Каменный очаг выплевывал языки пламени к отверстию дымохода, но в такой ранний час помещение таверны еще не успело наполниться дымом. Стропила на потолке давно почернели от копоти и жира.
   Боннедюк Последний дал Ронину возможность поспать три часа в небольшой комнатушке на втором этаже с окнами в свинцовых переплетах, выходившими на набережную, и высокой кроватью, на которую Ронин рухнул без звука, и даже резкие выкрики моряков в порту не нарушили его сон. Моэру Боннедюк проводил в соседнюю комнату. Она поднялась раньше Ронина и, как только заслышала на лестнице шаги прихрамывающего Боннедюка, проскользнула к нему в комнату и легонько потрясла его за плечо.
   - Где они? - неожиданно спросил Ронин.
   Пряча улыбку, Боннедюк Последний полез за пазуху и достал из-под куртки семь белых кубиков, вырезанных, как он однажды сказал Ронину, из зуба мифического гигантского крокодила. На каждой из граней всех семи кубиков чернели какие-то странные знаки. Кости.
   - Что они тебе говорят?
   - Кай-фен начался, Ронин. Последняя битва. И теперь каждый должен сыграть отведенную ему роль. Каждый. Даже мы с Хиндом.
   - Даже?
   Лицо карлика потемнело.
   - В этой битве человечество либо выстоит, либо падет. Таков расклад: уцелеть или погибнуть. Третьего не дано. Наступает новая эпоха, Ронин, и никто не скажет, что она принесет с собой.
   - Даже кости.
   Это был не вопрос.
   - Ни один человек, ни одно существо не знает нынешнего соотношения сил.
   Рядом с ним зашевелился Хинд. Его передние лапы дрожали. Ронин взглянул на него, и ему в голову пришла странная мысль: может быть, Хинду снился сейчас тот же самый сон, который однажды приснился Ронину, - как он несется по сочным лугам вместе с преображенным Черным Оленем, рога которого превратились в сверкающий шлем.
   - Теперь, когда все светлые линии, уходящие в будущее, обрезаны, слепые силы выстроились в боевые порядки. Вот почему так жестока и неоднозначна борьба за власть; вот почему путь к победе лежит через боль и страдания, вот почему... - Боннедюк наклонился и погладил чешуйчатую спину Хинда, - об исходе грядущей битвы я знаю не больше, чем ты.
   В голове Ронина мысли о последней битве причудливо переплетались с размышлениями о Черном Олене. Потом он выбросил все это из головы и поднял кулак в перчатке.
   - Хочу тебя поблагодарить. Твой подарок не раз выручал меня.
   Боннедюк Последний улыбнулся.
   - Приятно это услышать.
   Ронину вдруг показалось, что что-то ритмично постукивает вдалеке. Очень похоже на звуки, которые он слышал в доме Боннедюка в Городе Десяти Тысяч Дорог. Он подлил себе вина.
   - А теперь расскажи, как Хинд меня разыскал.
   - Я думал, ты знаешь. Это корень помог.
   - То есть не сам корень, а то, что я его съел?
   Боннедюк Последний кивнул.
   - Главное, ты его заполучил, а уж когда ты его съешь... это был вопрос времени...
   - Но как ты узнал...
   - Так сложились обстоятельства. - Карлик потер больную ногу. - Как бы там ни было, теперь наша связь стала сильнее, а это важно...
   - Но...
   - Ты еще ничего не спросил о перчатке из шкуры Маккона, - осторожно проговорил Боннедюк Последний. - И лучше об этом не спрашивай. Это был предпоследний шаг в окончании Старого Цикла.
   Ронин открыл было рот, но Боннедюк остановил его взмахом руки.
   - Сейчас не время. Три Маккона уже прибыли на континент человека, и четвертый на подходе.
   - А что со свитком?
   - Я как раз собирался тебе сказать. - Голос у карлика сделался резким. - Тебе надо отплыть на Ама-но-мори.
   Воцарилась неуютная тишина. Пламя плясало в камине, облизывая поленья; нижнее прогорело и с тихим треском рассыпалось. Вверх полетели искры. Снаружи доносились крики и песни моряков, снаряжающих в плавание свои корабли. Все эти звуки казались далекими и нереальными. Солнечный свет разливался по небу, опускаясь на землю косыми лучами.
   Наконец Ронин взглянул в морщинистое лицо старика.
   - Ты знаешь, где этот остров?
   Боннедюк кивнул:
   - Я дам тебе карту. Знаний, которых ты ищешь, знаний, необходимых всему человечеству, здесь больше нет. Континент человека утратил былое величие. Последняя наша надежда...
   - Буджуны... - обронил Ронин.
   - Да.
   Воздух был теплым и мягким, каким и должен быть воздух летом. Казалось, здесь солнце греет сильнее. Но и здесь, в тишине и покое, невозможно было забыть о распрях, кипящих за склонами голубых, в дымке, гор далеко на западе. Невозможно было забыть о войне, разрушающей континент человека.
   Ронин с мрачным лицом шагал к пристани, держа за руку Моэру. Боннедюк с Хиндом шли рядом.
   Прикрыв ладонью глаза, Ронин посмотрел в направлении, указанном стариком, и увидел стоявший неподалеку от берега двухмачтовый корабль, готовый сняться с якоря. На палубе у мачты суетились матросы - ставили прямые паруса.
   - "Киоку", - сказал Боннедюк Последний, - твой корабль.
   - Мой? - удивленно переспросил Ронин.
   - Ты - капитан этого корабля. Экипаж уже на борту. - Он положил руку Ронину на плечо. - Вы отплываете с первым приливом. То есть сейчас.
   Тут же рядом покачивался на волнах баркас. Матросы терпеливо дожидались своего капитана. Ронин отпустил руку Моэру.
   - Позаботься о ней.
   Но Боннедюк Последний покачал головой.
   - Она плывет с тобой, Ронин.
   Ронин перевел взгляд со старика на женщину. Возможно, это была игра света, но ему показалось, что глаза у нее другие, совсем не похожие на глаза жителей Шаангсея. В них как будто проглядывало далекое, взбаламученное штормом море.
   - Да, вероятно, так лучше.
   Боннедюк Последний взглянул на море.
   - Только так, и никак иначе.
   Они взошли на баркас и уселись на скамью посередине.
   - Жалко, что ты не с нами, - крикнул Ронин.
   Карлик погладил шерсть на шее Хинда.
   - У нас много дел здесь. Надеюсь, твое путешествие будет успешным.
   - Но мы увидимся? - крикнул Ронин. Однако баркас уже отошел от причала, и ответ Боннедюка отнес в сторону ветер. Они удалялись от берегов континента человека.
   "Киоку" снялась с якоря, как только Ронин с Моэру поднялись на борт. Крепчающий ветер наполнил белые паруса, и корабль устремился навстречу утреннему солнцу.
   Ронин стоял на корме, на высоком полуюте, и смотрел на лазурные волны с гребнями пены, обтекавшие гладкие борта корабля. Они выходили в открытое море, в сторону Ама-но-мори, навстречу неопределенному, загадочному будущему. Как там сказал Боннедюк? Все светлые линии в будущее отрезаны, а слепые силы выстроились в боевые порядки. Даже кости теперь бесполезны. Рядом с ним стояла Моэру. Чайки еще кружили над мачтами корабля, но вскоре и эти последние провожатые развернулись и полетели обратно к берегу.
   Ронин был так поглощен видом бескрайнего моря, так глубоко погрузился он в мысли о том, что после долгих и многотрудных странствий увидит наконец таинственный и сказочный остров Ама-но-мори, что не узнал или даже вообще не заметил своего первого помощника - человека с изуродованным лицом, с перекошенным ртом без губ и без челюсти. Будь Ронин чуть повнимательней, он бы, наверное, разглядел под этой жуткой и бледной маской лютую ненависть, сдерживаемую до поры, холодным пламенем горящую в черных глазах, так хорошо ему знакомых. Но мысли его, наполненные радужным предвкушением новых чудес, были действительно далеко от того неуправляемого корабля, что когда-то давным-давно унесся в туманную даль по просторам ледяного моря, увозя с собой труп врага. Ронин и думать забыл про саардина, которого он считал мертвым, но который сейчас злобно смотрел на него со сверкающего на солнце фордека "Киоку", лелея планы ужасной мести.