Страница:
– Кто бы спорил, – сказал Гринтри. – Я лишь поинтересовался, кто отправится в передовой патруль.
– Тут и гадать нечего, – ухмыльнулся МакКеон. – Если следовать логике, это может быть только «Принц Адриан». Или вы не согласны?
Гринтри открыл было рот, но тут же закрыл его, и Хонор ощутила исходящую от него волну раздражения. Капитан не сердился на МакКеона, а досадовал на безупречность его суждения, ибо, как, впрочем, и сама Хонор, хотел бы лично оказаться в авангарде. В положении, пусть рискованном, но позволяющем первым выявить приближающуюся угрозу. Любой хороший тактик предпочитает оценивать ситуацию на основе собственных впечатлений, а не чужих донесений. Кроме того, ей претило посылать подчиненных навстречу опасности, которую она не могла с ними разделить. Хонор понимала, что флагман не имеет права руководствоваться столь далекими от рациональности соображениями, но от этого легче не становилось.
Как и Гринтри, она знала, что МакКеон прав. Для своевременного выявления возможных вражеских ловушек конвою действительно требовался передовой патруль, а поскольку долг командующего не позволял ей оставить без прикрытия собственный флагманский корабль, лучше всех для этой задачи действительно подходил МакКеон. Как второй по старшинству в эскадре и как офицер, на которого она вполне могла положиться. Они хорошо знали друг друга, доверяли друг другу, и Хонор не сомневалась, что в критической ситуации МакКеон не подведет.
– Хорошо, – сказала она, кивнув и ни единой ноткой спокойного сопрано не выдав промелькнувших в ее голове мыслей. – Томас, Алистер прав. Остановимся на «Принце Адриане».
Гринтри кивнул, и Харрингтон снова повернулась к Веницелосу.
– Из первоначальных пояснений Марсии я сделала вывод, что нам сообщили общий объем конвоя. А полный перечень грузовиков у нас уже есть?
– Пока в нем имеются пробелы, – ответил начальник штаба. – Конвой формируется у Ельцина, суда еще там, и, как я понимаю, Объединенное управление все еще решает, на какие из них погрузить остатки запасов гарнизона Самовара.
– Хорошо. Говард, – она повернулась к офицеру связи, – как только мы получим полный список, свяжитесь со всеми шкиперами и пригласите их со старпомами на борт «Альвареса». Скажем, к девятнадцати часам.
– Будет исполнено, миледи.
– Марсия, а вас с Энди я бы попросила набросать для эскадры план развертывания по Сарнову. При том, что «Принц Адриан» выделяется в авангард, а прикрывать его сзади будет «Волшебник».
– Есть, мэм.
На несколько долгих мгновений Хонор умолкла, она потирала нос, соображая, не упустила ли что-то важное. Потом ее взор обратился к Мэйхью.
– Вы молодец, Джаспер: иметь свой взгляд на разработки аналитиков разведки совсем не вредно. Человек имеет право на собственное мнение вне зависимости от ранга.
Гринтри с МакКеоном дружно кивнули в знак согласия, и Хонор ощутила, как обрадовался лейтенант. А еще – что, пожалуй, было гораздо важнее – не ощутила возмущения или досады Марсии МакГинли. Многие штабные офицеры рассердились бы на младшего по званию, не только затеявшего спор со старшим, но и сумевшего убедить в своей правоте флагмана: приятно было узнать, что Марсия не из таких.
Уже собравшись встать и объявить об окончании совещания, Хонор вдруг вспомнила еще один вопрос. Собравшись с духом, она обратилась к Клинкскейлсу.
– Карсон?
– Да, миледи?
Адъютант дернулся в кресле, словно хотел вскочить и вытянуться по стойке «смирно».
– Я собираюсь устроить ужин для шкиперов и старпомов, которые прибудут ко мне на борт. Прошу вас проследить за всеми необходимыми приготовлениями.
– Будет исполнено, миледи! – рьяно отозвался энсин, и Хонор через Нимица ощутила всплеск почти пугающего энтузиазма.
«Впрочем, – подумала она, – страшно не столько рвение, сколько способность Карсона притягивать неприятности. Если ему удалось устроить такой тарарам с помощью одного лишь графина с водой, то что говорить о целом столе, накрытом к официальному ужину? Конечно, Марсия постарается за ним присмотреть, но вдруг да недоглядит? Что тогда?»
Ответ напрашивался сам собой. Хонор поежилась.
Глава 10
Глава 11
– Тут и гадать нечего, – ухмыльнулся МакКеон. – Если следовать логике, это может быть только «Принц Адриан». Или вы не согласны?
Гринтри открыл было рот, но тут же закрыл его, и Хонор ощутила исходящую от него волну раздражения. Капитан не сердился на МакКеона, а досадовал на безупречность его суждения, ибо, как, впрочем, и сама Хонор, хотел бы лично оказаться в авангарде. В положении, пусть рискованном, но позволяющем первым выявить приближающуюся угрозу. Любой хороший тактик предпочитает оценивать ситуацию на основе собственных впечатлений, а не чужих донесений. Кроме того, ей претило посылать подчиненных навстречу опасности, которую она не могла с ними разделить. Хонор понимала, что флагман не имеет права руководствоваться столь далекими от рациональности соображениями, но от этого легче не становилось.
Как и Гринтри, она знала, что МакКеон прав. Для своевременного выявления возможных вражеских ловушек конвою действительно требовался передовой патруль, а поскольку долг командующего не позволял ей оставить без прикрытия собственный флагманский корабль, лучше всех для этой задачи действительно подходил МакКеон. Как второй по старшинству в эскадре и как офицер, на которого она вполне могла положиться. Они хорошо знали друг друга, доверяли друг другу, и Хонор не сомневалась, что в критической ситуации МакКеон не подведет.
– Хорошо, – сказала она, кивнув и ни единой ноткой спокойного сопрано не выдав промелькнувших в ее голове мыслей. – Томас, Алистер прав. Остановимся на «Принце Адриане».
Гринтри кивнул, и Харрингтон снова повернулась к Веницелосу.
– Из первоначальных пояснений Марсии я сделала вывод, что нам сообщили общий объем конвоя. А полный перечень грузовиков у нас уже есть?
– Пока в нем имеются пробелы, – ответил начальник штаба. – Конвой формируется у Ельцина, суда еще там, и, как я понимаю, Объединенное управление все еще решает, на какие из них погрузить остатки запасов гарнизона Самовара.
– Хорошо. Говард, – она повернулась к офицеру связи, – как только мы получим полный список, свяжитесь со всеми шкиперами и пригласите их со старпомами на борт «Альвареса». Скажем, к девятнадцати часам.
– Будет исполнено, миледи.
– Марсия, а вас с Энди я бы попросила набросать для эскадры план развертывания по Сарнову. При том, что «Принц Адриан» выделяется в авангард, а прикрывать его сзади будет «Волшебник».
– Есть, мэм.
На несколько долгих мгновений Хонор умолкла, она потирала нос, соображая, не упустила ли что-то важное. Потом ее взор обратился к Мэйхью.
– Вы молодец, Джаспер: иметь свой взгляд на разработки аналитиков разведки совсем не вредно. Человек имеет право на собственное мнение вне зависимости от ранга.
Гринтри с МакКеоном дружно кивнули в знак согласия, и Хонор ощутила, как обрадовался лейтенант. А еще – что, пожалуй, было гораздо важнее – не ощутила возмущения или досады Марсии МакГинли. Многие штабные офицеры рассердились бы на младшего по званию, не только затеявшего спор со старшим, но и сумевшего убедить в своей правоте флагмана: приятно было узнать, что Марсия не из таких.
Уже собравшись встать и объявить об окончании совещания, Хонор вдруг вспомнила еще один вопрос. Собравшись с духом, она обратилась к Клинкскейлсу.
– Карсон?
– Да, миледи?
Адъютант дернулся в кресле, словно хотел вскочить и вытянуться по стойке «смирно».
– Я собираюсь устроить ужин для шкиперов и старпомов, которые прибудут ко мне на борт. Прошу вас проследить за всеми необходимыми приготовлениями.
– Будет исполнено, миледи! – рьяно отозвался энсин, и Хонор через Нимица ощутила всплеск почти пугающего энтузиазма.
«Впрочем, – подумала она, – страшно не столько рвение, сколько способность Карсона притягивать неприятности. Если ему удалось устроить такой тарарам с помощью одного лишь графина с водой, то что говорить о целом столе, накрытом к официальному ужину? Конечно, Марсия постарается за ним присмотреть, но вдруг да недоглядит? Что тогда?»
Ответ напрашивался сам собой. Хонор поежилась.
Глава 10
– Нет, вы только гляньте, – чуть ли не благоговейно пробормотал Богданович. – Это сработало!
– Твое удивление, Юрий, едва ли уместно, – укорил его окутанный облаком сигарного дыма гражданин контр-адмирал Турвиль. – А если подумать, оно указывает на отсутствие уверенности в нашем операционисте.
– Наверное, так оно и есть, гражданин контр-адмирал, – отозвался Богданович, после чего, оторвав взгляд от голографической сферы, обернулся к Шэннон Форейкер и добавил: – Я все еще удивлен, но только потому, что обычно именно монти проделывали этот трюк с нами. И, Шэннон, позволь тебе сказать, что отплатить им, для разнообразия, их же собственной монетой – довольно приятное занятие.
– Ну-ну, – буркнула Карен Лоу, и стол обежали приглушенные смешки, несколько более нервные, чем хотелось бы.
Народный комиссар Хонекер прислушивался к разговору с одобрением. Он уловил оттенок беспокойства, однако радовался столь редким для нынешнего Народного Флота легкомысленным шуткам. Не чуждый честолюбия, Хонекер надеялся после стабилизации внутренней обстановки сделать политическую карьеру, а служба в качестве военного комиссара при таком удачливом командире, как Турвиль, украшала его послужной список, суля определенные перспективы. Впрочем, нужно отдать должное: восхищаясь способностью Турвиля поднимать боевой дух подчиненных, комиссар думал в первую очередь не о своей карьере, а об интересах дела.
– Сколько еще ждать, гражданка коммандер Форейкер? – спокойно спросил он.
– Если я верно оценила число и не ошиблась насчет предполагаемых точек размещения их сенсорных платформ, и если данные разведки относительно возможностей их пассивных сенсоров точны, они обнаружат нас не позже, чем через семь с половиной часов. Но их задачу весьма затруднят излучаемые нами помехи. Что же до активных сенсоров, то все, выявленные мною на настоящий момент, находятся очень далеко, за пределами диапазона обнаружения. К тому же это всего-навсего гражданские навигационные радары, какие используются для внутрисистемного транспортного обеспечения.
– Что, ни одного военного радара? – не сумев сдержать недоверие, спросил Хонекер.
Форейкер пожала плечами.
– Сэр, любая звездная система – это здоровенный рыбный садок, где во всех направлениях плавает невесть что. Мы проложили курс так, чтобы оставаться в стороне от эклиптики и избежать случайного попадания в вероятные зоны обзора местного транспорта. Если корабль не имеет четкого представления о местонахождении другого корабля, одних только активных средств недостаточно, чтобы быстренько процедить весь космос. Именно по этой причине сенсорные платформы монти причиняют нам столько проблем. Их антенны, усилители и программное обеспечение таковы, что нашим бортовым системам нечего и думать с ними тягаться, однако все равно они располагают свои датчики исключительно плотно, со взаимным перекрыванием полей обнаружения. Подобная схема позволяет полностью исключить неконтролируемое проникновение – не говоря уж о том, что при наличии плотной сенсорной сети они могут полностью отключать активные системы и получать данные о нас, не обнаруживая собственных позиций. Но все это относится к хорошо освоенным ими системам. Все, что мы пока увидели здесь, подтверждает наше предположен о нехватке платформ, а эмиссию любого активного сенсора мы обнаружим раньше, чем они нас.
Хонекер хмыкнул. Это можно было трактовать и как извинение за то, что он в ней усомнился, и как благодарность за объяснение, благо ей хватило ума не добавлять: «Чертов тупица, сколько можно долдонить одно и то же?»
Между тем эскадра Турвиля совершала нечто неслыханное: все дальше и дальше углублялась в занятую неприятелем звездную систему, даже не выслав вперед разведывательного патруля. Четыре линейных крейсера и приданные им тактические единицы эскорта выстроились в максимально плотный боевой порядок и стремительно неслись к Самовару… до сих пор, похоже, оставаясь незамеченными.
Конечно, подумал Хонекер, не исключено, что Богданович и Форейкер ошибаются. Монти обладали маскирующими системами, намного превосходившими возможности Народного Флота. Не исключено, что корабли объединенного пикета системы уже мчатся на перехват «Графа Тилли» и сопровождающих его судов. Однако вероятность такого поворота событий казалась не слишком высокой: кажется, плотность сенсорной сети здесь и вправду невелика, и обнаружить их может разве что случайное попадание под луч радара.
Лейтенант Холден Сингер хмуро уставился на дисплей, уточнил данные, нахмурился еще пуще и почесал нос.
– О чем речь? – спросил коммандер Дилинджер, старпом «Чародея», подходя к Сингеру, и взглянул на монитор через его плечо.
– Сам не пойму, сэр.
Перестав чесать нос, он, не отрывая глаз от дисплея, с мастерством слепого пианиста пробежал пальцами по клавиатуре настройки тактической сенсорной сети и охнул. В центре выведенной на экран голографической проекции проявилось единственное изображение без опознавательного кода. Желтый мерцающий сигнал указывал на появление неопознанного объекта.
– Ну, и… – нетерпеливо спросил Дилинджер. Сингер покачал головой.
– Возможно, это просто «призрак», радиоэхо, – пробормотал он, но уверенности в его тоне не чувствовалось.
– Какой еще «призрак»? – требовательно спросил Дилинджер.
– Сэр, если бы я что-то о нем знал – он бы не был призраком, – сказал Сингер.
Дилинджер вздохнул, напомнив себе, что все операционисты – хитрожопые умники. Ему ли этого не знать: он ведь сам прошел тот же путь.
– Расскажите, что знаете, – сказал он с демонстративным терпением, заставившим Сингера покраснеть.
– Сэр, наверняка я могу сказать лишь одно. Один из моих пассивных датчиков подал сигнал примерно… – он проверил время, – одиннадцать минут назад. Что это такое, я не знаю, а никто в сети, кроме меня, такого сигнала не получал. Боевой компьютер в ответ на запрос назвал объект «аномальным электромагнитным явлением». В переводе с компьютерного на нормальный язык это значит, что машина понимает не больше моего. Сигнал, пожалуй, похож на обрывок закодированного сообщения, переданного с помощью мощного взрывного импульса, но передавать оттуда такие сообщения вроде бы некому.
– Этот объект, если там вообще что-то есть, находится внутри зоны контроля активных сенсоров? – осведомился Дилинджер.
– Не могу сказать, сэр. Мне даже трудно оценить расстояние. Если предположить, что там и вправду что-то имеется, оно находится за пределами досягаемости радара ближнего радиуса, что означает, что до него не меньше четверти миллиона километров, но, судя по характеристикам этого «аномального явления», оно возникло в границах системы, внутри периметра беспилотных датчиков.
– Понятно, – пробормотал Дилинджер, потирая челюсть.
С учетом того, что ни один из чрезвычайно чувствительных пассивных датчиков «Чародея» ничего не обнаружил, «призрак» Сингера, скорее всего, представлял собой блуждающий энергетический импульс, след аварийного выброса или что-то в этом роде. В противном случае пришлось бы допустить возможность присутствия внутри системы чужого звездного корабля, благополучно миновавшего периметр дальнего предупреждения. Вряд ли, учитывая чувствительность мантикорских сенсорных платформ, хоть один командир хевенитов способен осуществить подобный маневр. Однако…
– Задействуйте активные сенсоры, – приказал Дилинджер.
Сингер обернулся через плечо и поднял брови. Инструкции коммодора Иржин предписывали ограничиваться пассивным сканированием. Дальность действия активных сенсоров была невелика, и основным следствием их задействования станет превращение их собственного корабля в ярко «освещенный» маяк для всякого, кто ухитрился бы проникнуть внутрь линии сенсорных платформ. Однако приказом предусматривались исключения: в случае необходимости офицерам разрешалось задействовать на короткий срок и активные системы. Решив воспользоваться этим правом, Дилинджер поторопил Сингера, призывая не мешкать.
– Есть, сэр, – коротко ответил операционист и потянулся к пульту.
Несмотря на уверенность Турвиля и его штаба в талантах «ведьмы», по мере углубления во вражескую систему напряжение на борту возрастало, почти достигнув критической черты. Сам факт, что они забрались в логово монти, ухитрившись не оказаться обнаруженными, казался невероятным: разве что сенсорных платформ у противника было еще меньше, чем предполагала Форейкер.
– Мощность? – рявкнул Турвиль.
– Гораздо выше предела обнаружения, – ответила Шэннон. – Они нас засекли… но и я их тоже! – Подняв наконец глаза, она улыбнулась своему командиру и повторила: – Засекла по импульсу радара, и теперь у нас координаты цели. Они в двух с четвертью миллионах километров.
– Боевая готовность! – вскричал Турвиль и, обернувшись к гражданину лейтенанту Фрейзеру, приказал: – Передай всем бортам: мы начинаем через тридцать секунд!
Сингер вытаращил глаза и подскочил в кресле. Импульс его радара достиг «Графа Тилли» и сопровождающих его кораблей за восемь секунд. Еще восемь секунд потребовалось на возвращение сигнала. За это время корабли хевенитов одолели миллион километров и… приблизились на дистанцию ракетного поражения. Две секунды ушли у лейтенанта на то, чтобы сообразить, что к чему, и выкрикнуть предупреждение Дилинджеру. Чтобы объявить общую тревогу, тому понадобилось еще полторы секунды. Иными словами, тревожные сирены загудели на корабле через двадцать секунд после того, как Турвиль объявил полную боевую готовность.
Члены команды «Чародея» еще не успели добежать до своих боевых постов, когда по Кораблю Ее Величества открыли огонь четыре линейных крейсера, восемь тяжелых и шесть легких, причем эти корабли вели на буксире в общей сложности пятьдесят шесть ракетных подвесок. Ракеты хевенитов уступали по эффективности мантикорским, но пусковых установок на их кораблях было больше… не говоря уж о подвесках.
К тому времени, когда помощница Сингера по тактике шлепнулась в кресло рядом с ним, к его кораблю, прорезая пространство, уже неслось более девятисот ракет.
Весь штаб Турвиля наблюдал за накатывавшей на врага смертоносной волной, а инженеры активировали импеллеры и защитные стены: прятаться больше не имел смысла. В отличие от монти офицеры Турвиля более пятнадцати часов держали двигатели и защитные системы режиме ожидания, и, хотя полный их запуск требовал не меньше тридцати минут, однако они все равно сохраняли преимущество перед противником. Они дожидались этого мгновения, а монти понятия не имели о том, что свалится им на головы. Их системы противоракетной обороны включались в действие одна за другой, вспыхивая на дисплее Шэннон яркими точками. Но включались они слишком поздно: массированный залп уже был дан, а лучи неприятельских радаров и лидаров[6] лишь помогали системам наведения выпущенных ракет точнее выходить на цели.
Краешком сознания контр-адмирал отметил, что распределение целей было далеко от оптимального – одни корабли атаковала жалкая дюжина ракет, а на другие наводились многие десятки, – но принципиального значения это не имело. Шэннон уже перепрограммировала бортовые пусковые установки, и второй залп – не такой мощный, как первый, но гораздо более точный – должен был уничтожить горсточку вражеских кораблей, переживших первую атаку.
Налет неприятеля оказался полнейшей неожиданностью. Первый удар обрушился на эскадру коммодора Иржин, когда ее экипажи еще только бежали к своим постам. Из шести ее тяжелых крейсеров два так и не успели полностью активировать свои системы противоракетной обороны, три успели запустить противоракетные лазеры, и один только «Чародей» ухитрился дать залп противоракет. Увы, это уже никому не могло помочь. Сто шестьдесят вражеских ракет были перехвачены вне зоны поражения, но остальные восемьсот шестьдесят прорвались и начали последовательно взрываться на расстоянии двадцати тысяч километров от эскадры. На трансформацию энергии восьмисот с лишним ядерных боеголовок в разящие рентгеновские пучки потребовалось всего четыре секунды.
Это был не бой, а бойня, ибо между лучами и мишенями не было ничего – абсолютно ничего! – кроме пустого пространства. Шестнадцать секунд спустя второй залп Форейкер добил жалкие остатки эскадры. Мантикорский Альянс лишился шести тяжелых крейсеров, десяти легких – трех королевских и семи грейсонских – и девяти эсминцев… не сделав по противнику ни единого выстрела.
Оперативное соединение перестало существовать. Остался лишь ее дивизион, совершенно бессильный против вражеской эскадры, по мере приближения к усеянной свежими корабельными обломками орбите Самовара сбрасывавшей скорость. Только что она стала свидетельницей самого сокрушительного поражения в истории Королевского Флота. Катастрофа произошла на ее глазах, и она ничем не могла помочь.
Тупая боль в отчаянно стиснутых зубах заставила ее глубоко вздохнуть, встряхнуться, подобно отряхивающей мокрую шкуру собаке, и повернуться к своему старшему помощнику. Лейтенант-коммандер Дрейфус, все еще смотревший на экран, на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их снова и встретился взглядом со своим капитаном, ему безжалостным усилием воли удалось восстановить некое подобие самообладания.
– Передайте сообщение, – приказала Джессика. – Мы ныряем в гипер и идем в Клермонт. «Рондо» и «Сказитель» отправляются соответственно на Квест и Тредвей.
– Но… – замялся Дрейфус. – Мэм, но в таком случае некому будет присмотреть за системой и проследить за противником.
– Для нас это непозволительная роскошь, – холодно и угрюмо ответила Дорсет. – Расписание мне, само собой, неизвестно, но Главный штаб Грейсона наверняка уже распланировал прибытие подкреплений на эту систему. Военные корабли, надо думать, будут подтягиваться по одному, по два. Это уже достаточно скверно, но гораздо хуже то, что Объединенное военно-транспортное управление направляет сюда грузовые конвои. Разрозненным военным кораблям нечего и пытаться дать бой вторгшимся сюда силам, но их быстроходность позволит им, по крайней мере, унести ноги. Грузовикам удрать не удастся… но конвои должны двигаться сюда через Клермонт, Квест или Тредвей. Из чего следует, что мы должны перехватить первый караван в одной из этих систем и предупредить об угрозе. К тому же, – на ее лице появилась вымученная усмешка, – кому-то необходимо проинформировать о создавшейся ситуации ближние пикеты. А кроме нас – некому. Здесь больше никого не осталось.
– Есть, мэм.
Дрейфус подозвал офицера связи и принялся тихо диктовать приказы. Дорсет знала, что ей следовало бы прислушаться и проверить, не упустил ли он что-нибудь, однако, прослужив с Дрейфусом более года, она усвоила, что этот человек просто не способен допустить ошибку. Кроме того, она не могла заставить себя оторвать взгляд от дисплея на котором отображалось как по орбите вокруг Самовара распределялись корабли Народного Флота.
Если оценивать тоннаж, гибель эскадры Иржин не являлась тяжким ударом по боеспособности Королевского Флота, однако Дорсет понимала: самое страшное – это не уничтоженные корабли и даже не ужасные людские потери. Практически мгновенное и полное уничтожение целого оперативного соединения навсегда останется на скрижалях военной истории как темное пятно на боевой репутации Альянса, и в первую очередь Королевского Флота.
Разумеется, хевенитам и прежде случалось одерживать победы, но ни одна из них не была столь блистательной и безоговорочной. Никто на Мантикоре даже не задумывался о возможности подобной катастрофы.
«Ну что ж, – мрачно сказала себе Дорсет, – значит, мы ошибались. Недооценивали неприятеля. Судя по плотности огня, они использовали не только бортовые пусковые установки, но и ракетные подвески. Они перехитрили нас, превзошли на избранном ими участке численностью и огневой мощью. Здесь им удалось победить. Где и когда они попытаются проделать такой же трюк в следующий раз?»
Этого Дорсет, разумеется, не знала. Точно она сейчас знала лишь следующее: во-первых, ей надо во что бы то ни стало предупредить своих, пока и другие корабли не угодили в ловушку, в которую превратилась система Адлера, а, во-вторых, как бы ни сложилась ее дальнейшая карьера, она и ее подчиненные навсегда останутся людьми, ставшими свидетелями величайшей трагедии в истории Королевского Флота – и ничего не сделавшими, чтобы ее не допустить. Их вины в случившемся не было, возможности хоть как-то повлиять на ситуацию – тоже. Но она знала, что это уже не имеет значения.
–»Рондо» и «Сказитель» готовы, – тихо доложил лейтенант-коммандер Дрейфус, и Дорсет кивнула:
– Очень хорошо, Арни. Отправьте на сенсорные платформы команду самоуничтожения, и мы стартуем.
– Твое удивление, Юрий, едва ли уместно, – укорил его окутанный облаком сигарного дыма гражданин контр-адмирал Турвиль. – А если подумать, оно указывает на отсутствие уверенности в нашем операционисте.
– Наверное, так оно и есть, гражданин контр-адмирал, – отозвался Богданович, после чего, оторвав взгляд от голографической сферы, обернулся к Шэннон Форейкер и добавил: – Я все еще удивлен, но только потому, что обычно именно монти проделывали этот трюк с нами. И, Шэннон, позволь тебе сказать, что отплатить им, для разнообразия, их же собственной монетой – довольно приятное занятие.
– Ну-ну, – буркнула Карен Лоу, и стол обежали приглушенные смешки, несколько более нервные, чем хотелось бы.
Народный комиссар Хонекер прислушивался к разговору с одобрением. Он уловил оттенок беспокойства, однако радовался столь редким для нынешнего Народного Флота легкомысленным шуткам. Не чуждый честолюбия, Хонекер надеялся после стабилизации внутренней обстановки сделать политическую карьеру, а служба в качестве военного комиссара при таком удачливом командире, как Турвиль, украшала его послужной список, суля определенные перспективы. Впрочем, нужно отдать должное: восхищаясь способностью Турвиля поднимать боевой дух подчиненных, комиссар думал в первую очередь не о своей карьере, а об интересах дела.
– Сколько еще ждать, гражданка коммандер Форейкер? – спокойно спросил он.
– Если я верно оценила число и не ошиблась насчет предполагаемых точек размещения их сенсорных платформ, и если данные разведки относительно возможностей их пассивных сенсоров точны, они обнаружат нас не позже, чем через семь с половиной часов. Но их задачу весьма затруднят излучаемые нами помехи. Что же до активных сенсоров, то все, выявленные мною на настоящий момент, находятся очень далеко, за пределами диапазона обнаружения. К тому же это всего-навсего гражданские навигационные радары, какие используются для внутрисистемного транспортного обеспечения.
– Что, ни одного военного радара? – не сумев сдержать недоверие, спросил Хонекер.
Форейкер пожала плечами.
– Сэр, любая звездная система – это здоровенный рыбный садок, где во всех направлениях плавает невесть что. Мы проложили курс так, чтобы оставаться в стороне от эклиптики и избежать случайного попадания в вероятные зоны обзора местного транспорта. Если корабль не имеет четкого представления о местонахождении другого корабля, одних только активных средств недостаточно, чтобы быстренько процедить весь космос. Именно по этой причине сенсорные платформы монти причиняют нам столько проблем. Их антенны, усилители и программное обеспечение таковы, что нашим бортовым системам нечего и думать с ними тягаться, однако все равно они располагают свои датчики исключительно плотно, со взаимным перекрыванием полей обнаружения. Подобная схема позволяет полностью исключить неконтролируемое проникновение – не говоря уж о том, что при наличии плотной сенсорной сети они могут полностью отключать активные системы и получать данные о нас, не обнаруживая собственных позиций. Но все это относится к хорошо освоенным ими системам. Все, что мы пока увидели здесь, подтверждает наше предположен о нехватке платформ, а эмиссию любого активного сенсора мы обнаружим раньше, чем они нас.
Хонекер хмыкнул. Это можно было трактовать и как извинение за то, что он в ней усомнился, и как благодарность за объяснение, благо ей хватило ума не добавлять: «Чертов тупица, сколько можно долдонить одно и то же?»
Между тем эскадра Турвиля совершала нечто неслыханное: все дальше и дальше углублялась в занятую неприятелем звездную систему, даже не выслав вперед разведывательного патруля. Четыре линейных крейсера и приданные им тактические единицы эскорта выстроились в максимально плотный боевой порядок и стремительно неслись к Самовару… до сих пор, похоже, оставаясь незамеченными.
Конечно, подумал Хонекер, не исключено, что Богданович и Форейкер ошибаются. Монти обладали маскирующими системами, намного превосходившими возможности Народного Флота. Не исключено, что корабли объединенного пикета системы уже мчатся на перехват «Графа Тилли» и сопровождающих его судов. Однако вероятность такого поворота событий казалась не слишком высокой: кажется, плотность сенсорной сети здесь и вправду невелика, и обнаружить их может разве что случайное попадание под луч радара.
* * *
– Что за…Лейтенант Холден Сингер хмуро уставился на дисплей, уточнил данные, нахмурился еще пуще и почесал нос.
– О чем речь? – спросил коммандер Дилинджер, старпом «Чародея», подходя к Сингеру, и взглянул на монитор через его плечо.
– Сам не пойму, сэр.
Перестав чесать нос, он, не отрывая глаз от дисплея, с мастерством слепого пианиста пробежал пальцами по клавиатуре настройки тактической сенсорной сети и охнул. В центре выведенной на экран голографической проекции проявилось единственное изображение без опознавательного кода. Желтый мерцающий сигнал указывал на появление неопознанного объекта.
– Ну, и… – нетерпеливо спросил Дилинджер. Сингер покачал головой.
– Возможно, это просто «призрак», радиоэхо, – пробормотал он, но уверенности в его тоне не чувствовалось.
– Какой еще «призрак»? – требовательно спросил Дилинджер.
– Сэр, если бы я что-то о нем знал – он бы не был призраком, – сказал Сингер.
Дилинджер вздохнул, напомнив себе, что все операционисты – хитрожопые умники. Ему ли этого не знать: он ведь сам прошел тот же путь.
– Расскажите, что знаете, – сказал он с демонстративным терпением, заставившим Сингера покраснеть.
– Сэр, наверняка я могу сказать лишь одно. Один из моих пассивных датчиков подал сигнал примерно… – он проверил время, – одиннадцать минут назад. Что это такое, я не знаю, а никто в сети, кроме меня, такого сигнала не получал. Боевой компьютер в ответ на запрос назвал объект «аномальным электромагнитным явлением». В переводе с компьютерного на нормальный язык это значит, что машина понимает не больше моего. Сигнал, пожалуй, похож на обрывок закодированного сообщения, переданного с помощью мощного взрывного импульса, но передавать оттуда такие сообщения вроде бы некому.
– Этот объект, если там вообще что-то есть, находится внутри зоны контроля активных сенсоров? – осведомился Дилинджер.
– Не могу сказать, сэр. Мне даже трудно оценить расстояние. Если предположить, что там и вправду что-то имеется, оно находится за пределами досягаемости радара ближнего радиуса, что означает, что до него не меньше четверти миллиона километров, но, судя по характеристикам этого «аномального явления», оно возникло в границах системы, внутри периметра беспилотных датчиков.
– Понятно, – пробормотал Дилинджер, потирая челюсть.
С учетом того, что ни один из чрезвычайно чувствительных пассивных датчиков «Чародея» ничего не обнаружил, «призрак» Сингера, скорее всего, представлял собой блуждающий энергетический импульс, след аварийного выброса или что-то в этом роде. В противном случае пришлось бы допустить возможность присутствия внутри системы чужого звездного корабля, благополучно миновавшего периметр дальнего предупреждения. Вряд ли, учитывая чувствительность мантикорских сенсорных платформ, хоть один командир хевенитов способен осуществить подобный маневр. Однако…
– Задействуйте активные сенсоры, – приказал Дилинджер.
Сингер обернулся через плечо и поднял брови. Инструкции коммодора Иржин предписывали ограничиваться пассивным сканированием. Дальность действия активных сенсоров была невелика, и основным следствием их задействования станет превращение их собственного корабля в ярко «освещенный» маяк для всякого, кто ухитрился бы проникнуть внутрь линии сенсорных платформ. Однако приказом предусматривались исключения: в случае необходимости офицерам разрешалось задействовать на короткий срок и активные системы. Решив воспользоваться этим правом, Дилинджер поторопил Сингера, призывая не мешкать.
– Есть, сэр, – коротко ответил операционист и потянулся к пульту.
* * *
– Импульс радара! – прозвучало над флагманским мостиком резкое восклицание Шэннон Форейкер.Несмотря на уверенность Турвиля и его штаба в талантах «ведьмы», по мере углубления во вражескую систему напряжение на борту возрастало, почти достигнув критической черты. Сам факт, что они забрались в логово монти, ухитрившись не оказаться обнаруженными, казался невероятным: разве что сенсорных платформ у противника было еще меньше, чем предполагала Форейкер.
– Мощность? – рявкнул Турвиль.
– Гораздо выше предела обнаружения, – ответила Шэннон. – Они нас засекли… но и я их тоже! – Подняв наконец глаза, она улыбнулась своему командиру и повторила: – Засекла по импульсу радара, и теперь у нас координаты цели. Они в двух с четвертью миллионах километров.
– Боевая готовность! – вскричал Турвиль и, обернувшись к гражданину лейтенанту Фрейзеру, приказал: – Передай всем бортам: мы начинаем через тридцать секунд!
* * *
– Боже мой!Сингер вытаращил глаза и подскочил в кресле. Импульс его радара достиг «Графа Тилли» и сопровождающих его кораблей за восемь секунд. Еще восемь секунд потребовалось на возвращение сигнала. За это время корабли хевенитов одолели миллион километров и… приблизились на дистанцию ракетного поражения. Две секунды ушли у лейтенанта на то, чтобы сообразить, что к чему, и выкрикнуть предупреждение Дилинджеру. Чтобы объявить общую тревогу, тому понадобилось еще полторы секунды. Иными словами, тревожные сирены загудели на корабле через двадцать секунд после того, как Турвиль объявил полную боевую готовность.
Члены команды «Чародея» еще не успели добежать до своих боевых постов, когда по Кораблю Ее Величества открыли огонь четыре линейных крейсера, восемь тяжелых и шесть легких, причем эти корабли вели на буксире в общей сложности пятьдесят шесть ракетных подвесок. Ракеты хевенитов уступали по эффективности мантикорским, но пусковых установок на их кораблях было больше… не говоря уж о подвесках.
К тому времени, когда помощница Сингера по тактике шлепнулась в кресло рядом с ним, к его кораблю, прорезая пространство, уже неслось более девятисот ракет.
* * *
– Ес-с-сть! – послышался взволнованный свистящий шепот гражданина капитана Богдановича.Весь штаб Турвиля наблюдал за накатывавшей на врага смертоносной волной, а инженеры активировали импеллеры и защитные стены: прятаться больше не имел смысла. В отличие от монти офицеры Турвиля более пятнадцати часов держали двигатели и защитные системы режиме ожидания, и, хотя полный их запуск требовал не меньше тридцати минут, однако они все равно сохраняли преимущество перед противником. Они дожидались этого мгновения, а монти понятия не имели о том, что свалится им на головы. Их системы противоракетной обороны включались в действие одна за другой, вспыхивая на дисплее Шэннон яркими точками. Но включались они слишком поздно: массированный залп уже был дан, а лучи неприятельских радаров и лидаров[6] лишь помогали системам наведения выпущенных ракет точнее выходить на цели.
* * *
Едва открылась дверь лифта, коммодор Франциска Иржин, не позволившая себе задержаться, чтобы надеть скафандр или хотя бы накинуть мундир, вбежала на флагманский мостик. Она успела увидеть на экране как стали взрываться первые лазерные боеголовки.* * *
Лестер Турвиль таращился на главный экран, до сих пор не веря случившемуся. Оперативное соединение монти просто не могло оказаться захваченным врасплох, но тем не менее это случилось. Монти слишком много с себе возомнили, и их самоуверенность помогла плану Шэннон воплотиться в жизнь. На его глазах экран расцвечивали все новые и новые, выявленные пущенными ракетами и сообщенные на командный пункт, коды координат выявленных целей. Ракеты осуществляли поиск мишеней самостоятельно, и Форейкер лишь координировала работу автоматической системы управления огнем. По мере роста числа целей ракеты начинали рассеиваться, меняя углы атаки.Краешком сознания контр-адмирал отметил, что распределение целей было далеко от оптимального – одни корабли атаковала жалкая дюжина ракет, а на другие наводились многие десятки, – но принципиального значения это не имело. Шэннон уже перепрограммировала бортовые пусковые установки, и второй залп – не такой мощный, как первый, но гораздо более точный – должен был уничтожить горсточку вражеских кораблей, переживших первую атаку.
Налет неприятеля оказался полнейшей неожиданностью. Первый удар обрушился на эскадру коммодора Иржин, когда ее экипажи еще только бежали к своим постам. Из шести ее тяжелых крейсеров два так и не успели полностью активировать свои системы противоракетной обороны, три успели запустить противоракетные лазеры, и один только «Чародей» ухитрился дать залп противоракет. Увы, это уже никому не могло помочь. Сто шестьдесят вражеских ракет были перехвачены вне зоны поражения, но остальные восемьсот шестьдесят прорвались и начали последовательно взрываться на расстоянии двадцати тысяч километров от эскадры. На трансформацию энергии восьмисот с лишним ядерных боеголовок в разящие рентгеновские пучки потребовалось всего четыре секунды.
Это был не бой, а бойня, ибо между лучами и мишенями не было ничего – абсолютно ничего! – кроме пустого пространства. Шестнадцать секунд спустя второй залп Форейкер добил жалкие остатки эскадры. Мантикорский Альянс лишился шести тяжелых крейсеров, десяти легких – трех королевских и семи грейсонских – и девяти эсминцев… не сделав по противнику ни единого выстрела.
* * *
Командир дивизиона эсминцев Джессика Дорсет застыла в командном кресле, оцепенело уставившись на тактический дисплей. Ее корабли осуществляли прикрытие добывающего предприятия, находившегося на одном из астероидов системы Адлер. Технология хевенитов по меркам Мантикоры оставляла желать лучшего, однако предприятие худо-бедно работало, и его продукция представляла собой немалую ценность. В настоящее время астероид находился в пятидесяти световых минутах от Самовара, то есть далеко в стороне от вторгшегося в систему противника. Это спасло три корабля Дорсет. Они уцелели, из чего следовало, что в настоящий момент она являлась старшим офицером в системе и именно ей следовало решить, что предпринять. Но что, во имя Господа, могла она предпринять?Оперативное соединение перестало существовать. Остался лишь ее дивизион, совершенно бессильный против вражеской эскадры, по мере приближения к усеянной свежими корабельными обломками орбите Самовара сбрасывавшей скорость. Только что она стала свидетельницей самого сокрушительного поражения в истории Королевского Флота. Катастрофа произошла на ее глазах, и она ничем не могла помочь.
Тупая боль в отчаянно стиснутых зубах заставила ее глубоко вздохнуть, встряхнуться, подобно отряхивающей мокрую шкуру собаке, и повернуться к своему старшему помощнику. Лейтенант-коммандер Дрейфус, все еще смотревший на экран, на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их снова и встретился взглядом со своим капитаном, ему безжалостным усилием воли удалось восстановить некое подобие самообладания.
– Передайте сообщение, – приказала Джессика. – Мы ныряем в гипер и идем в Клермонт. «Рондо» и «Сказитель» отправляются соответственно на Квест и Тредвей.
– Но… – замялся Дрейфус. – Мэм, но в таком случае некому будет присмотреть за системой и проследить за противником.
– Для нас это непозволительная роскошь, – холодно и угрюмо ответила Дорсет. – Расписание мне, само собой, неизвестно, но Главный штаб Грейсона наверняка уже распланировал прибытие подкреплений на эту систему. Военные корабли, надо думать, будут подтягиваться по одному, по два. Это уже достаточно скверно, но гораздо хуже то, что Объединенное военно-транспортное управление направляет сюда грузовые конвои. Разрозненным военным кораблям нечего и пытаться дать бой вторгшимся сюда силам, но их быстроходность позволит им, по крайней мере, унести ноги. Грузовикам удрать не удастся… но конвои должны двигаться сюда через Клермонт, Квест или Тредвей. Из чего следует, что мы должны перехватить первый караван в одной из этих систем и предупредить об угрозе. К тому же, – на ее лице появилась вымученная усмешка, – кому-то необходимо проинформировать о создавшейся ситуации ближние пикеты. А кроме нас – некому. Здесь больше никого не осталось.
– Есть, мэм.
Дрейфус подозвал офицера связи и принялся тихо диктовать приказы. Дорсет знала, что ей следовало бы прислушаться и проверить, не упустил ли он что-нибудь, однако, прослужив с Дрейфусом более года, она усвоила, что этот человек просто не способен допустить ошибку. Кроме того, она не могла заставить себя оторвать взгляд от дисплея на котором отображалось как по орбите вокруг Самовара распределялись корабли Народного Флота.
Если оценивать тоннаж, гибель эскадры Иржин не являлась тяжким ударом по боеспособности Королевского Флота, однако Дорсет понимала: самое страшное – это не уничтоженные корабли и даже не ужасные людские потери. Практически мгновенное и полное уничтожение целого оперативного соединения навсегда останется на скрижалях военной истории как темное пятно на боевой репутации Альянса, и в первую очередь Королевского Флота.
Разумеется, хевенитам и прежде случалось одерживать победы, но ни одна из них не была столь блистательной и безоговорочной. Никто на Мантикоре даже не задумывался о возможности подобной катастрофы.
«Ну что ж, – мрачно сказала себе Дорсет, – значит, мы ошибались. Недооценивали неприятеля. Судя по плотности огня, они использовали не только бортовые пусковые установки, но и ракетные подвески. Они перехитрили нас, превзошли на избранном ими участке численностью и огневой мощью. Здесь им удалось победить. Где и когда они попытаются проделать такой же трюк в следующий раз?»
Этого Дорсет, разумеется, не знала. Точно она сейчас знала лишь следующее: во-первых, ей надо во что бы то ни стало предупредить своих, пока и другие корабли не угодили в ловушку, в которую превратилась система Адлера, а, во-вторых, как бы ни сложилась ее дальнейшая карьера, она и ее подчиненные навсегда останутся людьми, ставшими свидетелями величайшей трагедии в истории Королевского Флота – и ничего не сделавшими, чтобы ее не допустить. Их вины в случившемся не было, возможности хоть как-то повлиять на ситуацию – тоже. Но она знала, что это уже не имеет значения.
–»Рондо» и «Сказитель» готовы, – тихо доложил лейтенант-коммандер Дрейфус, и Дорсет кивнула:
– Очень хорошо, Арни. Отправьте на сенсорные платформы команду самоуничтожения, и мы стартуем.
Глава 11
Будучи человеком далеко не молодым, Говард Клинкскейлс уже очень давно избавился от обыкновения конфузиться на публике. Начав службу шестьдесят семь стандартных лет назад, причем даже не кадетом, а рядовым гвардейцем, он к тридцати шести годам получил чин бригадира дворцовой гвардии, а ко времени реставрации Мэйхью уже был генералом и министром безопасности планеты. Сохранив свой пост и при отце нынешнего Протектора, Говард успешно боролся с маньяками и психопатами, обычной уголовщиной и организованной преступностью, заговорами, мятежами и политическим терроризмом
Людей, знавших Говарда до вступления Грейсона в Альянс, поражало то, что этот давно сложившийся профессионал воспринял потрясшие его родной мир до основания социальные перемены достаточно спокойно. На момент подписания союзного договора с Мантикорой ему было под восемьдесят, и он имел стойкую репутацию реакционера, не отличающегося вдобавок широким кругозором. Даже самые близкие друзья не назвали бы его выдающимся человеком. Разумеется, он не был глупцом и за столь долгую жизнь приобрел определенный и, как хотелось верить ему самому, небесполезный опыт, однако признаков гениальности никогда не выказывал. Многие полагали, что старый служака непременно отвернет преобразования, подрывавшие привычный с детства жизненный уклад, однако думавшие так проглядели три качества, позволившие ему достигнуть высокого положения: неистощимую энергию, неколебимое чувство долга и безжалостную честность.
Именно последнее качество сыграло определяющую роль в его выборе, ибо в отличие от многих людей, честных по отношению к своим обязанностям и другим людям, Клинкскейлс никогда и ни при каких обстоятельствах не допускал самообмана. Соответственно, он скорее отправился бы в полет без антигравитационного пояса, чем решил закрыть глаза на правду лишь потому, что правда эта ему неприятна.
Бенджамин Девятый назначил его регентом Хонор Харрингтон, ибо в глазах Протектора верность Клинкскейлса долгу являлась лучшим страховым полисом. Представлялось несомненным, что Говард будет служить своему землевладельцу и лену наилучшим образом, а тот факт, что его консервативные воззрения были прекрасно известны всем традиционалистам планеты, придавал назначению особый политический смысл. Как полагал Протектор Бенджамин, это должно было стать примером для реакционеров, среди которых насчитывалось немало ценных специалистов: если уж Клинкскейлс может мириться с не радующими его лично переменами, то почему бы и другим не забыть о разногласиях и не потрудиться на благо родины?
Людей, знавших Говарда до вступления Грейсона в Альянс, поражало то, что этот давно сложившийся профессионал воспринял потрясшие его родной мир до основания социальные перемены достаточно спокойно. На момент подписания союзного договора с Мантикорой ему было под восемьдесят, и он имел стойкую репутацию реакционера, не отличающегося вдобавок широким кругозором. Даже самые близкие друзья не назвали бы его выдающимся человеком. Разумеется, он не был глупцом и за столь долгую жизнь приобрел определенный и, как хотелось верить ему самому, небесполезный опыт, однако признаков гениальности никогда не выказывал. Многие полагали, что старый служака непременно отвернет преобразования, подрывавшие привычный с детства жизненный уклад, однако думавшие так проглядели три качества, позволившие ему достигнуть высокого положения: неистощимую энергию, неколебимое чувство долга и безжалостную честность.
Именно последнее качество сыграло определяющую роль в его выборе, ибо в отличие от многих людей, честных по отношению к своим обязанностям и другим людям, Клинкскейлс никогда и ни при каких обстоятельствах не допускал самообмана. Соответственно, он скорее отправился бы в полет без антигравитационного пояса, чем решил закрыть глаза на правду лишь потому, что правда эта ему неприятна.
Бенджамин Девятый назначил его регентом Хонор Харрингтон, ибо в глазах Протектора верность Клинкскейлса долгу являлась лучшим страховым полисом. Представлялось несомненным, что Говард будет служить своему землевладельцу и лену наилучшим образом, а тот факт, что его консервативные воззрения были прекрасно известны всем традиционалистам планеты, придавал назначению особый политический смысл. Как полагал Протектор Бенджамин, это должно было стать примером для реакционеров, среди которых насчитывалось немало ценных специалистов: если уж Клинкскейлс может мириться с не радующими его лично переменами, то почему бы и другим не забыть о разногласиях и не потрудиться на благо родины?