- Мне надо поговорить с вами о Голиане, - сказал инженер. - Утром он был у меня, а потом отправился, вероятно, к Стеглику. Он к нему каждый день ходит.
   - Ну и что из этого? - спросил директор равнодушно. - По-вашему, ему нельзя ни к вам, ни к Стеглику?
   Бауманн удивился:
   - Но ведь он же был у вас. Он что, ничего вам не сказал?
   - А что он должен был сказать?
   - У нас с ним разногласия, нет, не производственные, личные… Впрочем, не совсем личные… Я задерживаю вас, вы спешите. Короче, я пришел, чтоб отдать вам…
   - Что?
   Инженер открыл портфель и достал толстый пакет.
   - Пожалуйста, - сказал он тихо.
   - Что это такое? - повторил директор, но Бауманн вместо ответа расстегнул воротник рубашки. - Вам нехорошо? - Директор перепугался.
   - Нет, я только… Это у меня давно. Поймите, ведь наши распри с Голианом… Когда-то ему пришла в голову довольно смелая идея, позже он от нее отступился, а я с его полнейшего согласия ею занялся. Сейчас, когда я кое-чего добился… Хотя, возможно, это просто хобби, забава в свободное время.
   - Что еще за хобби? - Сага взглянул на часы. Маленькая стрелка стояла на четырех, большая подходила к двенадцати.
   - Речь идет о силиконах, производство некоторых до сих пор еще очень дорого и сложно, поэтому я пытался, я очень хотел добиться… Но это в будущем, я еще многое не доделал. Вас прошу об одном: спрячьте пока эти бумаги в свой сейф, мы с Голианом пользуемся моим, так сказать, совместно, ну а он… Когда-то я дал ему запасной ключ… - Бауманн делал слабую попытку улыбнуться, но не смог и умолк, опустив голову.
   Сага медленно подошел к нему.
   - Да, я знаю. И да будет вам известно, все это рассказал мне сегодня днем Голиан. Он тоже дал мне кое-какие бумаги. Потом дал ключ и просил передать вам. Пожалуйста, получите!
   Директор достал ключ из кармана и положил на стол.
   - Спасибо, - поклонился Бауманн. - Я знаю, мне не следовало давать ему, но… Это было год назад, тогда я заметил, что он меня подозревает, считает, будто я от него что-то скрываю, ключ же должен был доказать ему, что он заблуждается, доказать, что я ему верю… И тогда я действительно ему…
   - Простите, - перебил его директор, - а сейчас уже нет?
   - Если говорить честно, сейчас уже…
   Издалека доносился рокот. Наверное, бульдозер, а может быть, трактор.
   - Ну, рассказывайте, что случилось. - Сага пригладил волосы.
   - Утром я ушел из кабинета. - Бауманн открыл пакет. - Думал, на минуточку, и не запер двери, но вернулся только около трех. Эти бумаги лежали на столе, но не в пакете, а просто так, под какими-то документами. Вскоре позвонил инженер Сикора, ему что-то было нужно. Я говорил с ним и машинально перелистывал лежащие на столе бумаги. - Бауманн достал несколько листков. - Смотрите, их кто-то в мое отсутствие брал, - показал он, - открыл сначала на предпоследней странице и переписал ее. На такой же тонкой бумаге, как у меня, но только от руки, а не на машинке. Делал он это неосторожно, сильно нажимал карандашом. Вот и оставил следы.
   - Вижу, - согласился директор. - Продолжайте.
   - Посмотрите эти две страницы на свет. Может быть, узнаете почерк.
   - А вы узнали?
   - Да.
   Сага взял страницы и подошел к окну. На обратной стороне страницы слева были явно видны отпечатки самописки или карандаша.
   - Ну? - посмотрел на него Бауманн.
   - Вижу. И вы уверены, что это работа Голиана?
   - Я полагаю, что это он. А вы, извините, нет?
   - Я не графолог, и вы тоже. И я не хочу скандала.
   - Вы в самом деле не узнаете этого почерка?
   - Я уже сказал вам, что я не графолог. Кроме того, это мог сделать кто угодно, ведь бумаги лежали на столе. Если б они были в сейфе - дело другое. Голиан дал мне ключ что-то после двух, следовательно, времени у него было достаточно. Так же, собственно, как и у всякого другого, кого интересуют эти формулы.
   - Это сделал Голиан. - Бауманн поднялся с кресла.
   - Сидите, вы же плохо себя чувствуете, - сказал директор.
   - Это сделал он, - упрямо твердил Бауманн. - Хотя бы из зависти. Мне удалось то, что когда-то у него не получилось. Он об этом знает и потому меня…
   - Он вас не обокрал, - убеждал его Сага. - Не отрицаю, возможно, завидует и, допустим даже, проявляет излишнее любопытство, такое бывает, но… Между прочим, а ваша работа окончена?
   - Почти. - Бауманн сел.
   - Как давно он знает о ваших опытах?
   - Давно.
   - Пожалуйста, точнее, - настаивал Сага.
   - С самого начала. Следовательно, уже несколько лет.
   - Знал еще кто-нибудь на заводе, что вы ставите какие-то опыты?
   - Раньше мне помогал инженер Стеглик. Иногда и Сикора. Даже в рабочее время, когда у них находилась свободная минутка.
   - У нас на заводе?
   - Да.
   - А еще кто?
   - Токарова, лаборантка. Правда, она выполняла лишь техническую работу.
   - А Стеглик и Сикора, они что?
   - Я не понимаю вашего вопроса, - сказал Бауманн.
   Директор отложил бумаги.
   - Я хочу знать, было ли им известно, для чего проводятся эти опыты?
   - Нет.
   - А Голиану?
   - У него был ключ от сейфа, он мог посмотреть мои расчеты. Те двое - нет. На основании опытов, которые они проводили, невозможно сделать общих выводов, самое большее они могли предположить, что это…
   Бауманн умолк, протянул руку и взял со стола ключ. Шума трактора или бульдозера уже не было слышно.
   - …что это важное открытие? - Губы директора скривились. - Так?
   - Возможно. Но я в этом не уверен.
   - А Голиан?
   Инженер ничего не ответил, и Сага продолжал:
   - Вы говорили, что у Голиана когда-то возникла смелая гипотеза и что теперь он вам завидует, потому что у него ничего из этого не получилось? Как все это было?
   - Так. - Бауманн достал старенький металлический портсигар и зажигалку кустарной работы, но тут же спрятал обратно и лишь облизал губы. - Это был не более чем импульс, - начал он. - Голиан, правда, занимался этим довольно долго, однажды он показал мне свои заметки, расчеты, их было много, страниц пятьдесят-шестьдесят. Я их проштудировал и ответил «нет». Тогда же я намекнул ему, что, возможно, когда-нибудь этим займусь, силиконы меня заинтересовали. Но прошло не меньше года, и только тогда я… Естественно, уже не по его расчетам, вечерами и ночами. В кино я не хожу, романов не читаю, сплю мало… Человек в моем возрасте иногда оглянется на прошлое, вспомнит и, увидев, что еще ничего не сделал… Мне хотелось, чтоб после меня осталось нечто большее, чем могильная плита. Прошу вас, - вдруг оборвал он рассказ, - вы с Голианом в хороших отношениях, живете в одном доме, он вас послушается…
   - Ну и что? Заставить исповедаться?
   - Прошу вас. Со мной он говорить не станет, Да и я уже не в состоянии, не могу и не хочу.
   - А что, если он откажется? Мы не такие уж близкие друзья.
   Бауманн пожал плечами, потом выпрямился и посмотрел Саге в глаза.
   На улице поднялся ветер, пыль вихрилась в узком дворе.
   - Тогда расследуйте это официально. Как директор. Произошла кража, украдена моя работа - не какой-нибудь пустяк. А Голиан - бывший эмигрант. За такими нужен глаз да глаз.
   Он поклонился и вышел. Пораженный Сага долго сидел неподвижно - это был новый, совершенно незнакомый Бауманн. «Я знаю его столько лет…» Директор покачал головой. Бумаги он спрятал в сейф.
   Совещание началось без него. Он рассеянно извинился и сел. Когда предложили проголосовать, он тоже поднял руку, хотя так и не понял, о чем шла речь.
 
   Инженер Голиан видел, как ушел из кабинета директора Бауманн, а немного погодя и сам Сага. Он подождал немного, потом быстро зашагал к заводским гаражам. Лицо его было бледным и осунувшимся. Поднялся ветер, на юге небо стало темным. «Будет гроза, - подумал он, - уже надвигается… Пускай, пусть все летит к чертям!» Он сел в свою машину и включил мотор. «Бауманн и директор наверняка говорили обо мне… Интересно, знает ли этот мошенник, что я отдал Саге ключ? Ключ… Захлопнется дверца сейфа. Что-то уже захлопнулось, и назад нет возврата. Сестра поплачет, будет вся в черном ходить на кладбище…»
   Он закурил и поехал. Навстречу шли парни и девушки, они возвращались с купанья, ели мороженое. Близился вечер, а там - кино, поцелуи в воротах…
   Голиан стиснул зубы и затормозил, машину оставил на другой улице, он всегда оставлял ее здесь, многие считали это чудачеством, сестра тоже. Со временем все привыкли, привыкла и Анна.
   Сестра, заслышав его шаги, ждала, стоя в дверях кухни. На приветствие не ответила.
   - Что с тобой? - спросил Голиан.
   - Тебе открытка от жены.
   - Да… - равнодушно протянул Голиан,
   - И тебя это не удивляет?
   - Ах, оставь, - ответил он недовольно. - Пива у нас нету?.
   - Нету. Открытка на столе.
   - Потом прочту. - Он прошел в кухню.
   - На столе в твоей комнате, - настаивала Анна,
   Он махнул рукой и позвал:
   - Анна, поди сюда.
   Сестра была маленькая, с измученным лицом.
   - Иду, - откликнулась она послушно и медленно, словно к святыне, двинулась к нему.
   - Ты боишься? Она кивнула.
   - Не бойся. - Инженер смотрел на стену за ее спиной. Стена была белая с голубым узором. Тонкие линии соединялись в звезды и крестики. Он прикрыл глаза, ему не нравился этот узор.
   - Я прочла, - шепнула Анна. - Она пишет, что хочет вернуться.
   - Когда? Да ты успокойся! Когда - не пишет?
   - Нет, Дежо, только… что хочет как можно скорее. Он улыбнулся - улыбка больше походила на горькую гримасу, - похлопал сестру по плечу.
   - Еще много воды утечет!
   - Дежо! - воскликнула Анна. - Не будь таким бессердечным, ты же знаешь, каково мне!
   Кухня блестела чистотой. На столе лежала сетка с покупками: молоко и кольраби, черешня, банка сметаны, рис. Над диваном в клетке купалась в своей мисочке канарейка. В подсвечнике стояли две необгоревшие свечи.
   - Меня никто не спрашивал?
   - Не знаю, я только что вошла.
   Он снова похлопал ее по плечу.
   - Если будут звонить, - предупредил Голиан, - трубку не снимай, а если кто явится, скажешь - меня нет.
   - А ты правда уедешь?
   - Да, мне надо отправить телеграмму.
   - Ведь можно из дому.
   - Нет, никаких телефонных разговоров. И ты никому не звони, ладно?
   Сестра кивнула, ожидая объяснения, но он уже ушел. Слышно было, как хлопнула дверь: он остановился на пороге своей комнаты. Потом вышел, запер дверь, дважды повернув ключ.
 
   Почта была неподалеку. Но Голиан тем не менее поехал в машине. Он остановился под самой вывеской «Телеграф - телефон» и вошел в небольшое помещение. Девушка за перегородкой вызывала Попрад и Превидзу, инженер писал адрес: «Иозеф Донат, Братислава…» Он стоял спиной к дверям и не видел, как появился человек лет тридцати пяти с плащом, переброшенным через левое плечо. Голиан подал телеграмму и расплатился. Обернулся - и выражение облегчения застыло на его лице.
   - Добрый день, - У незнакомца был приятный, очень молодой голос.
   У инженера бессильно повисли руки. Незнакомец приблизился и сказал, улыбаясь:
   - Сюда, это единственный выход. - На улице возле «трабанта» он заметил: - Неплохая машинка, съездим куда-нибудь?
   Голиан вздохнул и согласился. Они сели. Голиан спросил:
   - Куда?
   Человек с плащом сунул руку в карман, достал книжечку и сказал:
   - Спокойно! Я из госбезопасности, пожалуйста, без фокусов.
 

4

 
   Вечером громыхал гром, но гроза прошла мимо, обогнув город широкой дугой. Утро было прозрачным и ветреным. Директор Сага брился и думал о вчерашнем дне: разговор с Бауманном, бесконечное сидение на заседании, потом председатель пригласил распить бутылочку вина, он отказался - хотел поговорить с Голианом - и ушел… Ждал долго, сестра инженера рассказывала про шампиньоны и цветы, был уже десятый час, когда он попрощался и вернулся домой, подождал еще, но напрасно.
   Перед самым сном вспомнил Шимчика. Знал его лет одиннадцать, когда-то дружили, капитан любил поговорить о рыбной ловле, постоянно расспрашивал о людях с завода и о Голиане тоже. Давно ли все это было? Поинтересовался, кто помог Голиану получить квартиру, предполагал, что директор, когда же Сага ответил отрицательно, с сомнением покачал головой. Тогда на его погонах было всего три звездочки. А вскоре Сага увидел его уже с четырьмя и подумал: «Пожалуй, на пенсию выйдешь майором».
   Сейчас директор прикидывал: может, стоит обратиться к капитану Шимчику? Голиана едва ли убедишь, у Бауманна знакомства, он не угомонится, кому-нибудь пожалуется…
   Инженера, вернувшегося из эмиграции, поддержали органы госбезопасности. Когда поступило его заявление с просьбой принять на работу, кадровик ездил по делам в Прагу и взял его бумаги с собой, зашел в министерство, и ему решительно сказали: «Пусть работает у вас».
   Директор не знал, что делать. А впрочем, как ни крути, а ясности нет: кто же списал эту злосчастную формулу - Голиан или кто-нибудь из молодых, которым Бауманн поручал проводить опыты… Необходимо узнать, известно им что-либо об общем объеме работы, которую они проделали? И в чем суть этого открытия. Эх, следовало бы утром пролистать документацию и, зная, хотя бы приблизительно, о чем речь, вызвать обоих - одного, кажется, зовут Сикора, второго Бауманн называл чаще инженер Стеглик, насколько я наслышан, способный и сообразительный парень…
   Он спрятал бритву, умылся и, завязывая галстук, принял решение: «Пусть над этим ломает голову Шимчик».
   Анна Голианова вошла в комнату брата.
   - Ты когда пришел? - спросила она.
   - Поздно, - ответил тот, - а в чем дело?
   Анна сказала, что до самой ночи его ждал директор Сага.
   - Ну и пусть его…
   - Похоже, тебя ничто не интересует.
   Он ухмыльнулся и буркнул:
   - Да.
   На столе лежала открытка со швейцарской маркой. Анна взяла ее в руки; лицо ее осунулось, под глазами залегли темные круги. Нетрудно представить, как сестра провела ночь. Невестку она ненавидела - сначала за то, что брат женился на ней, потом за то, что она его бросила. Это была чисто женская ненависть.
   - Не волнуйся, она не приедет, - продолжал Голиан, - просто в голову что-то взбрело, может, затосковала, может, какая-нибудь неприятность. Хотя я верю, что, когда писала, намерения у нее были серьезные. Но все равно она не вернется, испугается, и тогда она тоже испугалась. А ведь могла бы ехать со мной, говорила, что ей предлагают…
   - Кто предлагал, люди из Мюнхена?
   У инженера задрожали губы. Он кивнул:
   - Да, Баранок, лично. Негодяй он, вот кто. Пристанет - не отдерешь.
   - И к ней приставал?
   - Ко мне. Возможно, к ней тоже, черт его знает, мы с ней тогда уже разошлись, порвали, я был без работы. Вера строила из себя гранд-даму… Половину пособия, что нам давали, выбрасывала на косметику. Однажды я не выдержал - сидел голодный, - в полном отчаянии хлопнул дверьми, потом пожалел… Но было уже поздно: когда вернулся, она исчезла. - Голиан прижал ладонь ко лбу. - Мне ее и сейчас недостает, - прошептал он, - иногда я хочу, чтоб она вернулась. Но нет, не вернется.
   - А если вдруг вернется?
   Голиан допил молоко.
   - Нет, - покачал он головой и, отказавшись от бутерброда с сыром, сказал, что поест с похмелья в столовой селедочки. - Мы сегодня ночью с Эдитой выпили, - объяснил он. - Когда вернулся, хотел и с тобой чокнуться, но ты уже спала.
   - Нет, - вздохнула Анна, - не спала.
   - Света в окне не было, - сказал Голиан и вдруг заметил, что сестра внимательно рассматривает его рубашку. - Новая, вчера купил, перед самым закрытием, представь, оказался последним покупателем, только ушел - и магазин заперли. Мотор забарахлил, пришлось менять свечи, второпях весь извозился в масле… Думаю, нет, ее уже не отстираешь, взял и выбросил… Все равно была плохонькая… Убери, пожалуйста, эти булки!
   Голиан дождался, когда сестра выйдет, и беспомощно огляделся вокруг: стол, старый диван, полочка с книгами, шкафчик… Картины, олеография - Христос, сидящий на скале. Стиснув зубы, он схватил свой портфель. Уже в дверях услышал из кухни голос сестры: «Вернись сегодня пораньше!» - но сделал вид, что не слышит.
   В почтовом ящике у ворот газет не было - значит, Сага уже ушел.
   Инженер Голиан сидел в своем кабинете и думал: «Здесь работа, а там, за окном, тополя, палатка, скамейки и зелень…»
   Кто-то постучал в дверь.
   - Лазинский, - представился тучный мужчина в желтой рубашке с воротом нараспашку и сандалиях на босу ногу. - Надеюсь, я не заставил вас долго ждать, мы сейчас быстренько закруглимся.
   Сотрудник органов госбезопасности, принесший фотографии, явно спешил закончить работу поскорее и не задавал лишних вопросов. «Может быть, он ничего не заметил, - подумал после его ухода Голиан, - но я просто не знаю, куда девать руки, все время верчусь на стуле, мнусь… Удивительно, но фотографии я разглядел яснее, чем толстое лицо Лазинского».
   Зазвонил телефон: Голиан вздрогнул, услыхав голос инженера Бауманна.
   - У меня нет времени. - Свой собственный голос он слышал словно издалека. - Если хочешь, часа в два пополудни ила что-нибудь около этого.
   - Очень прошу тебя, в два часа уже может быть поздно! - настаивал старческий голос.
   В окно было видно солнце, спрятавшееся за облаком, тополя, автобус у забора, за рулем курил шофер. Вахтер учтиво склонился перед Лазинским. И все это, словно далекое ночное море, омывает шум завода. Фосфаты на экспорт, их повезут поезда и пароходы. Ливан, Алжир, Куба…
   - Сейчас я очень занят, - повторял он упорно и, повесив трубку, потащился в столовую. Селедки не было. Голиан взял булку с ветчиной. Он дожевывал свой бутерброд на телефонной станции и, поглядывая на телефонистку, ждал междугородную.
   - Никто не отвечает, - сказала она.
   В дверях вдруг показалась лысина. Это был инженер Бауманн.
   - Это все? - спросил разочарованно директор. - У вас все, товарищ Сикора?
   - Все, - подтвердил молоденький инженер с наивным мальчишеским лицом.
   - А вы что скажете?
   Стеглик тоже ничего не мог сказать.
   - Ну а лаборанты? Знал кто-нибудь из них, что за опыты проводятся у вас в лаборатории?
   - Вероятно, нет, - после короткой паузы ответил Стеглик.
   А Сикора сказал:
   - Не знаю, я с ними и знаком-то мало. Может, кое-кто и понимал.
   - Следовательно, вы полагаете, что им известна лишь самая малость?
   - Похоже, что так, - согласился Стеглик и засмеялся. - Парни думают только о футболе, а девушки - о парнях. Малишка Токарова, та, пожалуй, интересуется. Наверное, потому, что обожает Бауманна. Она вообще обожает пожилых холостяков.
   - Бауманн вдовец.
   - Все равно она его боготворит.
   Дальнейший разговор - бесполезная трата времени. Сага отпустил инженеров и рассеянно уставился в пустоту. Потом достал папку Голиана и стал просматривать ее: отчеты, копии заключений об анализах полученного сырья и другие не представляющие интереса бумаги. Негласное соглашение руководства о том, что бывший эмигрант не должен иметь доступа к чему-либо серьезному, недоверие к его прошлому - все это Голиан безропотно принял и, кажется, понял, потому и не просил другой должности, смирился… И вдруг Сага насторожился - последним в папке лежал черновик заявления. «Прошу освободить меня от занимаемой должности, так как выполняемая мною работа меня не удовлетворяет, полагаю найти для себя…»
   Директор отложил бумагу. Он подумал: «А мне ведь постоянно твердил обратное. И не только здесь, дома тоже. В коттедже со старыми почерневшими стенами, обвитыми диким виноградом». И тут на память пришли слова майора Швика: «Немедленно сообщите мне, если он вдруг решит уволиться…» Это было давно, с тех пор многое изменилось. Швика сняли. Но эта история с Бауманном… Нет ли тут какой связи?
   Черновик заявления написан от руки, похоже, что авторучкой.
   Сага достал из докладной Бауманна несколько страниц и сравнил. «Да, старик не обманул меня. И почерк тот же, и перо. Стеглик слышал, как Голиан вчера сокрушался о том, что изобретение это потянет на Государственную премию».
   Директор закурил сигарету и, отыскав в записной книжке нужный номер, снял трубку.
   Капитан Шимчик приехал в голубой «победе» и сразу же из проходной позвонил Саге.
   - Не знаю, что ты скажешь, - уже в коридоре начал Сага, - может быть, все это чепуха. Но заявить я должен.
   Свое сообщение он закончил вопросом: «Ну, как?» Они уже стояли посреди кабинета с тяжелой канцелярской мебелью. Несмотря на то что директор был явно взволнован - он и не пытался скрывать этого, - вид у него, как обычно, был строго официальный: добротный темный костюм из магазина готового платья, ботинки на толстой подошве, и лишь только пиджак, так же как и стол, густо обсыпанный пеплом, снижал респектабельность и подчеркивал его волнение.
   - Да ты лучше сядь, - вместо ответа сказал капитан. И когда директор послушно опустился на стул, спросил: - Где документация открытия?
   - Здесь, в сейфе.
   - Ты ее инженерам показывал?
   - Я им об этом ничего не говорил.
   - Что они знают об открытии?
   - Я их не спрашивал, - солгал директор. - Стеглик говорил, что старик давал ему задания на маленьких листках. А иногда просто устные указания. Он и Сикора работали над этим больше всех, конечно, лаборанты тоже делали кое-что, но думаю, что о существе открытия они не имеют представления.
   - Когда ты с ними говорил?
   - Только что. Они ушли от меня, еще одиннадцати не было. А сейчас семь минут двенадцатого.
   - Бауманн у тебя был вчера около четырех?
   - Без малого четыре. Ровно в четыре я собирался на совещание. Оно началось чуть позже, но я задержался с Бауманном и опоздал.
   - А Голиан был у тебя около двух?
   - Да.
   - С тех пор ты его не видел?
   - Так я же тебе говорю, - Сага покачал головой, - хотел с ним потолковать, торчал до полдесятого у них, еще дома до полуночи ждал, он все не возвращался. Я от окна не отходил.
   - Он всегда так поздно возвращается?
   - Довольно часто, у него роман с зубной врачихой. Он мне сам об этом как-то сказал.
   - Вчера, когда Голиан к тебе заходил, он был взволнован?
   - Не сказал бы. Волновался, пожалуй, больше Бауманн. Выглядел совсем больным. Если б не это, я бы с ним не стал задерживаться. Не люблю опаздывать. Несколько человек явятся позже - и приходится сидеть до бесконечности, а мне этого сидения, - он обвел рукой кабинет, - и тут хватает! С планом и сроками горим, с поставками опаздывают… Поставщики подчинены другому начальству, а министерство стружку снимает с нас.
   «Постарел, сдал, - думал Шимчик, беря предложенную директором сигарету. - Когда-то бушевал, даже дома говорил, как с трибуны, а сейчас сипит, слова глотает, глаза щурит. Устал, должно быть. Или, может быть, это страх?»
   Капитан не сдержался, спросил.
   - Оставь, пожалуйста. - Директор пододвинул к нему пепельницу. - Какой еще страх, просто я нервничаю, ты должен понять. Голиана я взял на завод по распоряжению твоей милости, хотя у нас многие протестовали, особенно те, которым я поперек горла стал, я им неугоден, они меня шпыняют где только могут. Кто-то пустил утку, будто я Голиану чем-то обязан еще со времен Восстания и потому протежирую и охраняю. Ерунда какая-то! - вспылил он - Это я-то охраняю Голиана! Я!..
   Он умолк, рассеянно глядя перед собой и не замечая, как пепел сыплется на пол.
   - Ну, а Бауманн? - спокойно спросил капитан Шимчик. - Как он относится к этим сплетням? Может быть, сам распространяет их?
   - Сомневаюсь, хочу думать, что нет. - Похоже было, что Сага старался убедить себя в этом.
   - Продолжай. - Внимание Шимчика привлекли руки Саги.
   - На чем я остановился, Феро?
   - Что тебе известно об открытии Бауманна? Только попроще толкуй, я в химии абсолютный невежда.
   - Речь идет о силиконах, - начал директор. - Может, ты читал - недавно в нашей словацкой «Правде» был репортаж. Это вещества с высокой химической и физической устойчивостью - одни из них практически огнеупорны, другие предохраняют от влаги и низких температур… предохраняют все: мягкие сплавы и кожу, ценные картины, бумагу… Наши ученые занимаются ими, если не ошибаюсь, еще с войны, они уже многого добились, тем не менее мы отстаем. Кроме того, очень важно сократить капиталовложения и тому подобное… Бауманн занялся непосредственно удешевлением производства.
   - Силиконов?
   - Некоторых. Силиконов много.
   - Ну и чего-нибудь добился?
   - Мне кажется, да. - Сага указательным пальцем растер пепел на столе. - Здесь в конверте почти вся документация открытия, не хватает некоторых страниц, но вводная часть там есть. Не слишком подробная, но достаточно основательная, с многообещающими выводами. Бауманн вообще-то любит держаться в тени… Тем более что такие обобщения пишутся обычно в конце, когда результаты уже налицо.
   - Проверены опытным путем?
   - Да.
   - Сколько опытов провели Стеглик и Сикора?
   - В общей сложности свыше трехсот. Кроме того, огромное количество провел сам Бауманн.
   - Они ассистировали?
   - Не всегда, - ответил директор. - Но большинство опытов - вероятно, самых ответственных - наверняка делал он один. Такой характер.
   - Скрытный?
   - Ты не забывай, что тут пахнет большими деньгами. Голиан говорил, что тянет даже на Государственную премию, да к тому же государство откупит патент. Если, конечно, пойдет в серийное производство. А пойти - наверняка пойдет, - подчеркнул он.