Страница:
Огилви резко выдохнул, когда перед ним на экране развернулась запись сигнатур. Два десятка кораблей стены – нет, еще больше! Господи, этих ублюдков было более тридцати! Боже, да это же были целиком все корабли стены Мантикоры…
Задержав дыхание, он таращился на экран, не в силах поверить своим глазам, а в это время огромный флот неторопливо выстраивался в походный порядок. Затем скорость воспроизведения записи резко возросла, и невероятное сборище импеллерных сигнатур на головокружительной скорости двинулось сквозь звездную систему.
Это, должно быть, какие-то маневры. Только такое объяснение и имеет смысл, безмолвно повторял Огилви снова и снова, словно творя заклинание, которое способно предотвратить неминуемое разочарование.
Но разочарование не пришло. Громадные дредноуты и супердредноуты шли не сворачивая, плавно уносясь прочь от «Ханкока», пока не достигли гиперграницы.
А затем исчезли. Просто исчезли, все до одного, черт возьми. И Огилви медленно и с почти болезненной осторожностью выпрямился.
– Они вернулись, Майдж? – полушепотом спросил он. Артиллерист, округлив глаза, отрицательно покачала головой.
– Но ведь, если бы они вернулись, наша станция в этом секторе обязательно засекла бы их, разве нет? – настаивал коммандер.
– Не обязательно, сэр. Монти могли вернуться курсом, лежащим вне зоны охвата. Если мы исключаем вариант, что они знают о системах слежения и намеренно устроили этот трюк, чтобы обмануть нас, – то они должны вернуться из любого маневра примерно тем же курсом, но в обратном направлении. Если же они сделают так, датчики нашей станции смогут их засечь, сэр.
Огилви кивнул и потер переносицу. Это невероятно. Мысль о том, что мантикорцы могут проводить какие-то учения в удалении от «Ханкока» в такое напряженное время, на первый взгляд была смехотворна. Но какой бы невозможной она ни казалась, они, кажется, сделали кое-что более нелепое. Они увели весь флот. Станция «Ханкок» осталась абсолютно беззащитной.
Он еще раз глубоко вздохнул и посмотрел на астронавигатора.
– Как скоро мы сможем убраться из этой чертовой дыры?
– Чтобы наш след не засекли при входе в гиперпространство?
– Конечно, чтобы не засекли!
– Гм… – Пальцы космического пилота запорхали по клавиатуре – она решала задачу. – Двигаясь в этом направлении, за девяносто четыре и восемь десятых часа мы выйдем за пределы досягаемости известных мантикорских следящих систем, сэр.
– Проклятье! – прошептал Огилви.
Он нервно потирал руки, пытаясь совладать с нетерпением. Важно было избежать любого риска. Ему придется подождать. Заставить себя затаиться еще на четыре дня, прежде чем он сможет устремиться домой с этими невероятными новостями. Но как только они окажутся на «Сифорде»…
– Отлично, – твердо сказал он. – Режим полного молчания. От корабля не должно исходить ни одного импульса. Джейми, отменяем загрузку данных остальных станций. Майдж, вы должны глаз не спускать с показаний пассивных датчиков и докладывать мне о малейшей угрозе. Полученная информация уже окупила все затраты на эту операцию с самого первого дня, и мы доставим ее домой, даже если нам придется прорываться в гиперпространство под самым носом у мантикорцев.
– Разве мы не нарушим тем самым режим секретности операции «Аргус», сэр? – возразил его старпом.
– Я не хочу привлекать к нам никакого внимания, – глухо сказал Огилви. – Но то, что мы можем потерять сейчас, слишком важно, так что если нам хотя бы покажется,что монти могутнас засечь, мы рванем отсюда в ту же секунду, и черт с ней, с этой операцией «Аргус». Это именно то, чего ждал адмирал Роллинз, и мы, с Божьей помощью, доложим ему об этом.
Глава 20
Задержав дыхание, он таращился на экран, не в силах поверить своим глазам, а в это время огромный флот неторопливо выстраивался в походный порядок. Затем скорость воспроизведения записи резко возросла, и невероятное сборище импеллерных сигнатур на головокружительной скорости двинулось сквозь звездную систему.
Это, должно быть, какие-то маневры. Только такое объяснение и имеет смысл, безмолвно повторял Огилви снова и снова, словно творя заклинание, которое способно предотвратить неминуемое разочарование.
Но разочарование не пришло. Громадные дредноуты и супердредноуты шли не сворачивая, плавно уносясь прочь от «Ханкока», пока не достигли гиперграницы.
А затем исчезли. Просто исчезли, все до одного, черт возьми. И Огилви медленно и с почти болезненной осторожностью выпрямился.
– Они вернулись, Майдж? – полушепотом спросил он. Артиллерист, округлив глаза, отрицательно покачала головой.
– Но ведь, если бы они вернулись, наша станция в этом секторе обязательно засекла бы их, разве нет? – настаивал коммандер.
– Не обязательно, сэр. Монти могли вернуться курсом, лежащим вне зоны охвата. Если мы исключаем вариант, что они знают о системах слежения и намеренно устроили этот трюк, чтобы обмануть нас, – то они должны вернуться из любого маневра примерно тем же курсом, но в обратном направлении. Если же они сделают так, датчики нашей станции смогут их засечь, сэр.
Огилви кивнул и потер переносицу. Это невероятно. Мысль о том, что мантикорцы могут проводить какие-то учения в удалении от «Ханкока» в такое напряженное время, на первый взгляд была смехотворна. Но какой бы невозможной она ни казалась, они, кажется, сделали кое-что более нелепое. Они увели весь флот. Станция «Ханкок» осталась абсолютно беззащитной.
Он еще раз глубоко вздохнул и посмотрел на астронавигатора.
– Как скоро мы сможем убраться из этой чертовой дыры?
– Чтобы наш след не засекли при входе в гиперпространство?
– Конечно, чтобы не засекли!
– Гм… – Пальцы космического пилота запорхали по клавиатуре – она решала задачу. – Двигаясь в этом направлении, за девяносто четыре и восемь десятых часа мы выйдем за пределы досягаемости известных мантикорских следящих систем, сэр.
– Проклятье! – прошептал Огилви.
Он нервно потирал руки, пытаясь совладать с нетерпением. Важно было избежать любого риска. Ему придется подождать. Заставить себя затаиться еще на четыре дня, прежде чем он сможет устремиться домой с этими невероятными новостями. Но как только они окажутся на «Сифорде»…
– Отлично, – твердо сказал он. – Режим полного молчания. От корабля не должно исходить ни одного импульса. Джейми, отменяем загрузку данных остальных станций. Майдж, вы должны глаз не спускать с показаний пассивных датчиков и докладывать мне о малейшей угрозе. Полученная информация уже окупила все затраты на эту операцию с самого первого дня, и мы доставим ее домой, даже если нам придется прорываться в гиперпространство под самым носом у мантикорцев.
– Разве мы не нарушим тем самым режим секретности операции «Аргус», сэр? – возразил его старпом.
– Я не хочу привлекать к нам никакого внимания, – глухо сказал Огилви. – Но то, что мы можем потерять сейчас, слишком важно, так что если нам хотя бы покажется,что монти могутнас засечь, мы рванем отсюда в ту же секунду, и черт с ней, с этой операцией «Аргус». Это именно то, чего ждал адмирал Роллинз, и мы, с Божьей помощью, доложим ему об этом.
Глава 20
Хонор кивнула стоящим в карауле морским пехотинцам и, ни слова не говоря, вошла в свою каюту. Ее лицо не выдавало никаких эмоций, однако Нимиц на ее плече сидел напряженно, и доброжелательная улыбка МакГиннеса застыла, как только он увидел своего капитана.
– Добрый вечер, мэм, – приветствовал ее стюард.
Она повернула голову на звук голоса, и глаза ее заблестели, будто только сейчас заметили присутствие Мака. Он увидел, как она на мгновение поджала губы, затем глубоко вздохнула и улыбнулась ему. Для того, кто ее не знал, эта улыбка могла показаться почти естественной.
– Добрый вечер, Мак. – Она пересекла каюту и бросила берет на рабочий стол. Пробежав рукой по волосам, она отвела взгляд, пересадила Нимица с плеча на подушку и села в кресло, развернув его в сторону МакГиннеса.
– Мне нужно закончить отчет о маневрах, – сказала она. – Просмотри сообщения, пока я с этим разделаюсь, ладно? Скажи, если попадется что-нибудь от капитана Хенке, адмирала Сарнова и его штаба или кого-нибудь из шкиперов, а всех остальных соединяй со старпомом, если она сможет справиться.
– Конечно, мэм.
МакГиннес был удивлен необычным приказом, но не подал вида, и она снова улыбнулась:
– Спасибо.
Она включила компьютер, а он откашлялся.
– Может быть, чашку какао, мэм?
– Нет, благодарю, – сказала она, не отрывая глаз от экрана.
МакГиннес посмотрел на ее склоненную голову и обменялся молчаливым взглядом с Нимицем. В движениях кота чувствовалось напряжение, но он встряхнул ушами и дернул головой, указывая мордой на дверь капитанской буфетной. Стюард слегка расслабился, снова кивнул и удалился, тихий, как порыв ветра.
Хонор пристально рассматривала буквы на экране, когда услышала, что за ним захлопнулась дверь. Она закрыла глаза и прижала сверху ладонями. Для нее не прошел незамеченным молчаливый обмен взглядами между котом и человеком. Где-то глубоко внутри она обижалась на это, самую малость, но вообще-то была им очень благодарна.
Она опустила руки и, вздохнув, откинулась на спинку стула. Нимиц, не поднимаясь с подушки, завел тихую кошачью песенку, и она, устало улыбнувшись, подняла на него глаза.
– Я знаю, – тихо сказала она.
Он перепрыгнул к ней на стол и сел прямо, глядя в ее темные глаза зеленым, как трава, взглядом. Она протянула руку, чтобы погладить его мягкую кремовую с серым спинку. Пальцы Хонор легко взъерошили мех, но древесный кот не был настроен на ласки. Она ощутила его беспокойство, направленное на нее.
Всю жизнь, сколько Нимиц был с ней, Хонор всегда знала, что он что-то делает,помогая ей преодолеть приступы гнева или отчаяния, но она никогда не могла понять, как это у него получается. Как ей было известно, никто из людей, которых принимали древесные коты, не мог этого понять, но узы, связывающие ее с Нимицем и странно усилившиеся после событий на Грейсоне, сейчас, несомненно, работали. Она чувствовала ментальные прикосновения кота – как будто любящая рука проникла глубоко внутрь сознания, чтобы сгладить острые углы переживаний. Но кот не убирал их полностью. Может, это было выше его сил, а может, он знал, что она не хотела о них забывать. А может, все было даже проще: такой поступок противоречил бы его принципам. Этого она не знала, но снова закрыла глаза, мягко положив руку на его меховую спинку, пока он такой же мягкой лаской врачевал ее душевные раны.
Это нечестно! Несправедливо! Она была так счастлива вопреки напряжению критической ситуации с Хевеном, и вот теперь… Как будто Юнг узнал, что у нее теперь все хорошо, и специально направился сюда, чтобы все разрушить. Ей хотелось кричать и ломать вещи, бушевать, излить свою ярость на Вселенную, которая позволила случиться такой подлости.
Но ведь Вселенную нельзя всерьез обвинять в несправедливости, подумала она, и губы ее задрожали. Она просто не позволяет получить многочего бы то ни было – не важно, каким способом.
Сильная и нежная лапа коснулась, как пушинка, ее правой щеки, и Хонор снова открыла глаза. Нимиц опять мурлыкал, и она искренне улыбнулась ему. Она взяла кота на руки, прижала к груди и, когда ее внутренняя боль отступила, почувствовала его облегчение.
– Спасибо, – тихо сказала она, пряча лицо в теплый мех. Кот мягко заурчал, и она крепче прижала его, а затем снова опустила на подушку. – Ну что, паршивец, я опять на коне. – Кот махнул хвостом в знак согласия, и ее улыбка превратилась в смех. – Послушай, мне правда надо закончить этот отчет, прежде чем я смогу отправиться на ужин. Так что сиди здесь и следи за мной, ладно?
Он устроился поудобней, не сводя с нее глаз, а она уже просматривала набранные ранее абзацы отчета.
Прошло несколько минут, полчаса. В каюте были слышны только глухой гул компьютера и мягкий шелест пальцев по клавиатуре. Она так погрузилась в работу, что едва обратила внимание на тихий звонок кома.
Звонок раздался снова, и она состроила гримасу, открывая нужное окно на своем терминале, чтобы принять сообщение на рабочем месте. Строчки отчета исчезли, им на смену явилось лицо МакГиннеса.
– Прошу прощения за беспокойство, мэм, – официально обратился он, – но на линии адмирал.
– Спасибо, Мак. – Хонор выпрямилась и снова провела рукой по волосам. «Может, это была хорошая идея – отпустить волосы настолько, чтобы можно было их укладывать», – рассеянно подумала она и набрала команду «Прием».
– Добрый вечер, Хонор.
Тенор адмирала Сарнова звучал чуть ниже, чем обычно, и она сдержала ироничную улыбку. Ей было интересно, слышал ли он истории про нее и Павла Юнга.
– Добрый вечер, сэр. Чем могу служить?
– Я все еще работаю с сообщениями, доставленными «Колдуном». – Он посмотрел ей в лицо, когда произнес название корабля Юнга, но Хонор и бровью не повела, и адмирал неуловимо кивнул ей, скорее мысленно, чем взглядом давая ей понять, что знает о происшедшем. – Накопилось слишком много вопросов, которые мы должны обсудить на совещании нашей эскадры, – продолжил он нейтральным тоном. – Но сначала я должен представить нашей оперативной группе капитана Юнга.
Хонор согласно кивнула. Приглашение Юнга на борт ее корабля вызывало досаду, но она знала, что так положено. Марк Сарнов никогда не поступит, как сэр Йенси Паркс, и не станет игнорировать своего капитана, кем бы он ни был. До тех пор, пока этот самый капитан не нарвется по-крупному.
– Понимаю, сэр, – сказала она, немного помолчав, – «Колдун» уже состыковался с базой?
– Да.
– Тогда я позабочусь о приглашенных, – сказала она ровным голосом.
Сарнов хотел что-то сказать, но передумал. Она видела, как он взглядом пытается внушить ей, что приглашения можно послать и по каналам адмиральского штаба, и в свою очередь мысленно начала уговаривать его не делать это предложение вслух.
– Благодарю вас, Хонор. Я очень признателен вам, – произнес он спустя какое-то время.
– Нет проблем, сэр, – солгала она, и строчки отчета вернулись на экран, как только она прервала связь.
Несколько секунд она невидящим взглядом смотрела на разбегающиеся буквы, затем вздохнула. Как бы то ни было, но дело закончено, сказала Хонор самой себе и сохранила текст отчета. Еще несколько минут ей удалось убить на отсылку копий Сарнову и Эрнестине Корелл, но она ясно понимала, что делает это из простого желания отсрочить неизбежное. Наконец она набрала код для связи. Через мгновение на экране высветилось лицо Мики Хенке.
– Капитанский мостик, старпом слушает, – начала говорить коммандер и улыбнулась. – Привет, шкипер. Чем могу помочь?
– Пожалуйста, Мика, пусть Жорж свяжется с ремонтной базой. Попроси их отправить сообщение на крейсер «Колдун». – Хонор увидела, как округлились глаза Хенке, но продолжала все тем же ровным голосом: – Он только что прибыл, первым из нашего пополнения. Передай, пожалуйста, поздравления его капитану от меня и адмирала Сарнова, – она почувствовала, что формула вежливости имеет горький привкус, – и пригласи его срочно прибыть к нам на борт для совещания с адмиралом.
– Слушаюсь, мэм, – спокойно ответила Хенке.
– После того как Жорж пошлет сообщение, скажи боцману, что нужно организовать конференцию и прием. И как только придет ответ с «Колдуна», дай мне знать, когда следует ожидать прибытия его капитана.
– Есть, мэм. Вы хотели бы, чтобы я приветствовала его, мэм?
– В этом нет необходимости, Мика. Просто дай мне знать, когда он должен появиться на борту.
– Конечно, мэм. Я сразу же сообщу.
– Спасибо, – ответила Хонор и отключила связь.
Он рассматривал себя молча, и взгляд его, особенно по контрасту с великолепным облачением, был горьким. Хорошо пошитый – и очень дорогой! – мундир благодаря искусному крою маскировал округлившуюся талию, а аккуратно подстриженная борода скрывала двойной подбородок. Внешний вид Юнга был безукоризнен, но ему потребовалось собрать в кулак все свои взвинченные нервы, чтобы не зарычать на отражение в стене.
Дерзкая сука! Раздражающедерзкая сука! Ее поздравления, ни больше ни меньше! И так, между прочим, вместе с поздравлениями адмирала Сарнова!
На этот раз он действительно зарычал, но тут же скрутил разыгравшиеся чувства и снова овладел собой, только его мускулы напряглись и конвульсивно задергались от ненависти. Хонор Харрингтон. ЛедиХаррингтон. Плебейка, потаскушка, сломавшая его карьеру, – и теперь она флагманский капитан оперативной группы!
Зубы его заскрежетали – он вспомнил. Проклятье, когда он впервые увидел ее на острове Саганами, он ее почти не заметил. Она была ему не ровней по всем статьям, и одно это должно было вывести ее из поля зрения, даже будь она чем-то большим, чем замарашка со Сфинкса. Она была некрасива и простодушна, волосы только что не сбриты, нос клювом – вряд ли кто взглянул бы на нее еще раз. И уж конечно, ничего общего с теми женщинами, которые ему нравились! Но что-то было в том, как она двигалась, странная грация в том, как она держалась, и это вызвало его интерес.
Он стал следить за ней. Конечно, она стала любимицей Академии, она и ее проклятый кот. О, она притворялась, будто не знает, что преподаватели делают ей поблажки и сюсюкают с этой маленькой шестилапой тварью, но он-то все видел. Даже чиф МакДугал, деревенщина, этот командир инструкторов по физподготовке, души в ней не чаял. И интерес гардемарина лорда Юнга возрос до такой степени, что он наконец признался себе в этом.
А эта сука подзаборная его отвергла. Она унизилаего – унизила его! – на глазах у друзей. Она постаралась сделать вид, будто не понимает, что делает. Но она все прекрасно понимала. А когда он собрался поставить ее на место с помощью нескольких тщательно выбранных слов, неизвестно откуда появился ублюдок МакДугал и написал рапорт, что Юнг приставал к младшему гардемарину!
Ему никто не отказывал. Во всяком случае, после той пилотши на отцовской яхте, когда ему было шестнадцать лет, и уж ее-то он отодрал как следует при первом же удобном случае. Да и отец тогда позаботился, чтобы она держала рот на замке. И с Харрингтон должно было произойти то же самое. Но не произошло. О черт, с Харрингтон не получилось.
Низкий, резкий, яростный стон завибрировал у него в горле, едва он вспомнил о своем унижении. Он все тщательно спланировал. Он потратил несколько дней, высчитывая удобный момент в ее расписании, пока не узнал об индивидуальных занятиях поздно ночью. Она любила поднимать тяжести, а в такой поздний час в ее распоряжении оказывался весь спортзал, и он улыбался, представляя себе, как поймает ее одну в душе Он даже принял меры предосторожности, введя снотворное в сельдерей, которым один ее приятель кормил проклятого древесного кота. Не так много, чтобы убить маленькое чудовище, черт его побери, но достаточно, чтобы кот уснул и она оставила его в своей спальне.
Все шло замечательно. Действительно, он застал ее в душе, голую, и увидел испуг и стыд в ее глазах. Он наслаждался ее паникой, подбираясь все ближе сквозь брызги, и любовался тем, как она пятится и очень смешно пытается прикрыть руками свою наготу. Он уже ощущал вкус реванша… но тут что-то переменилось Едва он протянул руки, собираясь швырнуть ее об стенку душевой кабины, как паника в ее глазах превратилась в нечто иное, и скользкое мокрое тело вывернулось из его хватки.
Он был удивлен, с какой силой вырвалась она из его цепких рук Это была его первая мысль. А затем он взвыл от боли – Харрингтон врезала ему в солнечное сплетение. Он сложился пополам, боль вызвала рвотный рефлекс, а она коленом врубилась ему в пах, как стенобитным орудием.
Он тогда пронзительно закричал. А сейчас у него на лбу выступил пот – так ярко помнились ему пережитый позор, острая боль в паху и – довлеющее над всем остальным – непереносимое, ужасное унижение: побежден. Но этой суке было мало просто остановить его. Ее жестокий, бесчестный прием застал его врасплох и парализовал, а она продолжала наносить удары с омерзительной эффективностью.
Локтем она до крови разбила ему губы. Ребром ладони сломала нос. От еще одного сокрушительного удара у него хрустнула ключица, а ее колено снова дернулось вверх – на этот раз к его лицу. И он упал. Она выбила ему два передних зуба, сломала шесть ребер и оставила кричать окровавленным ртом от боли и ужаса под холодными струями воды, а сама схватила одежду и убежала.
Один бог ведает, как он добрался до госпиталя. Он даже не мог вспомнить, как, пошатываясь, вышел из спортзала, как встретил Риадона и Кавендиша. Это уже потом они вместе состряпали вместе что-то вроде объяснения. Не очень убедительного, но вполне сносного для того, чтобы, вкупе с его именем, отразить грозящее наказание. Хотя бы в главном. Этот ханжа, ничтожество, педант Хартли даже вызвал его в кабинет и заставил его – его! – просить прощенияу этой суки в присутствии своего адъютанта.
Им пришлось довольствоваться выговором за «недостойное поведение». Юнг не сомневался, что шлюха его заложила, просто никто не осмелился дать делу ход. Кто бы поставил на ее слово против слова наследника Северной Пещеры? Но он все-таки вынужден был извиниться перед ней. А самое паршивое – беспредельный страх перед этой чертовой Харрингтон. Он испытывал ужас от мысли, что она может снова причинить ему боль, и ненавидел ее за это больше, чем за само избиение.
Он злобно оскалил зубы на свое отражение. Он сделал все, что смог, чтобы насолить ей впоследствии, использовал влияние семьи, чтобы сломать ее карьеру, как она и заслуживала. Но у этой потаскухи всегда было слишком много заступников, как, например, старый говнюк Курвуазье. Конечно, Юнг прекрасно понимал, чтосвязывает этих двоих. Он так и не смог ничего доказать, несмотря на то что потратил уйму денег и времени, но он и без того знал, кто служит Курвуазье подстилкой. Только одним можно было объяснить, почему старый ублюдок так заботился о ее карьере, и – от победного восторга его улыбка стала мерзкой – по крайней мере, Курвуазье в конце концов получил все, чего заслуживал. Плохо только, что масадцы не добрались до Харрингтон, ужасно плохо!
Он встряхнулся, отбросив приятное видение и возвращаясь к тоскливой реальности неудачных попыток разделаться с сукой раз и навсегда. Им с отцом удалось создать достаточно препятствий, чтобы задержать ее продвижение по службе, но эта стерва всегда оказывалась посреди жуткого скандала и каким-то образом всегда добивалась того, чтобы ей поверили. Как в случае с аварией энергоблока, когда она служила тактиком на «Мантикоре». Она получила очередное звание и монаршью благодарность за то, что вытащила из опасной зоны трех никчемных придурков, затем умудрилась пропихнуть свое имя в официальные сообщения за спасение еще каких-то говнюков, слишком глупых, чтобы спасаться самим, когда в 275 случилась лавина в Аттике на Грифоне. note 17И, черт возьми, куда бы он ни посмотрел, везде была рожа Харрингтон, и все вокруг говорили ему, какая она замечательная.
Он думал окончательно разделаться с ней на «Василиске», и тут она обломала попытку хевов захватить систему. Снова чертова слепая удача, но разве это имело значение? Конечно, нет! Но ей досталась вся слава, а егоофициально судили за «ошибку в правильной оценке угрозы закрепленной за ним станции»! А когда онаотправилась навстречу новой славе на Ельцин, эти сиротские ублюдки из Адмиралтейства захреначили его водить рядовые конвои в Силезскую конфедерацию и инспектировать занюханные гравитационные потоки, обновляя карты астрокомиссии – самая паршивая работа, какую они могли для него изобрести. Собственно, он как раз должен был уйти в Силезию с очередным караваном, когда разрастающийся кризис вынудил Адмиралтейство в последнюю минуту послать «Колдуна» для усиления «Ханкока».
Теперь еще и это. Она – капитан флагмана. Ему придется выполнять приказыэтой коварной суки, и он не сможет даже воспользоваться своим знатным происхождением, чтобы поставить ее на место. Она обогнала его и в общественной иерархии ко всему прочему! Он мог унаследовать одно из старейших графств королевства, но онауже была полноправной графиней. Вероятно, самая свежеиспеченная парвеню в сословии пэров, но все же графиня.
Мигание индикаторов дисплея показало, что транспортная капсула приближается к месту назначения. Ему все же удалось стереть с лица досаду. Четыре года. Четыре долгих, бесконечных стандартных года терпел он свой позор, унизительные ухмылки младших по званию, вламывая как лошадь, чтобы искупить недовольство Адмиралтейства по поводу «Василиска». И этим он тоже был обязан Харрингтон, но все же когда-нибудь он позаботится о том, чтобы она сполна расплатилась за все. Ну а сейчас ему предстоит вытерпеть очередное унижение и притвориться, что между ними никогда ничего не было.
Дверь плавно ушла в стену, и он, сделав глубокий вдох, вышел в галерею космопорта. Небывалая горькая ненависть промелькнула в его глазах, когда он увидел великолепный корабль, стоящий в доке. Корабль Ее Величества «Ника», гордость флота. «Ника» должна была принадлежать ему, а не Харрингтон, но проклятая сука отобрала у него даже это!
Он поправил шпагу и твердым шагом направился к караулу морских пехотинцев у переходного туннеля «Ники».
Юнг появился из-за последнего поворота, плывя в невесомости туннеля, и она непроизвольно поджала губы при виде его парадной униформы. Вот уж это совсем в его духе – так вырядиться, презрительно подумала она. Он всегда должен был поражать низших, с его точки зрения, существ семейным влиянием и богатством.
Юнг приблизился к красной черте, обозначающей границу зоны невесомости, и схватился за поручень, собираясь пройти через стыковочный узел в зону гравитации «Ники». В этот момент ножны шпаги попали ему между ног. Чуть не упав, он неловко оступился – как раз в тот момент, когда зазвучали боцманские свистки и команда по встрече с застывшими лицами вытянулась по стойке смирно. В глазах Хонор сверкнуло мгновенное злое удовлетворение. Юнг от досады побагровел. Но он сумел выпрямиться самостоятельно, и к тому времени как он аккуратно передвинул свою шпагу на место, она подавила невольную улыбку.
Он приветствовал ее, все еще красный как рак, и ей не нужен был Нимиц, чтобы ощутить ненависть этого человека. Пусть он старше по званию, но на еекорабле считался только гостем, и она знала точно, какую горечь он ощущал, когда она ответила на его приветствие.
– Разрешите взойти на борт, капитан? – Тенор его был очень похож на голос адмирала Сарнова, но абсолютно лишенный обертонов.
– Разрешаю, капитан, – ответила она так же официально, и он прошел через люк. – Если вы проследуете со мной, капитан, то адмирал ждет вас в конференц-зале.
Юнг коротко кивнул в знак согласия и вошел вслед за ней в лифт. Пока она нажимала нужные кнопки, он стоял у противоположной стены кабины, спиной к стене, и тишина висела между ними, как ядовитое облако.
Он рассматривал ее, наслаждаясь своей ненавистью, как редким сортом вина, чей горький букет нес в себе сладкое, страстное обещание, что день его торжества все же настанет. Она, казалось, совершенно не замечала его взгляда, стояла себе совершенно непринужденно, заложив руки за спину, смотрела на маленький дисплей, начисто игнорируя своего спутника. Он словно клещами сжал эфес шпаги.
Некрасивая девчонка, которую он помнил по Саганами, исчезла, и Юнг понял, что ненавидит высокую, красивую женщину, пришедшую ей на смену, даже сильнее. Скромное изящество искусно нанесенной косметики подчеркивало ее красоту, и даже сквозь ненависть и застарелый страх, вызванный тем, что он оказался в пределах ее досягаемости, он почувствовал волну желания. Жажда обладать ею и покорить эту дрянь превзошла на один балл желание раз и навсегда поставить ее на место.
– Добрый вечер, мэм, – приветствовал ее стюард.
Она повернула голову на звук голоса, и глаза ее заблестели, будто только сейчас заметили присутствие Мака. Он увидел, как она на мгновение поджала губы, затем глубоко вздохнула и улыбнулась ему. Для того, кто ее не знал, эта улыбка могла показаться почти естественной.
– Добрый вечер, Мак. – Она пересекла каюту и бросила берет на рабочий стол. Пробежав рукой по волосам, она отвела взгляд, пересадила Нимица с плеча на подушку и села в кресло, развернув его в сторону МакГиннеса.
– Мне нужно закончить отчет о маневрах, – сказала она. – Просмотри сообщения, пока я с этим разделаюсь, ладно? Скажи, если попадется что-нибудь от капитана Хенке, адмирала Сарнова и его штаба или кого-нибудь из шкиперов, а всех остальных соединяй со старпомом, если она сможет справиться.
– Конечно, мэм.
МакГиннес был удивлен необычным приказом, но не подал вида, и она снова улыбнулась:
– Спасибо.
Она включила компьютер, а он откашлялся.
– Может быть, чашку какао, мэм?
– Нет, благодарю, – сказала она, не отрывая глаз от экрана.
МакГиннес посмотрел на ее склоненную голову и обменялся молчаливым взглядом с Нимицем. В движениях кота чувствовалось напряжение, но он встряхнул ушами и дернул головой, указывая мордой на дверь капитанской буфетной. Стюард слегка расслабился, снова кивнул и удалился, тихий, как порыв ветра.
Хонор пристально рассматривала буквы на экране, когда услышала, что за ним захлопнулась дверь. Она закрыла глаза и прижала сверху ладонями. Для нее не прошел незамеченным молчаливый обмен взглядами между котом и человеком. Где-то глубоко внутри она обижалась на это, самую малость, но вообще-то была им очень благодарна.
Она опустила руки и, вздохнув, откинулась на спинку стула. Нимиц, не поднимаясь с подушки, завел тихую кошачью песенку, и она, устало улыбнувшись, подняла на него глаза.
– Я знаю, – тихо сказала она.
Он перепрыгнул к ней на стол и сел прямо, глядя в ее темные глаза зеленым, как трава, взглядом. Она протянула руку, чтобы погладить его мягкую кремовую с серым спинку. Пальцы Хонор легко взъерошили мех, но древесный кот не был настроен на ласки. Она ощутила его беспокойство, направленное на нее.
Всю жизнь, сколько Нимиц был с ней, Хонор всегда знала, что он что-то делает,помогая ей преодолеть приступы гнева или отчаяния, но она никогда не могла понять, как это у него получается. Как ей было известно, никто из людей, которых принимали древесные коты, не мог этого понять, но узы, связывающие ее с Нимицем и странно усилившиеся после событий на Грейсоне, сейчас, несомненно, работали. Она чувствовала ментальные прикосновения кота – как будто любящая рука проникла глубоко внутрь сознания, чтобы сгладить острые углы переживаний. Но кот не убирал их полностью. Может, это было выше его сил, а может, он знал, что она не хотела о них забывать. А может, все было даже проще: такой поступок противоречил бы его принципам. Этого она не знала, но снова закрыла глаза, мягко положив руку на его меховую спинку, пока он такой же мягкой лаской врачевал ее душевные раны.
Это нечестно! Несправедливо! Она была так счастлива вопреки напряжению критической ситуации с Хевеном, и вот теперь… Как будто Юнг узнал, что у нее теперь все хорошо, и специально направился сюда, чтобы все разрушить. Ей хотелось кричать и ломать вещи, бушевать, излить свою ярость на Вселенную, которая позволила случиться такой подлости.
Но ведь Вселенную нельзя всерьез обвинять в несправедливости, подумала она, и губы ее задрожали. Она просто не позволяет получить многочего бы то ни было – не важно, каким способом.
Сильная и нежная лапа коснулась, как пушинка, ее правой щеки, и Хонор снова открыла глаза. Нимиц опять мурлыкал, и она искренне улыбнулась ему. Она взяла кота на руки, прижала к груди и, когда ее внутренняя боль отступила, почувствовала его облегчение.
– Спасибо, – тихо сказала она, пряча лицо в теплый мех. Кот мягко заурчал, и она крепче прижала его, а затем снова опустила на подушку. – Ну что, паршивец, я опять на коне. – Кот махнул хвостом в знак согласия, и ее улыбка превратилась в смех. – Послушай, мне правда надо закончить этот отчет, прежде чем я смогу отправиться на ужин. Так что сиди здесь и следи за мной, ладно?
Он устроился поудобней, не сводя с нее глаз, а она уже просматривала набранные ранее абзацы отчета.
Прошло несколько минут, полчаса. В каюте были слышны только глухой гул компьютера и мягкий шелест пальцев по клавиатуре. Она так погрузилась в работу, что едва обратила внимание на тихий звонок кома.
Звонок раздался снова, и она состроила гримасу, открывая нужное окно на своем терминале, чтобы принять сообщение на рабочем месте. Строчки отчета исчезли, им на смену явилось лицо МакГиннеса.
– Прошу прощения за беспокойство, мэм, – официально обратился он, – но на линии адмирал.
– Спасибо, Мак. – Хонор выпрямилась и снова провела рукой по волосам. «Может, это была хорошая идея – отпустить волосы настолько, чтобы можно было их укладывать», – рассеянно подумала она и набрала команду «Прием».
– Добрый вечер, Хонор.
Тенор адмирала Сарнова звучал чуть ниже, чем обычно, и она сдержала ироничную улыбку. Ей было интересно, слышал ли он истории про нее и Павла Юнга.
– Добрый вечер, сэр. Чем могу служить?
– Я все еще работаю с сообщениями, доставленными «Колдуном». – Он посмотрел ей в лицо, когда произнес название корабля Юнга, но Хонор и бровью не повела, и адмирал неуловимо кивнул ей, скорее мысленно, чем взглядом давая ей понять, что знает о происшедшем. – Накопилось слишком много вопросов, которые мы должны обсудить на совещании нашей эскадры, – продолжил он нейтральным тоном. – Но сначала я должен представить нашей оперативной группе капитана Юнга.
Хонор согласно кивнула. Приглашение Юнга на борт ее корабля вызывало досаду, но она знала, что так положено. Марк Сарнов никогда не поступит, как сэр Йенси Паркс, и не станет игнорировать своего капитана, кем бы он ни был. До тех пор, пока этот самый капитан не нарвется по-крупному.
– Понимаю, сэр, – сказала она, немного помолчав, – «Колдун» уже состыковался с базой?
– Да.
– Тогда я позабочусь о приглашенных, – сказала она ровным голосом.
Сарнов хотел что-то сказать, но передумал. Она видела, как он взглядом пытается внушить ей, что приглашения можно послать и по каналам адмиральского штаба, и в свою очередь мысленно начала уговаривать его не делать это предложение вслух.
– Благодарю вас, Хонор. Я очень признателен вам, – произнес он спустя какое-то время.
– Нет проблем, сэр, – солгала она, и строчки отчета вернулись на экран, как только она прервала связь.
Несколько секунд она невидящим взглядом смотрела на разбегающиеся буквы, затем вздохнула. Как бы то ни было, но дело закончено, сказала Хонор самой себе и сохранила текст отчета. Еще несколько минут ей удалось убить на отсылку копий Сарнову и Эрнестине Корелл, но она ясно понимала, что делает это из простого желания отсрочить неизбежное. Наконец она набрала код для связи. Через мгновение на экране высветилось лицо Мики Хенке.
– Капитанский мостик, старпом слушает, – начала говорить коммандер и улыбнулась. – Привет, шкипер. Чем могу помочь?
– Пожалуйста, Мика, пусть Жорж свяжется с ремонтной базой. Попроси их отправить сообщение на крейсер «Колдун». – Хонор увидела, как округлились глаза Хенке, но продолжала все тем же ровным голосом: – Он только что прибыл, первым из нашего пополнения. Передай, пожалуйста, поздравления его капитану от меня и адмирала Сарнова, – она почувствовала, что формула вежливости имеет горький привкус, – и пригласи его срочно прибыть к нам на борт для совещания с адмиралом.
– Слушаюсь, мэм, – спокойно ответила Хенке.
– После того как Жорж пошлет сообщение, скажи боцману, что нужно организовать конференцию и прием. И как только придет ответ с «Колдуна», дай мне знать, когда следует ожидать прибытия его капитана.
– Есть, мэм. Вы хотели бы, чтобы я приветствовала его, мэм?
– В этом нет необходимости, Мика. Просто дай мне знать, когда он должен появиться на борту.
– Конечно, мэм. Я сразу же сообщу.
– Спасибо, – ответила Хонор и отключила связь.
* * *
Капитан лорд Павел Юнг был скован и молчалив; он стоял в служебной транспортной капсуле ремонтной базы, наблюдая за сменяющимися на дисплее цифрами, отмечающими местоположение капсулы, мчавшейся по туннелю. Он был одет в свой лучший парадный мундир, дополненный богато украшенным золотым поясом и немного анахроничной шпагой. Его отражение смотрело на него с полированной стены.Он рассматривал себя молча, и взгляд его, особенно по контрасту с великолепным облачением, был горьким. Хорошо пошитый – и очень дорогой! – мундир благодаря искусному крою маскировал округлившуюся талию, а аккуратно подстриженная борода скрывала двойной подбородок. Внешний вид Юнга был безукоризнен, но ему потребовалось собрать в кулак все свои взвинченные нервы, чтобы не зарычать на отражение в стене.
Дерзкая сука! Раздражающедерзкая сука! Ее поздравления, ни больше ни меньше! И так, между прочим, вместе с поздравлениями адмирала Сарнова!
На этот раз он действительно зарычал, но тут же скрутил разыгравшиеся чувства и снова овладел собой, только его мускулы напряглись и конвульсивно задергались от ненависти. Хонор Харрингтон. ЛедиХаррингтон. Плебейка, потаскушка, сломавшая его карьеру, – и теперь она флагманский капитан оперативной группы!
Зубы его заскрежетали – он вспомнил. Проклятье, когда он впервые увидел ее на острове Саганами, он ее почти не заметил. Она была ему не ровней по всем статьям, и одно это должно было вывести ее из поля зрения, даже будь она чем-то большим, чем замарашка со Сфинкса. Она была некрасива и простодушна, волосы только что не сбриты, нос клювом – вряд ли кто взглянул бы на нее еще раз. И уж конечно, ничего общего с теми женщинами, которые ему нравились! Но что-то было в том, как она двигалась, странная грация в том, как она держалась, и это вызвало его интерес.
Он стал следить за ней. Конечно, она стала любимицей Академии, она и ее проклятый кот. О, она притворялась, будто не знает, что преподаватели делают ей поблажки и сюсюкают с этой маленькой шестилапой тварью, но он-то все видел. Даже чиф МакДугал, деревенщина, этот командир инструкторов по физподготовке, души в ней не чаял. И интерес гардемарина лорда Юнга возрос до такой степени, что он наконец признался себе в этом.
А эта сука подзаборная его отвергла. Она унизилаего – унизила его! – на глазах у друзей. Она постаралась сделать вид, будто не понимает, что делает. Но она все прекрасно понимала. А когда он собрался поставить ее на место с помощью нескольких тщательно выбранных слов, неизвестно откуда появился ублюдок МакДугал и написал рапорт, что Юнг приставал к младшему гардемарину!
Ему никто не отказывал. Во всяком случае, после той пилотши на отцовской яхте, когда ему было шестнадцать лет, и уж ее-то он отодрал как следует при первом же удобном случае. Да и отец тогда позаботился, чтобы она держала рот на замке. И с Харрингтон должно было произойти то же самое. Но не произошло. О черт, с Харрингтон не получилось.
Низкий, резкий, яростный стон завибрировал у него в горле, едва он вспомнил о своем унижении. Он все тщательно спланировал. Он потратил несколько дней, высчитывая удобный момент в ее расписании, пока не узнал об индивидуальных занятиях поздно ночью. Она любила поднимать тяжести, а в такой поздний час в ее распоряжении оказывался весь спортзал, и он улыбался, представляя себе, как поймает ее одну в душе Он даже принял меры предосторожности, введя снотворное в сельдерей, которым один ее приятель кормил проклятого древесного кота. Не так много, чтобы убить маленькое чудовище, черт его побери, но достаточно, чтобы кот уснул и она оставила его в своей спальне.
Все шло замечательно. Действительно, он застал ее в душе, голую, и увидел испуг и стыд в ее глазах. Он наслаждался ее паникой, подбираясь все ближе сквозь брызги, и любовался тем, как она пятится и очень смешно пытается прикрыть руками свою наготу. Он уже ощущал вкус реванша… но тут что-то переменилось Едва он протянул руки, собираясь швырнуть ее об стенку душевой кабины, как паника в ее глазах превратилась в нечто иное, и скользкое мокрое тело вывернулось из его хватки.
Он был удивлен, с какой силой вырвалась она из его цепких рук Это была его первая мысль. А затем он взвыл от боли – Харрингтон врезала ему в солнечное сплетение. Он сложился пополам, боль вызвала рвотный рефлекс, а она коленом врубилась ему в пах, как стенобитным орудием.
Он тогда пронзительно закричал. А сейчас у него на лбу выступил пот – так ярко помнились ему пережитый позор, острая боль в паху и – довлеющее над всем остальным – непереносимое, ужасное унижение: побежден. Но этой суке было мало просто остановить его. Ее жестокий, бесчестный прием застал его врасплох и парализовал, а она продолжала наносить удары с омерзительной эффективностью.
Локтем она до крови разбила ему губы. Ребром ладони сломала нос. От еще одного сокрушительного удара у него хрустнула ключица, а ее колено снова дернулось вверх – на этот раз к его лицу. И он упал. Она выбила ему два передних зуба, сломала шесть ребер и оставила кричать окровавленным ртом от боли и ужаса под холодными струями воды, а сама схватила одежду и убежала.
Один бог ведает, как он добрался до госпиталя. Он даже не мог вспомнить, как, пошатываясь, вышел из спортзала, как встретил Риадона и Кавендиша. Это уже потом они вместе состряпали вместе что-то вроде объяснения. Не очень убедительного, но вполне сносного для того, чтобы, вкупе с его именем, отразить грозящее наказание. Хотя бы в главном. Этот ханжа, ничтожество, педант Хартли даже вызвал его в кабинет и заставил его – его! – просить прощенияу этой суки в присутствии своего адъютанта.
Им пришлось довольствоваться выговором за «недостойное поведение». Юнг не сомневался, что шлюха его заложила, просто никто не осмелился дать делу ход. Кто бы поставил на ее слово против слова наследника Северной Пещеры? Но он все-таки вынужден был извиниться перед ней. А самое паршивое – беспредельный страх перед этой чертовой Харрингтон. Он испытывал ужас от мысли, что она может снова причинить ему боль, и ненавидел ее за это больше, чем за само избиение.
Он злобно оскалил зубы на свое отражение. Он сделал все, что смог, чтобы насолить ей впоследствии, использовал влияние семьи, чтобы сломать ее карьеру, как она и заслуживала. Но у этой потаскухи всегда было слишком много заступников, как, например, старый говнюк Курвуазье. Конечно, Юнг прекрасно понимал, чтосвязывает этих двоих. Он так и не смог ничего доказать, несмотря на то что потратил уйму денег и времени, но он и без того знал, кто служит Курвуазье подстилкой. Только одним можно было объяснить, почему старый ублюдок так заботился о ее карьере, и – от победного восторга его улыбка стала мерзкой – по крайней мере, Курвуазье в конце концов получил все, чего заслуживал. Плохо только, что масадцы не добрались до Харрингтон, ужасно плохо!
Он встряхнулся, отбросив приятное видение и возвращаясь к тоскливой реальности неудачных попыток разделаться с сукой раз и навсегда. Им с отцом удалось создать достаточно препятствий, чтобы задержать ее продвижение по службе, но эта стерва всегда оказывалась посреди жуткого скандала и каким-то образом всегда добивалась того, чтобы ей поверили. Как в случае с аварией энергоблока, когда она служила тактиком на «Мантикоре». Она получила очередное звание и монаршью благодарность за то, что вытащила из опасной зоны трех никчемных придурков, затем умудрилась пропихнуть свое имя в официальные сообщения за спасение еще каких-то говнюков, слишком глупых, чтобы спасаться самим, когда в 275 случилась лавина в Аттике на Грифоне. note 17И, черт возьми, куда бы он ни посмотрел, везде была рожа Харрингтон, и все вокруг говорили ему, какая она замечательная.
Он думал окончательно разделаться с ней на «Василиске», и тут она обломала попытку хевов захватить систему. Снова чертова слепая удача, но разве это имело значение? Конечно, нет! Но ей досталась вся слава, а егоофициально судили за «ошибку в правильной оценке угрозы закрепленной за ним станции»! А когда онаотправилась навстречу новой славе на Ельцин, эти сиротские ублюдки из Адмиралтейства захреначили его водить рядовые конвои в Силезскую конфедерацию и инспектировать занюханные гравитационные потоки, обновляя карты астрокомиссии – самая паршивая работа, какую они могли для него изобрести. Собственно, он как раз должен был уйти в Силезию с очередным караваном, когда разрастающийся кризис вынудил Адмиралтейство в последнюю минуту послать «Колдуна» для усиления «Ханкока».
Теперь еще и это. Она – капитан флагмана. Ему придется выполнять приказыэтой коварной суки, и он не сможет даже воспользоваться своим знатным происхождением, чтобы поставить ее на место. Она обогнала его и в общественной иерархии ко всему прочему! Он мог унаследовать одно из старейших графств королевства, но онауже была полноправной графиней. Вероятно, самая свежеиспеченная парвеню в сословии пэров, но все же графиня.
Мигание индикаторов дисплея показало, что транспортная капсула приближается к месту назначения. Ему все же удалось стереть с лица досаду. Четыре года. Четыре долгих, бесконечных стандартных года терпел он свой позор, унизительные ухмылки младших по званию, вламывая как лошадь, чтобы искупить недовольство Адмиралтейства по поводу «Василиска». И этим он тоже был обязан Харрингтон, но все же когда-нибудь он позаботится о том, чтобы она сполна расплатилась за все. Ну а сейчас ему предстоит вытерпеть очередное унижение и притвориться, что между ними никогда ничего не было.
Дверь плавно ушла в стену, и он, сделав глубокий вдох, вышел в галерею космопорта. Небывалая горькая ненависть промелькнула в его глазах, когда он увидел великолепный корабль, стоящий в доке. Корабль Ее Величества «Ника», гордость флота. «Ника» должна была принадлежать ему, а не Харрингтон, но проклятая сука отобрала у него даже это!
Он поправил шпагу и твердым шагом направился к караулу морских пехотинцев у переходного туннеля «Ники».
* * *
Хонор стояла сбоку от входа, дожидаясь, пока Юнг преодолеет туннель. Ладони ее взмокли. В животе кипела тошнотворная ненависть, страшно хотелось вытереть руки. Но она стерпела. Она просто стояла не двигаясь, со спокойным лицом. Плечо ее ощущало непривычную легкость и странную незащищенность без теплой тяжести Нимица. Но она и помыслить не могла взять с собой кота на этувстречу.Юнг появился из-за последнего поворота, плывя в невесомости туннеля, и она непроизвольно поджала губы при виде его парадной униформы. Вот уж это совсем в его духе – так вырядиться, презрительно подумала она. Он всегда должен был поражать низших, с его точки зрения, существ семейным влиянием и богатством.
Юнг приблизился к красной черте, обозначающей границу зоны невесомости, и схватился за поручень, собираясь пройти через стыковочный узел в зону гравитации «Ники». В этот момент ножны шпаги попали ему между ног. Чуть не упав, он неловко оступился – как раз в тот момент, когда зазвучали боцманские свистки и команда по встрече с застывшими лицами вытянулась по стойке смирно. В глазах Хонор сверкнуло мгновенное злое удовлетворение. Юнг от досады побагровел. Но он сумел выпрямиться самостоятельно, и к тому времени как он аккуратно передвинул свою шпагу на место, она подавила невольную улыбку.
Он приветствовал ее, все еще красный как рак, и ей не нужен был Нимиц, чтобы ощутить ненависть этого человека. Пусть он старше по званию, но на еекорабле считался только гостем, и она знала точно, какую горечь он ощущал, когда она ответила на его приветствие.
– Разрешите взойти на борт, капитан? – Тенор его был очень похож на голос адмирала Сарнова, но абсолютно лишенный обертонов.
– Разрешаю, капитан, – ответила она так же официально, и он прошел через люк. – Если вы проследуете со мной, капитан, то адмирал ждет вас в конференц-зале.
Юнг коротко кивнул в знак согласия и вошел вслед за ней в лифт. Пока она нажимала нужные кнопки, он стоял у противоположной стены кабины, спиной к стене, и тишина висела между ними, как ядовитое облако.
Он рассматривал ее, наслаждаясь своей ненавистью, как редким сортом вина, чей горький букет нес в себе сладкое, страстное обещание, что день его торжества все же настанет. Она, казалось, совершенно не замечала его взгляда, стояла себе совершенно непринужденно, заложив руки за спину, смотрела на маленький дисплей, начисто игнорируя своего спутника. Он словно клещами сжал эфес шпаги.
Некрасивая девчонка, которую он помнил по Саганами, исчезла, и Юнг понял, что ненавидит высокую, красивую женщину, пришедшую ей на смену, даже сильнее. Скромное изящество искусно нанесенной косметики подчеркивало ее красоту, и даже сквозь ненависть и застарелый страх, вызванный тем, что он оказался в пределах ее досягаемости, он почувствовал волну желания. Жажда обладать ею и покорить эту дрянь превзошла на один балл желание раз и навсегда поставить ее на место.