Страница:
Провела еще одну ночь у Татьяны в клинике. Она поправляется, но каждый раз, когда я говорю ей что-нибудь ободряющее, она плачет от боли. Говорят, что ночью я так кричала, что сиделке пришлось дать мне успокоительное. Она говорит, что это все берлинские воздушные налеты...
Берлин. Вторник, 17 августа.
На обратном пути в Берлин и Потсдам поезд был так переполнен, что я всю дорогу стояла.
Среда, 18 августа.
Сегодня вечером у Бисмарков я долго разговаривала с Хайнрихом Сайн-Витгенштейном, которого отозвали из России, чтобы оборонять Берлин. На его счету уже шестьдесят три сбитых вражеских бомбардировщика; по своим боевым успехам он второй в Германии ночной летчик-истребитель. Но из-за того, что он князь и не разделяет их идеологии (он потомок знаменитого русского фельдмаршала Витгенштейна эпохи наполеоновских войн), власти не дают ему ходу и его подвиги замалчиваются. Я давно не встречала такого симпатичного и чуткого человека. Мы познакомились два года назад, и он стал одним из моих самых близких друзей. Он вырос в Швейцарии и совсем не знал Германии; я всюду брала его с собой, и все мои г друзья были от него в восторге.
Пятница, 20 августа.
Ужасно жарко, поэтому после работы мы поехали в гольф-клуб, где Лоремари Шенбург, Хайнрих Витгенштейн и я сидели на площадке и строили планы на будущее. Мы обсуждали, что мы станем делать, когда все рухнет и "власти" начнут расправляться с "несочувствующими" - например, залезем к Хайнриху в самолет и полетим куда-нибудь в Колумбию. Вопрос о том, хватит ли у нас горючего для перелета через Атлантику, остался нерешенным. У Лоремари в Боготе есть двоюродный брат, за которого она подумывает когда-нибудь выйти замуж. Так что она убила бы одним выстрелом двух зайцев.
Понедельник, 23 августа.
Лоремари Шенбург не пошла на работу под видом того, что перегрелась на солнце, а поскольку и я чувствовала себя неважно, мы решили отправиться на велосипедах в Вердер попытаться купить фруктов. Взяли с собой рюкзак. Когда мы приехали, к нам присоединился какой-то тип с корзиной; он сказал, что тоже хочет купить фруктов. В конце концов мы достучались до одного фермера, который согласился продать нам пятнадцать фунтов яблок. Пока я сокрушалась, что пятьдесят пфеннигов за фунт - это дороговато, наш спутник помогал мне укрепить рюкзак на велосипеде. К нашему изумлению, когда мы вышли из фруктового сада и пробирались через посадки помидоров, он предъявил документ, удостоверяющий, что он служит в бюро по контролю над ценами, и объявил, что нас надули, что он сообщит об этом куда следует и что нам придется свидетельствовать против фермера в суде. После этого он велел нам назваться. Мы отказались, говоря, что беднягу надо оставить в покое. Он настаивал. Я опять отказалась, а Лоремари, не моргнув глазом, назвала фамилию Ханса Флотова, а заодно и его адрес. Я не удержалась от улыбки, и тип насторожился, но у нас при себе не было удостоверений личности, и он ничего не мог проверить. Тогда он предложил нам работать у полицейских подсадными утками: они будут привозить нас на машине на разные фермы, а потом... Тут мы сказали ему, что мы о нем думаем.
У Лоремари постоянно неприятности с полицией. В Потсдаме она оскорбила какого-то полицейского, и теперь ее вызывают для разбора.
Вторник, 24 августа.
Вчера был сильный налет. Готфрида Бисмарка не было дома. Его шурин, Жан-Жорж Хойос, все от начала до конца проспал. Я одна почуяла неладное и, несмотря на их отчаянные протесты, разбудила его и Лоремари Шенбург. Над Берлином стояло красное зарево, а сегодня утром Жан-Жорж позвонил мне и сказал, что добирался до города три часа (вместо обычных двадцати минут), так как в развалинах лежат целые улицы.
В 6 вечера мы сами отправились в город - отвезти Готфрида и взглянуть, как там наши квартиры. Кухарка Герсдорфов Марта разрыдалась у меня в объятиях. Она напугалась до смерти, но с домом все в порядке. А вот у Лоремари в потолке прямо над кроватью зияет дыра. На нее это сильно подействовало, и она объявила, что судьба явно бережет ее для более высокого и прекрасного предназначения. Мы заглянули к Are Фюрстенберг, которая никак не может придти в себя, потому что сгорели все верхние этажи в домах на Курфюрстендам и поблизости, где она живет. Погибла и квартира Пкжлеров на Литценбургерштрассе, где мы жили, когда впервые приехали в Берлин три года назад. После налета Геббельс объехал наиболее сильно пострадавшие районы, но когда он сказал, что нужны тридцать добровольцев для борьбы с пожаром, это было встречено, как говорят, без энтузиазма.
К тому времени Мисси и ее отец, уже несколько раз остававшиеся без крова из-за бомбардировок, снимали часть виллы у своих друзей - Герсдорфов. Женщина редкого обаяния, теплоты, утонченного ума и порядочности, баронесса Мария фон Герсдорф превратила свой дом на Войршштрассе в настоящий политический и интеллектуальный салон (насколько это было возможно в условиях разрушаемого постоянными налетами города), где люди схожего образа мыслей могли общаться в атмосфере полной терпимости, доверия и взаимопонимания. Благодаря родственным связям ее мужа с могущественной промышленной династией Сименс и его службе в берлинской военной комендатуре, в этом салоне были представлены все сферы немецкого общества - от землевладельческой аристократии (к которой принадлежала сама Мария) до деловых, научных, дипломатических и военных кругов.
Среда, 25 августа.
Сегодня ночью снова был налет, но ущерб нанесен незначительный и поезда в Потсдам ходят нормально.
Четверг, 26 августа.
Татьяна звонила из Кенигсварта: она говорит, что разбомбили линию Берлин - Лейпциг и железнодорожное сообщение с ними прервано.
Ужинала с Лоремари Шенбург и ее гамбургским другом Ханни Енишем, который сейчас уволен с военной службы, так как оба его старших брата убиты. Он разъезжает в элегантном "Мерседесе", не имея водительских прав; полицейские не верят своим глазам, но оставляют его в покое.
Пятница, 27 августа.
Вчера из-за налета остались без крова Алекс Верт и еще один человек из нашего учреждения - профессор X. Последний впридачу потерял еще и зрение, вытаскивая женщину из горящего дома. Но его увечья, слава Богу, лишь временные. Он родом из Бадена, ненавидит нацистский режим и все время повторяет, что всему виной немецкие женщины, так как это они проголосовали за приход Гитлера к власти. Он говорит, что раз навсегда следует запретить все игрушки с военной окраской, вроде горнов, мечей, барабанов, оловянных солдатиков и т. д.
Суббота, 28 августа.
Познакомилась с женой Виктора де Кова, японкой Мичико. Виктор - не только один из самых талантливых и привлекательных актеров Германии, он еще и известный режиссер. Мы были на репетиции его очередного спектакля.
Воскресенье, 29 августа.
Ездила за город с Готфридом Бисмарком и Лоремари Шенбург к его матери, очаровательной пожилой даме, наполовину англичанке, хорошо помнящей своего свекра - великого Бисмарка. На обратном пути Лоремари захотела непременно сама вести машину, а между тем шел проливной дождь. Она совсем неопытная, и мы сильно нервничали.
Среда, 1 сентября.
Четыре года назад началась война. В это трудно поверить. Вчера ночью союзники решили "отметить" годовщину; в результате сильно пострадал торговый район Берлина.
Сегодня вечером ходила на премьеру "Филины" - новой постановки Виктора де Кова. После спектакля мы поехали к нему домой, и я долго разговаривала с Тео Макебеном, композитором, оказавшимся большим почитателем России.
Пятница, 3 сентября.
Союзники высадились на итальянском материке.
К 17 августа завершилось освобождение Сицилии и союзники готовы были начать вторжение в континентальную часть страны. Между тем, после отставки и ареста Муссолини 23 июля Италия стала быстро сближаться с союзниками, и 19 августа маршал Бадольо начал секретные мирные переговоры. Высадка союзников в южной части страны, начавшаяся 2 сентября, ускорила выход Италии из "Оси".
Суббота, 4 сентября.
Сегодня ужинала с Наджем (из венгерского посольства) и четой де Кова. Виктор страшно нервничает. Со слезами на глазах говорит, что не может больше этого выносить: вчера ночью разбомбили весь его район (он живет неподалеку от аэропорта Темпельхоф). Вчерашний налет был очень мощным. Даже у себя в Потсдаме, вдали от города, мы спустились вниз. Со времени гамбургских бомбежек Мелани одержима страхом перед зажигательными бомбами: там целые улицы превращались в огненные реки. Теперь, когда начинается налет, она появляется с головой, обмотанной мокрым полотенцем.
Понедельник, 6 сентября.
Говорят, будто что-то случилось с Хорстманами. Недавно они для большей безопасности переехали за город. Вчера вечером пропал Тино Солдати, который у них живет: он не пришел на какой-то официальный ужин, на котором его ждали, и не дал о себе знать, что для аккуратного молодого дипломата весьма странно.
Вторник, 7 сентября.
Сегодня утром мы с Лоремари Шенбург впервые взяли с собой в город велосипеды. Велосипеды не наши, они принадлежат Бисмаркам. Поначалу мы едва успевали увертываться от трамваев и автобусов. Один раз Лоремари перекувырнулась через руль. Вот было зрелище!
У нас обеих был назначен прием у главы берлинской полиции графа Хельдорфа - Лоремари по своим "конспиративным" делам, а я по служебному. Мне поручили составить фотоархив для АА, а так как все фотографии вызванных бомбардировками разрушений ныне подлежат цензуре, то я хотела добиться у Хельдорфа разрешения на публикацию некоторых из них. Он обещал его дать.
Как мы и опасались два дня назад, Керцендорф, загородное имение Хорстманов, сильно пострадал. У Герсдорфов Фиа Хеншель рассказала нам с Готфридом фон Краммом о том, как это произошло: она как раз там гостила. К счастью, никто не погиб, но Фредди, только что закончивший размещение бесценных старинных вещей, вывезенных из их дома в Берлине, потерял практически все. Представляю себе, как Тино Солдати - швейцарский дипломат мчался по лужайке в пижаме в два часа ночи под градом бомб.
Барону Готфриду фон Крамму, одному из самых прославленных чемпионов тенниса, суждено было всю жизнь страдать от невезения: он несколько раз выходил в финал Уимблдонского турнира, но всякий раз кубок ускользал от него. Он рано навлек на себя ненависть нацистов, даже пробыл некоторое время в концлагере, и до войны жил по большей части за границей.
Послеобеденное время провела в основном в кабинете Адама Тротта. Заходил поговорить наш начальник отдела кадров Ханс-Бернд фон Хафтен. Он близкий друг Адама. Своим мертвенно-бледным непроницаемым лицом он напоминает мне какое-то средневековое надгробие.
Рано ставший воинствующим антинацистом и еще в 1933 г. говоривший, что у Гитлера "ментальность главаря шайки разбойников", Ханс-Бернд фон Хафтен (1905 - 1944), как и Адам Тротт, учился в Англии. В 1933 г. он поступил на дипломатическую службу и к тому времени, когда Мисси с ним познакомилась, был в ранге советника посольства. Однако в отличие от многих своих товарищей по заговору он никогда не был членом нацистской партии - по соображениям христианской этики. Одним из первых вступив в "крайзауский кружок" графа фон Мольтке, он вовлек в него еще нескольких видных участников Сопротивления, в том числе и самого Адама фон Тротта.
Мы обсуждали общую ситуацию, а также последние мобилизационные мероприятия. Похоже, что власти намеренно призывают на военную службу последние остатки оппозиции, сохранившиеся в системе Министерства иностранных дел, заменяя их всюду, где удается, своими людьми, главным образом из СС, каким был наш Шталекер. И не позволяют уходить по собственному желанию иначе, как добровольцем на фронт. Это, конечно, сильно затрудняет подпольную деятельность, которая теперь, как я слышу, началась. Говорят, что министр иностранных дел фон Риббентроп никогда не покидает своего логова в Фушле, близ Зальцбурга. Возникла какая-то внутренняя распря между ним и заместителем министра Лутером - тоже негодяем, каких мало. Все это, конечно, никогда не обсуждается открыто в моем присутствии, но я о многом догадываюсь. Во всяком случае, в результате всего этого АА в настоящее время не имеет настоящего руководителя. Если бы люди знали, как неэффективно работает эта машина, внешне выглядящая прекрасно налаженным бюрократическим механизмом, они бы поразились. Да ведь это доказывается уже самим фактом существования нашей маленькой группы заговорщиков.
Вечером ужинала у Ханса Флотова. Потом мы четверо поехали на станцию Потсдам на двух велосипедах без фар - это, пожалуй, не каждый сумеет.
В дневнике Ханса-Георга фон Штудница под этой датой говорится следующее: "Ханс Флотов давал небольшой ужин, на котором присутствовали Мисси Васильчикова, Лоремари Шенбург, Ага Фюрстенберг и Бернд Мумм. Говорили исключительно о налетах. Все это показалось мне похожим на собрание преследуемых христиан в римских катакомбах!" (Из книги "Пока Берлин горит. Дневники 1943 - 45 гг. ", Лондон, 1963).
Среда, 8 сентября.
Мы снова взяли свои велосипеды в Берлин, где я забрала шляпку известной парижской модельерши Роз Валуа - большое ярко-зеленое сомбреро с черными лентами, которое кто-то прислал Татьяне из Парижа. После работы Готфрид Бисмарк отвез нас с Лоремари Шенбург к французскому послу Скапини. Во время ужина вдруг ворвался секретарь и сообщил, что Италия капитулировала. Мы извинились и помчались предупредить Отто Бисмарка, старшего брата Готфрида, только что приехавшего из Рима (он долго был министром-советником германского посольства в Италии) и обедавшего у "Хорхера" с Хельдорфом и Готфридом. Все трое сидели в отдельном кабинете, и когда мы с Лоремари вбежали с этой новостью, их как громом поразило. Оторопел перед тем и Скапини. Он находится здесь в качестве исполняющего обязанности посла Франции для переговоров о возвращении французских военнопленных в обмен на "добровольную" рабочую силу. Это несчастный человек: в прошлую войну он потерял зрение, и его постоянно сопровождает слуга-араб, служащий ему глазами и описывающий ему все, что происходит вокруг.
Четверг, 9 сентября.
По дороге в город купила газету, и меня весьма позабавило выражение лица у человека, сидевшего напротив: он впервые увидел в газете известие о капитуляции Италии. Принеся столько жертв, итальянцы все-таки так и не заставили себя уважать!
Пятница, 10 сентября.
Незадолго до окончания рабочего дня ко мне на работу пришли Альберт Эльц и Ага Фюрстенберг, и мы поспешили в итальянское посольство, где я надеялась найти кого-нибудь, кто скоро уедет и согласится взять с собой письмо для Ирины, а то теперь мы будем отрезаны друг от друга до самого конца войны. Бедненькая девочка, она будет так тревожиться...
Застала всю итальянскую колонию сидящей на чемоданах возле здания, а кругом множество ожидающих автомобилей и машин скорой помощи. Альберт предположил, что их, вероятно, сначала где-нибудь хорошенько выпорют, прежде чем отправлять на вокзал. В конце концов я заприметила Орландо Коллалто, и он обещал передать Ирине все, что нужно, на словах, но отказался брать что-либо писанное.
После этого я отправилась в Потсдам, прихватив с собой ценный ковер и того же Альберта, который хотя и служит в люфтваффе, но испытывает здравое уважение к авиации союзников и предпочитает ночевать за городом. Вечером наш Адольф разразился длинным обличением по адресу итальянцев, "вонзивших Германии нож в спину".
Суббота, 11 сентября.
Немцы оккупировали Рим. Будем надеяться, это не означает, что город теперь начнут бомбить союзники.
Сегодня вечером Лоремари Шенбург пригласила на ужин Хельдорфа, чтобы поговорить о политике. Альберт Эльц тоже захотел с ним познакомиться. Поскольку у Хельдорфа не самая безупречная репутация (как у давнишнего члена партии и обер-группенфюрера СА), то нынешнее его участие в заговоре воспринимается кое-кем из непримиримых антинацистов с сомнением. Лоремари и Альберт оба принимали ванну, когда явилась без предупреждения Ага Фюрстенберг. Она известная сплетница, и мы все попрятались, сделав вид, что никого нет дома. Когда она ушла восвояси, я пошла искать остальных и обнаружила их сгрудившимися в подвале без всякой одежды, кроме ванных полотенец. К сожалению, все эти приготовления оказались напрасными, так как когда Хельдорф приехал, он был крайне немногословен. Альберт изо всех сил старался у него "выудить", но тот явно был начеку. Я пошла спать.
Воскресенье, 12 сентября.
Сегодня по радио неожиданно грянул итальянский фашистский гимн "Джовинецца", а затем было сообщено, что немецкие парашютисты освободили Муссолини из места его заключения - Гран Сассо д'Италиа - в горах Абруцци, и сейчас он на пути в Германию. От этой новости мы просто онемели.
Эсэсовские парашютисты под командованием старшего лейтенанта Отто Скорцени совершили дерзкий налет, приземлившись на планере на пик Гран Сассо д 'Италии, освободили Муссолини и самолетом перевезли его в Германию. Позже он учредил марионеточную неофашистскую администрацию - так называемую "Итальянскую социальную республику" - в северной Италии, со столицей в городке Сало.
Среда, 15 сентября.
Ужинала одна с Отто и Готфридом Бисмарками. Отто рассказал много интересного о жизни в Риме. Оказывается, Анфузо выступил на стороне Муссолини (он был главой кабинета при Чиано), но большинство прочих фашистских главарей теперь, когда Дуче проигрывает, переметнулись в лагерь его противников.
Четверг, 16 сентября.
Только что пришло письмо из Парижа от Джорджи; к письму приложен уникальный предмет: белая шелкообразная кисточка - все, что осталось от стекла одного из его окон после того, как вблизи упала бомба. [Воздушный налет союзников на Париж 3 сентября стоил жизни приблизительно 110 жителям).
Позже поехала на велосипеде на Ваннзее к д-ру Марти, представителю швейцарского Красного Креста, с которым Мама работала над организацией помощи советским военнопленным. Я едва успела: завтра он уезжает в Швейцарию.
Муссолини выступил с длинной речью по радио. Я почти все поняла.
Воскресенье, 19 сентября.
Какой-то "Союз германских офицеров" передал по радио обращение из Москвы. Обращение подписано несколькими немецкими генералами, взятыми в плен в Сталинграде.
Кенигсварт. Вторник, 28 сентября.
Взяла короткий отпуск, чтобы повидаться с родителями и Татьяной. Последняя выглядит чуть-чуть лучше. Я подолгу гуляла с Мама. Она настаивает, чтобы я ушла с работы и поселилась с ними за городом. Она не понимает, что это невозможно и что меня немедленно отправят на военный завод. Обе ночи спала с Татьяной, что дало нам возможность наговориться.
Берлин. Понедельник, 4 октября.
Обедала с Йозиасом Ранцау, послом фон Хасселем и сыном последнего. По возвращении в контору Йозиасу дали понять "сверху", что на такие встречи в нерабочее время смотрят неодобрительно.
Вторник, 5 октября.
Ходила на концерт венгерских музыкантов с Филиппом де Вандевром и еще одним французом, Юбером Ноэлем, который был отправлен на работу в Германию, но сумел раздобыть медицинское свидетельство о том, что он наполовину глух; теперь он возвращается во Францию.
Четверг, 7 октября.
Обедала в гольф-клубе с друзьями, но пришлось уйти рано, так как у меня было назначено свидание с Филиппом де Вандевром. Мы договорились, что я пойду с ним в штаб-квартиру СД, в которую Гестапо входит как составная часть. Он только что узнал, что один из его лучших друзей, сын французского банкира по имени Жан Гайяр, арестован близ Перпиньяна при попытке перейти границу с Испанией. Его отправили в лагерь в Компьене прямо в тенниске и шортах, в которых его схватили. Ему удалось сообщить о своем положении невесте. Но с тех пор от него нет больше никаких вестей, кроме сообщения, что его погрузили в товарный вагон, направляющийся в Ораниенбург, страшный концлагерь неподалеку от Берлина. Запланированная нами стратегия состояла в том, чтобы притворяться идиотами, делать наивные расспросы и разговаривать с офицерами СД как со служащими нормального учреждения. Я собиралась - о ирония! - отрекомендоваться как сотрудница АА. Мы даже предполагали просить разрешения послать Гайяру еду и одежду. На тот случай, если я не вернусь, я предупредила Лоремари Шенбург о том, куда иду.
После того как мы попали в здание - огромный корпус, окруженный колючей проволокой, в некотором отдалении от города - и у меня отобрали фотоаппарат, который я по какому-то недомыслию прихватила с собой, нас препоручили цепочке чиновников, которые перебрасывали нас от одного к другому, как теннисные мячи. Каждый раз требовалось все заново рассказывать о себе. Когда меня спросили, почему я проявляю заинтересованность в этом деле, я сказала, что я двоюродная сестра Филиппа. Мы провели там три часа, ничего не добившись. Они даже были настолько любезны, что проверили по документам всех вновь прибывших в Ораниенбург; Гайяра среди них не было. В конце концов они предложили Филиппу самому поехать в Ораниенбург и навести справки на месте. Позже я умоляла его не ехать, а то его самого посадят. Они записывали всевозможные касающиеся нас подробности, когда меня внезапно позвали к телефону - звонила Лоремари: "Sebst du noch?" ["Ты еще жива?"] Я поспешно дала утвердительный ответ и положила трубку. Мы ушли без всяких надежд, еле смея поднять глаза: всюду черная форма, оружие и мрачные лица. Было облегчением снова оказаться на разбомбленной улице.
Впоследствии Филипп де Вандевр узнал, что его друг попал не в Ораниенбург, а в Бухенвальд, и, невзирая на предупреждения Мисси, поехал и туда - однако безуспешно. В 1945 г. молодой Гайяр был освобожден наступающими американскими войсками, но так как у них не было лишнего транспорта, оставшиеся в живых были отправлены в тыл наступающих войск пешком. Многие из них, в том числе и Гайяр, по пути погибли. Труп его так и не нашли.
Воскресенье, 11 октября.
Большую часть дня ожидала звонка дяди Валериана Бибикова - пожилого родственника из Парижа, который в начале русской кампании пошел добровольцем в немецкий флот в качестве переводчика. Думал ли он тогда во что ввязывается! Сейчас он едет к себе в Париж в отпуск. Я собиралась дать ему письма: одно для Джорджи, другое от Филиппа де Вандевра. Филипп настаивал, чтобы я прочла его письмо, а я вначале отказывалась. Но когда он ушел, я прочла. Какой ужас! Оказалось, что это подробный отчет, направляемый архиепископу Муленскому участником Сопротивления - священником, работающим в немецком концлагере. Я пережила ужасные муки совести: с одной стороны, нельзя подводить Филиппа, а с другой - понятно, чем это может кончиться для бедного Валериана. В конце концов я положила все это в запечатанный конверт, адресованный Джорджи, с просьбой, чтобы он сам отправил это письмо из Парижа в Мулен, и вручила Валериану сей прощальный подарочек. До самого его ухода мы топили наши горести в водке. Молюсь, чтобы все прошло хорошо.
Письмо благополучно достигло Джорджи, и тот переправил его адресату. Автор письма, аббат Жирардэ, погиб.
Понедельник, 11 октября.
Провела вечер с Зигрид Герц. Гестапо арестовало ее мать - еврейку - и преспокойно объявило ей, что она высылается в гетто в Терезиенштадт (это в Чехословакии). Отец Зигрид (не еврей) погиб в Первую мировую войну, а сама она - красивая высокая блондинка. Пока что ей удалось добиться отсрочки, и сейчас она рассылает сигнал SOS во всех направлениях, но шансов на успех мало. В штабе СД ей сказали: "Жаль, что вашего отца нет в живых. Тогда в этом не было бы нужды. Не повезло вам!"
Вторник, 12 октября.
Мы с Лоремари Шенбург собираем гостей на коктейль в ее городской квартире и перетаскиваем туда вещи, чтобы придать помещению жилой вид. У нас имеются две бутылки вина и полбутылки вермута, но мы оптимистически надеемся, что гости кое-что принесут с собой.
Среда, 13 октября.
Вечер прошел удачно, хотя Гретль Роан, тетушка Лоремари Шенбург, выдула одну из бутылок вина, воспользовавшись тем, что я пошла купить что-нибудь на бутерброды. Это был довольно неприятный сюрприз, но все обошлось: гости принесли лед и шампанское, мы слили все вместе, смесь была кошмарная, но все пили и не жаловались. Пытаюсь свозить братьев Вандевров на выходные к Татьяне, но пока что французам не разрешают уезжать из тех мест, где им предписано работать. После того как большая часть гостей разошлась, мы размышляли, пока жарили картошку, как бы нам обойти это правило.
Новое итальянское правительство Бадольо объявило войну Германии.
Провозгласив перемирие, Бадольо приказал итальянским вооруженным силам прекратить все военные действия против "сил противника", но давать отпор любым другим враждебным акциям, от кого бы они ни исходили (подразумевая немцев). Хотя союз с Германией никогда не пользовался у итальянцев популярностью, а война тем более, этот неожиданный поворот, предполагавший измену недавним товарищам по оружию, вызвал у многих итальянских военных мучительный нравственный кризис, и некоторые отказались подчиниться этому приказу.
Четверг, 14 октября.
Зашла повидать графа фон дер Шуленбурга. Он последний германский посол в Москве - обаятельный старик, очень доброжелательно относящийся ко всему русскому и весьма откровенный. Я пытаюсь устроить Катю Клейнмихель к нему на службу, так как она сейчас без работы.
Дипломат старой школы и убежденный сторонник традиционной бисмарковской политики дружбы между Германией и Россией - любой Россией - граф Бернер фон дер Шуленбург (1875 - 1944), будучи послом в Москве с 1934 г., неустанно способствовал поддержанию нормальных отношений между двумя диктаторами. Нападение Гитлера на Россию в июне 1941 г. было для него предвестником национальной катастрофы (он не сомневался, что в конечном итоге Германия потерпит поражение), а это еще более отвернуло его от системы, которая всегда вызывала у него отвращение. Из советских источников недавно стало известно, что он даже предупредил Сталина о точной дате нападения, но Сталин ему не поверил.
Берлин. Вторник, 17 августа.
На обратном пути в Берлин и Потсдам поезд был так переполнен, что я всю дорогу стояла.
Среда, 18 августа.
Сегодня вечером у Бисмарков я долго разговаривала с Хайнрихом Сайн-Витгенштейном, которого отозвали из России, чтобы оборонять Берлин. На его счету уже шестьдесят три сбитых вражеских бомбардировщика; по своим боевым успехам он второй в Германии ночной летчик-истребитель. Но из-за того, что он князь и не разделяет их идеологии (он потомок знаменитого русского фельдмаршала Витгенштейна эпохи наполеоновских войн), власти не дают ему ходу и его подвиги замалчиваются. Я давно не встречала такого симпатичного и чуткого человека. Мы познакомились два года назад, и он стал одним из моих самых близких друзей. Он вырос в Швейцарии и совсем не знал Германии; я всюду брала его с собой, и все мои г друзья были от него в восторге.
Пятница, 20 августа.
Ужасно жарко, поэтому после работы мы поехали в гольф-клуб, где Лоремари Шенбург, Хайнрих Витгенштейн и я сидели на площадке и строили планы на будущее. Мы обсуждали, что мы станем делать, когда все рухнет и "власти" начнут расправляться с "несочувствующими" - например, залезем к Хайнриху в самолет и полетим куда-нибудь в Колумбию. Вопрос о том, хватит ли у нас горючего для перелета через Атлантику, остался нерешенным. У Лоремари в Боготе есть двоюродный брат, за которого она подумывает когда-нибудь выйти замуж. Так что она убила бы одним выстрелом двух зайцев.
Понедельник, 23 августа.
Лоремари Шенбург не пошла на работу под видом того, что перегрелась на солнце, а поскольку и я чувствовала себя неважно, мы решили отправиться на велосипедах в Вердер попытаться купить фруктов. Взяли с собой рюкзак. Когда мы приехали, к нам присоединился какой-то тип с корзиной; он сказал, что тоже хочет купить фруктов. В конце концов мы достучались до одного фермера, который согласился продать нам пятнадцать фунтов яблок. Пока я сокрушалась, что пятьдесят пфеннигов за фунт - это дороговато, наш спутник помогал мне укрепить рюкзак на велосипеде. К нашему изумлению, когда мы вышли из фруктового сада и пробирались через посадки помидоров, он предъявил документ, удостоверяющий, что он служит в бюро по контролю над ценами, и объявил, что нас надули, что он сообщит об этом куда следует и что нам придется свидетельствовать против фермера в суде. После этого он велел нам назваться. Мы отказались, говоря, что беднягу надо оставить в покое. Он настаивал. Я опять отказалась, а Лоремари, не моргнув глазом, назвала фамилию Ханса Флотова, а заодно и его адрес. Я не удержалась от улыбки, и тип насторожился, но у нас при себе не было удостоверений личности, и он ничего не мог проверить. Тогда он предложил нам работать у полицейских подсадными утками: они будут привозить нас на машине на разные фермы, а потом... Тут мы сказали ему, что мы о нем думаем.
У Лоремари постоянно неприятности с полицией. В Потсдаме она оскорбила какого-то полицейского, и теперь ее вызывают для разбора.
Вторник, 24 августа.
Вчера был сильный налет. Готфрида Бисмарка не было дома. Его шурин, Жан-Жорж Хойос, все от начала до конца проспал. Я одна почуяла неладное и, несмотря на их отчаянные протесты, разбудила его и Лоремари Шенбург. Над Берлином стояло красное зарево, а сегодня утром Жан-Жорж позвонил мне и сказал, что добирался до города три часа (вместо обычных двадцати минут), так как в развалинах лежат целые улицы.
В 6 вечера мы сами отправились в город - отвезти Готфрида и взглянуть, как там наши квартиры. Кухарка Герсдорфов Марта разрыдалась у меня в объятиях. Она напугалась до смерти, но с домом все в порядке. А вот у Лоремари в потолке прямо над кроватью зияет дыра. На нее это сильно подействовало, и она объявила, что судьба явно бережет ее для более высокого и прекрасного предназначения. Мы заглянули к Are Фюрстенберг, которая никак не может придти в себя, потому что сгорели все верхние этажи в домах на Курфюрстендам и поблизости, где она живет. Погибла и квартира Пкжлеров на Литценбургерштрассе, где мы жили, когда впервые приехали в Берлин три года назад. После налета Геббельс объехал наиболее сильно пострадавшие районы, но когда он сказал, что нужны тридцать добровольцев для борьбы с пожаром, это было встречено, как говорят, без энтузиазма.
К тому времени Мисси и ее отец, уже несколько раз остававшиеся без крова из-за бомбардировок, снимали часть виллы у своих друзей - Герсдорфов. Женщина редкого обаяния, теплоты, утонченного ума и порядочности, баронесса Мария фон Герсдорф превратила свой дом на Войршштрассе в настоящий политический и интеллектуальный салон (насколько это было возможно в условиях разрушаемого постоянными налетами города), где люди схожего образа мыслей могли общаться в атмосфере полной терпимости, доверия и взаимопонимания. Благодаря родственным связям ее мужа с могущественной промышленной династией Сименс и его службе в берлинской военной комендатуре, в этом салоне были представлены все сферы немецкого общества - от землевладельческой аристократии (к которой принадлежала сама Мария) до деловых, научных, дипломатических и военных кругов.
Среда, 25 августа.
Сегодня ночью снова был налет, но ущерб нанесен незначительный и поезда в Потсдам ходят нормально.
Четверг, 26 августа.
Татьяна звонила из Кенигсварта: она говорит, что разбомбили линию Берлин - Лейпциг и железнодорожное сообщение с ними прервано.
Ужинала с Лоремари Шенбург и ее гамбургским другом Ханни Енишем, который сейчас уволен с военной службы, так как оба его старших брата убиты. Он разъезжает в элегантном "Мерседесе", не имея водительских прав; полицейские не верят своим глазам, но оставляют его в покое.
Пятница, 27 августа.
Вчера из-за налета остались без крова Алекс Верт и еще один человек из нашего учреждения - профессор X. Последний впридачу потерял еще и зрение, вытаскивая женщину из горящего дома. Но его увечья, слава Богу, лишь временные. Он родом из Бадена, ненавидит нацистский режим и все время повторяет, что всему виной немецкие женщины, так как это они проголосовали за приход Гитлера к власти. Он говорит, что раз навсегда следует запретить все игрушки с военной окраской, вроде горнов, мечей, барабанов, оловянных солдатиков и т. д.
Суббота, 28 августа.
Познакомилась с женой Виктора де Кова, японкой Мичико. Виктор - не только один из самых талантливых и привлекательных актеров Германии, он еще и известный режиссер. Мы были на репетиции его очередного спектакля.
Воскресенье, 29 августа.
Ездила за город с Готфридом Бисмарком и Лоремари Шенбург к его матери, очаровательной пожилой даме, наполовину англичанке, хорошо помнящей своего свекра - великого Бисмарка. На обратном пути Лоремари захотела непременно сама вести машину, а между тем шел проливной дождь. Она совсем неопытная, и мы сильно нервничали.
Среда, 1 сентября.
Четыре года назад началась война. В это трудно поверить. Вчера ночью союзники решили "отметить" годовщину; в результате сильно пострадал торговый район Берлина.
Сегодня вечером ходила на премьеру "Филины" - новой постановки Виктора де Кова. После спектакля мы поехали к нему домой, и я долго разговаривала с Тео Макебеном, композитором, оказавшимся большим почитателем России.
Пятница, 3 сентября.
Союзники высадились на итальянском материке.
К 17 августа завершилось освобождение Сицилии и союзники готовы были начать вторжение в континентальную часть страны. Между тем, после отставки и ареста Муссолини 23 июля Италия стала быстро сближаться с союзниками, и 19 августа маршал Бадольо начал секретные мирные переговоры. Высадка союзников в южной части страны, начавшаяся 2 сентября, ускорила выход Италии из "Оси".
Суббота, 4 сентября.
Сегодня ужинала с Наджем (из венгерского посольства) и четой де Кова. Виктор страшно нервничает. Со слезами на глазах говорит, что не может больше этого выносить: вчера ночью разбомбили весь его район (он живет неподалеку от аэропорта Темпельхоф). Вчерашний налет был очень мощным. Даже у себя в Потсдаме, вдали от города, мы спустились вниз. Со времени гамбургских бомбежек Мелани одержима страхом перед зажигательными бомбами: там целые улицы превращались в огненные реки. Теперь, когда начинается налет, она появляется с головой, обмотанной мокрым полотенцем.
Понедельник, 6 сентября.
Говорят, будто что-то случилось с Хорстманами. Недавно они для большей безопасности переехали за город. Вчера вечером пропал Тино Солдати, который у них живет: он не пришел на какой-то официальный ужин, на котором его ждали, и не дал о себе знать, что для аккуратного молодого дипломата весьма странно.
Вторник, 7 сентября.
Сегодня утром мы с Лоремари Шенбург впервые взяли с собой в город велосипеды. Велосипеды не наши, они принадлежат Бисмаркам. Поначалу мы едва успевали увертываться от трамваев и автобусов. Один раз Лоремари перекувырнулась через руль. Вот было зрелище!
У нас обеих был назначен прием у главы берлинской полиции графа Хельдорфа - Лоремари по своим "конспиративным" делам, а я по служебному. Мне поручили составить фотоархив для АА, а так как все фотографии вызванных бомбардировками разрушений ныне подлежат цензуре, то я хотела добиться у Хельдорфа разрешения на публикацию некоторых из них. Он обещал его дать.
Как мы и опасались два дня назад, Керцендорф, загородное имение Хорстманов, сильно пострадал. У Герсдорфов Фиа Хеншель рассказала нам с Готфридом фон Краммом о том, как это произошло: она как раз там гостила. К счастью, никто не погиб, но Фредди, только что закончивший размещение бесценных старинных вещей, вывезенных из их дома в Берлине, потерял практически все. Представляю себе, как Тино Солдати - швейцарский дипломат мчался по лужайке в пижаме в два часа ночи под градом бомб.
Барону Готфриду фон Крамму, одному из самых прославленных чемпионов тенниса, суждено было всю жизнь страдать от невезения: он несколько раз выходил в финал Уимблдонского турнира, но всякий раз кубок ускользал от него. Он рано навлек на себя ненависть нацистов, даже пробыл некоторое время в концлагере, и до войны жил по большей части за границей.
Послеобеденное время провела в основном в кабинете Адама Тротта. Заходил поговорить наш начальник отдела кадров Ханс-Бернд фон Хафтен. Он близкий друг Адама. Своим мертвенно-бледным непроницаемым лицом он напоминает мне какое-то средневековое надгробие.
Рано ставший воинствующим антинацистом и еще в 1933 г. говоривший, что у Гитлера "ментальность главаря шайки разбойников", Ханс-Бернд фон Хафтен (1905 - 1944), как и Адам Тротт, учился в Англии. В 1933 г. он поступил на дипломатическую службу и к тому времени, когда Мисси с ним познакомилась, был в ранге советника посольства. Однако в отличие от многих своих товарищей по заговору он никогда не был членом нацистской партии - по соображениям христианской этики. Одним из первых вступив в "крайзауский кружок" графа фон Мольтке, он вовлек в него еще нескольких видных участников Сопротивления, в том числе и самого Адама фон Тротта.
Мы обсуждали общую ситуацию, а также последние мобилизационные мероприятия. Похоже, что власти намеренно призывают на военную службу последние остатки оппозиции, сохранившиеся в системе Министерства иностранных дел, заменяя их всюду, где удается, своими людьми, главным образом из СС, каким был наш Шталекер. И не позволяют уходить по собственному желанию иначе, как добровольцем на фронт. Это, конечно, сильно затрудняет подпольную деятельность, которая теперь, как я слышу, началась. Говорят, что министр иностранных дел фон Риббентроп никогда не покидает своего логова в Фушле, близ Зальцбурга. Возникла какая-то внутренняя распря между ним и заместителем министра Лутером - тоже негодяем, каких мало. Все это, конечно, никогда не обсуждается открыто в моем присутствии, но я о многом догадываюсь. Во всяком случае, в результате всего этого АА в настоящее время не имеет настоящего руководителя. Если бы люди знали, как неэффективно работает эта машина, внешне выглядящая прекрасно налаженным бюрократическим механизмом, они бы поразились. Да ведь это доказывается уже самим фактом существования нашей маленькой группы заговорщиков.
Вечером ужинала у Ханса Флотова. Потом мы четверо поехали на станцию Потсдам на двух велосипедах без фар - это, пожалуй, не каждый сумеет.
В дневнике Ханса-Георга фон Штудница под этой датой говорится следующее: "Ханс Флотов давал небольшой ужин, на котором присутствовали Мисси Васильчикова, Лоремари Шенбург, Ага Фюрстенберг и Бернд Мумм. Говорили исключительно о налетах. Все это показалось мне похожим на собрание преследуемых христиан в римских катакомбах!" (Из книги "Пока Берлин горит. Дневники 1943 - 45 гг. ", Лондон, 1963).
Среда, 8 сентября.
Мы снова взяли свои велосипеды в Берлин, где я забрала шляпку известной парижской модельерши Роз Валуа - большое ярко-зеленое сомбреро с черными лентами, которое кто-то прислал Татьяне из Парижа. После работы Готфрид Бисмарк отвез нас с Лоремари Шенбург к французскому послу Скапини. Во время ужина вдруг ворвался секретарь и сообщил, что Италия капитулировала. Мы извинились и помчались предупредить Отто Бисмарка, старшего брата Готфрида, только что приехавшего из Рима (он долго был министром-советником германского посольства в Италии) и обедавшего у "Хорхера" с Хельдорфом и Готфридом. Все трое сидели в отдельном кабинете, и когда мы с Лоремари вбежали с этой новостью, их как громом поразило. Оторопел перед тем и Скапини. Он находится здесь в качестве исполняющего обязанности посла Франции для переговоров о возвращении французских военнопленных в обмен на "добровольную" рабочую силу. Это несчастный человек: в прошлую войну он потерял зрение, и его постоянно сопровождает слуга-араб, служащий ему глазами и описывающий ему все, что происходит вокруг.
Четверг, 9 сентября.
По дороге в город купила газету, и меня весьма позабавило выражение лица у человека, сидевшего напротив: он впервые увидел в газете известие о капитуляции Италии. Принеся столько жертв, итальянцы все-таки так и не заставили себя уважать!
Пятница, 10 сентября.
Незадолго до окончания рабочего дня ко мне на работу пришли Альберт Эльц и Ага Фюрстенберг, и мы поспешили в итальянское посольство, где я надеялась найти кого-нибудь, кто скоро уедет и согласится взять с собой письмо для Ирины, а то теперь мы будем отрезаны друг от друга до самого конца войны. Бедненькая девочка, она будет так тревожиться...
Застала всю итальянскую колонию сидящей на чемоданах возле здания, а кругом множество ожидающих автомобилей и машин скорой помощи. Альберт предположил, что их, вероятно, сначала где-нибудь хорошенько выпорют, прежде чем отправлять на вокзал. В конце концов я заприметила Орландо Коллалто, и он обещал передать Ирине все, что нужно, на словах, но отказался брать что-либо писанное.
После этого я отправилась в Потсдам, прихватив с собой ценный ковер и того же Альберта, который хотя и служит в люфтваффе, но испытывает здравое уважение к авиации союзников и предпочитает ночевать за городом. Вечером наш Адольф разразился длинным обличением по адресу итальянцев, "вонзивших Германии нож в спину".
Суббота, 11 сентября.
Немцы оккупировали Рим. Будем надеяться, это не означает, что город теперь начнут бомбить союзники.
Сегодня вечером Лоремари Шенбург пригласила на ужин Хельдорфа, чтобы поговорить о политике. Альберт Эльц тоже захотел с ним познакомиться. Поскольку у Хельдорфа не самая безупречная репутация (как у давнишнего члена партии и обер-группенфюрера СА), то нынешнее его участие в заговоре воспринимается кое-кем из непримиримых антинацистов с сомнением. Лоремари и Альберт оба принимали ванну, когда явилась без предупреждения Ага Фюрстенберг. Она известная сплетница, и мы все попрятались, сделав вид, что никого нет дома. Когда она ушла восвояси, я пошла искать остальных и обнаружила их сгрудившимися в подвале без всякой одежды, кроме ванных полотенец. К сожалению, все эти приготовления оказались напрасными, так как когда Хельдорф приехал, он был крайне немногословен. Альберт изо всех сил старался у него "выудить", но тот явно был начеку. Я пошла спать.
Воскресенье, 12 сентября.
Сегодня по радио неожиданно грянул итальянский фашистский гимн "Джовинецца", а затем было сообщено, что немецкие парашютисты освободили Муссолини из места его заключения - Гран Сассо д'Италиа - в горах Абруцци, и сейчас он на пути в Германию. От этой новости мы просто онемели.
Эсэсовские парашютисты под командованием старшего лейтенанта Отто Скорцени совершили дерзкий налет, приземлившись на планере на пик Гран Сассо д 'Италии, освободили Муссолини и самолетом перевезли его в Германию. Позже он учредил марионеточную неофашистскую администрацию - так называемую "Итальянскую социальную республику" - в северной Италии, со столицей в городке Сало.
Среда, 15 сентября.
Ужинала одна с Отто и Готфридом Бисмарками. Отто рассказал много интересного о жизни в Риме. Оказывается, Анфузо выступил на стороне Муссолини (он был главой кабинета при Чиано), но большинство прочих фашистских главарей теперь, когда Дуче проигрывает, переметнулись в лагерь его противников.
Четверг, 16 сентября.
Только что пришло письмо из Парижа от Джорджи; к письму приложен уникальный предмет: белая шелкообразная кисточка - все, что осталось от стекла одного из его окон после того, как вблизи упала бомба. [Воздушный налет союзников на Париж 3 сентября стоил жизни приблизительно 110 жителям).
Позже поехала на велосипеде на Ваннзее к д-ру Марти, представителю швейцарского Красного Креста, с которым Мама работала над организацией помощи советским военнопленным. Я едва успела: завтра он уезжает в Швейцарию.
Муссолини выступил с длинной речью по радио. Я почти все поняла.
Воскресенье, 19 сентября.
Какой-то "Союз германских офицеров" передал по радио обращение из Москвы. Обращение подписано несколькими немецкими генералами, взятыми в плен в Сталинграде.
Кенигсварт. Вторник, 28 сентября.
Взяла короткий отпуск, чтобы повидаться с родителями и Татьяной. Последняя выглядит чуть-чуть лучше. Я подолгу гуляла с Мама. Она настаивает, чтобы я ушла с работы и поселилась с ними за городом. Она не понимает, что это невозможно и что меня немедленно отправят на военный завод. Обе ночи спала с Татьяной, что дало нам возможность наговориться.
Берлин. Понедельник, 4 октября.
Обедала с Йозиасом Ранцау, послом фон Хасселем и сыном последнего. По возвращении в контору Йозиасу дали понять "сверху", что на такие встречи в нерабочее время смотрят неодобрительно.
Вторник, 5 октября.
Ходила на концерт венгерских музыкантов с Филиппом де Вандевром и еще одним французом, Юбером Ноэлем, который был отправлен на работу в Германию, но сумел раздобыть медицинское свидетельство о том, что он наполовину глух; теперь он возвращается во Францию.
Четверг, 7 октября.
Обедала в гольф-клубе с друзьями, но пришлось уйти рано, так как у меня было назначено свидание с Филиппом де Вандевром. Мы договорились, что я пойду с ним в штаб-квартиру СД, в которую Гестапо входит как составная часть. Он только что узнал, что один из его лучших друзей, сын французского банкира по имени Жан Гайяр, арестован близ Перпиньяна при попытке перейти границу с Испанией. Его отправили в лагерь в Компьене прямо в тенниске и шортах, в которых его схватили. Ему удалось сообщить о своем положении невесте. Но с тех пор от него нет больше никаких вестей, кроме сообщения, что его погрузили в товарный вагон, направляющийся в Ораниенбург, страшный концлагерь неподалеку от Берлина. Запланированная нами стратегия состояла в том, чтобы притворяться идиотами, делать наивные расспросы и разговаривать с офицерами СД как со служащими нормального учреждения. Я собиралась - о ирония! - отрекомендоваться как сотрудница АА. Мы даже предполагали просить разрешения послать Гайяру еду и одежду. На тот случай, если я не вернусь, я предупредила Лоремари Шенбург о том, куда иду.
После того как мы попали в здание - огромный корпус, окруженный колючей проволокой, в некотором отдалении от города - и у меня отобрали фотоаппарат, который я по какому-то недомыслию прихватила с собой, нас препоручили цепочке чиновников, которые перебрасывали нас от одного к другому, как теннисные мячи. Каждый раз требовалось все заново рассказывать о себе. Когда меня спросили, почему я проявляю заинтересованность в этом деле, я сказала, что я двоюродная сестра Филиппа. Мы провели там три часа, ничего не добившись. Они даже были настолько любезны, что проверили по документам всех вновь прибывших в Ораниенбург; Гайяра среди них не было. В конце концов они предложили Филиппу самому поехать в Ораниенбург и навести справки на месте. Позже я умоляла его не ехать, а то его самого посадят. Они записывали всевозможные касающиеся нас подробности, когда меня внезапно позвали к телефону - звонила Лоремари: "Sebst du noch?" ["Ты еще жива?"] Я поспешно дала утвердительный ответ и положила трубку. Мы ушли без всяких надежд, еле смея поднять глаза: всюду черная форма, оружие и мрачные лица. Было облегчением снова оказаться на разбомбленной улице.
Впоследствии Филипп де Вандевр узнал, что его друг попал не в Ораниенбург, а в Бухенвальд, и, невзирая на предупреждения Мисси, поехал и туда - однако безуспешно. В 1945 г. молодой Гайяр был освобожден наступающими американскими войсками, но так как у них не было лишнего транспорта, оставшиеся в живых были отправлены в тыл наступающих войск пешком. Многие из них, в том числе и Гайяр, по пути погибли. Труп его так и не нашли.
Воскресенье, 11 октября.
Большую часть дня ожидала звонка дяди Валериана Бибикова - пожилого родственника из Парижа, который в начале русской кампании пошел добровольцем в немецкий флот в качестве переводчика. Думал ли он тогда во что ввязывается! Сейчас он едет к себе в Париж в отпуск. Я собиралась дать ему письма: одно для Джорджи, другое от Филиппа де Вандевра. Филипп настаивал, чтобы я прочла его письмо, а я вначале отказывалась. Но когда он ушел, я прочла. Какой ужас! Оказалось, что это подробный отчет, направляемый архиепископу Муленскому участником Сопротивления - священником, работающим в немецком концлагере. Я пережила ужасные муки совести: с одной стороны, нельзя подводить Филиппа, а с другой - понятно, чем это может кончиться для бедного Валериана. В конце концов я положила все это в запечатанный конверт, адресованный Джорджи, с просьбой, чтобы он сам отправил это письмо из Парижа в Мулен, и вручила Валериану сей прощальный подарочек. До самого его ухода мы топили наши горести в водке. Молюсь, чтобы все прошло хорошо.
Письмо благополучно достигло Джорджи, и тот переправил его адресату. Автор письма, аббат Жирардэ, погиб.
Понедельник, 11 октября.
Провела вечер с Зигрид Герц. Гестапо арестовало ее мать - еврейку - и преспокойно объявило ей, что она высылается в гетто в Терезиенштадт (это в Чехословакии). Отец Зигрид (не еврей) погиб в Первую мировую войну, а сама она - красивая высокая блондинка. Пока что ей удалось добиться отсрочки, и сейчас она рассылает сигнал SOS во всех направлениях, но шансов на успех мало. В штабе СД ей сказали: "Жаль, что вашего отца нет в живых. Тогда в этом не было бы нужды. Не повезло вам!"
Вторник, 12 октября.
Мы с Лоремари Шенбург собираем гостей на коктейль в ее городской квартире и перетаскиваем туда вещи, чтобы придать помещению жилой вид. У нас имеются две бутылки вина и полбутылки вермута, но мы оптимистически надеемся, что гости кое-что принесут с собой.
Среда, 13 октября.
Вечер прошел удачно, хотя Гретль Роан, тетушка Лоремари Шенбург, выдула одну из бутылок вина, воспользовавшись тем, что я пошла купить что-нибудь на бутерброды. Это был довольно неприятный сюрприз, но все обошлось: гости принесли лед и шампанское, мы слили все вместе, смесь была кошмарная, но все пили и не жаловались. Пытаюсь свозить братьев Вандевров на выходные к Татьяне, но пока что французам не разрешают уезжать из тех мест, где им предписано работать. После того как большая часть гостей разошлась, мы размышляли, пока жарили картошку, как бы нам обойти это правило.
Новое итальянское правительство Бадольо объявило войну Германии.
Провозгласив перемирие, Бадольо приказал итальянским вооруженным силам прекратить все военные действия против "сил противника", но давать отпор любым другим враждебным акциям, от кого бы они ни исходили (подразумевая немцев). Хотя союз с Германией никогда не пользовался у итальянцев популярностью, а война тем более, этот неожиданный поворот, предполагавший измену недавним товарищам по оружию, вызвал у многих итальянских военных мучительный нравственный кризис, и некоторые отказались подчиниться этому приказу.
Четверг, 14 октября.
Зашла повидать графа фон дер Шуленбурга. Он последний германский посол в Москве - обаятельный старик, очень доброжелательно относящийся ко всему русскому и весьма откровенный. Я пытаюсь устроить Катю Клейнмихель к нему на службу, так как она сейчас без работы.
Дипломат старой школы и убежденный сторонник традиционной бисмарковской политики дружбы между Германией и Россией - любой Россией - граф Бернер фон дер Шуленбург (1875 - 1944), будучи послом в Москве с 1934 г., неустанно способствовал поддержанию нормальных отношений между двумя диктаторами. Нападение Гитлера на Россию в июне 1941 г. было для него предвестником национальной катастрофы (он не сомневался, что в конечном итоге Германия потерпит поражение), а это еще более отвернуло его от системы, которая всегда вызывала у него отвращение. Из советских источников недавно стало известно, что он даже предупредил Сталина о точной дате нападения, но Сталин ему не поверил.