Ван Дайн Стивен. Смерть Канарейки

   Он покачал головой в притворном недоумении.
   – Нет, в самом деле, Маркхэм, – продолжал он, – вам бы следовало получше изучить особенности строения черепа вашего приятеля. Вы заметили широкий прямоугольный лоб этого джентльмена, его неровные брови, выцветшие горящие глаза, оттопыренные уши с тонкими верхними краями и отделенными мочками. Он не глуп, этот Амбруаз, но морально не устойчив…
   – Интересно, что он действительно знает, – проговорил недовольно Маркхэм.
   – О, что-то он знает, я в этом уверен. И если бы мы тоже это знали, то расследование бы заметно продвинулось. Но то, что он скрывает, каким-то неприятным образом связано с ним. Его благочестие поколеблено. Он отбросил светские манеры, то, как он взорвался, очень ясно показывает на его отношение к нам.
   – Да, – согласился Маркхэм. – Этот вопрос о прошлом вечере подействовал, как пороховая петарда. Почему вы предложили задать его?
   – Ну, целый ряд обстоятельств – его готовое и явно лживое заявление, что он только что прочитал об убийстве, его неискренние речи о святости профессиональной тайны, осторожное признание в своих отцовских чувствах к девушке, его усиленные попытки вспомнить, когда он видел ее в последний раз – кажется, это особенно показалось мне подозрительным, и, наконец, наблюдения за его физиономией, все это сыграло роль.
   – Ну что ж, – признал Маркхэм, – вопрос имел успех… Чувствую, что мне еще придется встретиться с этим почтенным доктором.
   – Возможно, – сказал Ванс. – Мы застали его врасплох. Но когда у него будет время обдумать все это и сочинить подходящую историю, он станет чрезмерно болтливым… Во всяком случае, вечер окончен, и до завтра вы можете размышлять о лютиках.
   Но в отношении дела Оделл вечер еще не был закончен. Мы вернулись в диванную клуба и не успели усесться в кресла, как мимо угла, где мы сидели, прошел человек и со светской учтивостью поклонился Маркхэму. Маркхэм, к моему удивлению, поднялся, приветствуя его и в то же время указывая на кресло.
   – Я хочу еще кое о чем спросить вас, мистер Спотсвуд, – сказал он, – если вы можете уделить мне минутку.
   При звуке его имени я стал пристально разглядывать его, так как, признаюсь, был очень заинтересован таинственным спутником девушки в прошлую ночь. Спотсвуд был типичный аристократ Нового Света, прямой, неторопливый в движениях, сдержанный и одетый по моде, но без франтовства. Он был почти шести футов ростом и хорошо сложен, но слегка угловат.
   Маркхэм познакомил его с Вансом и со мной и кратко объяснил, что мы работаем с ним вместе по расследованию дела Оделл, и что он счел за лучшее посвятить нас целиком в секрет Спотсвуда. Спотсвуд с сомнением взглянул на него и тут же поклонился в знак согласия с этим решением.
   – Я в ваших руках, мистер Маркхэм, – ответил он хорошо поставленным, но несколько высоким голосом, – и, конечно, согласен со всем, что вы найдете приемлемым.
   Он повернулся к Вансу с извиняющейся улыбкой.
   – Я нахожусь в довольно неприятном положении и, естественно, несколько чувствителен к этому.
   – Я, во всяком случае, не моралист, – любезно сообщил ему Ванс. – Мой интерес к этому случаю чисто академический.
   Спотсвуд негромко засмеялся.
   – Хотел бы я, чтобы моя семья придерживалась такой же точки зрения, но, боюсь, что они не будут так терпеливы к моим слабостям.
   – Надо честно сказать вам, мистер Спотсвуд, – вмешался Маркхэм, – что, возможно, мне все-таки придется вас вызвать как свидетеля.
   Спотсвуд быстро вскинул глаза, по его лицу пробежала тень, но он ничего не сказал.
   – Дело в том, – продолжал Маркхэм, – что мы собираемся произвести арест, и понадобятся ваши показания, чтобы установить, когда мисс Оделл вернулась домой, и доказать, что в квартире уже кто-то был, когда вы ушли. Ее зов на помощь, когда вы ушли, может послужить важным пунктом обвинения.
   Спотсвуд, казалось, был напуган мыслью о том, что его отношения с девушкой станут известны всем, и просидел несколько минут молча, с опущенными глазами.
   – Я вас понимаю, – сказал он наконец. – Но это было бы ужасно для меня.
   – Этого, быть может, удастся избежать, – успокоил его Маркхэм. – Я обещаю, что вас вызовут только в случае крайней необходимости. Но вот о чем я хотел вас спросить: вы не знаете случайно доктора Линдквиста, который, кажется, был личным врачом мисс Оделл?
   Спотсвуд был искренне изумлен.
   – Никогда не слыхал о таком, – ответил он. – Мисс Оделл никогда не говорила мне ни о каком враче.
   – А вы никогда не слышали, чтобы она упоминала имя Скила или называла кого-нибудь Тони?
   – Нет, – он произнес это с ударением.
   Маркхэм погрузился в разочарованное молчание. Спотсвуд тоже не произносил ни слова и, казалось, задумался.
   – Знаете, мистер Маркхэм, – заговорил он через несколько минут, – может быть, неловко признаваться в этом, но я очень заботился об этой девушке. Вы, вероятно, оставили ее квартиру не тронутой… – Он поколебался, и в глазах его появилось почти просительное выражение. – Если можно, я бы хотел побывать там еще раз.
   Маркхзм, взглянув на него, покачал головой.
   – Не выйдет. Вас может узнать телефонист или там окажется репортер – и тогда я не смогу не привлечь вас к делу.
   Спотсвуд, казалось, был разочарован, но не спорил. Несколько минут все молчали. Вдруг Ванс неторопливо выпрямился в своем кресле.
   – Кстати, мистер Спотсвуд, вы не заметили ничего необыкновенного за те полчаса, что провели в квартире мисс Оделл вчера вечером?
   – Необычайного? Нет. Мы немного поболтали, затем я простился и ушел.
   – И все же теперь совершенно ясно, что в то время, как вы находились у нее, там еще кто-то был.
   – Да, в этом нет никакого сомнения. – Спотсвуд слегка вздрогнул. – И ее крики означали, что он вышел из своего убежища, как только я ушел.
   – А вы не подумали об этом, когда она позвала на помощь?
   – Сначала подумал. Но, когда она стала уверять, что ничего не случилось, и попросила меня идти домой, я решил, что она задремала и вскрикнула во сне… О, если бы я не поверил этому так легко.
   – Это мучительное положение. – Ванс помолчал, а затем спросил. – Вы, между прочим, не обратили внимания на дверь стенного шкафа в гостиной? Была ли она открыта или закрыта?
   Спотсвуд нахмурился, как бы пытаясь вспомнить, но у него ничего не вышло.
   – Кажется, закрыта. Я, вероятно, заметил бы, если бы она была открыта.
   – Значит, вы не можете сказать, был ли ключ в замке?
   Беседа продолжалась еще полчаса, затем Спотсвуд извинился и покинул нас.
   – Странно, – размышлял Маркхэм, – как пустоголовая легкомысленная певичка могла настолько увлечь человека, получившего такое воспитание, как он.
   – Я бы сказал, что это вполне естественно, – возразил Ванс. – Просто, вы неисправимый моралист, Маркхэм.

ГЛАВА 12
УПРЯМЫЙ УЗНИК
(среда, 12 сентября, 9 ч. утра)

   Следующий день – это была среда – не только ознаменовался важным и, как казалось, решающим событием в ходе дела Оделл, но в этот день также началось активное участие Ванса в расследовании. Психологические моменты дела влекли его к себе, и он чувствовал, даже при тогдашнем положении расследования, что обычными полицейскими методами нельзя будет решить эту задачу. По его просьбе Маркхэм заехал за ним около девяти часов, и мы отправились прямо в прокуратуру.
   Хэс нетерпеливо ждал нашего прибытия. Выражение крайнего торжества на его лице, которое он тщетно пытался скрыть, сразу сообщило нам о хороших новостях.
   – Дела идут лучше не надо, – объявил он, едва мы уселись. Сам он был слишком возбужден, чтобы присесть, и стоял перед столом Маркхэма, вертя в пальцах сигару.
   – Мы взяли Щеголя вчера в шесть часов вечера и хорошо взяли. Один из наших ребят – его зовут Райли – обходил Шестую авеню в районе 30-х улиц и увидел, как он вылез из машины и вошел в ломбард. Райли сейчас же прихватил постового полисмена и пошел за ним, а постовой подцепил еще одного из патруля, и вот они втроем накрыли нашего элегантного приятеля, когда он пытался заложить это кольцо.
   Он бросил на стол прокурора крупный квадратный солитер в платиновой филигранной оправе.
   – Я был как раз у себя, когда они его взяли, и тут же послал Сниткина в Гарлем узнать, что скажет об этом горничная, и она признала кольцо, как принадлежащее Оделл.
   – Но его не было среди украшений, которые, были на леди в ту ночь, сержант, – рассеянно сказал Ванс.
   Хэс угрюмо взглянул на него.
   – Ну и что из этого? Его достали из стального ящика, не будь я Эрнест Хэс.
   – Конечно, конечно, – пробормотал Ванс, впадая в оцепенение.
   – И вот тут нам и повезло, – сказал Хэс, поворачиваясь к Маркхэму. – Это прямо связывает Скила с убийством и грабежом.
   – Что говорит об этом Скил? – Маркхэм напряженно подался вперед. – Я думаю, вы допросили его?
   – Можно сказать, да, – ответил сержант, но довольно унылым тоном. – Он у нас всю ночь был в работе. Но он рассказывает такую историю: девушка дала ему кольцо неделю назад, и он не видел ее до позавчерашнего дня. Он пришел к ней между четырьмя и шестью часами дня – вспомните, горничная говорила, что она уходила в это время – и вошел и вышел через боковую дверь, которая еще не была заперта. Он признает, что приходил еще раз в половине десятого вечера, но говорит, что, не застав ее, отправился домой. Его алиби в том, что он сидел до полуночи со своей квартирной хозяйкой, играл в карты и пил вино. Я съездил к нему утром, и старая дева это подтвердила. Но это ничего не значит. Ее дом – довольно подозрительная дыра, а хозяйка не только любительница выпить, но у нее были какие-то проступки.
   – Что говорит Скил по поводу отпечатков пальцев?
   – Он, конечно, заявляет, что оставил их, когда был у нее днем.
   – А насчет тех, которые были на дверной ручке?
   Хэс ухмыльнулся.
   – У него и на это есть ответ – говорит, ему почудилось, что кто-то идет, и он заперся в стенном шкафу. Он не хотел, чтобы его видели; он бы испортил Оделл всю игру, которую она вела.
   – Очень осмотрительно с его стороны, не становиться на ее пути, – протянул Ванс. – Какая трогательная верность, а?
   – Вы ведь не верите этому вздору, мистер Ванс? – спросил Хэс с удивленным негодованием.
   – Не очень. Но наш Антонио, по крайней мере, последователен в своем рассказе.
   – Слишком уж последователен, черт бы его побрал, – проворчал сержант.
   – И это все, что вы смогли из него вытянуть? – Маркхэм, естественно, был недоволен результатом работы Хэса.
   – Как будто все, сэр. Он вцепился в свою историю, как пиявка.
   – В его комнате не нашли отмычек?
   Хэс должен был признаться, что не нашли.
   – Но нельзя же допустить, что он их держит при себе, – добавил он.
   Маркхэм обдумывал известные факты несколько минут.
   – Не нахожу, что у нас все удачно, как бы мы не были уверены в виновности Скила. Может быть, у него и ненадежное алиби, но вместе с показаниями телефониста оно может вполне удовлетворить суд.
   – А как же с кольцом, сэр? – Хэс был ужасно разочарован. – И как насчет его угроз и отпечатков пальцев, и списка точно таких же грабежей со взломом?
   – Только дополнительные факторы, – объяснил Маркхэм. – Хороший адвокат мог бы оправдать его в двадцать минут, даже если бы я добился обвинительного акта. Ведь вы понимаете, нет ничего невозможного в том, что женщина дала ему кольцо неделю назад – вспомните показания горничной о том, что он как раз требовал денег в то время. И ничем не докажешь, что отпечатки пальцев не были действительно оставлены в понедельник днем. Дальше, мы никак не можем связать его с отмычкой, потому что не знаем, кто работал прошлым летом в Парк-авеню. Вся его история совпадает с известными фактами, а мы ничем не можем опровергнуть ее.
   Хэс беспомощно пожал плечами, с него слетел весь задор.
   – Что же нам делать? – грустно спросил он.
   – Я думаю, что мне прежде всего надо самому поговорить с ним.
   Он нажал кнопку и приказал служащему заполнить официальное требование. Подписавшись под ним, он послал Свэкера к Бену Хэнлону.
   – Пожалуйста, спросите его насчет этих шелковых рубашек, – взмолился Ванс. – И выясните, если сможете, находит ли он белые жилетки подходящими к смокингу.
   – Это учреждение – не магазин готового платья, – огрызнулся Маркхэм.
   – Но, дорогой Маркхэм, вы же все равно не узнаете ничего больше от этого Петрония.
   Через десять минут помощник шерифа ввел в кабинет Тони Скила. Щеголь не оправдывал сейчас своего прозвища. Он был бледен и изможден, испытание прошлой ночи, проведенной в полиции, наложило на него отпечаток: он был небрит, растрепан, кончики усов поникли. Но, несмотря на свое печальное положение, он держался насмешливо и презрительно. Бросив на Хэса злобный вызывающий взгляд, он с подчеркнутым равнодушием встал перед прокурором.
   В ответ на вопросы Маркхэма он упрямо повторил ту же историю, которую рассказывал Хэсу. Он цеплялся за каждую деталь с упорством школьника, наизусть выучившего свой урок и механически повторяющего зазубренное. Маркхэм упрашивал, грозил, запугивал. Исчезла его обычная мягкость, он напоминал неумолимую машину. Но Скил, нервы которого, казалось, были из стали, не дрогнув выдерживал огонь его вопросов. Через полчаса Маркхэм сдался, не в силах ничего вытянуть из него. Он уже собирался отпустить Скила, когда Ванс поднялся с места и неторопливо направился к столу Маркхэма. Присев на край стола, он с любопытством поглядел на арестованного.
   – Так вы любитель сыграть в карты? – небрежно заметил он. – В кон-кен. Дурацкая игра, правда? Хотя интересней, чем бридж. В нее играют в английских клубах. Вы все еще играете в две колоды?
   Скил невольно нахмурился. Он привык к ярости прокурора и дубинкам полиции, но здесь перед ним был совершенно новый тип инквизитора, и ясно, что он был удивлен и испуган. Он решил встретить нового противника высокомерной усмешкой.
   – Кстати, – продолжал Ванс тем же тоном, – можно, будучи спрятанным в шкафу мисс Оделл, видеть тахту через замочную скважину?
   Внезапно улыбка сползла с лица Скила.
   – И странно, – поспешно продолжал Ванс, не отрывая от него глаз, – почему вы не подняли тревогу?
   Я пристально наблюдал за Скилом и, хотя на его застывшем лице ничего не дрогнуло, заметил, как расширились его зрачки. Маркхэм, я думаю, тоже заметил это.
   – Не беспокойтесь, – прервал Ванс, когда Скил открыл рот, чтобы ответить. – Но вот все-таки скажите мне: неужели на вас совершенно не подействовало это зрелище?
   – Не знаю, о чем вы тут разговариваете, – отозвался Скил с угрюмой дерзостью. Но в нем чувствовалась какая-то неуверенность. Теперь он прилагал усилия, чтобы казаться безразличным.
   – Не очень-то приятное положение. – Ванс не обратил внимания на ответ Скила. – Как вы себя чувствовали, скорчившись в темноте, когда кто-то попытался повернуть ручку и отворить дверь?
   Его глаза сверлили Скила.
   Мускулы на лице Скила напряглись, но он ничего не ответил.
   – Хорошо еще, что вы предусмотрительно заперлись, а? – продолжал Ванс. – А что, если бы он нашел дверь открытой – господи боже! – что тогда?
   Он замолчал и улыбнулся с мягкой любезностью, производящей впечатление большее, чем самый яростный взгляд.
   – Я хочу сказать, держали ли вы наготове для него отмычку? А если бы он оказался сильнее и быстрее вас… если бы его пальцы сжали вам горло прежде, чем вы успели бы ударить его?… Думали ли вы об этом там, в темноте?… Нет, не очень это приятное положение. Я бы сказал, даже отвратительное.
   – Вы что, бредите? – нагло фыркнул Скил. – Вы обалдели уже совсем.
   Но он забыл о своем высокомерии, и что-то, похожее на ужас, промелькнуло у него на лице. Но это было мгновенно, и почти тут же прежняя ухмылка вернулась к нему, он презрительно мотнул головой.
   Ванс направился к своему креслу и устало растянулся в нем, как будто его интерес к этому делу совсем испарился.
   Маркхэм внимательно следил за этой сценой, но Хэс курил с плохо скрытым раздражением. Наступившее молчание было прервано Скилом.
   – Вы, наверно, уже собрались задушить меня? – Он хрипло засмеялся. – Что ж, попробуйте. Мой адвокат Эйб Рубин, вы бы позвонили ему и сказали, что он мне нужен.
   Маркхэм с недовольным видом кивнул помощнику шерифа, чтобы он забрал Скила.
   – До чего это вы пытались добраться? – спросил он Ванса после их ухода.
   – Просто небольшой маневр в моем рвении пробраться к свету. – Ванс спокойно курил несколько мгновений. – Я думал, что мистеру Скилу придется излить свое сердце перед нами. И я помогал ему
   – Это было великолепно, – поддразнил его Хэс. – Я каждую минуту ожидал, что вы его спросите, не играл ли он в шефльборд, и отчего умерла его бабушка.
   – Сержант, – взмолился Ванс, – не будьте таким недобрым. Я этого не вынесу… А что, разве наша беседа с мистером Скилом ничего вам не сказала?
   – Ну, конечно, – сказал Хэс, – вы хотели доказать, что он сидел в шкафу, когда Оделл была убита. Но куда это нас приведет? Это снимает вину с него, хотя взлом был произведен профессионалом, а Скил пойман на месте с одной из безделушек.
   Он возмущенно повернулся к прокурору.
   – Как же так, сэр?
   – Мне не нравится оборот дела, – сказал Маркхэм. – Если Скила будет защищать Эйб Рубин, нам с ним не справиться. Я убежден, что он тут замешан, но никакой суд не примет моих подозрений взамен доказательств.
   – Мы могли бы отпустить Щеголя и не спускать с него глаз, – неохотно предложил Хэс. – Может быть, нам удастся поймать его на чем-нибудь, и тогда игра будет окончена.
   Маркхэм задумался.
   – Это неплохая мысль, – согласился он. – Все равно нам не добыть улик, пока он будет сидеть взаперти.
   – Это как будто единственный выход, сэр.
   – Хорошо, – сказал Маркхэм. – Пусть он думает, что не интересует нас больше. Он должен быть совершенно спокоен. Я предоставляю это вам, сержант. Приставьте к нему пару надежных людей на круглые сутки. Что-нибудь может случиться.
   Хэс встал, подавленный и озабоченный.
   – Хорошо, сэр. Я об этом позабочусь.
   – И мне нужны дополнительные данные о Чарльзе Кливере, – добавил Маркхэм. – Выясните, если сможете, насчет его отношений с Оделл. И о докторе Амбруазе Линдквисте – его биографию, образ жизни – ну, вы знаете, что. Но не соприкасайтесь с ним лично.
   Хэс записал это имя в блокнот без особого энтузиазма.
   – Прежде чем выпустить своего элегантного узника, – вставил Ванс, зевая, – вы могли бы, знаете ли, проверить, нет ли при нем ключа от квартиры Оделл.
   Хэс вздрогнул и ухмыльнулся.
   – Верно, вэтом есть смысл. Смешно, что я сам об этом не, подумал. – И, пожав нам руки, он вышел.

ГЛАВА 13
РЫЦАРЬ МЕХОВОЙ ФИРМЫ
(среда, 12 сентября, 10 ч. 30 мин. утра)

   Свэкер, очевидно, ожидал возможности войти, потому что, как только Хэс исчез за дверью, он появился в комнате.
   – Репортеры пришли, сэр, – объявил он, поморщившись. – Вы сказали, что примете их в десять тридцать.
   В ответ на кивок шефа он открыл дверь, и с десяток журналистов сразу вошли в комнату.
   – Сегодня, пожалуйста, никаких вопросов, – вежливо попросил Маркхэм. – Еще слишком рано. Но я расскажу вам все что знаю… Я согласен с сержантом Хэсом, что убийство Оделл было делом рук профессионального преступника, того самого, который произвел кражу со взломом в доме Архэймана на Парк-авеню прошлым летом.
   Он кратко рассказал о заключении эксперта Бреннера.
   Мы не производили арестов, но один ожидается в ближайшем будущем. В сущности, полиция уже знает все, но действует осторожно, чтобы закрыть преступнику все лазейки. Мы уже обнаружили кое-что из драгоценностей…
   Он говорил с репортерами около пяти минут, но не упомянул о показаниях горничной и тщательно избегал упоминать какие-либо имена.
   Когда мы снова остались одни, Ванс восхищенно засмеялся.
   – Мастерский обход, дорогой мой Маркхэм, занятия юриспруденцией имеют свои преимущества: «Мы уже обнаружили кое-что из драгоценностей…» Замечательно сказано! Не ложь, нет, но как уклончиво! Нет, вы знаете, я должен посвятить больше времени высокому искусству…
   – Оставьте это в покое, – нетерпеливо перебил его Маркхэм. – Может быть, теперь, когда Хэс ушел, вы скажите мне, что у вас было на уме, когда вы пристали к Скилу? Что это были за таинственные разговоры о темных чуланах и пальцах, сжимающихся на горле, и подглядывании в замочные скважины?
   – Ну, я не думаю, что моя болтовня звучала так мрачно, – ответил Ванс. – Этот Тони, несомненно, сидел в засаде в шкафу в какой-то роковой час этого вечера, и я просто пытался точно выяснить, когда именно это было.
   – Ну и выяснили?
   Ванс печально покачал головой.
   – Вы знаете, Маркхэм, я гордый сторонник теории. Она неопределенна, непонятна, неосновательна. Но даже если бы она была достоверна, я не вижу, как она могла бы нам помочь, потому что она запутала бы положение еще больше… Я почти жалею, что позволил себе поговорить с этим красавцем Хэса. Он ужасно перевернул все у меня в голове.
   – Из того, что я смог уловить, вы, кажется, полагаете, что Скил был свидетелем убийства. Это ваша драгоценная теория?
   – Во всяком случае, ее часть.
   – Мой дорогой Ванс, вы меня изумляете, – Маркхэм откровенно рассмеялся. – По-вашему, Скил невиновен, но он скрывает это, выдумывает себе алиби и не выбалтывает ничего даже после ареста. Нет, это не пройдет.
   – Я знаю, – вздохнул Ванс. – Это неправдоподобно. И все же мое предположение преследует меня. Оно терзает меня и не дает ни минуты покоя.
   – Вы понимаете, по вашей сумасшедшей теории выходит, что, когда Спотсвуд и мисс Оделл вернулись из театра, в квартире прятались два человека, НЕИЗВЕСТНЫЕ ДРУГ ДРУГУ, а именно Скил и ваш предполагаемый убийца.
   – Конечно, понимаю. И эта мысль меня сокрушает.
   – Дальше. Они должны были войти в квартиру по отдельности и по отдельности спрятаться… Как, позвольте вас спросить, они туда пробрались? И который из них заставил девушку вскрикнуть, когда Спотсвуд ушел? И что в это время думал другой? И если Скил был пассивным наблюдателем, как вы это увяжете со взломанным ларцем и с кольцом?…
   – Довольно! Довольно! Не мучьте меня так! – молил Ванс. – Я знаю, что сошел с ума. У меня бывают галлюцинации от рождения, но – милосердный господи! – никогда не был я так безумен, как теперь.
   – По крайней мере, хоть по этому пункту, дорогой Ванс, мы находимся в полном согласии, – улыбнулся Маркхэм.
   В эту минуту вошел Свэкер и подал Маркхэму письмо.
   – Принес посыльный, пометка «срочно», – объяснил он.
   Письмо, на толстой внушительной бумаге, было написано доктором Линдквистом и уведомляло, что между одиннадцатью и часом ночи в понедельник он находился у постели больной в своей лечебнице. Оно также содержало извинения доктора по поводу своих действий, когда он был спрошен о своем местопребывании, и многословно, но не очень убедительно, объясняло его поведение. У него был утомительный день и внезапность нашего визита в сочетании с тенденциозными вопросами Маркхэма сильно на него повлияла. Он писал, что более чем сожалеет о своей вспышке, и готов быть полезным чем только сможет. Было страшно неудобно, – добавлял доктор, – что он не мог совладать с собой, потому что ему бы ничего не стоило объяснить Маркхэму, где он был прошлой ночью.
   – Он спокойно обдумал положение, – сказал Ванс, – и вот, пожалуйста, преподносит вам чистенькое алиби, которое, пожалуй, трудно опровергнуть. Хитрющий попрошайка, как все эти псевдопсихиатры. Заметьте, он был с пациенткой. Еще бы! – С какой? Ах, она слишком плохо себя чувствует, чтобы ее можно было допросить. Вот вам. Неплохо, а?
   – Это не так уж меня интересует, – Маркхэм отложил письмо. – Этот осел никогда бы не смог пробраться в квартиру Оделл незамеченным. В его изобретательность я не верю. – Он потянулся за какими-то бумагами. – А теперь, если вы не возражаете, я попробую окупить свое жалованье.
   Но Ванс, вместо того чтобы направиться к двери, подошел к столу и раскрыл телефонную книгу.
   – Разрешите мне еще одно, Маркхэм, – сказал он после недолгих поисков. – Отложите-ка свой тяжелый труд и давайте устроим вежливую беседу с мистером Луи Мэнниксом. Вы знаете, он ведь единственный предполагаемый поклонник непостоянной Маргарет, который еще не удостоен аудиенции. Я страстно желаю полюбоваться на него и выслушать его версию. Он, так сказать, завершит семейный круг. Я вижу, он все еще живет в Майден Лейн, поэтому привезти его сюда не займет много времени.
   При упоминании имени Мэнникса Маркхэм круто повернулся. Он хотел было запротестовать, но по опыту знал, что Ванс никогда ничего не предлагает из простого каприза, поэтому несколько мгновений он молчал, обдумывая это. Я думаю, что при создавшемся положении, когда все пути расследования были практически закрыты, его привлекла мысль о допросе Мэнникса.
   – Ладно, – сказал он, вызывая Свэкера, – хотя не вижу, чем он нам может помочь. Хэс заявил, что Оделл дала ему отставку год назад.
   – Ничего, ничего, он стерпит допрос, – заметил Ванс.