Сирил Эверзли нахмурился.
   — Все это не похоже на правду. Мне это не нравится.
   Мэвис ответила с оттенком раздражения:
   — Этот разговор не выйдет за пределы твоего кабинета. И кому от этого будет плохо? Не старику Дэвису же! В любом случае, нет нужды говорить о нем, пока адмирал не станет слишком навязчивым. Но если все-таки придется, лучше, если ты будешь выглядеть несколько взволнованным, рассказывая об этом. Старый работник фирмы и все такое — очень хороший прием.
   Сирил произнес «Не надо!» так резко, что она на секунду замерла, уставившись на него, потом подошла и слегка поцеловала его в макушку.
   — Выше нос, милый! Все пройдет замечательно, вот увидишь.
   Нагнувшись, она прикоснулась к лежащим перед ним бумагам.
   — Сначала ты произносишь свои реплики, потом показываешь ему это. Не впутывай Дэвиса, если не понадобится. А если ты почувствуешь, что завяз, просто скажи: «Думаю, мисс Джонс в этом лучше разбирается» — и положи палец на кнопку звонка.
   В дверях обернулась, чтобы улыбнуться ему. Потом прошла по коридору в комнату Бретта Эверзли.
   Когда она вошла, он поднял голову и спросил:
   — Все улажено?
   Мэвис пожала плечами.
   — Надеюсь. Он ведь нервный, как кошка.
   Бретт поднял брови.
   — Что ж, думаю, все мы будем рады, когда все это кончится. Ты там будешь?
   — Не с самого начала. Об этом-то я и пришла поговорить. Я велела ему звать меня, если возникнут какие-то щекотливые вопросы. Возможно, это не понадобится, но если адмирал будет слишком настойчив, легче тебе предложить позвать меня. Мы условились говорить, будто я занимаюсь разборкой дел после мистера Дэвиса, который был несколько некомпетентен и оставил ужасную путаницу.
   Бретт рассмеялся.
   — Отличная идея!
   — Да, я тоже так подумала. Но мистеру Эверзли не нравится.
   — И не могла понравиться.
   — Так что ее не стоит использовать без особой надобности. Конечно, совсем не плохо, если ты упомянешь, что старик в последнее время сильно одряхлел и оставил дела в некотором беспорядке. Мистер Эверзли покажет, что раздосадован, и вступится за мистера Дэвиса — это произведет нужное впечатление. Мы сможем ввернуть идею, что именно Дэвис все запутал. А смущение мистера Эверзли устранит всякое подозрение, будто мы хотим свалить все на старика, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
   В темных глазах Бретта, устремленных на нее, читалось любопытство.
   — О да, я понимаю! Ну разве ты не умница? — Он засмеялся. — Я постараюсь всегда быть на твоей стороне.
   Она одарила его небрежной улыбкой.
   — Тут действительно не о чем волноваться. Все, что касается этого разговора, будет замечательно. Я так и сказала мистеру Эверзли. Но проблема ведь не только в разговоре. Никто не может чувствовать себя в безопасности, пока ты не женишься на ней.
   Он оттолкнул кресло и встал, засунув руки в карманы. На его лице играла улыбка.
   — Это говоришь мне ты?
   — Конечно! Это же правда.
   — Ты хочешь, чтобы я женился на Кэтрин?
   — Мой дорогой Бретт, поговорим разумно! Ты должен на ней жениться.
   — А если она не хочет?
   — Заставь ее передумать. Тебя всегда окружали женщины. Кажется, ты сам говорил мне, что можешь заставить любую женщину в тебя влюбиться. Что ж, теперь ты или женишься на Кэтрин Эверзли, или попадешь в тюрьму, если называть вещи своими именами. Приведи в действие свое хваленое обаяние, которым ты так гордишься, и посмотри, что можно сделать. Потому что, если она выйдет за кого-то еще, — все, дело проиграно и ничего уже не поправишь. Я могу надуть адмирала, но не адвокатскую контору. Я и пытаться не буду. Если Кэтрин Эверзли выйдет замуж, ее муж захочет узнать, что же случилось с ее деньгами, вверенными опекунам, и ты не сможешь дать ему ответ. Я не стала говорить все это мистеру Эверзли — он тут ничего не может сделать, и не стоит зря его пугать. Но я говорю это тебе, и лучше бы тебе заняться этим. Вот и все, Бретт.

Глава 9

 
   Ленч прошел хорошо. Более чем успешно обойдя все подводные камни в разговоре с адмиралом, Сирил Эверзли так расслабился, что мог играть роль любезного, обходительного хозяина. При этом сейчас он не столько играл, сколько избавлялся от маски — маски делового человека. Эту роль он всегда находил изнурительной и неблагодарной. Лучше всего он чувствовал себя в качестве образованного дилетанта. Адмирал Холден, который никогда не был о нем высокого мнения, был удивлен тем, что Сирил оказался таким радушным хозяином.
   Адмирал наслаждался собой. Ему нравилось снова быть на ногах и в гуще событий, нравилось противостоять Эверзли, которые, без сомнения, уже считали его мертвым и похороненным — он им еще покажет! — нравилось навешать знакомые места и рассуждать о том, какое все-таки мерзкое место Лондон. И он был страшно рад видеть Кэтрин. Когда она вошла в холл клуба в своем голубом платье и меховом пальто, взяла его за руки и поцеловала, обветренное лицо адмирала покраснело от удовольствия. Он подумал: «Она — прекрасная женщина, а все остальные, черт их возьми, ее мизинца не стоят!» — и крепко сжал ее руки.
   — Дорогой Банни, — радостно приветствовала его Кэтрин, — ты выглядишь, как будто только что вернулся из кругосветного путешествия.
   — Кровать на веранде, — пояснил он угрюмо, — в ясную погоду или в слякоть, в дождь, ветер или снег, иначе меня бы здесь не было сегодня.
   После этого все пошло замечательно. Она звала его Банни с тех пор, как ей исполнилось три года, и это доставляло ему необычайное удовольствие. У нее было любящее сердце, благослови ее Господь, и она выглядела юной и счастливой, и он занимался ее делами — для нее. Самым большим счастьем было бы для него в нужный момент подняться со своей кровати на веранде и приехать потанцевать на ее свадьбе. Только он не был уверен, что выбрал бы в качестве жениха Кэтрин этого парня, Бретта, — нет, совсем не уверен. Сирил Эверзли, похоже, думал, что они между собой уже все решили — или вот-вот решат, просто пока это держится в секрете. Но адмиралу совсем так не казалось. Он надеялся поговорить с Кэтрин с глазу на глаз и все выяснить. Черт возьми, она или любит парня, или нет! Кэтрин уже достаточно взрослая, чтобы разобраться в себе. Ему оставалось просто тактично это выяснить. Адмирал надеялся, что умеет быть тактичным, когда нужно. Такие мысли крутились в его голове, пока он решительно расправлялся с омаром и куропаткой, закончив мороженым и стилтонским сыром.
   Бретт Эверзли, пытаясь очаровать Кэтрин, чувствовал, что за ним наблюдают. Блестящие голубые глазки адмирала Холдена, казалось, оценивали его. Бретт из кожи вон лез, чтобы развлечь девушку, и преуспел в этом. Но когда Кэтрин встала, собираясь уйти, адмирал тоже поднялся.
   — Мы возьмем такси, моя дорогая, — сказал он просто. — Мне с тобой по пути.
   — Милый Банни, откуда тебе знать, куда я еду?
   — Ну, так куда же ты едешь?
   — Обратно на работу.
   Бретт сказал, смеясь:
   — Он идет напролом там, где мы ступить боялись! Продолжайте, сэр — спросите ее, чем она занимается и где прячется!
   Кэтрин улыбалась.
   — О, я никому не говорю. Меня это забавляет, потому что я заставляю вас гадать. А вам должно быть еще веселее, вы ведь можете изобретать всяческие скандальные объяснения. Ни одно из них не будет правдой, но это еще больше интригует.
   Бретт взял ее руку и задержал в своей чуть дольше, чем было нужно.
   — Ты не скажешь мне, где живешь?
   — Нет, так я все испорчу! Но что касается моего жилья, то там все очень прилично.
   Сирил спросил:
   — Ты действительно работаешь? Ты уверена, что не нуждаешься в деньгах?
   Она рассмеялась:
   — Я чувствую потребность в работе. Разве это не доказывает мою респектабельность? Все, я должна бежать! Спасибо за чудесный ленч.
   Открыв дверцу такси, она сказала:
   — До станции Марбл-Арк, пожалуйста.
   Холден сказал несколько слов шоферу и сел следом за ней. Он выглядел совершенно восстановившимся после болезни, только движения уже не были так легки, как раньше. Когда автомобиль тронулся, адмирал одарил Кэтрин сияющей улыбкой и сообщил:
   — Что ж, я все уладил, и у тебя больше не будет забот. Если твои дивиденды не будут приходить день в день, просто дай мне знать. Он не очень-то силен в делах, этот Сирил Эверзли. Меня потрясло, что эта его секретарша осведомлена лучше, чем он. Красивая женщина! Они позвали ее, а она все знает, как свои пять пальцев. Кажется, старый клерк, как его там, Дэвис, под конец перестал справляться с работой, и в делах началась неразбериха. Сирил не собирался мне ничего рассказывать — это Бретт вытащил кота из мешка. Сирил очень хотел это замять и все говорил, как долго Дэвис работал на них. Но я прочел между строк: он оставил все в полном беспорядке, а все эти годы просто грел руки…
   Кэтрин перебила его с болью в голосе:
   — О нет, он не мог!
   — Так сказал Сирил Эверзли. Но ты знаешь, так случается. Старый, заслуженный работник фирмы, ему многое доверяют, слишком многое. Потом он внезапно умирает, и все дело выходит из колеи.
   Девушка схватила его за руку:
   — Мистер Дэвис умер?
   — Так они мне сказали.
   — Когда?
   — Не знаю. Не так давно, я полагаю.
   — Последний раз, когда я приходила в офис, он был там. А это произошло около двух месяцев назад. Я знаю его, сколько себя помню. Он был очень хороший, я уверена, он за всю жизнь ничего плохого не совершил.
   Адмирал погладил ее колено.
   — Что же, все мы когда-нибудь должны покинуть этот мир. Но у нас с тобой не так много времени, а мне надо с тобой поговорить. Во-первых, я хочу знать, где ты и что делаешь, и почему это окутано такой тайной.
   Он смотрел на нее неодобрительно, этот старик с квадратными плечами, короткими седыми волосами, голубыми, как вода, глазами на грубоватом лице.
   — Что все это значит? Мне это не нравится.
   — Милый Банни…
   — Прячешься от всех, находишь какую-то секретную работу… Что все это значит? Если девушка так поступает, у нее что-то на уме! Так что же у тебя?
   — Ну, что у нас обычно на уме? — вопросом на вопрос ответила Кэтрин.
   — Молодой человек, — без обиняков сказал адмирал. — Скажи мне, кто он, и я его оценю.
   — Я его уже оценила.
   — Ерунда! Девушка не может верно оценить мужчину, как и мужчина — девушку. Но зато рыбак рыбака видит издалека, моя дорогая! Я-то смогу дать ему оценку!
   Ответа так и не последовало, но Холден заметил легкую улыбку в ее распахнувшихся глазах. И вдруг в нем родилось легкое подозрение.
   — Это тот парень, Бретт?
   — О нет, милый.
   — Ну, я рад. Что-то мне в нем не нравится. Очень приятный человек, отличный собеседник. Таких женщины называют очаровашками, все их любят. Но слишком работает на публику. Мне нравятся люди попроще.
   — Мне тоже, милый.
   Холден погладил ее по руке.
   — Очень рад это слышать. — Внезапно в голосе его зазвучали резкие нотки моряка: — Тогда какого черта этот Сирил сказал, будто вы обручены?
   — Сирил сказал, что я обручилась с Брестом?
   — Обручилась или вот-вот собираешься, не важно. Заявил, что все держится в секрете. Я не мог понять, почему: ведь если уж ты обручилась, то обручилась, а если только собираешься, то собираешься. Не видел никаких причин бродить вокруг да около, вести себя будто кошка на раскаленной крыше, как этот парень, Сирил. Так что я решил поговорить с тобой и выяснить, что происходит. Тактично, разумеется…
   — Милый, я так тебя люблю, когда ты пытаешься быть тактичным!
   — В смысле, у меня ничего не выходит? Что ж, я полагаю, ты права. И осмелюсь сказать, что ты считаешь, будто можешь сама справиться со своими проблемами, без моего вмешательства. С женщинами всегда так: уверены в себе, пока не налетят на скалы. Теперь послушай меня! Если у тебя на уме какой-то парень, я хотел бы с ним встретиться. Если он хоть чего-то стоит, он согласится на встречу. Я больше не твой опекун, но твой отец был мне лучшим товарищем во время службы на корабле и ближайшим другом, и если ты до сих пор не поняла, что я люблю тебя больше, чем многие своих родных дочерей, значит, ты не так умна, как я всегда думал. Ну, так что же?
   Кэтрин нежно смотрела на него.
   — Банни, ты — ангел, и я тебя люблю.
   Он ответил мрачно:
   — Соловья баснями не кормят. Я задал тебе вопрос. Так что же?
   Она крепко сжала его руку.
   — Вот что. Есть один человек… Я люблю его, очень сильно. И он меня тоже очень любит. Я не могу рассказать тебе больше, правда не могу. Сейчас — лучшее время в моей жизни, и я не хочу, чтобы его испортили. Я хочу насладиться этим моментом. Мне нужно немного времени перед тем, как я всем расскажу, совсем немного. И ты будешь первым, обещаю. И я обещаю тебе кое-что еще: ты будешь очень, очень доволен.
   — Неужели?
   — Да, Банни. А вот моя остановка.
   — Хорошо, хорошо.
   Вслед за ней он вышел из машины, достал из кармана пачку денег, добавил к плате за проезд хорошие чаевые. И вновь обратился к Кэтрин:
   — Черт бы побрал эту твою спешку!
   — Мне нужно переодеться и возвратиться на работу.
   — Не могу понять, зачем тебе нужна работа. Слушай, а кто сейчас в Седар-хаусе?
   — Пока никого. Я разрешила тете Агнес пожить там до марта, пока не съедут ее собственные жильцы, но ее дочь заболела, и она уехала к ней в Эйр.
   — Так там никого нет! И почему бы тебе тогда не поехать туда на время? Возьми с собой кузину или подругу. И дом заодно проветрите и обживете.
   — Миссис Перкинс регулярно проветривает его, милый. Она живет по соседству, ну, ты знаешь, за торговцем зерном. Она — тетка его жены, и когда-то была кухаркой бабушки Эверзли. Она, конечно, довольно древняя старушка, но все еще божественно готовит.
   — Тогда поезжай, и пусть она готовит для тебя.
   — Возможно, потом. Милый, я должна бежать. Пиши мне на адрес банка, и они перешлют письмо. Благослови тебя Господь! Чудесно, что мы увиделись!

Глава 10

 
   Кэтрин вошла в свою квартиру. Ее отпустили с работы до трех. Мисс Коул, конечно, презрительно на нее посмотрит, но она не могла вернуться в магазин в этом платье. Кэтрин надела старый твидовый костюм, стерла запрещенную помаду, покусала губы, чтобы натуральный цвет заменил искусственный, взглянула на часы и направилась в гостиную.
   Телефон стоял на письменном столе. Девушка подняла трубку и набрала номер. Женский голос произнес:
   — Фирма Эверзли.
   — Могу я поговорить с мисс Джонс?
   Минутой позже на линии была Мэвис Джонс.
   — Говорит секретарь мистера Эверзли.
   — Мисс Джонс, это Кэтрин Эверзли. Адмирал Холден только что сказал мне о смерти мистера Дэвиса. Мне так жаль! Это случилось, когда я уже рассталась с кузенами, так что мне не удалось расспросить их. Когда он скончался?
   — Сейчас вспомню… Около шести недель назад.
   — Я видела его, когда последний раз была в офисе. Он выглядел хорошо. Что же случилось?
   — Его сбила машина. Боюсь, он просто не смотрел, куда идет. Его отвезли в больницу, но он умер, не приходя в сознание.
   — Мне так жаль, я ничего не знала. — Телефонная трубка показалась ей холодной и тяжелой. — Что это был за день? Когда это произошло?
   Голос мисс Джонс зазвучал резче:
   — Не уверена, что смогу вам сообщить все подробности прямо сейчас.
   — Было бы очень любезно с вашей стороны выяснить это. В документах ведь должна стоять дата его последнего появления, не так ли? Я бы хотела ее узнать.
   — О, конечно.
   Ожидая ответа, Кэтрин продолжала чувствовать как трубка все больше оттягивает ей руку. Она слышала, как мисс Джонс ушла и вернулась. Затем услышала ее голос: лишенный эмоций голос хорошо обученной секретарши, в интонациях которой слышался… даже не акцент… какой-то особый выговор, чуть более заметный при телефонном разговоре.
   — Шестое декабря. Это был последний день, когда мистер Дэвис появился на работе.
   — Спасибо, мисс Джонс, — проговорила Кэтрин и повесила трубку.
   Часом позже она оторвалась от раскрашивания, чтобы спросить Уильяма Смита:
   — Ты помнишь число, когда ты ходил к Эверзли и разговаривал с мисс Джонс?
   Уильям нахмурил брови.
   — Это было как раз перед тем, как с мистером Таттлкомбом произошло несчастье.
   — Хорошо, а когда с ним произошло несчастье?
   — Седьмого декабря.
   Кэтрин отложила кисть, почувствовав слабость в руках.
   — Когда ты сказал «как раз перед тем», что ты имел в виду? Предыдущий день?
   — Да.
   — Ты уверен?
   — Да. А что, это важно?
   — Не знаю.
   Она снова взялась за раскрашивание.
   — Я просто хотела узнать.
   Уильям отвлекся от разговора. Теперь он почти не думал, что говорит. Все его внимание было поглощено последними штрихами, наносимыми на первую фигурку ворона. Нужен или нет мазок зеленой, отливающей металлом краски на его голове? Пожалуй, только легкий блеск, никаких ярких пятен.
   Он поделился сомнениями с Кэтрин, и они обсудили этот вопрос.
   Магазин Таттлкомба закрылся в половине шестого, и Уильям отвез Кэтрин домой. Мисс Коул надела шляпу и пальто и проворно двинулась в противоположном направлении. Но затем она свернула направо, еще раз направо и в результате оказалась на узкой дороге как раз позади магазина. Уильям не заметил ее, потому что выгонял машину из гаража, и, шагая очень быстро, иногда переходя на бег, она успела добраться до угла как раз в нужный момент, чтобы увидеть, как молодой человек остановил автомобиль, потянулся, чтобы открыть переднюю дверь и впустить мисс Эверзли, после чего они вместе уехали.
   — И не в первый раз, мистер Таттлкомб! — сказала мисс Коул. Голос ее дрожал от возмущения.
   Миссис Солт не хотела впускать ее, но она все равно вошла. По-настоящему непоколебимая женщина всегда способна добиться чего хочет. Это зависит всего лишь от того, каким количеством лучших побуждения она готова пренебречь и какую скорость готова развить. Мисс Коул просто обошла Абигейль Солт в дверях ее дома и заявила, что хочет видеть мистера Таттлкомба. Услышав от его сестры, что, по ее мнению, ему необходим покой и он не должен нервничать, думая о работе, она презрительно фыркнула и возразила, что мистер Таттлкомб разнервничается еще больше, если его магазин приобретет дурную репутацию, так что она должна увидеть его. Абигейль все это не понравилось, но, подстегиваемая равнодушием мисс Коул по от ношению к произошедшему несчастью и опасением, что Абель действительно расстроится, решив, будто сестра встала между ним и его работой, миссис Солт впустила женщину, проводила в комнату больного и спустилась в гостиную. Там она попыталась занять себя, наигрывая мелодии гимнов на фисгармонии. Возможно, в результате раздумий и колебаний миссис Солт как следует не заперла входную дверь: стальной язычок попал в отверстие, но снова выскользнул, и дверь осталась приоткрытой.
   Мисс Коул сидела на стуле с прямой спинкой возле кровати мистера Таттлкомба и изливала ему душу. На ней все еще были имбирного цвета шляпа и толстое черное пальто. Каждый день, утром и вечером, она мыла лицо желтым мылом, а пудриться считала аморальным, и теперь ее землистая кожа блестела при свете газового рожка. Она крепко сжала сложенные на коленях руки в черных шерстяных перчатках. Голос ее дрожал от искреннего возмущения.
   — Каждый день, целый день рисуют за одним столом, и их головы почти соприкасаются!
   Абель Таттлкомб, прислонившись к подушке, спокойно ответил:
   — Раскрашивать игрушки необходимо, мисс Коул.
   — Вы совершенно правы, мистер Таттлкомб, и я этого не отрицаю. Но, как я поняла, мисс Эверзли наняли помогать мне в магазине, и когда я так говорю, то просто сообщаю, как восприняла ситуацию. И что же происходит? На второй день мистер Смит забирает ее из магазина в мастерскую и доверяет ей раскрашивание, а раньше он никому и пальцем не позволял притронуться к этой работе. Ведь я предлагала свою помощь, а он ответил, что «не нужно, он прекрасно справляется».
   Она ужасающе фыркнула и повторила эту фразу еще громче, презрительно усмехаясь.
   — Он прекрасно справляется! И как же он справляется, мистер Таттлкомб?
   Вновь раздалось ее фырканье.
   — Они сидят, а между ними только стол, и, насколько я знаю, они макают кисти в одну банку! А этот мальчик на другом конце комнаты — он же все видит!
   Мисс Коул была членом церковного комитета. Абель Таттлкомб мягко взглянул на нее.
   — Уильям Смит одинокий молодой человек, — сказал он. — А мисс Эверзли — одинокая молодая женщина. Я говорил с Уильямом на предмет женитьбы. Если он думает о мисс Эверзли в свете этого разговора, в этом нет ничего дурного.
   Мисс Коул вскинула голову.
   — Вы не видели ее, когда она только пришла в наш магазин! Она была размалевана, вот как это называется, и я прямо сказала ей, что вы этого не одобряете. Если бы это зависело от меня, она бы у нас не работала, но мистер Смит ворвался и завил, что она — именно та, кого мы ищем. Меня даже не спросил!
   Абель возразил резко:
   — Она же является на работу без косметики.
   И снова услышал фырканье.
   — Неизвестно, что бы она делала, если бы не мои слова. Я ей сказала, что вы не позволяете таких вещей. И я всегда строго следила, не нарушила ли она моего запрета.
   Абель начинал уставать от ее вздорного тона.
   — Что ж, хорошо, — произнес он и сразу понял, что его слова восприняты как одобрение.
   Мисс Коул посмотрела на него с сочувствием.
   — Если вы называете хорошим то, что он увозит ее в своем автомобиле и не возвращается часами…
   Его раздражение начало прорываться наружу:
   — Что вы имеете в виду, когда говорите «часами»? И откуда вам известно, сколько он отсутствует?
   Мисс Коул слегка присмирела.
   — У миссис Бастабл ведь есть язык! Сначала — в одиннадцать часов, потом — после одиннадцати, а теперь вообще не поймешь, придет ли он домой. Мы и опомниться-то не успели! Я не могу назвать респектабельным такое поведение!
   Мистер Таттлкомб был обеспокоен намного больше, чем хотел показать. Мисс Коул он считал надоедливой старой девой. Но репутация его магазина была очень дорога ему. Она не должна вызывать никаких толков и пересудов. И вдруг оказывается, что мисс Коул сплетничает с миссис Бастабл, и они обе вовсю перешептываются и обсуждают его магазин! Ему захотелось, как случалось со многими мужчинами, чтобы что-нибудь заставило женщин замолчать. Он вспомнил, как сам, двадцатичетырехлетним юношей, пригласил девушку в июне на реку и привез домой только в полночь, и какой скандал случился из-за этого. Девушка, когда-то такая хорошенькая, вышла замуж за толстого пожилого торговца из фирмы «Прэнтис & Биддл» и родила семерых или восьмерых детей, все — копия своего отца. А Абель женился на Мэри Старт и был очень счастлив, пока Господь не забрал ее… Он пристально посмотрел в лицо мисс Коул и произнес:
   — Девушка живет с родителями? Если это так, а Уильям ухаживает за ней, то он, естественно, должен проводить там вечера.
   — С родителями! — вскричала мисс Коул. — Ничего подобного, мистер Таттлкомб! Квартира над конюшнями — Расселас-Мьюз, двадцать один, — вот, где она живет! Как она говорит, квартиру ей уступила подруга. И она там совсем одна, потому что ни разу ни о ком не упоминала. Так что если там мистер Смит проводит половину ночи, вы можете это называть респектабельным, но не я!
   Мисс Коул произносила эти откровения, задыхаясь. Если бы мистер Таттлкомб был на ногах, он покинул бы комнату. Но, лишенный возможности покинуть даже свою кровать, он вынужден был терпеть это нападение.
   Женщина набрала воздуха и начала снова:
   — Парадная дверь выкрашена красной краской! Я не могу назвать это респектабельным! Лестница перед входом и перила красные, как какой-нибудь почтовый ящик! Я это знаю не из сплетен — видела своими глазами, и знаете, что мне все это напомнило? Блудницу в пурпуре! И можно ли удивляться?
   Абель недовольно поджал губы. Он был не просто удивлен, а шокирован. Так он и сказал:
   — Мисс Коул, я в шоке!
   Мисс Коул обрадовалась:
   — Я этого и ожидала!
   — Я шокирован тем, как поспешно вы делаете выводы. Красная краска на двери квартиры, которую вам кто-то одолжил…
   Мисс Коул энергично перебила его:
   — Не говорите «одолжил», мистер Таттлкомб! Все мы слышали о квартирах над конюшнями и знаем, что они из себя представляют, не говоря уж о красной двери!
   Абель с трудом сдерживал эмоции. Мисс Коул была ценным сотрудником. Люди, обладающие безукоризненной нравственностью и честностью, а также годами делового опыта, на дороге не валяются. Если вам удалось заполучить одного из них, вы его так легко не отпустите. Абель произнес со спокойствием, достойным восхищения:
   — Думаю, достаточно разговоров о краске, мисс Коул.
   Она резко кивнула.
   — Конечно, как скажете, мистер Таттлкомб! Мне все равно, на двери ли эта краска или на лице мисс Эверзли! Я считала, что должна выполнить свой долг, но меня не поняли. Что ж, я сделала то, что подсказывала мне совесть, и не буду больше упоминать об этом!
   Абель искренне надеялся, что так и будет, но не был слишком оптимистичен. Даже его жена, которую он очень ценил и до сих пор горько оплакивал, славилась своей манерой заканчивать спор такой фразой только для того, чтобы возобновить его, как только придумает, что еще сказать.