Истории с переводом армянских церковных школ в ведение нашего министерства народного просвещения я коснусь лишь вкратце[12]. Органами этого последнего было обнаружено, что армянские приходские школы, вопреки наглядному и на каждом шагу выражаемому стремлению армянской народной массы к изучению государственного языка, не только тормозили этот естественный способ развития гражданственности, но даже явились рассадниками самого грубого и фанатического обособления. Не говоря уже о нелепейших учебниках, в которых говорилось о пресловутой Великой Армении и о мировом призвании армян цивилизовать всех своих соседей, — в этих школах распространялись и карты Великой Армении, чуть не до Воронежа, со столицей в Тифлисе[13] и всевозможные эмблемы, служившие все той же интриге, которая поддерживалась сперва Англией, а в настоящее время является одним из любимых детищ германизма. Употребляю слово германизм, а не Германия, потому что на Кавказе и русско-подданные немцы, зачастую даже служилые, являются горячими сторонниками и покровителями армянских шашней.
   Замечательный местный деятель, бывший попечитель кавказского учебного округа К.П. Яновский, неутомимой энергией достиг распоряжения о передаче указанных школ в ведение министерства народного просвещения, с сохранением в них и армянского языка и армянского Закона Божия. Армянское духовенство на это не согласилось и разом закрыло множество школ , предпочитая оставить народ во тьме невежества, лишь бы не дать ему избавиться от искусственного обособления. Среди армянского простонародья буквально «стон стоял», причем агитаторы распространяли заведомую ложь , будто бы школы закрыты не агентами армянской теократии, а русским правительством. Наша мнимо-либеральная печать, среди промышленников которой нашлись и люди, субсидируемые бакинскими нефтяными крезами, усиленно поддерживала эту наглую ложь в неосведомленной русской читающей публике. Кавказскому учебному округу удалось, однако, перевести в свое ведомство целый ряд школ, успешно работающих теперь на новых началах. Со школами перешло в это ведомство и школьное имущество, т.е. и источники содержания школ , и тот инвентарь , которого армянское духовенство не успело скрыть или замотать; здесь, кстати заметить, что операции последнего рода производились скандальнейшим образом, на глазах у целого Тифлиса, где учебное ведомство не нашло достаточной поддержки в деле установления и удержания скрываемого имущества[14].
   Что касается до средств (недвижимых имуществ и капиталов), на которые содержались армянские школы, то здесь изворотливость и сутяжничество местных дельцов поставили учебный округ в немалое затруднение — и на свет Божий всплыло много таких сюрпризов, которых на Кавказе принято ожидать, когда заходит речь о каком бы то ни было армянском имуществе. Заведомо школьные имущества оказались в значительном числе под этикетками монастырских и церковных. Посыпались иски, ведомые армянскими тер-терами с бытовой изворотливостью еврейской адвокатуры и с наглостью, достойной сынов «Великой Армении». На Кавказе судебная практика часто благоприятствует армянам: быть может, и впрямь они почти всегда чисты и правы, а может быть, есть тому иные причины, исследование которых могло бы дать много интересных фактов. Дошло до того, что один мировой судья (если не ошибаемся, темир-хан-шуринский) даже попытался вызвать повесткой в свою камеру самого маститого попечителя учебного округа. Кавказские судебные учреждения, решениями которых за много лет санкционировано было немало захватов казенных земель армянскими хищниками, и в данном вопросе решили изрядное количество дел не в пользу учебного ведомства на Кавказе. Ряд исков был, впрочем, подвергнут остановке ввиду того, что одно из крупных дел о школьном имуществе восходило до Сената. Главный вопрос состоял в том, подлежат ли подобные дела административному или судебному разрешению Сенат высказался в последнем смысле — и теперь заваривается целая каша, весьма неполезная для русского дела и престижа на Кавказе.
   Подобное недоразумение свидетельствует, прежде всего, об отсутствии дружного служения на Кавказе различных ведомств единой национальной политике. Иначе на месте возобладал бы взгляд, что вопрос народной школы есть вопрос государственный , а не узко гражданский. Учебное ведомство при определении принадлежности имущества школам или церквам нашло бы должную поддержку для точного выяснения всех подробностей, причем этим последним не было бы придано преувеличенного значения в силу изворотливо-формальных признаков. Эта изворотливость, скорее всего, побудила бы местную власть дать движение давно назревшему и вопиюще-настоятельному вопросу, о секуляризации армянских церковных имуществ. С его разрешением многие мутные волны отрицательных явлений, беспрепятственно разливающихся теперь по Кавказу, вернулись бы в свое естественное русло.
   Местные русские люди, с сочувственным внимание следящие за подъемом интенсивности в работе министерства внутренних дел, ожидают от творческой инициативы этого центрального учреждения благотворных воздействий на расшатанные устои русского дела, обретающегося не в авантаже на этой, слишком далекой от центра и слишком изолгавшейся, окраине.
   Армянская народная масса жадно стремится к изучению русского языка, который открыл бы ей путь к заработку и настоящей культуре, а вожаки ставят ей преграды, потому что боятся выпустить ее из сферы своего влияния. Каково это влияние даже в вопросах второстепенных можно судить по тому, что газета «Мшак», принявшая со всей армянской буржуазией сторону Дрейфуса, имела случай восторгаться распространением такого взгляда среди полудиких елизветпольских пахарей-армян. Один из этих сиволапых брюнетов даже назвал своих любимых буйволов именами ближайших участников дела Дрейфуса.
   Кстати сказать, в крае, прославленном подвигами кавказской армии, являющейся почти единственным незыблемым и незапятнанным воплощением русского дела в стране, писать против Дрейфуса было, по цензурным условиям, весьма затруднительно, а в армянствующей и армянской печати, проникшей до самых низших слоев народа, сочинялись целые гимны в честь этого «патриота наизнанку». Довольно значительный кружок тифлисских политиканов, в состав которого входили полуграмотные оборванцы, послал Эмилю Золя следующую телеграмму на русском языке:
   «Из страны терзаний Прометея благоговейно преклоняем головы перед тем терновым венцом, который возложила на вас ваша родина к стыду всего человечества. Терновый венец — лучшая награда самоотверженному борцу за справедливость».
   Каравансарайские приказчики, очевидно, с таким же правом считали себя одухотворенными страданием Прометея, с каким газета «Новости» однажды назвала древлеправославный Мцхет и долину серебристой Арагвы «знойной Арменией». Кавказские дрейфусары из армян совпадали в своих тенденциях с некоторыми гражданскими чинами, и когда одного из них, русско-подданнного «немца» из крещеных евреев, я спросил, на каком основании он мне «советует» не писать против Дрейфуса, — он отвечал, пожав плечами:
   — Помилуйте, сам император признал Дрейфуса невиновным!
   — Какой император?
   — Вильгельм!
   Тут я, при всей своей кротости, рассердился:
   — Позвольте! Это может быть ваш император, а не мой ни в каком случае.
   Еще два слова о школах. Жаль, во-первых, что вопрос о них, или точнее, об их имуществе разрешался и разрешается доныне в порядке судебном, а не административном. Судебная власть связана определенными уставами, — и отклоняться от форм и отвлеченных правовых начал, даже благородно, даже с пользой для общегосударственного дела, она не вправе. То, что иногда торопливо вменяется в вину, с патриотической точки зрения, судебной власти на Кавказе, должно бы быть отнесено к другой категории причин. Судебные уставы и многие общеимперские законы, прежде всего, не подходят к кавказским условиям. Таковы, например, вопросы о давности, о состязательном процессе и, в данном случае, о передаче школ. Выигрыш армянами нескольких судебных процессов о школьном имуществе вызвал во всем Закавказье оживленные толки , а у армянских политиканов — и нелепые надежды.
   Присмотримся теперь поближе к этим политиканам и их программе. Само собой разумеется, что никакому человеку, мыслящему по-русски, они этой программы в точно формулированном виде прочесть не дадут; но достаточно прожить несколько лет в крае и присмотреться ко многим явлениям, чтобы армянская программа выяснилась с непреложной достоверностью, получилась, как искомое в решенном уравнении.
   Среди непрошеных опекунов армянского народа мечта о создании автономного «царства», и притом именнов русских пределах , не гаснет, а все разгорается. В Турции не было территории, — и она искусственно создается в Закавказье. Десятки тысяч турецких эмигрантов вторгаются в наши пределы, а наши воины не решаются стрелять в эти «мирные» шайки, потому что армяне выдвигают вперед женщин и детей. Никаких турецких «зверств» нет и в помине, а турецкое правительство не принимает обратно беглецов. Многие из этих последних при этом отказываются принимать русское подданство, и уже почти все без исключения склонны к праздности, заразным болезням и диким уголовным преступлениям.
   Закавказские армяне-простолюдины, нравы которых сравнительно умягчились за несколько десятилетий пребывания в России, считают приход турецких сородичей великим бедствием.
   Людям нужна земля и все, что есть на Кавказе и в русских столицах, доступного армянским воздействиям, предназначает эту землю армянам и противится русской колонизации, даже невзирая на то, что начальник края с Высочайшего соизволения открыто включил ее в свою программу.
   На нашем языке противиться — значит возражать; на Кавказе же у этого слова значение страшное, дикое, заставляющее волосы становится дыбом. После нескольких лет всяческого вдумывания в духоборческий вопрос и собирания фактов из первоисточника я пришел, так сказать, всеми силами души к выводу, что началом духоборческого мартиролога, безумия и погибели явилась именно армянская интрига , имевшая целью переселение турецких армян на их земли. Преступления одних служилых людей и ошибки других, сентиментально-бесчеловечные бредни толстовщины и т.д. — все это факторы уже последующие, а не основные. К счастью, эта цель армянской политики была достигнута лишь в малой мере, посредством захватов и иных обходных путей.
   Что такое значит по-армянски «противиться», про то знают жители погибшего русского поселка в Тертере, Елизаветпольской губернии. Эта страшная эпопея будет подробно изложена ниже, в главе, посвященной русским переселенцам. Рассказ одного из оставшихся в живых переселенцев произвел на слышавших такое впечатление, что все ужасы турецкой резни бледнеют пред холодной, сатанинской жестокостью «мирных» и «культурных» армян в деле извода русских из территории, завоеванной русской кровью.
   Упомянутые политиканы хотят извести также мусульманское население края и испортить репутацию мусульман, чтобы в будущем воспользоваться их землями. Дальновидное бездействие их служилых приверженцев или рабов помешало доселе определению сословно-поземельных прав в мусульманских провинциях и учреждению там дворянско-крестьянского земельного банка. Само собой разумеется, что сословно-поземельная неурядица поддерживает нервность местного пылкого населения, вызывает недовольство и является одной из серьезнейших причин разбоев и кровавых столкновений. Перед Петербургом это тщательно маскируется, и некий «кавказский уроженец» г. В.С.К., полемизируя с редактором областного отдела «Нового Времени», напирал на пылкость и нервность закавказских мусульман, тщательно опуская вопрос об одном из главных факторов, действующих на эту пылкость. Факт налицо: в течение многих десятилетий лежат под спудом вопросы об интересах целой группы населения, — и разумных причин к тому не имеется ! Результаты же видны! Не трудно догадаться, кто тут орудует !.. В результате все мусульманское Закавказье уже опутано армянскими сетями , как и остальные места, кроме, отчасти, Кутаисской губернии. Армянские миллионеры, — киты, на которых строится промышленно-политический террор «Армении», — скупают за гроши десятками тысяч десятин земли грузинских князей, татарских агаларов и захватывают плохо лежащие казенные угодья; а эти угодья доселе нередко очень плохо лежат , отчасти, вследствие неприменимости общеимперских законов к местным условиям.
   При этом русских людей продажные русские же публицисты убеждают в том, что армяне представляют на Кавказе единственный мирный и культурный элемент. В Петербурге армянские богачи и их поверенные умеют доказывать это влиятельным классам и, увы, многим представителям печати нефтяными акциями, вкусными обедами и даже устами специально нанятых для этого красивых дам. Повторяю: и неосведомленность у нас удивительная, почти преступная. Даже в редких русских по направлению изданиях приходится читать, что армяне — «оплот христианства на Востоке», а издания, совершенно нерусские по направлению, на Кавказе и в столице, (например, пресловутые «С.-Петербургские Ведомости») доходят до таких геркулесовых столпов подлаживания к армянам, что за человека стыдно и страшно.
   Русских людей помоложе да понаивнее армянские вожаки и их единомышленники стараются, подобно евреям, убедить в том, что Россия вполне созрела для властного народного представительства, что истинный патриотизм должен состоять в широком пользовании этой «зрелостью» в предоставлении окраин и инородцев самим себе. Иное отношение к делу явилось бы «нетерпимостью» и «мракобесием». Кто наслушался таких афоризмов на Кавказе, тому понятны и многие петербургские писания, как бы они ни были замаскированы даже русским «национализмом» особого рода. Когда армяне и их наемные борзописцы пускают в ход привычные для тупоумной части русской интеллигенции формулы буржуазного либерализма и говорят, например, о равенстве и братстве всех народов, то это ложь, презренная и плохо скрытая ложь, которой даже ребенок не поверит, если он честен и понял, в чем дело. Люди, притворяющиеся, что верят армянским либерально-гуманитарным уверениям, — такие же лжецы , как и авторы подобных уверений. Стоит только с некоторым вниманием прочесть то, что пишется по армянскому вопросу и присмотреться к кавказским делам, чтобы приведенный вывод признать аксиомой.
   Казалось бы, например, что либерально-гуманитарная идея не воспрещает заботиться о русской народной массе, а велит, наоборот, помогать тем ее группам, которых оскудение нашего центра и безземелье гонит на окраины. Между тем, по почину армянских меценатов публицистики, в течение нескольких лет ведется всеми способами борьба против предначертанного Верховной Властью занятия свободных закавказских земель русскими переселенцами.
   Возьмем другую аномалию, еще более вопиющую, с кавказской точки зрения, и явно противоречащую даже армянской формуле «Кавказ для кавказцев». Во многих городах восточного Закавказья мусульмане составляют подавляющее большинство населения , а между тем они не пользуются в городском самоуправлении одинаковыми правами с армянами, под предлогом, что эти последние «христиане». Таким предлогом можно морочить только людей, имеющих понятие о Кавказе лишь на основании календарных сведений. Ограничения прав некоторых групп населения полезны и необходимы в пестроплеменном государстве, но должны вытекать из бытовых условий , а не основываться на формальных признаках. Ограничивать нужно эксплуататоров , стачников, политиканов, людей кагального строя; таковыми же являются именно армяне, а не мусульмане. Христианство без христианской морали есть подделка , и недаром один православный иерарх, знающий кавказскую жизнь, однажды высказал мне, что считает мусульман по духу и нравственной основе более близкими к православным, нежели монофизитов-армян. Но если даже стать на точку зрения механически-уравнительной справедливости и отрицать какие бы то ни было ограничения, то вполне естественно было предоставить мусульманам равные права с армянами, особенно в стране, где мусульмане являются более коренным населением.
   Кавказская власть добросовестно к этому стремилась, и в течение краткого времени вопрос считался решенным в желательном смысле. Армянская печать, исповедующая все догматы так называемого «либерализма» и весьма бесцеремонно относящаяся к православным святыням, тут вдруг особенно горячо запела на тему о «христианстве», а в Петербурге были пущены в ход все влияния, чтобы ограничение мусульманских прав осталось в силе. Газеты, доступные армянам, стали вдруг шуметь о панисламизме. И податливый Петербург отменил благородную меру, уже осуществлявшуюся на практике кавказской властью…
   Армяне и их приспешники, очевидно, прячут свой либерализм в кармане, когда дело идет об их племенных интересах. Недаром у них сложилась пословица «Хочешь — Исай Аракелович, хочешь — Аракел Исаич». Все чужое, даже заслуженное кровью и доблестью, кажется им неправым стяжанием. Так, например, хотя армяне уже лет сорок на Кавказе de facto являются в полном смысле слова хозяевами края, — тем не менее, русской властью больше воздается внешнего почета заслуженным воинам и представителям древних грузинских фамилий, традиционно преданных России, а не вчерашним приказчикам, факторам или захватчикам казенных земель. Но и это «обидно» ревнителям армянской гегемонии, и это кажется им вопиющей несправедливостью!
   Незадолго до редактирования мною газеты «Кавказ» зашел ко мне в Тифлисе в гостиницу, с целью познакомиться, известный «передовой» публицист Григорий Аветович Джаншиев. Он пользовался репутацией искреннего, безукоризненного либерала. Уважая всякую искренность и наслышавшись хорошего о нем в Петербурге, я был очень тронут его вниманием, и он совершенно очаровал меня широтой теоретических взглядов. Я откровенно высказал ему, что резко отличаю армянскую народную массу от мнимо-интеллигентного класса и особенно от хищной плутократии. Он слегка поморщился, но высказал уверенность, что люди разных лагерей могут объединиться во имя народного блага, если они не противники света, гласности, жизненной правды.
   Я имел наивность этому поверить. Однако после первого же серьезного разоблачения противообщественных проделок и племенной нетерпимости тифлисских городских заправил я получил от этого мнимого либерала и заядлого армянского патриота (в паразитическом смысле этого слова) весьма характерное письмо. Привожу из него те строки, в которых Джаншиев «показал карты»:
   «Я от души желаю ему (грузинскому народу) всякого (?!) успеха, но только на почве равноправности , а не на положении капризного баловня администрации , каким он всегда был и до сих пор (?!) остается, по признанию самого «Нового Времени». Армяне потому имеют будущее за собою, что они нигде и никогда не требовали для себя привилегий (?!) в ущерб другим народам. У вашей же газеты проскальзывает тенденция третировать их как элемент вредный. Не нужно забывать, что они, служащие вот уже 3 года предметом травли, особенно чувствительны ко всякой несправедливости, в особенности от лиц, в беспристрастие которых верили. При таком настроении, даже справедливая мера может вызвать раздражение. Что могло быть справедливее уравнения татар с христианами в городском управлении? Но я совершенно понимаю людей, которые признают эту меру несвоевременной , так как она явно внушена не столько любовью к справедливости, сколько ненавистью (?!) к армянам. Вы, конечно, не заподозрите покойного Унковского в нелюбви к народу, а между тем он негодовал (?!) на Милютина за его польские крестьянские наделы, потому что они были внушены ненавистью (?!) к польскому народу, а не заботой о нем!!.. »
   Кажется, комментарии излишни, коль скородаже справедливая мера может вызвать раздражение у этих чувствительных господ , «не требующих для себя привилегий», но противящихся равноправности мусульман!
   Русские прислужники армян заходили по этому пути еще гораздо дальше. Так, например, в органе кн. Ухтомского по поводу предположения устроить армянских выходцев на острове Крит было высказано однажды, что такая мера нежелательны, ибо армяне как люди, особенно способные в области экономической, и на новом месте возбудили бы против себя неудовольствие остальных христиан.
   Нечего сказать, хороша «способность», влекущая за собой неизбежное неудовольствие соседнего населения! Ясно, что таким «способным» людям место, скорее всего, в долготерпеливой России: с нею, матушкой, церемониться нечего!..
   Особый интерес представляет статья французского писателя-армянофила, г. Пьера Морана (журнал «Correspondant» от 10 апреля 1897 года), заведомо «подготовленного» кавказскими политиканами и также открывающего их карты.
   По мнению этого писателя, Россия морально не упрочила своего господства между Черным и Каспийским морями , — что совершенно верно. Наиболее глубока и активна, — говорит он, — идея самобытности и жажда обособления именно у армян. Они жалуются на равнодушие к их положению со стороны Франции, которая-де в унизительном для нее (?!) франко-русском союзе забыла свои принципы и отреклась от своих традиций ; русское же правительство, не выполняя своей обязанности выручать армян зарубежных, гнетет, будто бы, армян российских раздражающими мероприятиями, par des procěděs věxatoires. Армян-де преследуют (?!) в России за их деятельную энергию, благосостояние, сильную умственную культуру (!) и, наконец, просто «за то, что они армяне». Г. Моран находит, что они люди с железной волей, стойки, цепки и трудолюбивы, — словом, люди с большой внутренней силой, а la sěve vigoureuse. Он признает, что они везде в Закавказье «захватили места, предназначенные, казалось бы, скорее русским», и что они создают себе в русских пределах новое отечество , овладевая всеми большими предприятиями не совсем добросовестно, так сказать, снизу (par les dessous), как безжалостные ростовщики, темные дельцы, «христианские жиды» , которым русские завидуют по невозможности конкурировать с ними.
   Глубоко верно определяет Моран роль эчмиадзинского патриархата, говоря, что даже те, «кто потерял веру в сверхъестественное» (т.е. вся армянская интеллигенция ), почитают свою церковь, так как она — учреждение национальное и сохраняет их национальное самосознание. На нее переносят армяне то чувство, которое у других народов называется любовью к отечеству.
   Сведения по географии, истории и литературе, почерпнутые Мораном, очевидно, у армянских политиканов, страдают соответственной нечестностью. Так, например, он говорит, что Батум, Карс и Ардаган, с их территориями представляют собой исконно-армянские владения, и что грузины давно сидели, в сущности, также на армянских землях.
   Он клевещет на Императора Николая I, обещавшего будто бы дать армянам автономию , говорит, что при Александре II (во время всемогущества графа Лорис-Меликова?) армяне сильно рассчитывали на возрождение своего «царства», и рисует клеветническую, грубо неверную картину великого царствования Императора Александра III, высказывая при этом верную мысль, что армянам особенно страшно и ненавистно Самодержавие , централизующее и нивелирующее все части и все обособляющиеся элементы империи.
   Он находит, что армяне могут возлагать патриотические надежды лишь на «либеральное правительство». Мысль верная и объясняющая, почему армяне, начиная с известного Каракозова, подобно евреям, так склонны участвовать во всей смуте, клонящейся к поколебанию или изменению нашего государственного строя.
   Моран говорит, что армяне не могут не быть в неограниченной монархии элементом оппозиционным и даже опасными подданными , des sujets redoutables, и с точки зрения политической, и в области народного хозяйства, как «христианский Израиль», — un Israěl chrětien.
   Названный писатель довольно сильно себе противоречит: в одном месте он говорит, что армяне желают лишь «гражданского равенства и религиозной свободы» (хотя, как это видно на Кавказе, они не только широко пользуются, но и безнаказанно злоупотребляют тем и другим), а в другом — признает, что «удача придала армянам гордости, энергии, страстности и силы; пока они были бедны и слабы, они склонялись перед своими властителями; разбогатев, они думают о сопротивлении ; многих не удовлетворяет их положение». Психология нефтепромышленных тузов и банкиров этим определена весьма верно.