Страница:
«Приносить с собой и распивать», — привычно начала официантка и тут же сбилась, сообразив, что выбрала не самую удачную формулировку. «Как хорошо, что вы вернулись, милочка, — приветливо улыбнулась ей мисс Марпл, — я совсем забыла попросить у вас еще два чистых блюдечка». «К сожалению… — неуверенно проговорила официантка и, принюхавшись, неожиданно для себя спросила: — А что это?» «Пирог, — скромно ответила мисс Марпл. — Мой домашний пирог с яблоками. Да вы попробуйте. Уверена, вам понравится». «Ну что вы! — смутилась официантка. — Мне не положено. Хотя… — она воровато оглянулась. — Ну, разве чуть-чуть».
Через несколько минут кафе погрузилось в зловещую тишину. Посетители завороженно смотрели на угловой столик, где две симпатичные старушки и официантка энергично поедали прибывший из Септ-Мэри-Мида кулинарный шедевр. Потом мисс Марпл оглянулась и обвела помещение удивленным взором. «Может быть…» — начала она. Когда пятью минутами позже заподозрившая неладное хозяйка заглянула в зал, она не обнаружила там ровным счетом ничего подозрительного, не считая скомканной промасленной бумаги на угловом столике и непривычно счастливых улыбок на лицах посетителей.
Из-за того, что официантка ни за что не желала отпускать мисс Марпл, не выяснив предварительно всех тонкостей приготовления чудесного блюда, подруги едва не опоздали к открытию всемирной выставки печенья, ради которой, собственно, мисс Марпл и приехала. Выставка не обманула их ожиданий. Это было удивительное зрелище: огромный зал с бесчисленными стендами, между которыми витали волшебные запахи и деловито передвигались абсолютно счастливые и раскрасневшиеся от волнения старушки. Это были поистине незабываемые дни. Утро начиналось с кафе, где официантка с каждым днем готовила пирог мисс Марпл все лучше и лучше, так что на третий день, заглянув туда, они уже не нашли ни одного свободного места. Позавтракав, подруги отправлялись прямиком на выставку и покидали ее только вечером уже перед самым закрытием. Домой они отправлялись пешком, оживленно обсуждая по дороге новые впечатления и необычные рецепты, после чего допоздна сидели перед камином, смакуя привезенную мисс Марпл смородиновую наливку.
Подобный режим явно пошел мисс Силвер на пользу. Она набрала несколько килограммов, явно недостававших ей прежде, на ее щеках появился здоровый нежный румянец, а в глазах — хищный блеск, по которому всегда можно распознать настоящую охотницу за печеньем.
К сожалению, все хорошее когда-то кончается. Первой кончилась смородиновая наливка, затем — выставка печенья, а вскоре вслед за этим уехала в свою крошечную деревушку и мисс Марпл. Но с тех самых пор, с периодичностью раз в месяц, а то и чаще, мисс Силвер получала на почте огромную вкусно пахнущую посылку, содержащую последние новости из кулинарной жизни Сент-Мэри-Мида.
Мисс Силвер испуганно вздрогнула, что-то вспомнив, и принялась лихорадочно рыться в сумочке. Издав возглас облегчения, она извлекла из недр сумочки крохотное — последнее! — малиновое печенье в шоколадной глазури и решительно отправила его в рот. Покончив с ним, она тяжело вздохнула, стряхнула с одеяла крошки и решительно направила свои мысли в деловое русло.
Мисс Силвер мысленно стала подводить итог событиям. Они решительно складывались не в пользу ее клиента. Старший инспектор даже подумывал, не произвести ли арест уже сегодня. Как бы это не было для нее огорчительно, сна вынуждена была признать, что косвенных доказательств виновности мистера Леттера набралось достаточно много, и она не осудила бы старшего инспектора, если бы он сегодня арестовал Джимми. В последний момент Лэм все же решил дождаться результатов предварительного расследования. Это была передышка, хотя и очень краткая. Хорошо бы все-таки, если бы удалось избежать ареста. Публикации в газетах мистеру Леттеру будет тяжело пережить. Может, сегодняшнее ночное бдение хоть что-то прояснит. Она была уверена, что какие-то поступки и высказывания пока еще остались в тени. Мисс Силвер не знала, насколько они важны для общей картины, какую роль сыграли, но в том, что они существовали, она была уверена. Сейчас, в полутемной комнате, мисс Силвер попыталась представить себе их всех, по очереди. Кто-то из них спал. Обнаруживают ли как-нибудь себя мысли, преследующие человека во время сна? Кому-то наверняка не спалось — от тоски, от горя или от сердечной муки. Она вспоминала их всех, одного за другим: Джимми Леттера, его двоюродного брата Энтони, Джулию Вейн, Элли Стрит, Минни Мерсер, Глэдис Марш, миссис Мэнипл, маленькую служаночку Полли Пелл.
Часы в холле пробили двенадцать — сначала четыре удара, обозначавших время суток, и следом за ними после небольшой паузы — еще двенадцать ударов: размеренные, они прозвучали не громко и не звонко, а спокойно и низко. Их торжественный звон лишь подчеркнул глубокую тишину, объявшую весь дом. Он не будил спавших, а бодрствующим сулил надежду и утешение.
Из девяти человек в Леттер-Энде одна лишь мисс Силвер слышала, как пробило двенадцать в эту ночь. Джимми Леттер позже скажет, что он не сомкнул глаз. Но есть пограничное состояние между сном и бодрствованием, когда мысли еще бегут, но человек уже не управляет ими. Мозг работает без цели и без остановки. В этом состоянии мысли Джимми, как соскочившая с колеса велосипедная цепь, заскользили в погоне за тенями, неясные и непонятно чем вызванные. Он ощущал только напряженное усилие вспомнить что-то, уже безнадежно ускользавшее, мучительное желание вернуть что-то навсегда утраченное. Тени мыслей кружились над зыбкой поверхностью сознания то пропадая, то появляясь вновь…
Элли Стрит спала, подложив левую руку под щеку, как привыкла с детства, и видела сон. Ей снилось, что она идет по саду. Место было ей незнакомо, она здесь никогда раньше не была. Сначала все казалось ей хоть и странным, но приятным. Ярко светило солнце. Но через некоторое время она очутилась меж двух рядов высокого тернового кустарника и поняла, что ей отсюда не выбраться. Роили находился по другую сторону живой ограды, и она не могла подойти к нему. Она стала ломать кустарник. Ветки сухо трещали, как на морозе. Шипы впивались ей в кожу, и по рукам текла кровь. Но теперь перед ней был уже не кустарник, а льдинки — вся ограда стала ледяной. Она оказалась по колено в снегу, кровь, стекая с ее пальцев, замерзала и превращалась в красные льдинки. А она не могла пробиться к Ронни.
Рядом с нею спала Джулия и тоже видела сон. На ней было белое платье и длинная белая фата. Это была ее свадьба с Энтони. Она испытывала такое счастье, что даже сердцу было больно. Энтони приподнял фату и наклонился, чтобы поцеловать ее, но тут на них обрушился страшный порыв ветра и унес ее куда-то во тьму, где она оказалась в полном одиночестве.
По другую сторону от крутящейся двери спала Глэдис Марш — в папильотках и с кремом на лице. Крем, как и многое другое она вынесла из ванной мисс Леттер. Если бы у нее спросили, откуда все это, она всегда могла бы ответить, что это — подарки миссис Леттер. Пойди теперь, проверь! Глэдис снился ужасно интересный сон — будто она в ожерелье из крупнющих бриллиантов стоит на возвышении и дает свидетельские показания. Был еще судья во всем красном и в огромном седом парике: она видела такие на ежегодных судебных сессиях в Крэмптоне. Он смотрел на нее поверх очков тем взглядом, каким смотрят на хорошеньких женщин все мужчины, будь то судья или присяжный — не важно. Присяжные сидели сбоку от него и тоже глядели на нее. И вообще, она была центром внимания…
Спала и миссис Мэнипл. На ней была пышная ночная рубашка вся в рюшечках, складочках и прошивках. В ее молодые годы такие ночные одеяния требовали долгого и упорного труда. Их строили как хоромы. Она по-прежнему шила их сама по выкройке, оставленной ей бабушкой. От бабушки же она твердо усвоила истину, что открытое окно после захода солнца непременно приводит к преждевременной смерти. Ночной воздух, по ее мнению, был опасен для здоровья, поэтому окна на ночь всегда следовало тщательно закрывать, за исключением того периода времени, который у Мэнни именовался «верхушкой лета». Поскольку на дворе стояла осень, то все окна уже были герметично закрыты. В спальне сильно пахло камфорным маслом, лавандой и скипидаром.
Во сне миссис Мэнипл казалось, что пахнет бергамотом и розмарином. Пахло от пучка, зажатого в маленькой пухлой ручке. Ручка принадлежала ей, шестилетней девочке по имени Лиззи Мэнипл. Маленькая ручка вспотела, так крепко девочка сжимала ею пучок цветов, а поэтому розмарин пах еще сильнее. Почти все ученики воскресной школы приносили цветы своей учительнице, старенькой мисс Эддисон. Она жила в небольшом коттедже у Крэмптонской дороги, приходилась теткой молодому доктору Эддисону и пользовалась у всех большим уважением. Она учила с детьми катехизис, и они повторяли вслед за ней трудные бесконечные вопросы:
«Каков мой долг по отношению к соседу?» — эхом прозвучало в ее голове.
«Учись и зарабатывай хлеб в поте лица своего», — это говорила Мелия Парсонс. И еще: «Выполняй свой долг». «Я выполнила свой долг. Мне все равно, что другие говорят: я сделала все как надо», — подумала во сне мисс Мэнипл. Но мисс Эддисон во сне поглядела на нее ясными голубыми глазами и сказала: «А теперь, Лиззи, твоя очередь». И Лиззи Мэнипл пропищала: «Ни помыслом, ни делом не причиняй никому зла; не держи ни зла, ни ненависти в сердце своем».
За стенкой рядом лежала на спине Полли Пелл. Ее худенькое, детское тело едва обозначивалось под одеялом. Окно в ее комнате было распахнуто настежь. Ночной ветерок шелестел листьями деревьев. Сквозь сон Полли казалось, что это шелестят сотни газетных листов. Она хотела убежать от них, потому что там везде были ее фотографии на первой странице. Все оборачивались, все глазели на нее. Она не могла этого вынести. Она хотела убежать, но ее ноги вросли в землю. Она опустила глаза, и не увидела своих ног, и не могла сдвинуться с места. Шелест газет стал громче… Она вскрикнула, проснулась и услышала, как ветер шуршит листьями каштана за окном. Летняя жара высушила их, и они шелестели, как бумажные. Лоб и руки у Полли были мокрые от пота.
Энтони спал без сновидений. Сон его был крепок: он скрыл вчерашний день и не давал заглянуть в завтрашний. Но, видимо, что-то, какая-то искра сознания не гаснет никогда, даже в той полной тьме, которая зовется сном, она продолжает тлеть. Ах, если бы нам было дано различить в этом едва брезжущем свете свои самые тайные стремления, самые сокровенные желания!
Видела свой сон и Минни Мерсер…
При первых же звуках из соседней комнаты, мисс Силвер спустила ноги с кровати и ловко сунула их в ночные туфли. Она оставила зажженным ночник, поэтому была уже у дверей как раз в тот момент, когда часы пробили четверть первого. На мгновение бой часов поглотил собою все другие звуки. Затем, после того как стих последний удар, она услышала те же звуки, которые уловила до того: звук босых ног на полированном полу; звук от скольжения ладони по ручке двери.
Стоя на пороге своей комнаты, мисс Силвер слышала, как Минни в темноте нащупывает дорогу. Во сне вокруг нее, видимо, царил полный мрак. Вот она нащупала дверную ручку. Мисс Силвер увидела, как ручка медленно поворачивается. Потом дверь отворилась. Появилась мисс Мерсер, в белой ночной рубашке, с волосами, упавшими на плечи. Ее глаза были широко раскрыты и смотрели в одну точку. В них, как в зеркальной поверхности, отразился горевший в коридоре свет и сделал их ярко-голубыми. Дверь комнаты осталась за ее спиной, и руки Минни повисли вдоль туловища. Она медленно дошла до лестничной площадки, остановилась и потом начала спускаться. Она делала шаг только одной правой ногой и потом приставляла к ней левую — как ребенок, который боится упасть. Она не касалась перил, а спускалась, держась посередине.
Мисс Силвер двинулась следом, стараясь держаться не слишком близко. Больше всего на свете она боялась чем-нибудь помешать или прервать Минни. Сойдя с лестницы, мисс Мерсер остановилась в полной неподвижности. Может, она сейчас повернется и станет снова подниматься к себе, как в прошлый раз?
Мисс Силвер едва успела об этом подумать, как услышала, что наверху отворилась дверь. Она обернулась, приложив палец к губам, и увидела Джулию: та смотрела, перевесившись вниз, через перила. Она кивнула и тоже стала спускаться. Она была босиком и шагов ее не было слышно. Джулия еще не успела присоединиться к мисс Силвер, когда Минни Мерсер снова двинулась вперед. Она пересекла холл и снова двинулась к гостиной. В холле света не было, и по мере того как они отдалялись от лестницы, делалось все темнее.
Мисс Силвер решилась. Она знала, что для лунатика внешняя освещенность не имеет значения; но для нее и Джулии нужен был свет, если они хотели видеть, что произойдет. Опередить медленно продвигавшуюся Минни ей не составило большого труда. Она проскользнула в гостиную, оставив дверь открытой. Первый выключатель сразу давал слишком яркий свет: он бил бы вошедшему прямо в лицо. Она его погасила и тронула второй: он зажег две неяркие электрические свечи по обеим сторонам зеркала на каминной доске. Свет отразился в зеркале, и комнату залило золотистое мерцающее сияние.
Минни Мерсер остановилась на пороге гостиной. Потом заглянула в комнату. Руки ее сжимали одна другую, пальцы нервно вздрагивали. И вдруг негромким голосом она расстроенно произнесла:
— Зачем же! Он такой не любит!
Потом она подшит голову и всмотрелась в зашторенные окна. В ее сне шторы были раздвинуты. Стоял тихий, ясный вечер, и стеклянная дверь на веранду была распахнута. К этой распахнутой двери кто-то направлялся. Она подождала, пока этот кто-то не вышел на веранду, не скрылся из виду. Тогда она шагнула вперед. Она прошла мимо стола, на котором Джулия оставила поднос с двумя чашками, остановилась возле него на миг, двинулась дальше и замерла у кресла Джимми Леттера. Возле него стоял маленький круглый столик, куда кто-то поставил для него чашку в ту среду. Сейчас рука Минни протянулась к нему, будто она хотела что-то взять или поставить. Потом она подняла руку, повернулась назад, задержалась на минуту у стола, где стоял поднос, и снова повторила то же движение. Вернув руку в прежнее положение, она с тяжелым вздохом, похожим на стон, произнесла: «Что я наделала! Господи, что я наделала!»
Мисс Силвер стояла у камина. Она видела Джулию, замершую на пороге. Минни Мерсер была видна им обеим, и обе они ясно слышали ее слова. В глазах Джулии застыло изумление. Минни направилась к дверям, и Джулия отступила в темноту холла. Минни прошла мимо, тяжело вздыхая и что-то бормоча про себя. Она металась и мучилась даже во сне. Она пересекла холл, поднялась но лес пище и скрылась.
Мисс Силвер выключила свет, затворила дверь гостиной, подошла к Джулии и коснулась ее холодной, как лед, руки.
— Ступайте к себе, дитя мое, — сказала мисс Силвер. Она скорее почувствовала, чем увидела, с каким отчаянием девушка взглянула на нее.
— Она не могла этого сделать, мисс Силвер! — воскликнула Джулия.
— Ложитесь в постель, дорогая.
— Этого не может быть!
— Если это неправда, то ни ей, ни другим тревожиться нечего. Ради всех в доме нам нужно знать истину. То, чему мы с вами были свидетелями, думаю, приблизило нас к ней. Пожалуйста, поверьте мне на слово: не стоит так страшиться того, что мы видели. Познание нередко вызывает шок, но обман еще никому не приносил пользы. Поверьте мне, ясность в любом случае предпочтительнее, хотя иногда то, что нам открывается, бывает весьма… неожиданным, я бы так сказала. Ложитесь в постель и ничего не бойтесь. Мисс Мерсер теперь заснет, и вам следует сделать то же.
Джулия хотела ей возразить, но не стала. Что тут можно было сказать? Действительно, лучше всего отправиться к себе и дождаться утра. Утра и ареста Джимми? Дрожь пробежала по ее телу. Она немедленно повернулась, поднялась по лестнице и вошла в спальню, где крепко спала Элли.
Что же до мисс Силвер, то, оказавшись у себя, она сняла капот, аккуратно сложила и положила его на стул; потом поставила рядком в ногах постели ночные туфли. Все это она проделала автоматически, как будто мысли ее были где-то далеко. Перед тем как выключить свет, она достала старенький, затрепанный томик Библии, которую всегда читала перед сном, и открыла ее на тридцать седьмом псалме. Она внимательно прочитала его, особенно остановив свое внимание на его седьмом и пятнадцатом стихах:
Не печалься по поводу того, чьи дела процветают;
Не желай зла тому, кто закрывает глаза на обман и жестокость…
Их собственный меч поразит их в сердце, и поломаются их стрелы.
Глава 35
В половине восьмого Полли Пелл, постучав в дверь, вошла к мисс Силвер с подносом утреннего чая. Она направилась к окнам, раздвинула шторы. При ярком дневном свете сразу стала видна ее бледность и покрасневшие, припухшие веки.
Мисс Силвер, которая в этот момент думала о том, какая это приятная, хотя, конечно, и недопустимая в ее повседневной жизни роскошь — пить чай в постели, моментально заметила это. Она уже успела обменяться с Полли пожеланием доброго утра и теперь сказала:
— Подойдите-ка на минутку ко мне.
Полли захотелось тут же убежать, но недаром миссис Мэнипл занималась ее воспитанием целых два года. Она похлопала глазами, внутренне пожалела, что свет слишком ярок, и подошла ближе, теребя оборку передника.
— Ты плакала, Полли. В чем дело?
Полли мигнула раз, другой, и одинокая слеза вдруг поползла по ее щеке к подбородку.
— Вес это так страшно, мисс!
Мисс Силвер испытующе поглядела на нее и сказала:
— Убийство — это всегда страшно. Тем более честно мы должны относиться к тому, что называем своим долгом. Если каждый будет помнить об этом и о том, что его долг — сказать все, что он знает, то скорее обнаружится истина. Если же кто-нибудь будет что-то скрывать, то может пострадать невиновный.
Она говорила общеизвестные истины, но явный страх, промелькнувший в глазах Полли, сразу же заставил ее насторожиться. Она не могла ошибиться — слишком часто ей приходилось наблюдать это выражение. Девочка вся тряслась от страха. Такое выражение появляется, только если человек боится себя выдать. Если еще что-то и можно было прочесть по лицу Полли, так это ее страстное желание сбежать.
— Извините меня, мисс, но у меня дела, — произнесла она едва слышно и тут же вздрогнула и запнулась, потому что мисс Силвер взяла ее за руку.
— Присядь, детка, мне надо поговорить с тобой, — твердо сказала она. — Садись вот тут, у меня в ногах. Я тебя ненадолго задержу. И не дрожи, пожалуйста. Если ты не сделала ничего плохого, то тебе нечего бояться, ты это прекрасно знаешь.
За первой слезинкой хлынул целый поток.
— Это ведь неправда, что они собираются арестовать мистера Джимми? — прерывающимся от рыданий голосом проговорила Полли. — Они не посмеют это сделать! С мистером Джимми!
Мисс Силвер кашлянула.
— Не знаю, не знаю. Почему ты так перепугалась? Что-нибудь знаешь и боишься сказать? Это очень плохо и немудрено, что ты плачешь. А каково ты будешь себя чувствовать, если мистера Леттера действительно арестуют?
Полли перестала рыдать, зашмыгала носом и зашептала:
— Они тогда поместят мою фотографию в газетах…
— О чем ты говоришь, детка?
Полли зарыдала с новой силой.
— Глэдис сказала… Глэдис Марш, она сказала, что тогда поместят. Она-то хочет, чтобы ее снимали, а я — ни за что! Я скорее умру! Чтобы все на меня глазели… Чтобы мне надо было показываться в суде. Ой, мисс, я этого не вынесу! Не заставляйте меня, мисс!
Мисс Силвер успокаивающе похлопала ее по руке. Потом она достала чистый носовой платок из-под подушки и дала его Полли.
— Высморкайся, детка, утри глаза и перестань думать только о себе. Нам сейчас нужно подумать о мистере Леттере, о том, что ему грозит, и выяснить, знаешь ли ты что-нибудь, чем можно ему помочь.
Полли высморкалась, вытерла глаза, лицо и всхлипнула:
— О, мисс!
— Ну вот и умница. Теперь послушай. Что бы ты почувствовала, если бы мистера Джимми и вправду арестовали?'
— О, мисс!
— И только из-за того, что ты думаешь исключительно о себе, он очутился бы в тюрьме?
Полли только судорожно всхлипывала.
— Ты что, хочешь, чтобы его повесили?
Девушка снова принялась плакать.
— Нет, нет, ни за что!
Мисс Силвер подождала, пока слезы кончились, и деловито сказала:
— Ну вот что, хватит плакать. Слезами горю не поможешь. Может, все-таки расскажешь мне, что тебе известно? Кто знает, возможно, нам удастся помешать его аресту.
Полли снова стала утирать нос и глаза насквозь промокшим платком.
— Не знаю, как это может ему помочь. Вот Глэдис — так она прямо спит и видит, чтобы ее фото было во всех газетах, но я!.. О, мисс!
— Перестань все время думать о себе, — сказала мисс Силвер мягко, по строго. — Лучше подумай о мистере Леттере, расскажи мне все, что знаешь, и тогда тебе станет легче.
Полли всхлипнула последний раз и сказала:
— Я тут ни при чем. Меня миссис Мэнипл послала наверх.
Ум у мисс Силвер был острый, и она тотчас же догадалась, о чем идет речь. Она моментально вызвала в памяти разговор миссис Мэнипл с Лэмом, выбрала из него необходимую информацию и без видимой паузы, как само собой разумеющееся, сказала:
— Ну да, миссис Мэнипл послала тебя в среду перед ленчем к миссис Леттер узнать, спустится ли она в столовую.
Она метнула свою стрелу не наугад: тут был логически точный расчет, это был единственный случай, когда Полли могла непосредственно разговаривать с миссис Леттер. Именно в тот раз — не раньше и не позже — Полли могла увидеть или услышать что-нибудь, что способно пролить свет на происшедшую трагедию.
— Да, так оно и было, — удивленно проговорила Полли.
— Ну рассказывай, что случилось тогда. Нет-нет, пожалуйста, больше не плачь. Будь умницей и рассказывай все по порядку.
— Ну вот: миссис Мэнипл велела мне пойти, я поднялась и постучала в дверь. Я два раза постучала, и никто мне не ответил. Я только слышала стук, он вроде бы шел из ванной. Из ее спальни есть дверь прямо в ванную. Это ее личная ванная, никто другой ею не пользуется. Я тогда подумала: наверное, она что-нибудь прибивает в ванной и поэтому не слышит, как я стучу.
— Какой был звук, Полли? Очень громкий?
— Нет, мисс. Он едва до меня доносился, но она-то, пока колотила, не слышала меня, я ведь негромко стучусь.
— Да, я это заметила, — улыбнулась мисс Силвер.
— Иначе я не умею, — всхлипнула Полли.
Мисс Силвер кивнула.
— Продолжай. Пока ты все хорошо объясняешь. Значит, ты услышала стук и решила, что миссис Леттер в ванной. Что ты сделала потом?
— Я приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Миссис Леттер там не было. Дверь в ванную была приоткрыта, и звуки шли оттуда. Тогда я подошла к двери ванной, чтобы опять постучать.
— Дальше.
Полли посмотрела на нее, округлив глаза:
— Я не знаю, мисс, были вы у миссис Леттер в комнате или нет. Господа из полиции ее заперли, но вчера снова открыли. Миссис Хаггинс сегодня собиралась там убираться.
— Я там была.
— Тогда вы знаете, мисс, что у миссис Леттер одна стена комнаты как бы сплошное зеркало и в ванной тоже. Она сразу после войны тут все переделала. Когда дверь в ванную открыта, то в зеркале, которое там, видна ванна. Я вошла в комнату и сразу увидела миссис Леттер.
— Ты хочешь сказать, что увидела ее в зеркале?
— Ну да, мисс.
— Что она делала?
— Она стояла, наклонившись над ванной. Вокруг всей ванной идет такой плоский бортик. На этом бортике лежал листок бумаги, сложенный вдвое, и она каблуком снятой туфли колотила по этой бумаге. Этот самый стук я и слышала.
— Что же было дальше, Полли?
— Я не знала, что делать. Потом решила подождать. Она перестала колотить и развернула бумажку. Там был белый порошок и несколько больших кусочков. Они так и не раскрошились. На бортике еще стояла коробочка. Она у миссис Леттер на туалете обычно стоит. Вообще-то это нюхательная табакерка. Она ее открыла, там лежали белые такие таблеточки. Она вынула их, положила в бумагу, сложила ее и снова стала разбивать их каблуком. Я не должна была стоять и следить за ней, не знаю прямо, что на меня нашло. Я чего-то очень перепугалась.
Полли задержала дыхание и снова стала перебирать передник худенькими, дрожащими пальцами.
— Просто не понимаю, что на меня нашло, — повторила она растерянно. — Я с места не могла сдвинуться — только и всего.
Мисс Силвер покашляла и осторожно спросила:
— Ты могла видеть лицо миссис Леттер, Полли?
Полли с испугом взглянула на нее. Ее щеки стали белыми как мел. Красным оставался только кончик носа. Когда она заговорила, то голос ее дрожал, и она запиналась на каждом слове:
Через несколько минут кафе погрузилось в зловещую тишину. Посетители завороженно смотрели на угловой столик, где две симпатичные старушки и официантка энергично поедали прибывший из Септ-Мэри-Мида кулинарный шедевр. Потом мисс Марпл оглянулась и обвела помещение удивленным взором. «Может быть…» — начала она. Когда пятью минутами позже заподозрившая неладное хозяйка заглянула в зал, она не обнаружила там ровным счетом ничего подозрительного, не считая скомканной промасленной бумаги на угловом столике и непривычно счастливых улыбок на лицах посетителей.
Из-за того, что официантка ни за что не желала отпускать мисс Марпл, не выяснив предварительно всех тонкостей приготовления чудесного блюда, подруги едва не опоздали к открытию всемирной выставки печенья, ради которой, собственно, мисс Марпл и приехала. Выставка не обманула их ожиданий. Это было удивительное зрелище: огромный зал с бесчисленными стендами, между которыми витали волшебные запахи и деловито передвигались абсолютно счастливые и раскрасневшиеся от волнения старушки. Это были поистине незабываемые дни. Утро начиналось с кафе, где официантка с каждым днем готовила пирог мисс Марпл все лучше и лучше, так что на третий день, заглянув туда, они уже не нашли ни одного свободного места. Позавтракав, подруги отправлялись прямиком на выставку и покидали ее только вечером уже перед самым закрытием. Домой они отправлялись пешком, оживленно обсуждая по дороге новые впечатления и необычные рецепты, после чего допоздна сидели перед камином, смакуя привезенную мисс Марпл смородиновую наливку.
Подобный режим явно пошел мисс Силвер на пользу. Она набрала несколько килограммов, явно недостававших ей прежде, на ее щеках появился здоровый нежный румянец, а в глазах — хищный блеск, по которому всегда можно распознать настоящую охотницу за печеньем.
К сожалению, все хорошее когда-то кончается. Первой кончилась смородиновая наливка, затем — выставка печенья, а вскоре вслед за этим уехала в свою крошечную деревушку и мисс Марпл. Но с тех самых пор, с периодичностью раз в месяц, а то и чаще, мисс Силвер получала на почте огромную вкусно пахнущую посылку, содержащую последние новости из кулинарной жизни Сент-Мэри-Мида.
Мисс Силвер испуганно вздрогнула, что-то вспомнив, и принялась лихорадочно рыться в сумочке. Издав возглас облегчения, она извлекла из недр сумочки крохотное — последнее! — малиновое печенье в шоколадной глазури и решительно отправила его в рот. Покончив с ним, она тяжело вздохнула, стряхнула с одеяла крошки и решительно направила свои мысли в деловое русло.
Мисс Силвер мысленно стала подводить итог событиям. Они решительно складывались не в пользу ее клиента. Старший инспектор даже подумывал, не произвести ли арест уже сегодня. Как бы это не было для нее огорчительно, сна вынуждена была признать, что косвенных доказательств виновности мистера Леттера набралось достаточно много, и она не осудила бы старшего инспектора, если бы он сегодня арестовал Джимми. В последний момент Лэм все же решил дождаться результатов предварительного расследования. Это была передышка, хотя и очень краткая. Хорошо бы все-таки, если бы удалось избежать ареста. Публикации в газетах мистеру Леттеру будет тяжело пережить. Может, сегодняшнее ночное бдение хоть что-то прояснит. Она была уверена, что какие-то поступки и высказывания пока еще остались в тени. Мисс Силвер не знала, насколько они важны для общей картины, какую роль сыграли, но в том, что они существовали, она была уверена. Сейчас, в полутемной комнате, мисс Силвер попыталась представить себе их всех, по очереди. Кто-то из них спал. Обнаруживают ли как-нибудь себя мысли, преследующие человека во время сна? Кому-то наверняка не спалось — от тоски, от горя или от сердечной муки. Она вспоминала их всех, одного за другим: Джимми Леттера, его двоюродного брата Энтони, Джулию Вейн, Элли Стрит, Минни Мерсер, Глэдис Марш, миссис Мэнипл, маленькую служаночку Полли Пелл.
Часы в холле пробили двенадцать — сначала четыре удара, обозначавших время суток, и следом за ними после небольшой паузы — еще двенадцать ударов: размеренные, они прозвучали не громко и не звонко, а спокойно и низко. Их торжественный звон лишь подчеркнул глубокую тишину, объявшую весь дом. Он не будил спавших, а бодрствующим сулил надежду и утешение.
Из девяти человек в Леттер-Энде одна лишь мисс Силвер слышала, как пробило двенадцать в эту ночь. Джимми Леттер позже скажет, что он не сомкнул глаз. Но есть пограничное состояние между сном и бодрствованием, когда мысли еще бегут, но человек уже не управляет ими. Мозг работает без цели и без остановки. В этом состоянии мысли Джимми, как соскочившая с колеса велосипедная цепь, заскользили в погоне за тенями, неясные и непонятно чем вызванные. Он ощущал только напряженное усилие вспомнить что-то, уже безнадежно ускользавшее, мучительное желание вернуть что-то навсегда утраченное. Тени мыслей кружились над зыбкой поверхностью сознания то пропадая, то появляясь вновь…
Элли Стрит спала, подложив левую руку под щеку, как привыкла с детства, и видела сон. Ей снилось, что она идет по саду. Место было ей незнакомо, она здесь никогда раньше не была. Сначала все казалось ей хоть и странным, но приятным. Ярко светило солнце. Но через некоторое время она очутилась меж двух рядов высокого тернового кустарника и поняла, что ей отсюда не выбраться. Роили находился по другую сторону живой ограды, и она не могла подойти к нему. Она стала ломать кустарник. Ветки сухо трещали, как на морозе. Шипы впивались ей в кожу, и по рукам текла кровь. Но теперь перед ней был уже не кустарник, а льдинки — вся ограда стала ледяной. Она оказалась по колено в снегу, кровь, стекая с ее пальцев, замерзала и превращалась в красные льдинки. А она не могла пробиться к Ронни.
Рядом с нею спала Джулия и тоже видела сон. На ней было белое платье и длинная белая фата. Это была ее свадьба с Энтони. Она испытывала такое счастье, что даже сердцу было больно. Энтони приподнял фату и наклонился, чтобы поцеловать ее, но тут на них обрушился страшный порыв ветра и унес ее куда-то во тьму, где она оказалась в полном одиночестве.
По другую сторону от крутящейся двери спала Глэдис Марш — в папильотках и с кремом на лице. Крем, как и многое другое она вынесла из ванной мисс Леттер. Если бы у нее спросили, откуда все это, она всегда могла бы ответить, что это — подарки миссис Леттер. Пойди теперь, проверь! Глэдис снился ужасно интересный сон — будто она в ожерелье из крупнющих бриллиантов стоит на возвышении и дает свидетельские показания. Был еще судья во всем красном и в огромном седом парике: она видела такие на ежегодных судебных сессиях в Крэмптоне. Он смотрел на нее поверх очков тем взглядом, каким смотрят на хорошеньких женщин все мужчины, будь то судья или присяжный — не важно. Присяжные сидели сбоку от него и тоже глядели на нее. И вообще, она была центром внимания…
Спала и миссис Мэнипл. На ней была пышная ночная рубашка вся в рюшечках, складочках и прошивках. В ее молодые годы такие ночные одеяния требовали долгого и упорного труда. Их строили как хоромы. Она по-прежнему шила их сама по выкройке, оставленной ей бабушкой. От бабушки же она твердо усвоила истину, что открытое окно после захода солнца непременно приводит к преждевременной смерти. Ночной воздух, по ее мнению, был опасен для здоровья, поэтому окна на ночь всегда следовало тщательно закрывать, за исключением того периода времени, который у Мэнни именовался «верхушкой лета». Поскольку на дворе стояла осень, то все окна уже были герметично закрыты. В спальне сильно пахло камфорным маслом, лавандой и скипидаром.
Во сне миссис Мэнипл казалось, что пахнет бергамотом и розмарином. Пахло от пучка, зажатого в маленькой пухлой ручке. Ручка принадлежала ей, шестилетней девочке по имени Лиззи Мэнипл. Маленькая ручка вспотела, так крепко девочка сжимала ею пучок цветов, а поэтому розмарин пах еще сильнее. Почти все ученики воскресной школы приносили цветы своей учительнице, старенькой мисс Эддисон. Она жила в небольшом коттедже у Крэмптонской дороги, приходилась теткой молодому доктору Эддисону и пользовалась у всех большим уважением. Она учила с детьми катехизис, и они повторяли вслед за ней трудные бесконечные вопросы:
«Каков мой долг по отношению к соседу?» — эхом прозвучало в ее голове.
«Учись и зарабатывай хлеб в поте лица своего», — это говорила Мелия Парсонс. И еще: «Выполняй свой долг». «Я выполнила свой долг. Мне все равно, что другие говорят: я сделала все как надо», — подумала во сне мисс Мэнипл. Но мисс Эддисон во сне поглядела на нее ясными голубыми глазами и сказала: «А теперь, Лиззи, твоя очередь». И Лиззи Мэнипл пропищала: «Ни помыслом, ни делом не причиняй никому зла; не держи ни зла, ни ненависти в сердце своем».
За стенкой рядом лежала на спине Полли Пелл. Ее худенькое, детское тело едва обозначивалось под одеялом. Окно в ее комнате было распахнуто настежь. Ночной ветерок шелестел листьями деревьев. Сквозь сон Полли казалось, что это шелестят сотни газетных листов. Она хотела убежать от них, потому что там везде были ее фотографии на первой странице. Все оборачивались, все глазели на нее. Она не могла этого вынести. Она хотела убежать, но ее ноги вросли в землю. Она опустила глаза, и не увидела своих ног, и не могла сдвинуться с места. Шелест газет стал громче… Она вскрикнула, проснулась и услышала, как ветер шуршит листьями каштана за окном. Летняя жара высушила их, и они шелестели, как бумажные. Лоб и руки у Полли были мокрые от пота.
Энтони спал без сновидений. Сон его был крепок: он скрыл вчерашний день и не давал заглянуть в завтрашний. Но, видимо, что-то, какая-то искра сознания не гаснет никогда, даже в той полной тьме, которая зовется сном, она продолжает тлеть. Ах, если бы нам было дано различить в этом едва брезжущем свете свои самые тайные стремления, самые сокровенные желания!
Видела свой сон и Минни Мерсер…
При первых же звуках из соседней комнаты, мисс Силвер спустила ноги с кровати и ловко сунула их в ночные туфли. Она оставила зажженным ночник, поэтому была уже у дверей как раз в тот момент, когда часы пробили четверть первого. На мгновение бой часов поглотил собою все другие звуки. Затем, после того как стих последний удар, она услышала те же звуки, которые уловила до того: звук босых ног на полированном полу; звук от скольжения ладони по ручке двери.
Стоя на пороге своей комнаты, мисс Силвер слышала, как Минни в темноте нащупывает дорогу. Во сне вокруг нее, видимо, царил полный мрак. Вот она нащупала дверную ручку. Мисс Силвер увидела, как ручка медленно поворачивается. Потом дверь отворилась. Появилась мисс Мерсер, в белой ночной рубашке, с волосами, упавшими на плечи. Ее глаза были широко раскрыты и смотрели в одну точку. В них, как в зеркальной поверхности, отразился горевший в коридоре свет и сделал их ярко-голубыми. Дверь комнаты осталась за ее спиной, и руки Минни повисли вдоль туловища. Она медленно дошла до лестничной площадки, остановилась и потом начала спускаться. Она делала шаг только одной правой ногой и потом приставляла к ней левую — как ребенок, который боится упасть. Она не касалась перил, а спускалась, держась посередине.
Мисс Силвер двинулась следом, стараясь держаться не слишком близко. Больше всего на свете она боялась чем-нибудь помешать или прервать Минни. Сойдя с лестницы, мисс Мерсер остановилась в полной неподвижности. Может, она сейчас повернется и станет снова подниматься к себе, как в прошлый раз?
Мисс Силвер едва успела об этом подумать, как услышала, что наверху отворилась дверь. Она обернулась, приложив палец к губам, и увидела Джулию: та смотрела, перевесившись вниз, через перила. Она кивнула и тоже стала спускаться. Она была босиком и шагов ее не было слышно. Джулия еще не успела присоединиться к мисс Силвер, когда Минни Мерсер снова двинулась вперед. Она пересекла холл и снова двинулась к гостиной. В холле света не было, и по мере того как они отдалялись от лестницы, делалось все темнее.
Мисс Силвер решилась. Она знала, что для лунатика внешняя освещенность не имеет значения; но для нее и Джулии нужен был свет, если они хотели видеть, что произойдет. Опередить медленно продвигавшуюся Минни ей не составило большого труда. Она проскользнула в гостиную, оставив дверь открытой. Первый выключатель сразу давал слишком яркий свет: он бил бы вошедшему прямо в лицо. Она его погасила и тронула второй: он зажег две неяркие электрические свечи по обеим сторонам зеркала на каминной доске. Свет отразился в зеркале, и комнату залило золотистое мерцающее сияние.
Минни Мерсер остановилась на пороге гостиной. Потом заглянула в комнату. Руки ее сжимали одна другую, пальцы нервно вздрагивали. И вдруг негромким голосом она расстроенно произнесла:
— Зачем же! Он такой не любит!
Потом она подшит голову и всмотрелась в зашторенные окна. В ее сне шторы были раздвинуты. Стоял тихий, ясный вечер, и стеклянная дверь на веранду была распахнута. К этой распахнутой двери кто-то направлялся. Она подождала, пока этот кто-то не вышел на веранду, не скрылся из виду. Тогда она шагнула вперед. Она прошла мимо стола, на котором Джулия оставила поднос с двумя чашками, остановилась возле него на миг, двинулась дальше и замерла у кресла Джимми Леттера. Возле него стоял маленький круглый столик, куда кто-то поставил для него чашку в ту среду. Сейчас рука Минни протянулась к нему, будто она хотела что-то взять или поставить. Потом она подняла руку, повернулась назад, задержалась на минуту у стола, где стоял поднос, и снова повторила то же движение. Вернув руку в прежнее положение, она с тяжелым вздохом, похожим на стон, произнесла: «Что я наделала! Господи, что я наделала!»
Мисс Силвер стояла у камина. Она видела Джулию, замершую на пороге. Минни Мерсер была видна им обеим, и обе они ясно слышали ее слова. В глазах Джулии застыло изумление. Минни направилась к дверям, и Джулия отступила в темноту холла. Минни прошла мимо, тяжело вздыхая и что-то бормоча про себя. Она металась и мучилась даже во сне. Она пересекла холл, поднялась но лес пище и скрылась.
Мисс Силвер выключила свет, затворила дверь гостиной, подошла к Джулии и коснулась ее холодной, как лед, руки.
— Ступайте к себе, дитя мое, — сказала мисс Силвер. Она скорее почувствовала, чем увидела, с каким отчаянием девушка взглянула на нее.
— Она не могла этого сделать, мисс Силвер! — воскликнула Джулия.
— Ложитесь в постель, дорогая.
— Этого не может быть!
— Если это неправда, то ни ей, ни другим тревожиться нечего. Ради всех в доме нам нужно знать истину. То, чему мы с вами были свидетелями, думаю, приблизило нас к ней. Пожалуйста, поверьте мне на слово: не стоит так страшиться того, что мы видели. Познание нередко вызывает шок, но обман еще никому не приносил пользы. Поверьте мне, ясность в любом случае предпочтительнее, хотя иногда то, что нам открывается, бывает весьма… неожиданным, я бы так сказала. Ложитесь в постель и ничего не бойтесь. Мисс Мерсер теперь заснет, и вам следует сделать то же.
Джулия хотела ей возразить, но не стала. Что тут можно было сказать? Действительно, лучше всего отправиться к себе и дождаться утра. Утра и ареста Джимми? Дрожь пробежала по ее телу. Она немедленно повернулась, поднялась по лестнице и вошла в спальню, где крепко спала Элли.
Что же до мисс Силвер, то, оказавшись у себя, она сняла капот, аккуратно сложила и положила его на стул; потом поставила рядком в ногах постели ночные туфли. Все это она проделала автоматически, как будто мысли ее были где-то далеко. Перед тем как выключить свет, она достала старенький, затрепанный томик Библии, которую всегда читала перед сном, и открыла ее на тридцать седьмом псалме. Она внимательно прочитала его, особенно остановив свое внимание на его седьмом и пятнадцатом стихах:
Не печалься по поводу того, чьи дела процветают;
Не желай зла тому, кто закрывает глаза на обман и жестокость…
Их собственный меч поразит их в сердце, и поломаются их стрелы.
Глава 35
В половине восьмого Полли Пелл, постучав в дверь, вошла к мисс Силвер с подносом утреннего чая. Она направилась к окнам, раздвинула шторы. При ярком дневном свете сразу стала видна ее бледность и покрасневшие, припухшие веки.
Мисс Силвер, которая в этот момент думала о том, какая это приятная, хотя, конечно, и недопустимая в ее повседневной жизни роскошь — пить чай в постели, моментально заметила это. Она уже успела обменяться с Полли пожеланием доброго утра и теперь сказала:
— Подойдите-ка на минутку ко мне.
Полли захотелось тут же убежать, но недаром миссис Мэнипл занималась ее воспитанием целых два года. Она похлопала глазами, внутренне пожалела, что свет слишком ярок, и подошла ближе, теребя оборку передника.
— Ты плакала, Полли. В чем дело?
Полли мигнула раз, другой, и одинокая слеза вдруг поползла по ее щеке к подбородку.
— Вес это так страшно, мисс!
Мисс Силвер испытующе поглядела на нее и сказала:
— Убийство — это всегда страшно. Тем более честно мы должны относиться к тому, что называем своим долгом. Если каждый будет помнить об этом и о том, что его долг — сказать все, что он знает, то скорее обнаружится истина. Если же кто-нибудь будет что-то скрывать, то может пострадать невиновный.
Она говорила общеизвестные истины, но явный страх, промелькнувший в глазах Полли, сразу же заставил ее насторожиться. Она не могла ошибиться — слишком часто ей приходилось наблюдать это выражение. Девочка вся тряслась от страха. Такое выражение появляется, только если человек боится себя выдать. Если еще что-то и можно было прочесть по лицу Полли, так это ее страстное желание сбежать.
— Извините меня, мисс, но у меня дела, — произнесла она едва слышно и тут же вздрогнула и запнулась, потому что мисс Силвер взяла ее за руку.
— Присядь, детка, мне надо поговорить с тобой, — твердо сказала она. — Садись вот тут, у меня в ногах. Я тебя ненадолго задержу. И не дрожи, пожалуйста. Если ты не сделала ничего плохого, то тебе нечего бояться, ты это прекрасно знаешь.
За первой слезинкой хлынул целый поток.
— Это ведь неправда, что они собираются арестовать мистера Джимми? — прерывающимся от рыданий голосом проговорила Полли. — Они не посмеют это сделать! С мистером Джимми!
Мисс Силвер кашлянула.
— Не знаю, не знаю. Почему ты так перепугалась? Что-нибудь знаешь и боишься сказать? Это очень плохо и немудрено, что ты плачешь. А каково ты будешь себя чувствовать, если мистера Леттера действительно арестуют?
Полли перестала рыдать, зашмыгала носом и зашептала:
— Они тогда поместят мою фотографию в газетах…
— О чем ты говоришь, детка?
Полли зарыдала с новой силой.
— Глэдис сказала… Глэдис Марш, она сказала, что тогда поместят. Она-то хочет, чтобы ее снимали, а я — ни за что! Я скорее умру! Чтобы все на меня глазели… Чтобы мне надо было показываться в суде. Ой, мисс, я этого не вынесу! Не заставляйте меня, мисс!
Мисс Силвер успокаивающе похлопала ее по руке. Потом она достала чистый носовой платок из-под подушки и дала его Полли.
— Высморкайся, детка, утри глаза и перестань думать только о себе. Нам сейчас нужно подумать о мистере Леттере, о том, что ему грозит, и выяснить, знаешь ли ты что-нибудь, чем можно ему помочь.
Полли высморкалась, вытерла глаза, лицо и всхлипнула:
— О, мисс!
— Ну вот и умница. Теперь послушай. Что бы ты почувствовала, если бы мистера Джимми и вправду арестовали?'
— О, мисс!
— И только из-за того, что ты думаешь исключительно о себе, он очутился бы в тюрьме?
Полли только судорожно всхлипывала.
— Ты что, хочешь, чтобы его повесили?
Девушка снова принялась плакать.
— Нет, нет, ни за что!
Мисс Силвер подождала, пока слезы кончились, и деловито сказала:
— Ну вот что, хватит плакать. Слезами горю не поможешь. Может, все-таки расскажешь мне, что тебе известно? Кто знает, возможно, нам удастся помешать его аресту.
Полли снова стала утирать нос и глаза насквозь промокшим платком.
— Не знаю, как это может ему помочь. Вот Глэдис — так она прямо спит и видит, чтобы ее фото было во всех газетах, но я!.. О, мисс!
— Перестань все время думать о себе, — сказала мисс Силвер мягко, по строго. — Лучше подумай о мистере Леттере, расскажи мне все, что знаешь, и тогда тебе станет легче.
Полли всхлипнула последний раз и сказала:
— Я тут ни при чем. Меня миссис Мэнипл послала наверх.
Ум у мисс Силвер был острый, и она тотчас же догадалась, о чем идет речь. Она моментально вызвала в памяти разговор миссис Мэнипл с Лэмом, выбрала из него необходимую информацию и без видимой паузы, как само собой разумеющееся, сказала:
— Ну да, миссис Мэнипл послала тебя в среду перед ленчем к миссис Леттер узнать, спустится ли она в столовую.
Она метнула свою стрелу не наугад: тут был логически точный расчет, это был единственный случай, когда Полли могла непосредственно разговаривать с миссис Леттер. Именно в тот раз — не раньше и не позже — Полли могла увидеть или услышать что-нибудь, что способно пролить свет на происшедшую трагедию.
— Да, так оно и было, — удивленно проговорила Полли.
— Ну рассказывай, что случилось тогда. Нет-нет, пожалуйста, больше не плачь. Будь умницей и рассказывай все по порядку.
— Ну вот: миссис Мэнипл велела мне пойти, я поднялась и постучала в дверь. Я два раза постучала, и никто мне не ответил. Я только слышала стук, он вроде бы шел из ванной. Из ее спальни есть дверь прямо в ванную. Это ее личная ванная, никто другой ею не пользуется. Я тогда подумала: наверное, она что-нибудь прибивает в ванной и поэтому не слышит, как я стучу.
— Какой был звук, Полли? Очень громкий?
— Нет, мисс. Он едва до меня доносился, но она-то, пока колотила, не слышала меня, я ведь негромко стучусь.
— Да, я это заметила, — улыбнулась мисс Силвер.
— Иначе я не умею, — всхлипнула Полли.
Мисс Силвер кивнула.
— Продолжай. Пока ты все хорошо объясняешь. Значит, ты услышала стук и решила, что миссис Леттер в ванной. Что ты сделала потом?
— Я приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Миссис Леттер там не было. Дверь в ванную была приоткрыта, и звуки шли оттуда. Тогда я подошла к двери ванной, чтобы опять постучать.
— Дальше.
Полли посмотрела на нее, округлив глаза:
— Я не знаю, мисс, были вы у миссис Леттер в комнате или нет. Господа из полиции ее заперли, но вчера снова открыли. Миссис Хаггинс сегодня собиралась там убираться.
— Я там была.
— Тогда вы знаете, мисс, что у миссис Леттер одна стена комнаты как бы сплошное зеркало и в ванной тоже. Она сразу после войны тут все переделала. Когда дверь в ванную открыта, то в зеркале, которое там, видна ванна. Я вошла в комнату и сразу увидела миссис Леттер.
— Ты хочешь сказать, что увидела ее в зеркале?
— Ну да, мисс.
— Что она делала?
— Она стояла, наклонившись над ванной. Вокруг всей ванной идет такой плоский бортик. На этом бортике лежал листок бумаги, сложенный вдвое, и она каблуком снятой туфли колотила по этой бумаге. Этот самый стук я и слышала.
— Что же было дальше, Полли?
— Я не знала, что делать. Потом решила подождать. Она перестала колотить и развернула бумажку. Там был белый порошок и несколько больших кусочков. Они так и не раскрошились. На бортике еще стояла коробочка. Она у миссис Леттер на туалете обычно стоит. Вообще-то это нюхательная табакерка. Она ее открыла, там лежали белые такие таблеточки. Она вынула их, положила в бумагу, сложила ее и снова стала разбивать их каблуком. Я не должна была стоять и следить за ней, не знаю прямо, что на меня нашло. Я чего-то очень перепугалась.
Полли задержала дыхание и снова стала перебирать передник худенькими, дрожащими пальцами.
— Просто не понимаю, что на меня нашло, — повторила она растерянно. — Я с места не могла сдвинуться — только и всего.
Мисс Силвер покашляла и осторожно спросила:
— Ты могла видеть лицо миссис Леттер, Полли?
Полли с испугом взглянула на нее. Ее щеки стали белыми как мел. Красным оставался только кончик носа. Когда она заговорила, то голос ее дрожал, и она запиналась на каждом слове: