Ван Ластбадер Эрик. Отмели ночи (Воин Заката - 2)

   Он бежал не от зеленых. Это было не в его правилах. Кроме того, что-то подсказывало ему, что теперь они уже не представляют для него реальной угрозы. Он понял это по глазам Ду-Синя. Предводитель зеленых знал о Дольмене. А если и не о Дольмене, то уж точно - о том, что война на севере уже не такая, какой была на протяжении многих столетий.
   Он бежал в сторону дороги Окан; его легкие пылали огнем, ноги двигались сами по себе. Им уже завладевало отчаяние. В голове у него вертелись отрывочные детали, слова, события и намеки, которые он впитывал безотчетно, но которым до сих пор не придавал значения. По отдельности они не имели смысла, но все вместе уже вырисовывались в нечто первостепенное и ужасное. Ронин мчался по многолюдному лабиринту улиц, а в его затуманенном мозгу песней звучало имя. Кири.
   И Шаангсей наконец ожил в его глазах, стал сверкающей, пульсирующей сущностью, живущей собственной реальной жизнью. Проносясь по закоулкам, где мелькали обнаженные бедра и раскосые глаза, высокие груди и крутые ягодицы, где в полосах тени уютно расположились спящие дети и мелкие воришки, он ощущал это настойчивое присутствие, как близость женского тела, горячего и влажного, властного и ненасытного, возбуждающего и пугающего, и его захватило смешанное чувство торжества и страха.
   На дороге Окан было тихо, высокие деревья неподвижно застыли в предрассветном полумраке, звуки ночного города казались далекими, словно принадлежали другому времени, может быть, смутному будущему, и голоса звенели в медленной смене веков.
   Он взлетел по изящно изогнутой лестнице и забарабанил в тяжелые желтые двери. Ему открыла какая-то женщина с огромными глазами. Он вцепился в нее и выдохнул:
   - Где Кири?
   Узнав Ронина, она удержала охранников, уже готовых наброситься на него, проводила его в освещенный коричневым светом зал и быстро удалилась.
   Он бродил среди диванчиков и столиков в поисках вина, но, как обычно, все уже было убрано. На лестнице раздался звук шагов. Ронин обернулся.
   - Она сейчас выйдет, - сказала ему спустившаяся по ступенькам женщина.
   Ронин вздохнул с облегчением. Только теперь он позволил себе немного расслабиться и отдышаться.
   И вот она появилась на лестнице, изящная и гибкая, в облаке ниспадающих черных волос. На мгновение ему показалось, что это не Кири, но потом он увидел ее фиолетовые глаза, в глубине которых поблескивали серебристые огоньки.
   - Что с тобой? - спросила она, быстро спускаясь по ступеням. - Ты ранен?
   Он окинул взглядом свою разорванную, окровавленную одежду.
   - Ранен? Нет, кажется, нет. - Он поднял глаза. - Ты знаешь Ду-Синя?
   - Где ты слышал это имя?
   - В аптеке меня поджидала засада. Зеленые. Они отвели меня к нему.
   - И ты жив, - с некоторым удивлением заметила она. - Он думал, что ты располагаешь какими-то важными сведениями. Но какими...
   Ронин вздохнул.
   - Помнишь, я рассказывал, как дрался с зелеными в переулке...
   Она помахала рукой, распространяя запах лаванды.
   - Помню, продолжай.
   - С убитого я снял серебряную цепочку. Я даже не знаю зачем. Из-за нее я и сцепился с зелеными у ворот города за стенами.
   - Ты показал им цепочку.
   - Как последний глупец. Пытался дать взятку, чтобы мне позволили встретиться с Советом.
   - Это было бы смешно, если бы не было так серьезно.
   - Да, но...
   - В чем ценность этой цепочки?
   - На ней медальон - серебряный цветок. Ду-Синь назвал его "сакурой".
   - Я...
   Он остановил ее жестом.
   - Я покажу ее тебе, когда будет время. А сейчас мне надо увидеться с женщиной, которую я принес сюда. Моэру.
   - Но сейчас ночь. Я не хочу ее будить.
   - Кири...
   Она улыбнулась.
   - Хорошо, но тогда тебе придется рассказать, чего хотел от тебя Ду-Синь. И про человека в переулке...
   - Пойдем, - сказал он.
   Она повела его наверх, в одну из комнат в полутемном коридоре. Когда они вошли, Кири зажгла светильник на деревянном столике рядом с широкой кроватью.
   Теперь Ронин разглядел, что она очень красивая. На ее смуглом лице не осталось следов грязи и боли, она отъелась и отдохнула. Моэру была просто прелестна. Продолговатые глаза и широкий рот придавали ее лицу открытость неискушенной невинности, во сне она напоминала безмятежное дитя.
   Кири склонилась над ней. Моэру открыла глаза и посмотрела на Ронина.
   - Моэру, это тот, кто тебя спас. Мацу говорила тебе о нем.
   Девушка кивнула и протянула худенькую руку. Ногти ей подстригли, отполировали и покрыли блестящим прозрачным лаком. Она погладила его руку. Он бросил взгляд на ее рот, но коралловые губы не шевельнулись. Немая от рождения, подумал он.
   - Моэру, я хочу попросить тебя кое-что сделать. Для меня. Это очень важно. Сделаешь?
   Она кивнула.
   - Откинь простыни, - сказал он.
   Кири молча наблюдала за ним.
   Моэру подчинилась. Она была обнажена. Ее кожа имела золотистый оттенок с оливковым отливом. Ее оформившееся чувственное тело с округлыми мягкими формами было столь же прекрасно, как и лицо.
   - Повязку не меняли?
   - Ты просил Мацу не делать этого, - сказала Кири.
   - Моэру, сейчас я сниму повязку.
   Продолговатые голубовато-зеленые глаза смотрели на него безмятежно, доверчиво. Она развела ноги.
   Ронин притронулся пальцами к ее теплому бедру. От его прикосновения судорожно дернулась мышца. Он принялся осторожно разворачивать грязную ткань, под которой на внутренней поверхности ее бедра угадывалась какая-то выпуклость. Он взглянул на ее ноги. Раздвинутые, они напоминали перевернутую букву "V". Ронин снял повязку. Под ней оказался завернутый в тряпку корень в форме человеческой фигуры.
   Моэру погладила то место, откуда Ронин снял повязку, и накрылась.
   - У нее не было никакой раны, - сказала Кири.
   - Да, я знаю. Старик спрятал там вот это.
   Ронин показал корень.
   - Что это?
   - Корень добра, - с усмешкой ответил он. - Или зла.
   Снаружи послышался вопль, исполненный ужаса и чего-то еще, что страшнее, чем ужас. Ронин вылетел в коридор. Кири бросилась следом. Он помчался вдоль ряда дверей, вслушиваясь в звуки возни. Потом он почуял вонь и ощутил невыносимый холод, просочившийся даже через закрытую дверь.
   Ронин остановился.
   - Нет, - простонала Кири. - Нет, только не это.
   Ронин рывком распахнул дверь и ворвался в комнату. Только теперь до него дошло, какую страшную он совершил ошибку; выругавшись вслух и взмахнув мечом, он захлопнул за собой дверь. Кири колотила в дверь снаружи. Он не обращал на нее внимания, полностью сосредоточившись на стоявшей перед ним твари.
   Ростом больше трех метров. Мощные толстые ноги. Передние конечности гораздо длиннее, с шестипалыми руками и загнутыми когтями.
   Голова чудища представляла собой зрелище просто кошмарное: злобные нечеловеческие глаза с вертикальными оранжевыми зрачками-щелями, а под ними - отвратительный кривой клюв, который судорожно открывался и тут же захлопывался с мерзким треском. Чудовище все колыхалось, и очертания его постоянно менялись. Шкура то вздувалась, то опадала. Сзади бился короткий хвост.
   Тварь увидела Ронина, и короткий злобный вопль сорвался с ее клюва. Она швырнула в него останки того, что когда-то было человеком, перемолотое розово-белое месиво.
   Ронин без труда уклонился, но тут он увидел, что это была Мацу, и у него защемило в груди. Он должен был догадаться! В ночь, когда в Тенчо пришел Маккон и убил Са, он был с Мацу, а не с Кири. "Тебя", - крикнул ему Дольмен в том кошмарном сне. "Тебя!" Поэтому-то он и помчался стремглав в Тенчо: его сейчас меньше всего волновал Ду-Синь со своими зелеными, потому что он понял, что той злополучной ночью Маккон искал его и что чудовище скоро вернется. Ронин думал только о Кири, с которой так часто бывал в последнее время, но теперь он увидел глаза Мацу, и сердце его преисполнилось болью.
   Губы его шевельнулись, он тихо назвал ее имя.
   Маккон опять издал вопль и ударил ее когтистой лапой по бедру. Мацу закричала от боли: обломок кости прорвал ее нежную кожу.
   - Мацу.
   Ронин налетел на Маккона. Его тошнило от невыносимой вони, а его незащищенное лицо уже начинало неметь от неземного холода. Помимо собственной воли он издал бешеный крик, когда его меч скользнул по чешуйчатой шкуре.
   Кошмарный клюв распахнулся: комнату наполнил ни на что не похожий звук - жуткий утробный смех. Молниеносным движением тварь отпихнула Ронина в сторону и устремилась к открытому окну, навстречу рассвету.
   Раздался какой-то пронзительный свист, эхом отдавшийся у Ронина в мозгу. Маккон умолк. Снова послышался свист, на этот раз громче, настойчивее. Маккон яростно вскрикнул, крутанул руку Мацу, вырвав ее из сустава. А когда к нему приблизился все еще оглушенный Ронин, чудовище медленно разорвало ей горло, швырнуло в Ронина окровавленные останки и стремительно выскочило из окна.
   Покачнувшись, Ронин подхватил на руки то, что осталось от Мацу. "Слишком поздно, - тупо подумал он. - Почему я не вспомнил о перчатке?" Он смотрел на ее залитое кровью тело, не обращая внимания на возобновившийся стук в дверь. Стук сменился настойчивыми ударами. Дверь ломали. Но Ронин не обернулся даже тогда, когда дверь распахнулась.
   Он опустился на колени посреди комнаты, баюкая на руках тело Мацу. Холодный ветер из распахнутого окна обдувал его. И только когда на его лицо упала чья-то тень, он поднял глаза и увидел Кири в нагруднике из желтой лакированной кожи, в блестящих сапогах и кожаных крагах.
   Она подошла к окну, выглянула наружу и тихо ахнула, разглядев в предрассветном тумане жуткие мерцающие глаза и щелкающий клюв с толстым серым языком.
   Маккон издал новый вопль.
   А Ронин, сжимавший в объятиях холодеющее тело с такой силой, как будто пытался удержать в нем жизнь, все вспоминал ту ночь, когда прижимал ее к себе, ощущал ее тепло и слушал ее тихий шепот, наблюдая за медленным круговращением звездного неба. Снова и снова возвращался он к этим мучительным воспоминаниям и чувствовал лишь пустоту. "Где они, мои чувства? Неужели они так надежно скрыты? А, мороз меня побери. Все равно я уже обречен".
   4. Черный Олень во тьме
   - Странно, - сказала она, натягивая поводья.
   Небо справа окрасилось в зеленовато-перламутровый цвет. Призрачное солнце только-только показалось сквозь густую утреннюю дымку. Север и запад пока оставались во мраке.
   Их лумы зафыркали и нетерпеливо забили копытами оземь: им явно хотелось скакать, обгоняя ветер, и вынужденная остановка пришлась им не по вкусу. Шаангсей, оставшийся у них за спиной, казался прижавшимся к морю грязным пятном, не имеющим четких очертаний.
   Они стояли на выжженном солнцем холме. Отсюда открывался вид на широкую петляющую реку, устье которой Ронин увидел впервые с корабля риккагина Тиена, когда они входили в гавань. Это была глубокая река, где-то - бурная, с водоворотами, где-то - спокойная и ленивая. Она проходила по окраине города почти точно на север. Маккон шел вдоль русла. Они - за ним по пятам.
   - Что это? - спросил Ронин.
   Она обернулась к нему. Черные волосы разметались по ее лицу.
   - Дует осенний ветер, - сказала она.
   Сырой и холодный ветер трепал их одежду, раскачивал высокие стройные сосны.
   - И что?
   На лице у нее промелькнуло какое-то странное выражение. А может быть, Ронину лишь показалось из-за неровного света.
   - А сейчас разгар лета, - тихо отозвалась она.
   - Ты идешь за ним, и я пойду с тобой.
   Он собирался ответить отказом, но увидел в ее глазах отражение бури, бушевавшей у нее в душе. Она не плакала. Не обронила ни единой слезинки. Лицо ее превратилось в бледную маску ненависти.
   - Я хочу сказать тебе кое-что...
   Грудь пронзила щемящая боль, как будто его поразили мечом.
   - Не нужно.
   В ее голосе прозвучали и сдерживаемые рыдания, и лязг сверкающего металла.
   - Не понимаю. Ты же не можешь знать...
   - Я знаю.
   Она повернулась к окну.
   - Мацу была для меня больше чем сестрой. Больше чем дочерью.
   - Кем же тогда?
   - Если я скажу, ты сочтешь меня сумасшедшей.
   Они мчались навстречу новому дню, день разгорался все ярче, осенний ветер трепал их плащи. Распущенные волосы Кири развевались, точно грива какого-то мифического создания, получеловека-полузверя.
   Они неслись по унылой местности, мимо длинных затопленных полей с ровными рядами ростков, на которых по колено в воде трудились мужчины в широкополых соломенных шляпах и женщины, подобравшие юбки и завязавшие их на поясе. Согнувшись в три погибели, они собирали рис. Они ехали вдоль реки, несущей свои воды на север, где царили смерть и разрушение; вдоль реки с ее широкими берегами, коричневыми от грязи и ила - бесценных удобрений, которыми она питала обширные поля.
   Они преследовали Маккона, и Ронин, заглядевшись на благородный профиль Кири, не заметил, что кто-то подъехал к ним сзади, пока догнавший их лума не поравнялся с ними.
   К полудню исчезли последние следы цивилизации - они въехали в дикую, необжитую местность. Уже давно остались позади остатки наносной дельты, служившей одним из первейших источников благополучия Шаангсея. Земля становилась все суше; все чаще им попадались скалы, все больше напоминали они нарастающие штормовые океанские волны.
   Растительности тоже стало меньше. Чахлые и бесформенные растения коричневато-зеленых тонов торчали то здесь то там посреди приземистых скал, вытягивая из земли все, что она могла дать. Сухая неровная почва пошла на подъем, который становился все круче по мере удаления от моря.
   Один раз далеко на востоке показалась колонна воинов, шагавших на север. Сзади тащился обоз, впереди шла кавалерия, оставлявшая за собой длинные тучи пыли. Пришпорив своих скакунов, Ронин с Кири помчались вперед, и вскоре колонна пропала из виду.
   На юге еще было ясно, но прямо над ними и на северном горизонте начали скапливаться серые тучи.
   - А теперь расскажи, чего хотел от тебя Ду-Синь.
   Ронин пожал плечами.
   - Того, чего я не мог ему дать. Я ничего не знаю о сакуре.
   - А что случилось с тем человеком в переулке?
   - На него напали зеленые, человека четыре. Я просто пришел ему на помощь.
   - Как он выглядел?
   Он повернулся к ней:
   - А почему ты об этом спрашиваешь?
   - Вполне естественный вопрос.
   Он покачал головой:
   - Не совсем.
   Она улыбнулась:
   - Хорошо. У меня есть причины. Теперь скажешь?
   Ронин внимательно посмотрел на нее. На прядь черных волос, скользнувшую по щеке. Это напомнило ему Мацу. Ее волосы...
   - Он... он был не похож на жителя Шаангсея или на моего соотечественника. Но разглядеть было трудно, потому что свет...
   - У него была желтая кожа?
   - Да.
   - А лицо?
   - Черные глаза. Высокие скулы.
   - Дай посмотреть цепочку.
   Она взяла цепочку, увидела серебряный цветок.
   - Буджун, - выдохнула она.
   - Зеленый, Тунг, упомянул это слово и хотел еще что-то сказать, но Ду-Синь велел ему замолчать.
   - И неудивительно, - сказала она, возвращая ему цепочку. - Буджуны древнее легендарное племя, состоявшее из величайших воинов и мудрейших магов. Они жили в эпоху, когда из волшебных стихий формировались самые основы мироздания. Сакура - их символ. Этот цветок, говорят, растет только там. На их острове.
   - И что с ними случилось?
   - Никто не знает. Может быть, их уже нет. О буджунах перестали упоминать примерно со времени чародейских войн. Возможно, Ама-но-мори был уничтожен...
   Ронин вздрогнул.
   - Их остров называется Ама-но-мори?
   - Да, это плавучее царство.
   - Кири, тот свиток, который находится у меня, написан рукой дор-Сефрита, могущественнейшего из магов Ама-но-мори.
   - Кто тебе это сказал?
   - Один колдун из Фригольда. Он изучал древние рукописи и нашел упоминание об этом свитке. И это потом подтвердил Боннедюк Последний, человек, которого я встретил в Городе Десяти Тысяч Дорог. Дор-Сефрит наверняка был буджуном.
   - Тогда и тот человек в переулке тоже был буджуном. Они еще существуют! - Ее фиолетовые глаза сверкнули. - Теперь понятно, почему Ду-Синь так всполошился. Присутствие в Шаангсее буджуна указывает на то, что они проявляют живой интерес к континенту человека. Это в корне изменит соотношение сил. Ду-Синь хочет, чтобы Чин Пан опередили Хун Пан.
   Ронин кивнул:
   - Да, это во-первых. Но есть еще кое-что. Похоже, у нас с ним проблемы одни и те же.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Они могли бы убить меня в любой момент, но Ду-Синь почему-то не отдал приказа. Да, он явно хотел что-то от меня узнать. Но он - человек проницательный, и в какой-то момент он понял, что я ничего не знаю о сакуре...
   - Почему он тебе поверил?
   - По-моему, у него просто не было выбора и он знал об этом. Я сказал ему правду, и он понимал, что меня им не сломить. Потом я сказал ему о пришествии Дольмена. Но он знал об этом, Кири! - Ронин хлопнул ладонью по луке седла. - Этот хитрый лис знал! Тебе лучше других, за исключением разве что самого Ду-Синя, известно, как широка его сеть. Все слои общества Шаангсея так или иначе связаны с Чин Пан. У него тысячи ушей и глаз в городе и за его пределами. Он знает, что война на севере ведется уже не с красными; он понимает, чем обеспокоены риккагины. Они сражаются не с людьми. Ты сама видела, что такое Маккон и как он обходится с человеческой жизнью. Давняя вражда, управлявшая судьбами зеленых и красных, судьбами самого Шаангсея, канула в небытие. Легионы Дольмена пришли на континент человека.
   Они миновали высокое плато и спустились к ущелью из красного камня и сухой пыли. На плато у них за спиной появился небесно-голубой лума со стройным седоком.
   Они углубились в ущелье. Далеко справа, на невысоком утесе, за пределами красного обрыва, виднелись последние сосны, качающиеся на ветру. Высоко в небе промчалась стая серо-коричневых птиц. Птицы летели на юг, опережая надвигающиеся тучи. Ронину показалось, что он слышит их пронзительные крики, но это, наверное, было лишь завывание ветра, раскачивающего одинокие сосны. Само безлюдье этих мест наделяло их с Кири символическими полномочиями вечных стражей из передового дозора человечества.
   Они пробрались между огромными валунами и выступами красноватого слоистого сланца и выехали на дорожку, поднимавшуюся на очередное плато.
   Здесь они остановились. Ронин спешился, погладил по шее своего скакуна и осмотрелся в поисках следов. Лума нетерпеливо перебирал копытами. Ронин опустился на колени и провел пальцами по пыли. Ошибки быть не могло. Следы от копыт или лап всякого существа поменьше уже занесло бы пылью хотя бы частично.
   Но следы Маккона не так-то легко стереть. Во всяком случае, если он преднамеренно метит свой путь. "Тебя", - отдалось эхом в мозгу. "Тебя".
   - Догоняем?
   Ронин пожал плечами:
   - Если он сам захочет, тогда догоним.
   Он вскочил в седло, и они помчались по плато, отпустив поводья и дав лумам волю. Кажется, эти неутомимые скакуны были счастливы от того, что могут нестись что есть мочи.
   - На этот раз место для битвы выберу я, - крикнул он Кири сквозь завывание ветра и звон сбруи.
   - А если не будет такой возможности?
   - Будет. Мне лучше знать.
   Они так увлеклись погоней, что совершенно забыли о времени, и лишь угасающий свет дня напомнил им о том, что солнце садится и скоро ночь. Днем было пасмурно из-за густых клубящихся туч, которые сейчас уже полностью затянули небо. Тусклые сумерки опустились как-то вдруг.
   Земля не имела цвета, здесь не было даже теней, и на какое-то время их охватило необычное, тревожное ощущение - как будто они скачут по бесконечному царству грез и не тела их, а души уносятся все дальше и дальше от знакомого мира людей к какой-то другой, незнакомой жизни, которая в чем-то полнее, а в чем-то и мельче.
   На севере уже стемнело, когда они достигли края плато и начали спускаться в широкую долину, целиком погруженную в тень. На середине спуска Кири вдруг ахнула и показала рукой вперед.
   Они приближались к безбрежному полю покачивающихся на ветру цветов, белых, словно отбеленные временем кости. Потом их окутал сладковатый и липкий запах. Они въехали на луг.
   - Маки! - выдохнула Кири.
   Лумы затрясли головами и обменялись какими-то странными звуками, понятными только им. Теперь они высоко поднимали ноги, ступая осторожно, потому что под колышущимися цветами не было видно земли.
   Ветер шевелил бесчисленные цветы, и поле, по которому пробирались Ронин с Кири, казалось шелестящим морем, по которому катились волны с белыми гребнями и синими впадинами.
   В это мгновение в просвет в облаках выглянуло солнце, и белое море окрасилось вдруг в огненный пурпур. Тот же луч высветил и массивную фигуру, внезапно восставшую впереди, словно со дна океана, - ужасающее видение с горящими оранжевыми глазами.
   Его очертания колыхались, постоянно меняясь. Тяжелой поступью он шагал им навстречу, размахивая длинными руками и прорубая когтями темные прогалины в пурпурном море. Лумы всхрапнули от ужаса, отпрянули, встали на дыбы. Глаза их вылезали из орбит, а Кири закричала Ронину:
   - Слезай! Слезай, пока он тебя не сбросил!
   Они соскочили с лум, оказавшись по пояс в волнах мака. Кири выхватила кривой меч. Ронин сделал ей знак, чтобы она отошла.
   - Против него твой клинок бесполезен. Как, впрочем, и мой.
   Она даже не посмотрела в его сторону.
   - Я должна убить эту тварь.
   От ее голоса веяло холодом. Она шагнула навстречу Маккону.
   Ронин схватил ее, пытаясь удержать. Она вырывалась изо всех сил.
   - Послушай, Кири. Я понимаю твои чувства. Маккон убил моего друга. Я уже с ним сражался. Против него бесполезно идти с мечом. Он не из этого мира и не подчиняется его законам.
   Кири смотрела не отрываясь на приближающееся к ним чудовище.
   - Слишком много погибло людей. Г'фанд, Са, Мацу. Я не хочу, чтобы следующей его жертвой стала ты.
   Она наконец взглянула на него. Ее фиолетовые глаза горели в сумерках, как раскаленные угли.
   - Время для доводов рассудка прошло. Навсегда.
   Она все-таки вырвалась, но Ронин продолжал стоять между ней и приближающимся Макконом.
   - Я и так уже почти умерла! - закричала Кири. - Забвение будет блаженством, если мне удастся взять с собой эту тварь!
   Она пошла на Ронина, и он резко и неожиданно ударил ее кулаком под подбородок. Удар был молниеносным. Ему было противно бить женщину, но так она хотя бы останется в живых. Он подхватил ее на руки и уложил среди пурпурных цветов. Они закачались и зашелестели над неподвижным обмякшим телом.
   - Ты не сможешь убить его, - печально произнес Ронин. - А для меня ты кое-что значишь.
   Длинный меч мертвым грузом висел у него на боку, тянул его вниз, на дно бушующего океана. Оглянувшись на угрожающую фигуру надвигавшегося на него Маккона, он расстегнул пояс с мечом и уронил его рядом с Кири.
   Тварь узнала его и завыла. За спиной у Ронина тревожно заржали лумы. Он пошел навстречу чудовищу, словно опускаясь с отмели в глубины неспокойного моря. Маки льнули к его ногам, их насыщенный сладкий аромат смешивался с мерзким зловонием, исходившим от Маккона.
   Приблизившись к чудовищу, Ронин нырнул под замах его лап, держа перед собой, словно щит, руку в перчатке. В самое последнее мгновение он подпрыгнул и со всей силой ударил по хищному клюву. Ронину показалось, что от воя Маккона у него лопнули барабанные перепонки. Из ушей потекла кровь, но сейчас Ронин думал только о том, как найти точку опоры и ударить чудовище в горло через раскрытый клюв.
   Вой стал еще громче. Ужасные щели нависли над Ронином, словно два полумесяца во враждебном небе.
   Надо действовать быстро.
   Он пытался зацепиться за чешуйчатую шкуру, но теперь все тело его охватила острая боль, словно в него впились осколки битого стекла. Из глаз брызнули слезы. Его обожгло пронизывающим холодом. Ноги у него онемели, когда он пытался забраться повыше по туловищу Маккона. Его буквально трясло от боли. Решимости явно убавилось. Чудовище терзало клювом его кулак в перчатке. Если ему не удастся удержать руку, если она вдруг выскользнет... можно считать себя покойником. Ронин представил себе, как Маккон медленно, демонстративно разодрал горло Мацу, как в лицо ему полетели горячие сгустки крови. Он представил себе, во что превратилось прекрасное некогда тело, которое он целовал и ласкал. Он почувствовал вкус ее крови, солоноватой и липкой, точно морская пена. А что есть человек? Соль, фосфор, вода - как океан. И жгучая ярость заклокотала в его душе. Он подогревал ее воспоминаниями о самых мельчайших подробностях. Вспомнил и об обдавших его лицо брызгах крови. Ее крови. Ронин издал безмолвный вопль, собрал все силы и принялся пропихивать кулак в перчатке еще глубже в ненавистную глотку. Он давил и давил, превозмогая боль и не обращая внимания на слезы, застилавшие глаза.
   Лапы Маккона сдавили его с боков, когти врезались в тело - тварь пыталась оторвать его от себя. В легких у Ронина уже почти не осталось воздуха. Впечатление было такое, что он существует лишь в промежутках между ударами сердца; он ощущал себя мягкой замазкой, сминаемой чудовищными клешнями, придающими ему форму, не похожую на человеческий облик. Сердце бешено колотилось в груди, живот скрутило спазмами тошноты, спина горела от боли, ноги бесполезно свисали, словно парализованные, но Ронин продолжал давить. Мозг уже отказывал ему, глаза застилало багровой пеленой, уже давно был сделан последний вдох, из легких вышел весь воздух, сердце стучало как молот, но он давил все сильнее... Последним усилием он вдавил кулак до упора, а в голове билась одна только мысль.
   От бедра, по массивным плечам, по несгибаемой, как закаленный клинок, руке, ведомой одним лишь инстинктом, отодвинувшим разум на задний план, сквозь неистовство схватки, сквозь святое безумство битвы, что умалило его человеческое естество до сгустка материи, что подняло его до сгустка материи, - сквозь туман, застилавший сознание, пробилась мысль. "Выжить!" огненной бурей ревело в мозгу, лупило по ослепшим глазам; и теплый дождь омывал его тело, живительная влага, исходившая из сокровенных глубин его существа, о чем сам он, к счастью, не имел ни малейшего представления. Голубая молния сверкнула над головой, вспорола разверстое небо, и что-то влило в него новые силы, и он, уже перестав что-либо осознавать, провел наконец трясущийся кулак, заключенный в неприкосновенную оболочку перчатки, мимо судорожно дергающегося языка, проломил мягкое нёбо и с нечеловеческой силой воткнул его снизу в глазницу.