Веллер Михаил Иосифович. Приключения майора Звягина

   – Наплюй, – посоветовал Звягин, – в понедельник купим в магазине новое.
   – Там не будет.
   – Тогда у столяра в жэке.
   – Его не поймать.
   – Дома поймаем.
   – У него стекла не будет.
   – За живые-то деньги? с чего бы не быть? Не делай проблем. У тебя пластырь есть? А бинта тоже нет? А йод? Ну хоть анальгин-то есть? – у меня от твоих подвигов уже башка потрескивает.
   Жизнь переворачивалась: обои клеились, двери красились, барахло выкидывалось, изнемогающая от любопытства соседка звала есть оладьи и томно блестела глазами. Мельтешащий Епишко с завистью следил за скупыми точными движениями Звягина. Загрузил в новый таз гору носков и приступил к стирке, брызгая и суетясь, как енот-полоскун.
   – Торопиться, – наставительно сказал Звягин, – означает делать медленные движения без перерывов между ними. Заповедь первая: не суетись. Не дергайся.

 
   За полночь он вернулся домой и полез под душ.
   – Тебе же завтра сутки дежурить, – вздохнула жена, открывая холодильник. – Ты родной дочери неделями не видишь.
   – «Неудачей от него разит, как псиной», – сказал Звягин, кидая соломинку в стакан с молоком. – На что может рассчитывать человек, когда у него все в полном беспорядке?..
   – Ну, создашь ты ему порядок… Надолго ли?
   – Понимаешь, он словно провоцирует все мыслимые и немыслимые происшествия обрушиваться ему на голову. Некоторым ведь втайне нравится быть страдальцами. Они от этого получают удовлетворение, раз не могут получать удовлетворения от друаого.
   – Ну что же ты тут можешь изменить, Леня?..
   – Дать ему понюхать удачи. Ощутить ее вкус. И отучить его жалеть себя и растравлять свои горести. Налей еще…
   Он посчитал, что полученного заряда Епишко хватит на три дня, и навестил его на четвертый.
   – Почему верхний свет не горит?
   – Лампочка перегорела.
   – Почему новую не вкрутил?
   – Нету…
   – Не мог купить?
   – Да вроде была… а стал искать – не нашел… – Епишко пребывал в самом мрачном расположении духа. Он сел в старенькое кресло в углу и нахохлился, как мокрый воробей.
   – Вы говорите: то, се… Но как бороться с тем, что автобус уходит из-под носа? Что твоя очередь к кассе всегда медленнее других? Что в магазине оказывается санитарный день, а часы в самый неподходящий момент встают?
   – Тьфу. Выходить на автобус за пятнадцать минут. Не обращать внимания на соседние очереди. Раз в год отдавать часы чистить и регулировать. В магазин перед выходом звонить. Усвой простое правило: делать все не в последний миг, а сразу, как только можно.
   – А билет на поезд?
   – Закажи за тридцать суток с доставкой на, дом, – это свободно.
   – А выберешься за город – и вдруг дождь?
   – Слушай прогноз погоды. Возьми зонтик.
   – А он теряется!
   – Сунь в сумку, повесь через плечо.
   – А то, что ногу подворачиваешь по дороге?
   – Бегай по утрам, делай зарядку, разминай суставы, связки.
   – От судьбы не застрахуешься, – упорствовал Епишко. – Я вот знаю случай: в грозу человека в чистом поле убило.
   – А не лезь в грозу в чисто поле! – обозлился Звягии. – А влез – так держись по низинкам. Короче: жить хочешь? Если нет – я пошел.
   – Хочу, – тоскливо сознался Епишко.
   – Тогда держи, – Звягин достал подарок блокнот и ручку. – Вставать – в семь ноль-ноль. И в течение получаса подробно записывать, что и когда сегодня надо сделать. Каждому делу отводить на двадцать минут больше нужного: иметь в запасе десять минут до начала и десять – после конца.
   – У меня будильника нет, – облегченно сказал Епишко.
   – Я предупредил соседку уж позаботится, чтоб ты не проспал!
   Неделю Епишко старался, как прощенный второгодник. Стосковавшись по утреннему сну, объявил грохочущей в дверь соседке, что болен, температурит, и позднее пойдет в поликлинику. Но до поликлиники он не дошел. Медицина явилась к нему на дом, с треском распахнув дверь ногой и роняя капли с зонта.
   – Ну? – угрожающе спросил Звягин.
   – К-как вы вошли?.. – всполошился Епишко.
   – Взял запасной ключ у твоей соседки. Что болит – мозоли от подушки? Раскрыл сумку:
   – Градусник сюда… Покажи-ка язык… пульс… кулак сожми – давление хоть в десант… Скудоумный симулянт? Клистир и холодную простыню – вот что я тебе прописываю! И учти – с живого я с тебя не слезу, – пообещал Звягин.
   Подстанывая от старательности, Епишко кинулся приводить себя в порядок.
   – Холодильник исправен?
   – Нет… Я не успел зайти в ателье!
   – Чем так был занят?
   – Там все равно на год очередь… У меня денег нет! Звягин нехорошим взглядом обвел комнату
   – Сейчас будут. – И снял с тумбочки телевизор.
   – Что вы делаете?! – закричал Епишко.
   – Придержи дверь. – Звягин боком прошел в коридор. – Беги ловить такси.
   Выйдя из скупки телевизоров на Апраксином, он протянул Епишко шестьдесят рублей:
   – Получи цену крови. За свой антироботин.
   – Зачем вы продали мой телевизор?! – взбунтовался. Епишко, наскакивая на Звягина к немалому развлечению прохожих.
   – Чтоб ты делал свою жизнь, а не смотрел на чужие, – вразумительно отвечал Звягин.
   В буфете «Европейской» он купил коробку конфет, кою и вручил приемщице в ателье ремонта холодильников: осклабился, прищурился, пророкотал ей что-то на ушко. Приемщица засмеялась, заволновалась и исчезла.
   – Завтра в первой половине дня, – щебетнула она, выныривая из-за занавески и улыбаясь обольстителю.
   – Учись, пока я жив, – посоветовал на улице Звягин ослепленному этим фейерверком Епишко. – Холодильник вообще полезнее телевизора – не отнимает время, а наоборот экономит, храня продукты, – а в здоровом теле здоровый дух. Кстати о теле – сейчас купим тебе гантели и тренировочный костюмчик подешевле: бегать поутрам будешь.
   – Я под машину попаду, – мстительно сказал Епишко.
   – Похоронят, – равнодушно отозвался Звягин. И стал рассуждать о везении и невезении. Вечный вопрос. «Что было бы, если б такой-то избежал невезения…» Говорят, в характеристиках западных капитанов даже есть графа: «Удачлив ли?» На удачу надо плевать – тогда она придет сама. И быть к ней готовым: недостойному она не поможет – он не сумеет ею воспользоваться, удержать. Ее надо добиваться, но на нее нельзя рассчитывать: везет тому, кто сам себя везет. Когда человек может и без удачи, своим горбом и разумом добиться цели – при любых обстоятельствах! – вот тогда удача сама идет навстречу.
   Газовали грузовики, мигали светофоры, текла толпа, – Звягин рубил воздух ладонью, вбивая в Епишко тезисы, как патроны в обойму. Неудачи бессильны против того, кто твердо гнет свою линию. Раз не везет, два, сто, – но не бесконечно. И когда человек обретает умение и мужество держаться вопреки любому невезению – вот тогда он в порядке; и с первой крохой удачи – а эти крохи выпадают всем! – он попрет, как танк.
   В дальние дали несло бледнеющего Епишко напором чужой страсти. Но страшно было оторваться от привычного причала.
   – Но ведь бывают случайности, когда рушится все?
   – У настоящего человека – практически нет! Цезарь в лодчонке нарвался на весь вражеский флот – приказал править к флагманскому кораблю и объявил всех своими пленниками! Верить в себя! Верить. И делать все возможное тогда невозможное получится само!
   «Его нельзя оставлять без присмотра… Но не могу же я пасти его ежедневно: у меня десять суточных дежурств, семья и собственные заботы…»
   Расхаживая дома вдоль книжных полок, Звягин составлял список:
   1. Джек Лондон. «Мартин Иден», «Морской волк», рассказы.
   2. Э. Войнич. «Овод».
   3. Б. Полевой. «Повесть о настоящем человеке».
   4. В. Богомолов. «Момент истины».
   5. Тарле. «Наполеон», «Талейран».
   6. А. Парадисис. «Жизнь и деятельность Балтазара Кассы».
   7. Р. Сабатини. «Одиссея капитана Блада».
   8. Дюма. «Три мушкетера».
   9. С. Цвейг. «Звездные часы человечества».
   10. Трухановский. «Адмирал Нельсон».
   11. Джованьоли. «Спартак».
   Дочь заглянула ему через плечо:
   – Если это список рекомендательной литературы мне на лето, папочка, то биографий я терпеть не могу, а остальное, кончив уже восьмой класс, давным-давно читала!..
   – Это не тебе, – Звягин взъерошил ей светлую короткую стрижку.
   – А-а, твоему неудачнику! Он еще не стал суперменом?
   – Уже научился злиться, следить за собой, мечтать, кажется, начинает… Парень впечатлительный, пусть читает книги, укрепляющие дух: они заразительны. Не помешает.
   Епишко честно читал Лондона, сидя в честно убранной комнате, когда Звягин ввалился к нему с шахматами и учебником для начинающих:
   – Семь рублей сорок копеек – с тебя. Доставка бесплатно.
   – 3-зачем мне шахматы? – удивился Епишко. – Я гантелями занимаюсь! – гордо добавил он, надувая грудь и топыря плечики.
   – Дисциплинировать мышление. Уметь сосредотачиваться. Искать варианты и не зевать. Защищаться и добиваться победы. Игра древних владык, – а уж они понимали толк в судьбе. Расставляй!
   И трижды разнес хозяина в дым, даже не трогая тяжелых фигур.
   Через неделю Енишко, проработавший получебника, неким чудом сумел свести вничью.
   – Прогресс, – обронил Звягип. – Когда сумеешь выиграть, сделаю тебе один подарок. Не угадывай, не представишь.
   Заинтригованный Епишко зашел раз-другой в Екатерининский садик, где на скамейках под сенью листвы разыгрывали баталии всевозможные любители шахмат: уж они-то знали и умели все. Настал день, когда он звенящим от торжества голосом объявил противнику мат.
   – Ты смотри! – кисло признал Звягин. – Способности, что ли?
   – Я еще в школе когда-то немножко играл, – сияя и конфузясь, утешил Епишко. – Вы просто в миттельшпиле попали в ловушку, это Алехин…
   – Алехин, – пробурчал Звягин. – По утрам бегаешь?!
   – Бегаю…
   – А брюки кто гладить будет?!
   – Я в понедельник гладил…
   – Развел опять свинарник!
   – Леонид Борисович, – осмелел Епишко, – а… подарок?..
   – Обещал – сделаю. В воскресенье.
   Но еще до воскресенья, когда на подстанции «скорой» он дремал в комнате отдыха после выезда на дорожное происшествие, его позвали к телефону.
   – Леонид Борисович! – ликующе заорала трубка.
   – Чего орешь на всю станцию? – спросил Звягин.
   – Мне дали премию!!
   – Государственную?
   – И благодарность в приказе! К годовщине театра! И десять рублей!
   – Ну и нормально, – сказал Звягин. – Так и должно быть. Поздравляю, Толя.
   – А что это у вас там хлопает?
   – Бригада на выезд поехала. Ну, будь, не занимай телефон. Он протянул трубку в окошко диспетчерше Валечке, положившей ее.
   – У вас радость, Леонид Борисович? – полюбопытствовала Валечка.
   – Больной на поправку пошел, – ответил Звягин. – А что, Валечка, похож я на афериста?
   Дело в том, что премия Епишко стоила ему двухчасового уламывания начальника пожарной охраны («Епишке благодарность?!») и разъяснительной беседы с директором театра, которому он пообещал достать дефицитное лекарство для жены; с них еще была взята клятва хранить тайну.
   Что же до воскресного подарка, то он был преподнесен в ЦПКиО. Первый желтый лист слетал на песок аллеи. Епишко лизал мороженое, изгибаясь вопросительным знаком, чтоб не закапать брюки.
   – В блокнот все свои дела с утра записываешь?
   – Записываю… почти все.
   – На работу не опаздываешь?
   – Всего один раз… чуть-чуть.
   – А вот и подарок, – объявил Звягин, простирая руку. – Первый прыжок!
   Они стояли перед парашютной вышкой. Епишко задрал голову, уронил мороженое и попятился.
   Девичья фигурка встала на фоне неба, шагнула и поплыла вниз под куполом, скользящим по вертикальному тросу.
   – Восемнадцатилетние пацаны прыгают с самолетов, ночью, на воду, на лес! – а тут тебя еще внизу страхуют.
   Дядька под вышкой приобнял парашютистку; отстегнул лямки.
   – А лямки не расстегнутся? – шепотом паниковал Епишко, подпихиваемый по крутой лесенке крепкой дружеской рукой.
   – У меня семьсот прыжков, – успокоил Звягин: – исключено.
   – Можно с-сломать ногу…
   – А зачем?
   Он пожал руку и шепнул что-то инструктору наверху, лично проверил мелко дрожащему Епишко крепление – и неожиданно сильно столкнул вниз:
   – Ахх…
   Ужинать он привел его к себе. Счастливый Епишко сидел за белой скатертью и неумело ковырял ложечкой пирожное: он стеснялся.
   – Терпеть не могу условностей, – сказал Звягин и, подцепив пальцами пирожное, отправил в рот. – Аристократа не может уронить ничто. Всегда поступай как удобнее – и все будет отлично.
   – Простите, вы каким видом спорта занимались? – спросила проинструктированная жена. Епишко покраснел.
   – У вас, знаете, такая упругая походка человека, много занимавшегося спортом.
   Правда, прощаясь, Епишко опрокинул-таки вешалку, на что умница-дочь мгновенно закричала, что эта проклятая вешалка падает на нее каждый день, и давно пора ее выкинуть!
   Проснувшись среди ночи, жена обнаружила Звягина на кухне: поигрывая желваками и жестко щурясь, он писал крупным почерком:

 
   "Я ЖЕЛЕЗНЫЙ. Я ВСЕ МОГУ.
   Я ВСЕГДА ДО БИВАЮСЬ СВОЕГО. ТРУДНОСТЕЙ ДЛЯ МЕНЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Я СМЕЮСЬ НАД НЕВЕЗЕНИЕМ. ЖИЗНЬ ПРИНАДЛЕЖИТ ПОБЕДИТЕЛЯМ. СДЕЛАТЬ ИЛИ СДОХНУТЬ! Я ДОБИВАЮСЬ СВОЕГО ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ. Я ИДУ ПО ЖИЗНИ, КАК ТАНК. Я ОБАЯТЕЛЕН, СИЛЕН, НАХОДЧИВ, ВЕСЕЛ. Я ГНУ СУДЬБУ В БАРАНИЙ РОГ. УДАЧА ВСЕГДА СО МНОЙ.
   ЖИЗНЬ – ЭТО БОРЬБА, И Я НЕПОБЕДИМЫЙ БОЕЦ. Я НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ.
   Я ПОБЕДИТЕЛЬ, И ЖИЗНЬ ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ! Я УВЕРЕН В СЕБЕ. Я НЕПОБЕДИМ".

 
   Жена вытаращила глаза:
   – Ты начал писать белые стихи или заболел манией величия?
   Звягин нацедил в стакан молоко из холодильника и кинул туда голубую соломинку.
   – У него сильнейший, застарелый комплекс неполноценности, – сказал он. – Это надо было переломить. Сейчас дело сдвинулось, он на взлете. Это надо развить, поддержать, закрепить. Вот – как бы аутотренинг. Пусть по утрам и на ночь повторяет себе сии заповеди. Человек ведь может убедить себя в чем угодно, – так надо убеждаться в хорошем, а не плохом, нет?
   – Думаешь, он уже переменился?
   – Нет, конечно. Еще не раз начудит, падет духом, станет опускаться опять. Тут и надо будет ставить подпорки, как под провисающие провода. А там и выздоровеет. Его невезение – как вирусы, которые здоровый организм давит автоматически. Его духу я и прописал цикл антибиотиков. А что, разве плохую «молитву» сочинил? – спросил он с авторской гордостью.

 
   …Предоставленный сам себе Епишко продержался без опеки две недели. По истечении этого контрольного срока Звягин обнаружил признаки упадка:
   – Чего рожа кислая? Веник! Швабру! Совок!! С мусором из-под дивана вылетел пожухший лотерейный билет.
   – Проверял… это старый.
   Звягин брезгливо поднял двумя пальцами билет:
   – Тираж двадцатого августа – какой же старый, пять дней прошло. Пусто?
   Епишко неопределенно пожал плечами.
   – Газеты нет? Нет. Спроси у соседки, это совсем недавно.
   Епишко покорно, подчиняясь бессмысленному приказу, пошаркал ногами к соседке и принес «Труд». С неохотой повел пальцем по таблице – и открыл рот:
   – Электрофон «Аккорд-стерео», девяносто рублей!..
   – Врешь, – не поверил Звягин. – А серия? Покажи.
   – Впервые в жизни, – ошарашенно прошептал Епишко.
   – Можно подумать, «Жигули», – сказал Звягин – Нормально. Завтра получим в сберкассе и отоварим. Порядок давай!
   Девяносто рублей употребили с толком: выбрали светло-серый пиджак вроде звягинского, брюки и голубую сорочку. Старый пиджак Звягин тут же сунул в урну: «Чтоб и духу его неудачливого не оставалось!». На оставшиеся два рубля Епишко вознамерился постричься «у мастера», и стал похож на помощника режиссера.
   Позднее жена как-то поинтересовалась у Звягина, где его часы. Он досадливо дернул углом рта: потерял, – видимо, расстегнулся браслет, когда на выезде тащил носилки
   – Леня!
   – Ну что?..
   – Ты никогда ничего не теряешь.
   – Ну вот – начал терять… Может, невезение заразно?..
   – Заразно! Скажи правду. Почему ты должен еще свои деньги тратить на этого охламона! Ведь продал, продал?..
   – А если б подарил? – укорил Звягин. – Ну, продал. Я не курю, не пью, не собираю марки, – могут же у меня быть хоть какие-то самочинные мужские расходы? Ну, купил я ему в сберкассе у одного выигравший билет… всего-то девяносто ре – а может они ему всю жизнь изменят.

 
   Жизнь посредством девяноста рублей изменяться не спешила. На спинке стула висел вспученный пиджак в мерзостных разводах, а на самом стуле сидел Епишко и горевал.
   – Я его постирал, – пожаловался он.
   – Браво первая валторна! – поздравил Звягин. – Стирал – уже хорошо. А зачем? Профилактически? Или цвет плохой?
   – Да я на улице об машину запачкался…
   – Хорошо: ведь не попал под нее. У меня вчера на выезде человек поскользнулся и влетел головой в витрину – вот это да. А таких запачканных полная химчистка. Почему туда не сдал?
   – Там долго…
   – А срочная? Встань-ка; мышцы окрепли, спина распрямилась, все в порядке, – да ты посмотри на себя в зеркало: у тебя же глаза другие стали! Мужчине жалеть тряпку, тьфу!
   В «Мужской одежде» Звягин высмотрел серый костюм-тройку. Епишко сглотнул слюну.
   – Бери. Рекомендую. Самое то.
   Епишко удивился:
   – Откуда деньги-то?
   – А? – удивился Звягин. – А почему не заработаешь?
   – Как?..
   – Так же, как все?.. Ну – нет, так нет. Пошли.
   Он оставил Епишко в глубокой задумчивости: почему одни зарабатывают деньги, а другие нет. И можно ли перейти из одной категории в другую.
   В этих размышлениях его застала телеграмма от когдатошнего приятеля из Москвы: собирался приехать, по телефону не застал, можно ли у него остановиться? Телеграмму принесла милая девица, картавая и торопливая, которая с ходу подвернула на ступеньке ногу: только охнула. Епишко оказал первую помощь: довел до своей комнаты, туго перебинтовал лодыжку (аптечка давно была!) и на всякий случай налил валерьянки – успокоиться. Говорливая почтальонша развеселилась, затарахтела: учится заочно, работает в отделе кадров, телеграммы утром разносит для приработка, на почте люди нужны, у них многие прирабатывают, даже мужчины, студенты, вот он (Епишко) утром дома так что тоже может, приходите к нам, ха-ха, спасибо, ох, вы не поможете мне дойти?
   Зерно упало на удобренную почву: доведя девицу до почтового отделения, Епишко набрался духу для разговора с заведующей – и написал заявление. Справку на совместительство он взял без труда. Несложные арифметические высадки: скоро серый костюм-тройка перейдет в его собственность.
   «И шил костюмы, элегантней чем у лорда», – украдкой насвистывал он по утрам, скача по лестницам и лифтам и звоня в звонки.
   – Прирабатываю, – небрежно ответил он на вопрос Звягина, почему утром его никогда нет, коли работает он вечерами.
   – Дело. Правильно, – отреагировал Звягин, тщательно организовавший всю эту тайную акцию с телеграммой, девицей и заведующей. Трудно было лишь-одно – незаметно выспросить у Епишко о знакомом в другом городе: адресное бюро и междугородный телефон функционировали исправно, знакомый и заведующая оказались понятливы, а девица попалась просто прелесть и коробку шоколада отработала на пять баллов.
   …Нет, Епишко не выглядел еще суперменом, но уже не выглядел пугалом. Не выделяется из толпы: человек себе как человек, самый средний. И даже если он ступал из автобуса в лужу, или ронял деньги у кассы, или попадал без зонтика под неожиданный дождь, – это не выглядело уже комедией из немого кино, равно как и трагедией измученного издевкой судьбы человека: ну, чего не бывает, какая ерунда.
   Епишко стал-таки костюмовладельцем, но Звягин опасался, что после исполнения мечты он может остыть, захандрить: чего добиваться дальше-то?.. «Поддернуть его, поддернуть, да у-ухнуть!»
   – Ничего костюмчик, – кивнул он, обойдя вокруг Епишко. – Носи небрежнее, не жмись. А вот скажи: ночью снимут его с тебя, ограбят, – что будешь делать?
   – Нечего ночью невесть где шляться, – предусмотрительно возразил Епишко, запахивая пиджак поплотнее.
   – Ну, а – прямо в парадной? В общем – снимут?
   Епишко вздохнул, подумал:
   – Куплю другой…
   – На какие деньги?
   – Заработаю. – Епишко понял условия игры и улыбнулся.
   – А с почты уволят? Ну, не понадобишься ты им больше?..
   – Что, работ мало, что ли, – сказал Епишко. – Да ладно вам меня экзаменовать, Леонид Борисович, что я, мальчик…

 
   В последнее воскресенье сентября они поехали за грибами – подальше. Поездка планировалась как важная воспитательная акция. Звягин облачился поверх всего в старый маекомбинезон: комбинезону этому отводилась не последняя роль.
   – Нож? Спички? Компас? Пошли…
   Они углубились в черно-желтый лес, шурша полой листвой. В лесу Епишко заблудился.
   – Э-ге-геээ! – заорал он.
   Дальнее эхо ахнуло в чаще и смолкло. Откуда-то – с неожиданной стороны – донесся еле слышный отзыв. Епишко с кликами и треском ломился в том направлении – но отзыв оказался сбоку, потом едва различимо долетел сзади,и исчез вовсе.
   Ему стало страшно. Панически заметался туда-сюда, нервно вскрикивая. Достал компас и непонимающе смотрел на пляшущую стрелку: где что?
   Устав, перевел дух, утер пот. Спокойно. Звягин его уже наверняка ищет. Конечно ищет! И главное – не блукать без толку, бредя невесть куда, а оставаться на месте и ждать помощи, регулярно подавая сигнал.
   «И вот этот паршивец, – рассказывал Звягин, – преспокойно садится под дерево и жует бутерброд, время от времени трубя, как слон: мне, значит, ориентир дает. Дождь пошел – так он под старую ель перебрался. А еще час-другой – и темнеть начнет!»
   В бесконечном лесу, глушащем голоса, Епишко мог долго оставаться ненайденным; трепеща перед таким вариантом, он принял решение выходить самостоятельно. Но в какую сторону? Попытался представить себе карту – не представлялась… Но главное шоссе идет примерно с севера на юг, они пошли с него налево… значит, надо держать на запад! Он достал компас и пошел на запад, спотыкаясь и беря иногда чуть вправо, как учил Звягин: у человека шаг правой ногой на пару сантиметров шире, чем шаг левой, и двигаясь без ориентира он описывает круг.
   Иду по азимуту, гордо сказал себе Епишко. Пржевальский, подумал он. Колумб. Вот так путешествуют. Ему стало хорошо и как-то мужественно. Вскоре он сообразил, что при компасе «поправка вправо» излишняя – и так направление держится.
   Через полчаса дорога неожиданно открылась сбоку: за деревьями прошумел тяжелый грузовик.
   – Молодец, – умиленно сказал себе Епишко, выходя на шоссе. – Умница, мальчик. Вышел, не запаниковал, сумел! Сам, ни на кого не надеясь.
   (Сейчас ему, счастливо спасшемуся, искренне так казалось.)
   Шоссе прорезало лес и было в этот предвечерний час вполне пустынно. Он дошел до автобусной остановки, где они сошли. Солнце брызнуло алым в щель туч над горизонтом.
   Но где же Звягин? Епишко снова занервничал. Не мог же он заблудиться! Уже вышел и уехал в город? – нет, разве Звягин мог его бросить!..
   – Я зде-еесь! – закричал он в чащу. – Ээ-ээй!!. Да: там бродит в темных буреломах Звягин и ищет его, а он, благополучно вышедший, стоит здесь в бездействии!
   Он потоптался – и ринулся обратно в лес. «Надо делать ножом засечки, чтоб не заблудиться!»
   Засечки белели на деревьях. Впопыхах Епишко порезал руку, слизнул кровь, сплюнул; стал внимательнее. Каждую минуту – по часам – издавал вопль, все более хриплый (голос сорвал); искал заблудившегося Звягина.
   Звягин, находившийся все эти часы метрах в сорока от него, оценивающе наблюдал действия по своему спасению. Натыкав веточек в петли маскомбинезона, сливаясь с зарослями, он бесшумно сопровождал подопечного, поглядывая на часы.
   («До дороги – метров пятьсот. Суетится он, как таракан на горящем корабле! Пишет по лесу зигзаги, пыхтит и на компас смотрит, засечки режет. Но ведь – вышел! И вновь полез – меня искать, не бросил!»)
   Помучив Епишко до сумерек (дабы увеличились размеры подвига), он тихонько аукнул, направляя звук ладонью в другую сторону. Выкинул веточки с халата, расстегнулся и взъермшился, изображая утомление.
   – Ффу-ух, – шумно выдохнул он, выламываясь из кустов навстречу ликующему Епишко. – Ты где был-то? Я уж тут и сам почти заблудился… В какой стороне дорога-то у нас, представляешь?
   Он хотел еще подвихнуть ногу: пусть бы спаситель попотел, но это бы могло уже показаться подозрительным. Поднимая подопечного до своего уровня, нельзя впадать в ошибку и спускаться самому до его уровня; а если и можно, то незаметно, так, чтоб авторитет в его глазах не мог упасть, подумал Звягин.
   – А чего кровь на щеке?
   – Где? А… Сучком поцарапал. Хорошо, что не в глаз, – весело ответил Епишко. Его триумф не могло омрачить ничто.
   На подходивший автобус он смотрел так, словно сам этот автобус сделал и доставил сюда. Кругом была жизнь, та самая, которая борьба, и он в этой жизни был хозяин.
   Теперь раз в неделю они со Звягиным играли в шахматашки, болтали; Звягин давал ему новые гантельные комплексы и списки литературы (доверенные жене). В Епишко почуялась какая-то новая задумчивость – не меланхоличная, как встарь, а с неким прикидывающим, конкретным выражением. Звягин расшифровал это выражение как мысли о будущем.