Страница:
– Разве она не представила никакого подтверждающего ее слова документа? Выкладывайте, мисс Андервуд, я думаю, что она сделала это. Она показала вам вот это письмо. И я совершенно уверен, что она показала его и майору Армтажу.
Инспектор приподнял чистый лист бумаги и взял из-под него письмо, которое Карола Роланд, держа в своих руках, давала прочитать Меаде. На бумаге четко виднелся стремительный почерк Жиля: «Моя дорогая Карола… четыреста фунтов в год… имеете полное и законное право носить это имя…»
Она смотрела на записку, перед глазами у нее все поплыло и подернулось каким-то туманом.
Но тут позади нее с силой распахнулась дверь, и в гостиную ворвался Жиль.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Инспектор приподнял чистый лист бумаги и взял из-под него письмо, которое Карола Роланд, держа в своих руках, давала прочитать Меаде. На бумаге четко виднелся стремительный почерк Жиля: «Моя дорогая Карола… четыреста фунтов в год… имеете полное и законное право носить это имя…»
Она смотрела на записку, перед глазами у нее все поплыло и подернулось каким-то туманом.
Но тут позади нее с силой распахнулась дверь, и в гостиную ворвался Жиль.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Вслед за ним тотчас же вошел сержант Аббот, в руках он держал лист бумаги. Сержант подошел к инспектору и, положив бумагу на стол перед ним, отошел в сторону. Лэмб, нахмурившись, разглядывал столь стремительно вошедшего непрошенного гостя, затем проговорил веско и многозначительно, как человек облеченный властью закона, которая давала ему право так разговаривать.
– Майор Армтаж?
Жиль, положив руку на плечо Меаде, как раз заканчивал говорить ей что-то успокаивающее, вроде: «Все хорошо, дорогая». Впрочем, он почти шептал ей это на ухо, так что никто не мог разобрать его слов. Жиль выпрямился и направился к столу, его загорелое лицо побледнело и посуровело.
– Прошу простить меня, инспектор. Я только что услышал об этом. Ужасное происшествие.
– Да, – протянул инспектор и прибавил, – вы не присядете. Мне надо о многом поговорить с вами, майор Армтаж.
Жиль сел.
Фрэнк Аббот также взял стул и вынул записную книжку. Лэмб пробежал глазами бумагу, которая лежала перед ним. Пора было приступать к делу, которое могло закончиться неизвестно чем и неизвестно когда.
Помолчав немного для начала, Лэмб взглянул на него и сказал:
– Должен сразу предупредить вас, майор Армтаж, что вчерашний разговор утром между мисс Андервуд и мисс Роланд был подслушан. Я считаю, что мисс Андервуд сообщила вам об этом разговоре. Более того, она сама признала этот факт, а также, что вы затем поднялись наверх к мисс Роланд. Вы подтверждаете это?
– Разумеется.
Произнося это слово, он посмотрел на Меаду, а потом опять отвернулся от нее. Она была совершенно бледная и, не отрываясь, глядела на него.
– Это произошло в половине седьмого вчера вечером, служанка мисс Андервуд в этом пункте подтверждает слова мисс Андервуд, – инспектор скользнул взглядом по листу бумаги. – Служанка следила за временем, потому что ей хотелось выйти на улицу, чтобы встретиться со своим молодым человеком, она вышла, как только вы пришли. Верно, мисс Андервуд?
– Да, – ответила Меада.
Слово с трудом слетело с ее губ. Что они хотели сделать с Жилем? Что она сделала, чтобы помочь ему? Что он сделал сам с собой? Что произошло с ними обоими? Нет, это не могло быть правдой, невозможно, чтобы это было правдой. Она решила не отступать.
Лэмб снова заговорил.
– Итак, майор Армтаж, не будете ли вы так любезны рассказать нам о том разговоре, который произошел у вас с мисс Роланд? Был ли он дружелюбным?
Жиль слегка улыбнулся, но как-то мрачно.
– Что бы вы хотели от меня услышать? Да, я бы не назвал его дружелюбным.
– Вы ссорились?
Ухмылка не исчезла, хотя стала еще мрачнее.
– Думаю, что вряд ли это можно назвать ссорой. Инспектор протянул письмо, то самое, которое он показывал Меаде.
– Вы не удивляетесь тому, как много мне известно? Ладно, хоть я и не хотел вам этого говорить, но письмо было найдено на теле мисс Роланд. Она показала его мисс Андервуд. Полагаю, что она показывала его и вам.
Жиль кивнул головой.
– Да, показывала.
– Для того, чтобы подтвердить свое заявление, что она является вашей женой?
– Не совсем так, – Жиль нагнулся и взял Меаду за руку. – Все хорошо, дорогая, не смотри такими глазами.
Лэмб нахмурился, держа письмо в руке.
– Это ваш почерк?
– Да, конечно. Я написал это письмо и предложил Кароле выплачивать содержание, если она перестанет называться именем Армтаж, на которое она имела полное право. Письмо написано более года тому назад… Оно было написано в августе 1940 года.
– Тринадцатого августа.
– Да, так оно и было. Кое-что я вспомнил.
В сущности, если бы я не страдал амнезией, то вообще ничего бы не произошло. Это чистейшей воды надувательство. Она хотела отыграться на мне, вот почему она воспользовалась тем, что я ничего не помнил.
Меада смотрела на него во все глаза. Впрочем, теперь все глядели на него. Лэмб спокойно заметил:
– Так что вы вспомнили, майор Армтаж?
Он выразительно кивнул ему головой.
– Хорошо бы вспомнить мне об этом пораньше, тогда это спасло бы меня от лишних треволнений, однако, я полагаю, что частично память ко мне вернулась от пережитого шока. Мне всегда говорили, что память может восстановиться от потрясения. Черт возьми, так оно и случилось. Правда, спустя несколько часов. Я лег и уснул. Но в полночь проснулся, все мне вдруг стало ясно и понятно. Я позвонил мисс Андервуд и сказал ей, чтобы она не беспокоилась.
Румянец заиграл на щеках у Меады. Она подтвердила:
– Да, да, он звонил.
На лице Фрэнка Аббота появилось недоуменное и холодное выражение. Что хотел им объяснить этот парень? Шок, ну и что? Шок от убийства Каролы Роланд?
Лэмб задал вопрос в своей ленивой тягучей манере.
– Какой шок вы имели в виду, майор Армтаж? Смерть мисс Роланд?
Жиль сразу нахмурил светлые брови, которые очень необычно смотрелись на загорелом лице. Его голубые глаза засверкали зло и настороженно.
– Нет, конечно, нет! Я ведь не знал, что она мертва.
– Какой же шок тогда вы имели в виду?
Жиль опять усмехнулся.
– Шок, что некая красивая и очень странная женщина пытается заставить меня поверить в то, что я женился на ней в приступе временного помешательства или от чего-то подобного. А теперь вы, возможно, позволите мне объяснить, кто она такая, и почему я написал это письмо.
Фрэнк Аббот уткнулся носом в свои записи. Ну и ну! Интересно, а если он вернулся назад, убил ее, перед тем, как вспомнить, что было на самом деле. Она же встала между ним и его девушкой. Убийства совершаются и по менее серьезному поводу. Кроме того, у него было сотрясение мозга. И тут он услышал, как Жиль Армтаж произнес тихим ровным голосом.
– Она вдова моего брата.
– О! – выдохнула Меада. В один миг все напряжение исчезло. Что-то вроде блаженного покоя овладело ее телом. Она как можно глубже откинулась на хромированные трубки спинки стула и прикрыла глаза. Слезы потекли у нее из-под ресниц, они медленно струились у нее по щекам, и вскоре все лицо ее стало мокрым. Она не стыдилась своих слез. Какое это имело теперь значение, ровно никакого. Она слышала, как Лэмб сказал что-то, но не расслышала что. Жиль снова повторил:
– Она вдова моего брата. Он был убит под Дюнкерком. Он женился на ней в марте прошлого года, семнадцатого марта 1940 года, в бюро регистрации городка Мэрлидон. Но я ни о чем не знал до тех пор, пока его не убили, понимаете, ни о чем. Я сам воевал под Дюнкерком, но мне повезло. После того как я. вернулся домой, ко мне заявилась Карола. Она бросила свидетельство о браке передо мной и спросила, что я намерен предпринять в данном случае. Джек не оставил ей ни гроша, да у него и не было ничего. Когда его убили, ему исполнился всего лишь двадцать один год, и все что у него было, так это содержание, которое я выплачивал ему. Это была вполне приличная сумма, потому что я находил несправедливым то, что все деньги достались мне. Джек был на восемь лет младше меня, и я унаследовал все по старому отцовскому завещанию, которое было составлено еще до появления на свет моего брата. Отец намеревался составить новое завещание, но погиб во время охоты, когда Джеку исполнилось всего полгода. Мне всегда хотелось исправить данное положение вещей, но я вовсе не собирался отдавать деньги Кароле. Ведь я испытывал к ней неприязнь, потому что она откровенно пыталась извлечь для себя выгоду. В конце концов я написал ей письмо, которое находится у вас, с условиями которого она согласилась.
– Можно вас спросить, почему вы пожелали лишить ее имени Армтаж?
Возникла минутная пауза. Затем Жиль ответил:
– У меня были на то основания, это не имеет никакого отношения к данному делу.
– Простите меня, майор Армтаж, но, может быть, имеет. Видите ли, следует как можно лучше разобраться в характере мисс Роланд, раз ее убили.
Жиль передернул плечами.
– Боюсь, что придется вам самим все разузнавать, в этом деле я вам не помощник.
Воцарилось неловкое молчание. Затем Лэмб вежливо произнес:
– Хорошо, майор Армтаж, не хочу давить на вас. Хотя полагаю, что вы по возможности, не откажете нам помощи. Итак, вы находились здесь около двадцати минут, а также заявили, что между вами не произошло ничего, похожего на ссору. Вы что-нибудь пили вместе с мисс Роланд?
Жиль уставился на него.
– Конечно, нет.
– А какие-нибудь напитки были в гостиной?
– Никаких напитков я не заметил.
Лэмб обернулся, сидя в своем кресле. Он указал на стульчик-подставку перед электрокамином между двумя креслами: одно, обитое парчой, – голубого цвета, другое – серого. Оба кресло имели вытянутую кверху форму, изогнутые хромированные ножки, верх спинки был отделан серебристой кожей.
– Если на этом стульчике стоял поднос, то вы заметили бы его?
– Вероятно… да, непременно бы заметил. Я подходил к камину, чтобы рассмотреть фотографию. Если бы стульчик стоял там, где он стоит сейчас, то он оказался бы прямо у меня на пути. Тогда его не было.
– Вы подходили к камину взглянуть на фотографию. Вы дотрагивались до нее?
– Да, я брал ее в руки. Должно быть, это была одна из тех фотографий, которую я подарил брату. Разумеется, я никогда не дарил своих фотографий Кароле.
– Вы больше ничего не заметили на камине, что-нибудь такое, чего сейчас там нет?
Жиль взглянул на каминную доску, кроме его фотографии там больше ничего не было. Его глаза сузились на мгновение, потом он сказал:
– Там вроде стояла небольшая статуэтка танцовщицы. Сейчас ее здесь нет.
Лэмб сухо заметил.
– Да, ее сейчас там нет. Вы брали статуэтку в руки или дотрагивались до нее?
Жиль удивленно взглянул на него.
– Конечно, нет.
Инспектор снова повернулся к столу.
– Полагаю, что вы не станете возражать, если у вас возьмут отпечатки пальцев? Обычная процедура, ничего более. Нам надо исключить отпечатки пальцев всех тех, кто не причастен к убийству, но находился в этой квартире.
Жиль опять мрачно улыбнулся ему. Он выпрямился, обошел вокруг стола и вытянул руки перед инспектором.
– Вот они! Немного грубоваты, не правда ли? Я подумал, что тот, кто после перекрестного допроса даст мне бумагу для снятия отпечатков, уже приготовил достаточно липкий раствор.
Лэмб позволил себе широко улыбнуться, так что блеснули его зубы.
– Благодарю вас, майор Армтаж. Мы не всегда следуем окольными путями, особенно когда есть короткий и открытый путь. Теперь, чтобы покончить со всем этим, последний вопрос: вы ушли от мисс Андервуд без десяти семь, вы не скажете, что делали потом?
Разумеется. Я вернулся в свою квартиру на Джермин-стрит и попытался связаться по телефону с моим адвокатом. Его не было в городе, но у меня был его адрес, и я позвонил туда. Мне передали, что он уже уехал, будет у себя в офисе в десять часов сегодня утром. Затем я зашел в клуб, чтобы пообедать, а после этого немного прогулялся.
Глаза Фрэнка Аббота тут же настороженно блеснули. Парень был либо чертовски глуп, либо действительно невиновен. Впрочем, он не выглядел дураком, но об этом, конечно, не стоило судить только по внешнему виду. Он не выглядел и как убийца, но разве у убийц особый внешний вид, кроме, конечно же, ненормальных. Парень не походил на ненормального, просто немного горяч и по уши влюблен в эту невысокую бледную девицу. Итак, он приготовил им сюрприз в виде приятной длинной ночной прогулки, которая могла привести его в Путней, где он в удобное время убил Каролу Роланд. Фрэнк сделал пометку, тогда как Лэмб задал вопрос.
– Не могла ли ваша прогулка каким-нибудь образом завести вас в эту сторону?
Жиль пристально посмотрел на него, затем ответил:
– Нет.
Внезапно он замер. В его ответе еле заметно послышалось что-то еще. Только очень острый взгляд заметил бы, как слегка заиграли у него на лице желваки. Это не прошло мимо внимательного к мелочам Фрэнка Аббота, он подумал: «Парень только что догадался, что совершил какую-то оплошность. Хорошее самообладание, ни одного лишнего жеста. Любопытно, возвращался ли он сюда на самом деле».
Лэмб дружелюбно произнес:
– Благодарю вас, майор Армтаж. Не стану дольше удерживать ни вас, ни мисс Андервуд.
– Майор Армтаж?
Жиль, положив руку на плечо Меаде, как раз заканчивал говорить ей что-то успокаивающее, вроде: «Все хорошо, дорогая». Впрочем, он почти шептал ей это на ухо, так что никто не мог разобрать его слов. Жиль выпрямился и направился к столу, его загорелое лицо побледнело и посуровело.
– Прошу простить меня, инспектор. Я только что услышал об этом. Ужасное происшествие.
– Да, – протянул инспектор и прибавил, – вы не присядете. Мне надо о многом поговорить с вами, майор Армтаж.
Жиль сел.
Фрэнк Аббот также взял стул и вынул записную книжку. Лэмб пробежал глазами бумагу, которая лежала перед ним. Пора было приступать к делу, которое могло закончиться неизвестно чем и неизвестно когда.
Помолчав немного для начала, Лэмб взглянул на него и сказал:
– Должен сразу предупредить вас, майор Армтаж, что вчерашний разговор утром между мисс Андервуд и мисс Роланд был подслушан. Я считаю, что мисс Андервуд сообщила вам об этом разговоре. Более того, она сама признала этот факт, а также, что вы затем поднялись наверх к мисс Роланд. Вы подтверждаете это?
– Разумеется.
Произнося это слово, он посмотрел на Меаду, а потом опять отвернулся от нее. Она была совершенно бледная и, не отрываясь, глядела на него.
– Это произошло в половине седьмого вчера вечером, служанка мисс Андервуд в этом пункте подтверждает слова мисс Андервуд, – инспектор скользнул взглядом по листу бумаги. – Служанка следила за временем, потому что ей хотелось выйти на улицу, чтобы встретиться со своим молодым человеком, она вышла, как только вы пришли. Верно, мисс Андервуд?
– Да, – ответила Меада.
Слово с трудом слетело с ее губ. Что они хотели сделать с Жилем? Что она сделала, чтобы помочь ему? Что он сделал сам с собой? Что произошло с ними обоими? Нет, это не могло быть правдой, невозможно, чтобы это было правдой. Она решила не отступать.
Лэмб снова заговорил.
– Итак, майор Армтаж, не будете ли вы так любезны рассказать нам о том разговоре, который произошел у вас с мисс Роланд? Был ли он дружелюбным?
Жиль слегка улыбнулся, но как-то мрачно.
– Что бы вы хотели от меня услышать? Да, я бы не назвал его дружелюбным.
– Вы ссорились?
Ухмылка не исчезла, хотя стала еще мрачнее.
– Думаю, что вряд ли это можно назвать ссорой. Инспектор протянул письмо, то самое, которое он показывал Меаде.
– Вы не удивляетесь тому, как много мне известно? Ладно, хоть я и не хотел вам этого говорить, но письмо было найдено на теле мисс Роланд. Она показала его мисс Андервуд. Полагаю, что она показывала его и вам.
Жиль кивнул головой.
– Да, показывала.
– Для того, чтобы подтвердить свое заявление, что она является вашей женой?
– Не совсем так, – Жиль нагнулся и взял Меаду за руку. – Все хорошо, дорогая, не смотри такими глазами.
Лэмб нахмурился, держа письмо в руке.
– Это ваш почерк?
– Да, конечно. Я написал это письмо и предложил Кароле выплачивать содержание, если она перестанет называться именем Армтаж, на которое она имела полное право. Письмо написано более года тому назад… Оно было написано в августе 1940 года.
– Тринадцатого августа.
– Да, так оно и было. Кое-что я вспомнил.
В сущности, если бы я не страдал амнезией, то вообще ничего бы не произошло. Это чистейшей воды надувательство. Она хотела отыграться на мне, вот почему она воспользовалась тем, что я ничего не помнил.
Меада смотрела на него во все глаза. Впрочем, теперь все глядели на него. Лэмб спокойно заметил:
– Так что вы вспомнили, майор Армтаж?
Он выразительно кивнул ему головой.
– Хорошо бы вспомнить мне об этом пораньше, тогда это спасло бы меня от лишних треволнений, однако, я полагаю, что частично память ко мне вернулась от пережитого шока. Мне всегда говорили, что память может восстановиться от потрясения. Черт возьми, так оно и случилось. Правда, спустя несколько часов. Я лег и уснул. Но в полночь проснулся, все мне вдруг стало ясно и понятно. Я позвонил мисс Андервуд и сказал ей, чтобы она не беспокоилась.
Румянец заиграл на щеках у Меады. Она подтвердила:
– Да, да, он звонил.
На лице Фрэнка Аббота появилось недоуменное и холодное выражение. Что хотел им объяснить этот парень? Шок, ну и что? Шок от убийства Каролы Роланд?
Лэмб задал вопрос в своей ленивой тягучей манере.
– Какой шок вы имели в виду, майор Армтаж? Смерть мисс Роланд?
Жиль сразу нахмурил светлые брови, которые очень необычно смотрелись на загорелом лице. Его голубые глаза засверкали зло и настороженно.
– Нет, конечно, нет! Я ведь не знал, что она мертва.
– Какой же шок тогда вы имели в виду?
Жиль опять усмехнулся.
– Шок, что некая красивая и очень странная женщина пытается заставить меня поверить в то, что я женился на ней в приступе временного помешательства или от чего-то подобного. А теперь вы, возможно, позволите мне объяснить, кто она такая, и почему я написал это письмо.
Фрэнк Аббот уткнулся носом в свои записи. Ну и ну! Интересно, а если он вернулся назад, убил ее, перед тем, как вспомнить, что было на самом деле. Она же встала между ним и его девушкой. Убийства совершаются и по менее серьезному поводу. Кроме того, у него было сотрясение мозга. И тут он услышал, как Жиль Армтаж произнес тихим ровным голосом.
– Она вдова моего брата.
– О! – выдохнула Меада. В один миг все напряжение исчезло. Что-то вроде блаженного покоя овладело ее телом. Она как можно глубже откинулась на хромированные трубки спинки стула и прикрыла глаза. Слезы потекли у нее из-под ресниц, они медленно струились у нее по щекам, и вскоре все лицо ее стало мокрым. Она не стыдилась своих слез. Какое это имело теперь значение, ровно никакого. Она слышала, как Лэмб сказал что-то, но не расслышала что. Жиль снова повторил:
– Она вдова моего брата. Он был убит под Дюнкерком. Он женился на ней в марте прошлого года, семнадцатого марта 1940 года, в бюро регистрации городка Мэрлидон. Но я ни о чем не знал до тех пор, пока его не убили, понимаете, ни о чем. Я сам воевал под Дюнкерком, но мне повезло. После того как я. вернулся домой, ко мне заявилась Карола. Она бросила свидетельство о браке передо мной и спросила, что я намерен предпринять в данном случае. Джек не оставил ей ни гроша, да у него и не было ничего. Когда его убили, ему исполнился всего лишь двадцать один год, и все что у него было, так это содержание, которое я выплачивал ему. Это была вполне приличная сумма, потому что я находил несправедливым то, что все деньги достались мне. Джек был на восемь лет младше меня, и я унаследовал все по старому отцовскому завещанию, которое было составлено еще до появления на свет моего брата. Отец намеревался составить новое завещание, но погиб во время охоты, когда Джеку исполнилось всего полгода. Мне всегда хотелось исправить данное положение вещей, но я вовсе не собирался отдавать деньги Кароле. Ведь я испытывал к ней неприязнь, потому что она откровенно пыталась извлечь для себя выгоду. В конце концов я написал ей письмо, которое находится у вас, с условиями которого она согласилась.
– Можно вас спросить, почему вы пожелали лишить ее имени Армтаж?
Возникла минутная пауза. Затем Жиль ответил:
– У меня были на то основания, это не имеет никакого отношения к данному делу.
– Простите меня, майор Армтаж, но, может быть, имеет. Видите ли, следует как можно лучше разобраться в характере мисс Роланд, раз ее убили.
Жиль передернул плечами.
– Боюсь, что придется вам самим все разузнавать, в этом деле я вам не помощник.
Воцарилось неловкое молчание. Затем Лэмб вежливо произнес:
– Хорошо, майор Армтаж, не хочу давить на вас. Хотя полагаю, что вы по возможности, не откажете нам помощи. Итак, вы находились здесь около двадцати минут, а также заявили, что между вами не произошло ничего, похожего на ссору. Вы что-нибудь пили вместе с мисс Роланд?
Жиль уставился на него.
– Конечно, нет.
– А какие-нибудь напитки были в гостиной?
– Никаких напитков я не заметил.
Лэмб обернулся, сидя в своем кресле. Он указал на стульчик-подставку перед электрокамином между двумя креслами: одно, обитое парчой, – голубого цвета, другое – серого. Оба кресло имели вытянутую кверху форму, изогнутые хромированные ножки, верх спинки был отделан серебристой кожей.
– Если на этом стульчике стоял поднос, то вы заметили бы его?
– Вероятно… да, непременно бы заметил. Я подходил к камину, чтобы рассмотреть фотографию. Если бы стульчик стоял там, где он стоит сейчас, то он оказался бы прямо у меня на пути. Тогда его не было.
– Вы подходили к камину взглянуть на фотографию. Вы дотрагивались до нее?
– Да, я брал ее в руки. Должно быть, это была одна из тех фотографий, которую я подарил брату. Разумеется, я никогда не дарил своих фотографий Кароле.
– Вы больше ничего не заметили на камине, что-нибудь такое, чего сейчас там нет?
Жиль взглянул на каминную доску, кроме его фотографии там больше ничего не было. Его глаза сузились на мгновение, потом он сказал:
– Там вроде стояла небольшая статуэтка танцовщицы. Сейчас ее здесь нет.
Лэмб сухо заметил.
– Да, ее сейчас там нет. Вы брали статуэтку в руки или дотрагивались до нее?
Жиль удивленно взглянул на него.
– Конечно, нет.
Инспектор снова повернулся к столу.
– Полагаю, что вы не станете возражать, если у вас возьмут отпечатки пальцев? Обычная процедура, ничего более. Нам надо исключить отпечатки пальцев всех тех, кто не причастен к убийству, но находился в этой квартире.
Жиль опять мрачно улыбнулся ему. Он выпрямился, обошел вокруг стола и вытянул руки перед инспектором.
– Вот они! Немного грубоваты, не правда ли? Я подумал, что тот, кто после перекрестного допроса даст мне бумагу для снятия отпечатков, уже приготовил достаточно липкий раствор.
Лэмб позволил себе широко улыбнуться, так что блеснули его зубы.
– Благодарю вас, майор Армтаж. Мы не всегда следуем окольными путями, особенно когда есть короткий и открытый путь. Теперь, чтобы покончить со всем этим, последний вопрос: вы ушли от мисс Андервуд без десяти семь, вы не скажете, что делали потом?
Разумеется. Я вернулся в свою квартиру на Джермин-стрит и попытался связаться по телефону с моим адвокатом. Его не было в городе, но у меня был его адрес, и я позвонил туда. Мне передали, что он уже уехал, будет у себя в офисе в десять часов сегодня утром. Затем я зашел в клуб, чтобы пообедать, а после этого немного прогулялся.
Глаза Фрэнка Аббота тут же настороженно блеснули. Парень был либо чертовски глуп, либо действительно невиновен. Впрочем, он не выглядел дураком, но об этом, конечно, не стоило судить только по внешнему виду. Он не выглядел и как убийца, но разве у убийц особый внешний вид, кроме, конечно же, ненормальных. Парень не походил на ненормального, просто немного горяч и по уши влюблен в эту невысокую бледную девицу. Итак, он приготовил им сюрприз в виде приятной длинной ночной прогулки, которая могла привести его в Путней, где он в удобное время убил Каролу Роланд. Фрэнк сделал пометку, тогда как Лэмб задал вопрос.
– Не могла ли ваша прогулка каким-нибудь образом завести вас в эту сторону?
Жиль пристально посмотрел на него, затем ответил:
– Нет.
Внезапно он замер. В его ответе еле заметно послышалось что-то еще. Только очень острый взгляд заметил бы, как слегка заиграли у него на лице желваки. Это не прошло мимо внимательного к мелочам Фрэнка Аббота, он подумал: «Парень только что догадался, что совершил какую-то оплошность. Хорошее самообладание, ни одного лишнего жеста. Любопытно, возвращался ли он сюда на самом деле».
Лэмб дружелюбно произнес:
– Благодарю вас, майор Армтаж. Не стану дольше удерживать ни вас, ни мисс Андервуд.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Миссис Смоллетт спускалась вниз по лестнице в весьма радужном настроении и натолкнулась прямо на мистера Уилларда. Он выглядел гак, как будто гулял всю ночь, вид У него был изрядно помятый и хмельной, что было вдвойне невозможно с таким явным джентльменом как он. Миссис Смоллетт, которая обычно легко принимала на веру все и вся, почувствовала в голове некоторый сумбур, силясь понять такое событие.
Когда она проходила через холл, то из первой квартиры выглянула мисс Крейн, причем с такой живостью, что стало ясно – она высматривала и подслушивала, не желая упустить ни малейшего шанса разузнать побольше о случившемся.
– О, миссис Смоллетт, зайдите ко мне на минутку! Какое неприятное дело! Как только вы все вынесли? Я подумала, может чашка чаю с капелькой бренди успокоит ваши расстроенные нервы…
Миссис Смоллетт великодушно приняла это предложение. Она перестала быть незаметной и малозначительной особой. Она сознавала, что стала важной персоной. Ее будут осаждать репортеры, ее фотографии появятся во всех газетах. Но она не возражала против небольшой репетиции, а публику ей заменит мисс Крейн. Горячий чай и бренди – какой соблазн. Она прижала руку к своему внушительному животу и сказала, что у нее были страшные спазмы, она даже не знала, выдержит ли.
Мисс Крейн была сама любезность. Она не представляла себе, как только миссис Смоллетт все вынесла. А еще ей придется стоять в суде на месте для дачи свидетельских показаний, приносить клятву, нет, она, мисс Крейн, всегда надеялась, что ее минует подобная участь, ибо она совершенно уверенна в том, что не перенесет этого.
– Сейчас к нам приходил молодой человек, он все выспрашивал, кто из нас и когда видел мисс Роланд или майора Армтажа. Такой бравый мужчина с военной выправкой. Я говорю о майоре Армтаже, не о детективе, хотя последний тоже очень приятный молодой человек. Я честно призналась, что мы никого не видели. Это так приятно, особенно если не желаешь никому причинять неприятностей. Так вот я сообщила ему, что никто из нас не выходил вчера из квартиры, только разве до почтового ящика и назад. Так что я никого не видела, кроме мисс Гарсайд, которая поднималась из подвала. Я тогда еще удивилась, что она там делала, впрочем, это не моего ума дело. Итак, я сказала ему, что не стоит меня благодарить, потому что любая подробность, касающаяся убийства, оказывает отрицательное воздействие на здоровье мисс Мередит, именно это я всегда учитываю в первую очередь. Она вчера очень неважно себя чувствовала, вот почему никто из нас не выходил на улицу. Мы с Пакер места себе не находили от волнения. Но мне приятно заметить, что ночь прошла вполне спокойно, и сегодня она чувствует себя гораздо лучше.
В этот момент Пакер случайно проходила через комнату, и мисс Крейн обратилась к ней, чтобы та подтвердила, что мисс Мередит выздоровела. Пакер, долговязая, худая, с застывшим и каким-то угрюмо-кислым выражением лица, как-то механически дернула головой и плечом, что, по всей видимости, следовало считать за подтверждение, и пошла себе дальше, со стуком закрыв за собой дверь.
Мисс Крейн вздохнула и с осуждающим видом заметила:
– Худшее в убийстве то, что оно действует крайне огорчительным образом. Пакер совершенно расстроена. Ну а теперь, миссис Смоллетт, еще одну чашку чая и немного бренди, капельку бренди…
Мистер Уиллард прошел мимо миссис Смоллетт, так и не заметив– ее. Он открыл ключом дверь в свою квартиру, прошел через переднюю и отворил дверь в гостиную. Все шторы были еще опущены, и горел свет. В какое-нибудь другое время подобная преступная расточительность вызвала бы у него всплеск негодования, облеченное в соответствующие слова и упреки. Однако состояние мистера Уилларда было таковым, что сейчас ему было совсем не до этого. Он стоял на пороге и смотрел на свою жену.
Миссис Уиллард сидела за письменным столом из мореного дуба. На ней по-прежнему было то же самое платье из искусственного шелка красно-зеленых тонов, что и вчера. Оно выглядело как любой другой наряд, который не снимали всю ночь. Сама мисс Уиллард выглядела ничуть не свежее своего наряда. Она давно перестала рыдать. Платок, превратившийся вчера в мокрую тряпочку, валялся скомканный в углу кушетки. Он совсем высох, часов десять минуло с того момента, как она, отбросив его, поднялась по лестнице наверх, на этаж выше. Ее обычно спокойное состояние ума пришло в страшное возбуждение от одной лишь мысли, что Альфред находился там, за этой дверью под номером восемь. Охватившее ее сильное возбуждение высушило ее слезы. Потом она уже не могла больше плакать, она выдохлась. Она вернулась к себе в квартиру и села опять на кушетку, время текло медленно, но все же текло.
Часов в девять утра она подошла к письменному столу и позвонила брату Альфреда. Эрнест Уиллард жил в Илинге. Эрнест работал чиновником в адмиралтействе. Миссис Уиллард с трудом и очень медленно наконец сообразила, что Альфред мог быть у брата. Она набрала номер, трубку взяли сразу после первого же звонка. Она услышала голос Эрнеста, очень похожий на голос Альфреда, но более низкий. Сходство усиливалось благодаря четко различимому раздражению.
– Да, Альфред здесь. Мы как раз собираемся выходить, на самом деле мы уже выходили. Лучше будет, если вы позвоните ему в офис.
Миссис Уиллард проговорила холодным безразличным голосом.
– Я не могу, Эрнест. Он должен вернуться домой. У нас кое-что случилось. Передайте ему, что мисс Роланд убили сегодня ночью, – желая прекратить разговор, она уронила трубку с глухим стуком на рычаг.
После этого она долго и неподвижно сидела в своем помятом платье и с растрепанными волосами. Краснота, покрывавшая ее лицо, сменилась восковой бледностью.
Мистер Уиллард стоял и смотрел на нее. На какой-то миг она показалась ему женщиной, которую он никогда прежде не видел. Но затем его собственные пережитые волнения и муки стерли это впечатление, и он увидел перед собой прежнюю Амелию, ту саму Амелию, которая была всегда так добра к нему, которая ухаживала за ним, когда он болел, Амелию, на которой он уже был женат двадцать лет. Спотыкающимися неровными шагами он подошел к ней, затем упал на колени, уронив голову на грудь, и разрыдался как ребенок, потерявший свою любимую игрушку. Его сухая бездушная аккуратность исчезла, он начал говорить простыми ясными словами, которые то и дело прерывались всхлипываниями.
– Она была… так прекрасна. Но ничего не было… Амелия. Только из-за того… что она была… так прекрасна. Я даже… не поцеловал ее… она не позволила. Она смеялась надо мной… и называла меня… смешным человечком. Возможно, что я… ведь она была так прекрасна.
Но Амелия уже ласково обнимала его. Никогда ни один ребенок не умолял ее о прощении. Может быть, поэтому она любила Альфреда больше как ребенка. Ради этого ребенка, она двадцать лет терпела его педантичную аккуратность, его вечные придирки, его властные указания-. Но, когда он уставал, когда ему было грустно, когда он болел, разве он не льнул к ней как ребенок. Муки прошедшей ночи были муками от охватившего ее ощущения, что этот ребенок умер.
Но теперь она снова обнимала его, укачивала, нашептывала ласковые глупые слова. Немного погодя он приподнял заплаканное лицо. Его очки покривились и испачкались, тогда Альфред снял их, насухо протер линзы, вытер глаза, высморкался, опять надел очки и взглянул на Амелию. Когда он отодвинулся от нее, она поставила правый локоть на стол, чтобы подпереть ладонью щеку.
И тут взгляд у Альфреда Уилларда стал напряженным и испуганным. Когда Амелия подняла руку, и рукав ее платья чуть спустился вниз, стало вдруг видно, что рукав весь порезан и в пятнах крови.
Когда она проходила через холл, то из первой квартиры выглянула мисс Крейн, причем с такой живостью, что стало ясно – она высматривала и подслушивала, не желая упустить ни малейшего шанса разузнать побольше о случившемся.
– О, миссис Смоллетт, зайдите ко мне на минутку! Какое неприятное дело! Как только вы все вынесли? Я подумала, может чашка чаю с капелькой бренди успокоит ваши расстроенные нервы…
Миссис Смоллетт великодушно приняла это предложение. Она перестала быть незаметной и малозначительной особой. Она сознавала, что стала важной персоной. Ее будут осаждать репортеры, ее фотографии появятся во всех газетах. Но она не возражала против небольшой репетиции, а публику ей заменит мисс Крейн. Горячий чай и бренди – какой соблазн. Она прижала руку к своему внушительному животу и сказала, что у нее были страшные спазмы, она даже не знала, выдержит ли.
Мисс Крейн была сама любезность. Она не представляла себе, как только миссис Смоллетт все вынесла. А еще ей придется стоять в суде на месте для дачи свидетельских показаний, приносить клятву, нет, она, мисс Крейн, всегда надеялась, что ее минует подобная участь, ибо она совершенно уверенна в том, что не перенесет этого.
– Сейчас к нам приходил молодой человек, он все выспрашивал, кто из нас и когда видел мисс Роланд или майора Армтажа. Такой бравый мужчина с военной выправкой. Я говорю о майоре Армтаже, не о детективе, хотя последний тоже очень приятный молодой человек. Я честно призналась, что мы никого не видели. Это так приятно, особенно если не желаешь никому причинять неприятностей. Так вот я сообщила ему, что никто из нас не выходил вчера из квартиры, только разве до почтового ящика и назад. Так что я никого не видела, кроме мисс Гарсайд, которая поднималась из подвала. Я тогда еще удивилась, что она там делала, впрочем, это не моего ума дело. Итак, я сказала ему, что не стоит меня благодарить, потому что любая подробность, касающаяся убийства, оказывает отрицательное воздействие на здоровье мисс Мередит, именно это я всегда учитываю в первую очередь. Она вчера очень неважно себя чувствовала, вот почему никто из нас не выходил на улицу. Мы с Пакер места себе не находили от волнения. Но мне приятно заметить, что ночь прошла вполне спокойно, и сегодня она чувствует себя гораздо лучше.
В этот момент Пакер случайно проходила через комнату, и мисс Крейн обратилась к ней, чтобы та подтвердила, что мисс Мередит выздоровела. Пакер, долговязая, худая, с застывшим и каким-то угрюмо-кислым выражением лица, как-то механически дернула головой и плечом, что, по всей видимости, следовало считать за подтверждение, и пошла себе дальше, со стуком закрыв за собой дверь.
Мисс Крейн вздохнула и с осуждающим видом заметила:
– Худшее в убийстве то, что оно действует крайне огорчительным образом. Пакер совершенно расстроена. Ну а теперь, миссис Смоллетт, еще одну чашку чая и немного бренди, капельку бренди…
Мистер Уиллард прошел мимо миссис Смоллетт, так и не заметив– ее. Он открыл ключом дверь в свою квартиру, прошел через переднюю и отворил дверь в гостиную. Все шторы были еще опущены, и горел свет. В какое-нибудь другое время подобная преступная расточительность вызвала бы у него всплеск негодования, облеченное в соответствующие слова и упреки. Однако состояние мистера Уилларда было таковым, что сейчас ему было совсем не до этого. Он стоял на пороге и смотрел на свою жену.
Миссис Уиллард сидела за письменным столом из мореного дуба. На ней по-прежнему было то же самое платье из искусственного шелка красно-зеленых тонов, что и вчера. Оно выглядело как любой другой наряд, который не снимали всю ночь. Сама мисс Уиллард выглядела ничуть не свежее своего наряда. Она давно перестала рыдать. Платок, превратившийся вчера в мокрую тряпочку, валялся скомканный в углу кушетки. Он совсем высох, часов десять минуло с того момента, как она, отбросив его, поднялась по лестнице наверх, на этаж выше. Ее обычно спокойное состояние ума пришло в страшное возбуждение от одной лишь мысли, что Альфред находился там, за этой дверью под номером восемь. Охватившее ее сильное возбуждение высушило ее слезы. Потом она уже не могла больше плакать, она выдохлась. Она вернулась к себе в квартиру и села опять на кушетку, время текло медленно, но все же текло.
Часов в девять утра она подошла к письменному столу и позвонила брату Альфреда. Эрнест Уиллард жил в Илинге. Эрнест работал чиновником в адмиралтействе. Миссис Уиллард с трудом и очень медленно наконец сообразила, что Альфред мог быть у брата. Она набрала номер, трубку взяли сразу после первого же звонка. Она услышала голос Эрнеста, очень похожий на голос Альфреда, но более низкий. Сходство усиливалось благодаря четко различимому раздражению.
– Да, Альфред здесь. Мы как раз собираемся выходить, на самом деле мы уже выходили. Лучше будет, если вы позвоните ему в офис.
Миссис Уиллард проговорила холодным безразличным голосом.
– Я не могу, Эрнест. Он должен вернуться домой. У нас кое-что случилось. Передайте ему, что мисс Роланд убили сегодня ночью, – желая прекратить разговор, она уронила трубку с глухим стуком на рычаг.
После этого она долго и неподвижно сидела в своем помятом платье и с растрепанными волосами. Краснота, покрывавшая ее лицо, сменилась восковой бледностью.
Мистер Уиллард стоял и смотрел на нее. На какой-то миг она показалась ему женщиной, которую он никогда прежде не видел. Но затем его собственные пережитые волнения и муки стерли это впечатление, и он увидел перед собой прежнюю Амелию, ту саму Амелию, которая была всегда так добра к нему, которая ухаживала за ним, когда он болел, Амелию, на которой он уже был женат двадцать лет. Спотыкающимися неровными шагами он подошел к ней, затем упал на колени, уронив голову на грудь, и разрыдался как ребенок, потерявший свою любимую игрушку. Его сухая бездушная аккуратность исчезла, он начал говорить простыми ясными словами, которые то и дело прерывались всхлипываниями.
– Она была… так прекрасна. Но ничего не было… Амелия. Только из-за того… что она была… так прекрасна. Я даже… не поцеловал ее… она не позволила. Она смеялась надо мной… и называла меня… смешным человечком. Возможно, что я… ведь она была так прекрасна.
Но Амелия уже ласково обнимала его. Никогда ни один ребенок не умолял ее о прощении. Может быть, поэтому она любила Альфреда больше как ребенка. Ради этого ребенка, она двадцать лет терпела его педантичную аккуратность, его вечные придирки, его властные указания-. Но, когда он уставал, когда ему было грустно, когда он болел, разве он не льнул к ней как ребенок. Муки прошедшей ночи были муками от охватившего ее ощущения, что этот ребенок умер.
Но теперь она снова обнимала его, укачивала, нашептывала ласковые глупые слова. Немного погодя он приподнял заплаканное лицо. Его очки покривились и испачкались, тогда Альфред снял их, насухо протер линзы, вытер глаза, высморкался, опять надел очки и взглянул на Амелию. Когда он отодвинулся от нее, она поставила правый локоть на стол, чтобы подпереть ладонью щеку.
И тут взгляд у Альфреда Уилларда стал напряженным и испуганным. Когда Амелия подняла руку, и рукав ее платья чуть спустился вниз, стало вдруг видно, что рукав весь порезан и в пятнах крови.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Миссис Андервуд сидела на трубчатом кресле, находя его крайне неудобным, в то же время она пыталась успокоиться, уговаривая себя, что она жена командира авиационного звена, а этот грузный мужчина, смотревший ей прямо в лицо, был всего лишь одетый в штатский костюм полицейский, который не слишком сильно отличался от констебля, который останавливает движение перед вами или помогает найти дорогу в часы светомаскировки. Она надела изящную шляпку, а также старательно накрасилась. Но ничто не могло избавить ее от ощущения, что она вдруг перенеслась более чем на двадцати лет назад, что она снова Мейбл Пибоди, страшно перепуганная и желающая, чтобы земля разверзлась у нее под ногами и поглотила ее. Лэмбу, родившемуся и выросшему в деревне, ее вид напоминал испуганное животное. Страх есть страх, и его невозможно скрыть. Будучи мальчиком, он видел коров в горящих сараях и запомнил это на всю жизнь. Крыса в капкане, овца, когда на нее нападает собака, сильно испуганная лошадь и эта приятная леди в своем изящном лондонском наряде – все они были насмерть перепуганными созданиями. Он не проявлял любопытства, интересуясь, что же так сильно перепугало миссис Андервуд, потому что он знал. Иначе говоря, он знал вполне достаточно, чтобы вести расследование дальше. Конечно, по ходу дела могло открыться что-то еще и, возможно, даже больше, чем он знает сейчас, но для начала вполне хватает и этого.
Лэмб начал расспрашивать в присущей ему доброжелательной манере.
– Я так полагаю, что вы, миссис Андервуд, отсутствовали большую часть дня и часть вечера. Мы составили график прихода и ухода всех жильцов этого дома. Это поможет нам установить, в какое время незнакомец посетил квартиру мисс Роланд, оставшись никем не замеченным. Вы не будете против, если расскажите нам, что вы делали в это время?
Начало было ободряющим. Мейбл Пибоди стушевалась, Мейбл Андервуд начала сообщать нужные полиции сведения.
– Днем я пообедала, а затем вместо племянницы отправилась в центр мисс Мидлтон. Там они пакуют посылки для тех, кто пострадал во время бомбежек, а также для эвакуируемых, я полагаю, что это очень нужное дело, но работать под ее руководством я вряд ли смогла бы. Конечно, это вам едва ли интересно, мне не стоит отнимать ваше время. Дальше, где я была потом? Так, так, я упаковывала посылки почти до пяти часов, затем я пошла к Соамсам сыграть партию в бридж. И, полагаю, что назад вернулась около половины восьмого.
– Вы прошли прямо к себе?
Миссис Андервуд удивленно взглянула на него.
– Конечно.
– Прямо к себе в квартиру, миссис Андервуд? Она снова испугалась. У нее даже перехватило дыхание от страха. Она посмотрела в окно, затем на камин, куда угодно, лишь бы не на старшего инспектора Лэмба.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, я прошла прямо к себе в квартиру.
– Да, да, конечно, прошли. Но не прямо к себе, не так ли? Ваша горничная, Айви Лорд, говорит, что всю дорогу от угла вы шли впереди нее, а впереди вас шла мисс Роланд. В полвосьмого еще достаточно светло, Чтобы молодая девушка смогла узнать двух людей, причем хорошо ей знакомых. Горничная показала, что она не видела мисс Роланд, когда вошла внутрь, тогда как вы стояли и ожидали спускавшийся вниз лифт. Она подождала за углом на крыльце, пока вы не поднялись в лифте. Мисс Андервуд позволила Айви Лорд выйти на улицу, но она слегка задержалась и надеялась, что вы прошли прямо к себе в спальню, так и не обнаружив ее отсутствия. Но когда она вошла в квартиру, то к своему удивлению обнаружила, что вас там нет. Было около половины восьмого, без одной или двух минут. Горничная говорит, что она посмотрела на часы в передней, как только вошла, а затем на часы в кухне, после того, как разделась. Тогда было ровно полвосьмого. Она говорит, что вы вошли в квартиру спустя минут десять, не меньше. Вы отрицаете ее показания?
Миссис Андервуд не столько даже покраснела, сколько приобрела лиловый цвет почти до корней волос. Ее грудь тяжко приподнялась и опустилась.
– Нет… конечно, нет.
Лэмб слегка наклонился вперед.
– Мисс Роланд шла впереди вас весь путь от утла?
– Да. Она кого-то провожала до автобусной остановки, а в этот момент приехала я.
– Вы с ней не разговаривали?
– О, нет. Она пошла назад до того, как я вышла из автобуса.
– Вы хотите сказать, что намеренно задержались, чтобы дать ей возможность чуть отойти, вы не хотели встречаться с ней?
– Можно сказать и так. Близко мы не были знакомы, только один раз у Уиллардов мы играли вместе в бридж, это было в прошедший понедельник. Я не стремилась завязывать слишком короткое знакомство, у меня же племянница, вы понимаете.
– Да, да, понимаю. Хорошо, миссис Андервуд, а теперь не объясните ли нам, что вы делали от половины восьмого до без двадцати минут восемь? Айви Лорд видела вас, поднимавшейся в лифте. Куда вы заходили?
Лэмб начал расспрашивать в присущей ему доброжелательной манере.
– Я так полагаю, что вы, миссис Андервуд, отсутствовали большую часть дня и часть вечера. Мы составили график прихода и ухода всех жильцов этого дома. Это поможет нам установить, в какое время незнакомец посетил квартиру мисс Роланд, оставшись никем не замеченным. Вы не будете против, если расскажите нам, что вы делали в это время?
Начало было ободряющим. Мейбл Пибоди стушевалась, Мейбл Андервуд начала сообщать нужные полиции сведения.
– Днем я пообедала, а затем вместо племянницы отправилась в центр мисс Мидлтон. Там они пакуют посылки для тех, кто пострадал во время бомбежек, а также для эвакуируемых, я полагаю, что это очень нужное дело, но работать под ее руководством я вряд ли смогла бы. Конечно, это вам едва ли интересно, мне не стоит отнимать ваше время. Дальше, где я была потом? Так, так, я упаковывала посылки почти до пяти часов, затем я пошла к Соамсам сыграть партию в бридж. И, полагаю, что назад вернулась около половины восьмого.
– Вы прошли прямо к себе?
Миссис Андервуд удивленно взглянула на него.
– Конечно.
– Прямо к себе в квартиру, миссис Андервуд? Она снова испугалась. У нее даже перехватило дыхание от страха. Она посмотрела в окно, затем на камин, куда угодно, лишь бы не на старшего инспектора Лэмба.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, я прошла прямо к себе в квартиру.
– Да, да, конечно, прошли. Но не прямо к себе, не так ли? Ваша горничная, Айви Лорд, говорит, что всю дорогу от угла вы шли впереди нее, а впереди вас шла мисс Роланд. В полвосьмого еще достаточно светло, Чтобы молодая девушка смогла узнать двух людей, причем хорошо ей знакомых. Горничная показала, что она не видела мисс Роланд, когда вошла внутрь, тогда как вы стояли и ожидали спускавшийся вниз лифт. Она подождала за углом на крыльце, пока вы не поднялись в лифте. Мисс Андервуд позволила Айви Лорд выйти на улицу, но она слегка задержалась и надеялась, что вы прошли прямо к себе в спальню, так и не обнаружив ее отсутствия. Но когда она вошла в квартиру, то к своему удивлению обнаружила, что вас там нет. Было около половины восьмого, без одной или двух минут. Горничная говорит, что она посмотрела на часы в передней, как только вошла, а затем на часы в кухне, после того, как разделась. Тогда было ровно полвосьмого. Она говорит, что вы вошли в квартиру спустя минут десять, не меньше. Вы отрицаете ее показания?
Миссис Андервуд не столько даже покраснела, сколько приобрела лиловый цвет почти до корней волос. Ее грудь тяжко приподнялась и опустилась.
– Нет… конечно, нет.
Лэмб слегка наклонился вперед.
– Мисс Роланд шла впереди вас весь путь от утла?
– Да. Она кого-то провожала до автобусной остановки, а в этот момент приехала я.
– Вы с ней не разговаривали?
– О, нет. Она пошла назад до того, как я вышла из автобуса.
– Вы хотите сказать, что намеренно задержались, чтобы дать ей возможность чуть отойти, вы не хотели встречаться с ней?
– Можно сказать и так. Близко мы не были знакомы, только один раз у Уиллардов мы играли вместе в бридж, это было в прошедший понедельник. Я не стремилась завязывать слишком короткое знакомство, у меня же племянница, вы понимаете.
– Да, да, понимаю. Хорошо, миссис Андервуд, а теперь не объясните ли нам, что вы делали от половины восьмого до без двадцати минут восемь? Айви Лорд видела вас, поднимавшейся в лифте. Куда вы заходили?