Памела Васп
Греческая смоковница
(Ягода созрела)
Часть первая
Глава первая
Старый, но довольно опрятный, катер медленно приближался к каменному причалу Саламина. Мотор натужно взревел в последний раз и затих. Старый матрос-грек, ничего кроме моря в своей жизни не видевший, равнодушно сплюнул в воду залива, добросовестно кормящего его, и бросил канат встречающему. Молоденький подручный быстро и ловко привязал канат, катер стукнулся о мрачный камень причала, оттолкнулся — канат натянулся как струна. Матрос бросил второй канат. Из рубки вышел капитан, такой же старый, как и его подчиненный, так же равнодушно скользнул взглядом по живописной панораме родного города. И остановил взгляд на пассажирке, которая весь рейс проторчала на палубе, не заходя в салон и не интересуясь ассортиментом их бара, как остальные путешественники.
Она была хороша своей молодостью, сложением и загадочностью. По тому, как она рассматривает убегающие вверх по склону кривые исторические улочки, можно было догадаться, что она очарована неброской красотой города и острова, вдоль берега которого они двигались более получаса. Но что еще скрывается за ее карими большими глазами, что притаилось за внешней простотой ее одежды и непринужденностью позы для прожженных морских волков было тайной за семью печатями.
Матрос сбросил трап и девушка взвалила на свое с виду хрупкое плечо огромных размеров кожаную сумку, застегнутую на молнию. Подошла к трапу, заметила устремленные на нее взгляды пожилых потомков гордых эллинов. Улыбнулась очаровательно и воскликнула игриво:
— Чао!
— Всего доброго, — смущенно пробормотал старый капитан и отошел в сторону, давая дорогу остальным пассажирам, выходящим из салона.
Она легко сбежала по трапу, словно не висела у нее на плече тяжелая ноша. Ругаясь на себя последними словами, оба моряка не могли оторвать взгляда от ее восхитительной попочки, туго обтянутой материей черных джинс.
— Да-а! — выговорил матрос, когда она скрылась за административным зданием. — Вот это персик! В самом соку! Сладкий-сладкий, — он даже глаза закрыл от удовольствия.
— Вернешься домой, твоя старуха вмиг отобьет охоту к сладкому, — вернул его к реальности капитан.
Город жил своими повседневными заботами и не обратил ни малейшего внимания на незваную посетительницу. Патриция не спеша шла по причалу, впитывая в себя громкие выкрики грузчиков и торговцев, резкие запахи выгружаемой с лодок рыбы и жареных каштанов, которыми торговали на каждом удобном пятачке. Рядом пронзительно заревел осел, он вздрогнула от неожиданности, отшатнулась. Рассмеялась своему испугу, весело подмигнула туповатому ушастому труженику и свернула на узкую, мощеную булыжником улочку, круто уходящую верх по склону горы.
Патриция спиной чувствовала пронзительные восхищенные взгляды мужчин и усмехалась. Она знала, что вид ее тела действует на них, подобно красной тряпки на быка. Везде одно и то же: на улицах родных Афин, и на площадях степенного Мюнхена, в туманных переулках Лондона и на сумасшедших проспектах Нью-Йорка ее спортивная фигура неизменно приковывает к себе внимание представителей сильного пола. К сожалению, их интерес к ней всегда прямолинеен и однобок. Всех волнует, что у нее между ног, а не между ушей, под изумительными темно-каштановыми волосами, подстриженными под Мирей Матье. А в свои девятнадцать лет Патриция свободно владела кроме родного греческого еще и английским, почти бегло разговаривала на лающем немецком и понимала телепередачи на французском, хотя беседовать с французом вряд ли смогла бы. Она прекрасно знала историю своей страны и вообще историю, увлекалась немного философией и даже пробовала сочинять стихи на кафаревусе, подобно Сапфо, Алкею и Солону. Будучи чемпионкой колледжа по теннису, она и в аудиториях уступала не многим студентам.
Мелькнула мысль о начавшихся занятиях в колледже, но Патриция тут же отогнала ее. Решила, так решила, будет изучать жизнь не на лекциях, а на практике. Правда, опыт предыдущих дней ничего нового ей не дал. Ну так еще не вечер, зато и родную страну лучше узнает.
Она с удовольствием разглядывала маленькие домики, теснящиеся на улочке. Почти все они были из розового или белого камня и на фоне покрытых пылью стен резко и весело выделялись покрашенные в яркие цвета двери и оконные рамы. Она оглянулась вниз. Разнообразные крыши домов левантийской постройки можно было разглядывать довольно долго — настолько разные они были сверху. Настолько же разные, насколько стены и внешний вид с улицы у них был одинаковый. Казалось всю индивидуальность и фантазию архитекторы вкладывали именно в кровли. Крыши были плоские, покатые, конусовидные и куполообразные…
Но очень быстро Патриция поняла, что скорее всего напрасно сюда приехала. Однообразный уличный гам начал утомлять ее, а до верхнего края города было еще далеко. Она купила у пожилого грека, уныло торчащего за лотком, спелых сочных ягод инжира, и засунув одну в рот, стала спускаться обратно к спокойному зеленому морю.
Она искала Большую Любовь и острые ощущения. Если насчет первого Патриция уже начала склоняться к мысли, что она доступна лишь литературным персонажам, то с приключениями проблем не было никаких — лишь стоит подмигнуть любому самцу и он теряет голову. Скучно!
Патриция вновь вышла на шумную набережную и пошла к самому дальнему пирсу, где швартовались частные прогулочные яхты и катера. Она прошла мимо большого кафе, расположенного прямо под открытым небом. Столиков было очень много и за всеми сидели посетители. Официантки деловито сновали с подносами, на небольшой эстраде в глубине кафе играл ансамбль из четырех человек. Мелодия была ей знакома с детства и Патриция на мгновение остановилась, решая, посидеть ли за столиком или идти дальше.
Она прошла немного по каменному пирсу, осмотрелась и с облегчением поставила рядом с парапетом тяжелую сумку, в которой находился ее гардероб на все случаи жизни. Села на высокий парапет из такого же коричневого камня, что и весь пирс, вынула из маленькой полукруглой сумочки на боку кулек с ягодами и принялась их есть, осматривая суденышки, пришвартованные к причалу. На одном из катеров заревел мотор и тут же заглох.
На палубе небольшой симпатичной яхты, что стояла третьей от Патриции, появился стройный молодой мужчина с густыми красивыми темными волосами почти до плеч. Он привычно ухватился рукой за один из вантов и поставил на причал плетеную корзинку с пустыми бутылками. Проверил, как пришвартована яхта и ловким движением взобрался на пирс. Патриция с интересом наблюдала за ним. Был он высок и статен, в белой футболке с отложным воротничком и цифрами «32» на груди. Голубые джинсы на нем были подвернуты до колен, и он босиком прошел мимо девушки, не обратив на нее ровным счетом никакого внимания.
Патриция повернула голову вслед ему. Мужчина прошел по пирсу и уверенно свернул с набережной в один из переулков — ясно, как день, что этот маршрут ему не в диковинку. Патриция улыбнулась и убрала пакетик с ягодами в сумочку. Она пришла к выводу, что для очередного приключения этот яхтсмен вполне подойдет. И решительно направилась к яхте, взвалив на плечо свою тяжелую ношу.
Ступила на шаткую палубу и схватилась за натянутый тросик. Сделала несколько шагов по узкому проходу между надстройкой и бортиком и открыла небольшую дверь в каюту. Ступеньки круто уходили вниз и в свете яркого солнца девушка разглядела там две аккуратно застеленные койки и столик. На столике стояла высокая початая бутылка белого вина с незнакомым ей названием. Каюта имела ярковыраженный холостяцкий вид. Со стены подмигивала календарная красотка. На столике рядом с бутылкой лежала раскрытая на середине книга пестрой мягкой обложкой вверх. Патриция удовлетворенно присвистнула и вошла в каюту, бросив небрежно тяжелую сумку на правую постель.
Неплохо для одинокого покорителя морей.
Патриция вытащила подушку на левой койке из-под покрывала, прислонила ее к стенке и разлеглась на чужой кровати в вольготной позе. Она надеялась, что хозяин яхты не заставит себя долго ждать.
Она протянула руку, взяла бутылку и отхлебнула прямо из горлышка. Вино оказалось слабым и очень приятным. «А у него не дурной вкус», — решила она. На полочке над койкой лежали сигареты и зажигалка. Она протянула руку и лениво посмотрела на сорт сигарет.
Вскоре она услышала шаги по палубе и безоблачное голубое небо, которым она любовалась в проеме незакрытой двери заслонила фигура хозяина яхты. При виде незванной визитерши он замер на пороге в нелепой позе, держа тяжелую корзинку с провизией в обоих руках. Казалось, от внезапности у него пропал дар речи.
— Привет! — не вставая помахала незнакомка ему ручкой и фамильярно отхлебнула из бутылки.
— Ты что здесь делаешь? — наконец, спросил он. Он тешил себя надеждой, что она просто перепутала его яхту с чьей-то еще.
Патриция отметила, что по-гречески он говорит очень чисто, но едва заметный английский акцент все-таки выдает его — иностранец.
— Я — лежу, — спокойно ответила она. — А ты кто такой?
Он понял, что зря уповал на ее ошибку — она явно знала, что делает.
— Что за бредовые идеи? — только и нашел что сказать хозяин яхты.
Она сделала еще глоток и спросила лениво:
— А у тебя есть какие-нибудь идеи поинтересней?
— Выкатывайся отсюда, — резко приказал он.
Незнакомка никак не отреагировала на его негостеприимство.
Тогда он спросил примирительно: — Что тебе здесь надо?
— Заходи, — пригласила она таким тоном, будто яхта принадлежала ей, а не ему. — Я пришла в гости. — Она потянулась и взяла с полки пачку сигарет. — Хочешь сигарету?
— Это мои сигареты, — угрюмо буркнул он.
Патриция внимательно рассматривала его внешность. Выражение лица и его реакция на ее бесцеремонное вторжение почему-то понравились ей. Его открытое, чисто выбритое лицо интеллектуала создавало впечатление мягкости характера. Но волевой подбородок и жесткая складка у рта предупреждали, что он может принимать и жесткие поступки, когда сочтет это необходимым. Лицо обрамляли густые пушистые темно-каштановые волосы, живо напомнившие Патриции фотографии Джоржа Харрисона времен «Белого альбома». Туго облегающая тело футболка подчеркивала упругость и силу его тела, что служило великолепным доказательством, что парусный спорт не уступает любой атлетике.
— Ну и что? — пожала она плечами в ответ на его, неуместное по ее мнению, замечание. Она бросила пачку на место и еще отхлебнула из бутылки. Видя, что он молчит и ждет, что она еще скажет, Патриция поставила бутылку на столик и порывистым движением села на койке. — Может, возьмешь меня в команду? — нагло и весело предложила она. — Я мало ем и койка как раз моего размера…
— А если мне не нужны матросы-женщины? — в тон ей ответил хозяин яхты. Он вдруг с удивлением поймал себя на мысли, что ее наглость и напор импонируют ему. Да и внешность у нее исключительно привлекательна.
«Впрочем, — подумал он, — ее наглость и святая простота как раз и базируются на прекрасном осознании своей привлекательности, и в осведомленности, как ее внешность действует на мужиков».
— Не нужны и не надо. — Патриция обиделась, не ожидая подобного приема. Она привыкла, что мужчины, к которым она делает лишь полшажка навстречу, сами бросаются на нее, как голодные хищники на долгожданную добычу.
Патриция встала, взяла свою сумку и вышла из каюты. Он равнодушно посторонился, пропуская ее. Она вышла на палубу, сделала несколько шагов по проходу к выходу и огляделась.
На соседнем судне толстый бородатый мужчина возился с такелажем.
— Если ты не набираешь команду, — с видом оскорбленной добродетели сказала она, — я поищу другую яхту. — Она указала рукой на толстого бородача. — Вон тот меня наверняка возьмет! Могу биться об заклад… — Она повернулась и, цепляясь за ванты, стала пробираться к выходу.
— Только я предупреждаю, — в спину ей сказал он, ставя свою корзинку с бутылками на крышу каюты. — Джо — подлец.
— Да? — возмущенно обернулась она. — Ну а с тобой и вообще говорить не о чем!
— Ну ладно, хорошо, — уступил он, наконец. — Сейчас трудно найти хорошего матроса. Готовить умеешь?
— Нет, — глядя на него чистыми, ясными глазами ответила Патриция.
— Я задал глупый вопрос, наверное, — улыбнулся он ей.
— Суди сам, — ответила она и вновь прошла к каюте.
Он воспитанно подал ей руку и взял ее объемистую сумку. Она прошла на нос яхты, чтобы яркое солнце не мешало наблюдать за ним. Он пожал плечами и молча принялся за свои повседневные дела.
Он привычно проверил крепления паруса, отвязал швартовочный канат. Патриция с интересом наблюдала за его ловкими движениями, но он ее словно не замечал. Она тоже не спешила поинтересоваться не требуется ли ему помощь.
Яхта вышла из порта и заскользила по волнам вдоль скалистого берега, почти лишенного растительности. Но при свете ослепительного солнца, находящегося почти в зените, берег казался отнюдь не мрачным, а скорее даже жизнерадостным. Безоблачное голубое небо и бьющиеся о камни лазурные волны с белой пеной, не контрастировали с безлюдными красновато-коричневыми скалами, а удивительным образом гармонировали, радуя глаз.
Хозяин яхты сосредоточенно управлялся со штурвалом, следя за фарватером и не обращая никакого внимания на нового члена экипажа.
Патриция непринужденно сняла футболку, обнажив свою высокую загорелую грудь (лифчиков она не носила принципиально), стянула джинсы, оставшись лишь в узеньких красных плавках, и улеглась беспечно на крышу каюты, прямо перед стоящим у руля мужчиной.
Чтобы видеть куда вести яхту, ему пришлось крутить головой, ибо холмики ее груди заслоняли видимость. Но ни слова недовольства, ни замечания он не выказал. Как, к огромному изумлению девушки, и какой-либо заинтересованности ее прелестями.
Она лежала и удивлялась тому, что до сих пор не услышала от него ни единого сексуального предложения. Даже намека или искорки интереса. Может, он гомосексуалист? Или импотент? Или тот мужчина, которого она безуспешно ищет — для которого секс не нечто выводящее из равновесия, а естественная потребность?
Он не стал ее будить. Заякорил яхту в небольшой, хорошо знакомой ему скалистой бухточке и стал готовить снасти для подводной охоты.
Патриция открыла глаза, сквозь сон почувствовав, что равномерная качка, убаюкавшая ее, прекратилась. Она встала и сладко потянулась, демонстрируя свое гибкое тело, без малейшего грамма лишнего веса. Он сидел на корточках на носу яхты и поднял с любопытством голову. Она заметила его взгляд и грациозными движением нырнула прямо с борта в чистую манящую воду Саронического залива.
Через какое-то время он тоже нырнул — в маске и ластах, с подводным ружьем в руках. Патриция полагала, что он подплывет к ней, но ошиблась, он сразу ушел на глубину. Она рассмеялась своим мыслям и с блаженством легла на спину, отдавшись во власть ласковых волн.
Она уже вытиралась на яхте, когда он выплыл к большому камню, торчащему из воды и гордо поднял над головой свой трофей — наколотую на гарпун ружья огромную кефаль. Патриция заметила его и они оба радостно рассмеялись. Солнце утопало в бескрайней дали залива, окрасив все вокруг в ирреальные тона.
Когда совсем стемнело он принес на берег с яхты большой фонарь, корзинку с продовольствием и занялся ужином.
Патриция с борта яхты наблюдала в темноте за разгорающимся костром. С того момента, как яхта покинула Саламин, они не обменялись ни словом. Но почему-то она чувствовала странную симпатию к нему, и догадывалась, что это взаимно. Она с интересом ждала продолжения приключения и гадала, какие действия он предпримет, не стоит ли его несколько подбодрить?
Наконец, ей наскучило торчать на яхте и она присоединилась к нему. Он приветливо улыбнулся ей. Она уселась на прогретый за день гладкий камень и уставилась на пляшущие, привораживающие язычки пламени.
В свете костра он приготовил на переносной коптильне свою добычу, положил солидный кусок на тарелку, молча передал ей. Открыл штопором бутылку легкого вина. Разлил по большим стеклянным бокалам. Они выпили, глядя друг на друга и улыбаясь. Патриция вдруг с удивлением отметила, что слова им абсолютно не нужны, что им и так хорошо друг с другом. Такого с ней еще никогда не было. И готовил он превосходно, она пожалела, что рыба такая маленькая.
Он разрезал сочную дыню на десерт, передал ей дольку. Она ела и улыбалась ему загадочно.
Он прикурил от головешки из костра и сел напротив нее.
— У тебя, наверное, имя есть? — наконец спросил он, улыбнувшись.
— Барбара, — ответила Патриция.
Ей было гораздо проще открыть первому встречному мужчине свое тело, чем назвать настоящее имя. Ей, подобно древним кельтам, казалось, что узнав ее подлинное имя, мужчина приобретет над ней некую таинственную власть, вырваться из-под которой ей будет трудно, если вообще возможно.
Он с любопытством смотрел на нее. В неверном свете костра он походил на сказочного чародея, заглядывающего ей в душу. Но уж что-что, а в душу к себе заглянуть Патриция пока не одному мужчине не позволяла.
Она вздохнула.
— Но какая разница как меня зовут? Все так скучно. Я должна была ехать на работу в Мюнхен… А кому хочется работать в девятнадцать лет? Я все послала к черту. Мой отец — спившийся бедняк, мать — сумасшедшая. Поэтому я выросла без гроша и чокнутая. Расскажи мне лучше про себя.
Заметив, что он смотрит на нее задумчиво, Патриция взяла бутылку вина и протянула ему.
— На, выпей еще, — предложила она, чтобы расшевелить его. — Ну, какова же история твоей жизни?
Ее не заботила правдоподобность собственного рассказа, но интересовало, что скажет он: соврет, как все мужики, увидевшие предмет для соблазнения, или будет искренен?
— Меня зовут Том, — наконец сказал он, глядя ей в глаза. — Мне двадцать восемь лет. Живу сейчас в Пирее у своего друга. Я иностранный корреспондент, работаю на агентство «Рейтер», но в основном трачу время у себя на яхте и ни черта не делаю. — Он чуть стеснительно улыбнулся, не зная что еще о себе рассказать. — Отец мой в расцвете сил, мать вполне нормальная…
— А сколько у тебя девушек? — заинтересованно подалась вперед Патриция.
Том улыбнулся.
— В данный момент — ни одной.
— А сколько у тебя их было?
Он рассмеялся.
— У меня плохо со статистикой, — попытался увернуться он от ответа.
— Ну, приблизительно, — продолжала допытываться она.
— Зачем тебе это нужно знать?
— Мне всегда нужно знать что к чему. Ты что хочешь сказать, что никогда не спал ни с одной девушкой?
— Тебе интересно знать не голубой ли я? — вновь рассмеялся Том.
— Да, — серьезно подтвердила Патриция.
— Извини, но это не так, — разочаровал он ее.
— А ты что, любишь одиночество?
— В общем, да, — весело произнес Том.
— Значит ты, все-таки, немножко голубоватый.
— А ты случайно не лесбиянка? — той же монетой отплатил он, но Патриция ничуть не смутилась.
— Я не знаю, — честно ответила она. — Вообще я не знаю, чем плохо быть лесбиянкой. Это ничуть не хуже, чем многое другое. — Она подставила свой бокал и он налил ей еще вина. Она продекламировала:
— Лесбиянки гораздо приятнее многих мужчин. Как я замечала…
— Благодарю, — иронично вставил он.
— Ты даже не почувствовал себя польщенным, — сказала она. — По-твоему, это не комплимент?
Он неопределенно хмыкнул, гадая чем же кончится этот странный вечер с этой непонятной ему девушкой. Кто она? Ветренница, лезущая в постель к первому встречному, или пытливая искательница смысла жизни, наизусть цитирующая древнюю классику?
— Дашь затянуться? — неожиданно попросила Патриция.
Том протянул ей свою сигарету фильтром к ней, не выпуская окурок из руки. Она нагнулась к нему и затянулась.
Откинулась спиной на камень.
— А тебе иногда не одиноко? — спросила она. — Не скучно, когда ты один?
— Но сейчас я совсем не один, — улыбнулся Том.
И порадовался, что он с ней. Она все больше привлекала его своим нестандартным, как ему казалось, поведением. Она не прикрывалась лицемерием скромницы, но и не была вульгарно-навязчива, как уличные проститутки.
— И на том спасибо, — почти обиделась она.
Вместо ответа он мягко положил свою сильную руку на ее изящное запястье, не ведавшего грубого физического труда. Удивительное тепло разлилось по телу девушки от этого прикосновения.
Они встали. И посмотрели друг другу в глаза. Ночную тишину нарушали лишь доносящееся со всех сторон пение цикад, пощелкивание костра и негромкий шум бьющихся о скалистый берег волн.
— Поздно уже, — сказал Том, чтобы прервать затянувшееся молчание.
— Да, наверное, — подтвердила она задумчиво. Неосознанное еще до конца чувство заставляло сердце биться быстрее, чем обычно. Но она не хотела дразнить его, поторапливая события — ибо он был не такой, как все прочие, встречавшиеся на ее пути, мужчины.
Том видел, что в ее поведении что-то едва заметно изменилось. Но что именно и чем это вызвано понять не мог. Чтобы не думать об этом, он быстро собрал в корзину посуду и затушил костер.
Они пошли к яхте, он освещал фонарем путь среди камней.
— Осторожней! — сказал Том. — Палуба скользкая. Барбара!
Она взошла на яхту и задумчиво пошла на корму, не оглядываясь.
— Барбара! — снова окликнул он ее. — Барбара, я с тобой разговариваю!
Патриция обернулась.
— Ты меня зовешь? — удивленно спросила она.
— Конечно тебя, а кого же еще?
— А кто тебе сказал, что меня зовут Барбара?
— Ты сама сказала… — растерялся Том.
— Подумаешь! Мало ли какое имя я назвала?!
Она вдруг поняла, что случайно встретив его, не считает его случайным в своей жизни. Хотя еще совсем не знает его. Ей показалось, что именно ради этой встречи она и затеяла свое сумасшедшее путешествие. Но разве можно быть в чем-либо уверенным? Мало ли что кажется! Однако ей захотелось сказать ему свое имя и она не стала противиться собственному желанию:
— Меня зовут Патриция. Ты наверное думаешь, что я пьяная?
— Нет, нисколько, — серьезно ответил он.
— По-твоему, я сумасшедшая? — спросила она, стоя на том же месте у кормы яхты. И стала снимать свою футболку.
— Чуть-чуть, — ответил Том на ее предположение.
— Вопрос: могут ли объединиться отшельник и сумасшедшая вместе? — игриво-зазывающе сказала она.
Том окинул взглядом ее залитый лунным светом обнаженный торс.
— Наверно, — предположил он.
— Хочешь проверить? — улыбнулась она и юркнула мимо него в каюту.
Том стал не спеша расстегивать пуговицы на рубашке, чувствуя, как в нем все больше тает предубеждение против нее и возрастает страстное желание. Наверное, она колдунья.
Он вошел в каюту, держа рубашку и брюки в руках, прикрывая свои детородные органы — в отличие от нее, он стеснялся.
Патриция лежала нагая под одеялом. Он спустился на несколько ступенек и закрыл дверь в каюту. Лег на соседнюю койку, накинул одеяло и повернулся к ней, заложив руку за голову.
Она тоже молча повернулась к нему, подперев голову рукой, ненавязчиво постаравшись, чтобы великолепную грудь ее не закрывало одеяло. Из под белой материи Тома кокетливо дразнил большой овал персикового цвета.
— Ты знаешь, — задумчиво сказала она. — Ты совершенно необыкновенный! Ты всегда плаваешь один на своей яхте?
— Сейчас у меня прекрасная команда, — счастливо улыбаясь, ответил он.
— А что ты делаешь по ночам?
— Обычно сплю, — просто ответил Том, наслаждаясь зрелищем ее обнаженной груди. — Сперва читаю, пока не усну, а потом сплю.
Выпитое вино приятно туманило ему голову, а близкое присутствие абсолютно ему непонятной, но от этого не менее желанной девушки, заставляло напрягаться судорожно мускулы и биться быстрее сердце. Но он не торопился овладеть ею как можно скорее. Само ощущение приближающегося наслаждения было для него не менее сладостно — он как истинный гурман растягивал удовольствие. И где-то краем сознания он понимал, что взаимная симпатия, словно освещающая каюту волшебным сиянием, может улетучиться бесследно от одного поспешного, неверного слова или жеста.
— А у тебя здесь комаров нет? — пошутила Патриция. — Москитов?
— Нет, — глупо улыбаясь ответил он.
— Надеюсь, ты не обманываешь, — сказала она. — А ты не хочешь меня поцеловать? — Безумные чертики появились в ее черных глазах, бросая ему дерзкий вызов. — Пожелать спокойной ночи?
— Это ты должна сделать, — улыбнулся Том.
— Я никогда не разговариваю с мужчинами в постели. — Патриция томно потянулась в постели, коснувшись ладошками стенки каюты. Одеяло сползло на середину плоского живота, два холмика груди соблазнительно шевельнулись от ее движения.
— Мне кажется, женщины — специалисты в этом деле, — сказал он, садясь на своей постели и прикрывая одеялом нижнюю часть тела.
— Тебе лучше знать, — ответила Патриция и они оба рассмеялись.
Он встал с койки, присел к ней на краешек постели, провел своей сильной, шершавой ладонью по ее щеке — не спеша и ласково. Это невинное прикосновение вызвало у Патриции целую бурю доселе неведомых эмоций.
Она была хороша своей молодостью, сложением и загадочностью. По тому, как она рассматривает убегающие вверх по склону кривые исторические улочки, можно было догадаться, что она очарована неброской красотой города и острова, вдоль берега которого они двигались более получаса. Но что еще скрывается за ее карими большими глазами, что притаилось за внешней простотой ее одежды и непринужденностью позы для прожженных морских волков было тайной за семью печатями.
Матрос сбросил трап и девушка взвалила на свое с виду хрупкое плечо огромных размеров кожаную сумку, застегнутую на молнию. Подошла к трапу, заметила устремленные на нее взгляды пожилых потомков гордых эллинов. Улыбнулась очаровательно и воскликнула игриво:
— Чао!
— Всего доброго, — смущенно пробормотал старый капитан и отошел в сторону, давая дорогу остальным пассажирам, выходящим из салона.
Она легко сбежала по трапу, словно не висела у нее на плече тяжелая ноша. Ругаясь на себя последними словами, оба моряка не могли оторвать взгляда от ее восхитительной попочки, туго обтянутой материей черных джинс.
— Да-а! — выговорил матрос, когда она скрылась за административным зданием. — Вот это персик! В самом соку! Сладкий-сладкий, — он даже глаза закрыл от удовольствия.
— Вернешься домой, твоя старуха вмиг отобьет охоту к сладкому, — вернул его к реальности капитан.
Город жил своими повседневными заботами и не обратил ни малейшего внимания на незваную посетительницу. Патриция не спеша шла по причалу, впитывая в себя громкие выкрики грузчиков и торговцев, резкие запахи выгружаемой с лодок рыбы и жареных каштанов, которыми торговали на каждом удобном пятачке. Рядом пронзительно заревел осел, он вздрогнула от неожиданности, отшатнулась. Рассмеялась своему испугу, весело подмигнула туповатому ушастому труженику и свернула на узкую, мощеную булыжником улочку, круто уходящую верх по склону горы.
Патриция спиной чувствовала пронзительные восхищенные взгляды мужчин и усмехалась. Она знала, что вид ее тела действует на них, подобно красной тряпки на быка. Везде одно и то же: на улицах родных Афин, и на площадях степенного Мюнхена, в туманных переулках Лондона и на сумасшедших проспектах Нью-Йорка ее спортивная фигура неизменно приковывает к себе внимание представителей сильного пола. К сожалению, их интерес к ней всегда прямолинеен и однобок. Всех волнует, что у нее между ног, а не между ушей, под изумительными темно-каштановыми волосами, подстриженными под Мирей Матье. А в свои девятнадцать лет Патриция свободно владела кроме родного греческого еще и английским, почти бегло разговаривала на лающем немецком и понимала телепередачи на французском, хотя беседовать с французом вряд ли смогла бы. Она прекрасно знала историю своей страны и вообще историю, увлекалась немного философией и даже пробовала сочинять стихи на кафаревусе, подобно Сапфо, Алкею и Солону. Будучи чемпионкой колледжа по теннису, она и в аудиториях уступала не многим студентам.
Мелькнула мысль о начавшихся занятиях в колледже, но Патриция тут же отогнала ее. Решила, так решила, будет изучать жизнь не на лекциях, а на практике. Правда, опыт предыдущих дней ничего нового ей не дал. Ну так еще не вечер, зато и родную страну лучше узнает.
Она с удовольствием разглядывала маленькие домики, теснящиеся на улочке. Почти все они были из розового или белого камня и на фоне покрытых пылью стен резко и весело выделялись покрашенные в яркие цвета двери и оконные рамы. Она оглянулась вниз. Разнообразные крыши домов левантийской постройки можно было разглядывать довольно долго — настолько разные они были сверху. Настолько же разные, насколько стены и внешний вид с улицы у них был одинаковый. Казалось всю индивидуальность и фантазию архитекторы вкладывали именно в кровли. Крыши были плоские, покатые, конусовидные и куполообразные…
Но очень быстро Патриция поняла, что скорее всего напрасно сюда приехала. Однообразный уличный гам начал утомлять ее, а до верхнего края города было еще далеко. Она купила у пожилого грека, уныло торчащего за лотком, спелых сочных ягод инжира, и засунув одну в рот, стала спускаться обратно к спокойному зеленому морю.
Она искала Большую Любовь и острые ощущения. Если насчет первого Патриция уже начала склоняться к мысли, что она доступна лишь литературным персонажам, то с приключениями проблем не было никаких — лишь стоит подмигнуть любому самцу и он теряет голову. Скучно!
Патриция вновь вышла на шумную набережную и пошла к самому дальнему пирсу, где швартовались частные прогулочные яхты и катера. Она прошла мимо большого кафе, расположенного прямо под открытым небом. Столиков было очень много и за всеми сидели посетители. Официантки деловито сновали с подносами, на небольшой эстраде в глубине кафе играл ансамбль из четырех человек. Мелодия была ей знакома с детства и Патриция на мгновение остановилась, решая, посидеть ли за столиком или идти дальше.
Она прошла немного по каменному пирсу, осмотрелась и с облегчением поставила рядом с парапетом тяжелую сумку, в которой находился ее гардероб на все случаи жизни. Села на высокий парапет из такого же коричневого камня, что и весь пирс, вынула из маленькой полукруглой сумочки на боку кулек с ягодами и принялась их есть, осматривая суденышки, пришвартованные к причалу. На одном из катеров заревел мотор и тут же заглох.
На палубе небольшой симпатичной яхты, что стояла третьей от Патриции, появился стройный молодой мужчина с густыми красивыми темными волосами почти до плеч. Он привычно ухватился рукой за один из вантов и поставил на причал плетеную корзинку с пустыми бутылками. Проверил, как пришвартована яхта и ловким движением взобрался на пирс. Патриция с интересом наблюдала за ним. Был он высок и статен, в белой футболке с отложным воротничком и цифрами «32» на груди. Голубые джинсы на нем были подвернуты до колен, и он босиком прошел мимо девушки, не обратив на нее ровным счетом никакого внимания.
Патриция повернула голову вслед ему. Мужчина прошел по пирсу и уверенно свернул с набережной в один из переулков — ясно, как день, что этот маршрут ему не в диковинку. Патриция улыбнулась и убрала пакетик с ягодами в сумочку. Она пришла к выводу, что для очередного приключения этот яхтсмен вполне подойдет. И решительно направилась к яхте, взвалив на плечо свою тяжелую ношу.
Ступила на шаткую палубу и схватилась за натянутый тросик. Сделала несколько шагов по узкому проходу между надстройкой и бортиком и открыла небольшую дверь в каюту. Ступеньки круто уходили вниз и в свете яркого солнца девушка разглядела там две аккуратно застеленные койки и столик. На столике стояла высокая початая бутылка белого вина с незнакомым ей названием. Каюта имела ярковыраженный холостяцкий вид. Со стены подмигивала календарная красотка. На столике рядом с бутылкой лежала раскрытая на середине книга пестрой мягкой обложкой вверх. Патриция удовлетворенно присвистнула и вошла в каюту, бросив небрежно тяжелую сумку на правую постель.
Неплохо для одинокого покорителя морей.
Патриция вытащила подушку на левой койке из-под покрывала, прислонила ее к стенке и разлеглась на чужой кровати в вольготной позе. Она надеялась, что хозяин яхты не заставит себя долго ждать.
Она протянула руку, взяла бутылку и отхлебнула прямо из горлышка. Вино оказалось слабым и очень приятным. «А у него не дурной вкус», — решила она. На полочке над койкой лежали сигареты и зажигалка. Она протянула руку и лениво посмотрела на сорт сигарет.
Вскоре она услышала шаги по палубе и безоблачное голубое небо, которым она любовалась в проеме незакрытой двери заслонила фигура хозяина яхты. При виде незванной визитерши он замер на пороге в нелепой позе, держа тяжелую корзинку с провизией в обоих руках. Казалось, от внезапности у него пропал дар речи.
— Привет! — не вставая помахала незнакомка ему ручкой и фамильярно отхлебнула из бутылки.
— Ты что здесь делаешь? — наконец, спросил он. Он тешил себя надеждой, что она просто перепутала его яхту с чьей-то еще.
Патриция отметила, что по-гречески он говорит очень чисто, но едва заметный английский акцент все-таки выдает его — иностранец.
— Я — лежу, — спокойно ответила она. — А ты кто такой?
Он понял, что зря уповал на ее ошибку — она явно знала, что делает.
— Что за бредовые идеи? — только и нашел что сказать хозяин яхты.
Она сделала еще глоток и спросила лениво:
— А у тебя есть какие-нибудь идеи поинтересней?
— Выкатывайся отсюда, — резко приказал он.
Незнакомка никак не отреагировала на его негостеприимство.
Тогда он спросил примирительно: — Что тебе здесь надо?
— Заходи, — пригласила она таким тоном, будто яхта принадлежала ей, а не ему. — Я пришла в гости. — Она потянулась и взяла с полки пачку сигарет. — Хочешь сигарету?
— Это мои сигареты, — угрюмо буркнул он.
Патриция внимательно рассматривала его внешность. Выражение лица и его реакция на ее бесцеремонное вторжение почему-то понравились ей. Его открытое, чисто выбритое лицо интеллектуала создавало впечатление мягкости характера. Но волевой подбородок и жесткая складка у рта предупреждали, что он может принимать и жесткие поступки, когда сочтет это необходимым. Лицо обрамляли густые пушистые темно-каштановые волосы, живо напомнившие Патриции фотографии Джоржа Харрисона времен «Белого альбома». Туго облегающая тело футболка подчеркивала упругость и силу его тела, что служило великолепным доказательством, что парусный спорт не уступает любой атлетике.
— Ну и что? — пожала она плечами в ответ на его, неуместное по ее мнению, замечание. Она бросила пачку на место и еще отхлебнула из бутылки. Видя, что он молчит и ждет, что она еще скажет, Патриция поставила бутылку на столик и порывистым движением села на койке. — Может, возьмешь меня в команду? — нагло и весело предложила она. — Я мало ем и койка как раз моего размера…
— А если мне не нужны матросы-женщины? — в тон ей ответил хозяин яхты. Он вдруг с удивлением поймал себя на мысли, что ее наглость и напор импонируют ему. Да и внешность у нее исключительно привлекательна.
«Впрочем, — подумал он, — ее наглость и святая простота как раз и базируются на прекрасном осознании своей привлекательности, и в осведомленности, как ее внешность действует на мужиков».
— Не нужны и не надо. — Патриция обиделась, не ожидая подобного приема. Она привыкла, что мужчины, к которым она делает лишь полшажка навстречу, сами бросаются на нее, как голодные хищники на долгожданную добычу.
Патриция встала, взяла свою сумку и вышла из каюты. Он равнодушно посторонился, пропуская ее. Она вышла на палубу, сделала несколько шагов по проходу к выходу и огляделась.
На соседнем судне толстый бородатый мужчина возился с такелажем.
— Если ты не набираешь команду, — с видом оскорбленной добродетели сказала она, — я поищу другую яхту. — Она указала рукой на толстого бородача. — Вон тот меня наверняка возьмет! Могу биться об заклад… — Она повернулась и, цепляясь за ванты, стала пробираться к выходу.
— Только я предупреждаю, — в спину ей сказал он, ставя свою корзинку с бутылками на крышу каюты. — Джо — подлец.
— Да? — возмущенно обернулась она. — Ну а с тобой и вообще говорить не о чем!
— Ну ладно, хорошо, — уступил он, наконец. — Сейчас трудно найти хорошего матроса. Готовить умеешь?
— Нет, — глядя на него чистыми, ясными глазами ответила Патриция.
— Я задал глупый вопрос, наверное, — улыбнулся он ей.
— Суди сам, — ответила она и вновь прошла к каюте.
Он воспитанно подал ей руку и взял ее объемистую сумку. Она прошла на нос яхты, чтобы яркое солнце не мешало наблюдать за ним. Он пожал плечами и молча принялся за свои повседневные дела.
Он привычно проверил крепления паруса, отвязал швартовочный канат. Патриция с интересом наблюдала за его ловкими движениями, но он ее словно не замечал. Она тоже не спешила поинтересоваться не требуется ли ему помощь.
Яхта вышла из порта и заскользила по волнам вдоль скалистого берега, почти лишенного растительности. Но при свете ослепительного солнца, находящегося почти в зените, берег казался отнюдь не мрачным, а скорее даже жизнерадостным. Безоблачное голубое небо и бьющиеся о камни лазурные волны с белой пеной, не контрастировали с безлюдными красновато-коричневыми скалами, а удивительным образом гармонировали, радуя глаз.
Хозяин яхты сосредоточенно управлялся со штурвалом, следя за фарватером и не обращая никакого внимания на нового члена экипажа.
Патриция непринужденно сняла футболку, обнажив свою высокую загорелую грудь (лифчиков она не носила принципиально), стянула джинсы, оставшись лишь в узеньких красных плавках, и улеглась беспечно на крышу каюты, прямо перед стоящим у руля мужчиной.
Чтобы видеть куда вести яхту, ему пришлось крутить головой, ибо холмики ее груди заслоняли видимость. Но ни слова недовольства, ни замечания он не выказал. Как, к огромному изумлению девушки, и какой-либо заинтересованности ее прелестями.
Она лежала и удивлялась тому, что до сих пор не услышала от него ни единого сексуального предложения. Даже намека или искорки интереса. Может, он гомосексуалист? Или импотент? Или тот мужчина, которого она безуспешно ищет — для которого секс не нечто выводящее из равновесия, а естественная потребность?
* * *
Солнце клонилось к горизонту, а Патриция все лежала на прежнем месте — заснула.Он не стал ее будить. Заякорил яхту в небольшой, хорошо знакомой ему скалистой бухточке и стал готовить снасти для подводной охоты.
Патриция открыла глаза, сквозь сон почувствовав, что равномерная качка, убаюкавшая ее, прекратилась. Она встала и сладко потянулась, демонстрируя свое гибкое тело, без малейшего грамма лишнего веса. Он сидел на корточках на носу яхты и поднял с любопытством голову. Она заметила его взгляд и грациозными движением нырнула прямо с борта в чистую манящую воду Саронического залива.
Через какое-то время он тоже нырнул — в маске и ластах, с подводным ружьем в руках. Патриция полагала, что он подплывет к ней, но ошиблась, он сразу ушел на глубину. Она рассмеялась своим мыслям и с блаженством легла на спину, отдавшись во власть ласковых волн.
Она уже вытиралась на яхте, когда он выплыл к большому камню, торчащему из воды и гордо поднял над головой свой трофей — наколотую на гарпун ружья огромную кефаль. Патриция заметила его и они оба радостно рассмеялись. Солнце утопало в бескрайней дали залива, окрасив все вокруг в ирреальные тона.
Когда совсем стемнело он принес на берег с яхты большой фонарь, корзинку с продовольствием и занялся ужином.
Патриция с борта яхты наблюдала в темноте за разгорающимся костром. С того момента, как яхта покинула Саламин, они не обменялись ни словом. Но почему-то она чувствовала странную симпатию к нему, и догадывалась, что это взаимно. Она с интересом ждала продолжения приключения и гадала, какие действия он предпримет, не стоит ли его несколько подбодрить?
Наконец, ей наскучило торчать на яхте и она присоединилась к нему. Он приветливо улыбнулся ей. Она уселась на прогретый за день гладкий камень и уставилась на пляшущие, привораживающие язычки пламени.
В свете костра он приготовил на переносной коптильне свою добычу, положил солидный кусок на тарелку, молча передал ей. Открыл штопором бутылку легкого вина. Разлил по большим стеклянным бокалам. Они выпили, глядя друг на друга и улыбаясь. Патриция вдруг с удивлением отметила, что слова им абсолютно не нужны, что им и так хорошо друг с другом. Такого с ней еще никогда не было. И готовил он превосходно, она пожалела, что рыба такая маленькая.
Он разрезал сочную дыню на десерт, передал ей дольку. Она ела и улыбалась ему загадочно.
Он прикурил от головешки из костра и сел напротив нее.
— У тебя, наверное, имя есть? — наконец спросил он, улыбнувшись.
— Барбара, — ответила Патриция.
Ей было гораздо проще открыть первому встречному мужчине свое тело, чем назвать настоящее имя. Ей, подобно древним кельтам, казалось, что узнав ее подлинное имя, мужчина приобретет над ней некую таинственную власть, вырваться из-под которой ей будет трудно, если вообще возможно.
Он с любопытством смотрел на нее. В неверном свете костра он походил на сказочного чародея, заглядывающего ей в душу. Но уж что-что, а в душу к себе заглянуть Патриция пока не одному мужчине не позволяла.
Она вздохнула.
— Но какая разница как меня зовут? Все так скучно. Я должна была ехать на работу в Мюнхен… А кому хочется работать в девятнадцать лет? Я все послала к черту. Мой отец — спившийся бедняк, мать — сумасшедшая. Поэтому я выросла без гроша и чокнутая. Расскажи мне лучше про себя.
Заметив, что он смотрит на нее задумчиво, Патриция взяла бутылку вина и протянула ему.
— На, выпей еще, — предложила она, чтобы расшевелить его. — Ну, какова же история твоей жизни?
Ее не заботила правдоподобность собственного рассказа, но интересовало, что скажет он: соврет, как все мужики, увидевшие предмет для соблазнения, или будет искренен?
— Меня зовут Том, — наконец сказал он, глядя ей в глаза. — Мне двадцать восемь лет. Живу сейчас в Пирее у своего друга. Я иностранный корреспондент, работаю на агентство «Рейтер», но в основном трачу время у себя на яхте и ни черта не делаю. — Он чуть стеснительно улыбнулся, не зная что еще о себе рассказать. — Отец мой в расцвете сил, мать вполне нормальная…
— А сколько у тебя девушек? — заинтересованно подалась вперед Патриция.
Том улыбнулся.
— В данный момент — ни одной.
— А сколько у тебя их было?
Он рассмеялся.
— У меня плохо со статистикой, — попытался увернуться он от ответа.
— Ну, приблизительно, — продолжала допытываться она.
— Зачем тебе это нужно знать?
— Мне всегда нужно знать что к чему. Ты что хочешь сказать, что никогда не спал ни с одной девушкой?
— Тебе интересно знать не голубой ли я? — вновь рассмеялся Том.
— Да, — серьезно подтвердила Патриция.
— Извини, но это не так, — разочаровал он ее.
— А ты что, любишь одиночество?
— В общем, да, — весело произнес Том.
— Значит ты, все-таки, немножко голубоватый.
— А ты случайно не лесбиянка? — той же монетой отплатил он, но Патриция ничуть не смутилась.
— Я не знаю, — честно ответила она. — Вообще я не знаю, чем плохо быть лесбиянкой. Это ничуть не хуже, чем многое другое. — Она подставила свой бокал и он налил ей еще вина. Она продекламировала:
И добавила:
— Мне сердце страсть крушит;
Чары томят
Киприды нежной.
— Лесбиянки гораздо приятнее многих мужчин. Как я замечала…
— Благодарю, — иронично вставил он.
— Ты даже не почувствовал себя польщенным, — сказала она. — По-твоему, это не комплимент?
Он неопределенно хмыкнул, гадая чем же кончится этот странный вечер с этой непонятной ему девушкой. Кто она? Ветренница, лезущая в постель к первому встречному, или пытливая искательница смысла жизни, наизусть цитирующая древнюю классику?
— Дашь затянуться? — неожиданно попросила Патриция.
Том протянул ей свою сигарету фильтром к ней, не выпуская окурок из руки. Она нагнулась к нему и затянулась.
Откинулась спиной на камень.
— А тебе иногда не одиноко? — спросила она. — Не скучно, когда ты один?
— Но сейчас я совсем не один, — улыбнулся Том.
И порадовался, что он с ней. Она все больше привлекала его своим нестандартным, как ему казалось, поведением. Она не прикрывалась лицемерием скромницы, но и не была вульгарно-навязчива, как уличные проститутки.
— И на том спасибо, — почти обиделась она.
Вместо ответа он мягко положил свою сильную руку на ее изящное запястье, не ведавшего грубого физического труда. Удивительное тепло разлилось по телу девушки от этого прикосновения.
Они встали. И посмотрели друг другу в глаза. Ночную тишину нарушали лишь доносящееся со всех сторон пение цикад, пощелкивание костра и негромкий шум бьющихся о скалистый берег волн.
— Поздно уже, — сказал Том, чтобы прервать затянувшееся молчание.
— Да, наверное, — подтвердила она задумчиво. Неосознанное еще до конца чувство заставляло сердце биться быстрее, чем обычно. Но она не хотела дразнить его, поторапливая события — ибо он был не такой, как все прочие, встречавшиеся на ее пути, мужчины.
Том видел, что в ее поведении что-то едва заметно изменилось. Но что именно и чем это вызвано понять не мог. Чтобы не думать об этом, он быстро собрал в корзину посуду и затушил костер.
Они пошли к яхте, он освещал фонарем путь среди камней.
— Осторожней! — сказал Том. — Палуба скользкая. Барбара!
Она взошла на яхту и задумчиво пошла на корму, не оглядываясь.
— Барбара! — снова окликнул он ее. — Барбара, я с тобой разговариваю!
Патриция обернулась.
— Ты меня зовешь? — удивленно спросила она.
— Конечно тебя, а кого же еще?
— А кто тебе сказал, что меня зовут Барбара?
— Ты сама сказала… — растерялся Том.
— Подумаешь! Мало ли какое имя я назвала?!
Она вдруг поняла, что случайно встретив его, не считает его случайным в своей жизни. Хотя еще совсем не знает его. Ей показалось, что именно ради этой встречи она и затеяла свое сумасшедшее путешествие. Но разве можно быть в чем-либо уверенным? Мало ли что кажется! Однако ей захотелось сказать ему свое имя и она не стала противиться собственному желанию:
— Меня зовут Патриция. Ты наверное думаешь, что я пьяная?
— Нет, нисколько, — серьезно ответил он.
— По-твоему, я сумасшедшая? — спросила она, стоя на том же месте у кормы яхты. И стала снимать свою футболку.
— Чуть-чуть, — ответил Том на ее предположение.
— Вопрос: могут ли объединиться отшельник и сумасшедшая вместе? — игриво-зазывающе сказала она.
Том окинул взглядом ее залитый лунным светом обнаженный торс.
— Наверно, — предположил он.
— Хочешь проверить? — улыбнулась она и юркнула мимо него в каюту.
Том стал не спеша расстегивать пуговицы на рубашке, чувствуя, как в нем все больше тает предубеждение против нее и возрастает страстное желание. Наверное, она колдунья.
Он вошел в каюту, держа рубашку и брюки в руках, прикрывая свои детородные органы — в отличие от нее, он стеснялся.
Патриция лежала нагая под одеялом. Он спустился на несколько ступенек и закрыл дверь в каюту. Лег на соседнюю койку, накинул одеяло и повернулся к ней, заложив руку за голову.
Она тоже молча повернулась к нему, подперев голову рукой, ненавязчиво постаравшись, чтобы великолепную грудь ее не закрывало одеяло. Из под белой материи Тома кокетливо дразнил большой овал персикового цвета.
— Ты знаешь, — задумчиво сказала она. — Ты совершенно необыкновенный! Ты всегда плаваешь один на своей яхте?
— Сейчас у меня прекрасная команда, — счастливо улыбаясь, ответил он.
— А что ты делаешь по ночам?
— Обычно сплю, — просто ответил Том, наслаждаясь зрелищем ее обнаженной груди. — Сперва читаю, пока не усну, а потом сплю.
Выпитое вино приятно туманило ему голову, а близкое присутствие абсолютно ему непонятной, но от этого не менее желанной девушки, заставляло напрягаться судорожно мускулы и биться быстрее сердце. Но он не торопился овладеть ею как можно скорее. Само ощущение приближающегося наслаждения было для него не менее сладостно — он как истинный гурман растягивал удовольствие. И где-то краем сознания он понимал, что взаимная симпатия, словно освещающая каюту волшебным сиянием, может улетучиться бесследно от одного поспешного, неверного слова или жеста.
— А у тебя здесь комаров нет? — пошутила Патриция. — Москитов?
— Нет, — глупо улыбаясь ответил он.
— Надеюсь, ты не обманываешь, — сказала она. — А ты не хочешь меня поцеловать? — Безумные чертики появились в ее черных глазах, бросая ему дерзкий вызов. — Пожелать спокойной ночи?
— Это ты должна сделать, — улыбнулся Том.
— Я никогда не разговариваю с мужчинами в постели. — Патриция томно потянулась в постели, коснувшись ладошками стенки каюты. Одеяло сползло на середину плоского живота, два холмика груди соблазнительно шевельнулись от ее движения.
— Мне кажется, женщины — специалисты в этом деле, — сказал он, садясь на своей постели и прикрывая одеялом нижнюю часть тела.
— Тебе лучше знать, — ответила Патриция и они оба рассмеялись.
Он встал с койки, присел к ней на краешек постели, провел своей сильной, шершавой ладонью по ее щеке — не спеша и ласково. Это невинное прикосновение вызвало у Патриции целую бурю доселе неведомых эмоций.