Страница:
Вопрос нового времени звучит так: способны ли реформы и революции трансформировать «религиозные империи», реальные или виртуальные, в светские плюралистические общества?
Не считая относительно слабых обновленческих движений, возникших на Ближнем и Среднем Востоке, многие из которых заимствовали европейские демократические и либеральные идеи, критическая масса для революционного изменения или фундаментальной реформы Халифата еще не возникла. В Европе и обеих Америках религиозные монархии были ликвидированы в конечном счете благодаря череде реформ, революций, секуляризации, было достигнуто разделение государственных и теологических институтов. Однако мусульманский мир не пошел по подобному пути. Несмотря на многочисленные попытки реформ, возникновение националистических, антиклерикальных движений в XIX веке, Османский султанат продолжал сохранять власть над исламским Халифатом вплоть до поражения Османской империи в Первой мировой войне в 1919 г. и упразднения султаната в 1924 г. Халифат дожил до образования Лиги Наций – предшественницы современной ООН.
Европейские мандаты и модернизация
Расцвет всех идеологий: подготовка к Дню «Д»XI
1. Арабский национализм или al Qawmiya al Arabia
2. Исламский фундаментализм
3. Национальные и этнические движения
4. Группы активных борцов за демократию и права человека
Деколонизация и поражение демократии
Не считая относительно слабых обновленческих движений, возникших на Ближнем и Среднем Востоке, многие из которых заимствовали европейские демократические и либеральные идеи, критическая масса для революционного изменения или фундаментальной реформы Халифата еще не возникла. В Европе и обеих Америках религиозные монархии были ликвидированы в конечном счете благодаря череде реформ, революций, секуляризации, было достигнуто разделение государственных и теологических институтов. Однако мусульманский мир не пошел по подобному пути. Несмотря на многочисленные попытки реформ, возникновение националистических, антиклерикальных движений в XIX веке, Османский султанат продолжал сохранять власть над исламским Халифатом вплоть до поражения Османской империи в Первой мировой войне в 1919 г. и упразднения султаната в 1924 г. Халифат дожил до образования Лиги Наций – предшественницы современной ООН.
Европейские мандаты и модернизация
В 1920 г. Лига Наций выдала Великобритании и Франции мандаты на управление бывшими османскими провинциями Леванта, чтобы подготовить их к принятию независимости. Под опеку Британии попали Трансиордания, Палестина, Ирак и Кувейт. Британия к тому времени уже правила (или установила колониальный режим) в Египте, Судане, Восточной Африке и на Индийском субконтиненте. Франции была поручена ответственность за Ливан и Сирию. Государства-мандатарии стали управлять существенными частями бывшего Халифата. За исключением кемалистской Турции, центральной Аравии и Персии, вся остальная умма оказалась под влиянием Запада. Ливию и Эритрею контролировала Италия, Индонезию – Голландия8.
В период современной европейской колонизации политическое развитие большинства этих стран с подавляющим мусульманским населением характеризовалось тремя важнейшими тенденциями. Первая: западные державы контролировали и использовали ресурсы этих стран, не слишком стремясь знакомить население с современными институтами гражданского общества, в том числе со светскими конституциями и различными формами электоральной демократии. Вторая: в большинстве этих стран сформировались местные национальные элиты, которые постепенно перехватывали власть у европейцев. Египет, Сирия, Ирак, Иордания и Алжир прошли путь от провинций в границах Халифата до колоний и, в итоге, до независимых государств. Крах Османского султаната и, как ни парадоксально, структурная модернизация, проведенная европейцами, способствовали созданию новых современных республик и конституционных монархий. Третьей тенденцией стало возникновение серьезного политического течения, которое можно рассматривать как «реакционное» в том смысле, что оно желало возрождения Халифата. Сторонники этого политического течения сегодня известны в мире как исламисты.
Действие европейских мандатов было направлено против Османского султаната. Исламские правители один за другим терпели поражения – в Северной Африке от Франции, в Египте, Судане и Индии – от Британии. Постепенно географические границы Халифата сократились до его последней твердыни – Стамбула. Но хотя границы «империи» в начале ХХ в. проходили по османской Анатолии и левантийским провинциям, высшие политические круги во всей умме (за исключением шиитской Персии) продолжали номинально придерживаться законности Халифата, сохраняемого турками. Несмотря на то что ваххабиты в Аравии и многие ханы, султаны и королевские династии мусульманского мира были не удовлетворены политическим правлением Османской империи, они никогда не ставили под сомнение идею мирового Халифата. Во время Первой мировой войны Центральные державыX уговорили своего союзника, турецкого султана, объявить джихад против «неверных» членов Антанты. Берлин надеялся, что призыв верховного халифа Стамбула к джихаду поднимет огромные мусульманские массы против франко-британского правления. Этой теологически обоснованной стратегии британцы противопоставили свою, во многом сходную стратегию, при посредничестве секретного агента Т.Э. Лоуренса, который пообещал вождю арабских националистов Шарифу Хусейну, что Британия признает его в качестве короля арабов. И хашимитский правитель Мекки объявил свой собственный джихад против турок. Это не была революция против Халифата, а, скорее, попытка вернуть его из рук турок в руки арабов. Вскоре Первая мировая война завершилась, османцы оказались в числе проигравших.
Первая полностью светская революция на руинах Османского султаната произошла в 1924 г. Во главе ее встал турецкий генерал Мустафа Кемаль, получивший прозвище Ататюрк. Он перешел «запретную черту» и ликвидировал султанат-халифат. Впервые с VII в. мусульманский лидер упразднил институт Khilafa. Кемаль Ататюрк действовал быстро, в авторитарной манере, без существенного сопротивления со стороны арабских и мусульманских держав. Его светская, почти антиклерикальная республика возникла в результате войны с греками, которых вытеснили из Смирны на побережье Эгейского моря, и с армянами, которых изгнали из их древней столицы г. Ван и с большинства исторических земель на территории Малой Азии. Одновременно Ататюрк вытеснил из страны британцев и французов. Пронационалистическая политика и территориальные приобретения обеспечили ему прощение за святотатство над Халифатом. Большинство турок были слишком заняты обустройством новых территорий, чтобы беспокоиться о судьбе «глобальной империи».
Правящие классы арабов в Сирии, Ливане, Ираке, странах Персидского залива и всего остального региона в это время тоже не сосредотачивали свое внимание на глобальной картине. Основными приоритетами мусульманских правящих классов на Индийском субконтиненте, в Южной Азии и Африке были деколонизация и демаркация новых границ.
Силы, огорченные распадом «империи», появились на политической сцене слишком поздно: ваххабиты в Аравии и «братья-мусульмане» в Египте набрали политический вес лишь к середине 1920-х гг. Высшие классы, финансовые и интеллектуальные элиты некогда универсального исламского Khilafa, даже находясь под колониальным и мандатным давлением, постепенно создавали свои собственные маленькие «халифаты» в границах новых государств. Элиты, абсолютные и конституционные монархии, диктаторы, авторитарные правители, – все молча свернули на путь, который лежал перед ними, и приступили к созданию общественных институтов, отнюдь не демократических, но способных адаптироваться к требованиям современного международного порядка. Они не заходили настолько далеко, чтобы объявить Халифат «устаревшим режимом». Для этого требовалась бы интеллектуальная и идеологическая революция против законов Khalifa и как следствие – глобальные реформы, признание того, что большинство их государств в какой-то исторический момент возникли в результате завоеваний и поэтому этническим меньшинствам необходимо вернуть их права. Все это неминуемо привело к признанию того, что основные законы Халифата, в первую очередь шариат, несовместимы с современной светской демократией. Адаптация к демократической политической культуре с очевидностью означала бы признание принципа сменяемости власти. Поскольку большинство элит региона не имели намерения создавать демократические государства после распада Халифата, ХХ век так и не стал временем политических революций в этой части нашей планеты.
Европейские мандаты положили конец геополитическому существованию Халифата, сформировали на ряде территорий современные государственные институты, но не смогли сформировать демократические общества. Исторические дебаты по поводу этой неудачи продолжаются, но на деле на этих территориях были сформированы три силы: новые властные элиты, наследницы прошлого режима, не желающие продвижения вперед, силы, стремящиеся к возвращению в прошлое, и силы, ориентированные на дальнейший прогресс. Со временем правящая элита и фундаменталисты одержали над реформаторами верх.
В период современной европейской колонизации политическое развитие большинства этих стран с подавляющим мусульманским населением характеризовалось тремя важнейшими тенденциями. Первая: западные державы контролировали и использовали ресурсы этих стран, не слишком стремясь знакомить население с современными институтами гражданского общества, в том числе со светскими конституциями и различными формами электоральной демократии. Вторая: в большинстве этих стран сформировались местные национальные элиты, которые постепенно перехватывали власть у европейцев. Египет, Сирия, Ирак, Иордания и Алжир прошли путь от провинций в границах Халифата до колоний и, в итоге, до независимых государств. Крах Османского султаната и, как ни парадоксально, структурная модернизация, проведенная европейцами, способствовали созданию новых современных республик и конституционных монархий. Третьей тенденцией стало возникновение серьезного политического течения, которое можно рассматривать как «реакционное» в том смысле, что оно желало возрождения Халифата. Сторонники этого политического течения сегодня известны в мире как исламисты.
Действие европейских мандатов было направлено против Османского султаната. Исламские правители один за другим терпели поражения – в Северной Африке от Франции, в Египте, Судане и Индии – от Британии. Постепенно географические границы Халифата сократились до его последней твердыни – Стамбула. Но хотя границы «империи» в начале ХХ в. проходили по османской Анатолии и левантийским провинциям, высшие политические круги во всей умме (за исключением шиитской Персии) продолжали номинально придерживаться законности Халифата, сохраняемого турками. Несмотря на то что ваххабиты в Аравии и многие ханы, султаны и королевские династии мусульманского мира были не удовлетворены политическим правлением Османской империи, они никогда не ставили под сомнение идею мирового Халифата. Во время Первой мировой войны Центральные державыX уговорили своего союзника, турецкого султана, объявить джихад против «неверных» членов Антанты. Берлин надеялся, что призыв верховного халифа Стамбула к джихаду поднимет огромные мусульманские массы против франко-британского правления. Этой теологически обоснованной стратегии британцы противопоставили свою, во многом сходную стратегию, при посредничестве секретного агента Т.Э. Лоуренса, который пообещал вождю арабских националистов Шарифу Хусейну, что Британия признает его в качестве короля арабов. И хашимитский правитель Мекки объявил свой собственный джихад против турок. Это не была революция против Халифата, а, скорее, попытка вернуть его из рук турок в руки арабов. Вскоре Первая мировая война завершилась, османцы оказались в числе проигравших.
Первая полностью светская революция на руинах Османского султаната произошла в 1924 г. Во главе ее встал турецкий генерал Мустафа Кемаль, получивший прозвище Ататюрк. Он перешел «запретную черту» и ликвидировал султанат-халифат. Впервые с VII в. мусульманский лидер упразднил институт Khilafa. Кемаль Ататюрк действовал быстро, в авторитарной манере, без существенного сопротивления со стороны арабских и мусульманских держав. Его светская, почти антиклерикальная республика возникла в результате войны с греками, которых вытеснили из Смирны на побережье Эгейского моря, и с армянами, которых изгнали из их древней столицы г. Ван и с большинства исторических земель на территории Малой Азии. Одновременно Ататюрк вытеснил из страны британцев и французов. Пронационалистическая политика и территориальные приобретения обеспечили ему прощение за святотатство над Халифатом. Большинство турок были слишком заняты обустройством новых территорий, чтобы беспокоиться о судьбе «глобальной империи».
Правящие классы арабов в Сирии, Ливане, Ираке, странах Персидского залива и всего остального региона в это время тоже не сосредотачивали свое внимание на глобальной картине. Основными приоритетами мусульманских правящих классов на Индийском субконтиненте, в Южной Азии и Африке были деколонизация и демаркация новых границ.
Силы, огорченные распадом «империи», появились на политической сцене слишком поздно: ваххабиты в Аравии и «братья-мусульмане» в Египте набрали политический вес лишь к середине 1920-х гг. Высшие классы, финансовые и интеллектуальные элиты некогда универсального исламского Khilafa, даже находясь под колониальным и мандатным давлением, постепенно создавали свои собственные маленькие «халифаты» в границах новых государств. Элиты, абсолютные и конституционные монархии, диктаторы, авторитарные правители, – все молча свернули на путь, который лежал перед ними, и приступили к созданию общественных институтов, отнюдь не демократических, но способных адаптироваться к требованиям современного международного порядка. Они не заходили настолько далеко, чтобы объявить Халифат «устаревшим режимом». Для этого требовалась бы интеллектуальная и идеологическая революция против законов Khalifa и как следствие – глобальные реформы, признание того, что большинство их государств в какой-то исторический момент возникли в результате завоеваний и поэтому этническим меньшинствам необходимо вернуть их права. Все это неминуемо привело к признанию того, что основные законы Халифата, в первую очередь шариат, несовместимы с современной светской демократией. Адаптация к демократической политической культуре с очевидностью означала бы признание принципа сменяемости власти. Поскольку большинство элит региона не имели намерения создавать демократические государства после распада Халифата, ХХ век так и не стал временем политических революций в этой части нашей планеты.
Европейские мандаты положили конец геополитическому существованию Халифата, сформировали на ряде территорий современные государственные институты, но не смогли сформировать демократические общества. Исторические дебаты по поводу этой неудачи продолжаются, но на деле на этих территориях были сформированы три силы: новые властные элиты, наследницы прошлого режима, не желающие продвижения вперед, силы, стремящиеся к возвращению в прошлое, и силы, ориентированные на дальнейший прогресс. Со временем правящая элита и фундаменталисты одержали над реформаторами верх.
Расцвет всех идеологий: подготовка к Дню «Д»XI
Идеологии, которые оказали влияние на Средний Восток до конца ХХ столетия и далее, возникли в первые десятилетия прошлого века. Каждая из этих идеологий создавалась определенными элитами и претендовала на главенство на всем постосманском пространстве. Далее предлагается обзор основных идеологий, которые возникли почти одновременно.
1. Арабский национализм или al Qawmiya al Arabia
Это движение, известное также как «панарабизм», зародилось в умах светских и либеральных интеллектуалов в конце XIX столетия как реакция на слабость турецкого Халифата и вызовы ваххабитов-исламистов. Основатели этого движения заявили, что все арабоязычные народы региона принадлежат к одной нации, al Umma al Arabia (арабская нация).
Идеологи, провозгласившие «арабский» национализм, исторически были выходцами из христианских или прогрессивных мусульманских кругов. Они испытали влияние европейского национализма, в том числе немецкого и итальянского движений за объединение. Они хотели отказаться от идеи исламской религиозной власти и заменить ее светской идеей панарабской республики или конституционной монархии. По существу, «арабские националисты» предлагали сделку: исламский аспект Халифата останется во власти религиозных духовных лиц, а политический станет светским. Панарабисты рассчитывали поменять сущность правящих институтов, но не оболочку империи.
Идеологи панарабизма по-прежнему надеются восстановить «арабскую» умму от Атлантического океана до Персидского залива, отказывая в праве на существование внутри уммы другим, более мелким националистическим движениям, таким как египетское, ливанское, курдское или берберское. При этом арабский национализм утверждает, что персидский, турецкий, индостанский (особенно пакистанский) и индонезийский национализмы – его «двоюродные братья» в плане истории и религии. Арабские националисты ценят вклад ислама в формирование и распространение арабизма. Халифы были мусульманами, и до Аббасидов это были преимущественно арабские династии. Основная идея панарабистов – создание светского арабского «Халифата».
Не будучи исламистским по происхождению, панарабизм сохраняет ряд тоталитарных черт, унаследованных от предшествующего Халифата. Среди них – подавление этнических меньшинств, нетерпимость к идеям плюрализма, которые могут подорвать арабскую идентичность. Позже, после деколонизации, арабские националисты трансформировались в шовинистические элиты, в конце концов, скатившись на позиции откровенной ксенофобии. «Баас» в Сирии и Ираке, последователи Насера в Египте, доктрина Муаммара Каддафи и до некоторой степени те, кто способствовал возникновению Организации Освобождения Палестины (ООП), отбросили либерализм первых панарабистов-интеллектуалов и заменили его экстремальными формами национализма.
Арабский национализм середины ХХ в. превратился в силу, на которой лежит ответственность за массовые убийства меньшинств, подавление свобод и приведение к власти военных хунт, подавлявших демократию в регионе. Панарабизм раскололся на консервативное, прогрессивное и даже марксистское направления, но все они – авторитарные. Все ждали крушения турецкого правления, чтобы восстановить власть арабов9.
Идеологи, провозгласившие «арабский» национализм, исторически были выходцами из христианских или прогрессивных мусульманских кругов. Они испытали влияние европейского национализма, в том числе немецкого и итальянского движений за объединение. Они хотели отказаться от идеи исламской религиозной власти и заменить ее светской идеей панарабской республики или конституционной монархии. По существу, «арабские националисты» предлагали сделку: исламский аспект Халифата останется во власти религиозных духовных лиц, а политический станет светским. Панарабисты рассчитывали поменять сущность правящих институтов, но не оболочку империи.
Идеологи панарабизма по-прежнему надеются восстановить «арабскую» умму от Атлантического океана до Персидского залива, отказывая в праве на существование внутри уммы другим, более мелким националистическим движениям, таким как египетское, ливанское, курдское или берберское. При этом арабский национализм утверждает, что персидский, турецкий, индостанский (особенно пакистанский) и индонезийский национализмы – его «двоюродные братья» в плане истории и религии. Арабские националисты ценят вклад ислама в формирование и распространение арабизма. Халифы были мусульманами, и до Аббасидов это были преимущественно арабские династии. Основная идея панарабистов – создание светского арабского «Халифата».
Не будучи исламистским по происхождению, панарабизм сохраняет ряд тоталитарных черт, унаследованных от предшествующего Халифата. Среди них – подавление этнических меньшинств, нетерпимость к идеям плюрализма, которые могут подорвать арабскую идентичность. Позже, после деколонизации, арабские националисты трансформировались в шовинистические элиты, в конце концов, скатившись на позиции откровенной ксенофобии. «Баас» в Сирии и Ираке, последователи Насера в Египте, доктрина Муаммара Каддафи и до некоторой степени те, кто способствовал возникновению Организации Освобождения Палестины (ООП), отбросили либерализм первых панарабистов-интеллектуалов и заменили его экстремальными формами национализма.
Арабский национализм середины ХХ в. превратился в силу, на которой лежит ответственность за массовые убийства меньшинств, подавление свобод и приведение к власти военных хунт, подавлявших демократию в регионе. Панарабизм раскололся на консервативное, прогрессивное и даже марксистское направления, но все они – авторитарные. Все ждали крушения турецкого правления, чтобы восстановить власть арабов9.
2. Исламский фундаментализм
В период Халифата, в том числе и османского, исламизм как идеология был государственной доктриной. Следовательно, движения, призывающие к «восстановлению» Халифата, не имели смысла, пока он существовал. Однако многие ультраджихадистские идеологи, такие как Мохаммед Абдель Вахаб в Аравии в XVIII в. и Хасан аль-Банна в Египте в начале XX в., выступали с нападками на Стамбул за излишний либерализм. Они резко критиковали турецких султанов за отступление от путей основателей Халифата, по-арабски – al salaf al salih (отсюда и возник термин «салафит»).
Во времена исламской империи салафиты были крайне правым крылом Халифата, теми, кто отвергал реформы, выступал против новых толкований Корана, боролся с любыми попытками модернизации общества. Они ратовали за строгое исполнение законов шариата, жестко противостояли всему, что исходило от Запада с его революциями и конституционными реформами. Любопытно, но современные исламисты, подхватившие идеологию древних салафитов, в Халифате были бы самым экстремистским крылом. Они унаследовали идеологию Ибн Таймийи, средневекового ученого, который предупреждал, что отклонение от строгих представлений салафа (основателей Халифата VII в.) приведет к падению Халифата и исламской уммы10.
Прежние исламисты активно сопротивлялись естественной эволюции мусульманского мира в сторону наук, объективного знания, освобождения женщин, толерантности и открытости внешнему миру. Это движение получило название Man’al Ijtihaad (блокирование юриспруденции). Даже в рамках исламского Халифата они придали силу закона своему сопротивлению прогрессу и свободе. Более глубокий исторический анализ дает право характеризовать их как клерикальных, так и политических противников любых изменений, которые могут бросить вызов правящим элитам. Так же как и панарабисты, исламисты ждали крушения слабого Османского султаната, но для того, чтобы восстановить мир исламского Халифата, и ради этого были готовы к возобновлению джихада и Fatah11.
Во времена исламской империи салафиты были крайне правым крылом Халифата, теми, кто отвергал реформы, выступал против новых толкований Корана, боролся с любыми попытками модернизации общества. Они ратовали за строгое исполнение законов шариата, жестко противостояли всему, что исходило от Запада с его революциями и конституционными реформами. Любопытно, но современные исламисты, подхватившие идеологию древних салафитов, в Халифате были бы самым экстремистским крылом. Они унаследовали идеологию Ибн Таймийи, средневекового ученого, который предупреждал, что отклонение от строгих представлений салафа (основателей Халифата VII в.) приведет к падению Халифата и исламской уммы10.
Прежние исламисты активно сопротивлялись естественной эволюции мусульманского мира в сторону наук, объективного знания, освобождения женщин, толерантности и открытости внешнему миру. Это движение получило название Man’al Ijtihaad (блокирование юриспруденции). Даже в рамках исламского Халифата они придали силу закона своему сопротивлению прогрессу и свободе. Более глубокий исторический анализ дает право характеризовать их как клерикальных, так и политических противников любых изменений, которые могут бросить вызов правящим элитам. Так же как и панарабисты, исламисты ждали крушения слабого Османского султаната, но для того, чтобы восстановить мир исламского Халифата, и ради этого были готовы к возобновлению джихада и Fatah11.
3. Национальные и этнические движения
Крушение «империи» открыло множеству национальных, этнических, религиозных групп и других сообществ возможности самоопределения и повышения статуса на своих исконных территориях. Все – от крупнейших до самых малочисленных народов, которые становились субъектами завоеваний (Fatah) арабских (начиная с VII в.) и османских (с XV в.) династий, – поднялись на борьбу за их обретение. Одни преуспели в этом, но большинство – нет. Некоторые создали подлинно демократические политические институты, но подавляющему большинству национальных и этнических групп повезло значительно меньше. Рассмотрим вначале три наиболее крупные этнонациональные группы.
В ХХ в. арабы получили государственность в двадцати одной независимой стране – нынешних членах Лиги арабских государств. Часть арабского населения из-за изменения территориальных границ оказалась за их пределами. Жители анклава Антиохия в Северной Сирии были присоединены к современной Турции; арабское население в районе г. Ахваз на восточном побережье Персидского залива – к Ирану. Арабы Палестины, бывшей подмандатной территории Британии, не имевшие возможности присоединиться к Трансиордании, из-за арабо-израильского конфликта не смогли образовать свое государство, хотя ООН и признала за ними такое право. Но 96 % всех арабов стали гражданами независимых государств, раскинувшихся от Марокко до Омана.
Турки, как мы отмечали ранее, сформировали свое государство в Малой Азии и на части Балкан, окружающих Стамбул. Турецкая республика возникла в результате двух этнических конфликтов: вытеснения греков из Смирны на Эгейском море, и армян из их исконных земель в Малой Азии. Другой тюркоязычный народ образовал государство Азербайджан, но при этом значительная часть азербайджанцев, проживавших на южных территориях, оказалась в Иране. Небольшая турецкая община осталась в Киркуке в Ираке.
Третьей национальной группой, которой пришлось перегруппировываться после падения Халифата, стали персы, которые после нескольких лет арабского колониализма смогли в XVI в. восстановить Древнюю Персию под новым названием Иран. Шииты по вероисповеданию, персы являются этническим большинством в своей стране, где имеются также небольшие вкрапления этнических меньшинств.
Итак, три крупнейшие национальные и этнические группы сумели продвинуться на пути к независимости, вернуть все или почти все свои исконные земли. Арабы, турки и персы перегруппировались. Но как обстояло дело у других этносов?
Евреи, на долгие века выключенные из активной жизни региона, поскольку были ограничены статусом Dhimmis (по закону шариата – граждане второго сорта), ставшие жертвами разгула антисемитизма в Европе, в XIX в. рьяно ухватились за идею национального возрождения. Они сформировали этнонациональное движение, объявив своей целью возвращение в Палестину, на «историческую родину». В этом смысле политический сионизм был в определенном смысле национальным восстанием евреев против Халифата, который запрещал появление самостоятельных неисламских территориальных образований в пределах своих границ.
Существовали также и мусульманские этнонациональные группы, которые испытывали притеснения со стороны других, более крупных мусульманских групп. Берберы в Алжире, Марокко и других частях Северной Африки; курды в Ираке, Сирии, Турции и персидском Иране; чернокожие африканцы в Судане, находящемся под арабским правлением; африканцы в Мавритании и Сахеле, противостоящие арабам-берберам на севере региона. И последнее, но не менее значимое: христианские этнонациональные группы, которые существовали в своих регионах еще до арабского исламского завоевания – копты в Египте, ассирийцы в Ираке, арамейцы в Сирии, Ливане и другие, рассеянные по всему региону. В Иране и Ираке проживали и прочие небольшие религиозные группы, такие как бахаисты, зейдиты и зороастрийцы.
Находясь под властью арабского и османского Халифатов, национальные меньшинства переживали взлеты и падения в своих попытках обрести свободу от «империи»12. Все эти меньшинства стремились к отделению, независимости или автономии, организовывали свои собственные националистические движения. Оказываясь на одной территории, они зачастую конкурировали между собой, как, например, курды и ассирийцы в Ираке или марониты и друзы в Ливане. Но основные сражения за государственность происходили между ними и титульными нациями.
Первыми из Халифата на Балканах вырвались европейцы. Сербы, хорваты, румыны, болгары и греки обрели государственность в конце XIX в. Североафриканские арабы и берберы вышли из зоны влияния Турции, но попали под власть европейцев. Копты, берберы и африканцы оказались под властью арабов. По сути, сложился некий «слоеный пирог». Сходные сценарии развернулись после 1919 г. в Леванте: в Ираке и Сирии курды, арамейцы и прочие христиане оказались в самом низу национальной пирамиды, посередине – арабы-мусульмане, наверху – британцы и французы. В Палестине, находившейся под мандатом Британии, еврейское население спешно создавало этнические анклавы, в то время как палестинские арабы отрицали за новоприбывшим этническим сообществом любое право на государственность. Ожидая окончательной деколонизации, эти группы вступили в конфронтацию. Исключением стал лишь Ливан, где марониты и другие ливанские христиане поднялись до уровня граждан «первого сорта» наряду с арабами-мусульманами.
Короче, все обитатели бывшей Османской империи, объединенные в группы по национальному, этническому или религиозному признаку, пережидали европейскую колонизацию, действие мандатов и пребывали в предчувствии грядущих перемен. Арабские националисты лелеяли планы панарабизма. Турки рассчитывали на укрепление республики «только для турок». Персы – на дальнейшее возрождение Ирана и сохранение своих границ. Евреи и арабы в Палестине – на создание собственных государств. Берберы и копты – на обретение автономии. Африканцы – на создание самостоятельных территориально-политических образований. В Ливане христианская интеллигенция продвигала идею «плюралистического средиземноморского Ливана», а исламский истеблишмент готовился к «новой арабизации» страны.
В ХХ в. арабы получили государственность в двадцати одной независимой стране – нынешних членах Лиги арабских государств. Часть арабского населения из-за изменения территориальных границ оказалась за их пределами. Жители анклава Антиохия в Северной Сирии были присоединены к современной Турции; арабское население в районе г. Ахваз на восточном побережье Персидского залива – к Ирану. Арабы Палестины, бывшей подмандатной территории Британии, не имевшие возможности присоединиться к Трансиордании, из-за арабо-израильского конфликта не смогли образовать свое государство, хотя ООН и признала за ними такое право. Но 96 % всех арабов стали гражданами независимых государств, раскинувшихся от Марокко до Омана.
Турки, как мы отмечали ранее, сформировали свое государство в Малой Азии и на части Балкан, окружающих Стамбул. Турецкая республика возникла в результате двух этнических конфликтов: вытеснения греков из Смирны на Эгейском море, и армян из их исконных земель в Малой Азии. Другой тюркоязычный народ образовал государство Азербайджан, но при этом значительная часть азербайджанцев, проживавших на южных территориях, оказалась в Иране. Небольшая турецкая община осталась в Киркуке в Ираке.
Третьей национальной группой, которой пришлось перегруппировываться после падения Халифата, стали персы, которые после нескольких лет арабского колониализма смогли в XVI в. восстановить Древнюю Персию под новым названием Иран. Шииты по вероисповеданию, персы являются этническим большинством в своей стране, где имеются также небольшие вкрапления этнических меньшинств.
Итак, три крупнейшие национальные и этнические группы сумели продвинуться на пути к независимости, вернуть все или почти все свои исконные земли. Арабы, турки и персы перегруппировались. Но как обстояло дело у других этносов?
Евреи, на долгие века выключенные из активной жизни региона, поскольку были ограничены статусом Dhimmis (по закону шариата – граждане второго сорта), ставшие жертвами разгула антисемитизма в Европе, в XIX в. рьяно ухватились за идею национального возрождения. Они сформировали этнонациональное движение, объявив своей целью возвращение в Палестину, на «историческую родину». В этом смысле политический сионизм был в определенном смысле национальным восстанием евреев против Халифата, который запрещал появление самостоятельных неисламских территориальных образований в пределах своих границ.
Существовали также и мусульманские этнонациональные группы, которые испытывали притеснения со стороны других, более крупных мусульманских групп. Берберы в Алжире, Марокко и других частях Северной Африки; курды в Ираке, Сирии, Турции и персидском Иране; чернокожие африканцы в Судане, находящемся под арабским правлением; африканцы в Мавритании и Сахеле, противостоящие арабам-берберам на севере региона. И последнее, но не менее значимое: христианские этнонациональные группы, которые существовали в своих регионах еще до арабского исламского завоевания – копты в Египте, ассирийцы в Ираке, арамейцы в Сирии, Ливане и другие, рассеянные по всему региону. В Иране и Ираке проживали и прочие небольшие религиозные группы, такие как бахаисты, зейдиты и зороастрийцы.
Находясь под властью арабского и османского Халифатов, национальные меньшинства переживали взлеты и падения в своих попытках обрести свободу от «империи»12. Все эти меньшинства стремились к отделению, независимости или автономии, организовывали свои собственные националистические движения. Оказываясь на одной территории, они зачастую конкурировали между собой, как, например, курды и ассирийцы в Ираке или марониты и друзы в Ливане. Но основные сражения за государственность происходили между ними и титульными нациями.
Первыми из Халифата на Балканах вырвались европейцы. Сербы, хорваты, румыны, болгары и греки обрели государственность в конце XIX в. Североафриканские арабы и берберы вышли из зоны влияния Турции, но попали под власть европейцев. Копты, берберы и африканцы оказались под властью арабов. По сути, сложился некий «слоеный пирог». Сходные сценарии развернулись после 1919 г. в Леванте: в Ираке и Сирии курды, арамейцы и прочие христиане оказались в самом низу национальной пирамиды, посередине – арабы-мусульмане, наверху – британцы и французы. В Палестине, находившейся под мандатом Британии, еврейское население спешно создавало этнические анклавы, в то время как палестинские арабы отрицали за новоприбывшим этническим сообществом любое право на государственность. Ожидая окончательной деколонизации, эти группы вступили в конфронтацию. Исключением стал лишь Ливан, где марониты и другие ливанские христиане поднялись до уровня граждан «первого сорта» наряду с арабами-мусульманами.
Короче, все обитатели бывшей Османской империи, объединенные в группы по национальному, этническому или религиозному признаку, пережидали европейскую колонизацию, действие мандатов и пребывали в предчувствии грядущих перемен. Арабские националисты лелеяли планы панарабизма. Турки рассчитывали на укрепление республики «только для турок». Персы – на дальнейшее возрождение Ирана и сохранение своих границ. Евреи и арабы в Палестине – на создание собственных государств. Берберы и копты – на обретение автономии. Африканцы – на создание самостоятельных территориально-политических образований. В Ливане христианская интеллигенция продвигала идею «плюралистического средиземноморского Ливана», а исламский истеблишмент готовился к «новой арабизации» страны.
4. Группы активных борцов за демократию и права человека
Либеральные и демократические силы были разбросаны по всему региону, приспосабливались к различным этнонационалистическим требованиям и не всегда были удовлетворены своими «поисками идей» в области прав человека. Регион был слишком перенасыщен идеями, идеологиями, борьбой за идентичность, наследственными конфликтами, чтобы реформаторы и гуманисты могли возглавить какое-либо из движений. Исламисты, панарабисты, этнонационалисты, сепаратисты и им подобные были настроены слишком шовинистически, чтобы оставить хоть какое-то политическое поле либералам и демократам. Лидеры таких крупных национальных движений, как арабское, турецкое и персидское, опасались, что демократизация может ослабить националистические завоевания последних лет и позволит различным сепаратистам отхватить куски «национальных» территорий.
Интересно, что политические лидеры меньшинств зачастую тоже действовали в авторитарной манере, бездоказательно заявляя: «Время для «демократических дискуссий» еще не настало, необходимо сосредоточиться на борьбе за «права» отдельных групп». Движения за демократию и права человека, рассеянные по всему региону, не могли объединиться для транснациональных действий. Среди всех сил, стремившихся во всеоружии встретить постколониальный день «Д», демократические силы, включая женщин, студентов, рабочих, творческую интеллигенцию, были слабейшими и наименее подготовленными. В авангарде находились уже сформировавшиеся элиты: наследники провинций бывшего Халифата, региональных и локальных династий и другие представители высшего класса, кооптированные во власть колониальными администрациями. В большинстве случаев они были теми же самыми властными группами, которые правили городами во времена Халифата и султаната, и зачастую основными партнерами европейских администраций. Интересно, что те же самые силы порой возглавляли антизападные восстания. Вторыми на новой политической арене были недавно образовавшиеся идеологические группировки – исламисты, панарабисты, а также военные хунты. Третьими – лидеры сепаратистских общин, прочно укоренившиеся в своих этнонациональных группах, также отнюдь не демократичные. И в последних рядах стояли немногие борцы за демократию и права человека.
В некоторых случаях политики, представлявшие меньшинства, имели либеральное воспитание и даже оставались либералами, но только до тех пор, пока, как в Ливане, кризисы не выталкивали их на обочину политических процессов. В других случаях, например в Турции и Иордании, правящие классы принимали некоторые элементы западных многопартийных систем. «Ишув» в Израиле оказался во многом уникальным, сумев после ухода британцев внедрить принципы плюралистической либеральной демократии в стране, объединяющей два национальных сообщества – евреев и арабов.
Сторонники либеральной демократии и светской революции находились в меньшинстве, к тому же в самом низу социальной лестницы. С концом эпохи европейского присутствия в регионе им грозило дальнейшее угнетение. Британцы и французы вводили на подмандатных территориях представительные институты – парламенты, конституционные суды и органы правосудия, выстраивали бюрократический аппарат, развивали светское общественное образование. Все это получало признание у этнических меньшинств, либералов, но высшие слои общества, националисты и исламисты видели в европейцах не только чужеродную власть, от которой нужно избавиться, но и проводников опасных идей, у которых не было иного будущего, кроме отмены.
Скрытая правда периода колониального правления заключается в том, что местные элиты, позиционируемые Европой как альтернативная власть, зачастую были гораздо большими угнетателями и жесткими врагами демократических институтов. Поэтому в десятилетия, последовавшие за деколонизацией, новые «хозяева земли» настойчиво перекладывали ответственность за несчастья на «империалистов» и бывшие колониальные власти, искусно маскируя собственную роль в подавлении свобод в своих обществах.
Интересно, что политические лидеры меньшинств зачастую тоже действовали в авторитарной манере, бездоказательно заявляя: «Время для «демократических дискуссий» еще не настало, необходимо сосредоточиться на борьбе за «права» отдельных групп». Движения за демократию и права человека, рассеянные по всему региону, не могли объединиться для транснациональных действий. Среди всех сил, стремившихся во всеоружии встретить постколониальный день «Д», демократические силы, включая женщин, студентов, рабочих, творческую интеллигенцию, были слабейшими и наименее подготовленными. В авангарде находились уже сформировавшиеся элиты: наследники провинций бывшего Халифата, региональных и локальных династий и другие представители высшего класса, кооптированные во власть колониальными администрациями. В большинстве случаев они были теми же самыми властными группами, которые правили городами во времена Халифата и султаната, и зачастую основными партнерами европейских администраций. Интересно, что те же самые силы порой возглавляли антизападные восстания. Вторыми на новой политической арене были недавно образовавшиеся идеологические группировки – исламисты, панарабисты, а также военные хунты. Третьими – лидеры сепаратистских общин, прочно укоренившиеся в своих этнонациональных группах, также отнюдь не демократичные. И в последних рядах стояли немногие борцы за демократию и права человека.
В некоторых случаях политики, представлявшие меньшинства, имели либеральное воспитание и даже оставались либералами, но только до тех пор, пока, как в Ливане, кризисы не выталкивали их на обочину политических процессов. В других случаях, например в Турции и Иордании, правящие классы принимали некоторые элементы западных многопартийных систем. «Ишув» в Израиле оказался во многом уникальным, сумев после ухода британцев внедрить принципы плюралистической либеральной демократии в стране, объединяющей два национальных сообщества – евреев и арабов.
Сторонники либеральной демократии и светской революции находились в меньшинстве, к тому же в самом низу социальной лестницы. С концом эпохи европейского присутствия в регионе им грозило дальнейшее угнетение. Британцы и французы вводили на подмандатных территориях представительные институты – парламенты, конституционные суды и органы правосудия, выстраивали бюрократический аппарат, развивали светское общественное образование. Все это получало признание у этнических меньшинств, либералов, но высшие слои общества, националисты и исламисты видели в европейцах не только чужеродную власть, от которой нужно избавиться, но и проводников опасных идей, у которых не было иного будущего, кроме отмены.
Скрытая правда периода колониального правления заключается в том, что местные элиты, позиционируемые Европой как альтернативная власть, зачастую были гораздо большими угнетателями и жесткими врагами демократических институтов. Поэтому в десятилетия, последовавшие за деколонизацией, новые «хозяева земли» настойчиво перекладывали ответственность за несчастья на «империалистов» и бывшие колониальные власти, искусно маскируя собственную роль в подавлении свобод в своих обществах.
Деколонизация и поражение демократии
В большинстве регионов мира отмена колониальных режимов послужила сигналом к началу движения в сторону демократии или, по крайней мере, содействовала первым шагам в этом направлении. На Ближнем и Среднем Востоке так было не везде. Некоторые страны совершили резкий поворот к многопартийным системам и плюрализму, другие скатились назад, к абсолютизму.
Между Турцией и Саудовской Аравией, Ливаном и Ираном, Иорданией и Сирией огромные различия. Турция и Ливан, к примеру, больше других продвинулись в области прав женщин, политической оппозиции. Но главенствующая политическая культура в регионе сводится к активному сопротивлению продвижению гражданских обществ в сторону норм, принятых в свободном мире.
Между Турцией и Саудовской Аравией, Ливаном и Ираном, Иорданией и Сирией огромные различия. Турция и Ливан, к примеру, больше других продвинулись в области прав женщин, политической оппозиции. Но главенствующая политическая культура в регионе сводится к активному сопротивлению продвижению гражданских обществ в сторону норм, принятых в свободном мире.