Страница:
Все это лишь первые, «детские» шаги в грядущем, более серьезном столкновении доводов и аргументов. Важный момент в стратегическом выборе для Запада наступит тогда, когда лагерь антиисламских комментаторов сумеет привлечь на свою сторону большее число граждан и противопоставить лагерю апологетов политические контраргументы – в кабинках для голосования, в ходе уличных демонстраций, в ведущих средствах массовой информации.
Печально, но и через девять лет после атак 2001 г. политика США и Запада в целом капитулирует перед догмой, существовавшей до 11 сентября, согласно которой перспективы изменений на Ближнем и Среднем Востоке безнадежны, а единственные силы в регионе, с которыми можно устанавливать партнерские отношения, это, по иронии судьбы, движения, блокирующие развитие плюрализма: исламисты, салафиты, ваххабиты, «братья-мусульмане», хомейнисты, а также закоренелые баасисты и другие диктаторские режимы. Но те, кто в последние полвека взял на себя миссию нести независимую информацию свободному миру, не могут оставить своих попыток. Они пишут, выступают, маршируют, организуют, лоббируют, исследуют и распространяют объективную информацию.
Я в своей борьбе прошел несколько этапов, испробовал различные пути на разных континентах. Будучи родом из Восточного Средиземноморья, я двадцать лет занимался упорной работой – от рисования граффити на стенах Бейрута в юном возрасте до публикации книг, выступлений по радио и чтения лекций в тысячных аудиториях. Я утверждаю, что свободный мир может победить в конфликте с джихадистами, но, безусловно, не с помощью той политики, которую Запад приводил до сих пор. Я убеждаю политиков, принимающих решения по обе стороны Атлантики, в том, что если мы не определим противника, не оценим правильно исходящую от него угрозу, его идеологию и стратегию, мы не можем думать ни о каком продвижении вперед и уж тем более ни о какой победе.
Стремятся ли западные лидеры определить противника? За исключением нескольких робких выступлений лидеров США и некоторых европейских высших руководителей в годы, прошедшие после 11 сентября, однозначно – «нет, не стремятся». Необходимо приложить огромные усилия по просвещению общества, поскольку в условиях демократии стабильные действия на государственном уровне невозможны без устойчивой поддержки с его стороны. Необходимо организовать всемирную коалицию за изоляцию сторонников джихада. Однако для того чтобы повернуть процесс в регионе вспять, необходимо верить в возможность демократической революции на Ближнем и Среднем Востоке и всячески способствовать ее свершению.
В этой книге я постараюсь объяснить, почему Средний Восток не смог эволюционировать в сторону демократии, какой шанс был дан его аутсайдерам в процессе усилившегося столкновения между Западом и джихадистами. Я покажу, что в этом несчастном регионе в тяжелейших условиях шла и продолжается борьба между силами, нацеленными на установление деспотического фундаменталистского Халифата, и гражданским обществом, ориентированном на демократию и социальные свободы. Я назвал ее борьбой в сердце Земли – именно здесь в конечном счете будет определяться характер развития всего XXI века. Либо джихадисты захватят власть в двадцати одной арабской стране, Иране, Турции и в значительных регионах Африки и Южной Азии, либо победа будет за молодым, решительным поколением демократов и гуманистов.
Борьба продолжается.
Глава 1
Неспособность демократии укорениться на Среднем Востоке
Долгая история Халифата
Крах Османской империи и исторический шанс
Печально, но и через девять лет после атак 2001 г. политика США и Запада в целом капитулирует перед догмой, существовавшей до 11 сентября, согласно которой перспективы изменений на Ближнем и Среднем Востоке безнадежны, а единственные силы в регионе, с которыми можно устанавливать партнерские отношения, это, по иронии судьбы, движения, блокирующие развитие плюрализма: исламисты, салафиты, ваххабиты, «братья-мусульмане», хомейнисты, а также закоренелые баасисты и другие диктаторские режимы. Но те, кто в последние полвека взял на себя миссию нести независимую информацию свободному миру, не могут оставить своих попыток. Они пишут, выступают, маршируют, организуют, лоббируют, исследуют и распространяют объективную информацию.
Я в своей борьбе прошел несколько этапов, испробовал различные пути на разных континентах. Будучи родом из Восточного Средиземноморья, я двадцать лет занимался упорной работой – от рисования граффити на стенах Бейрута в юном возрасте до публикации книг, выступлений по радио и чтения лекций в тысячных аудиториях. Я утверждаю, что свободный мир может победить в конфликте с джихадистами, но, безусловно, не с помощью той политики, которую Запад приводил до сих пор. Я убеждаю политиков, принимающих решения по обе стороны Атлантики, в том, что если мы не определим противника, не оценим правильно исходящую от него угрозу, его идеологию и стратегию, мы не можем думать ни о каком продвижении вперед и уж тем более ни о какой победе.
Стремятся ли западные лидеры определить противника? За исключением нескольких робких выступлений лидеров США и некоторых европейских высших руководителей в годы, прошедшие после 11 сентября, однозначно – «нет, не стремятся». Необходимо приложить огромные усилия по просвещению общества, поскольку в условиях демократии стабильные действия на государственном уровне невозможны без устойчивой поддержки с его стороны. Необходимо организовать всемирную коалицию за изоляцию сторонников джихада. Однако для того чтобы повернуть процесс в регионе вспять, необходимо верить в возможность демократической революции на Ближнем и Среднем Востоке и всячески способствовать ее свершению.
В этой книге я постараюсь объяснить, почему Средний Восток не смог эволюционировать в сторону демократии, какой шанс был дан его аутсайдерам в процессе усилившегося столкновения между Западом и джихадистами. Я покажу, что в этом несчастном регионе в тяжелейших условиях шла и продолжается борьба между силами, нацеленными на установление деспотического фундаменталистского Халифата, и гражданским обществом, ориентированном на демократию и социальные свободы. Я назвал ее борьбой в сердце Земли – именно здесь в конечном счете будет определяться характер развития всего XXI века. Либо джихадисты захватят власть в двадцати одной арабской стране, Иране, Турции и в значительных регионах Африки и Южной Азии, либо победа будет за молодым, решительным поколением демократов и гуманистов.
Борьба продолжается.
Глава 1
Упущенное столетие: как в ХХ веке на Ближнем Востоке не состоялась демократическая революция
Ближний и Средний Восток – колыбель древнейших цивилизаций на Земле: египетской, персидской, ассирийской, финикийской и других. Многие интеллектуалы гордятся высоким уровнем развития культур этого региона – по сравнению с племенным строем, существовавшим в те времена в Европе, древние цивилизации Восточного Средиземноморья владели инженерным искусством, развивали науку, строили дороги, создавали юридические законы. Финикийцы дали миру алфавит, а их торговцы еще двадцать пять столетий назад объединялись в первые многонациональные корпорации. Более того, христианские, иудейские и мусульманские межконфессиональные ассамблеи неоднократно заявляли, что все три авраамические религии происходят именно из этого региона.
Вместе с тем противоречие между богатейшей историей региона и его нынешней слабостью в части соблюдения прав человека и фундаментальных свобод поразительно.
В прошлом континент варваров – Европа – и поселенцы отсюда прописали демократические хартии и воплотили их в жизнь. Народы Латинской Америки смогли освободиться от колониального гнета и встать на путь модернизации, за редким исключением, принять многопартийные системы, а государства арабского мира не смогли пойти этим путем. Аргентина и Чили, Бразилия и Колумбия, Мексика и Ямайка пережили военные режимы, постепенно восприняли идеи плюрализма, а Саудовская Аравия, Сирия, Иран, Ливия и Судан, несмотря на огромные различия в своем политическом устройстве, так и не продвинулись дальше однопартийной или вовсе беспартийной систем.
Еще больше впечатляет сопоставление с некоторыми африканскими странами: Сенегал и Гана, обладая меньшими ресурсами, чем государства Среднего Востока, в известном смысле продвинулись дальше в направлении плюрализма своего общества. Даже Южно-Африканская Республика смогла к концу ХХ в. освободиться от жесточайшего апартеида, а Судан погряз в рабстве и этнических чистках.
И последнее, но не менее важное, – поразительные примеры для сравнения дает отношение к женщинам в семьях и обществе. В «ваххабитском королевстве», где богатства неисчислимы, а строительные проекты грандиозны, саудовские женщины не могут водить машины и даже ходить по улицам без сопровождения. Женщины Мадагаскара и Тринидада живут беднее, но свободнее. В Исламской республике Иран женщин задерживают на улицах, если они выходят без платка-хиджаба1. А в Шри-Ланке женщина – премьер-министр. Даже в пределах мусульманского мира бросаются в глаза странности репрессий по гендерному признаку. В Пакистане Беназир Бхутто была избрана главой правительства, а ее же соотечественницы в Вазиристане живут по законам средневековья. Неудивительно, что Бхутто погибла от рук «Талибана» – силы, практикующей жестокую дискриминацию по гендерному признаку именно в Вазиристане и соседних регионах страны.
Почему на юге и востоке Средиземноморья не восторжествовала демократия как политическая культура? Некоторые утверждают, что Восток по природе своей не может обойтись без авторитаризма. Другие заявляют, что отсутствие здесь светской демократии заложено каноническими исламскими текстами. Многие просто полагают, что эта часть света обречена на несчастную жизнь – и никакие объяснения здесь не помогут.
На фоне дебатов о способности или неспособности арабского мира и его соседей воспринять принципы демократии, множество «реалистов» на Западе заявляют, что сохранение власти «сильных личностей» в регионе – в интересах индустриального мира. Насаждение здесь нестабильной демократической культуры, как им кажется, может дестабилизировать остальной мир или, более точно, повредить тем представителям промышленно развитых государств, которые живут от торговли. Сколь бы прямолинейным ни показался этот довод, можно предположить, что финансовые интересы элит по обе стороны Средиземного моря играют не последнюю роль. Анализ, проведенный в этой книге, покажет, как они препятствуют развитию свободы и демократии в этом регионе.
Вместе с тем противоречие между богатейшей историей региона и его нынешней слабостью в части соблюдения прав человека и фундаментальных свобод поразительно.
В прошлом континент варваров – Европа – и поселенцы отсюда прописали демократические хартии и воплотили их в жизнь. Народы Латинской Америки смогли освободиться от колониального гнета и встать на путь модернизации, за редким исключением, принять многопартийные системы, а государства арабского мира не смогли пойти этим путем. Аргентина и Чили, Бразилия и Колумбия, Мексика и Ямайка пережили военные режимы, постепенно восприняли идеи плюрализма, а Саудовская Аравия, Сирия, Иран, Ливия и Судан, несмотря на огромные различия в своем политическом устройстве, так и не продвинулись дальше однопартийной или вовсе беспартийной систем.
Еще больше впечатляет сопоставление с некоторыми африканскими странами: Сенегал и Гана, обладая меньшими ресурсами, чем государства Среднего Востока, в известном смысле продвинулись дальше в направлении плюрализма своего общества. Даже Южно-Африканская Республика смогла к концу ХХ в. освободиться от жесточайшего апартеида, а Судан погряз в рабстве и этнических чистках.
И последнее, но не менее важное, – поразительные примеры для сравнения дает отношение к женщинам в семьях и обществе. В «ваххабитском королевстве», где богатства неисчислимы, а строительные проекты грандиозны, саудовские женщины не могут водить машины и даже ходить по улицам без сопровождения. Женщины Мадагаскара и Тринидада живут беднее, но свободнее. В Исламской республике Иран женщин задерживают на улицах, если они выходят без платка-хиджаба1. А в Шри-Ланке женщина – премьер-министр. Даже в пределах мусульманского мира бросаются в глаза странности репрессий по гендерному признаку. В Пакистане Беназир Бхутто была избрана главой правительства, а ее же соотечественницы в Вазиристане живут по законам средневековья. Неудивительно, что Бхутто погибла от рук «Талибана» – силы, практикующей жестокую дискриминацию по гендерному признаку именно в Вазиристане и соседних регионах страны.
Почему на юге и востоке Средиземноморья не восторжествовала демократия как политическая культура? Некоторые утверждают, что Восток по природе своей не может обойтись без авторитаризма. Другие заявляют, что отсутствие здесь светской демократии заложено каноническими исламскими текстами. Многие просто полагают, что эта часть света обречена на несчастную жизнь – и никакие объяснения здесь не помогут.
На фоне дебатов о способности или неспособности арабского мира и его соседей воспринять принципы демократии, множество «реалистов» на Западе заявляют, что сохранение власти «сильных личностей» в регионе – в интересах индустриального мира. Насаждение здесь нестабильной демократической культуры, как им кажется, может дестабилизировать остальной мир или, более точно, повредить тем представителям промышленно развитых государств, которые живут от торговли. Сколь бы прямолинейным ни показался этот довод, можно предположить, что финансовые интересы элит по обе стороны Средиземного моря играют не последнюю роль. Анализ, проведенный в этой книге, покажет, как они препятствуют развитию свободы и демократии в этом регионе.
Неспособность демократии укорениться на Среднем Востоке
На протяжении полувека ученые и политологи указывали, что колониализм, коррупция и внешняя политика Запада – истинные причины того, что на Среднем Востоке не смогли укорениться демократические свободы. Я с ними не согласен.
Классические диктатуры, которые препятствовали продвижению общества к свободе в других регионах, не смогли его остановить. Колониализм, постколониализм, империализм, внешняя политика Запада, многонациональные корпорации, – все это оказало влияние и на страны Латинской Америки, Океании, некоторых районов Азии и «черной» Африки. На всех этих огромных территориях планеты демократия пробивалась-таки сквозь многочисленные преграды и укоренялась на местных почвах. Бразилия и Уругвай, сбросив колониальную зависимость от Португалии и Испании, пережили диктатуру военных режимов, но постепенно пришли к многопартийной системе. Филиппины, Япония и Индия пережили оккупациюIII, но быстро продвинулись по пути демократизации. Неудачи в построении демократии не приводили к резким изменениям в вопросе равенства полов: права женщин сохранялись, даже когда урезались общие политические права. Даже в коммунистических Китае и Вьетнаме женщинам были гарантированы равные права. Но на Ближнем и Среднем Востоке некоммунистические режимы подавляют самые основные права женщин.
Практика показывает, что либеральные демократии формируются далеко не сразу. После падения советского режима в Центральной и Восточной Европе, в России, центральноазиатских и закавказских республиках возникли многопартийные системыIV. Но и крах Османской империи в 1919 г., и окончание европейского колониализма в конце 1940-х гг., и конец «холодной войны», и распад СССР в 1991 г. так и не открыли путь к демократизации на Среднем Востоке, не привели к либерализации и утверждению прав человека в регионе. Более того, здесь все пошло совершенно противоположным путем.
Эти события высвободили еще более губительные деспотические силы. ХХ век дал региону много шансов, но почти все «окна перемен» оказывались наглухо захлопнутыми деспотичными элитами, а ваххабизм, салафизм, хомейнизм, баасизм продолжают свое губительное воздействие на гражданское общество.
Классические диктатуры, которые препятствовали продвижению общества к свободе в других регионах, не смогли его остановить. Колониализм, постколониализм, империализм, внешняя политика Запада, многонациональные корпорации, – все это оказало влияние и на страны Латинской Америки, Океании, некоторых районов Азии и «черной» Африки. На всех этих огромных территориях планеты демократия пробивалась-таки сквозь многочисленные преграды и укоренялась на местных почвах. Бразилия и Уругвай, сбросив колониальную зависимость от Португалии и Испании, пережили диктатуру военных режимов, но постепенно пришли к многопартийной системе. Филиппины, Япония и Индия пережили оккупациюIII, но быстро продвинулись по пути демократизации. Неудачи в построении демократии не приводили к резким изменениям в вопросе равенства полов: права женщин сохранялись, даже когда урезались общие политические права. Даже в коммунистических Китае и Вьетнаме женщинам были гарантированы равные права. Но на Ближнем и Среднем Востоке некоммунистические режимы подавляют самые основные права женщин.
Практика показывает, что либеральные демократии формируются далеко не сразу. После падения советского режима в Центральной и Восточной Европе, в России, центральноазиатских и закавказских республиках возникли многопартийные системыIV. Но и крах Османской империи в 1919 г., и окончание европейского колониализма в конце 1940-х гг., и конец «холодной войны», и распад СССР в 1991 г. так и не открыли путь к демократизации на Среднем Востоке, не привели к либерализации и утверждению прав человека в регионе. Более того, здесь все пошло совершенно противоположным путем.
Эти события высвободили еще более губительные деспотические силы. ХХ век дал региону много шансов, но почти все «окна перемен» оказывались наглухо захлопнутыми деспотичными элитами, а ваххабизм, салафизм, хомейнизм, баасизм продолжают свое губительное воздействие на гражданское общество.
Долгая история Халифата
Прежде чем стать средоточием конфликтов и вызовов ХХ века, регион Ближнего и Среднего Востока, раскинувшийся от Марокко до Афганистана, пережил множество правивших династий, войн, расколов, волн миграции и человеческих драм, сопутствующих подобным событиям. В этом он ничем не отличается от других густонаселенных регионов мира. Сходные процессы сотрясали христианскую Европу, Азию, Африку и обе Америки. Но в отличие от большинства других регионов Средняя Земля просуществовала как универсальная империя самый длительный период в истории цивилизаций – полных тринадцать столетий.
Исламский Халифат – одно из наиболее поразительных имперских образований в истории. Халифат (по-арабски – Khilafah) был не только источником вдохновения и теологическим авторитетом, но и центром огромной власти для миллионов людей – от западной оконечности африканского Сахеля до восточных отрогов Гималаев. И, что более важно для современной геополитики, идеологически пересмотренная концепция Халифата продолжает представлять собой долгосрочную цель для сотен тысяч воинствующих активистов, намеревающихся восстановить его и блокирующих любые формы правления или самоопределения, которые противоречат их raison d’êtreV.
Читателям необходимо понять, откуда появилась эта концепция, каким образом она на протяжении веков оказывала влияние на гигантский регион и как ее стали использовать с начала ХХ в. в качестве основного принципа существования режимов и элит, стремящихся воспрепятствовать распространению в регионе демократических институтов и западных культурных ценностей или, по крайней мере, отдалить этот процесс. Если не уяснить себе идею Халифата в том виде, в каком ее продвигают современные джихадисты, нельзя до конца понять весь масштаб препятствий, которые стоят на пути возникновения многопартийных обществ и то, насколько сложен и опасен путь к основным демократическим свободам в странах этого региона. Для понимания происходящих сегодня процессов необходим хотя бы беглый исторический обзор этого института-империи.
В 632 г. н. э., после смерти мусульманского пророка Мухаммада бин Абдаллы, его последователям пришлось решать вопросы как будущего молодой религии, так и государства, которые он основал. Родившийся в 570 г. в Мекке Rassulal Allah (Посланник, Пророк Аллаха, по мусульманской теологии) посвятил свою сознательную жизнь пропаганде новой религии, которую он представил как ислам (al-Islaam). Мухаммад предложил ее арабскому обществу, в первую очередь в Мекке – экономической столице Аравии – как универсальную систему религии и государства (al Islaam deen was dawla). Согласно исламу, распространение религии (deen) должно быть организовано и санкционировано государством (dawla). В 622 г. Мухаммад и его последователи после столкновений с местной знатью покинули Мекку и нашли убежище на севере, в Медине. Там мусульмане создали собственные вооруженные силы и развернули боевые действия против мекканских племен, которые продолжались до тех пор, пока город им не покорился. С тех пор Мекка считается первоначальным «исламским государством». Когда Rassulal умер, новообразованным силам пришлось идти дальше уже без своего основателя. Старшие командиры и новая элита, правившая «Землей Ислама», решили определить порядок наследования своему пророку и выбрали наследника Мухаммада, который должен был возглавить умму (Umma)VI и создать Совет для сохранения порядка наследования, а также дальнейшего распространения вероучения.
В арабском языке «наследник» – это khalifa, или халиф. Институт халифа – al Khilafah, или Халифат. Это понятие содержит в себе два аспекта. Первый – юридическая и теологическая структура высшего духовного органа уммы, что можно сопоставить с папской властью, «монархией» или «президентством»; второй – территория и ресурсы, находящиеся под властью халифа. В геополитическом смысле Халифат – это, по сути, «империя».
Наследником Пророка был избран Абу Бакр, отец самой любимой жены Мухаммада Айши. Он сразу решил продолжить миссию в геополитическом масштабе. Войско арабских мусульман быстро покорило другие племена Аравии. Одних приходилось подчинять силой, другие присоединялись к маршу победителей без боя. Самые легкие победы были одержаны над языческими племенами, иудейские и христианские кланы оказывали более серьезное сопротивление2.
Важно заметить, что к 636 г. все обитатели арабской исторической родины были обращены в ислам или вынуждены были принять его под угрозой насилия. Арабские историки единодушны во мнении, что именно расцвет Халифата объединил все арабские племена – силой или мирным присоединением – и придал им общую историческую идентичность. Идеолог баасизма Мишель Афлак в середине ХХ в. писал, что «ислам для арабизма – это то же, что кость для плоти»3.
Спустя тринадцать с лишним столетий концепцию Халифата (или существования универсального государства – Umma) искоренить трудно. Это цемент, который создал арабскую, а затем исламскую умму, и она была легитимизирующей силой, которая стояла за многими достижениями, включая территориальную экспансию и возникновение главенствующих политических и финансовых элит, правящих сегодня на трех континентах.
Важно понять, что бросить вызов идее Халифата в настоящее время – это вопрос не только теологической реформации, но и легитимности некогда выдающейся державы. Это можно сравнить с вызовом Древнему Риму, вселенской политической роли папства или самой сущности традиционной империи. Для этого требуется революция в политическом мышлении. Халифат как политическое и военное образование был генератором и легитимным оправданием событий, которые на протяжении столетий формировали Средний Восток.
Арабские халифы, победив в 636 г. византийцев в важнейшем сражении при Ярмуке в Сирии и в 637 г. персов в сражении при Кадиссии в Ираке, впоследствии провели несколько наступательных кампаний за пределами Аравийского полуострова. С того момента ни одна империя, народ или царство были не в силах остановить вторжение Халифата. Менее чем за столетие значительная часть цивилизованного мира оказалась под властью новой империи: Сирия, Палестина (включая Иерусалим, который завоевал халиф Умар), Египет, Северная Африка, Испания, Персия, Нубия-Судан и другие. Вторжения (по-арабски Fatah) доходили до Франции, Сицилии и Сардинии на западе, до Армении, Ташкента и реки Инд на севере и востоке. Образовалась гигантская империя, раскинувшаяся от Атлантики до Индийского океана. Она концентрировалась вокруг Халифата, хотя сам институт халифата как высшего органа уммы пришел в упадок всего через несколько десятилетий после своего образования4.
Смена одного халифа другим зачастую не обходилась без крови; многие были убиты. Между сторонниками четвертого наследника Али, который был двоюродным братом и зятем пророка Мухаммада, и сторонниками претендента, губернатора Дамаска Муавийей, вспыхнула гражданская война. Приверженцы Али стали шиитами, их противники – суннитами. Первая гражданская война в Халифате породила глубокое размежевание, которое вскоре привело к расколу на две группировки. Властью в империи завладели сунниты. Арабский Khilafah сначала располагался в Дамаске, затем, в 750 г., после первого переворота в империи, перебазировался в Багдад. Новая арабская династия АббасидовVII уничтожила династию ОмейядовVIII, расширила Халифат еще дальше на территории Азии и Африки и правила почти до разрушения их столицы монголами в 1250 г.
Этот Халифат, в котором доминировали арабы, порождал политические, экономические и социальные элиты, сопоставимые с элитами феодальной Европы, которые ради абсолютной легитимности искали поддержки у папства. Они располагались в Дамаске, Каире, Багдаде и Триполи и были обязаны своим новым статусом исключительно верховной власти Халифата. Назначенные Властителем Верующих (титул халифа), султаны, вали (wali, духовные лидеры), эмиры становились национальными элитами в своих провинциях. Провинции позднее становились странами. Таким образом, провинциальные субдинастии являлись продолжением власти верховного лидера империи, своеобразными вице-королями.
Несмотря на то что могущественные региональные властители, военачальники зачастую выступали против тех или иных халифов, даже убивали их, внутренняя связь с идеей Халифата оставалась нерушимой. В ней берет свое начало легитимность джихада и возможность созывать «братьев» на помощь, когда неверные угрожают той или иной мусульманской территории (это называется Jihad al Fard и Jihad al Ayn). Санкционирование Fatah для продолжения завоевания земель неверных (Kuffar) тоже исходило от Халифата. В общем Халифат сделал гораздо больше, чем просто обеспечил теологическую преемственность учения Пророка. Он не только стал духовной и политической властью, которая санкционировала экспансию империи и ее провинций (ставших впоследствии самостоятельными государствами), но и, что самое важное, дал полномочия элитам устанавливать свою собственную власть в городах и вилайятах (провинциях). А поскольку суть Халифата основана на заветах Аллаха, как, по крайней мере, в это верили его основатели после смерти Пророка, то его реформирование, демонтаж или выступление против его изначальной миссии невозможны. Идея выкована из стали, она стала политическим фундаментом, на котором утверждались правящие элиты империи. Уберите фундаментальную легитимность Халифата – и вся система рухнет.
На самом деле Халифат напоминает христианские европейские, азиатские и до известной степени центральноамериканские империи. В основе власти – «божественное», сакральное, поэтому какой бы то ни было вызов властям почти невозможен, не говоря уж о радикальных революционных преобразованиях. Так же, как ни один католик не мог усомниться в полномочиях Папы, так ни один мусульманин не мог бросить вызов халифу. В выступлениях против халифов на протяжении многих лет единственной целью было смещение конкретного правителя, а не Халифата как института, действующего во имя Аллаха. На протяжении тринадцати столетий регион, подвластный Халифату, интеллектуально и идеологически формировался духовными лицами и правителями в верности наследнику Пророка как защитника исламских ценностей и земель – Hukkam уммы.
В других регионах мира, где существовали теократические империи, абсолютные монархии и колониальные режимы, на восстания поднимались их собственные народы. От революции к революции религиозное геополитическое пространство сжималось, на его месте возникали нации-государства. Развал религиозных империй не приводил к немедленному установлению демократии, завоеванию гражданских свобод, но создавал возможности для последующих вызовов. Глобальный исламский Халифат вплоть до начала ХХ в. вообще не переживал никаких революционных потрясений, хотя его авторитет и непосредственная власть приходили в упадок.
Необходимо видеть разницу между историей институтов Халифата и политической культурой, которую он прочно укоренил в регионе. Главные принципы этой политической культуры следующие: земли, захваченные халифами, должны оставаться «исламскими»; все, что географически входит в состав империи-халифата, является сутью «исламского мира». Эти пространства не могут изменять свою цивилизационную или, как кто-нибудь может возразить, религиозную идентичность.
1. Империя-халифат создала неизменяемое «политическое и юридическое пространство», которое может расти, но не может сжиматься. Оно стало частью планеты, и ее миссия – охватить весь земной шар. В случаях вторжений, оккупаций или смены некоторыми его частями цивилизационной идентичности все должно быть восстановлено.
2. Халифату суждено выживать во всех человеческих конфликтах и постепенно расширяться. Даже когда в начале ХХ века он начал рушиться, его базовые принципы, такие как закон шариата5 и идея джихада, сохранились. Ни одна социальная или идеологическая концепция не может отменить шариат и джихад, даже если физически империя перестанет существовать. Именно шариат и джихад помогут восстановить империю.
3. И последнее, но не менее важное. Религиозные меньшинства, живущие в пределах глобальных границ халифата, могут существовать при определенных юридических и политических ограничениях, но не имеют права восстанавливать суверенную идентичность на территории империи, даже если они проживают на некогда своих исторических землях6.
Исламский Халифат – одно из наиболее поразительных имперских образований в истории. Халифат (по-арабски – Khilafah) был не только источником вдохновения и теологическим авторитетом, но и центром огромной власти для миллионов людей – от западной оконечности африканского Сахеля до восточных отрогов Гималаев. И, что более важно для современной геополитики, идеологически пересмотренная концепция Халифата продолжает представлять собой долгосрочную цель для сотен тысяч воинствующих активистов, намеревающихся восстановить его и блокирующих любые формы правления или самоопределения, которые противоречат их raison d’êtreV.
Читателям необходимо понять, откуда появилась эта концепция, каким образом она на протяжении веков оказывала влияние на гигантский регион и как ее стали использовать с начала ХХ в. в качестве основного принципа существования режимов и элит, стремящихся воспрепятствовать распространению в регионе демократических институтов и западных культурных ценностей или, по крайней мере, отдалить этот процесс. Если не уяснить себе идею Халифата в том виде, в каком ее продвигают современные джихадисты, нельзя до конца понять весь масштаб препятствий, которые стоят на пути возникновения многопартийных обществ и то, насколько сложен и опасен путь к основным демократическим свободам в странах этого региона. Для понимания происходящих сегодня процессов необходим хотя бы беглый исторический обзор этого института-империи.
В 632 г. н. э., после смерти мусульманского пророка Мухаммада бин Абдаллы, его последователям пришлось решать вопросы как будущего молодой религии, так и государства, которые он основал. Родившийся в 570 г. в Мекке Rassulal Allah (Посланник, Пророк Аллаха, по мусульманской теологии) посвятил свою сознательную жизнь пропаганде новой религии, которую он представил как ислам (al-Islaam). Мухаммад предложил ее арабскому обществу, в первую очередь в Мекке – экономической столице Аравии – как универсальную систему религии и государства (al Islaam deen was dawla). Согласно исламу, распространение религии (deen) должно быть организовано и санкционировано государством (dawla). В 622 г. Мухаммад и его последователи после столкновений с местной знатью покинули Мекку и нашли убежище на севере, в Медине. Там мусульмане создали собственные вооруженные силы и развернули боевые действия против мекканских племен, которые продолжались до тех пор, пока город им не покорился. С тех пор Мекка считается первоначальным «исламским государством». Когда Rassulal умер, новообразованным силам пришлось идти дальше уже без своего основателя. Старшие командиры и новая элита, правившая «Землей Ислама», решили определить порядок наследования своему пророку и выбрали наследника Мухаммада, который должен был возглавить умму (Umma)VI и создать Совет для сохранения порядка наследования, а также дальнейшего распространения вероучения.
В арабском языке «наследник» – это khalifa, или халиф. Институт халифа – al Khilafah, или Халифат. Это понятие содержит в себе два аспекта. Первый – юридическая и теологическая структура высшего духовного органа уммы, что можно сопоставить с папской властью, «монархией» или «президентством»; второй – территория и ресурсы, находящиеся под властью халифа. В геополитическом смысле Халифат – это, по сути, «империя».
Наследником Пророка был избран Абу Бакр, отец самой любимой жены Мухаммада Айши. Он сразу решил продолжить миссию в геополитическом масштабе. Войско арабских мусульман быстро покорило другие племена Аравии. Одних приходилось подчинять силой, другие присоединялись к маршу победителей без боя. Самые легкие победы были одержаны над языческими племенами, иудейские и христианские кланы оказывали более серьезное сопротивление2.
Важно заметить, что к 636 г. все обитатели арабской исторической родины были обращены в ислам или вынуждены были принять его под угрозой насилия. Арабские историки единодушны во мнении, что именно расцвет Халифата объединил все арабские племена – силой или мирным присоединением – и придал им общую историческую идентичность. Идеолог баасизма Мишель Афлак в середине ХХ в. писал, что «ислам для арабизма – это то же, что кость для плоти»3.
Спустя тринадцать с лишним столетий концепцию Халифата (или существования универсального государства – Umma) искоренить трудно. Это цемент, который создал арабскую, а затем исламскую умму, и она была легитимизирующей силой, которая стояла за многими достижениями, включая территориальную экспансию и возникновение главенствующих политических и финансовых элит, правящих сегодня на трех континентах.
Важно понять, что бросить вызов идее Халифата в настоящее время – это вопрос не только теологической реформации, но и легитимности некогда выдающейся державы. Это можно сравнить с вызовом Древнему Риму, вселенской политической роли папства или самой сущности традиционной империи. Для этого требуется революция в политическом мышлении. Халифат как политическое и военное образование был генератором и легитимным оправданием событий, которые на протяжении столетий формировали Средний Восток.
Арабские халифы, победив в 636 г. византийцев в важнейшем сражении при Ярмуке в Сирии и в 637 г. персов в сражении при Кадиссии в Ираке, впоследствии провели несколько наступательных кампаний за пределами Аравийского полуострова. С того момента ни одна империя, народ или царство были не в силах остановить вторжение Халифата. Менее чем за столетие значительная часть цивилизованного мира оказалась под властью новой империи: Сирия, Палестина (включая Иерусалим, который завоевал халиф Умар), Египет, Северная Африка, Испания, Персия, Нубия-Судан и другие. Вторжения (по-арабски Fatah) доходили до Франции, Сицилии и Сардинии на западе, до Армении, Ташкента и реки Инд на севере и востоке. Образовалась гигантская империя, раскинувшаяся от Атлантики до Индийского океана. Она концентрировалась вокруг Халифата, хотя сам институт халифата как высшего органа уммы пришел в упадок всего через несколько десятилетий после своего образования4.
Смена одного халифа другим зачастую не обходилась без крови; многие были убиты. Между сторонниками четвертого наследника Али, который был двоюродным братом и зятем пророка Мухаммада, и сторонниками претендента, губернатора Дамаска Муавийей, вспыхнула гражданская война. Приверженцы Али стали шиитами, их противники – суннитами. Первая гражданская война в Халифате породила глубокое размежевание, которое вскоре привело к расколу на две группировки. Властью в империи завладели сунниты. Арабский Khilafah сначала располагался в Дамаске, затем, в 750 г., после первого переворота в империи, перебазировался в Багдад. Новая арабская династия АббасидовVII уничтожила династию ОмейядовVIII, расширила Халифат еще дальше на территории Азии и Африки и правила почти до разрушения их столицы монголами в 1250 г.
Этот Халифат, в котором доминировали арабы, порождал политические, экономические и социальные элиты, сопоставимые с элитами феодальной Европы, которые ради абсолютной легитимности искали поддержки у папства. Они располагались в Дамаске, Каире, Багдаде и Триполи и были обязаны своим новым статусом исключительно верховной власти Халифата. Назначенные Властителем Верующих (титул халифа), султаны, вали (wali, духовные лидеры), эмиры становились национальными элитами в своих провинциях. Провинции позднее становились странами. Таким образом, провинциальные субдинастии являлись продолжением власти верховного лидера империи, своеобразными вице-королями.
Несмотря на то что могущественные региональные властители, военачальники зачастую выступали против тех или иных халифов, даже убивали их, внутренняя связь с идеей Халифата оставалась нерушимой. В ней берет свое начало легитимность джихада и возможность созывать «братьев» на помощь, когда неверные угрожают той или иной мусульманской территории (это называется Jihad al Fard и Jihad al Ayn). Санкционирование Fatah для продолжения завоевания земель неверных (Kuffar) тоже исходило от Халифата. В общем Халифат сделал гораздо больше, чем просто обеспечил теологическую преемственность учения Пророка. Он не только стал духовной и политической властью, которая санкционировала экспансию империи и ее провинций (ставших впоследствии самостоятельными государствами), но и, что самое важное, дал полномочия элитам устанавливать свою собственную власть в городах и вилайятах (провинциях). А поскольку суть Халифата основана на заветах Аллаха, как, по крайней мере, в это верили его основатели после смерти Пророка, то его реформирование, демонтаж или выступление против его изначальной миссии невозможны. Идея выкована из стали, она стала политическим фундаментом, на котором утверждались правящие элиты империи. Уберите фундаментальную легитимность Халифата – и вся система рухнет.
На самом деле Халифат напоминает христианские европейские, азиатские и до известной степени центральноамериканские империи. В основе власти – «божественное», сакральное, поэтому какой бы то ни было вызов властям почти невозможен, не говоря уж о радикальных революционных преобразованиях. Так же, как ни один католик не мог усомниться в полномочиях Папы, так ни один мусульманин не мог бросить вызов халифу. В выступлениях против халифов на протяжении многих лет единственной целью было смещение конкретного правителя, а не Халифата как института, действующего во имя Аллаха. На протяжении тринадцати столетий регион, подвластный Халифату, интеллектуально и идеологически формировался духовными лицами и правителями в верности наследнику Пророка как защитника исламских ценностей и земель – Hukkam уммы.
В других регионах мира, где существовали теократические империи, абсолютные монархии и колониальные режимы, на восстания поднимались их собственные народы. От революции к революции религиозное геополитическое пространство сжималось, на его месте возникали нации-государства. Развал религиозных империй не приводил к немедленному установлению демократии, завоеванию гражданских свобод, но создавал возможности для последующих вызовов. Глобальный исламский Халифат вплоть до начала ХХ в. вообще не переживал никаких революционных потрясений, хотя его авторитет и непосредственная власть приходили в упадок.
Необходимо видеть разницу между историей институтов Халифата и политической культурой, которую он прочно укоренил в регионе. Главные принципы этой политической культуры следующие: земли, захваченные халифами, должны оставаться «исламскими»; все, что географически входит в состав империи-халифата, является сутью «исламского мира». Эти пространства не могут изменять свою цивилизационную или, как кто-нибудь может возразить, религиозную идентичность.
1. Империя-халифат создала неизменяемое «политическое и юридическое пространство», которое может расти, но не может сжиматься. Оно стало частью планеты, и ее миссия – охватить весь земной шар. В случаях вторжений, оккупаций или смены некоторыми его частями цивилизационной идентичности все должно быть восстановлено.
2. Халифату суждено выживать во всех человеческих конфликтах и постепенно расширяться. Даже когда в начале ХХ века он начал рушиться, его базовые принципы, такие как закон шариата5 и идея джихада, сохранились. Ни одна социальная или идеологическая концепция не может отменить шариат и джихад, даже если физически империя перестанет существовать. Именно шариат и джихад помогут восстановить империю.
3. И последнее, но не менее важное. Религиозные меньшинства, живущие в пределах глобальных границ халифата, могут существовать при определенных юридических и политических ограничениях, но не имеют права восстанавливать суверенную идентичность на территории империи, даже если они проживают на некогда своих исторических землях6.
Крах Османской империи и исторический шанс
Арабские династии правили Халифатом с VII по начало XVI в. В 1517 г. произошло неожиданное: на арабоговорящих землях появилась неарабская этническая группа – турки, которые нанесли поражение династии мамелюков и заявили о своем главенстве над исламским миром.
Османский султан перехватил у арабов титул халифа и перенес столицу исламской империи в Стамбул. Чтобы утвердить свое лидерство в умме, султаны-халифы возобновили джихад по всем направлениям. Они продвинулись дальше в земли неверных (kuffar), покорили остатки Византийской империи, Грецию, славянские Балканы, Румынию, части Венгрии, Молдавии – вплоть до Крыма, большую часть Кавказа. Остановили их у ворот Вены. В качестве награды за мега-джихад по христианской Европе, османы хлынули в Сирию, Месопотамию, Северную Африку, захватили и важнейший трофей – Мекку и Медину.
Османский халифат-султанат просуществовал четыре столетия и рухнул лишь с окончанием Первой мировой войны. За несколько веков турецкого владычества на трех континентах (в Азии, Африке и Европе) основание пирамиды покоренных и подавляемых народов расширилось. К вершине пирамиды, но ниже правящего османского истеблишмента, взошли другие мусульманские элиты из арабских, балканских, курдских, берберских и кавказских этнических групп. Ниже их располагались немусульмане – христиане, иудеи, бахаистыIX и представители других религиозных конфессий. Африканские мусульмане теоретически находились выше немусульман, но и они подвергались дискриминации. Вплоть до XIX в. в Судане, Восточной Африке и Мавритании захватывали черных рабов (Abeed по-арабски) и, несмотря на общность религии, отправляли их во дворцы и дома османских и арабских элит7.
Правители, располагавшиеся на вершине пирамиды, устанавливали свои привилегии, основываясь на моральных и теологических законах Халифата, и закрепляли их именем Османского султаната. Освобождение рабов, религиозные свободы, этническое и национальное самоопределение, равно как равенство женщин и основные политические права – все это пресекалось нормами неизменяемого порядка, который, по мнению правящей элиты, был установлен Аллахом и исполнялся халифом. Даже за пределами физических границ Османского халифата подавление человеческих свобод осуществлялось во имя божественной высшей воли, воплощенной в далеком султанате.
Удивительно, но концепция Халифата служила действенным контрреволюционным оружием, несмотря на то что реальная исламская Османская империя слабела и приходила в упадок. Идеология Халифата, основанная на доктринах шариата и джихада, объединяла властные социальные, экономические и политические интересы правящих кругов огромного региона. Невзирая на изначальные намерения прародителей Халифата, историческая эволюция трансформировала его в мегавласть, главную для сил, контролирующих огромные завоеванные территории. Это напоминает переход христианского мира от общин верующих к могучим империям, управляемым из Рима или Константинополя, а позднее – из европейских столиц. Конечно, существуют свои теологические различия. Право вести геополитические завоевания было предоставлено исламской умме на основании исключительно мощной идеи джихада, а крестовые походы проводились вопреки основному учению ранней Церкви. Но абстрагируясь от этих различий, можно увидеть, что и авраамические религиозные центры власти, и другие религиозные империи и династии шли сходными историческими путями.
Османский султан перехватил у арабов титул халифа и перенес столицу исламской империи в Стамбул. Чтобы утвердить свое лидерство в умме, султаны-халифы возобновили джихад по всем направлениям. Они продвинулись дальше в земли неверных (kuffar), покорили остатки Византийской империи, Грецию, славянские Балканы, Румынию, части Венгрии, Молдавии – вплоть до Крыма, большую часть Кавказа. Остановили их у ворот Вены. В качестве награды за мега-джихад по христианской Европе, османы хлынули в Сирию, Месопотамию, Северную Африку, захватили и важнейший трофей – Мекку и Медину.
Османский халифат-султанат просуществовал четыре столетия и рухнул лишь с окончанием Первой мировой войны. За несколько веков турецкого владычества на трех континентах (в Азии, Африке и Европе) основание пирамиды покоренных и подавляемых народов расширилось. К вершине пирамиды, но ниже правящего османского истеблишмента, взошли другие мусульманские элиты из арабских, балканских, курдских, берберских и кавказских этнических групп. Ниже их располагались немусульмане – христиане, иудеи, бахаистыIX и представители других религиозных конфессий. Африканские мусульмане теоретически находились выше немусульман, но и они подвергались дискриминации. Вплоть до XIX в. в Судане, Восточной Африке и Мавритании захватывали черных рабов (Abeed по-арабски) и, несмотря на общность религии, отправляли их во дворцы и дома османских и арабских элит7.
Правители, располагавшиеся на вершине пирамиды, устанавливали свои привилегии, основываясь на моральных и теологических законах Халифата, и закрепляли их именем Османского султаната. Освобождение рабов, религиозные свободы, этническое и национальное самоопределение, равно как равенство женщин и основные политические права – все это пресекалось нормами неизменяемого порядка, который, по мнению правящей элиты, был установлен Аллахом и исполнялся халифом. Даже за пределами физических границ Османского халифата подавление человеческих свобод осуществлялось во имя божественной высшей воли, воплощенной в далеком султанате.
Удивительно, но концепция Халифата служила действенным контрреволюционным оружием, несмотря на то что реальная исламская Османская империя слабела и приходила в упадок. Идеология Халифата, основанная на доктринах шариата и джихада, объединяла властные социальные, экономические и политические интересы правящих кругов огромного региона. Невзирая на изначальные намерения прародителей Халифата, историческая эволюция трансформировала его в мегавласть, главную для сил, контролирующих огромные завоеванные территории. Это напоминает переход христианского мира от общин верующих к могучим империям, управляемым из Рима или Константинополя, а позднее – из европейских столиц. Конечно, существуют свои теологические различия. Право вести геополитические завоевания было предоставлено исламской умме на основании исключительно мощной идеи джихада, а крестовые походы проводились вопреки основному учению ранней Церкви. Но абстрагируясь от этих различий, можно увидеть, что и авраамические религиозные центры власти, и другие религиозные империи и династии шли сходными историческими путями.