Семен Семеныч инстинктивно отступил, поставив себя в смешное положение. Выглядел он перед хозяином квартиры и без того, надо сказать, довольно жалко. Громила взирал на него ввиду своего роста (и не только!) сверху вниз, и Яна была уверена, что в этот момент Три Семерки проклинает ее за идею навестить семью покойной.
   Ей хотелось воскликнуть: «Кто вам позволил говорить с нами таким тоном?» Однако она молчала, понимая, что это только усугубит ситуацию. Да и состояние этого человека Яне было вполне понятным. Вооружившись терпением, она выступила вперед, отчасти заслонив собой Семена Семеныча и спокойно произнесла:
   – Все, что сейчас совершается, совершается только из благих намерений. И нашим предшественниками, и нами в особенности. Мы осознаем, что общение с милицией в такой тяжелый для вас обоих момент – дело не самое приятное, однако его не избежать, поэтому давайте прислушаемся к голосу рассудка и проявим прежде всего воспитанность и толерантность.
   Верзила открыл было рот, намереваясь, наверное, на первые же слова Милославской ответить возражением, но он не нашелся, что сказать. По-видимому, логичность реплики гадалки его просто обезоружила.
   – Я думаю, вы не против того, чтобы виновники трагедии были наказаны?
   Хозяин по-прежнему молчал.
   – Если мы сейчас не найдем общего языка, они вряд ли получат по заслугам.
   – Ой-ой-ой! – саркастично, но тем не менее уже не так агрессивно протянул мужчина, покачивая головой. – Прямо-таки благородные мстители! Робин Гуд не ваш прадедушка?
   – Может быть и наш, – не теряя спокойствия, пожав плечами, ответила Яна. – Может быть, Агата Кристи моя бабуля… Не знаю. Но думаю, размышляя об этом, мы с вами просто теряем драгоценное время и, извините, оскорбляем память вашей дочери.
   При последних словах и женщина, и ее муж как-то переменились в лицах, и Яна на мгновенье пожалела, что их произнесла. Однако, реакция на эту фразу превзошла ожидания гадалки. Здоровяк махнул рукой, развернулся и молча направился в квартиру, громко шлепая тапками огромного размера. Его супруга, посторонилась и освободила проход в помещение, ничего, однако, при этом не говоря.
   Семен Семеныч редко мучился укорами совести за недостаточную воспитанность, поэтому, не дожидаясь словесного приглашения, он снял фуражку, указательным пальцем провел по усам и перешагнул порог квартиры. Милославская, несмотря на свою недавнюю решительность, виновато глянула на убитую горем женщину и последовала за приятелем.
   Они очутились в квартире, планировка которой в народном обиходе именуется люксом. Приятелей окружали стены просторной прихожей, какую редко встретишь в обителях простых смертных граждан. Высокий потолок этой комнаты был отделан лепкой, сотворенной рукой одаренного мастера. Три хрустальные люстры бросали яркий свет, отражающийся в огромном зеркале, занимающем всю левую от входа стену.
   Семен Семеныч огляделся и, не найдя, куда повесить фуражку прижал ее к себе, как нечто святое. Мужчина скрылся в одной из четырех комнат, а его супруга в растерянности стояла посреди прихожей.
   – Где мы сможем поговорить? – настойчиво спросила Милославская.
   Хозяйка молча указала рукой на комнату позади себя и, пропустив гостей вперед, сама последовала за ними. По стенам большого светлого зала не стояло никакой мебели, кроме кожаного белого дивана, двух таких же кресел и маленького стеклянного столика между ними. Интерьер дополняли несколько аксессуаров, крупная картина работы неизвестного художника и шикарный ворсистый ковер, настеленный поверх сверкающего паркета.
   Руденко, многое видевший, но все же не привыкший к такой роскоши, сразу почувствовал себя неловко и замешкался, не зная, куда присесть. Его смущение было настолько очевидным, что хозяйка хмыкнула и небрежно указала ему на одно из кресел. Чтобы как-то сгладить ситуацию, Яна поспешила начать разговор.
   – Будет нечестно, если я не представлюсь, – вздохнув, произнесла она, поудобнее располагаясь на диване по правую сторону от хозяйки.
   Та равнодушно пожала плечами. Не обращая на это внимания, Милославская продолжала:
   – Яна Борисовна Милославская, экстрасенс, гадалка.
   Лицо хозяйки вытянулось от удивления. Ее супруг, очевидно, все слышавший из соседней комнаты, тут же предстал в дверях и, поставив руки в боки и глядя на Руденко, протянул:
   – Не удивлюсь, если он сейчас объявит себя Девидом Коперфильдом…
   – Увы, – парировала гадалка, – это на самом деле всего-навсего капитан милиции. Самый обыкновенный.
   – Да, – зачем-то буркнул Три Семерки.
   – Ваша ирония напрасна. Я многим уже помогла. Те, кто охотно шел на сотрудничество, получили желаемый результат, причем довольно быстро, – Милославская попыталась улыбнуться. Глянув на хозяев и заметив, что они все еще находятся в том же расположении духа, она продолжила: – Впрочем, я не затем сюда пришла, чтобы рекламировать собственные достижения. Меня нанял человек не менее солидный, чем вы, – гадалка с особенной выразительностью посмотрела на мужчину. – У него пропала дочь, и теперь он, не надеясь найти помощь во всех прочих инстанциях, пытается ее разыскать. Так случилось, что ее студенческий билет оказался при…, – Милославская на минуту запнулась, – при теле вашей дочери. И мои пути с милицией, – гадалка перевела взгляд на Три Семерки, – пересеклись.
   Она откровенно лукавила насчет Руденко, но, считая это мелочью, не придала этому особого значения.
   – И чего же вы от нас хотите? – облокотившись на дверной косяк и сложив на груди руки, воскликнул хозяин.
   – Помощи, – гадалка развела руками.
   – Какой? – высоко подняв брови, вновь спросил мужчина.
   Его супруга сидела сама не своя. Ей не удавалось так владеть собой, как делал это ее муж, и, казалось, она сейчас же либо обратится к гадалке с мольбой о помощи, либо выгонит ее вон.
   – Ответа на некоторые вопросы.
   – Вам знакома Галина Незнамова? – неожиданно вступил в разговор Семен Семеныч.
   – Нет, – хозяин пожал плечами. – Впервые о ней слышу.
   – Вы уверены? – спросили приятели в один голос.
   – Вы никогда не слышали ее имени? – спросил Руденко.
   – Ваша дочь не упоминала ее имени в разговоре? Может быть, как-то вскользь… – с надеждой голосе произнесла гадалка.
   Женщина сняла с головы шарф, закрыла им лицо и беззвучно затряслась от рыданий.
   – Я же сказал – нет, – раздражаясь, отчеканил здоровяк. – Если бы у меня было десять детей, я бы еще засомневался… Друзей своей дочери я знал не только, извините, по имени… я знал о них все, всю подноготную. Дочь ничего от меня не скрывала! Да и можно ли не знать, не интересоваться? – мужчина пожал плечами и стал расхаживать по комнате.
   – Да она мне доверяла больше, чем матери, – продолжал он. – Все, все рассказывала, делилась, – губы хозяина задрожали.
   Его супруга, не выдержав, встала и вышла из комнаты.
   – Уходите! – отрезал ее муж. – Нам не о чем больше говорить! Я вам все сказал и в своих словах уверен, – добавил он, выставив вперед указательный палец.
   Руденко и Милославская переглянулись, поднялись со своих мест и молча направились к порогу. На ходу отыскав в сумочке завалявшуюся визитку, Яна достала ее и молча положила на маленькую полочку возле зеркала. На всякий случай…

ГЛАВА 13

   «А если они ошибаются? – думала Милославская по дороге назад. – А если просто не вспомнили Галюсиного имени? Ведь память человека устроена очень разумно. Она отбрасывает все то, что человеку кажется не особо существенным, дабы не обременять его рассудок лишними фактами… Нет, навряд ли. Этот здоровяк, похоже, держал дочь в ежовых рукавицах. Говорит, она все ему доверяла. Возможно. Но в теплые отношения все же верится не очень. Скорее, тут попахивает авторитарным воспитанием. Может быть, он что-то скрывает? Но зачем? Какой смысл? Нет, он не лжет.»
   Сомнения терзали разум Яны. Она смотрела в окно, и не отвечала на вопрос, который уже в очередной раз задал ей Руденко.
   – Расстроилась? – с некоторой ехидностью спрашивал он ее, и, понимая, что у гадалки нет особого желания вступать с ним в распри, продолжал, не дожидаясь ответа: – А я тебе говорил – нечего там делать! Но разве ты послушаешь своего боевого товарища? Нет. Вот и пожинай плоды своего упорства.
   – Сема, помолчи, а, – сделав страдальческое лицо, протянула Милославская, – не мешай думать.
   – Ты, конечно, думаешь о том, что карты тебе помогут, – ухмыльнулся Три Семерки. – Веришь во всякую белиберду.
   – Блажен, кто верует, учти, – с некоторой обидой ответила гадалка и отвернулась.
   – А я че, я ниче, – пробормотал Руденко, как-то втянув голову в плечи.
   Между приятелями на некоторое время установилось молчание. Несколько позже Семен Семеныч, наверное, чувствуя свою вину, решил его нарушить.
   – Эх, начальство теперь затаскает… – протянул он, почесывая в затылке и косясь на Милославскую.
   – Не привыкать, – пожав плечами, сказала Яна, не поворачивая головы от окна. – Ты останови мне, Семен Семеныч, у поворота, я там дойду.
   Три Семерки присвистнул и воскликнул:
   – Далековато идти-то придется!
   – Ничего, прогуляюсь.
   – Яна Борисовна, ладно тебе, прости меня, дурака! – сморщившись, протянул Руденко. – Знаешь же – обидеть тебя я не хотел!
   – Я просто хочу развеяться, – отчетливо выговаривая каждое слово, произнесла Милославская. – Мне подумать надо, побыть наедине с собой.
   – Так бы и сказала, пога… – начал было Семен Семеныч, сдвинув указательным пальцем фуражку на затылок, и осекся на полуслове.
   А ведь он был прав – Яне не терпелось поскорее распрощаться с ним, чтобы взяться за карты. Ей сейчас так не хватало их дружеского совета! Гадалка намеревалась по пути до дома все еще раз хорошенько взвесить, подумать, какой именно вопрос задать картам и какую из них для работы выбрать, и, переступив порог, сразу же приняться за гаданье.
   Она укоризненно покосилась на приятеля, но ничего не сказала, может быть, потому, что в действительности его слова ей не досаждали, ибо сказаны были как и обычно – не со зла. Руденко, как дитя, не ведал, что творил, точнее, что говорил.
   Как и просила Яна, он довез ее до поворота на Агафоновку, и, шутливо отдав честь, развернулся и поехал по своим рабочим делам. Гадалка не спеша стала подниматься вверх по тропинке вдоль ухабистой извилистой дороги, по которой «проползали» мимо нечастые автомобили.
   Пройдя пару кварталов, Милославская остановилась, чтобы отдышаться. Она запыхалась, сердце ее билось часто, хотя Яна и брела неторопливо. Крутой подъем, жаркий день и давно забытая физическая подготовка давали о себе знать. Дул едва уловимый ветерок, но он не приносил облегчения. Яна прикинула оставшийся до дома путь и на мгновенье пожалела, что отказалась от услуги Руденко довезти ее до самых ворот. Ловить попутку она тем не менее не хотела: обидно делать это, отмерив шагами уже около километра.
   Яна огляделась и увидела несколько в стороне от углового дома старое иссохшееся и растрескавшееся бревно со спиленными сучьями. Позади него росло молодое еще деревце, но ветви уже бросали тень на землю. В голове гадалки мелькнула мысль присесть и отдохнуть, и она ей понравилась.
   – Обмозгую все еще разок как следует, – незаметно для самой себя вслух пробормотала она и, поправив сумочку, перекинутую через плечо, неторопливо зашагала к бревну.
   Отряхнув с него мелкие щепочки и пыль, гадалка присела на самый краешек. Опустив руку на дно сумочки, она стала шарить ею в поисках сигарет и зажигалки. Зажигалку Яна нащупала сразу же, а вот вместо сигарет в руке оказались… карты.
   – Хм, – усмехнулась гадалка, – как хорошо, что это вошло у меня в привычку!
   На самом деле, машинально, незаметно для самой себя она стала постоянно бросать вместе с ключами, зеркальцем, помадой и прочими мелочами карты, как одну из необходимых и вещей.
   Положив колоду на краешек, Милославская взяла в губы сигарету, поднесла к ней зажигалку и уже через пару секунд из ее рта змейкой потянулась сизая струйка дыма. «Эх, Галюся, Галюся, – думалось ей в этот момент, – где ты сейчас? Что с тобой? Как скорее тебе помочь? Если, конечно, не приведи Господь, я с этим еще не опоздала…»
   Одной рукой придерживая сигарету, другой Яна взяла колоду и перевернула первую из карт, лежащую крапом вверх.
   – Джокер… – улыбнувшись, произнесла она. – Сюрприз… Ах, мне так не хватает сейчас приятного сюрприза! – гадалка вздохнула.
   Воображение стало рисовать ей, какие приятные открытия мог бы помочь ей сделать Джокер. Она представляла, как ей открылись интереснейшие важные факты, как внезапно наступила развязка дела, как преступники попали в крепкие лапы закона, представила Галюсю в объятьях обезумевшего от счастья отца. Так просидела Милославская около пятнадцати минут, пока, наконец, мысленно ен сказала самой себе: «Мечтать не вредно!»
   Эта фраза мгновенно охладила ее и вернула к действительности, прокрутив факты которой в своем сознании, Милославская не нашла ничего утешительного. Да и Джокер, в конце концов, мог как подвести ее к развязке, так и окончательно все запутать. Не даром же он имел второе название – Сюрприз.
   Милославская давно уже затушила сигарету. Она смяла пустую пачку и, привыкшая к порядку, не бросила ее на землю, а сунула туда же, куда и зажигалку – в сумку. В маленький внутрений кармашек бокового отделения, она положила и колоду, всю, кроме Джокера.
   Сюрприз смотрел на нее озорно и игриво и так и манил изведать неизведанное. Милославская посмотрела по сторонам – ей гораздо уютнее было углубиться в таинство гадания, не отдавая себя на суд посторонних. В округе на счастье было пусто. Только сварливые куры копошились в траве соседнего заброшенного палисадника. Никто, наверное, не хотел в такую жару высовываться на улицу.
   Яна облокотилась то гибкий ствол деревца, того самого, что росло позади бревна. Сидеть ей было не удобно: ствол гнулся и короткие сучки его впивались в спину. «Надо настроиться», – скомандовала гадалка сама себе. Она попыталась медитировать, и представила себя на райском острове, на песчаном берегу лазурного моря. Маленькие листочки, тревожимые легким ветерком, шумели за спиной Милославской, а она пыталась внушить себе, что звуки прибоя.
   Плохо ли хорошо ли, но через некоторое время гадалка обрела определенное душевное равновесие. Она, как обычно, положила ладонь на карту, и…Джокер сразу же, на удивление быстро, пошел на контакт. В сознании гадалки все смешалось, где-то в черной дали замелькали малопонятные образы, фигуры, предметы. Они кружились в быстром танце, не позволяя как следует рассмотреть себя и не давая никаких намеков.
   Сначала картина была черно-белая. Потом вдруг неизвестно как она обрела краски: синие, зеленые, желтые, разные. Но все по-прежнему было покрыто покровом тайны.
   В тот самый момент, когда Милославской практически полностью овладело отчаянье, кроме всего прочего среди танцующих появились еще и какие-то буквы. Они, тоже разноцветные, появлялись и исчезали, как-то прятались одна за другую, пока, наконец, не выстроились в одни ряд, позволив гадалке прочитать: «Самсон».
   В тот же самый миг все исчезло, как исчезает изображение с экрана телевизора, когда отключают электроэнергию. Яна глубоко вздохнула и… очнулась.
   Она открыла глаза и взглядом обвела местность. Вокруг было также тихо и спокойно. Милославскую это обрадовало, поскольку она могла еще какое-то время посидеть здесь спокойно и полностью прийти в себя.
   Самсон… Это странное для нынешнего времени имя ни о чем ей не говорило. Она стала перебирать все ее разговоры с Незнамовым. Нет, ни о ком подобном он и словом не обмолвился. Яна подумала, что, возможно, так звали или называли кого-то из похитителей, но эта мысль ей показалась очень сомнительной, и она отогнала ее прочь.
   «Самсон… Самсон…», – мысленно вторила она. А на язык так и напрашивалось: «Далила». Два этих имени в сознании Яны были неразрывно связаны, память хранила их как нечто целое с тех самых пор, как она впервые познакомилась с библейскими историями.
   Как ни странно, она узнала об этих героях ни в детстве, ни даже в юности, а уже будучи замужней женщиной, матерью четырехлетнего сына. Увлекшись новым зарубежным мультипликационным сериалом, мальчуган о каждой из серий стал подробно рассказывать матери, а потом он же заявил: «Мамуленька, знаешь из какой это книги? Это из библии! Из нее рассказики взяли и сделали мультики.» Так он просветил мать и насчет Самсона с Далилой.
   Израильский судья, наделенный сказочной силой, Самсон… И рады бы избавиться от него филистимляне, да невдомек им было в чем заключается фантастическая сила героя. Женщина! Женщина, имя которой Коварство, пришла им на помощь. Самсон без ума любил Далилу, а свою заветную тайну и ей не доверял. Но Далила, уговоренная филистимлянами, была так назойлива в своих уговорах, что…Самсон сдался.
   «Если остричь волосы на голове моей, – сказал он ей, то отступит от меня сила, и я стану таким же, как все люди». В этот же день уснувший Самсон лишился своих волос и своей силы.
   «И что? – спрашивала себя Милославская. – Разве мне это о чем-то говорит? Может быть, Далила – это некий прототип Гали Незнамовой, а Самсон – Дмитрия Германовича? Нет, чепуха какая-то!»
   Разные мысли крутились в голове гадалки, но каждая из них казалась ей еще глупее, чем предыдущая, и ни к одной, как говорится, душа не лежала. «Надо же, Джокер… Джокер, как всегда, сумел меня удивить. Я надеялась приблизиться к разгадке, а все только еще больше запуталось.» Сюрприз, вопреки надежде Яны, оказался отнюдь не приятным.
   Поразмышляв так некоторое время, Милославская вздохнула с огорчением, поднялась с бревна, неудобство которого она к тому моменту перестала ощущать, но которое теперь отозвалось во всем ее теле ноющей болью, и неторопливо зашагала вверх по тропке, которая обещала, наконец, привести ее к родному очагу.
   Она делала шаг за шагом, и с каждым из них слово Самсон отзывалось в ее сознании. Оно крутилось в голове гадалки и иногда невольно слетало у нее с языка, и, если бы кто-то в этот момент посмотрел на Милославскую со стороны, то наверняка бы принял ее за сумасшедшую. Она шевелила губами, а в некоторые моменты мысленные ее рассуждения сопровождались незаметными для нее самой жестикуляциями и мимическими проявлениями: то брови вдруг удивленно поднимались высоко, то нижняя губа, выражая сомнение, выпячивалась.
   Так Милославская прошла еще около двух кварталов и собиралась пересечь очередную неширокую дорогу, как звук автомобильного сигнала заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Почему-то машинально закрыв уши ладонями и на мгновенье зажмурив глаза, она не сразу обернулась, а обернувшись, обнаружила позади себя автомобиль одного из соседей, который смотрел на нее, посмеиваясь.
   Яна глянула на него не без укоризны. Тот стал кивать ей, приглашая в салон.
   – Дойду! – крикнула Яна, махнув рукой и зашагала дальше.
   Сигнал раздался снова. Сосед побольше приоткрыл окно и закричал:
   – Яна Борисовна! Ну что вы в самом деле?! Идемте подвезу! Вон вид у вас какой усталый. Не дело ж это – молодой красивой даме по жаре ноги оббивать!
   – Да нет, спасибо, – учтиво улыбаясь, ответила гадалка, – поезжайте, мне прогуляться хочется!
   – Я-ана Борисовна, – нараспев протянул тот снова.
   Ситуация начинала досаждать Милославской, и она решила, что лучше уж согласиться. Сзади обойдя машину, она открыла соседнюю с водительской дверцу и, благодаря заботливого соседа за участие, стала усаживаться рядом с ним. Расположившись как следует, она глянула в зеркало заднего вида и слегка поправила прическу.
   – Хорошо выглядите, – уловив ее жест, заметил сосед. – А я вот тоже только из парикмахерской, – он провел рукой по коротко стриженному затылку. На Маркина, знаете, неплохо стригут. Там недавно открылось и берут еще недорого.
   – Где это? – из вежливости поинтересовалась гадалка.
   – Да на Маркина, где раньше кинотеатр «Октябрь» был, теперь его помещение разные конторы арендуют. Там, знаете, еще ресторанчик рядом какой-то.
   – На Маркина? – вновь пытаясь изобразить заинтересованность переспросила Милославская.
   – На Ма-аркина… – задумчиво протянула она в ту же минуту. – На Маркина… – Ресторанчик? Вы говорите – ресторанчик?
   – Ну да, – удивленно косясь на гадалку произнес мужчина.
   Воображение рисовало женщине названную улицу от и до.
   – Ресторанчик… Рестора-анчик! Рестора-анчик! – неожиданно и для себя, и для соседа взвизгнула Яна. – Александр Леонидыч, родной мой, дорогой! Как я вас люблю! – Милославская вдруг бросилась на шею соседу, отчего он резко вывернул руль вправо, и звонко чмокнула его в гладко выбритую щеку.
   Александр Леонидыч резко отшатнулся, потом захлопал глазами от удивления и, еле сдерживая всплеск эмоций и возвращая руль на нужное место, протянул:
   – Ну, Яна Борисовна, загадочная же вы женщина!
   – Александр Леонидыч! Многоуважаемый! Бога ради, доставьте меня в то место! Я вам все расходы оплачу!
   – Да что вы, что вы в самом деле?! Не последний же день эта парикмахерская работает, и цены они еще не завтра поднимут! Зачем так спешить? Да и на голове у вас еще полный порядок…
   – Да не нужна мне ваша парикмахерская! – громко расхохотавшись, воскликнула Яна.
   – Не нужна? – еще больше удивляясь, протянул Александр Леонидыч и дал по тормозам.
   – Нет, совершенно! Мне ресторанчик нужен, рес-то-ран-чик!
   – Ресторанчик? – вопрошала теперь уже не Яна, а ее сосед.
   – Да-да. Да!
   – Да бог с вами! И в нашем районе можно найти какую-нибудь приличную харчевню. А туда ехать далеко. Да и ресторан тот, говорят, шибко дорогой.
   «Дорогой…. – пронеслось в голове у Милославской. – Хм, это как раз то самое, что в духе Незнамова, его друзей и врагов. Да, это их стиль. Я просто обязана сейчас попасть в „Самсон и Далилу“.»
   Предположение Яны этой мыслью только подкрепилось. Теперь она была почти уверена, что разгадала подсказку Джокера.
   – Едем? – со всеобъемлющим оптимизмом обратилась она к Александру Леонидычу.
   Тот по-прежнему стоял на месте, не решаясь нажать на газ. Его желание сделать приятное соседке явно было исчерпано.
   – Да что вы какая! – пробурчал он, опустив глаза. – И с чего у вас такие приступы голода внезапные?!
   – Господи! – возопила Яна от нетерпения. – Да при чем тут какой-то несчастный голод?! Мне просто нужен ресторан!
   – Хм, зачем? – мужчина пожал плечами так, что голова его наполовину исчезла между ними.
   – Надо! Это долго объяснять, да вам и ни к чему. Едем! – Милославская всем телом подалась вперед, но сосед ее безнадежно не двигался с места.
   Тогда Яна решила применить средство, которое в общении с этим человеком никогда еще ее не подводило. Нет, она отнюдь не бросилась его соблазнять откровенными намеками. Просто выудила из кошелька сотенную купюру и, зажав ее между указательным и средним пальцами, небрежно протянула соседу.
   Тот каким-то неуловимым движением открыл бардачок и зачем-то, пренебрежительно сморщившись, протянул:
   – Зачем? Вы меня прямо обижаете. Зря. Зря вы так обо мне думаете.
   Купюра между тем со скоростью света исчезла в бардачке, а сам он уже нажал на газ и практически развернул машину.
   – Да ну что вы! – с искусственной признательностью воскликнула Яна. Искреннее желание благодарить этого человека у нее в тот момент как рукой сняло. – Я вам так благодарна! Так благодарна… – монотонно протянула она.
   Александр Леонидыч уже не слушал ее, а довольный, насвистывал какую-то незамысловатую мелодию времен своей молодости.
   Водил он из ряда вон плохо, и гадалку всю дорогу бросало из стороны в сторону. Сосед между тем ругал всех водителей на чем свет стоит и в самых конкретных выражениях посылал их… учиться в автошколу. Когда ему удавалось «сделать» кого-нибудь, он яро подмигивал Милославской и каждый раз приглаживал тот небогатый седой пух, сомнительно украшающий его изрядно проблескивающее темя, которому он дал громкое название челки.
   Яна подободострастно поддакивала ему кивками, с нетерпением ожидая, когда же «адская колесница» домчит, наконец, ее до нужного места. Александр Леонидыч никогда не был ей приятен. Почему – Милославская не могла объяснить, но эта антипатия давала о себе знать каждый раз, как только участливый сосед появлялся на горизонте. Гадалка, будучи человеком воспитанным, никогда не давала воли ее проявлению и мужественно выносила все беседы с Александром Леонидычем.
   Он жил кварталом ниже ее. Несмотря на свои сорок девять лет, ни разу не был не женат. Не пил, ни курил. Работал всю сознательную жизнь на заводе. Сначала простым работягой, потом мастером. За неимением семьи, любил посидеть у двора, на лавочке, поэтому, наверное, Яна и была с ним знакома, ведь больше никого с этого квартала она толком не знала.
   Вскоре гадалка и ее сосед миновали перекресток, поворот на котором знаменовал собой начало улицы Маркина.
   – Во-он, – указав рукой вперед, протянул Александр Леонидыч, – тут уж недалеко совсем.
   – Ага, – теперь уже с натуральной радостью поддакнула ему гадалка и прижала к себе сумочку, готовая выйти на улицу.