Вебер Дэвид Марк. Гвардия Бога Войны

   Гнев в голосе Базела заставил всадников умолкнуть, карие глаза градани пылали, словно раскаленное в горне железо.
   — И что же было дальше, господин всадник? Что произошло, когда ваши предки пригнали свои стада и табуны лошадей на Равнину Ветров? Если ваш народ об этом забыл, то мой помнит до сих пор. Мы помним Великий Голод, наставший после того, как ваши всадники обрушились на нас словно чума. Тогда горели амбары, а вместе с ними и урожай, и наши младенцы умирали на руках лишившихся молока матерей. Да, мы это помним, Хатан из Сотойи! Мы получили свое название от того, что вынудили нас делать ваши предки, у нас оставался только один выход — красть ваших коней, чтобы выжить! Думаю, если бы вы видели, как гибнут ваши дети, вы поступили бы точно так же!
   — Чепуха! — отрезал Хатан. — Из старых летописей ясно видно, что это вы первыми напали на нас! И…
   — Подожди-ка, Хатан. — Венсит не повышал голоса, но все взгляды почему-то обратились к нему. Он выдержал паузу, словно дожидаясь общего внимания, а потом пожал плечами. — Боюсь, история Базела ближе к истине, Хатан, — произнес маг мягко. — Конечно, его предки не были святыми, но начали все это вы.
   — Но… — Хатан замолк, забыв закрыть рот. Потом он помотал головой. — Но это же невозможно. Все наши предания, вся история…
   — Лживы, — завершил Венсит сочувственным тоном. Все сотойцы, даже Теллиан, смотрели на него с недоверием, и он вздохнул. — В отличие от всех вас, я при этом присутствовал, — пояснил он. — Я предупреждал короля Маркоса о том, что предки Базела живут неподалеку от Равнины, я уговаривал его не ссориться с ними, оставить их в покое, пока они сами его не трогают. Но он не послушал меня. Как почти все беглецы из Контовара, он ненавидел градани за то, что они делали, служа лордам Карнадозы. Его не заботило, что у них не было выбора. Ненавидеть проще, чем понять, поэтому он послал следопытов разведать местоположение поселений градани, дождался осени, когда был собран урожай, а потом, как и говорил Базел, приказал сжечь амбары, чтобы градани умерли с голоду.
   Молчание повисло в Расселине после его слов. Сотойцы стояли или сидели, словно окаменев. Венсит снова вздохнул.
   — Это были жестокие времена, друзья мои, — произнес он печально. — Жестокие времена для всех нас. Но вот что я скажу тебе, Хатан Рука-со-Щитом: из всех Рас Людей градани больше всех пострадали от Карнадозы. Они были одурманены заклинаниями, силу которых нам даже сложно представить, порабощены, превращены в скот, и они никак не могли преодолеть поразившую их злую магию. А когда горстка их, несмотря на немыслимые трудности, спаслась из Норфрессы, другие Расы Людей стали преследовать их, пылая ненавистью за то, что их вынудили сделать приспешники Карнадозы. Никто не слушал, когда граф Кормак, Эрнос Сарамантский или я говорили о том, что градани поступали так не по своей воле.
   Да, они нападали на ваши табуны, потому что ваши предки не оставили им другой пищи. Да, они убивали и ели ваших лошадей, как и прочий ваш скот. Действительно, они предпочитали конское мясо говядине, потому что знали, как вы любите лошадей. Они шли на все, чтобы отомстить тем, кто пытался истребить их. Это вы впервые назвали их Конокрадами, Хатан, но сами они не взяли бы иного имени, потому что умели ненавидеть. Этому научили их ваши предки.
   Он замолк, и один за другим сотойцы отворачивались от него, смущенно и ошарашено переглядываясь. Они нисколько не усомнились в рассказе Венсита, хотя он и опровергал все, что они знали прежде, но ведь он был Венситом Румским. И, как он сказал, единственным, кто лично присутствовал при тех событиях.
   Базел разделял их изумление, хотя и по другим причинам. И градани, и сотойцам в течение многих столетий было известно, что их предания отличаются друг от друга, но никто из них и не подозревал, что у них есть возможность разрешить все сомнения и наконец узнать правду. Просто никто не догадался спросить у человека, который видел все собственными глазами. Теперь, когда правда вышла наружу, Базел не знал, что с ней делать. Она оказалась хуже обвинений и обличений, которыми градани и сотойцы осыпали друг друга все эти бесконечные годы, и подтверждение того, что Конокрады все время были правы, не играло почти никакой роли. Каким-то странным образом ненависть и недоверие между народами оказались единственными, что их связывало, и разрыв этой связи лишало их почвы под ногами.
   Теллиан пошевелился первым. Он потряс головой, словно приходя в себя, и посмотрел на Базела.
   — Я не… — Он замолк и прокашлялся. — Мне потребуется время, чтобы привыкнуть к тому, что рассказал Венсит, господин избранник, — произнес он. — Однако, как мне кажется, тот факт, кто начал первым, значит гораздо меньше, чем все, что за этим последовало… и то, как мы поступим сейчас. — Он неожиданно улыбнулся. От такой улыбки могло бы скиснуть молоко, но это все же была улыбка. — Если я верил в возможность прекратить вражду между нашими народами, когда считал, что это ваши предки напали на наших без всякой причины, почему же я должен менять мнение теперь, когда знаю, что виноват мой народ? Но я думаю, что сотойцы, которые не слышали правды от самого Венсита, едва ли в это поверят. Более того, некоторые откажутся верить, потому что поверить означает расстаться с ненавистью, а ненависть составляет основу их жизни. И еще — боюсь, что рассказанное Венситом в любом случае не предлагает нам простого решения сегодняшней проблемы.
   — Наверное, ты прав, — сказал Базел. — Но решение найти необходимо.
   — Согласен. К сожалению, я вижу только один вариант, который устроит Сотойю.
   — Какой? — поднял голову Базел. — И должен ли я заключить по твоему тону, что он скорее всего не устроит градани?
   — Именно этого, — признался Теллиан, — я и опасаюсь.
   — Что ж, говори, — нетерпеливо потребовал Базел, когда барон снова замолчал.
   — Ладно, господин избранник. — Теллиан глубоко вздохнул. — Единственное, что от нас требуется, — покончить со всем прямо здесь и сейчас, чтобы не была развязана настоящая война. И единственный способ это сделать — капитуляция одной из сторон. А поскольку вас меньше двух сотен, а нас больше четырех тысяч…
   Он смущенно пожал плечами, и Базел услышал, как заскрежетал зубами Хартан. Сам он молчал добрую минуту, а потом произнес подчеркнуто вежливо:
   — Хочу убедиться, что правильно понял тебя, господин. Ты говоришь, единственный способ разрешить конфликт без битвы — сдаться. Сдаться нам, на кого напали без причины и предупреждения, сдаться, словно это мы начали войну?
   — Да, конечно, это несправедливо, — согласился Теллиан. — Но это единственное решение, которое приходит мне в голову. Я должен покончить с этим либо победой с оружием в руках, либо формальным соглашением, не задевающим нашей чести. Если это мне не удастся, придворные, которые особенно ненавидят и боятся градани, могут вынудить короля Маркоса отдать мне приказ к наступлению. Но если вы сдадитесь, я смогу защищать вас как победитель, основываясь на пунктах соглашения. Тогда даже Эртан, правитель Южного Ристалища, не осмелится настаивать на своем.
   — Так ты просишь дом Ордена Томанака сдаться, чтобы взять нас под защиту? — В голосе Базела прозвучали угрожающие ноты. — Позволь мне сказать тебе кое-что, Теллиан из Западного Ристалища! Орден не нуждается в твоей защите, да и я просто не могу представить, как отдам кому-то свой меч! Если это единственное решение, которое приходит тебе в голову, тогда собирай своих воинов и посмотрим, сколько их падет вместе с нами!
   Теллиан крякнул, и вдруг, ко всеобщему изумлению, Хатан Рука-со-Щитом захохотал. Не издевательским или горьким, а настоящим радостным, идущим от души смехом. Все взгляды обратились к нему, а он, согнувшись в седле, хохотал все громче и громче. Он не сразу сумел совладать с собой, а потом, прошептав что-то на ухо своему скакуну, ловко спешился и подошел к Базелу. Он был гораздо ниже градани, и ему пришлось задрать голову, чтобы посмотреть Базелу в лицо.
   — Что ж, Базел Бахнаксон, — произнес он голосом, в котором все еще угадывался смех, — если это единственное, чему ты не научился, я покажу тебе, как это делается! — Его товарищи глядели на него так, словно он внезапно сошел с ума, но он лишь улыбался. Хатан вынул из ножен свою саблю, взял ее за клинок и протянул гардой вперед Базелу. — Господин избранник, я передаю тебе оружие, не знавшее позора, и себя самого в качестве твоего пленника.
   Ошеломленный Базел застыл на месте, и тут Теллиан расхохотался, так же весело, как до того смеялся Хатан.
   — Ну конечно! — воскликнул барон. — Все, что мне нужно, — формальное соглашение, и неважно, кто кому сдается! — Он вынул из ножен свой меч. — Господин избранник, я сдаюсь вместе со своим войском!
   — Послушайте! — Базел переводил взгляд с Хатана на Теллиана и обратно, постепенно осознавая, что битва не на жизнь, а на смерть, кажется, не состоится. — Послушайте же! — повторил он, и тогда Венсит тоже засмеялся.
   — Не вижу проблемы, Базел, — проговорил маг между приступами смеха. — Как сказал Теллиан, не имеет значения, кто окажется побежденным. Подумай, как это возвысит Орден! Меньше восьмидесяти человек захватили в плен четыре тысячи лучших воинов Сотойи!
   — Да подождите же вы, Фробус побери, одну минуту! — воззвал Базел. — Я привел Орден не для того… я хочу сказать, это не годится… Забери тебя Финдарк, Брандарк, ты прекратишь гоготать, пока я не свернул тебе шею?!
   Но никто не обращал на него внимания, и наконец глаза его потеплели, и он тоже начал смеяться. Базел беспомощно покачал головой, а потом протянул обе руки Хатану и Теллиану.
   — Заберите свои мечи, вы оба! Если вы так жаждете сдаться мне, полагаю, я могу просто взять с вас слово!
   — Благодарю тебя, милорд, — ответил Теллиан, уже серьезно. — На каких условиях ты принимаешь нашу капитуляцию?
   — Что ж, кажется, пора все обсудить, — решил Базел. — Я был бы счастлив пригласить вас в свою палатку, если бы, конечно, она у меня была.
   — Так получилось, что у меня имеется неплохая палатка, которую привез сюда бывший губернатор Гланхарроу, — сообщил Теллиан. — Если ты со своими товарищами пройдешь туда, я уверен, мы сумеем обговорить условия сдачи моей армии и пункты мирного договора, которые удовлетворили бы обе стороны.

ЭПИЛОГ

   — Ты уверен, что так будет лучше, Базел? — спросил Вейжон.
   Они оба стояли рядом с палаткой, где Базел с Теллианом чуть раньше обсуждали детали «капитуляции» Сотойи, пока армия всадников снималась с лагеря. Воины этой армии пребывали в странном состоянии духа, подобного которому Базелу никогда еще не приходилось наблюдать. Они испытывали огромное потрясение, озадаченность и недоумение людей, чей мир только что перевернулся с ног на голову. Лишь немногие из них знали, о чем рассказывал Венсит, зато у них не было сомнений в другом — их командующий только что отдал их всех на милость победителя, противника, которого они численно превосходили в пятьдесят раз. И теперь им придется отправиться обратно по Расселине, с позором отступая от врага, который мог встретить их всего восьмью десятками мечей.
   Но это было еще не все. Взгляды, которые воины то и дело бросали на Базела или Хартана с Брандарком, беседовавших в сторонке с Керитой и Венситом, были полны ненависти. Слишком много столетий кровопролития разделяли два народа, и сегодняшнее «поражение» сотойцев лишь разжигало их злобу. Затаенная вражда и страх, светившиеся в их глазах, доказывали справедливость опасений Теллиана. Слишком многие в Сотойе боялись объединенного Королевства Конокрадов и Кровавых Мечей, и хрупкое здание, только что возведенное бароном Западного Ристалища и Базелом, легко могло рухнуть в новой войне.
   — Да, уверен, — ответил Базел через секунду и усмехнулся. — Настолько, насколько это вообще возможно.
   — А я нет, — просто сказал Вейжон. Он взглянул на одного из сотойских воинов, на лице которого явственно читалась ненависть к Конокраду. Почувствовав взгляд Вейжона, воин тоже посмотрел на молодого рыцаря и тут же отвел глаза. Вейжон хмыкнул. — Если ты пойдешь с этими людьми, в один прекрасный день тебя найдут с кинжалом в спине, — предостерег он Базела. — Мне не нравится, как они смотрят на наших ребят.
   — Что? «Наших ребят»? — поддразнил Базел. Он хлопнул рыцаря по плечу, и Вейжон рассмеялся, поняв, что только что сказал. Но его веселье быстро угасло.
   — Да, наших ребят, и не только потому, что они принадлежат к Ордену, Базел. Они хорошие люди, все без исключения. Некоторые из них лучше всех, кого я знал раньше. Я горжусь тем, что они считают меня своим.
   — Да я и не спорю, — мягко заметил Базел, слегка сжимая плечо своего друга, нет, брата.
   — Но мы отвлеклись от темы, — сказал ему Вейжон.
   — Какой?
   — Такой, — резко ответил Вейжон, — что ты не можешь просто так взять и уйти с этим Теллианом! Прежде чем спорить со мной, подумай о своих родителях. Только представь, как они отреагируют, когда я вернусь и сообщу, что ты отправился в Балтар к давним врагам своего народа?
   — Ну, что до этого, полагаю, поначалу они, как обычно, будут говорить об идиотах и болванах и еще о детях, которые никогда не смотрят, куда прыгают. Потом отцу найдется что сказать о булыжниках и разбитых головах, а Марглита будет ему поддакивать. Но потом они замолчат и примутся вздыхать, а после, Вейжон, они поймут, что это, вероятно, лучшее, что мы с Теллианом могли сделать для наших народов.
   — Ты надеешься, я поверю, что все произойдет именно так? — поинтересовался Вейжон. Базел засмеялся:
   — Тебе просто нужно подольше понаблюдать за моим отцом, Вейжон Алмерас! Мозгов в голове у него больше, чем волос на ней. Он признает мою правоту. — Вейжон все еще смотрел недоверчиво, и Базел вздохнул. — Подумай сам, Вейжон. Двенадцать веков сотойцы и Конокрады резали друг друга, и конца-краю всему этому было не видно. А теперь у нас вдруг появилась возможность все изменить.
   — Ты считаешь, кто-нибудь воспримет всерьез капитуляцию четырехтысячной армии перед горсткой градани? — спросил Вейжон.
   — Нет, — ответил Базел. — Но если мы с Теллианом будем говорить об этом серьезно, ни одна живая душа не сможет нам возразить, не задев при этом честь Теллиана, с одной стороны, и честь Ордена — с другой. Поэтому-то, мой брат по мечу, у меня и нет выбора, кроме как поехать вместе с ним. Если мы поступим иначе, то не сможем убедить остальных.
   — Но…
   — Нет, — снова мягко возразил Базел. — Подумай, Вейжон. Подумай как следует, и ты поймешь, что я прав. Я единственный, кому под силу это сделать: ведь я избранник Томанака и в то же время Конокрад, сын Конокрада, который, возможно, сейчас уже отрезает Чернажу уши. Кто сможет представить градани лучше избранника Бога? И кто в Сотойе захочет заставить избранника нарушить Клятву Мечей? Но к тому же я сын своего отца, поэтому я особенно подхожу на роль посла. К тому же, не забывай, в Сотойе тоже чтут законы гостеприимства, Вейжон! Нет, если я отправлюсь в Балтар в качестве гостя Теллиана, чтобы подтвердить заключенное соглашение, у нас есть шанс прекратить вечную войну. Да и Томанак не одобрит, если один из его избранников струсит в таком деле!
   — Скорее всего, — вздохнул Вейжон. — Но меня убивает, что ты будешь там совсем один!
   — Вот еще! Кто тебе сказал, что я поеду один?
   — То есть? Но я думал…
   — Вон тот глупый Кровавый Меч сказал, что ему всегда хотелось осмотреть города Сотойи и изучить творчество их бардов. А Керри напомнила мне, что у нее свои дела на Равнине Ветров. Так что они оба едут со мной, и я не сомневаюсь, что отец и мать пошлют несколько градани вверх по Расселине, чтобы у меня был собственный «эскорт».
   — Правда? Что ж, это лучше, чем я думал. По крайней мере… — Вейжон внезапно замолчал и нахмурился. — Погоди. Погоди-ка минутку! Ты сказал, Керри тоже едет? — Базел кивнул, глаза его блеснули, и Вейжон помрачнел. — Думаю, это не самая удачная идея, Базел. Я хочу сказать, харграмский дом Ордена еще так молод… Если некоторые Конокрады и раньше выступали против того, чтобы принимать в Орден Кровавых Мечей, то что же будет после окончания войны с Навахком! Ты бы все им объяснил, а если они заупрямятся, один ты можешь заставить их образумиться. Хотя Керри скорее всего это тоже удалось бы. Но без вас обоих…
   — Без нас обоих у них остается еще один избранник, — заметил Базел. — Надо сказать, — добавил он задумчиво, — первые год-два тебе придется основательно попотеть.
   — Что? — Казалось, что сначала Вейжон не понял его слов, но через миг его глаза широко раскрылись. — Что? Ты хочешь, чтобы я… ты ожидаешь от меня… — Он смотрел на Базела так, словно не мог поверить своим ушам. — Базел, ты шутишь!
   — С чего ты взял?
   — Потому что… Потому что я слишком молод! Потому что… потому что…
   — Вот еще! — фыркнул Базел, и на этот раз было ясно, что он не шутит. Вейжон снова хотел возразить, но Базел серьезно посмотрел на него.
   — Вейжон Алмерас, — начал он сурово, — когда мы с тобой познакомились, от тебя были одни неприятности, но с тех пор ты сильно изменился. Конечно, у тебя имеются недостатки, однако они есть и у меня. Да, ты молод. Ты человек. Но ты избранник Томанака, и ты снискал уважение градани. А избранник Томанака делает то, что велит ему долг. Поэтому ты вернешься в Харграм. Ты, Хартан и Гарнал, вы трое, без меня, будете заниматься Орденом на землях градани. Я уверен, что именно за этим Томанак отправил тебя сюда вместе со мной.
   — Точно, — подтвердил гулкий голос в их головах, — и я рад, что вы наконец-то это поняли. Удивлен, потому что уже почти потерял надежду, но чрезвычайно рад.
   Вейжон, собиравшийся протестовать, закрыл рот. Они с Базелом замерли на несколько мгновений, ожидая, не заговорит ли голос снова, но, кажется, он сообщил все, что хотел. Базел усмехнулся.
   — Ну как? Ты и с Ним собираешься спорить? В таком случае могу сказать по личному опыту — он все равно победит.
   — Нет, не собираюсь, — ответил Вейжон, вздыхая. — Нет, — продолжал он спокойно, — сомневаюсь, что могу спорить с Ним. Но ты будешь у меня в долгу, Базел Бахнаксон, и когда-нибудь я потребую с тебя этот долг!
   — Да ну, и почему это ты решил, что я буду тебе должен?
   — Ты еще спрашиваешь? — удивился Вейжон и начал считать, загибая пальцы. — Во-первых, когда ты появился в Белхадане, то сделал из меня посмешище на глазах у всех портовых зевак. Потом ты выставил меня дураком перед сэром Чарроу и всем нашим домом Ордена. Потом ты сломал мне обе руки, протащил меня через половину Норфрессы по снегу и морозу, приволок к диким градани, самый низкорослый из которых все равно выше меня. Могу тебе напомнить и о нападении на храм Шарны, когда мне пришлось сражаться с демоном и еще раз сломать руку, а теперь еще и это! Нет, Базел! Поверь, ты будешь расплачиваться со мной долгие годы!
   — Ничего подобного, — заявил Базел, со смехом похлопывая его по спине. Он указал на приближавшихся к ним Брандарка, Хартана и Кериту. — Конечно, я понимаю, ты можешь проявлять недовольство после всех доставленных тебе неудобств, но я собираюсь оказать тебе услугу, за которую ты будешь благодарить меня до конца своих дней!
   — Да? И что это за услуга?
   — Я же забираю Брандарка с собой, — радостно объявил Базел, — ты хоть понимаешь, что это значит?
   — Ты хочешь сказать… — Вейжон покосился на Кровавого Меча и засмеялся.
   — Именно. Не сомневаюсь, у тебя будет немало трудностей, но подумай, зато ты не услышишь никаких гнусных песенок вроде «Вейжон Беспристрастный» или «Вейжон Благородный» и прочей чепухи. А это, сынок, перекрывает любой долг!

Приложение. БОГИ НОРФРЕССЫ

БОГИ СВЕТА

   Орр — Отец Творения. Его часто называют «Создателем», «Творцом». Орр считается творцом Вселенной, повелителем и судьей богов. Он отец всех Богов Света, кроме одного, и считается наиболее могущественным из всех богов, Светлых и Темных. Его символ — голубая звездная вспышка.
   Контифрио — «Мать Женщин», жена Орра, богиня домашнего очага, семьи, урожая. Согласно норфресской теологии, Контифрио — второе творение Орра (после Орфрессы — Вселенной). Она самая заботливая из богов и мать всех детей Орра, кроме Орфрессы. Непримиримо ненавидит Шигу. Ее символ — сноп пшеницы, перевязанный виноградной лозой.
   Чемалка Орфресса — «Повелительница Бури», шестой ребенок Орра и Контифрио. Богиня погоды, хорошей и плохой, со смертными общается мало. Ее символ — солнце, выходящее из-за туч.
   Чесмирза Орфресса — «Певица Света», четвертый ребенок Орра и Контифрио, младшая сестра-близнец Томанака, Бога Войны. Богиня бардов, поэзии, музыки и изобразительных искусств. Очень любит смертных и обладает замечательным чувством юмора. Ее символ — арфа.
   Хирахим Легкая Нога. Известен как «Смеющийся Бог», «Великий Соблазнитель». Что-то вроде паршивой овцы среди богов Света. Он единственный из них не является родственником Орра (похоже, никто не знает, откуда он взялся, хотя он признает авторитет Орра… как и любого другого), большой весельчак, шут богов. Он покровительствует купцам, ворам и танцорам, известен так же как бог соблазнов. Питает великую слабость к привлекательным смертным женщинам (а также к богиням). Его символ — серебряная флейта.
   Извария Орфресса — «Хозяйка Воспоминаний» («Убийца»). Первый ребенок Орра и Контифрио. Богиня неизбежной смерти всего живого. Она правит Домом Мертвых, где хранится Свиток Мертвых. К большому неудовольствию матери, любовница Хирахима. Третья по могуществу из Богов Света, непримиримый враг Крахны. Ее символ — свиток с печатью в виде черепа.
   Халифрио Орфресса — «Повелительница Молнии», второй ребенок Орра и Контифрио, богиня стихийного разрушения. Несмотря на пристрастие к разрушению, считается богиней Света. Со смертными почти не общается (за что те весьма ей признательны). Ее символ — раздвоенная молния.
   Кортрала Орфро — прозванный «Морская Пена», «Пенная Борода». Кортрала, пятый ребенок Орра и Контифрио, является богом моря, но еще и любви, ненависти и страсти. Очень могущественный бог, хотя и не одаренный чрезмерной мудростью. К смертным очень благосклонен. Его символы — сеть и трезубец.
   Лиллинара Орфресса — «Заступница Женщин», «Серебряная Леди». Одиннадцатый ребенок Орра и Контифрио, богиня луны и женщин. Одно из самых непредсказуемых божеств. Ей поклоняются только женщины. Молодые женщины и девушки почитают ее как Деву, зрелые женщины и матери знают ее как Мать. Богиня-мстительница, она выступает в образе Старухи, в этой же ипостаси утешает умирающих. Испытывает живейшую неприязнь к Хирахиму Легкая Нога. Всеми фибрами души ненавидит Шигу как извращение самой сути женственности. Ее символ — луна.
   Норфрам Орфро— «Господин Случая». Девятый ребенок Орра и Контифрио, бог везения и невезения. Его символ — знак бесконечности.
   Орфресса — согласно норфресской теологии, Орфресса не богиня, а сама Вселенная, созданная Орром даже раньше Контифрио. Не является в полном смысле сознающей сущностью и поэтому просто не воспринимает таких эфемерных мелочей, как дела смертных. В тех же редчайших случаях, когда это все-таки происходит, последствия бывают катастрофическими, и даже Орр с трудом сдерживает ее гнев. Надо заметить, что в Норфрессе «Орфрессой» называют весь земной мир, а также Вселенную вообще.
   Семкирк Орфро — «Блюститель», десятый ребенок Орра и Контифрио. Бог мудрости, умственной и физической дисциплины. До Падения Контовара был богом белой магии. Со времен Падения стал покровителем магов, воюющих с черными колдунами и магией тьмы. Смертельный враг Карнадозы, богини черной магии. Его символ — золотой скипетр.
   Силендрос Орфресса,по прозвищу «Сокровище небес». Четырнадцатый и последний ребенок Орра и Контифрио. Богиня ночи и звезд. Ее особенно почитают ювелиры, которые рассматривают свое искусство как попытку отразить красоту ее небес, но обычно она почти не общается со смертными. Символ — серебряная звезда.
   Сорбус Контифру — «Железные Клещи», кузнец богов. Результат величайшего в истории совращения (Контифрио — Хирахимом, и богиня так и не простила ему этой «шалости»). Он самый невозмутимый и надежный из всех богов. Орр принял его как родного сына. Его символ — наковальня.
   Толомос Орфро — «Факелоносец», двенадцатый ребенок Орра и Контифрио. Бог света и солнца, покровитель всех работающих с огнем. Его символ — золотое пламя.
   Томанак Орфро — третий ребенок Орра и Контифрио, старший брат-близнец Чесмирзы. Уступает по могуществу только Орру. Известен под многими именами: «Меч Света», «Держатель Весов», «Властелин Битвы», «Судья Князей» и другими. Отец доверил ему следить за равновесием Весов Орра. Он также главнокомандующий армиями Света и главный враг Богов Тьмы (именно он низверг Фробуса, когда тот взбунтовался против отца). Его символы — меч и булава с шипами.
   Торфрам Орфро — «Каменная Борода», «Повелитель Землетрясений», восьмой ребенок Орра и Контифрио. Хозяин земли, ведает недрами, покровительствует строителям и шахтерам, особенно почитаем гномами. Его символ — шахтерская кирка.
   Тораган Орфро — «Охотник», «Хозяин Лесов», тринадцатый ребенок Орра и Контифрио, бог природы. Леса находятся под его особым покровительством, считается, что он наказывает тех, кто охотится без нужды или с особой жестокостью. Его символ — дуб.

БОГИ ТЬМЫ

   Фробус Орфро — «Отец Зла», «Мастер Обмана». Седьмой ребенок Орра и Контифрио, именно поэтому «семь» считается в Норфрессе несчастливым числом. Никто не помнит его настоящего имени. Фробусом, «Искажающим Истину», его прозвал Томанак после подавления его вероломного выступления против Орра. Потерпев поражение, Фробус открыто обратился ко злу. Из-за него зло впервые проникло в Орфрессу. Он самый могущественный из всех богов после Орра и Томанака. Фробус и Томанак яростно ненавидят друг друга, но Фробус еще и пуще смерти боится брата. Его символ — череп с пылающими глазницами.
   Шигу — «Обманщица», «Королева Ада», «Мать Безумия». Шигу — жена Фробуса. Никто не знает точно, откуда она появилась, но многие считают, что Фробус возвысил до уровня божества одну из демониц, чтобы произвести потомство и создать собственный пантеон по образцу отцовского. Ее власть велика, но утонченна и коварна, ее жестокость и злоба безграничны, безумие — ее излюбленное оружие. Смертные боятся и ненавидят ее еще больше, чем Фробуса. Поклонение ей карается смертью во всех землях Норфрессы. Ее символ — пылающий паук.
   Карнадоза Фрофресса — «Покровительница Колдовства», пятый ребенок Фробуса и Шигу. Богиня черной магии. Она совершенно аморальна, но зло как самоцель ее не привлекает. Воплощает идею достижения власти любой ценой. Ее символ — колдовской жезл.
   Финдарк Фрофро — перворожденный сын Фробуса и Шигу, «Властелин Фурий». Очень похож на отца, но, по счастью, гораздо менее могуществен. Все порождения зла повинуются ему как представителю Фробуса. В отличие от отца, стремящегося все исказить или подчинить, Финдарк наслаждается разрушением во имя разрушения. Его символы — пламенеющий меч или дымящиеся языки пламени.
   Крахана Фрофресса— «Повелительница Проклятых», четвертый ребенок Фробуса и Шигу. Во многих отношениях наиболее отвратительная из всех богов Тьмы. Отличается пугающей красотой, властвует над нежитью, что делает ее главным врагом Изварии, правит Адами, в которых навечно заключены души обратившихся ко злу. Ее символ — расколотый гроб.
   Крашнарк Фрофро — второй ребенок Фробуса и Шигу, Крашнарк несколько разочаровал своих родителей. Самый могущественный из детей Фробуса, «Властелин Дьяволов», бог захватнических войн. Он безжалостен, злобен и жесток, но обладает личной храбростью и соблюдает собственный кодекс чести. Поэтому он единственный из богов Тьмы, кого уважает Томанак. К сожалению, он предан своему отцу, а его сила и своеобразное благородство делают его орудием в руках богов Тьмы. Его символ — пылающий жезл.
   Шарна Фрофро — «Демоново Отродье», «Хозяин Скорпиона». Младший брат-близнец Крашнарка (факт, не вызывающий удовольствия ни у одного из них) Бог демонов, покровитель наемных убийц, олицетворение обмана и коварства. Он значительно слабее Крашнарка и полный трус. Его демоны боятся и ненавидят более могущественных дьяволов Крашнарка, как он сам боится и ненавидит своего брата. Его символы — гигантский скорпион (на котором он ездит верхом) и кровоточащее сердце, зажатое кулаком в железной перчатке.