Из подъезда выходили дружной кучей. Впереди шли на подгибающихся ногах бледные освобожденные коммерсанты. Сзади — увешанные своими и чужими автоматами Карпелов и Январь. Между ними шла Ева Николаевна, засунув «валь-тер» в вырез на груди. Он торчал оттуда рукояткой.
   По улице к ним бежали люди из слежки, звенел трамвай на повороте, и выглянуло солнце. Все подбежавшие считали своим долгом пожать Еве руку и сказать, чтобы она поменяла место работы, ушла из платных девочек, приглашали в милицию, обещали полную поддержку и взаимопонимание и говорили, что с той блондинкой, которую они перехватили, ну никакого сравнения!
   По улицам ехали шеренгой — пять машин, в первой, между еще не опомнившимися пострадавшими, сидела Ева.
   — Вы что, действительно платная? — поинтересовался один, разглядывая ее искоса. — Я вас где-то видел, в журналы снимаетесь?
   — Да нет, — с радостью объяснил повернувшийся Январь, — это мы из агентства моделей отобрали несколько девочек и научили стрелять. Они теперь работают в антитеррористической группе, но о-о-чень дорогие.
   — Сколько? — спросил другой.
   — Я подумаю, — зевнула Ева.
   Она отказалась подняться в квартиру, осталась в машине и смотрела через стекло. Из подъезда выбежала женщина в шлепанцах и кричала, обнимая мужа, как по покойнику.
 
   — Ну и что ты думаешь?! — шипел Карпелов через десять минут, приглашая Января заглянуть в машину.
   Ева Николаевна спала на заднем сиденье, она лежала на боку, подогнув ноги и устроив голову на сумке.
   По городу ехали медленно. Молчали. Обоим вдруг стало грустно.
   — Деньги положи в сумку, — шипел Карпелов, остановившись во дворе Евы. Потом он тащил ее из машины за руки, а Январь подхватил ноги и сказал категорично:
   — Теперь я понесу! А вы сумки не забудьте.
   — Притворяется, — бормотал сам себе Карпелов, — не может человек спать, когда его так таскают. — Он шел шаг в шаг по лестнице за Январем, две сумки висели за плечом, а в каждой руке было по красной туфле.
   На звонок открыла Далила. Она побледнела и схватилась за грудь.
   Январь молча понес Еву в комнату на кровать, а Карпелов остался в коридоре разъяснить обстановку:
   — Все в порядке, мы Еву Николаевну с работы привезли, да и работы-то было всего… — он глянул на часы, — сорок пять минут. Она молодец, только все время спит. Специалисты полагают, что это происходит потому, что организм так реагирует на нервное перенапряжение, а вы как думаете? — На Далилу смотрели с глубочайшим интересом карие глаза, указательный палец поглаживал усы.
   — Я проведу с тобой сеанс психотерапии. Смотри на меня. Как меня зовут?
   — Далила, прекрати. — Ева зевнула.
   — Правильно. А теперь расскажи, как мы встретились.
   — Я убила на допросе осужденного.
   — Специально, — уточнила Далила.
   — Ладно, специально.
   — Убила, потребовала психологическое тестирование, прошла его вполне успешно, но что-то тебя не устроило. Что? Почему ты захотела, чтобы тебе сменили психолога?
   — Тот был толстый и с короткими ногами. Ты что, записываешь меня на магнитофон?
   — Ева, у нас с тобой сеанс…
   — Психотерапии и смотри на меня!
   — Ты кричишь и нервничаешь, или мне показалось? Если хочешь, если тебе это мешает, я выключу магнитофон.
   — Делай, как зна-а-аешь. — Ева опять зевнула.
   — Расскажи мне, как ты заработала такую кучу денег за сорок пять минут.
   — А может, не надо? — жалобно спросила Ева. — Ты расстроишься.
   — Не думай обо мне.
   — Это было вообще плевое дело. Надо было одеться проституткой, позвонить в квартиру, где трое террористов захватили банкира и лавочника. Когда откроют дверь, убить за три секунды хотя бы двоих. Я перевыполнила план.
   — Та-ак. Ты убила потерпевшего?
   — Да нет же, я уложила за три секунды троих похитителей.
   Далила трет виски и озадаченно таращится в пространство.
   — Ладно, с этим все в порядке, если так можно сказать… Ты начала спать раньше, когда вернулась из своей командировки. Давай рассказывай.
   — Я не могу, это государственная тайна, можно я полежу?
   — Сиди. Ты не рассказывай мне про свое задание, просто разные интересные моменты, может, для тебя это смешные моменты или неожиданные.
   Ева задумалась:
   — Но это невозможно, ты не поймешь, почему я ехала в телеге ночью и у нас кончились патроны!
   — Не важно, говори все подряд.
   — Ладно, рассказываю смешной момент. Едем ночью в телеге. Лошадь, луна, тайга. Нас двое, я и Павлуша. Я заснула, он меня будит, говорит — волки. Слушай, целая стая огромных собак бежит сбоку телеги, и не спеша так бежит! У меня с собой ТТ с полной обоймой, у Павлуши два охотничьих и сколько-то патронов. Стреляем, волки падают, луна светит, красотища! Патроны кончаются, а один волк не отстает. Павлуша ложится в телегу и выставляет нож. Я сижу как приманка, кричу, чтобы волк прыгнул в телегу на меня, а не пошел на лошадь. Я сижу. И ору, как первобытная! Волк прыгает на меня. Это вообще был не волк, а волчица, видела бы ты, как она летела, распластавшись в воздухе! Павлуша вспорол ей живот, она упала мордой в сантиметре от меня, кровищей забрызгала… Как же он сказал? Он сказал… Вытри кровку, да. Кровку. Про что я? А, смешное. Стащил Павлуша волчицу, поехали потихоньку, меня трясет, он песни поет и вдруг говорит, что уважает только тех женщин, от которых робеет. Провокационно сказано, я, конечно, интересуюсь, что это значит. И этот старый придурок, этот беззубый гад, после того, как я стреляла с ним волков! Да он вообще попал только пару раз! И вот он заявляет, что ему нравится, чтобы женщина могла придушить грудью! Корова, короче, ему нравится с косой и пятьдесят шестого размера. Вот. Смешно. Подожди, ты хочешь сказать, что он настолько вывел меня из равновесия этим своим эталоном, что пошатнул мою психику? Далила качает головой, что нет, она так не думает. Далила улыбается.
   — Ну конечно! Ты все поняла, но мне ни за что не скажешь!
   — Ева, послушай, — задумчиво заговорила Далила, засунула в рот желтую прядку волос и стала ее грызть, — я знаю, что тебя подкосило, но хочу, чтобы ты сказала это сама. Итак. Едешь ты в телеге, светит луна, и бегут волки. Тебе говорят — стреляй, ты стреляешь. Потом?
   — Потом кончаются патроны.
   — И что ты делаешь?
   — Я… Я! — Ева встает с дивана и начинает ходить быстрыми шагами по комнате. — Я сажусь приманкой как последняя идиотка!!
   — Молодец. А теперь просто объясни, как это тебя угораздило подчиниться безоглядно первому попавшемуся мужику до такой степени. До степени смертельного исхода.
   — Да я просто не испугалась! Это было очень красиво, это было как в кино!
   — Не говори «как», говори «почему».
   — Я… я не могу. — Ева села и зарыла пальцы в волосы. — Я не понимаю почему. А что на этот счет думают специалисты? — прошептала она.
   — Есть несколько вариантов. Женщина твоего типа и образа жизни может совершенно перемениться после рождения ребенка — это физиология, я тебе уже говорила. Может ли она потерять агрессию или врожденное чувство опасности по отношению к своему организму, не рожая, а только усыновив или удочерив? Этот феномен науке пока неизвестен, если хочешь, проведем исследования конкретно на твоем примере. Еще, например, жестокое изнасилование, при котором женщина получает удовольствие, может сильно поколебать внутреннее равновесие.
   — Это, — уточнила Ева, разглядывая пол, — когда ее насилуют?
   — Говори, — вздохнула Далила, усаживаясь с ней рядом, — говори, радость моя.
   — Это к делу не относится. Далила молчала.
   — Ну ладно, я изнасиловала отстрельщика Хрустова. Сама не понимаю, как это получилось. Что-то на меня нашло. Смейся, смейся. Пристегнула его наручниками к кровати… Смейся. Я за что тебя люблю? За твой смех. Смейся, только не захлебнись от хохота. Прекрати уже!
   Далила сползла на пол.
   — Пожалуй, в данном случае относительно этого Хрустова, — Далила вытирала слезы и с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться опять, — которому я разбила морду коробкой от шахмат, нельзя применить научный подход. Науке, понимаешь ли, неизвестно, как меняется внутреннее равновесие женской психики, когда не ее, а она нечаянно насилует, получая, естественно, при этом удовольствие.
   — Знаешь что, пошли гулять, пошли в зоопарк, возьмем Мусю и детей, будем мороженым обжираться, петь песни и хулиганить.
   — А как насчет поспать немножко? — спросила Далила.
   — Спасибо, выспалась.
   — Тогда слушай меня внимательно. Диагноз: ты беззащитна.
   — Это все?
   — Все. Можешь идти гулять, обжираться и петь песни. Я не знаю, отчего именно, но сейчас ты потеряла свою звериную интуицию и позволяешь представителям другого пола пользоваться тобой. Твой организм это понял, испугался и предлагает тебе залечь в спячку. А как я помню, ты собираешься выполнять разные опасные поручения и зарабатывать деньги своим коронным способом. Берегись. Просто испугайся, ну!
   — Слушай, специалист, — Ева захватила в руки волосы Далилы, сидящей на полу спиной к ней, и пыталась заплести косу, волосы сопротивлялись, — а ты так сразу и поверила про волков? Я сама рассказывала и не верила себе.
   — Да это не важно. Выдумываешь ты историю или вспоминаешь. Для меня это не важно. Важно, что ты в своей истории села приманкой, полагаясь на случайного мужчину. Если я не ошибаюсь, ты готовишься к очередному важному заданию. В двух словах.
   — Я должна ухайдокать такого кобеля, который еще ни разу, наверное, не получил отказа. Вариантов, скорей всего, будет два. Я его соблазняю, но без чувств, он, дурак, соблазняется. Он меня соблазняет, может, даже и с чувствами, я, дура, сопротивляюсь. А вообще — полный бред.
   Далила поворачивается к Еве, медленно выскальзывают и рассыпаются волосы.
   — «Ухай… хайдокать» — это, — она показывает рукой в сторону кухни, — это Марусино, да? Кстати, я не знаю, какой там для тебя образ разработали, но учти. Актриса из тебя никудышняя. Ты можешь войти в азарт и разыграть короткую сцену, но длительное представление потребует длительного напряжения. Смотри, ты стоишь проституткой у двери, сама от себя в полном восторге, в конце этой сцены — через минуту или две — разрядка. Ты убиваешь, или тебя убивают. Все. Другое дело, когда для тебя придумывают легенду, ты должна войти в чужой образ, ничего не попутать, не проявить себя в забывчивости. Если ты представляешь ленивую домохозяйку, а возьмешь правильно в руку пистолет, сама понимаешь. А ты не можешь брать его так, как берет испуганная женщина первый раз в жизни, ты же любишь оружие, оно влипает тебе в руку, как живое.
   — И что же делать? Для меня действительно разрабатывают образ нервной жены, капризной и глупой.
   — Это просто. Никаких образов. Будь самой собой, стреляй, дерись, только для начала определи, как ты хочешь взаимодействовать с этим мужчиной. Дружить или трахаться? Это самое главное.
   — Что, так и быть Евой Кургановой?
   — Именно. Никаких легенд, в которых ты точно проиграешь. Или не выдержишь постоянного напряжения, сорвешься и пристрелишь своего условного героя. Или подсадишь себя приманкой и погибнешь, поскольку, как мы только что определили, твой иммунитет…
   — Ты просто умница. Напиши для меня заключение! — Ева возбужденно сцепила пальцы рук и потянулась. — С медицинскими терминами, по полной выкладке!
   — Слушаюсь, — сказала Далила и выключила магнитофон.
   — Мысль неожиданная, — задумчиво проговорила Зоя. — Если ты будешь самой собой, то кем?
   — Я могу быть охранником женщины, которую он должен обработать, я могу быть любовницей мужчины, жену которого он должен обработать.
   — Подожди. Есть одна мысль. А что, если подсунуть тебя Диме до того, как он вообще получит задание кого-нибудь обработать? И чтобы он первый подошел.
   — Это проблемно, — внедрился в разговор Аркаша, — в последний раз он уехал на задание вон куда! Он не возьмет с собой на задание девочку. А охранник у него уже есть. Но чего хочет женщина, того хочет Бог. Наш герой в Москве. А военные решили поправить свое финансовое положение и продать кое-что из вооружения. Замахнулись они под шумок безвластия на последний выпуск МИГов. Заграница, конечно, слюни распустила, а военные собираются устроить аукцион. Мое предложение такое. Пока он на отдыхе, Дима Куницын должен сам заметить и выбрать Еву. Никакой инициативы с ее стороны. Но когда он подойдет, она должна предложить ему нечто, от чего он не сможет отказаться. Давайте потанцуем от операции с МИГами. Предположим, что Ева работает на иностранца, который собирается участвовать в аукционе. Араб, американец, индиец, японец и подпольный чеченец через подставное лицо — итальянца. Кого хочешь, подсадка ты наша?
   — Размечтался! — Зое идея понравилась, это было заметно по ее возбуждению. — Этот араб из Ирака возьмет ее только в свой гарем, хрен она там с Димой встретится. Американец бывает у нас наездами, по-моему, он гомик. Индиец ведет переговоры через своих представителей, ты же знаешь, подсадить ее на представителей? Там четыре мужика. Которого выбрать? Чеченец живет в Москве убого и опасно, его итальянец — раб, он ничего не значит. А вот японец!.. Японец живет в консульстве уже давно и, что самое для нас интересное, подал заявку спецслужбам на хорошего шофера.
   — А что, дипломатам ищут обслугу и шофера через спецслужбы? — удивилась Ева. — Это так принято?
   — Это именно принято, как ты заметила, — кивнул Аркаша. — Они тоже не дураки, понимают, что случайный человек может сильно навредить, проверить его, значит, обратиться в органы. Проще сразу дать заявку через органы. Да и старое помнят. Раньше русские для их обслуживания нанимались только через КГБ, хотели иностранцы того или нет.
   — А я умею водить автомобиль, грузовик, вертолет, катер, мотоцикл и самокат, — похвасталась Ева.
   — Ты забыла про ковер-самолет. Как-то мне не по себе, — задумалась Зоя. — Что, вот так и оформлять тебя тобой?!
   — Да подождите, там же, наверное, конкурс на такое место, он ведь не заказывал женщину!
   — Подкорректируем конкурс, если что, — пообещал Аркаша.
   Но этого не потребовалось.

Понедельник, 7 июля, утро

 
   В приемной Министерства иностранных дел сидели, чувствуя себя не совсем уверенно, двое мужчин в возрасте, молодой человек, застывший над книгой, и женщина в кожаном костюме — короткая юбка и откровенно вырезанная жилетка на голом теле, на спине — только перекрещенные веревочки. На голове женщины была кожаная кепка с козырьком. Длинные загорелые ноги в лодочках на низком каблуке плавно перемещались одна на другую через три-четыре минуты. В момент перемещения ног присутствующие мужчины переставали нервничать и расслаблялись, задумчиво наблюдая этот процесс.
   Первым не выдержал молодой любитель чтения:
   — Я Катушинского возил. Противный был дядя, но щедрый.
   Его не поддержали. Женщина равнодушно смотрела в окно и строго выдерживала интервал перемещения ног.
   В кабинете, где японец с секретарем выбирал себе шофера, побывали уже все мужчины. Женщину что-то не спешили приглашать. Она встала, прошлась по мягкому ковру и, решившись, открыла дверь кабинета.
   Круглолицый седой японец сидел за столом и смеялся. Рассмешивший его анекдотом секретарь, лысеющий вальяжный мужчина в теле, посмеивался за компанию, сидя неподалеку в кресле и обрабатывая длинной пилочкой с костяной ручкой сильные ногти.
   Они уставились на Еву, причем секретарь удивленно вскинул брови, но продолжил заниматься ногтями, а японец, не уронив улыбки, посмотрел вопросительно на секретаря.
   — Э-э-э… Милочка. Я как раз хотел выйти и сказать вам… — Секретарь теперь любовался своей работой, выставив перед собой ладонь и двигая пальцами. — Я хотел сказать…
   — Вы хотели сказать, что женщины в конкурсе не участвуют. А ведь я имею несравненное преимущество перед сидящими там мужчинами.
   — Неужели? — равнодушно спросил секретарь и посмотрел мельком на женщину.
   — Я могу это преимущество продемонстрировать прямо здесь.
   — Я вас умоляю, — брезгливо передернулся секретарь и занялся второй рукой.
   — Разрешите? — спросила Ева, глядя на японца за столом.
   — Позвать охрану? — спросил секретарь.
   — А я как раз насчет охраны, а вы про что подумали, дяденька?
   — Пусть… — Японец махнул рукой, словно опуская что-то перед собой пониже, приоткрыл рот и, заинтересованно приподнявшись, рассмотрел, как Ева медленно снимает лодочки.
   — Может, все-таки охрану?.. — Секретарь сдерживал зевок, поэтому, когда Ева, сделав такое движение руками, как будто ныряет неглубоко рыбкой, плавно упала на пол и, скользя, очутилась у его кресла, а потом сдернула с силой за ноги сидящего в полном оцепенении мужчину изрядного веса, его голова ударилась о спинку кресла, зубы клацнули, и он больно прикусил щеку.
   На полу Ева завернула вверх его руку, отняла пилочку, легла на него сверху, заведя колено между его ног, и приставила пилочку к горлу.
   — Это, например, если он похититель, сидит и стережет вас, а в руке — оружие. — Она рассмотрела под собой бледное до синевы лицо. — Он по-русски понимает? — спросила она секретаря, тот, подумав секунды две, радостно закивал головой и хотел приподнять ноги, но после толчка коленкой взвыл и расслабился.
   — Он понимает, — сказал заинтересованно японец. — Бандит меня крал и угрожал.
   — Молодец. — Ева перевернула почти потерявшего сознание от ужаса секретаря животом вниз и перевязала его же галстуком заведенные назад руки. — Этот готов, а вот его напарник может войти в любой момент в комнату и начать стрелять. А вы сидите в кресле — это плохо.
   Ева перекатилась по полу к столу. Японец сначала смотрел, приподнимаясь, но, когда Ева исчезла под столом, он заглянул под стол. Его осторожно потянули за ноги.
   — Уже хватит, уже все! — Он сопротивлялся, цепляясь за подлокотники кресла, но страшная женщина стащила-таки его на пол.
   — Так нельзя допускать! — сказал японец почему-то шепотом.
   — Давайте на животик, вот так… — Ева повернула японца вниз головой, легла сверху и закрыла его собой, уложив руки на круглой седой голове. Голова резко пахла гелем для укладки волос, Ева сначала сдерживалась, но потом все-таки чихнула.
   — Будьте на здоровье, — сказал придушенно японец.
   — Спасибо, дяденька. — Ева встала, перевернула его и протянула руку. Японец сидел, покачивая головой, потом принял помощь, тяжело встал и сел в кресло.
   Ева развязала галстук и освободила руки секретаря. Он заполз в кресло сам, без ее помощи.
   — Вот, собственно, и все, что я хотела…
   — Нажмите кнопку! — прохрипел секретарь, достал носовой платок и вытер мокрое лицо.
   — Ну извините, если что не так. — Ева надевала туфли. — Я просто подумала, что вы хотите сэкономить. Охранник и шофер в одном лице. Извините. Я знаю, иностранцы любят у нас экономить, а я была в отделе лучшая, можете поинтересоваться.
   Японец разбросал бумаги на столе и нашел ее анкету с закрепленной в углу фотографией.
   — Я иметь один вопрос. — Японец откинулся на спинку кресла и задумчиво осмотрел тот минимум одежды, который женщина на себе имела. — Галстук, — он потрепал свой светящийся чешуйками галстук, — как вы его немедленно развязать?
   — Показать? — Ева обошла стол и осторожно села на колени японцу. — Без обид? — спросила она в округлившиеся глаза, провела рукой по поясу юбки и приблизила ладонь к побледневшему лицу японца: между указательным и средним пальцем светилось тонкое лезвие. Она ласково обняла его за шею, сразу же убрала руку и провела ею опять по поясу юбки. Показала одну пустую, без лезвия, руку и другую — с обрезанным галстуком.
   — Приблизительно так, только намного быстрее. — Она встала.
   Японец сглотнул и сказал:
   — Сто двадцать долларов.
   — Нет, ты же обещал, что без обид! — Ева посмотрела укоризненно.
   — Униформа, — сказал японец, — триста долларов в неделю, а обеды с гостями, приемы, поехать далеко за Москву — за другие деньги. Я не люблю, когда шофер разговаривать в машине, если потеть ладонь — перчатки обязательно. Можно вам говорить Эва?
   — Пожалуйста.
   Японец встал, прошел мимо секретаря, посмотрел, как тот засовывает под язык таблетку, подошел к Еве и протянул пухлую маленькую руку:
   — Мистер Акона. — Он задрал голову и посмотрел вверх в лицо женщины. — Вы очень высокий.
   Ева, не сводя с него взгляда, медленно опустилась в шпагате на пол.
   — А так? — спросила она, глядя на него снизу. — А, мистер Акона?
   — Так хорошо. — Он кивнул. — Завтра к семи утра в гараже у посольства. Осмотреть машину. Сегодня взять униформу.
   — Да, мистер Акона.
   Внизу, на первом этаже, она поинтересовалась в окошечке пропускного пункта, как звучит полное имя японца, который отбирал себе шофера.
   — Что у него имя, а что фамилия? — спросила Ева, получив визитную карточку. С одной стороны карточка была на английском языке, с другой — на русском написано: «Мамацуи Акона Тиу».

Четверг, 10 июля, вечер

 
   Ева стояла у длинного лимузина, расставив ноги и сложив руки за спиной. Униформой японец называл строгий черный костюм с белой блузкой, причем юбка — точно до середины коленной чашечки, обязательные чулки, туфли почти без каблуков, маленькую шапочку шофера и — при потливости рук — тонкие кожаные перчатки.
   Лимузин ждал японца у казино. Недалеко от стеклянных дверей собрались кучкой другие шоферы и охранники, обсуждали Еву и похохатывали.
   Ева тоскливо думала, что, если и сегодня японец уедет раньше, чем выйдет Дима Куницын, придется Диму пасти и попадаться на глаза в свободное от работы время, а времени было в обрез. Казино, два ресторана, массажный салон. Четыре места, где бывает и Дима Куницын.
   Дима в этот вечер проиграл. Он выходил из стеклянных дверей, обдумывая, как выдернуть с валютного счета в Москве деньги, — это стало проблемой. Смутные времена, подумал Дима, зацепив взглядом стройную женскую фигуру, неспешно поднимающуюся по лестнице.
   Женщина шла, опустив голову, занавесившись прямыми — до плеч — волосами. Она направлялась точно к группе обслуги. Оглядев веселые сытые лица мужчин, Ева остановилась на одном — отработанно небритом. Осмотрела стоящих рядом, словно прикидывая пути отступления, и спросила у небритого:
   — Что ты сказал про меня?
   Дима удивленно оглядел сзади ее точеную фигуру.
   — Да ничего я не сказал, — давился хохотом небритый. — Я спросил! Куда, спросил, она этого японца конкретно засовывает?
   — Ты шофер, и я шофер, — сказала Ева и завернула юбку как можно выше. — Мы ведь равны, так?
   — Ка-а-анечно, о чем разговор!
   — Тогда получи за оскорбление. — Ева чуть наклонилась в сторону и высоко выбросила ногу, ударив подошвой туфли небритого в лицо.
   Небритый отлетел, размахивая руками, но на ногах устоял.
   — Ах ты сука. — Он подходил к женщине, вытирая кровь с разбитой губы. Остальные замолчали и не вмешивались. — Ты будешь тут еще юбку задирать!
   Ева подгадала, когда он отведет, замахиваясь, кулак, упала на руки и оттолкнула его, едва удержавшего равновесие, сильным выбросом обеих ног в живот. Это был ее любимый прием для показательных выступлений, потому что после удара она, прогнувшись, становилась на ноги и поднималась, не испачкав одежду.
   Небритый закашлял, согнувшись пополам; его дружески поддержали. Дима, подняв брови, смотрел, как по-змеиному прогибается в воздухе тело женщины. Она встала на ноги, оправила юбку, спустилась со ступенек и стала у машины — ноги чуть расставлены, руки за спиной.
   — Красиво, ничего не скажешь! — похвалил Дима, подходя поближе.
   — Отвали, — процедила женщина сквозь зубы, не глядя на него. Дима удивленно смотрел на пухлый рот с чуть вздернутой верхней губой.
   — Слушай, а где я мог тебя видеть? — Дима напряженно вглядывался в выступающие скулы, смелый разлет бровей — на полсантиметра от челки. — Ты на роликах на Горбе не каталась случайно?
   Ева удивленно вскинула ресницы и нашла глаза Димы. Пробежала по его веселому лицу глазами, сердце стукнуло невпопад. Ей не надо было разыгрывать удивление, она действительно каталась на роликах на Горбе в десятом классе.
   — Ну, каталась. — Словно в замешательстве Ева оглянулась.
   — Что это ты пуганая такая? Конкуренция? Я тоже катался, ты похожа на одну девчонку, она постарше меня была, с косичками. — Дима провел у себя возле ушей указательными пальцами. — Закрутит вот так…
   — А ты был?.. — Ева изобразила радость.
   — А я в восьмом классе туда ходил. Нет, точно это ты. Неприступная хулиганка. Ты ведь тогда и на поезда ходила с ребятами.
   — Ну, ходила. — Ева опустила глаза.
   — Там еще парень сорвался, правильно? Из вашей компании!
   — Слушай, как тебя?..
   — Дима.
   — Дима, мой японец идет. — Она натягивала перчатки на ободранные ладони.
   — И куда вы сейчас?
   — Я надеюсь, что домой в гараж. Хорошо бы попасть в метро до закрытия.
   — Я поеду за тобой. Подхвачу. Скажешь или нет?
   — Что?
   — Свое имя.
   Ева.

Пятница, 11 июля, полдень, а потом вечер

 
   В небольшой дорогой забегаловке Ева и Дима Куницын наполняли разными салатами свои тарелки. Столики были заняты, гремела музыка, пришлось пристроиться у стойки бара.
   — А ты давно шоферишь? — Дима, улыбаясь, смотрел, как женщина перед ним жадно поедает салаты, дергаясь под музыку. Он не знал, что можно так сексуально жевать.