Васина Нина. Поезд для Анны Карениной

   — Ну, знаешь… — Ева еще раз открыла файл «Эйджи». — Не верю!
   — Спроси майора Карпелова, он здесь упоминается. Слушай, как мне уговорить его пописать? Ему двадцать шесть лет, ты подумай, он наш ровесник!
   — Ты старше, — автоматически проговорила Ева, напряженно всматриваясь в экран.
   — А ты зануда.
   — Засунь его штуку в колбу и скажи «пис-пис».
   — Слушай, иди ты засунь, а?
   — Не мешай. Гениально! Это гениально просто. Телефон! Далила, возьми трубку.
   — А ты возьми урологическую колбу.
   Ева не успела. Звонили ей, приказано было немедленно приехать в отдел по связям с общественностью. «Олега Хмару убили, нашу подставку во Владивостоке, — сказала Зоя бесстрастно, — приезжай, надо срочно работать».
   — Ты что, тебе плохо? — Далила забрала трубку у застывшей неподвижно Евы.
   — Я только бабочка в пространстве… — пробормотала Ева и вскинула на нее глаза. — Он был и больше нет. Я с ним проходила подготовку со спецназовцами. Олег. Я езжу на его машине, у меня два письма с признаниями в любви и стихами. Я даже не ответила.
   — Чем помочь? — спросила Далила.
   — Холодно мне. Обними.
 
   Ева выбежала из подъезда, доставая на ходу ключи от машины. Ей пришлось резко остановиться, потому что у «тойоты» копошились два человека.
   — Колесо снимаете или в салон лезете? — спросила она, вставляя ключи.
   В нее смотрели застывшими мутными глазами два упитанных мужика, вполне прилично одетые.
   — Мы это, — сказал один, потоптавшись, — конфискуем для важного дела. Автобусы не ходят.
   — Неужели? — удивилась Ева, прикидывая, придется ли драться. — А куда спешим?
   — В роддом, — сказал другой и икнул, — дочка родилась, мы выпили, обмыли, едем мамашу поздравлять, а автобусы не ходят. И троллейбусы не ходят, и трамваи не ходят, под мостом митингуют красные, а на мосту — демократы и барка-шовцы дерутся. Пять остановок.
   — Вы пьяные, — вздохнула Ева, садясь за руль.
   — А автобусы все равно не ходят, — ответили ей.
   — Документы есть? — Ева, словно невзначай, достала из кобуры пистолет.
   — Блин, она из органов, — пробормотал один.
   — Не бойся, я покажу свои, я благонадежный. — Другой стал копаться во внутреннем кармане куртки. — А ты отвернись, чтоб тебя не узнали, отвернись.
   Ева рассмотрела, включив фонарик, удостоверение старшего сотрудника Института Земли.
   — Что, есть такой институт? — удивилась она.
   — Есть! А автобусы…
   — Садитесь сзади, я поеду очень быстро. Выброшу вас на Ленинском. Чем открывали окно?
   — Да! Вот чем, спрашивается, мы это окно открывали?
   Ева вздохнула, выехала со двора и рванула, превышая скорость, по совершенно пустой дороге.
   — Стреляют! — сказал научный сотрудник. — Это на мосту.
   Люди делом занимаются, а мы машину и ту стибрить не смогли, — ответил ему счастливый отец.
 
   Дима Куницын постучал условным стуком в дверь Хрустова.
   — А вот теперь доставай оружие, — сказал он в темную комнату, не входя.
   Будет сделано, — ответил Хрустов и потрогал на себе кобуру.
 
   — Полетишь на военном самолете: аэропорты закрыты, то ли забастовка, то ли революция. — Аркаша выдергивал из принтера последний листок. — Вот тебе список, эти люди работают в отделе внутренних дел Владивостока, им уже сообщили, чтобы до твоего приезда не трогали машину и не давали ее обыскивать. Твоя задача простая. Найти небольшой блок, приблизительно вот такого вида микросхема с приставкой. Она ни к чему не подсоединена, может быть где угодно, даже в пачке с сигаретами. Разбери машину на части, но найди. На ней — то, что записывалось на магнитофон, потом Олег вставлял ее в загрузчик памяти в компьютере и передавал нам электронной почтой.
   — А магнитофон?
   — Магнитофона никакого в машине не обнаружено. Это уже известно. Я звонил. Ты едешь как следователь отдела внутренних дел, вот твои документы. Не попадайся на глаза Диме Куницыну. Тебя трудно не заметить или забыть, а с ним еще работать и работать.
   — Как я вернусь обратно?
   — Самолет будет ждать в аэропорту столько, сколько тебе надо. Возьми оружие. Какое предпочитаешь?
   Ева предпочитала трудягу ТТ.
   Она позвонила домой. Трубку взяла Муся. Илии дома не было.
   — Мне надо уехать на два-три дня, — сказала Ева, думая, куда мог подеваться ее старший. — Скажи Далиле, когда придет.
   — А и ехай, — разрешила Муся, — ехай себе на здоровье, я дома, напелася и нагулялася!
   В самолете Еву посадили в кресло пилота, надели шлем, комбинезон и парашют, пристегнули и ощупали тщательно, на всякий случай, двое веселых пилотов.
   — Вдруг расстегнется что-нибудь в полете! — убеждал ее один, расправляя складки плотной ткани на ногах, а второй ласково провел от шлема на голове ладонями вниз — по груди и животу, приговаривая: «Тут все в порядке, и тут… О! А тут вообще хорошо…»
   Ну что, красивая! Поехали кататься? Взвыли двигатели.
 
   Этой ночью небольшие группы вооруженных людей пытались штурмовать телебашню в Останкине, но были пьяны и неорганизованны, кричали: «России — царя!» и «В парламент — дворянство!»
   Кончилось тем, что им предложили эфир, бородатый молодой человек сообщил совершенно серьезно, что наследник российского престола жив и едет в Москву на царство, а он сам — дворянин в пятом поколении и согласен немедленно возглавить Министерство финансов, пока не поздно.
   Передачи по всем каналам то и дело прерывались картинками природы, показывали плавающих лебедей и играющих в песочницах детей. Никто не решался пускать, как это было принято раньше в дни социальных потрясений, симфонический оркестр крупным планом. Картинки прерывались новостями, новости шли по часу-полто-ра, потом — интервью на улицах с возбужденными жителями какого-нибудь города.
   — Нам бы честного кого-нибудь, — мечтали жители, — чтоб не крал и родни поменьше имел.
   — Оставьте все как есть, — предлагали другие, — эти-то хоть изворовались! А новые, пока себе дома накупят!
   Утренний выпуск новостей был прерван чрезвычайным сообщением. Его потом повторяли каждые полчаса. Утомленный немолодой мужчина сказал с экрана:
   — Русские люди! Работящие и ленивые! Умные и дураки! Есть такая партия. Она называется Союз промышленников России. Если вам дорога ваша Родина, если еще есть силы работать и жить, разъединяйтесь! Это говорю вам я, Потапов Сергей Петрович, председатель Союза. Мы выживем, только разделясь. Когда перестанем плодить чиновничьи аппараты центров, воевать за чужие земли, кормить не говорящие по-русски меньшинства мясом наших детей-солдат и есть импортные отбросы. Россия жива, больна — но жива! Вот наша программа. Деньги — обратно, домой! Каждой губернии — своего губернатора с подчиненными ему структурами власти. Любой волен выбрать себе любое место на карте, приписаться к губернии, получить акции своего промышленного комбината, энергетического комплекса или аграрного союза. Никаких других ценных бумаг больше в России не будет. Дороги и связь — общие, общими силами охраняем и кормим. Через тридцать лет наши дети смогут гордиться нами, раньше не обещаю. Что будет с армией? — спросите вы. Пусть военные решают, в какой стране они хотят жить дальше. Не выключайте телевизоры. С пяти часов начнется совместное заседание Комитета спасения, Управления внутренних дел, Союза промышленников и аграриев, Совета вооруженных сил и Совета национальностей.
   У Евы Николаевны от перегрузок болела голова и мышцы на руках — она не заметила, как вцепилась мертвой хваткой в подлокотники кресла. Все, что могло трястись в организме, растряслось так, что Ева с трудом управляла своим телом еще пару часов. В небольшом аэропорту ее ждал, уворачиваясь от ветра, инспектор внутренних дел Владивостока, пожилой усталый человек, без конца сморкающийся в огромный платок.
   Ева переодевалась в подсобке, он стоял за тонкой перегородкой и гнусавым голосом монотонно перечислял все, что было в деле:
   — Труп молодого мужчины, опознанного как Олег Хмара, двадцати восьми лет, Федеральная служба разведки, обнаружен… извините, простыл.
   Лежащим на сиденье автомобиля, принадлежащего Ирине Кортиковой, замужней, которая имела при себе вышеупомянутого молодого мужчину как шофера и охранника. По показаниям Ирины Кортиковой, она обнаружила мертвого Олега Хмару на сиденье шофера, отодвинула на соседнее сиденье, села за руль и поехала в укромное место.
   — Причина смерти? — спросила Ева.
   — Смерть наступила от раздробления небольшим твердым предметом височной кости. По характеру раны наш медэксперт предположил, что это мог быть удар и костяшками пальцев при определенной натренированности. Заключение имеется.
   — А зачем Ирине Акимовне было нужно укромное место? — Ева надевала кобуру.
   — В силу важного государственного поста, занимаемого мужем названной женщины. Она боялась огласки, испугалась, что ее могут преследовать, дождалась позднего часа, характерного для нашего города малочисленностью перемещающихся по проезжей части средств передвижения. — Инспектор бубнил, запинаясь, только когда подступал непобедимый чох, тогда он прерывался, открывал рот, ждал напряженно несколько секунд и обреченно и громогласно сморкался в платок.
   — А что вы лично думаете обо всем этом? — спросила Ева, выходя к нему.
   — В силу занимаемой мною должности я стараюсь правильно и своевременно составлять положенные в таких случаях протоколы и отчеты.
   — А в силу наличия в черепной коробке определенного вещества, характерного для гомо сапиенс?
   — Тогда, — кивнул головой инспектор, — это не будет иметь ни малейшего отношения к протоколам и отчетам. Два года до пенсии, — пожал он плечами.
   — Хорошо. Не для протокола.
   — Ирина Акимовна, как вы только что правильно ее назвали по имени и отчеству, хотя я вам отчество не называл, в силу своей женской слабости и миниатюрности не имела возможности сделать смертельный удар костяшками пальцев в висок, равно как и применить для этого удара подручное средство типа кастета, поскольку не имеет на руках следов.
   — Как вас зовут, извините, я не расслышала после самолета?
   — Илья Ильич, к вашим услугам.
   — Илья Ильич, миленький, без обид, но меня от вас укачивает. — Ева быстро пошла к выходу.
   — В силу необходимости совместного расследования должен уточнить…
   — В силу катастрофического насморка почему бы вам не взять больничный? Вы много говорите, это вредно при простуде. Отвечайте коротко на вопросы. Группа выезжала на место происшествия?
   — Место происшествия не осматривалось, потому как группа была вызвана домой к Ирине Акимовне, а точнее, в гараж при ее доме.
   — Рассвет какой убойный, а, Илья Ильич! — Ева потянулась, оглядывая открытое пространство и залитый золотом горизонт.
   — В каком смысле — убойный? — озадаченно спросил инспектор.
   — Едем на место происшествия, — не ответила на его вопрос Ева.
   — Для посещения места происшествия и выяснения точного места стоянки автомобиля в момент убийства необходимо присутствие главного свидетеля. В столь ранний час…
   — А какая версия убийства указана у вас в рапорте? — перебила его Ева.
   — Ограбление. В машине украден магнитофон.
   Ева резко повернулась к идущему сзади инспектору, — он остановился и сосредоточенно складывал огромный платок все время, пока она осматривала его тучную фигуру.
   — Два года, значит, — пробормотала Ева себе и спросила:
   — В вашей машине есть телефон?
   — Конечно, как не быть.
   Ева Николаевна позвонила по названному инспектором номеру, терпеливо дождалась одиннадцатого гудка, потом сонный женский голос сказал: «Кто это?..» Представившись следователем по особо важным делам из Москвы, Ева предложила встретиться побыстрей для доверительной беседы на том самом месте, где был найден Ириной Акимовной убитый шофер.
   — Как это — побыстрей? — удивилась женщина на том конце провода.
   — Мы доедем туда минут через сорок.
   — А я доеду туда не раньше десяти утра! — Трубку бросили.
   Вот так и получилось, что около десяти часов, когда, пробежавшись и приняв душ, отстрельщик Хрустов вышел неспешно из дверей гостиницы.
   Поджидая Диму, он ощутил сильное сердцебиение и, что его особенно удивило, — слюноотделение, разглядев неподалеку двух беседующих женщин. Одна из них — та, из-за которой его клиент прокусил губу и отбил коленки, — возмущалась и размахивала руками. А вторая смотрела, не слушая ее, на отстрельщика, слегка открыв рот от удивления.
   Хрустов сглотнул слюну, отвернулся и постарался успокоиться. Он был с оружием.
   Ева извинилась, проводила женщину к машине и быстро пошла к Хрустову, помахав приветственно рукой. Она подошла совсем близко, когда заметила сквозь стеклянные двери гостиницы выходящего Диму Куницына, — он, странночерно-волосый, что-то говорил человеку за стойкой, совсем рядом, по ту сторону стекла. Ева подбежала к Хрустову, сказала, что очень рада его видеть, что скучала, при этом она развернула Хрустова, встав спиной к стене и закрываясь им.
   — Я тут подумала, — пробормотала она, обнимая Хрустова за шею и притягивая к себе, — подумала… Я подумала… Хрустов, ты где оружие держишь? — спросила она шепотом в наклоненное лицо.
   Хрустов успел пробежаться руками по ее телу от подмышек до талии, выяснил, где она держит оружие, и растерянно соображал, что это такое происходит.
   — Я тут тоже подумал на досуге. Ты мне кое-что должна. — Он прижал Еву покрепче к себе и поцеловал в губы длинным поцелуем.
   Вышедший из дверей Дима Куницын осмотрел сначала улицу, повернулся, отыскивая Хрустова, и застыл. Он смотрел несколько секунд, потом отошел в сторону и отвернулся.
   — Поняла, где мое оружие? — поинтересовался Хрустов, тяжело дыша.
   — «Блендамед», а я «Жемчуг» люблю, — сказала Ева и не дала Хрустову оглянуться. — Слушай, тут такое дело. Ты сейчас на работе? Ладно, не отвечай, ясно, что на работе. Молодого-красивого водишь? Вы живете в этой гостинице?
   Хрустов молчал, рассматривая ее лицо.
   — Твой клиент, — продолжила Ева, — он не должен меня видеть. Я тоже на работе. Поработаем, Хрустов?
   Хрустов удивленно вскинул брови.
   — Скажи ему, чтобы не ждал, скажи — догонишь. Только меня не показывай.
   — Я сейчас! — крикнул Хрустов Диме, повернувшись назад, и прижал голову женщины к груди, захватив рукой волосы. — Догоню.
   Дима хмыкнул, повел головой, улыбаясь, и медленно пошел к небольшому кафе напротив.
   Молодец! — сказала Ева. — Высунь немного язык… Вот так. Смотри, как надо целоваться.
 
   Хрустов пробежался, догоняя Диму. Он был грустен и задумчив.
   — Знакомая? — спросил Дима.
   — Нет, так. Прохожая. Какие у меня здесь могут быть знакомые.
   — Как это — прохожая? Что, вот эта… с такими ногами?
   — Да. Зацепил, зажал, потискал немного. А что ты так удивляешься?
   — Подожди, — Дима остановился и нашел глазами глаза Хрустова, — что ты тут грузишь, как это, зацепил-зажал?!
   Хрустов вздохнул и огляделся, выбирая. Молодая женщина с большой хозяйственной сумкой не успела понять, что происходит. Ее дернул за руку и прижал к себе немолодой высокий мужчина. Со словами «Ну до чего же ты хороша!» он расцеловал ее в обе щеки и оттолкнул от себя.
   — Приблизительно так. — На Диму он смотрел совершенно серьезно, с оттенком снисходительности. — Твое присутствие заразительно, — решил объяснить свое поведение Хрустов.
   — Ну ты даешь! Я тоже сейчас…
   — Не надо! — Диму взяли за руку повыше локтя. — У тебя так не получится. Мы потом не сбежим. Придется жениться!
   На часах — половина первого. Ева Николаевна второй час копается в машине. Рядом сморкается инспектор Илья Ильич и рассказывает пошлые анекдоты оперуполномоченный Груздев, а попросту — Груздь.
   — Водку пьете? — спросил он Еву. Она, задумавшись, смотрела сквозь него в открытые двери гаража и не ответила.
   Гараж был милицейский. Машину пригнал Груздев, у которого на каждое слово имелся анекдот.
   — Кстати, про водку! — обрадовался опер. — Едет один банкир ночью по городу и видит — стоит на проезжей части бутылка водки. Не остановлюсь, думает, засада!
   — Значит, вас вызвали ночью в дом мэра… — задумалась Ева. — А тогда, ночью, машину осматривали?
   — Едет он дальше!
   — Я Осматривал, — кивнул Илья Ильич. — Поверхностно.
   Ева села на маленький складной стульчик, вытирая руки тряпкой.
   — А на проезжей части стоят две бутылки!
   — Слушай, Груздь, сходи-ка ты, правда, за бутылкой. Загибаюсь. — Илья Ильич наконец чихнул и вытирал слезы.
   — Сейчас. Он притормозил так…
   — А лучше коньячку, — сказала Ева, доставая пачку сторублевок.
   — Один момент! — Он убежал очень быстро.
   Ева обвела взглядом стоящую перед ней иномарку. Где это может быть? Ведь Хмара не мог запрятать блок так, чтобы разбирать, доставая его, машину на запчасти!
   — Ты почему в органах? — спросил вдруг Илья Ильич.
   — Больше ничего не умею делать, — вздохнула Ева.
   — Ничего себе!.. Больше ничего. Вот ты сейчас злишься?
   — Почему? Нет, не злюсь. Просто решаю задачку.
   — А если не найдешь, разозлишься?
   Ева повернулась к стоящему сзади инспектору и посмотрела на него внимательно. Илья Ильич аккуратно складывал платок.
   — А я как разозлился! Меня даже пот прошиб, вот как! Куда я только это не тыкал. Никуда не подходит! В силу неизвестности предмета я решил его пока конкретно не описывать и не применять в качестве улики. — На протянутой Еве ладони лежал небольшой, похожий на пейджер предмет.
   — Спасибо. — Ева встала, забрала блок и пожала горячую руку. — У вас температура. Хотите, вместе послушаем?
   — Упаси боже! — Илья Ильич замахал руками, открыл рот, некоторое время стонал, набирая воздух, потом оглушительно чихнул. — Два года до пенсии. Да! Ты коньяк его не пей. Гадость, постарается по дешевке в киоске цапнуть. И на закуску обязательно принесет икру. Отвратительное сочетание. Пошли лучше ко мне обедать.
   — В силу сложившихся обстоятельств… — начала Ева и засмеялась. — Времени в обрез. Меня дома дети ждут, а еще с этой дамочкой разговаривать.
   — Тебе спешить некуда. — Илья Ильич грустно кивнул, заметив удивление Евы. — Аэропорт закрыт. Специальное распоряжение. Вся военная техника отбыла конкретно в военные части. Твой самолет тоже улетел. Он приписан к десантникам, его отправили в военную часть возле Иликура. Конечно, если ты до Иликура доберешься и покажешь распоряжение московского начальника военного округа, тебе его отдадут. Но проще подождать два дня. Будет гражданский самолет. С двумя пересадками авось доберешься.
   — А что это такое происходит?
   Военные отсоединяются, — коротко объяснил инспектор, опять замахал руками, набирая воздух, но не чихнул, — будут свободными и независимыми.
   — Это же бред!
   — В силу сложившихся обстоятельств данным словом можно охарактеризовать любое проявление политической активности.
   — А до Иликура — на поезде? Илия Ильич покачал головой:
   — Нет. Поезда не ходят, всесоюзная забастовка на три дня. Часа за четыре, может, доберешься на телеге. Ты глазищи не таращи, у меня от твоих глазищ мороз по коже.
   — Это не от глазищ, это от температуры! Где я возьму телегу?! Да вот же, автобусы ездят, машины!
   — Телегу я тебе найду, а на машине ты туда не проедешь. Дожди шли сильные. Дорогу развезло. От Подпяток ничего не проедет, кроме телеги. Ехать лучше на ночь, ночью местные боятся и не высовываются. А оружие у тебя есть.
   — Где я? — спросила на всякий случай Ева.
   В силу сложившихся обстоятельств, избегая ненормативной лексики, могу сказать, что мы все в одном и том же.
 
   Длинная палочка сандалового дерева тлеет на керамической тарелке. Удушающий запах от тонкой струйки дыма, спертый воздух с примесью дорогих духов в небольшой, заставленной мебелью комнате. Ирина Акимовна сидит в огромном кресле, как в пещере, завернувшись в атласный халат. Она обхватила и крепко прижала к себе колени, устроив на них острую мордочку с большими глазами. Ева сидит напротив.
   — Пьешь? — спросила вдруг Ирина, чуть пошевелив голыми пальцами ног.
   — Пью, — пожала плечами Ева, — сейчас не хочу. Хочу поговорить.
   Ирина вздыхает, закрывает глаза, отчего ее лицо словно гаснет, и надолго замолкает. Ева тоже не спешит с вопросами.
   — Куришь? — спрашивает Ирина.
   — Редко. Хорошую слабую травку.
   — Вот — бесконечная звезда. Она не светит, она тлеет. И загореться не умеет. Судьба? Бессмертна навсегда… — Ирина открыла глаза и спросила, приглушив голос:
   — А ты из какого отдела?
   — Особо тяжкие, — с облегчением вздохнула Ева. Она перепугалась, что Ирина Акимовна впадет в истерику или захлебнется стихами, изображая накатившее вдохновение.
   — Странно. При чем здесь органы внутренних дел? Мой охранник из ФСБ.
   — Был, — уточнила Ева. Они помолчали.
   — Как ты отбиваешься от мужиков? — вдруг поинтересовалась Ирина Акимовна.
   — По-всякому. Чаще — играюсь. В большинстве своем мужики предсказуемы и логичны. Играть с ними — как сверяться с учебником.
   Ирина отпустила коленки, подняла голову и посмотрела на Еву с пристальным удивлением.
   — Ты его видела? — спросила она шепотом. Ева кивнула и усмехнулась.
   — Полный улет, — сказала она. — Подозрительно хорош. И как он в постели?
   Ирина Акимовна встала, нащупала на столике сигареты, не отводя от Евы напряженного взгляда; закурила.
   — А он тебя видел? — спросила, глубоко затягиваясь.
   — Не знаю. — Ева пожала плечами. — Мне в двух словах рассказали, что он появился несколько дней тому назад, издатель, богат, устроил показательные выступления при всех в опере.
   Ирина вдруг резко затушила сигарету, взяла небольшое настольное зеркало, подошла к Еве и встала напротив.
   — Видишь себя?
   Ева почувствовала у нее приближающуюся истерику.
   — Ну и что?
   — Полный улет. Подозрительно хороша. Как ты в постели?!
   — Давай без сцен, — устало попросила Ева.
   — Никаких сцен. — Ирина опять закуривала. — Все банально. Пошло и банально. Мы сговорились. Конкретно для оперы. Он должен был устроить этот спектакль с паданием на пол, признанием в любви, прокушенной губой. Мальчик сыграл отлично.
   — А смысл? — Такого Ева не ожидала.
   — Смысл… Я умею режиссировать внимание и восторг к себе.
   — А ему это было зачем надо?
   — Спроси сама, — предложила Ирина, — заодно и определим, кого выбирает мужчина. Такой неотразимый! — повысила она голос. — Нет, я серьезно. Ты, я — и он?
   — И если этот красавчик выберет тебя… — Ева задумчиво прикусила губу, — ты будешь считать, что щелкнула по носу такую, как я, неотразимую, да? Тебя один мой внешний вид доводит до истерики. Хотя как умная сорокатрехлетняя русская женщина ты должна понять. Мужчина — примитивен и, как игрок, он почти во всех случаях заранее оговаривает условия игры или намекает! Мы станем рядом перед зеркалом, хочешь — разденемся наголо. Ты только что самоуверенно заявила, что он выберет тебя. А теперь ответь самой себе почему?!
   — Ну и милиционерки пошли! — Ирина сглатывала злые слезы.
   — Моя подруга в таких случаях предлагает просто оговорить, что получилось в конце. А в конце получился труп молодого мужчины, специалиста высокого класса, да ведь это случайность, да? Разведчик со стажем, с отличной боевой подготовкой убит случайно любителем магнитофонов одним ударом в висок?! Просто сидел в машине и ждал, когда к нему подойдут поближе и ударят?! Ты играешь в мелодраму, так выдерживай жанр! А то придется срежиссировать для тебя трагедию — тюремный роман за соучастие в убийстве.