– Напротив! – сказал Джерсен совершенно серьезно. – Я считаю вас очень обаятельной. Необычайно. Мне жаль, что Понтифракт кажется вам скучным. Может, как-нибудь пообедаем вместе?
   Губы Элис дрогнули. Улыбка? Гримаса?…
   Мягким голосом она сказала:
   – Было бы неплохо. А почему не сегодня?
   – В самом деле, почему?… Позвольте, я взгляну. Где вы остановились?
   – Гостиница «Святой Диарминд».
   – Я буду ждать вас в холле в полночь.
   – Теперь я чувствую себя значительно лучше, мистер Лукас.

Глава 6

    В пользу чарни!
   Из всех хороших вещей в этой щедрой Вселенной ничто не может сравниться по вкусу с прекрасным спелым чарни, кроме, пожалуй, еще двух или трех столь же экзотических фруктов.
    Майкл Вист. «Пробы на вкус»
   Если кто-то должен умереть, а этого, кажется, не миновать никому, зачем делать это вульгарно? Лучше умереть красиво, так, чтобы позавидовали все, – отведав чарни.
    Ажилиан Сил, старший повар и музыкант
   Хотите верьте, хотите нет, но безопасный, целебный и неядовитый чарни легко вырастить. Правда, все усилия в этом направлении сводятся на нет Ассоциацией. Чарни, да никто и не желает разводить чарни самостоятельно. Вполне возможно, что заслуженно признанный чудесным аромат чарни усиливается ощущением страшной опасности.
    Леон Уолк, журналист, писавший для «Космополиса», который через две недели после публикации этой статьи съел неправильно приготовленный чарни и умер
* * *
   Гостиница «Святой Диарминд» побывала в руках различных владельцев. Каждый вносил оригинальные идеи в отделку, стремясь произвести впечатление новизны. Первый этаж занимал вестибюль. Тяжелые колонны в стиле древнего Крита поддерживали потолок, выкрашенный в бледно-лиловый и розовый цвета. Рядом с каждой колонной росли родантовые пальмы в терракотовых горшках; они тянулись к потолку, и их голые стволы заканчивались шарами темно-зеленой листвы. По стандартам Веги – кричащее оформление. Множество посетителей из разных уголков Ойкумены усугубляло беспокойную и нервную атмосферу, которая характеризовала гостиницу «Святой Диарминд».
   Джерсен прибыл в точно назначенное время, одетый по совету слуги в костюм для неофициального вечера в городе: облегающие черные брюки, рубашку с вертикальными черными, темно– и светло-серыми полосками, с высоким черным воротником вместо шарфа, черный пиджак, соответствующий самому высокому стилю в Понтифракте, застегивающийся спереди, зауженный в плечах, почти стоящий колоколом на бедрах. Джерсен отказался от шляпы с плюмажем, и слуга предложил ему мягкую шляпу с квадратными полями. Угрюмое лицо, черные локоны и бледная кожа придавали Джерсену грубоватый вид, но именно это ему и требовалось, и Джерсен был удовлетворен своей внешностью, получая своеобразное удовольствие от игры, цель которой – одурачить и одурманить бедную Элис Рэук.
   Джерсен увидел ее, когда она, застенчиво оглядываясь, шла по центральному проходу. Джерсен внимательно посмотрел на Элис, словно никогда раньше не видел: опущенные уголки губ, короткий носик, щеки, плавно переходящие в маленький подбородок. Сегодня вечером ее рыжие волосы, зачесанные назад, ниспадали на плечи, подчеркивая простое дымчато-серое платье.
   Она увидела Джерсена, и выражение ее лица изменилось, стало нарочито-веселым. Она приветственно махнула ему рукой, изображая радость, а потом чуть ли не бегом помчалась через зал, но остановилась в десяти футах от него и окинула восхищенным взглядом с ног до головы.
   – Я должна сказать, мистер Лукас, сейчас вы превзошли самого себя в элегантности.
   – Это все «Пенвиперс», – ответил Джерсен. – Благодарить нужно слугу.
   Элис слушала Джерсена, не особенно вникая в смысл его слов. По-прежнему радостно улыбаясь, она сказала:
   – Ну, так где мы будем обедать? Здесь? Ресторан тут в очень красивом Гербовом Зале.
   – Слишком шумно и слишком людно, – заметил Джерсен. – Я знаю место значительно более изысканное.
   – Полностью отдаю себя в ваши руки, – отозвалась Элис.
   – Тогда окунемся в ночь Веги.
   Они покинули гостиницу, и Элис очень осторожно взяла Джерсена под руку.
   – Куда мы идем?
   – Прелестная ночь, – ответил Джерсен. – Мы можем сначала погулять, если вам это нравится.
   – Прекрасно!
   Они пересекли площадь Мюллони, вышли на Бьюдрилейн, а потом свернули в Порти.
   «Невозможно! – прошептал про себя Джерсен. – Мы гуляем по улицам Понтифракта, она в своей маске, а я – в своей!»
   Элис почувствовала что-то неладное:
   – Мистер Лукас, почему вы так мрачны? Джерсен ответил не сразу:
   – Называйте меня Генри. Мы не на работе.
   – Спасибо, Генри, – она наградила его печальным взглядом. – Я никогда не бывала в этой части города.
   – Здесь не так, как на Диком Острове?
   – Совсем иначе.
   Они вышли на набережную к «Грилю Мардока с видом на Залив». Элис задумчиво посмотрела на Джерсена. Мистер Лукас, такой занудный и гадкий, казался сейчас совсем иным.
   Они сели в уголке ресторанного зала, у окна. Внизу тяжело и медленно вздымались и набегали на сваи волны; звезды и далекие огоньки отражались на поверхности воды. Джерсен спросил:
   – Вы можете найти свою родную звезду?
   – Я не знаю, как выглядят созвездия отсюда. Джерсен оглядел небо:
   – Она уже скрылась. А вот там старое доброе Солнце.
   На обед они заказали суп из натуральных артишоков, тушеное мясо, салат из свежей зелени, лук и травы, которые булькали в коричневых горшочках. Элис поклевала того-друтого и в ответ на вопрос Джерсена пожаловалась на отсутствие аппетита. Она выпила несколько бокалов вина и немного опьянела.
   – А как наш конкурс? – спросила она. – Он все еще тайна? Особенно от меня?
   – Тайна? Уже нет. Но не будем сейчас говорить об этом. Тайна – это вы. Расскажите о себе.
   Элис обвела взглядом Побережье Бутылочного Стекла.
   – Да нечего рассказывать. Жизнь на Диком Острове монотонна, если не считать туристов.
   – Я все еще удивляюсь, почему вы приехали сюда.
   – Ах, обстоятельства!
   Подали десерт: фруктовый пирог и крепкий кофе с кремом, как принято на Элойзе.
   Джерсен, почувствовав, что сильно отступил от роли Генри Лукаса, попробовал поразмышлять о политике Понтифракта, в которой ничего не смыслил. Элис безучастно глядела начерную воду. Ее мысли были далеко. Она совсем не следила за тем, что говорил кавалер.
   Наконец Джерсен спросил:
   – Куда теперь? В Понтифракте мало развлечений, разве что Маммери, но мы, кажется, опоздали к началу программы. Может, зайдем в одну из портовых таверн?
   – Нет… Думаю, нам лучше вернуться в отель. Старый кэб с твердой крышей доставил их обратно в гостиницу «Святой Диарминд».
   В вестибюле Джерсен остановился и отвесил поклон, показывая, что прощается. Элис быстро проговорила:
   – Пожалуйста, не уходите так быстро. – Оглядев вестибюль, она осторожно продолжила: – Можем зайти ко мне, если хотите.
   Джерсен вежливо запротестовал:
   – Но вы, наверное, устали…
   Все еще глядя в сторону и слегка зардевшись, Элис сказала:
   – Нет. Совсем нет. Мне… ну… одиноко.
   Джерсен снова поклонился, словно извиняясь:
   – Буду счастлив пойти с вами.
   Он взял ее под руку. Они вошли в лифт и поднялись на четвертый этаж.
   Элис открыла дверь и вошла в номер на негнущихся ногах, как заключенный в камеру пыток.
   Джерсен последовал за ней. В дверях он задержался и оглядел комнату. Элис не поинтересовалась, зачем он это делает.
   Успокоившись, Джерсен медленно вошел в ее апартаменты, закрыв за собой дверь.
   – Генри, – сказала Элис, едва дыша. – Могу я звать тебя Генри?
   – Я уже говорил об этом.
   – Я забыла. По-идиотски звучит, правда? Позволь, я возьму твою шляпу и пальто.
   Джерсен сам повесил шляпу на вешалку и снял пальто.
   – Прекрасно! Портные Понтифракта понятия не имеют о человеческих формах.
   – Садись, Генри… Сюда.
   Джерсен послушно сел в кресло. Элис достала из шкафа серебряный поднос.
   – Что это? – спросил Джерсен.
   – Настойка цветочных лепестков. Кристаллы гидромела – «Ликер Жизни» из Сирсса. – Она наполнила пару маленьких рюмок прозрачной зеленой жидкостью. – Влюбленные пьют его вместе. Конечно, мы не влюблены, ты, и я, но…
   – Но что?
   – О… Ничего особенного.
   Джерсен попробовал «Ликер Жизни», который показался ему хмельным и утонченным. Элис спросила:
   – Нравится?
   – Действительно, он необычен. И очень ароматен. Элис села рядом с ним и отпила немного из своей рюмки:
   – От него меня бросает в дрожь.
   Джерсен сам удивился, обнаружив, что его руки обвили плечи девушки, ведь он намеревался играть свою роль. В его объятиях Элис расслабилась, и он поцеловал ее. Поцелуй получился гораздо более страстным, чем того требовал образ рафинированного аристократа.
   Элис удивленно посмотрела на Джерсена, а он спросил:
   – Что с тобой? Я тебя обидел?
   – О нет. – Элис нервно рассмеялась. – Ты немного испугал меня, совсем чуть-чуть. На работе ты совсем другой.
   – И все-таки это я.
   Она отпила немного ликера:
   – Вьшей.
   – Дозу влюбленного?
   – Называй как хочешь.
   – У тебя есть любовник?
   – Нет… А у тебя?
   – Я совершенно одинок.
   Элис подставила лицо, Джерсен снова поцеловал ее. Платье распахнулось, открыв маленькую округлую грудь. Казалось, Элис совсем это не волновало.
   Джерсен глубоко вздохнул:
   – Так дальше не пойдет.
   – Почему? – Элис коснулась его щеки.
   – Меня мучает одно подозрение. Элис с ужасом посмотрела на него:
   – Что ты имеешь в виду?
   – Мне было бы очень больно узнать, что ты мила со мной только для того, чтобы узнать побольше о конкурсе. Конечно, это бред?
   Элис побледнела.
   – Разумеется.
   – Ты могла бы стать моей любовницей, если я не. расскажу тебе о конкурсе?
   – Рассудок сильнее сердца… Я бы не могла любить человека, который мне не доверяет.
   – Другими словами… Нет?
   – Я действительно так думаю, – серьезно сказала Элис.
   Джерсен немного помолчал:
   – Чтобы доказать свое доверие, я должен рассказать тебе все, что знаю сам?
   – Если хочешь.
   – Собственно, почему бы и нет? – Джерсен вытянул ноги и закинул руки за голову. – Особенно рассказывать и нечего. Все люди, изображенные на снимке, опознаны, кроме одного, которого называют разными именами. – Джерсен достал из кармана лист бумаги и прочитал: – Ест, де Трембаскал, Атц, Билферд, Видол, Спаркхаммер, Грей, Гадоуф, Гизельман, Мартилетто. Спаркхаммер известен также под несколькими другими именами, но никто не указал его настоящего имени. Это не удивляет тебя?
   – Нет. А почему это должно удивлять? Джерсен бросил листок на стол и откинулся на спинку кресла:
   – Потому что он – опасный преступник, и настоящее его имя Говард Алан Трисонг.
   – Говард Алан Трисонг? Невозможно!
   – Люди, изображенные на фотографии, мертвы, кроме номера шесть, то есть Трисонга. Тебе это ни о чем не говорит?
   Элис пожала плечами. Она думала о другом.
   – Я в этом ничего не понимаю.
   – Меня сейчас волнует вот что, – сказал Джерсен. – Если номер шесть – Трисонг, а сомневаться в этом не приходится, то я хотел бы взять у него интервью. «Экстант» мог бы очень выгодно использовать такой материал, интервью или его автобиографию. Мне кажется, я знаю, как предложить ему это. Я хотел бы, чтобы он связался со мной.
   Элис прошлась по комнате, ничего не говоря. Джерсен поднялся, взял свое пальто и шляпу. Элис посмотрела на него и спросила срывающимся на хрип голосом:
   – Ты уходишь?
   Джерсен кивнул:
   – Я рассказал тебе все, что знаю.
   – А вот и нет! – вырвалось у Элис. – Как ты достал фотографию?
   – Я гулял по библиотеке «Космополиса», заглянул в мусорную корзину и нашел ее. Никто ничего не мог рассказать мне о ней. Так и родился «Экстант».
   – А кто бросил фотографию в мусорную корзину?
   – Молодой и глупый служащий.
   – Все-таки… Почему ты выбрал именно ее? Там что, не было других материалов?
   – Некто неизвестный написал на снимке: «Трисонг здесь». Я этим заинтересовался, так как фотографий Трисонга не существует, и понял, что снимок очень ценный. Вот так и зародилась идея конкурса.
   Элис сидела молча. Джерсен подошел к двери:
   – Спокойной ночи!
   Элис устало посмотрела на него:
   – Меня поражает, как много ты знаешь обо мне.
   – Совсем немного. Ты хочешь что-нибудь рассказать? Доверие должно быть взаимным.
   Элис печально покачала головой:
   – Мне нечего сказать.
   – Тогда спокойной ночи!
   – Спокойной ночи!..
* * *
   Элис продолжала сидеть там, где Джерсен оставил ее, откинувшись на спинку кресла, поджав под себя ноги, с холодным выражением лица. Она запустила пальцы в рыжие волосы, отбросив их со лба. Минутдесять она размышляла, потом подошла к коммуникатору и набрала знакомый номер. Ей ответили:
   – Элис, почему так рано? Быстро управились.
   Элис едва сдержалась, чтобы не нагрубить.
   – У меня есть новости. Люди на фотографии… – Она прочитала имена с листка, который предусмотрительно оставил ей Джерсен.
   – Откуда информация?
   – Источники разные. Есть только одно письмо, в котором указаны все имена, кроме одного.
   – Которого?
   – Мистер Лукас сказал, что Спаркхаммер известен разным людям под разными именами: Фред Фремп, Бентли Стрендж, Говард Алан Трисонг… Остальные я забыла…
   Тишина. Потом послышался совершенно другой голос, спокойный, медлительный:
   – И какие же планы у мистера Лукаса?
   – Я думаю, он страстно хочет, чтобы мистер Спаркхаммер, или мистер Трисонг, встретился с ним и дал интервью. Он хочет опубликовать автобиографию мистера Трисонга.
   Ответ был быстрым и недвусмысленным:
   – Придется его разочаровать. Мистер Спаркхаммер, или мистер Трисонг, или как его еще там называют, не согласится на такое вульгарное предложение. Как «Экстант» вышел на эту фотографию?
   – Мистер Лукас нашел ее в мусорной корзине библиотеки «Космополиса». Ее выбросил один из служащих.
   – Странно. Очень странно… И это правда?
   – Похоже.
   – Как фотография попала в «Космополис»?
   – Я не сообразила спросить. Мне кажется, обычным путем.
   – А что заставило его выбрать именно этот снимок?
   – Кто-то написал на нем: «Трисонг здесь». Это привлекло внимание мистера Лукаса.
   – И он устроил конкурс, чтобы выяснить имена сотрапезников Трисонга?
   – Так он мне сказал.
   – А он сказал, почему?
   – Он хочет опубликовать биографию мистера Трисонга, хочет встретиться с ним.
   – Это почти невозможно., Мистер Трисонг занят очень важными делами. – Мистер Стренд замолчал и молчал так долго, что Элис забеспокоилась. – Что еще он сказал тебе?
   – Почти ничего. Он знает, что фотография сделана на Диком Острове и что все присутствующие на банкете умерли от яда чарни, кроме мистера Спаркхаммера.
   Снова долгая пауза. Потом:
   – Очень хорошо, Элис. В целом ты справилась хорошо.
   – Я могу отправляться домой? Вы исполните обещание?
   – Не сразу, дорогая, не сразу! Ты должна вернуться на свой пост! Держи глаза и уши открытыми… Этот Генри Лукас, что ты о нем думаешь?
   Элис ответила холодно:
   – Ничего я о нем не думаю. Он полон противоречий.
   – Хм-м-м… Это мне мало что говорит. Но неважно. Продолжай, как и раньше. Завтра я уезжаю на день или чуть больше. Ты не сможешь связаться со мной. Продолжай интимные отношения с мистером Лукасом. Я чувствую, тут что-то есть. Он не все тебе сказал.
   – Сколько мне придется этим заниматься?
   – Я дам тебе знать.
   – Мистер Стренд, я сделала все, что могла! Пожалуйста…
   – Элис, у меня нет времени выслушивать твои жалобы. Продолжай. Действуй как и раньше, и все будет хорошо. Понятно?
   – Кажется, да.
   – Тогда спокойной ночи!
   – Спокойной ночи!..

Глава 7

   Конгрегация посвящает свою деятельность человеческому совершенствованию. Мы пытаемся ускорить полезные процессы и исключить болезненные и гнилостные.
   Наше кредо основано на истории человеческой расы, которая насчитывает миллионы лет естественного развития.
   Что происходит, когда рыба, привыкшая к соленой воде, попадает в пресную? Она погибает.
   Представьте себе создание, все чувства, способности и инстинкты которого формировались в естественных условиях: его грело солнце, обдувал ветер, поливал дождь; такое создание видело облака, горы и далекие горизонты, знало вкус натуральной пищи, ходило по твердой земле. Что происходит, если такое существо переместить в искусственные условия? Оно становится жертвой истерических причуд, галлюцинаций, сексуальных извращений. Оно сталкивается с абстракциями чаще, чем с фактами, и постепенно деградирует, теряет приспособляемость. Столкнувшись с реальными переменами, существо кричит, сворачивается в клубок, закрывает глаза, сжимается и ждет. Оно – пацифист, который боится сам себя защищать.
    Из речи Николаса Райда, Брата Конгрегации восемьдесят восьмой ступени (Мадерский Технологический колледж)
   Урбанизированное существование мужчин и женщин – это не жизнь, а абстракция жизни на более или менее высоком уровне изысканного ухода от реальности. У таких людей чаще всего возникают негативные идеи. Они развивают критику, которая критикует критицизм, и даже критику, критикующую критицизм критицизма, – чрезмерные злоупотребления человеческим талантом и энергией.
    Чарльз Бронштейн. «Лучшее понимание Конгрегации»
   Наш гений – это титан Антей…
   Урбанизация – неестественные условия жизни…
   Разве мы принадлежим к элите, как это часто утверждают? Но ведь, с другой стороны, мы сами не относим себя к отбросам общества…
   Мы одобряем контрасты, социальную неустойчивость, крайности общества. Часто мы обвиняем хаос, однако никакого хаоса на самом деле не существует…
   Урбанисты бьют в спину!..
   Урбанисты – ограниченные и самодовольные люди!..
   Если они так любят плейстоцен, почему же не одеваются в шкуры и не живут в пещерах?…
   Обитатели самых надменных и уединенных башен из слоновой кости, которые они сравнивают с «естественными условиями жизни».
    Мэри Мюррей. «Конгрегация»
   Я бы с большей охотой выискивала недостатки в чьих-то рукописях, чем рвала помидоры под горячим солнцем…
   Мне больше нравится управлять своим автомобилем, чем упрямым мулом…
    Из высказываний об условиях жизни
* * *
   Джерсен стоял у окна гостиной в своих апартаментах, глядя на площадь Старого Тара. Была полночь. Площадь выглядела темной и тихой. Яркие звезды высвечивали крыши домов Понтифракта, бросая черные тени от высоких фронтонов под кривыми карнизами и тысяч причудливых труб дымоходов.
   Джерсен был угрюм и чувствовал упадок сил.
   План рухнул. Программа оказалась выполненной точно: Говард Алан Трисонг отреагировал так, как Джерсен и задумывал. Элис Рэук могла бы вывести прямо к Трисонгу… И такое поражение! Говард Трисонг отказался публиковать свою автобиографию и не согласился дать интервью.
   Больше конкурс ничего не даст. Пора подводить его итоги. Пусть этим займется миссис Инч.
   Что дальше?…
   Элис Рэук осталась единственной нитью к Говарду Алану Трисонгу, но связь эта хрупка и ненадежна.
   На два вопроса ответы так и не получены. Каким образом Говард Алан Трисонг контролирует Элис Рэук? Почему Трисонг отравил девять человек?
   Ответы, возможно, найдутся на Диком Острове, но Джерсен мрачно подумал, что все сведения, видимо, окажутся старыми и бесполезными. Гораздо интересней узнать, чем Говард Трисонг занимается сейчас, но об этом Элис, скорее всего, ничего не знает. А другого источника информации нет…
   Джерсен посмотрел поверх крыш. В пивных Порти еще горел свет. Джерсен нашел взглядом гостиницу «Святой Диарминд» и подумал, что Элис Рэук, наверное, спит.
   Отвернувшись от окна, он застыл неподвижно, потом снял рубашку, надел темно-серую блузу космонавта, надвинул на лоб мягкую шапочку и двинулся к двери. Звонок коммуникатора заставил его вернуться. Он постоял, с удивлением рассматривая аппарат. Кто мог звонить в такой час?
   Экран ожил, и на нем появилось бледное лицо Максела Рэкроуза.
   – Мистер Лукас?
   – Я слушаю.
   Рэкроуз говорил тихо:
   – Информация, которую вы запрашивали, получена, не хватает лишь нескольких деталей.
   Максел Рэкроуз говорил так сдержанно, что Джерсен начал волноваться. Как-то неуверенно Рэкроуз продолжал:
   – Надеюсь, не поднял вас с постели?
   – Нет, я собирался прогуляться.
   – Тогда почему бы вам не зайти ко мне в редакцию на несколько минут? Думаю, вас заинтересует то, что я раскопал.
* * *
   Редакция «Космополиса» никогда не закрывалась: работа шла круглые сутки, круглый год. Высокая стеклянная дверь при приближении Джерсена распахнулась. Он вошел в фойе, где светящиеся плиты из цветного стекла изображали карту старой Земли.
   Джерсен поднялся на лифте на самый верх Северной Башни и прошел в офис Максела Рэкроуза, который носил теперь титул управляющего смешанными операциями.
   Кабинет для приемов соответствовал положению Рэкроуза. Внутренняя комната, где Рэкроуз проводил большую часть времени, напоминала джунгли. На длинном столе возвышались груды книг, журналов, газет, фотографий, разорванных изданий, любопытных и непонятных безделушек из никому не нужного хлама. Здесь же стояли несколько табуреток и стульев, коммутатор, чайный сервиз, аппарат для проецирования печатного материала на стену, статуя хилой обнаженной женщины девяти футов высотой, чрево которой открывалось каждый час, и оттуда появлялась странная птица, кричащая «ку-ку».
   Рэкроуз – высокий, угловатый молодой человек в дорогой, точнее неудобной, одежде, с несколько удлиненным лошадиным лицом, прямыми, светлыми волосами и голубыми глазами с тяжелыми, нависающими веками – бесцеремонно приветствовал Джерсена:
   – Садитесь, если хотите. – Он показал рукой на один из старинных стульев. – Может, хотите чашку чая? А бисквит?
   – Не откажусь.
   С чашкой чая и пирожными Рэкроуз уселся в кресло возле стола.
   – Как проходит конкурс?
   – Очень хорошо. Один человек назвал имена девяти из десяти, и, если никто не сможет его превзойти, мы объявим его победителем. А что вас беспокоит?
   Рэкроуз откинулся назад, соединил кончики пальцев и уставился в потолок, сжав губы.
   – По вашей просьбе я собрал всю возможную информацию. Я начал с «Индекса» [7]и наших собственных картотек. Установить, кто изображен на фотографии, оказалось довольно легко. Все – уважаемые господа с хорошей репутацией. Кроме номера шесть. Он известен под несколькими именами, и все они связаны с постыдными действиями. Он, как мне думается, преступник.
   – А остальные?
   – А вот здесь мы сделали интересное открытие. Я обнаружил повторяющиеся запросы в Конгрегацию и ответы на них: «Занимал высокое положение в иерархии», «Очевидно, был Братом высокой ступени». Например, Беатрис Атц имела сто третью ступень, Артемус Гадоуф был Триединым [8]. – Максел Рэкроуз сделал паузу, чтобы посмотреть, какое впечатление эта новость произвела на Джерсена.
   Джерсен долго изучал фотографию, которую и так знал до мельчайших деталей. Неожиданно у него зародилось подозрение, странное и ужасное.
   – Десять человек могут составлять Дексаду?
   – Та же мысль пришла в голову и мне, – кивнул Рэкроуз.
   Джерсен мгновение помедлил. Рэкроуз ничего не знал об отравлении плодами чарни, как не знал и того, что номер шесть – Говард Алан Трисонг.
   – Кто сейчас достиг самой высокой ступени?
   Рэкроуз уставился в потолок:
   – Есть один отшельник на Бонифейсе… Я слышал, он входит в Дексаду.
   – Кто обладает высшей ступенью в Понтифракте?
   – Точно не знаю. Разрешите, я позвоню Кондо? Он знает это.
   Рэкроуз переговорил по коммутатору тихим голосом, который был лишь немного громче шепота, потом сделал какие-то пометки на листе бледно-розовой бумаги.
   – Хорошо, достаточно, – он повернулся к Джерсену, вырвал страницу из блокнота. – Ее имя Лета Гойнис. Она живет на Флахерти-Кресчент, семнадцать, в Брейне и, возможно, у нее шестидесятая или шестьдесят пятая ступень.
* * *
   Джерсен отнес бумажку с адресом в свой кабинет, намного более скромный, чем у Максела Рэкроуза. По своему коммутатору он сделал вызов. Прошло мгновение, и невыразительный женский голос ответил ему:
   – Лета Гойнис слушает.
   – Извините за беспокойство в столь поздний час, миссис Гойнис. Мое имя Кирт Джерсен, и я хотел бы проконсультироваться у вас по вопросу государственной важности.
   – Сейчас?
   – К сожалению, да. Это очень важно для Конгрегации. Если позволите, я приеду к вам домой.
   – Где вы сейчас находитесь?
   – В редакции «Космополиса».
   – Проедете до Узловой, а там кэб доставит вас на Флахерти-Кресчент.
* * *
   Когда Джерсен подошел к коттеджу номер семнадцать по Флахерти-Кресчент, дверь отворилась. В дверном проеме, освещенная сзади, стояла темноволосая женщина, крепкая и, очевидно, в хорошей физической форме. Она окинула Джерсена беглым взглядом и отступила. Джерсен вошел, дверь за ним закрылась.
   – Проходите сюда, – пригласили Лета Гойнис и провела его в гостиную. – Чай?
   – Да, пожалуйста.
   Женщина наполнила чашку и протянула ее Джерсену: