди, побледневший, ведь Руслан вырос на его глазах и он любил его не меньше племянников, поспешил в зал приказать, чтобы перекрыли все выходы. Когда он появился в дверях, невеста обожгла его счастливым взглядом – всякое движение в той комнате, куда ушел ее любимый, казалось ей, связано с ним, связано с радостью, – бедная, она еще не знала, что уже овдовела.
– Утром Лавриков решил взять дело себе, а сейчас передумал. Почему? – спросила Рябинина.
После совещания они с Олегом остановились у входа в ОВД.
– Наиболее простые дела забирает себе начальник. Раскрываемость соответственно у него выше. Полезно для карьеры.
– И Лавриков так делает? – воскликнула Ольга.
– Так принято, – пожал плечами Олег.
– Значит, когда мы утром задержали Токарева, Лавриков решил, что дело раскрыто, и взял его себе, а потом нашелся второй труп, все осложнилось, и он поспешил вновь возложить ответственность на тебя.
– Примерно так.
– И тебя это не возмущает?
– Я прагматик.
– И ты будешь так же поступать, когда станешь начальником?
– Конечно. Я же еще и карьерист. – Олег хотел пошутить, но получилось очень серьезно, и Рябинина строго взглянула на него из-под длинных ресниц.
– Тебя подвезти? – Олег поспешил сменить тему.
– Спасибо, я за рулем. – Попрощавшись, она отошла к белой «девятке», стоявшей у тротуара.
Из «газика», развозящего сотрудников по домам, Олегу нетерпеливо сигналили. Не обращая внимания, он смотрел вслед Рябининой. «Красива, умна, на машине. Нет, Захаров, эта женщина не для тебя».
В дороге он не общался с коллегами, даже не слышал, о чем они говорили, – думал о Рябининой. И дома, ужиная, он думал о ней, и в кровати, засыпая, – тоже.
День третий. 11 сентября, суббота
«По данным на 16.00 10 сентября из-под обломков здания, взорванного на улице Гурьянова, извлечено восемьдесят пять трупов. Восемь из них – дети. В морги поступило семьдесят восемь тел, двадцать три из них опознано.Будильник звонил все требовательнее. Не в силах открыть глаза, Олег тянул руку, давил на кнопку, желая прервать неприятный звон. Трель не прекращалась. С трудом он разлепил один глаз, взглянул на часы – половина четвертого. Он спал меньше двух часов.
Оставшиеся в живых надеются, что смерть их родственников была мгновенной. Что никто из них не успел понять, что произошло. Самая страшная участь – даже на короткий миг очнуться под завалами. Темнота, боль, страх, проникающий в ноздри ядовитый дым (по некоторым данным, в подвале находился склад лакокрасочных материалов). «Я Бога молю, чтобы моя жена и дочь не испытали этого, – говорит мужчина с воспаленными уставшими глазами. – Я больше ни о чем его не прошу».
Газета «Московский комсомолец». 11 сентября 1999 года.
Только теперь он сообразил, что звонит не будильник, а телефон.
– Слушаю, Захаров.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента