Валерий Рыжков. Ремейк (сборник)

   Осенняя невская ночь. Холодный мокрый ветер подметал кривую улочку, сгребая в ком зеленые обмороженные листья, бумагу, окурки, разбрасывая их по асфальту.
   Однажды Виктор был с Валентином, который и предложил отметить поступление в институт. У Виктора было ощущение просоночного состояния. Как и во всяком сне, картины сменяли друг друга лихорадочно, наполняя мир волнением, грустью и веселостью. Только он не знал, снится это ему или происходит наяву. И что вот никто не догадывается о его земном присутствии.
   – Проснись, мой друг, от грез! Твоя бледно-розовая мечта воплотилась в жизнь. – Валентин потащил его за руку к историческому месту, где от главного корпуса института находятся фонарные столбы когда-то с газовыми горелками. Их давно никто не зажигает. Сагин подставил спину, и Виктор влез на столб.
   – Зажигай свечку! – скомандовал Сагин.
   – Может, не надо, – отговаривает его Виктор.
   – Как не надо. Подумай, чудак! Ты ставишь свечку не господу Богу в церкви, а в храме науки. Святое дело. Нам только и осталось верить в человеческий разум.
   Сагин уперся руками в столб, который чудом уцелел, неся на себе отпечатки смутных времен.
   У Виктора руки зябнут от мелкого моросящего дождя.
   – Ты скоро там? – из-под ног доносится умоляющий голос Валентина.
   – Огонь задувает ветром, – стонет озябший Виктор.
   Наконец символический огонь свечки замерцал над столбом.
   Валентин непоседа: срывается с места и сигналит рукой такси.
   – Слушай, мастер, бутылочку не продашь?
   – Алкоголик, что ли? – надвинув кепи на широкий лоб, ощупывая глазами ночного клиента, бормочет таксист.
   – Событие отмечаем. Ну, мастер, сделай милое дело, – не отступает от него Сагин.
   – Уже нет. Но если попытаться, – произносит он неопределенно. – Смотаемся в таксопарк. – Таксист кивает головой на заднее сиденье.
   – Поехали по ночному городу. Заверяю, что это зрелище лучше всякого восхода солнца.
   – Куда поедем, Валентин? – спросил Виктор.
   – К друзьям. Разгоним грусть-тоску. Отпразднуем наше событие.
   – А вдруг там забыли тебя.
   – Не должны. И не такой уж я, чтобы меня забыть, – он тряхнул своими кудрями и запел романс.
   Новый микрорайон. Многоэтажные дома, как братья-близнецы, обступили их. После уютного салона такси они быстро продрогли от холода.
   – Дом-то помнишь? – спросил Виктор.
   – Дом помню. Вроде бы этот. Понастроили коробки, что в темноте и не разберешь. Не расстраивайся, найдем, – успокоил он, когда они вошли в подъезд.
   Поднялись на третий этаж и встали напротив двери. Сагин решительно нажал на кнопку звонка. Первый длинный, второй короткий. Наконец щелкнул замок двери. Валентин галантно расплывается в улыбке. Приоткрывается дверь, и перед глазами картина: мужчина в пижамных штанах, за ним жена с колотушкой.
   У Виктора к горлу подкатывается комок.
   – Здрасте, – он им.
   – Доброй ночи, – они ему.
   – Извините за беспокойство. – Пустяки, – с иронией замечает мужчина, – всего два часа ночи.
   – Но так получилось. У нас событие такое важное.
   – Кстати, на Курилах уже день, – вступает в разговор Валентин.
   – Короче, молодой человек, – обрывает Сагина мужчина в пижамных штанах.
   – Вы нам не грубите, – защищая свои права, отвечает Валентин. – Нам нужна Светлана Петровна.
   – Милицию надо вызвать. Хулиганы какие-то, – тут в разговор вмешивается женщина.
   – Гражданка, не грубите. Я вам ничего плохого не сделал.
   – Эта девица, которую вы спрашиваете, здесь не проживает. Дверь захлопывается перед ними.
   Виктор облегченно вздыхает. Как вдруг Валентин снова нажимает на кнопку звонка.
   – А где она живет? – кричит он им через закрытую дверь.
   – Сейчас милиция приедет и отвезет прямо к ней, – отвечает раздраженный женский голос по ту сторону двери.
   Виктор берет за руку Сагина и уводит от злосчастной двери.
   – Слушай, – продолжает Сагин, – дом этот – точно. А как квартиру перепутал – это мне непонятно.
   – Давай уносить ноги, – заметил Виктор.
   – Уж теперь-то нет. Стоп! Вот эта дверь! Виктор не слушает его и спускается вниз. Останавливается этажом ниже в ожидании Сагина. Через минуту радостный крик.
   – Витька! Иди сюда. Дома она.
   – Сколько лет, сколько зим. Не забыл. Удивительно. Ты как всегда, Сагин, в спортивной форме, – весело говорит она.
   – Я?! – Сагин изображает на лице удивление. – Никогда не забываю. Тех кого люблю, я помню. Я с другом, знакомься.
   Они на цыпочках вошли в коридор, стараясь не шуметь.
   Это была двухкомнатная квартира, одну из комнат занимала она.
   Ее комната теплая и уютная, где были диван, сервант, телевизор, магнитофон, коврик на полу, журнальный столик и два кресла.
   Зажигается бра, и звучит музыка. Виктор ощутил приятную усталость во всем теле. Он быстро заснул в кресле. Его как ребенка переложили на диван. Валентин и Света всю ночь проговорили за чашкой кофе.
   Утром они все втроем на трамвае поехали в институт, не чувствуя усталости.
   Так случайно перекрестились их дороги жизни. Они стали друзьями и всегда по-дружески поддерживали друг друга, несмотря на то, что у каждого была своя судьба.
 
   Лет десять прошло с той бесшабашной поры.
   И вот сейчас он спокойно, без волнения раздумывал о себе, переезжая город с юга на север. Когда-то он увидел впервые освещенный миллионами огней город, который никак не мог даже представить в воображении. Его поразили богатство и блеск реклам магазинов, бесконечная суета большого города. Именно сюда он устремился вместе с искателями приключений в поисках своего счастья. Несмышленые, не знающие жизни молодые люди вливаются в бурлящий поток города, где смешиваются и растворяются навсегда в толпе.
   Очень скоро по приезде в город у Виктора восторг сменился ностальгией. Почему он не уехал? А как хрупкий челнок, который борется со штормом, так и он жил в большом городе. Может, сейчас труднее жить, чем когда стихийные бедствия, войны, потому что трудности выявляют плохое и хорошее, но отсевают плохие качества, выкристаллизовывая сильные достоинства человека. А в легкой жизни выплескиваются наружу зачастую мелкие, дрянные человеческие качества, порой превращая личность в мещанина и обывателя.
   Машина остановилась у подъезда. Из такси вылез грузный мужчина сорока лет. Виктор Павлович посмотрел вверх на девятиэтажный дом. «Меня никто не ждет. Я свободен. Только на что она мне, такая свобода? Или бросить все и бежать из этого города. Зачем? А друзья?
   Я не один, но я одинок. Вокруг мир, который иногда непонятен мне с неоновыми огнями, машинами, голосами людей – многоликой речью цивилизации. А это еще не одиночество. Я опутан невидимыми нитями этого мира. И мне из него не вырваться».
   Виктор почувствовал снова распирающую боль в голове. Была тихая, безветренная ночь. Он стоял перед домом и всматривался в зажженные огни чужого окна.
   Их взгляды встретились. Она помахала ему рукой, и он вошел в подъезд.
   В его записной книжке напротив ее домашнего телефона было дописано ее рукой – мелким ровным почерком: «Очень жду».
   Он медленно переступал по ступенькам. От усталости он невольно подумал.
   «Хочу тишины. Покоя. Ласку заботливых рук. Хочу, чтобы они ласкали и оберегали меня. Я хочу найти защиту у женщины от тоскливого одиночества».
   Тут только ему пришло в голову взглянуть на часы. Стрелка часов успела перешагнуть за полночь.
   Не успел он подойти к двери, она открылась, а на пороге стояла Света. Ее время щадило, почти не прибавило ни одной морщины. Он переступил порог и попал в объятия ее рук.
   – Я стояла у окна и ждала. Кирюшку уложила спать. Он хотел тебя видеть.
   – Покажи мне его, – улыбнувшись по-детски, попросил Виктор. В детской комнате, свернувшись калачиком в кроватке, безмятежно он спал с книжкой «Теремок».
   – Без нее он не может заснуть, – шепчет она ему.
   – Тебе тяжело? С мужем все в ссоре?
   Она молчит в ответ. Потом, опустив голову, так что он видит только ее глаза.
   – Не будем говорить на эту тему. Пойдем на кухню, я тебя накормлю.
   – Есть я не хочу. Я сыт, – вежливо отнекивается Виктор.
   – Нет, пойдем. Я для тебя готовила. Я тебя ждала. Рассказывай все-все. Что делал? Что думал? – она преданно смотрит ему в глаза, беря в свои ладони его руки.
   – Разве тебе это будет интересно? – спросил ее он.
   – Ты демон, который никогда не находит себе покоя, – она ведет пальчиком по извилинам ладони.
   – Откуда ты это знаешь?
   – Знаю. У меня бабка была деревенской гадалкой.
   – Мне было так плохо. Настроение, мысли – все в каком-то беспорядке. И покоя никак не обрету, это ты верно заметила.
   – Я хочу, чтобы ты был счастлив, – опустив голову, произносит она. – Я говорю тебе, потому что ты мне друг.
   – Не надо говорить об этом. Давай жить настоящим, не думать о завтрашнем. Я боялся, что тебя не застану дома, – почему-то солгал он ей.
   – Глупый! Я знала, что ты приедешь.
   – Ты не представляешь, как ты мне нужна. Без тебя одиноко, – и он уже сам верил тому, что говорил ей.
   – А мне без тебя. Подойди к окну, смотри, сколько звезд, и никто не знает, что мы с тобой вместе, а звезды видят.
   – Я без тебя скучаю, – шепнул он.
   – Это от лукавого! Сколько раз ты говорил это другим? Сознавайся, – она повалила его в кресло.
   – Не знаю, раньше я произносил эти слова с легкостью. А теперь это делаю с трудом.
   Она закрыла ладонью ему рот. Он подумал, что ему никогда не было и не будет так хорошо, как сейчас. Ее губы мягко прикасались к глазам, щеке, шее. Слезы предательски выступили на глазах. «Хорошо, что в полумраке не видна эта сентиментальная грусть», – подумал он.
   Они сидели на кухне и долго болтали, не чувствуя усталости.
   – Это сон? – с этими словами он подсел к ней.
   – Наверное, это сон, – и она крепко прижалась к нему.
   – Ты снова спешишь, – сказала она с упреком. Подожди, я приготовлю тебе на дорогу завтрак.
   – Может, не надо? – шепотом произнес он.
   – Я тебя прошу, – шепотом ответила она.
   На столе стояли открытая бутылка коньяка, две кофейные чашки и бутерброды.
   – Как ты живешь с женой? – серьезно спросила она.
   – Там все в порядке. Жена, ребенок, семья, – уверенно произнес он.
   – Ты знаешь, у них с Валентином был роман?
   – Ты придумываешь из ревности, – резко ответил он ей.
   – Я думала, ты знал. Они ездили в Прибалтику. Потом он ее оставил. Валентин очень расстроился, когда она вышла за тебя замуж.
   Виктор почувствовал снова головную боль. Он улыбнулся мучительно грустно.
   – Не надо об этом говорить. Не хочу, – сухо проговорил он.
   От нанесенной смутной тревоги он поцеловал машинально ее губы. Ощутил знакомый запах волос, они излучали цветочный аромат весны.
   Виктора охватило ощущение восторга, которое он никогда ранее не испытывал. С его языка готово было сорваться грубое слово, но губы оставались беззвучны.
   Светлеет. Он замечает, что кругом чужие вещи и что он здесь чужой.
   – Ты жалеешь меня? – спрашивает он тихо.
   – Ни о чем не спрашивай, а то я наговорю глупостей, – умоляет она его.
   – Меня гнетет одно, будто я тебя у кого-то краду.
   – Раньше ты так не говорил, – она немного помолчала и продолжала: – Ты тут ни при чем. У нас с мужем был разрыв по другой причине. Он ушел к другой, которую вдруг полюбил. А сейчас он хочет вернуться ко мне навсегда. Я ему не могу этого запретить. Выплакано достаточно слез. Я благодарна тебе за то, что ты меня поддерживал в трудную минуту.
   – Я не знаю, что я для тебя – счастье или горе.
   – И то и другое. Но ты мне нужен как друг. Что бы ни случилось, ты мой друг.
   – Ты так говоришь, будто со мной прощаешься.
   Она вдруг обняла и прижалась к нему.
   – Не знаю, но сердце полно дурных предчувствий.
   – Глупое сердце, – он погладил ее по щеке.
   – Ты самый лучший на свете, – шепнули ее губы.
   – А может, ты выдумала меня.
   – Нет. Но я хочу, чтобы ты был счастлив.
   – Я счастлив, разве ты не видишь?
   – Вижу. Не перебивай. Я еще не все сказала. Ты должен уметь любить и уметь прощать. Это азбука в семейной жизни. Я не всегда была такая, – усмехнулась она. – Сначала мы выскакиваем замуж, не зная, даже не предполагая, что такое своя семья. В чем семейное счастье. Знаем только права, забывая об обязанностях. В семейном конфликте виноваты всегда оба – и муж, и жена. Наверно, все приходит с годами. Именно с годами начинаешь понимать, что тебе нужно. Я иногда сама себя не понимала. Развелась, а что дальше? Ревела днями и поняла, мне нужен муж, а ребенку – отец. Принести в жертву своей любви счастье ребенка я не могу. Это большое преступление. Он слишком взрослый, чтобы не понять, где свой, а где чужой. Это говорит во мне материнский инстинкт, идти против него я не вправе.
   Виктор пошел одеваться в переднюю комнату.
   – Мама, – на голос ребенка она быстро прошла в детскую.
   Виктор осматривает ее домашний уголок и с некоторым удивлением замечает, что у нее довольно уютно, несмотря на то, что другая мебель: стенка, телевизор, тахта. Эти вещи несут в себе знакомый привычный современный ритм жизни, но он в нем чужой.
   Она вернулась из детской комнаты.
   – Он во сне меня звал. Еще спит.
   – Я пойду, – с грустью произносит он.
   – Ты еще можешь побыть, он еще не скоро проснется, – взгляд ее немного погас.
   – Спасибо. Я пойду.
   Возвращаться сюда – это значит обманывать и ее, и самого себя.
   – Я всегда думаю, когда ты уходишь, что ты больше не придешь. Виктор смотрит и будто впервые видит ее глаза. У нее чистые и нежные глаза, которых только чуть-чуть коснулась грусть.
   – Ты знай одно, что у тебя есть друг. Пусть я легкомысленный, но другом я могу быть серьезным.
   Он посмотрел на ее лицо.
   – Морщинки ищешь? – устало улыбаясь, говорит она.
   – Откуда они у тебя, ты еще молода, – вяло утешает он ее.
   – Льстишь. Но я сама себя лучше знаю.
   – Ты давным-давно вошла в мою жизнь, и я не вижу в тебе перемен и старости. Я ничего не хочу менять в наших отношениях. Пусть пройдут дни, годы, но в трудную минуту я хотел бы быть рядом с тобой.
   – А если мне всегда трудно, – усмехнулась она.
   – А постоянным я не могу быть. Остыл, понимаешь, вдруг ко всему. Надоело пить, гулять, терять свою жизнь без оглядки. Я думал, что моя жизнь будет долгой, а вот, оказывается, и нет, сердцу вот дано столько-то отстучать, и больше оно биться не будет, хоть кардиостимулятор вешай на него, не будет. Семья, потом работа – вот мой девиз. Мужчин вы не умеете удерживать подле себя. Если вы требуете внимания от нас, то и мы требуем взамен не меньше. У вас от природы сильнее развиты женские начала – доброта, ласковость, нежность. Даже эти слова и то женского рода. Мужчины – самые слабые существа, которые всегда тянутся к доброте и ласке.
   Он поцеловал ее ладонь и вышел из квартиры.
   Когда он собирался завернуть к трамвайной остановке за угол дома, оглянувшись, увидел ее. Но он не видел ее слез. Он помахал ей в ответ рукой.
 
   Виктор сел в электричку от Витебского вокзала. В восемь сорок пять минут поезд отъехал от перрона.
   За окном полил холодный дождь. Люди прятались под зонтики. И чем он дальше отъезжал, от города, тем меньше вспоминал о Свете. Через час он перестал вспоминать о ней. Она осталась там, в городе.
   И чем ближе он подъезжал к даче, тем сильнее становилась головная боль и чаще подташнивало.
   Он вспомнил свою первую встречу с женой. Их познакомил Валентин. Потом Валентин уехал в командировку. Она случайно зашла к ним на квартиру, которую они вместе снимали. Приятный сюрприз они преподнесли Валентину, когда сказали, что подали заявление в ЗАГС. В общем, Виктор Павлович к сорока годам был доволен своей жизнью. Жена, ребенок, работа. Он стал копаться в воспоминаниях, чего не делал ранее никогда.
   Поезд медленно катил по железной дороге. Утренний туман быстро таял, и вдалеке показался вокзал.
   Виктор сошел на платформу перрона, пересек площадь и вошел в тенистый парк. Он глубоко вдохнул прохладный сосновый воздух. Виктор почувствовал прилив сил, напевая мотив походной песни, зашагал по тропинке.
   Прогулка по парку избавила от навязчивых мыслей, и он уже перенесся в завтрашний день, не успев прожить сегодняшний.
   Виктор прошлым не мог долго жить. Соседи его считали мечтателем, домашние – непрактичным человеком, друзья – увлекающимся, а себя он считал потерянным неудачником.
   Между соснами он увидел дачи. Было тихо и сонно вокруг.
   Летом дачники подолгу отсыпаются. Все делают не спеша, будто они весь век прожили здесь и не знают городской суеты.
   Он подошел к дому, поставил портфель с подарками на ступеньку крыльца и вошел в кухню. Там он столкнулся с Аллой Алексеевной. Она и теща, она и бабушка, она и глава семейства. Она по природе была добрый и суетливый человек.
   – Вот и я! – расплылся в улыбке Виктор.
   – Тише! Разбудишь всех, пусть поспят, ждали тебя еще вчера, а ты чего не приехал, – ворчливо произнесла она.
   – Кто-нибудь был? – вяло произнес он.
   – Не знаю, я была с ребенком, – неопределенно сказала она и вышла развешивать белье в сад.
   Он вышел следом за ней. Солнце припекало, он снял рубашку и сел в кресло под яблоней, закрыв глаза.
   – Есть будешь? – спросила теща.
   – Подожду, когда все встанут, – откликнулся он.
   Он попытался расслабиться. Он подумал, как хорошо вот так забыться и чувствовать, как тепло растекается по всему телу. Ничто и нигде не болит. Нет никаких проблем. Чувствовать, как тело наливается приятной тяжестью. Тяжелеют веки, руки, ноги, все тело. Хорошо и приятно. И ничто не волнует.
   – Опять аутогенной тренировкой занялся, лучше помог бы маме, – звонкий насмешливый голос жены прервал его отдых.
   Он отрыл глаза и увидел ее красивой и юной. Он схватил ее за руку, привлек к себе и попытался поцеловать в лицо. Его губы коснулись теплой щеки, и она ловко увернулась от второго поцелуя.
   – Хватит, что за нежности, дай я посижу позагораю, ты занял мое место, – нетерпеливо произнесла она, – я так устала за эту неделю с ребенком, что плохо стала выглядеть.
   В ее голосе он услышал кокетливые нотки, чего раньше за ней не замечал.
   – Я нахожу обратное, ты мне такой больше нравишься.
   – Ты еще не все, – иронично произнесла она.
   – Я готов защищать свое мнение, – он подхватил ее на руки и усадил в кресло. – Отдыхайте, княгиня.
   – В дом пока не ходи, а то разбудишь ребенка.
   В этот момент они услышали голос Димки.
   – Вот идиллия и кончилась, начинается трудовой день, – она закрыла глаза, окунувшись в солнечные лучи.
   Он прошел в дом. Ребенок, увидев его, подбежал и нежно прижался к нему. Виктор подышал на тонкую кожу шеи, чем вызвал смех у Димки.
   – А я тебе подарки привез.
   – А мне вчера дядя Валентин самолет подарил, – выпалил малыш.
   – А что, он был вчера? – спросил Виктор.
   – Был да уехал сразу к себе на дачу. Больше ничего не знаю, – ответила в тон Алла Алексеевна.
   – Чуть что, никто ничего не знает, – пробубнил Виктор.
   Он развернул свертки, и Димка потащил сладости и игрушки в рот.
   – Не надо давать ребенку сладкое, перебивать аппетит, у него режим, – она подхватила внука на руки и понесла к столу.
   Виктор взял другой сверток и понес жене.
   – Ты привез то, что я просила, – просияла она, – а это так приятно.
   – Получать всегда приятно, чем делать.
   – Что ты говоришь, разве тебе не приятно делать мне подарки?
   – Приятно, дорогая, – с раздражением в голосе произнес он.
   – Ты жадный! Тебе всегда жалко для жены. Другие мужья делают и подороже подарки.
   – Другие жены тоже в долгу не остаются.
   Они замолчали. Каждый почувствовал, что разговор скатывается к ссоре.
   – Опять разговор сводится к вечной проблеме семьи и брака, – миролюбиво улыбнулся он.
   – Не надо было жениться, и не было бы никаких проблем.
   – Тебе всегда чего-то не хватает.
   – От тебя мне ничего не надо, оставь меня только в покое.
   – Кто знал, что так у нас сложится жизнь.
   – Ты был не мальчик, когда женился, созрел быть мужем и отцом.
   – Извини, но я чувствую себя почему-то маленьким.
   – Покажись психиатру в таком случае. Пустой мечтатель. Витаешь где-то в облаках, спустись на землю.
   Тут появилась теща и позвала завтракать.
   – Не ссорьтесь, идите завтракать, пока Димка на свободе.
   Сели за стол. Виктор лениво ел гренки с чаем.
   – Мам, посмотри, да он сыт, – подзуживала жена.
   – Не приставай к нему. Лучше погуляйте после завтрака по городку.
   – Ладно. После завтрака мы пойдем гулять, – решила Надя.
 
   У Виктора в голове вертелись назойливые мысли: «Не знаю, чем оно продиктовало, может, даже ревностью, что я в ней вижу только пороки?
   Ее изнеженные пальчики, которые никогда не шили и не стирали.
   Губы? Верхняя тоненькая и злая, нижняя – толстая и плотоядная.
   Глаза? Они выразительные, чуточку навыкате, но в них меньше стало искренней радости.
   Бывает ведь такое, что для того, чтобы узнать человека, надо прожить с одной вечность, а с другой – хватит и часа. Мне понадобилось десять лет».
   Надю раздражали в мужчинах слабости. Она категорично требовала избавления от всех привычек. Послушность мужа сначала ее умиляла, а потом она заметила, что он просто мужчина-тряпка. Но она была готова принести себя в жертву и продолжала перекраивать его на свой лад.
   Они шли по парку. Он схватил ее за руку и побежал вперед, увлекая ее за собой. От быстрого бега кожа лица ее зарозовела, в глазах рассыпались веселые искорки, она подставила свои губы. Он поцеловал ее несколько раз, а она спокойно подставляла лоб, шею, губы, нос, глаза. Губы его ощущали тепло и тонкий аромат ее кожи.
   Потом они взялись за руки, пошли в глубь парка, Виктор экспромтом произнес стихи.

 
Постарел. Поседел. Поглупел.
Мне и не понять твой вкус поцелуя.
Мне не разглядеть чужого счастья.
Неужели я так постарел, поглупел.
 

   Он шепотом проговорил эти слова под шелест лип, и почему-то ему стало тоскливо от осенившей мысли, что проявления его чувств есть не что иное, как продолжение вчерашнего разговора.
   Она ловко выскользнула из его объятий.
   – Давай только без белых стихов. Не хочу слышать. И не порти мне настроение.
   – Мне так грустно, – сдавленным голосом произнес Виктор.
   – Несмотря на твои интермедии.
   – Ответь, а я что-нибудь в твоей жизни значу.
   – Ты? – она обернулась к нему и увидела его растерянные глаза. – Ты – часть смысла моей жизни.
   – Честно!
   – У тебя сомнения? – вальяжно улыбнулась она.
   – Я серьезно. Если по большому счету. Мне плохо без тебя.
   Они проходили около цветочницы. Виктор, купив розу, протянул ей, и она, опустив носик в цветок, вдохнула аромат.
   – До свадьбы ты каждый день приносил цветы. Как это было давно. Цветы – вестники глубоких чувств. Они напоминают, что существует любовь.
   – Да? – протянул он. – Не знал, что так мало нужно для счастья. Остальное, конечно, мелочи жизни. Сейчас никто не говорит, что с милым и рай в шалаше. Ты в душе леди, которой нужен комфорт и букетики в хрустальной вазе, – с иронией произнес он.
   – Тяжелый ты человек.
   Он не заметил, как они подошли к галантерейному магазинчику.
   – Я зайду на минуту.
   – Хоть на полчаса, – буркнул он в ответ.
   Он поднял голову и увидел, как кучевые облака играли в чехарду, предвещая дождь. Она скоро вышла из магазина.
   – Зайдем в кафе, – предложил он, чтобы развеять скуку прогулки.
   Зал был пуст. Они заказали мороженое и минеральную воду.
   – Помнишь, – начала она, – шел проливной дождь, и мы, промокшие, забежали в кафе и весь вечер просидели там. Никого не было. Только мы.
   – И сейчас вокруг нас никого нет, – заметил он.
   – Тогда было другое настроение.
   – Можно подумать, что ты счастлива только прошлым. Разве ты хотела бы изменить судьбу?
   – В целом – нет, но я устала от однообразия.
   – Хочешь, мы куда-нибудь поедем? – предложил он.
   – От себя не уедешь.
   Отпив глоток воды, она отодвинула стакан.
   – Пошли домой. Дождь собирается. И гости должны приехать вечером. Нужно помочь маме.
   Дождь действительно застал на середине пути, и они, взявшись за руки, побежали домой.
 
   Вечером собрались гости. Последним приехал Сагин с женой. Сели за стол. Традиционно произнесли тосты. Потом вспоминали студенческие анекдоты.
   Виктор посмотрел на Сагина и вспомнил случай, когда он сдал очередной зачет. Преподаватель похвалила его за успехи в учебе и что-то спросила о его планах на будущее.
   – Женюсь, когда стану профессором, – в запальчивости ответил он.
   – Значит, ты никогда не женишься, – рассмеялись ему в ответ ребята.
   Он женился сразу после окончания института. Сейчас он работал младшим научным сотрудником. Занимался наукой.
   Заиграла музыка. Стали танцевать танго. Виктора пригласила на танец жена Сагина, так как Валентин танцевал с Надей. Они вошли в круг танцующих.
   – О чем вы сейчас думаете? – настойчиво спросил он ее.
   – Счастливая ваша жена, вы мне представляетесь идеальным мужчиной.