Страница:
Хорошо известно, какое исключительное значение имеет в истории России эта чудотворная святыня, покровительница Русской Церкви и Державы Российской. Перенесение Владимирской иконы из Константинополя в Киев, затем во Владимир и в Москву тесно связано с последовательными этапами в становлении и развитии русской государственности. Под благодатным осенением этой великой национальной святыни, являвшейся и семейной святыней дома Извековых, проходило духовное формирование личности будущего Патриарха.
Пелагея Извекова умело направляла воспитание сына. В доме было много религиозной литературы. Мать охотно читала сыну вслух, душеполезное чтение развивало его природные духовные наклонности и углубляло веру. Ознакомившись с Новым Заветом, мальчик стремился глубже постичь непреходящее значение заповедей Христовых. Вскоре у него появились любимые церковные писатели. «Я с детства увлекался творениями «Русского Златоуста» – архиепископа Херсонского Иннокентия, – вспоминал впоследствии Патриарх Пимен. – Мне всегда нравилась глубина его мыслей. Чем больше вчитывался я в его проповеди и другие произведения, тем больше восхищался его богословием. Что же касается формы изложения и красоты слога, то я был уверен в непревзойденности сего святителя, и если бы тогда кто-нибудь меня спросил, кто мне больше всех нравится из Херсонских архипастырей, я бы, не обинуясь, ответил: Иннокентий»[19].
Уже с детских лет храм Божий стал для будущего святителя самым дорогим местом: его умиляло благолепие церковных служб, глубоко в душу проникало стройное церковное пение. Вместе с матерью мальчик совершал паломничества в Троице-Сергиеву Лавру[20].
О своих незабываемых посещениях Лавры будущий ее Священноархимандрит вспоминал с глубокой благодарностью: «Привезенный своей родительницей в святую Лавру Сергиеву, когда мне исполнилось 8 лет, я впервые исповедовался и причащался Святых Тайн в Зосимо-Савватиевской церкви Лавры»[21].
Ногинский (богородский) краевед и журналист Е.Н. Глазков, земляк Патриарха Пимена, пишет: «Знакомясь с первыми годами жизни мальчика, трудно отделаться от впечатления, что все это уже где-то читал, где-то слышал: и простая набожная семья, и обет матери посвятить свое будущее дитя служению Богу… Ну, конечно же примерно в таких же выражениях повествуют о своих героях жития святых»[22].
Да, это так, и это в высшей мере справедливо. И в такой же мере все это не вымысел, а чистая правда – так оно и было. Именно такое народное благочестие, основанное на тысячелетних традициях Святой Руси, явилось мощным фактором духовного сопротивления безбожникам, пришедшим к власти в 1917 году и вскоре преданным анафеме[23].
Одним из первых законодательных актов новой власти явилось постановление Совнаркома «О передаче дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение Комиссариата по народному просвещению» (2 декабря 1917 года), упредившее последующий вскоре декрет об отделении Церкви от государства (20 января 1918 года)[24].
Мальчику Сереже Извекову тогда было 7 лет.
Одновременно большевики развязали шумные пропагандистские кампании по вскрытию и ликвидации святых мощей, началось насильственное закрытие монастырей и храмов. Но отделить Церковь от семьи с ее добрыми церковными традициями никакие постановления и декреты, никакие безумные акции безбожной власти не могли.
Занятиям в школе предшествовали уроки, которые Сергею Извекову давала опытный педагог и близкий друг семьи – Анна Андреевна Борисова, супруга богородского протоиерея Владимира Борисова.
В Богородском уезде в то время хорошо сохранились и были доступны для посещения старинные усадьбы с уютными старинными парками и роскошными дворцами – Гребнево и Каменки, Савинское и Глинки. В них некогда бывали Г.Р. Державин и В.А. Жуковский, П.А. Вяземский и М.Ю. Лермонтов, другие замечательные поэты и писатели. Дух поэзии витал над этими благословенными местами… И не здесь ли зародилась в отроке Сергее любовь к родной русской земле, любовь к отеческой поэзии? Не здесь ли родились первые строки его чистых и трогательных стихов?
Вот одно из них, посвященное родному городу. Оно так и озаглавлено – «В городе Богородске»:
Ведь именно в Богородске был создан знаменитый «Морозовский хор» (при поддержке известного предпринимателя-старообрядца), расцвет которого пришелся на начало XX столетия. Первым руководителем хора, исполнявшего древние церковные напевы, стал Иван Аверьянович Фортов, знаток крюкового пения; в 1907 году его сменил молодой регент Павел Васильевич Цветков (1881—1911), «вдохновитель знаменного пения». Под его руководством хор достиг известности, выступал в Московской и Санкт-Петербургской консерваториях, пел с императорской капеллой, записал несколько граммофонных пластинок. В детстве Сергей Извеков должен был слышать эти пластинки. Удивительно, что одновременно с церковными хорами на Богородско-Глуховской мануфактуре был создан Рабочий хор, которым несколько лет руководил Александр Васильевич Свешников (1890—1980), впоследствии всемирно известный дирижер, создавший Государственный хор русской песни СССР. Для него работа в Богородске стала первым шагом к вершинам хорового искусства, и он впоследствии всегда эти годы с благодарностью вспоминал. Рабочий хор под управлением А. В. Свешникова не раз выступал на Глуховской ткацкой фабрике, участвуя в благотворительных акциях.
В такой «музыкальной атмосфере» протекало детство будущего Патриарха – у стен старинных храмов и колоколен, заслонявших стены купеческих лавок и фабричных корпусов; они были не ниже, а даже выше их дымящихся труб, позволяя как бы не видеть наступления нового «стального века».
Богородск был совсем не захолустьем, в нем всю первую четверть XX века била ключом общественно-культурная жизнь. Здесь практически одновременно с Москвой появился свой кинематограф, а каждый киносеанс в то время был культурным событием, сопровождался музыкой в исполнении тапера или даже оркестра; перед началом сеанса часто выступали именитые артисты и популярные лекторы. При местном клубе приказчиков существовал небольшой оркестр под руководством скрипача Йозефа Кухарского, который по праву гордился тем, что является учеником великого польского композитора и скрипача-виртуоза Генрика Венявского. В Богородском реальном училище в 1907—1912 годах учились будущий знаменитый писатель Борис Пильняк (1894—1938) и менее знаменитый, но тоже очень талантливый Александр Перегудов (1894—1989). Любовь к Богородску, к русской провинции с ее тихим бытом и легендарным прошлым, зародившаяся в их душах тогда, нашла отражение в творчестве обоих.
В начале XX века большой популярностью в России стали пользоваться народные университеты, в которые принимались лица обоего пола, независимо от наличия диплома о среднем образовании. В Богородске было открыто отделение Московского народного университета им. А. Л. Шанявского (в Москве в таком университете учился Сергей Есенин).
Первая мировая война, отголоски которой взорвали безмятежное детство Сережи Извекова, пагубно сказалась на культурной жизни города и всего Богородского уезда. Молодые люди уходили добровольцами на фронт или были мобилизуемы в армию, часть общественных зданий, включая библиотеки, переоборудовалась под госпитали. Появились и беженцы, и мигранты, что объективно снижало уровень культуры в обществе.
Революцию 1917 года Богородск пережил относительно спокойно, хотя он весьма близко расположен к Москве, где шли классовые битвы и уличные бои, воздвигались баррикады и даже по Кремлю стреляли из пушек… Впрочем, дыхание революционных преобразований не могло не коснуться города – и даже его названия: 20 января 1930 года (спустя 13 лет) президиум ВЦИК постановил переименовать Богородск в Ногинск – в честь советского государственного и партийного деятеля В. П. Ногина[25]. Решение было принято по мотивам ходатайства Московского областного Исполнительного Комитета: «несоответствие существующего названия современному строю и культурно-политическому уровню населения»[26].
28 июня 1918 года по декрету советского правительства началась всеобщая национализация крупных промышленных предприятий. После национализации ткацкой фабрики промышленника Г. И. Шибаева ее руководство пригласило на должность главного механика Михаила Карповича Извекова. Рабочие Богородска относились к нему с глубоким уважением, ценили его профессиональное мастерство и душевную отзывчивость. Михаил Карпович принял это предложение, и семья переехала на другой конец города – в Истомкино, ближе к месту работы отца. С того времени Извековы стали прихожанами Богоявленского собора.
В мае 1918 года в этом соборе Божественную литургию совершил Патриарх Тихон в сослужении митрополита Владимирского Сергия (Страгородского), будущего Патриарха. Сергею Извекову было тогда около 8 лет. Есть все основания полагать, что мальчик был на том богослужении, и таким образом здесь молитвенно встретились три Патриарха. Благословляя прихожан храма, святитель Тихон, надо полагать, благословил и отрока Сергея.
Уже тогда ощущалось губительное и зловещее дыхание революционной стихии, шли аресты и расстрелы священнослужителей.
В сентябре 1918 года красногвардейцы зверски расправились с протоиереем Константином Голубевым, настоятелем Богоявленского собора. Он был известен своим твердым исповедничеством и пламенной миссионерской проповедью. Безбожники арестовали отца Константина, несколько дней держали в тюрьме, а затем приговорили к расстрелу без суда и следствия. Страдалец был еще жив, смертельно раненный, когда его бросили в ров и заживо закопали! Вместе с ним были убиты и сброшены в общую могилу солдат, отказавшийся стрелять, и сердобольная заступница – женщина из толпы, следовавшей за о. Константином к месту казни[27].
В том же 1918 году в окрестностях Богородска закрыли Берлюковский Николаевский мужской монастырь с соборным храмом во Имя Святой Троицы. В монастыре, основанном еще в начале XVII века, находилась святыня обители – чудотворный образ (обретенный в 1829 году) «Лобзание Христа Спасителя Иудою»[28]. Монахи, следуя давней традиции, собирали пожертвования, обнося окрестные села и города этой редкой иконой, весьма почитавшейся местным населением. Непременно посещали они село Воскресенское и город Богородск. Икона «Лобзание Иуды» запомнилась Сергею Извекову еще с детских лет как символ совершенной преданности Иисуса Христа воле Божией:
Земляку Патриарха Пимена журналисту Е.Н. Глазкову удалось в 1988 году встретиться и побеседовать с одноклассницами Сергея Извекова – Анной Григорьевной Поляковой и Клавдией Яковлевной Виноградовой. Вот что они вспомнили:
«Сидел он вместе с Юрой Тихомировым, они друзья были. Скромный очень. Был поведения хорошего… высокий, худой, красивый. Пел он замечательно. И мама у него очень хорошая была: добрая, сердечная, всегда нас, девчонок, приметит, ласковое слово скажет. И сестра моя Надежда его знала. Они даже вместе на лодке катались в Косино, на озере.
Я лет двадцать тому назад с ним виделась. Поехала в Загорск, зашла в Лавру и вижу: стоит кто-то в сутане. Присмотрелась: да ведь это он, Сергей! И он меня узнал, посмотрел так сердечно, дескать, подходи, поговорим. Но не смогла я этого сделать, словно ноги одеревенели, так оробела» (А.Г. Полякова).
«Мы, девчонки, узнали, что в Богоявленском соборе Сережа Извеков поет. Идем слушать его, любоваться. Голос у него был очень красивый. Мы бедовыми росли, бывало, вечером увяжемся за ним, а он, худющий, длиннющий, от нас бегом бежит, через парк домой. Не замечал он нас»[31] (К.Я. Виноградова).
Убегая от сверстниц-воздыхательниц, в праздничные и в свободные от учебы дни отрок Сергей неизменно был в храме Божием.
В Богоявленском соборе он читал и пел на клиросе, пел в хоре, которым руководил регент Иван Матвеевич Кузнецов. Был дружен с протодиаконом Тихвинского храма Филиппом Машно, иеродиаконом Геннадием, учился у них мастерству. Исполнял обязанности иподиакона у епископа Богородского Никанора (Кудрявцева), а затем у его преемника – епископа Платона (Руднева). Оба были викариями святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси.
Достойно внимания, что Преосвященный Никанор много лет являлся настоятелем Никольского единоверческого монастыря на Преображенском кладбище в Москве. Монастырь же этот был основан по настоянию митрополита Московского Филарета (Дроздова), который освятил обитель 19 декабря 1854 года, надев для этого старинный греческий омофор, старинную митру и панагию первого Московского Патриарха Иова; богослужение при этом совершил по старопечатным книгам[32]. В сан епископа Богородского, викария Московской епархии, владыка Никанор был хиротонисан в 1921 году в Москве, сразу же после того как Никольский монастырь прекратил свое существование. Скончался он 30 октября 1923 года от чахотки, имея от роду около 50 лет; похоронен в Москве на Семеновском кладбище; могила его почитается многими верующими, постоянно здесь заказываются панихиды и литии.
Преосвященный Платон (Руднев) был выпускником Московской Духовной академии, которую окончил со степенью кандидата богословия; хиротонисан во епископа Богородского 1 октября 1923 года; впоследствии был сослан на Соловки и в Зырянский край (Усть-Сысольск)[33]; преставился в январе 1936 года. Будучи Соловецким узником, он принял участие в составлении и подписал «Памятную записку Соловецких епископов» – акт мужественного исповедания веры. В записке было твердо сказано о «непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, официальной философией коммунистической партии и руководимого ею Правительства советских республик»[34].
Духовная близость Сергея Извекова с этими замечательными иерархами – подвижниками и исповедниками, один из которых был связан с традицией благочестия допетровской, старообрядческой Святой Руси, а другой был репрессирован безбожной большевистской властью, многое объясняет в его биографии. Их образы он запечатлел впоследствии, в 1949 году, в трогательных, можно сказать, умилительных стихах: «строгий по виду, душою же близкий» («Никанор»); «веры глубокой носитель», «проповедник чудесный» («Платон»).
В 1923 году Сергея Извекова, обладавшего прекрасным звучным голосом, пригласили в архиерейский хор Богоявленского собора. Об этом времени он впоследствии вспомнит в стихах:
Его успех на этом поприще объясняется не только высоким профессионализмом. Достаточно взглянуть на фотографию Сергея Извекова, чтобы стало ясно: это чистая, глубоко верующая душа, устремленная к горнему. Точно так же, как иконописец, успех которого зависит от его личной праведности и молитвенного настроя, должен быть глубоко верующим и регент, чтобы петь и молиться всей душой. Тогда и хор «резонирует» в унисон с регентом, поет «с душой», и это настроение передается предстоящим в храме, они молятся в едином порыве и чувствуют себя, как на небе. Иеромонах Даниил (Сарычев) перефразировал известную пословицу «Каков поп, таков и приход» следующим образом: «Какой регент – такой и хор»[36].
Талантливого молодого регента пытались «переманить» из церковной ограды на сцену концертного зала или на театральные подмостки. Бог ведает, с какими другими искушениями он сталкивался. Ведь культурная жизнь в Богородске не затихала и в то трудное время, хотя ушла в совсем другое русло.
В 1920 году при Глуховском фабричном клубе был организован драматический кружок, которым стал заведовать Федор Петрович Кузнецов (умер в 1953 году), самодеятельный художник и скульптор[37].
2 марта 1924 года в Богородске было торжественно открыто движение трамвая, соединившего район Истомкино, где жил Сергей Извеков, с центром города, где находился Богоявленский собор. Это событие хорошо ему запомнилось, ведь трамвайное депо было почти рядом с домом. Ясно, что техника может быть делом богоугодным и призвана служить человеку. В этой связи уместно вспомнить эпизод из жития святителя Иоанна, архиепископа Новгородского (†1186, память 7/20 сентября): подвижник не растерялся, а осенил крестным знамением беса, неожиданно вылезшего из рукомойника; более того, он «оседлал» беса и совершил таким образом паломничество в Святой Град Иерусалим ко Гробу Господню.
Трамвай в Богородске и поныне примечателен тем, что линия его полностью однопутная, со специальными разъездами на некоторых остановках. Пользование им значительно облегчило «транспортную проблему», но Сергей Извеков часто предпочитал ходить по-прежнему – пешком.
В следующем году на базе кинотеатра «Колизей» была образована передвижная театральная труппа, которая выступала в клубах уезда. В Богородск приезжали на гастроли знаменитые актеры О. Л. Книппер-Чехова, В. И. Качалов, М. И. Жаров, они помогали молодой труппе своими советами. В последующие годы богородский зритель мог увидеть почти весь тогдашний театральный репертуар, пьесы таких популярных советских авторов, как К. А. Тренев («Любовь Яровая»), В. В. Вишневский («Оптимистическая трагедия»), В. В. Иванов («Бронепоезд 14—69»), Н. Ф. Погодин («Кремлевские куранты») и т. п.
Но к любой пропаганде советского режима, и к театральной тоже, Сергей Извеков оставался равнодушен. Любящий и послушный сын, он помнил о том обете, который дала его мать Богу. Помнил и стремился его исполнить. Душа его всецело была устремлена к Богу, именно эта устремленность духовно окрыляла, делала счастливым. Юноша старался все свободное время отдавать молитве и участию в литургической жизни, пользовался каждой возможностью, чтобы побывать в Москве, где молился в особенно «музыкальных» храмах – тех, что славились своей строго уставной службой, лучшими хорами и лучшими регентами.
Иеромонах Даниил Сарычев вспоминает: «…Лучшим московским регентом в 20-е годы был Николай Данилин[38]. Он управлял хором в белом двухэтажном храме великомученицы Параскевы Пятницы, и хор его состоял из остатков Синодального хора, которым он управлял до революции… Мне говорил Святейший Патриарх Пимен, сам в молодости бывший на Москве регентом: «Для меня было достаточно услышать только «Аминь», и я уже понимал, что такое Данилин, какая это звезда была русская!» Как в театре лучшим певцом был Шаляпин, так и лучшим русским регентом – Данилин. Очень строгий был, как зверь стоял. Но подобных не было!»[39]
Пелагея Извекова умело направляла воспитание сына. В доме было много религиозной литературы. Мать охотно читала сыну вслух, душеполезное чтение развивало его природные духовные наклонности и углубляло веру. Ознакомившись с Новым Заветом, мальчик стремился глубже постичь непреходящее значение заповедей Христовых. Вскоре у него появились любимые церковные писатели. «Я с детства увлекался творениями «Русского Златоуста» – архиепископа Херсонского Иннокентия, – вспоминал впоследствии Патриарх Пимен. – Мне всегда нравилась глубина его мыслей. Чем больше вчитывался я в его проповеди и другие произведения, тем больше восхищался его богословием. Что же касается формы изложения и красоты слога, то я был уверен в непревзойденности сего святителя, и если бы тогда кто-нибудь меня спросил, кто мне больше всех нравится из Херсонских архипастырей, я бы, не обинуясь, ответил: Иннокентий»[19].
Уже с детских лет храм Божий стал для будущего святителя самым дорогим местом: его умиляло благолепие церковных служб, глубоко в душу проникало стройное церковное пение. Вместе с матерью мальчик совершал паломничества в Троице-Сергиеву Лавру[20].
О своих незабываемых посещениях Лавры будущий ее Священноархимандрит вспоминал с глубокой благодарностью: «Привезенный своей родительницей в святую Лавру Сергиеву, когда мне исполнилось 8 лет, я впервые исповедовался и причащался Святых Тайн в Зосимо-Савватиевской церкви Лавры»[21].
Ногинский (богородский) краевед и журналист Е.Н. Глазков, земляк Патриарха Пимена, пишет: «Знакомясь с первыми годами жизни мальчика, трудно отделаться от впечатления, что все это уже где-то читал, где-то слышал: и простая набожная семья, и обет матери посвятить свое будущее дитя служению Богу… Ну, конечно же примерно в таких же выражениях повествуют о своих героях жития святых»[22].
Да, это так, и это в высшей мере справедливо. И в такой же мере все это не вымысел, а чистая правда – так оно и было. Именно такое народное благочестие, основанное на тысячелетних традициях Святой Руси, явилось мощным фактором духовного сопротивления безбожникам, пришедшим к власти в 1917 году и вскоре преданным анафеме[23].
Одним из первых законодательных актов новой власти явилось постановление Совнаркома «О передаче дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение Комиссариата по народному просвещению» (2 декабря 1917 года), упредившее последующий вскоре декрет об отделении Церкви от государства (20 января 1918 года)[24].
Мальчику Сереже Извекову тогда было 7 лет.
Одновременно большевики развязали шумные пропагандистские кампании по вскрытию и ликвидации святых мощей, началось насильственное закрытие монастырей и храмов. Но отделить Церковь от семьи с ее добрыми церковными традициями никакие постановления и декреты, никакие безумные акции безбожной власти не могли.
Занятиям в школе предшествовали уроки, которые Сергею Извекову давала опытный педагог и близкий друг семьи – Анна Андреевна Борисова, супруга богородского протоиерея Владимира Борисова.
В Богородском уезде в то время хорошо сохранились и были доступны для посещения старинные усадьбы с уютными старинными парками и роскошными дворцами – Гребнево и Каменки, Савинское и Глинки. В них некогда бывали Г.Р. Державин и В.А. Жуковский, П.А. Вяземский и М.Ю. Лермонтов, другие замечательные поэты и писатели. Дух поэзии витал над этими благословенными местами… И не здесь ли зародилась в отроке Сергее любовь к родной русской земле, любовь к отеческой поэзии? Не здесь ли родились первые строки его чистых и трогательных стихов?
Вот одно из них, посвященное родному городу. Оно так и озаглавлено – «В городе Богородске»:
Молитва с детских лет осенила Сергея Извекова своим благодатным покровом, и он, можно сказать, от колыбели был «человеком Божьим». А своей малой родине обязан будущий Патриарх редким знанием хоровой музыки, безупречным музыкальным вкусом и любовью к церковным напевам.
Близ Москвы, у шоссейной дороги,
Где на Нижний идут ходоки,
Богородск. Там же берег отлогий
Вдоль обрывистой Клязьмы-реки.
В летний день много тени и влаги,
А зимой – белый снежный покров…
Много фабрик: «Морозов», «Елагин»
Средь больших и уютных дворов.
Да высоких два храма со звоном,
Красотой и величьем пленя,
Бархатистым малиновым звоном
Призывали к молитве меня.
Ведь именно в Богородске был создан знаменитый «Морозовский хор» (при поддержке известного предпринимателя-старообрядца), расцвет которого пришелся на начало XX столетия. Первым руководителем хора, исполнявшего древние церковные напевы, стал Иван Аверьянович Фортов, знаток крюкового пения; в 1907 году его сменил молодой регент Павел Васильевич Цветков (1881—1911), «вдохновитель знаменного пения». Под его руководством хор достиг известности, выступал в Московской и Санкт-Петербургской консерваториях, пел с императорской капеллой, записал несколько граммофонных пластинок. В детстве Сергей Извеков должен был слышать эти пластинки. Удивительно, что одновременно с церковными хорами на Богородско-Глуховской мануфактуре был создан Рабочий хор, которым несколько лет руководил Александр Васильевич Свешников (1890—1980), впоследствии всемирно известный дирижер, создавший Государственный хор русской песни СССР. Для него работа в Богородске стала первым шагом к вершинам хорового искусства, и он впоследствии всегда эти годы с благодарностью вспоминал. Рабочий хор под управлением А. В. Свешникова не раз выступал на Глуховской ткацкой фабрике, участвуя в благотворительных акциях.
В такой «музыкальной атмосфере» протекало детство будущего Патриарха – у стен старинных храмов и колоколен, заслонявших стены купеческих лавок и фабричных корпусов; они были не ниже, а даже выше их дымящихся труб, позволяя как бы не видеть наступления нового «стального века».
Богородск был совсем не захолустьем, в нем всю первую четверть XX века била ключом общественно-культурная жизнь. Здесь практически одновременно с Москвой появился свой кинематограф, а каждый киносеанс в то время был культурным событием, сопровождался музыкой в исполнении тапера или даже оркестра; перед началом сеанса часто выступали именитые артисты и популярные лекторы. При местном клубе приказчиков существовал небольшой оркестр под руководством скрипача Йозефа Кухарского, который по праву гордился тем, что является учеником великого польского композитора и скрипача-виртуоза Генрика Венявского. В Богородском реальном училище в 1907—1912 годах учились будущий знаменитый писатель Борис Пильняк (1894—1938) и менее знаменитый, но тоже очень талантливый Александр Перегудов (1894—1989). Любовь к Богородску, к русской провинции с ее тихим бытом и легендарным прошлым, зародившаяся в их душах тогда, нашла отражение в творчестве обоих.
В начале XX века большой популярностью в России стали пользоваться народные университеты, в которые принимались лица обоего пола, независимо от наличия диплома о среднем образовании. В Богородске было открыто отделение Московского народного университета им. А. Л. Шанявского (в Москве в таком университете учился Сергей Есенин).
Первая мировая война, отголоски которой взорвали безмятежное детство Сережи Извекова, пагубно сказалась на культурной жизни города и всего Богородского уезда. Молодые люди уходили добровольцами на фронт или были мобилизуемы в армию, часть общественных зданий, включая библиотеки, переоборудовалась под госпитали. Появились и беженцы, и мигранты, что объективно снижало уровень культуры в обществе.
Революцию 1917 года Богородск пережил относительно спокойно, хотя он весьма близко расположен к Москве, где шли классовые битвы и уличные бои, воздвигались баррикады и даже по Кремлю стреляли из пушек… Впрочем, дыхание революционных преобразований не могло не коснуться города – и даже его названия: 20 января 1930 года (спустя 13 лет) президиум ВЦИК постановил переименовать Богородск в Ногинск – в честь советского государственного и партийного деятеля В. П. Ногина[25]. Решение было принято по мотивам ходатайства Московского областного Исполнительного Комитета: «несоответствие существующего названия современному строю и культурно-политическому уровню населения»[26].
28 июня 1918 года по декрету советского правительства началась всеобщая национализация крупных промышленных предприятий. После национализации ткацкой фабрики промышленника Г. И. Шибаева ее руководство пригласило на должность главного механика Михаила Карповича Извекова. Рабочие Богородска относились к нему с глубоким уважением, ценили его профессиональное мастерство и душевную отзывчивость. Михаил Карпович принял это предложение, и семья переехала на другой конец города – в Истомкино, ближе к месту работы отца. С того времени Извековы стали прихожанами Богоявленского собора.
В мае 1918 года в этом соборе Божественную литургию совершил Патриарх Тихон в сослужении митрополита Владимирского Сергия (Страгородского), будущего Патриарха. Сергею Извекову было тогда около 8 лет. Есть все основания полагать, что мальчик был на том богослужении, и таким образом здесь молитвенно встретились три Патриарха. Благословляя прихожан храма, святитель Тихон, надо полагать, благословил и отрока Сергея.
Уже тогда ощущалось губительное и зловещее дыхание революционной стихии, шли аресты и расстрелы священнослужителей.
В сентябре 1918 года красногвардейцы зверски расправились с протоиереем Константином Голубевым, настоятелем Богоявленского собора. Он был известен своим твердым исповедничеством и пламенной миссионерской проповедью. Безбожники арестовали отца Константина, несколько дней держали в тюрьме, а затем приговорили к расстрелу без суда и следствия. Страдалец был еще жив, смертельно раненный, когда его бросили в ров и заживо закопали! Вместе с ним были убиты и сброшены в общую могилу солдат, отказавшийся стрелять, и сердобольная заступница – женщина из толпы, следовавшей за о. Константином к месту казни[27].
В том же 1918 году в окрестностях Богородска закрыли Берлюковский Николаевский мужской монастырь с соборным храмом во Имя Святой Троицы. В монастыре, основанном еще в начале XVII века, находилась святыня обители – чудотворный образ (обретенный в 1829 году) «Лобзание Христа Спасителя Иудою»[28]. Монахи, следуя давней традиции, собирали пожертвования, обнося окрестные села и города этой редкой иконой, весьма почитавшейся местным населением. Непременно посещали они село Воскресенское и город Богородск. Икона «Лобзание Иуды» запомнилась Сергею Извекову еще с детских лет как символ совершенной преданности Иисуса Христа воле Божией:
После закрытия Берлюковской пустыни эта икона была принята Покровским храмом села Воскресенского, и перед ней порой молился будущий Патриарх. Впоследствии эта икона не раз возникнет в его жизни как знак, подаваемый свыше[29]. Вскоре под сводами богородских храмов оказались святыни других закрываемых монастырей – образ преподобного Сергия из Троице-Сергиевой Лавры, икона преподобного Саввы Сторожевского из Звенигородского Саввино-Сторожевского монастыря, Иерусалимская икона Пресвятой Богородицы из подмосковного города Бронницы[30].
Прими, Господь, стремленье
И душу облегчи,
Мне даруй исцеленье
И вере научи.
* * *
В Богородскую среднюю школу имени В. Г. Короленко Сергея Извекова приняли в 1924 году сразу в 3-й класс, что с очевидностью свидетельствует о его незаурядных умственных способностях. То была образцовая школа, бывшая гимназия, сохранившая дореволюционные традиции и прежний состав учителей. По успеваемости он всегда был среди лучших учеников, отличаясь к тому же разносторонностью интересов, с увлечением занимаясь в самодеятельных кружках. Технические и гуманитарные предметы одинаково увлекали Сергея. После занятий его видели то в одном, то в другом школьном кружке. Сохранилось удостоверение, данное ученику III группы Извекову Сергею Михайловичу, что он «является лаборантом физкабинета школы им. Короленко и ему разрешается посещать кабинет во внеурочное время». Об этом в свое время с удовольствием вспоминали его учителя: Елизавета Алексеевна Писловская (русский язык и литература), Николай Алексеевич Клюев (физика), Евгения Романовна Буткевич (немецкий язык), Петр Порфирьевич Махов (рисование) и другие.Земляку Патриарха Пимена журналисту Е.Н. Глазкову удалось в 1988 году встретиться и побеседовать с одноклассницами Сергея Извекова – Анной Григорьевной Поляковой и Клавдией Яковлевной Виноградовой. Вот что они вспомнили:
«Сидел он вместе с Юрой Тихомировым, они друзья были. Скромный очень. Был поведения хорошего… высокий, худой, красивый. Пел он замечательно. И мама у него очень хорошая была: добрая, сердечная, всегда нас, девчонок, приметит, ласковое слово скажет. И сестра моя Надежда его знала. Они даже вместе на лодке катались в Косино, на озере.
Я лет двадцать тому назад с ним виделась. Поехала в Загорск, зашла в Лавру и вижу: стоит кто-то в сутане. Присмотрелась: да ведь это он, Сергей! И он меня узнал, посмотрел так сердечно, дескать, подходи, поговорим. Но не смогла я этого сделать, словно ноги одеревенели, так оробела» (А.Г. Полякова).
«Мы, девчонки, узнали, что в Богоявленском соборе Сережа Извеков поет. Идем слушать его, любоваться. Голос у него был очень красивый. Мы бедовыми росли, бывало, вечером увяжемся за ним, а он, худющий, длиннющий, от нас бегом бежит, через парк домой. Не замечал он нас»[31] (К.Я. Виноградова).
Убегая от сверстниц-воздыхательниц, в праздничные и в свободные от учебы дни отрок Сергей неизменно был в храме Божием.
В Богоявленском соборе он читал и пел на клиросе, пел в хоре, которым руководил регент Иван Матвеевич Кузнецов. Был дружен с протодиаконом Тихвинского храма Филиппом Машно, иеродиаконом Геннадием, учился у них мастерству. Исполнял обязанности иподиакона у епископа Богородского Никанора (Кудрявцева), а затем у его преемника – епископа Платона (Руднева). Оба были викариями святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси.
Достойно внимания, что Преосвященный Никанор много лет являлся настоятелем Никольского единоверческого монастыря на Преображенском кладбище в Москве. Монастырь же этот был основан по настоянию митрополита Московского Филарета (Дроздова), который освятил обитель 19 декабря 1854 года, надев для этого старинный греческий омофор, старинную митру и панагию первого Московского Патриарха Иова; богослужение при этом совершил по старопечатным книгам[32]. В сан епископа Богородского, викария Московской епархии, владыка Никанор был хиротонисан в 1921 году в Москве, сразу же после того как Никольский монастырь прекратил свое существование. Скончался он 30 октября 1923 года от чахотки, имея от роду около 50 лет; похоронен в Москве на Семеновском кладбище; могила его почитается многими верующими, постоянно здесь заказываются панихиды и литии.
Преосвященный Платон (Руднев) был выпускником Московской Духовной академии, которую окончил со степенью кандидата богословия; хиротонисан во епископа Богородского 1 октября 1923 года; впоследствии был сослан на Соловки и в Зырянский край (Усть-Сысольск)[33]; преставился в январе 1936 года. Будучи Соловецким узником, он принял участие в составлении и подписал «Памятную записку Соловецких епископов» – акт мужественного исповедания веры. В записке было твердо сказано о «непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, официальной философией коммунистической партии и руководимого ею Правительства советских республик»[34].
Духовная близость Сергея Извекова с этими замечательными иерархами – подвижниками и исповедниками, один из которых был связан с традицией благочестия допетровской, старообрядческой Святой Руси, а другой был репрессирован безбожной большевистской властью, многое объясняет в его биографии. Их образы он запечатлел впоследствии, в 1949 году, в трогательных, можно сказать, умилительных стихах: «строгий по виду, душою же близкий» («Никанор»); «веры глубокой носитель», «проповедник чудесный» («Платон»).
Благотворное влияние на формирование личности Сергея Извекова, уча его стойкости и преданности Церкви, оказали также благочинный храмов города Богородска протоиерей Владимир Борисов, настоятель Тихвинского храма протоиерей Петр Баженов и протодиакон Богоявленского собора Борис Уразов[35]. Имена этих самоотверженных пастырей будущий Патриарх также вспоминал впоследствии с особой признательностью и теплотой.К тому времени относится примечательный случай, который теперь покрыт дымкой легенды. Однажды Сергея Извекова пригласили в гости, где был один из Богородских архиереев – Никанор или Платон. Уходя и прощаясь, юноша случайно надел в прихожей его калоши, смутился, начал извиняться, а Преосвященный провидчески произнес: «Ну, быть тебе Патриархом».
В 1923 году Сергея Извекова, обладавшего прекрасным звучным голосом, пригласили в архиерейский хор Богоявленского собора. Об этом времени он впоследствии вспомнит в стихах:
Пение в хоре соединялось с серьезными теоретическими занятиями. У мальчика открылись незаурядные музыкальные дарования. Систематические занятия под руководством профессора Александра Воронцова и его помощника Евгения Дягилева (впоследствии инок Данилова монастыря Иоанн) дали благие результаты. Овладев навыками вокального и регентского искусства, тринадцатилетний отрок успешно пробует силы в управлении хором своих сверстников.
Наконец стал я петь в правом хоре –
Моей радости нет уж границ!
И на спевках в церковном притворе
Много вписано славных страниц.
Его успех на этом поприще объясняется не только высоким профессионализмом. Достаточно взглянуть на фотографию Сергея Извекова, чтобы стало ясно: это чистая, глубоко верующая душа, устремленная к горнему. Точно так же, как иконописец, успех которого зависит от его личной праведности и молитвенного настроя, должен быть глубоко верующим и регент, чтобы петь и молиться всей душой. Тогда и хор «резонирует» в унисон с регентом, поет «с душой», и это настроение передается предстоящим в храме, они молятся в едином порыве и чувствуют себя, как на небе. Иеромонах Даниил (Сарычев) перефразировал известную пословицу «Каков поп, таков и приход» следующим образом: «Какой регент – такой и хор»[36].
Талантливого молодого регента пытались «переманить» из церковной ограды на сцену концертного зала или на театральные подмостки. Бог ведает, с какими другими искушениями он сталкивался. Ведь культурная жизнь в Богородске не затихала и в то трудное время, хотя ушла в совсем другое русло.
В 1920 году при Глуховском фабричном клубе был организован драматический кружок, которым стал заведовать Федор Петрович Кузнецов (умер в 1953 году), самодеятельный художник и скульптор[37].
2 марта 1924 года в Богородске было торжественно открыто движение трамвая, соединившего район Истомкино, где жил Сергей Извеков, с центром города, где находился Богоявленский собор. Это событие хорошо ему запомнилось, ведь трамвайное депо было почти рядом с домом. Ясно, что техника может быть делом богоугодным и призвана служить человеку. В этой связи уместно вспомнить эпизод из жития святителя Иоанна, архиепископа Новгородского (†1186, память 7/20 сентября): подвижник не растерялся, а осенил крестным знамением беса, неожиданно вылезшего из рукомойника; более того, он «оседлал» беса и совершил таким образом паломничество в Святой Град Иерусалим ко Гробу Господню.
Трамвай в Богородске и поныне примечателен тем, что линия его полностью однопутная, со специальными разъездами на некоторых остановках. Пользование им значительно облегчило «транспортную проблему», но Сергей Извеков часто предпочитал ходить по-прежнему – пешком.
В следующем году на базе кинотеатра «Колизей» была образована передвижная театральная труппа, которая выступала в клубах уезда. В Богородск приезжали на гастроли знаменитые актеры О. Л. Книппер-Чехова, В. И. Качалов, М. И. Жаров, они помогали молодой труппе своими советами. В последующие годы богородский зритель мог увидеть почти весь тогдашний театральный репертуар, пьесы таких популярных советских авторов, как К. А. Тренев («Любовь Яровая»), В. В. Вишневский («Оптимистическая трагедия»), В. В. Иванов («Бронепоезд 14—69»), Н. Ф. Погодин («Кремлевские куранты») и т. п.
Но к любой пропаганде советского режима, и к театральной тоже, Сергей Извеков оставался равнодушен. Любящий и послушный сын, он помнил о том обете, который дала его мать Богу. Помнил и стремился его исполнить. Душа его всецело была устремлена к Богу, именно эта устремленность духовно окрыляла, делала счастливым. Юноша старался все свободное время отдавать молитве и участию в литургической жизни, пользовался каждой возможностью, чтобы побывать в Москве, где молился в особенно «музыкальных» храмах – тех, что славились своей строго уставной службой, лучшими хорами и лучшими регентами.
Иеромонах Даниил Сарычев вспоминает: «…Лучшим московским регентом в 20-е годы был Николай Данилин[38]. Он управлял хором в белом двухэтажном храме великомученицы Параскевы Пятницы, и хор его состоял из остатков Синодального хора, которым он управлял до революции… Мне говорил Святейший Патриарх Пимен, сам в молодости бывший на Москве регентом: «Для меня было достаточно услышать только «Аминь», и я уже понимал, что такое Данилин, какая это звезда была русская!» Как в театре лучшим певцом был Шаляпин, так и лучшим русским регентом – Данилин. Очень строгий был, как зверь стоял. Но подобных не было!»[39]