Из-за того, что в Челси было сравнительно трудно добраться, этот район оставался последним анклавом «цивилизованных» жилых кварталов, которыми когда-то Лондон славился на весь мир. Мэйджора Лью нашел легко. Том наблюдал за работой полицейских, которые раскапывали ту часть сада, где новый владелец дома, сажая ель, обнаружил трупы. Потревоженные в своей зимней спячке, луковицы нарциссов и тюльпанов ровными рядами лежали на кучах земли, а поодаль были расстелены широкие пластиковые мешки. На них лежали три неполных скелета. Проходя мимо полицейских, Кроукер услышал, как один из них сказал: «Неудивительно, что этот сад так дьявольски пышно разросся».
   Мэйджор, склонившись над одним из пластиковых мешков, кончиком авторучки счищал с черепа частицы земли и корней травы, пока фотограф делал серию снимков с разных точек.
   — Томас!
   Мэйджор поднял голову. На его лице мелькнуло раздражение, которое, впрочем, сразу же исчезло, как только Том узнал Кроукера.
   — Бог ты мой! — сказал он, выпрямляясь и отряхивая брюки. — Вы только посмотрите, кто к нам пришел!
   Двое полицейских прекратили копать и посмотрели в их сторону, но тут же снова принялись за работу.
   — Что принесло тебя в солнечный Лондон, старина? — с этими словами он крепко пожал руку Кроукеру. — Оказаться в Лондоне в это время года не слишком-то приятно.
   — Я по делу.
   Мэйджор оглядел Кроукера с ног до головы и шумно потянул носом. — Ты не привез мне сандвичей от Стейдж Дели, а?
   — Нет, извини. Я подумал, таможня меня не пропустит с ними.
   Том рассмеялся.
   — Да ладно, старина. У меня уровень холестерина и так взлетел до неба — и все из-за моей любви к почкам и бифштексам. Впрочем, мой кардиолог считает, что я должен избегать стрессов.
   Он жестом показал на останки, лежавшие у его ног.
   — Ты только посмотри! Вот что один человек может сделать с другим.
   К Мэйджору подошел один из его подчиненных.
   — Сэр, мы закончили предварительный опрос всех соседей. Что дальше?
   — Идите домой и выспитесь. — Мэйджор махнул рукой. — И скажи это всем остальным парням. Пусть новый владелец дома придет завтра утром ровно в девять в офис Холуорта на Лукан-стрит. Мне надо поговорить с ним, пока дело не приняло дурной оборот.
   — И что вы собираетесь сказать ему?
   — Только то, что нужно. Что труп, первым извлеченный из земли, принадлежит иностранному подданному — поэтому и вызвали нашу команду.
   Мэйджор повернулся к Кроукеру.
   — Мы приехали в этот веселенький дом еще до рассвета. А мой врач еще советует, чтобы я избегал стрессов. Он, должно быть, совсем спятил.
   — Послушай, Том, я вижу, у тебя забот полон рот, но прошу уделить мне несколько минут Мне нужна помощь.
   — Помощь? Пошли выпьем и поговорим. Есть тут одно заведение на Кингс-роуд.
   Том протер глаза большими пальцами обеих рук и выпрямил спину со стоном облегчения.
   — Я рад, что ты приехал. Есть повод воспользоваться передышкой. Мозг тупеет, если его постоянно эксплуатировать. — Старший инспектор сказал одному из оставшихся полицейских, где его можно будет найти, и вместе с Кроукером отправился вверх по Флад-стрит.
   — У тебя есть где переночевать?
   — Нет, если ты имеешь в виду номер в отеле. Я только что приехал.
   — Перекати-поле, да? — Том усмехнулся. — Это похоже на тебя, Льюис.
   Мэйджор был единственным человеком, который называл Кроукера Льюисом. Даже его отец звал сына Лью, Они дошли до Кингс-роуд и свернули направо.
   — Что ж, можешь переночевать у меня, если хочешь.
   — Не хочу обременять твою хозяйку.
   — Об этом, старина, не беспокойся. Мойра ушла от меня два с лишним года назад.
   — Прости...
   — И все из-за этой чертовой работы.
   Том открыл дверь бара, и в нос им ударил знакомый пивной дух.
   — Нельзя одновременно иметь любимую жену и любимую работу. Во всяком случае такую работу, как моя. — Он пожал плечами. — Мойра все жаловалась, что телефон для меня важнее жены. Впрочем, она была по-своему права. Мне без нее плохо, но, если честно, без моей работы мне было бы еще хуже.
   Они сели за деревянный столик, потемневший от времени и дыма. Том заказал эль и закуску — булочки с сосисками и картофельную запеканку с мясом. Лью закрыл глаза и попытался мысленно успокоить свой желудок.
   За едой Кроукер без лишних подробностей рассказал, кого он выслеживает в Лондоне и зачем. Собственно, он рассказал Мэйджору, что занимается делом, в котором замешаны лица, связанные с международной нелегальной торговлей оружием. Такая урезанная версия была на руку Кроукеру по двум причинам: во-первых, это была полуправда, а во-вторых, она представляла особый интерес для Мэйджора, который, когда не помогал городской полиции разбираться с групповыми убийствами, чаще всего занимался торговцами оружием, использовавшими Лондон в качестве перевалочной базы для контрабандных поставок оружия на Ближний Восток.
   — Итон-сквер — это шикарное местечко, — сказал Том, когда Лью рассказал ему, куда направилась Веспер из аэропорта. Разумеется, он не сказал другу о том, как часто она меняла свою внешность.
   — Так или иначе, тут замешаны огромные деньги. — Мэйджор подцепил на вилку большой кусок запеканки. — Так ты говоришь, что эта женщина каким-то образом связана с американской компанией «Моргана, инк.»?
   Кроукер кивнул.
   — Бьюсь об заклад, они еще связаны с компанией «Мэлори Энтерпрайзес» в Хаммерсмите. В учетных книгах компании «Моргана» сказано, что они занимаются поставками оружия. И свой товар получают прямиком со склада дядюшки Сэма, который, как все убеждены, охраняется так надежно, что мышь не проскочит.
   Том сделал большой глоток эля, его взгляд стал отсутствующим. Он молчал так долго, что Кроукер был вынужден спросить:
   — Что с тобой, друг?
   Глаза Мэйджора остановились на Кроукере.
   — Я подумал... Действительно страшно...
   — О чем ты?
   — Названия компаний. Моргана и Мэлори. Они напомнили мне одну легенду. Моргана была сестрой Мерлина и, как говорится в легенде, могущественной волшебницей. Ее волшебство основывалось на обычаях друидов. Легенду эту рассказывали на разные лады сотни лет, но самая известная ее версия — «Смерть короля Артура» — была написана сэром Томасом Мэлори. Немногие об этом знают, но он был преступником — браконьером, вымогателем и, наконец, убийцей. Книгу он написал в тюрьме. — Мэйджор взглянул на Кроукера. — Какая муха тебя укусила, старина?
   Кроукер сильно побледнел. Тяжелая пища камнем лежала у него в желудке.
   — Том, где, по легенде Мэлори, был двор Артура?
   — В Камелоте. Это всем известно.
   — А как называлось то тайное место, где он должен был править?
   — Авалон. — Том вскинул голову. — Что-то вроде сказочного города, плавающего в тумане. Некоторые считают, что это был друический дом Морганы. А к чему это ты?
   Мозг Кроукера лихорадочно работал, однако рациональная его часть вступила в противоречие с интуицией. Он вспомнил, как Джон Джей Архам рассказал ему, что за обучение Веспер заплатил фонд «Авалон». Фонд этот назывался так же, как сказочный город в «Короле Артуре».
   — Мой напарник внедрился в одну компанию, которая тоже занимается мошеннической торговлей оружием, — сказал Кроукер. — Она входит в международный картель, состоящий из членов американской мафии и японской якудзы. — Он посмотрел Тому в глаза. — И что еще хуже, в прошлом году мы с напарником обнаружили, что в это дело замешаны некоторые члены правительства США. Эта компания называется «Авалон, лтд.». Я считал, что «Авалон», «Моргана» и «Мэлори» были конкурентами.
   Мэйджор покачал головой.
   — По-моему, как раз наоборот — они все являются частями одной гигантской организации.
   Кроукер чувствовал, что стоит на пороге важнейшего открытия. Решив уйти на дно, Оками с самого начала настойчиво указывал Кроукеру и Николасу на компанию «Авалон, лтд.». Почему? Он предполагал, что Годайсю владел и руководил компанией «Авалон, лтд.». Потом, когда он вышел на компанию «Моргана», его первой мыслью было, что Оками и Гольдони ввели в игру свою собственную сеть торговли оружием, чтобы вытеснить компанию «Авалон». Теперь же, когда он знал, что «Авалон», «Моргана» и «Мэлори» были частями единого целого, перед ним встал вопрос: кто же монополизировал рынок международной торговли оружием? Имя Годайсю было ответом, лежащим на поверхности. Это было вполне возможно и, к тому же, отвечало на вопрос, почему Оками указывал им на компанию «Авалон». Винсент Тинь, глава компаний Николаса в Сайгоне, был убит — Николас сказал, что это сделал Рок. Его тело спрятал один из членов якудзы, который выдавал себя за владельца компании «Авалон». Названный им адрес в Лондоне оказался вымышленным. Теперь Кроукер был почти наверняка уверен в том, что Годайсю имел непосредственные связи с Роком и Плавучим городом.
   Но Джонни Леонфорте был представителем Годайсю в Америке и в прошлом году был также убит. Так кто же направлял нескончаемый поток краденого у правительства США оружия из УНИМО? Вероятно, это был человек, нанявший Леонфорте и к тому же курировавший УНИМО, — сенатор Ричард Дедалус!
* * *
   Старая сгорбленная женщина проковыляла по дорожке, выложенной камнем, остановилась и потянула за толстую пеньковую веревку — зазвенел бронзовый колокол. Стоя перед храмом Синто, старуха дважды хлопнула в ладоши, поклонилась разбуженному ею ками и начала свои молитвы. Глядя на нее в окно, Николас продолжал допрашивать Зао, но тот твердил, что ничего не знает, и даже пытался их запугать:
   — Считайте себя мертвецами. — Зао переводил взгляд с Николаса на Тати. — Вы даже не представляете... — Он не докончил, так как его рот открылся от удивления, когда Сидаре закатал рукав рубашки и показал ему свою татуировку ирезуми.
   Зао сидел в кресле со связанными за спиной руками. Лицо его пылало ненавистью, а глаза говорили: кто бы ты ни был, здесь, в Киото, ты никто, и для меня ничего не значишь.
   Николас, наблюдавший из окна за старухой, молившейся у храма, перевел взгляд на Сидаре. Они приехали в этот Отель Любви потому, что здесь жильцам, как правило, не задавали лишних вопросов. Отель был расположен на небольшой боковой улочке квартала Джи-он. Это уродливое железобетонное здание находилось рядом с множеством старых ресторанчиков совершенно иной архитектуры, а неподалеку стоял прекрасный храм Синто, одна из достопримечательностей Киото.
   — Так мы ничего не добьемся, — шепнул Николас Тати. — И время работает против нас.
   Сидаре кивнул.
   — Знаю. Можешь не сомневаться, люди уже рыщут по городу в поисках своего босса. И если его оябун уже знает, что...
   Николас понимал, о чем говорил Тати. Если имя Сидаре каким-то образом будет замешано в деле похищения Зао, это может привести к серьезной схватке за честь между ним и оябуном Зао.
   — Он знает, что время работает против нас, — сказал Николас. — Мы должны заставить его рассказать все, что он знает, и смыться из Киото прежде, чем его люди найдут нас.
   Повернувшись к Николасу, Тати тихо, чтобы Зао не услышал, сказал:
   — Не волнуйся. Он расскажет нам все, что нужно, а потом даже и не вспомнит об этом.
   Тати встал перед Зао, слегка расставив ноги. Его руки свободно висели вдоль тела, пальцы рук были расслаблены. Он глубоко дышал. Зао уставился на него как на помешанного.
   Сосредоточившись, Николас почувствовал, как Тати постепенно концентрирует свою психическую энергию — так гадюка перед атакой свивает свое тело в кольца. Но только в тот момент, когда Тати начал нараспев свой монотонный монолог, Николас осознал всю чудовищность того, что должно было произойти.
   Мысленным взором он почти воочию видел, как сливаются два потока — свет и тьма, Акшара и Кшира, две полярные противоположности тау-тау. И, как по волшебству, перед ним возникла киу, сферическая оболочка тау-тау, внутри которой он увидел луч света, Акшару, и его темную противоположность, Кширу. Обе эти половины свивались и закручивались между собой подобно молекулам ДНК. Наблюдая за ними, Николас понял, что сбылись его худшие предположения. Он узнал эти темные узелки в структуре Кширы. Кансацу, его учитель и враг, действительно нашпиговал свое учение об Акшаре зернами Кширы. Подобно глубоко запрятанным минам замедленного действия, взрывающимся при малейшем приближении к ним, наставления Кансацу стали неотъемлемой частью Николаса, и спасти его теперь могло только слияние света и тьмы в единое целое.
   Николас был ошеломлен. Он был уверен, что присутствует при совершении таинства сюкен. Сидаре владел искусством корёку, силой озарения, которая вела к единению, сюкену. В свое время Николас очень хотел познать тайны корёку от Микио Оками, но кайсё слишком быстро исчез из его жизни.
   Тати что-то говорил, воздух в комнате становился вязким, но Зао не замечал всего этого. Его веки вздрагивали, дыхание стало ровным и глубоким. Когда активность его мозга была сведена к минимуму, Сидаре жестом показал Николасу, что можно задавать Зао вопросы, на которые он упорно не желал отвечать. Интересно, что голос допрашиваемого звучал отчетливо и даже настороженно. Он не был ни в состоянии транса, ни в состоянии гипноза. Николас понял, что Зао находился под влиянием невидимой для него сферы, которая вращалась в сгустившейся атмосфере прямо перед его лицом. И эта сфера, в которой Акшара и Кшира уже не были врагами, а скорее частями единого целого, заставляла Зао верить всему, что говорил ему Тати. Возможно, ему казалось, что он спит и видит сон или что разговаривает с Павловым. Это не имело для него никакого значения. Зао подробно рассказал о том, как Павлов приходил к нему в «Ниньо-ро», как потом он пригласил русского к себе домой на ночь, а на следующий день отвез его туда, куда ему было нужно. Имена, адреса, сделки — он выдал им все. Наконец, когда Николас исчерпал свои вопросы, Тати прекратил свое психическое воздействие на Зао и взглянул на Николаса. Между ними возникло нечто, чему Линнер не мог подобрать определения Они оставили Зао одного в комнате, приоткрыв дверь так, чтобы кто-нибудь случайно наткнулся на него.
   Сейко смотрела, как Линнер и Сидаре уходили из Отеля Любви. На ней был плащ до щиколоток, в руке большая сумка. Она спряталась в тени храма Синто, и они не заметили ее, да и очень торопились. Сейко чувствовала, что между Николасом и Тати существует некая глубинная связь. Это вызывало в ней ярость и ревность. К тому же она чувствовала себя обманутой, потому что, когда дошло до дела, они сочли ее всего лишь женщиной, а может быть посчитали, что ей опасно участвовать в допросе этого Зао.
   Раздумывая над всем этим, Сейко покинула территорию храма и вошла в отель. Поднявшись вверх по лестнице, она увидела единственную открытую дверь. Зао корчился в своем кресле, пытаясь высвободить кисти рук. Увидев ее, он замер и тревожно огляделся. Женщина притушила свет, и в комнате стало почти темно.
   — Ты кто?
   Она не ответила и только внимательно разглядывала его. Зао криво улыбнулся.
   — Лапочка, в таком положении мне не очень удобно заниматься сексом. Ты поможешь мне? — и он бесстыдно раздвинул ноги. — Ведь ты за этим пришла, не так ли? Так делай свое дело и уходи. — Улыбка превратилась в презрительную усмешку. — Когда увидишь мерзавцев, которые тебя наняли, скажи им, что у них все равно ничего не выйдет.
   Сейко подошла к столу и поставила на него свою сумку.
   — Да кто ты, черт бы тебя побрал?! Я знаю всех шлюх в Киото.
   И тут Зао увидел, как женщина, порывшись в сумке, извлекла из нее пару резиновых хирургических перчаток и ловким движением натянула их на руки, слегка напудрив пальцы. Зао умолк. Он следил за ее движениями со все возраставшим ужасом, а женщина тем временем что-то долго искала в сумке.
   Наконец Зао спросил:
   — Ты ведь не проститутка?
   Сейко медленно улыбнулась.
   — Я врач.
   — Врач? — повторил Зао с недоумением в голосе, как будто он впервые слышал это слово. — Мне не нужен врач.
   — Когда я сделаю с тобой то, зачем пришла, тебе действительно уже не нужен будет никакой врач.
   — Что это значит? — он не отрывал взгляда от ее рук, и страх окончательно парализовал его.
   Роясь в сумке, Сейко с интересом наблюдала за выражением его лица. Затем она достала оттуда длинный тонкий предмет.
   Зао сдавленно выдохнул.
   — Шприц для подкожных инъекций. Что ты собираешься делать?
   — Не волнуйся, ты ничего не почувствуешь. — Сейко снова улыбнулась. — Никогда ничего уже не почувствуешь.
   Зао отпрянул от женщины с такой силой, что чуть не опрокинулся вместе с креслом.
   — А теперь пошире раздвинь ножки, дорогой.
   Зао резким движением плотно сдвинул колени.
   — Не прикасайся ко мне!
   Сейко немного помедлила, держа шприц в руке, и посмотрела на Зао сверху вниз укоряющим взглядом учителя, увещевающего непослушного ученика.
   — Ну что случилось? Что ты так дрожишь?
   На лице Зао появилась кривая ухмылка.
   — Если ты убьешь меня, тебя выдадут те двое мерзавцев, которые тебя наняли.
   Сейко засмеялась.
   — Убить тебя? Зачем? И никто меня не нанимал. Просто ты нарушил свое слово, и теперь ты ничто, даже не мужчина. — Она сделала еще один шаг к Зао, угрожающе держа перед собой шприц. — Я собираюсь ввести тебе вещество, которое поразит твою предстательную железу.
   Зао вытаращил на нее глаза.
   — Зачем?
   — Ты, кажется, хотел заняться сексом, дорогой? — Она подошла к парню еще ближе. — Когда я сделаю тебе укол, о сексе ты будешь вспоминать только во сне!
   — Нет! — заорал во все горло Зао. — Ты этого не сделаешь!
   — Хочешь ты того или нет, но я уже здесь.
   Позже, когда совершенно деморализованный Зао торопливо рассказал ей все, что он знал о Павлове, Сейко отвела от него длинный тонкий предмет. Это был всего лишь аппликатор для ресниц, который она, опустив руки в свою вместительную сумку, вставила обратно в пластиковый футляр.

Вьетнамское Нагорье — Лондон

   Еще одного помощника потерял. Он облучился.
   — Ну и что? — сказал Рок, разглядывая камеру для работы с необогащенным ураном-238. — Другого возьмем. Там, откуда он пришел, их осталось предостаточно.
   — Господи! — воскликнул Абраманов. Он был в защитной свинцовой одежде и толстых резиновых перчатках. — Уже двадцать человек облучилось. — В его глазах застыло уныние. — Чудесная защита Павлова не действует.
   Рок хмыкнул.
   — Надо же, кто бы мог подумать! Вечно у вас, русских, ничего не получается. Ни социализма, ни капитализма...
   Абраманов покачал головой, не принимая шуток человека, которого он смертельно боялся.
   — Сейчас объясню. Элемент 114м грязнее любого изотопа, с которыми я когда-либо работал.
   — Но раньше ты говорил, что реакция расщепления будет совершенно чистой.
   — Конечно, будет. Но на этой стадии 114м смертельно опасен. Чтобы довести проект до конца, изотоп приходится брать в руки, помещать в горячую камеру, извлекать оттуда. Здесь и происходит утечка. — Ученый нетерпеливо переминался с ноги на ногу. — Что вы собираетесь сделать с человеком, который подвергся радиоактивному облучению?
   Рок смотрел на русского, поджав губы. Тот смущенно съежился под его пронзительным взглядом. Наконец Рок выдавил:
   — То же, что и с другими, — повесим за ноги. Это будет отличным наглядным уроком для местных, которые лезут в наш город из любопытства.
   Абраманов снова покачал головой.
   — Мне придется обучать новичка, а времени в обрез.
   — Так работай в две смены! — бесцветные глаза Рока вспыхнули. — До пятнадцатого марта у нас осталось десять дней. К этой дате «Факел» должен быть готов.
   — Не уверен, что это реально. Я не рассчитывал на потерю такого количества помощников.
   Рок схватил Абраманова за шиворот, тряхнул с такой силой, что у того клацнули зубы, и угрожающе зашипел:
   — Я спас тебе жизнь, дал тебе все, что ты хотел, не для того, чтобы ты теперь морочил мне голову!
   — Но я даже не представлял, насколько грязным является элемент 114м. Да я бы...
   — Избавь меня от этого научного трепа! Тебе просто нравится спокойненько сидеть в своей ученой келье. Это там, у себя в стране, ты мог копаться в своей науке, сколько душе угодно. За твою возню платило государство, а тут плачу я. Ты мне всем обязан. Если бы ты двинул в Штаты, а не во Вьетнам, то американское правительство потратило бы не меньше года на проверку твоих мозгов, и даже потом они бы никогда не доверяли тебе полностью. Ты и сам знаешь, что здесь тебе лучше всего. Мне-то, собственно, плевать на тебя, и для меня имеет значение только то, что ты гений, черт бы тебя побрал!
   — По ночам мне снятся кошмары. У этого проекта могут быть страшные последствия...
   Рок резко отвернулся.
   — Сначала доведи его до конца. Только доведи до конца. Иначе, предупреждаю, я просто выкину тебя вон. Ты этого хочешь?
   — Я... — Абраманов опустил голову. — Нет. «До чего люди бывают жалкими, и как легко им крутить», — ухмыльнулся про себя Рок.
   — "Факел" должен быть запущен через десять дней, — сказал он грозно. — Иначе ты знаешь, что будет. Я всегда держу свое слово, не собираюсь изменять ему и сейчас.
   Оставив ученого продолжать работу, Рок вышел из лаборатории, спустился вниз по лестнице и зашагал по огороженной территории вдоль различных надворных построек, бараков, складских помещений и сторожевых постов. Они были окружены очень высокими стенами, сложенными из переплетенных массивных стволов деревьев; стены покоились на шестифутовом бетонном фундаменте. Огромное количество до зубов вооруженных людей придавало поселению вид военного гарнизона.
   Рок остановился рядом с клеткой, построенной во вьетконговской манере — крепкий закаленный бамбук был связан нейлоновой веревкой и укреплен волокном, которое нельзя было разорвать. В клетке находился человек, медленно умиравший от жажды и голода. Его поймали, когда он пытался украсть и унести из Плавучего города килограмм полуочищенного опиума. Пленник заявил, что опиум был испорчен избыточным количеством серной кислоты. Теперь он валялся на утоптанной земле, у него уже не было сил держаться на ногах. От него пахло, как от зверя, взгляд был безумен. Рок научился искусству мучить от До Дука. Между ними было много общего. Но теперь До Дука не стало — его убил Николас Линнер. До Дук был для Рока самым близким человеком, хотя они никогда не говорили друг другу о своих чувствах. Теперь Рок постоянно думал о мести, и в его мозгу то и дело возникало множество иногда почти безумных идей о том, как он расправится с Линнером. Рок знал, что Николас очень опасен, но это еще больше возбуждало его.
   Войдя в здание напротив лаборатории, Рок поднялся в свой кабинет, уселся в кожаное вращающееся кресло и включил стереоприемник.
   — У тебя с ним трудности, — произнес знакомый голос из утла кабинета.
   — С кем?
   — С Абрамановым.
   Рок повернулся вместе с креслом. Когда-то в нем сиживал генерал, отдавая дурацкие приказы в той безумной войне. Теперь это кресло принадлежало Року, и он считал, что использует его более эффективно, чем генерал.
   — Абраманов доведет дело до конца, — буркнул он.
   — А успеет?
   — Да.
   — Мне бы не хотелось разочаровывать наших клиентов.
   — Думаю, мне не нужно напоминать, что у нас есть особый клиент, которого мы просто не имеем права подвести. Не волнуйся, никто не будет разочарован.
   Они замолчали. Гремела музыка, в промежутках между песнями было слышно, как за окном поет птичка. Свет тропического солнца просачивался сквозь широкие бамбуковые навесы над каждым окном, делая интерьер кабинета полосатым, как спина тигра. В комнате пахло маслом и потом.
   — Мне кажется, ты размяк, — сказал человек, сидевший в тени.
   Рок взглянул на собеседника. Он знал этого человека много лет и тот за эти годы стал ему гораздо ближе, чем любая из женщин, с которыми он переспал. Рок улыбнулся.
   — Ты что, спятил?
   — Я-то в порядке, а вот ты, видимо, потерял рассудок. Зачем ты отпустил Ниигату?
   — Я его не отпускал, он сам выбрался отсюда. Но ведь Ниигата сошел с ума и умирал от облучения. Зачем мне было его ловить? Только попусту тратить время? Он давно уже сдох где-нибудь в джунглях.
   Человек переменил позу.
   — Ладно, хватит об этом. Поговорим о другом. Не надо было тебе совать свой нос в тоннели Ку Чи.
   — А, ты о Бэй, об этой суке! Она водила за нос ублюдка, Винсента Тиня, и заслужила свою смерть.
   Человек прищелкнул пальцами.
   — Линнер принял ее смерть слишком близко к сердцу, а ведь я предупреждал, что так и будет. К тому же ты усугубил эту ошибку тем, что подослал к Линнеру убийцу, а ведь Делакруа — наш клиент.
   Рок приглушил звук стереоприемника.
   — Делакруа прекрасно подходил для этой цели. К тому же он не состоит в нашем штате и не работает на нас, и я убежден, что не притащит к нам за собой «хвост».
   — А я повторяю, что ты совершил ошибку!
   — Бред собачий! Ты называешь это ошибкой, потому что дело провалилось, — стукнул кулаком по столу Рок. Шрамы на его лице побелели, кровь бросилась в лицо. — Не надо пудрить мне мозги!
   — Но ты же отлично пудришь мозги местному населению.