Страница:
Ф. В. Чижов. Кулиш, II, 240.
Узнали соседи, что Гоголь возвратился из святых мест, съехались к его матери и желали видеть Гоголя. Гоголь жил в отдельном флигеле. Свиделись с ним соседи и начали расспрашивать о святых местах.- "В святых местах перебывало так много разных путешественников и в разное время, и так много о них написано, что я ничего не могу сказать вам нового",- был ответ Гоголя.
Т. Г. Пащенко по записи В. Пашкова. Берег, 1880, № 268.
Мне кажется, брат был разочарован поездкой в Иерусалим, потому что он не хотел нам рассказывать. Когда просили его рассказать, он сказал: "Можете прочесть "Путешествие в Иерусалим". По его действиям, как я {428} замечала, видно, что он обратился более всего к евангелию, и мне советовал, чтобы постоянно на столе лежало евангелие. Он всегда при себе держал евангелие, даже в дороге. Когда он ездил с нами в Сорочинцы, в экипаже читал евангелие. Видна была его любовь ко всем. Он своими трудовыми деньгами многим помогал, и сам не нуждался и ни в чем себе не отказывал.
О. В. Гоголь-Головня, 55.
7, 8, 9 июля (июня).- Брат приехал. Ужасная тоска. У нас холера: пять человек умерло. Дай бог, чтоб этим кончилось.
Ел. В. Гоголь. Шенрок, IV, 704.
Я еще ни за что не принимался. Покуда отдыхаю от дороги. Брался было за перо, но - или жар утомляет меня, или я все еще не готов; а между тем чувствую, что, может, еще никогда не был так нужен труд, составляющий предмет давних обдумываний моих и помышлений, как в нынешнее время.
Гоголь - П. А. Плетневу, 7 июня 1848 г., из Васильевки. Письма, IV, 195.
Теперь тысячами вокруг болеют и мрут. В Полтавской губернии свирепствует холера почти повсеместно, и в самой Полтаве.
Гоголь - С. Т. Аксакову, 8 июня 1848 г., из Васильевки. Письма. IV, 197.
Я покуда, слава богу, еще здравствую и живу, хотя время не весьма здоровое и вокруг везде болезни. Еще не принимаюсь серьезно ни за что и отдыхаю с дороги, но между тем внутренне молюсь и собираю силы на работу. Как ни возмутительны совершающиеся вокруг нас события (повсеместные революционные движения в Западной Европе), как ни способны они отнять мир и тишину, необходимые для дела, но тем не менее нужно быть верну главному поприщу; а о прочем позаботится бог.
Гоголь - В. А. Жуковскому, 15 июня 1848 г., из Полтавы. Письма, IV, 201.
Жары невыносимые: нет сил ни работать, ни даже лечиться; одно, что решаюсь употреблять,- это купанье.
Гоголь - С. П. Шевыреву, 18 июня 1848 г., из Васильевки. Письма, IV. 204.
Пишу тебе больной, едва оправившийся от изнурительного поноса, который в три дня оставил от меня одну тень. Впрочем, это, слава богу, еще не холера, а просто понос от нестерпимых жаров, томительнее которых, я думаю, не бывает в самой Африке. Никакого освежения, даже по ночам. Холера везде вокруг... Обяжешь меня, если вышлешь мне из своих денег, какие найдутся у тебя под рукой, хоть рублей 150 сер. Я совсем на безденежье. Вокруг - тоже ни у кого, начиная с моих родных, которым должен буду помочь. Голод грозит повсеместный. Хлеба, покуда, еще нечего даже собирать: все не выросло и выжглось так, что не жнут, а вырывают руками по колоскам. Надежда есть еще кое-какая на поздние хлеба, особенно {429} на гречу, если перепадет несколько дождей и засуха не будет так жестока. Я ничего не в силах ни делать, ни мыслить от жару. Не помню еще такого тяжелого времени.
Гоголь - А. П. Плетневу, 7 июля 1848 г., из Васильевки. Письма, IV, 207.
Я слаб после недуга, от которого еще не оправился как следует. Какое убийственно нездоровое время и какой удушливо-томительный воздух! Только три или четыре дня по приезде моем на родину я чувствовал себя хорошо; потом беспрерывные расстройства в желудке, в нервах и в голове от этой адской духоты, томительнее которой нет под тропиками. Все переболело и болеет вокруг нас. Холера и все роды поносов не дают перевести дух. Тоска еще более от того, что никакое умственное занятие не идет в голову: даже читать самого легкого чтения не в силах.
Гоголь - С. Т. Аксакову, 12 июля 1848 г., из Васильевки. Письма, IV, 209.
Прежде, когда он приезжал, то занимал комнату в доме с нами; а как сестры заняли его комнату, тогда он постоянно в флигеле занимался. В одной комнате стояла его кровать и конторка, на которой он занимался, а в другой комнате, между окнами - ломберный стол; там лежали его книги, которые он с собою привозил. Потом заказал столяру полки, вроде этажерки, на тот стол поставил для книг. Конторку желтую, на которой он прежде занимался, также сестры заняли, то он заказал сделать себе черную конторку. В этой самой комнате еще стоял диван, перед диваном круглый стол, по бокам кресла; там он пил кофе, а третьей комнаты не занимал. Вставал он в шесть часов, выпивши кофе, занимался. Писал на конторке, всегда стоя. До обеда мы не виделись с ним, потом, погуляв в саду, приходил к нам. В час обедали, после обеда в гостиной с нами посидит два часа, и все за работой; и он придумал себе работу: раскрашивал библейские картины, говорил, чтобы я эти картины раздала мужикам и рассказывала им историю этих картин. Потом отправлялся пешком в Яворивщину, но что он там делал - не знаю. Возвращался на вечерний чай, за чаем разговаривал, но о чем - я не слышала. После чая отправлялся в флигель. И так он проводил время каждый день.
Я стала примечать, что он любит, то приготовляла ему. За обедом я ставила перед его прибором две маленькие вазы варенья, какие он любил; водку он просил настаивать на белой нехворощи; говорил, что она полезна. За обедом я всегда около него сидела. Всякий раз, когда увидит, что я любимое его поставлю, всегда с улыбкой кивнет головой. Бывало, как я увижу, когда он перед обедом ходит в саду, я тотчас иду в сад, и он с улыбкой встречается. Всякий раз его улыбка меня в восторг приводила; всегдашнее мое желание было все сделать, что ему нравится.
Раз мы были в церкви, он увидел, что священник нам раздавал просфоры, а людям - никому. Когда возвращалися из церкви, он шел со мною, положил на мое плечо руку и просил, чтобы я велела на каждое служение печь по 25 просфор и на четыре части нарезать, отправлять в церковь, чтобы священник раздавал людям; а чтобы не брать у матери муки,- "я буду тебе высылать деньги на муку", а пока дал 25 рублей, и я это вполне {430} выполнила. Потом он предложил мне: "Хочешь, пойдем к мужикам, посмотрим, как они живут". Я с удовольствием пошла с ним. Входим в первую избу, там застали только одну молодицу. Она с таким радушием просила нас садиться на лавку, говорила: "А мени сю ничь приснилось, что в мою хату влетели дви птычки. Оцеж против того и приснилося, що вы пришли". В это время положила солому в печь и сжарила нам яишницу; чтобы ее не обидеть, немного поели. Потом пошли в другую избу. Там увидели - в сенях чистота, аккуратно висели ведра и разные хозяйственные принадлежности; как видно, зажиточный мужик. И в хату взглянули, но нас не просили садиться. Брат посмотрел и похвалил его, сказал: "Видно, что трудящиеся люди". А к другому зашли - в сенях пустота, в хате тускло. Брат сказал ему: "Надо трудиться и стараться, чтобы у вас все было". Дальше не захотел: на трех хатах увидел, как они живут.
В другое время брат предложил мне поехать к жнецам; в то время был плохой урожай и хлеб такой низкий был, что нельзя было жать, и они руками вырывали с корнями. Мы подъехали к жнецам; брат встал, подошел к ним, спрашивал: "Тяжелее рвать, как жать?" - "Жать легче, а рвать - на ладони мозоли понабилися". А он сказал им в утешение: "Трудитеся, чтобы заслужить царство небесное". Потом заехали в пасеку; тогда был пасечник старичок. О чем они говорили, не слыхала, только последние слова: "Чем старее, тем больше будешь спасаться".- "Э, ни, пане, бильше греха наберется". Потом отправился домой.
О. В. Гоголь-Головня, 33.
Мы шли с братом из Яворивщины; он остановился посмотреть, как бабы работают: хлеба из земли вытаскивают. Стали плакаться бабы, как им трудно теперь, как руки саднят, болят. А брат утешал их; - "Это хорошо, что так теперь страдаете, зато будет вам блаженство в царстве небесном". Был у нас в Яворивщине старик пасечник, и тоже при мне он стал брату жаловаться, как трудно ему старость переносить. И ему тоже брат сказал: - "Это хорошо, что трудна тебе старость: выстрадаешь себе царство небесное". А пасечник ответил: - "Эх, пан, что больше живешь, то больше греха наберешься!" Часто брат давал деньги для помощи истинно нуждающимся. Если ему говорили, почему он о себе не думает, что самому ему понадобятся деньги, он отвечал: - "Я и думаю о себе. Это я взаймы даю: на том свете я получу обратно".
О. В. Гоголь-Головня по записи А. Мошина. Белоусов. Дорогие места, 36.
По другую сторону пруда у нас был сад. Там было вроде леса, никакой дорожки не было; брат принялся делать аллеи; прежде, как были люди крепостные - три дня панщина, а три дня их дни, то брат, чтобы не лишить матери работников, нанимал работников на их днях чистить дорожки. Сам там был по целым дням. Раз спросил у меня: "Ты можешь встать в три часа, чтобы побыть около работников, пока я приеду?" Я обещала встать и велела разбудить меня, как только солнце взойдет. Тогда у нас был плотик и мы переезжали на ту сторону. В семь часов брат приехал на плотике и с благодарной улыбкой поздоровался со мною и сейчас же отправил меня домой, сказал: "Иди спать". Итак, за все время, пока он пробыл у нас, прочистил все аллеи, которые и теперь поддерживаются. {431}
Потом брат просил у матери дать ему полведра наливки и велел напечь пирожков с сыром. Когда все было готово, велел позвать тяглых мужиков, то есть тех, у кого рабочие волы, на крыльце поставили наливку, угощал их, они пили, конечно, с пожеланием ему всего хорошего, потом брат дал каждому по два рубля и сказал: "Спасибо вам, что вы своими волами моей матери орали". Это он делал для поощрения, чтобы и другие старались быть хорошими хозяевами. Со временем брат присылал матери денег, чтобы она накупила хоть по теленку тем мужикам, у кого не было скота, и мне прислал пятьдесят рублей, чтобы я по усмотрению своему помогала нуждающемуся.
О. В. Гоголь-Головня, 35.
От родственников Гоголя я слышал, как однажды (в 1848 г.), гостя у своих в Васильевке, Гоголь куда-то выехал из деревни и вдруг, уже с половины пути, что-то вспомнил и приказал вернуться домой. По возвращении он тотчас отслужил в церкви молебен о здравии болящей рабы божией Александры и сейчас же снова отправился в путь. Родственники догадались, что он молился за Смирнову.
В. И. Шенрок. Материалы, IV, 239.
18 июля.- Грустное время: холера все продолжается.
23 июля.- Приехал А. С. Данилевский с женой к обеду; они начали говеть у нас. Александр Семенович очень похудел, изменился, нет прежнего красавца. У нас все гости и много лошадей, а неурожай на сено.
26 июля.- Сегодня гости разъехались. Брат хочет ехать в Сорочинцы. Ужасно тревожное время. Говорят, что видели подозрительного человека в саду, это навело на меня такой страх. Завтра едем в Будище и в Полтаву, и не знаю, кто останется: все хотят ехать. Мы с братом много гуляли, я была в веселом расположении духа, но вечером мы поспорили о поездке, и я решила не ехать, за что меня назвали капризной.
13 (августа).- Брат, Аннета и я ездили в Будище на обед, а после в Диканьке молебен к отъезду брата, потом в Полтаву к Скалон. В Полтаве боятся пожаров: везде сторожа, кадки с водой на крышах.
22.- Сегодня брат хотел уехать, но, слава богу, отсрочил еще до понедельника. Вчера мы все плакали. Тоска ужасная. Как я его сильно люблю; хотя часто и неприятности делает, но все же я его люблю, как отца: он много для нас сделал. Брат уже уложился и принес нам много вещей.
24 авг.- Мы встали очень рано. Грустный день: брат уезжает. Я пошла к нему и помогала ему укладываться. В восемь часов пошли в церковь слушать молебен; поехали в Сорочинцы в двух экипажах: полдороги Аннета с братом, а потом я с ним. Здесь я просила его остаться до завтра. Я встала рано и пошла к нему, и он меня обнял и крепко поцеловал. В девять часов мы распрощались. Он уехал с Данилевскими в их деревню и оттуда в Москву. Все плакали,- у Трахимовских даже дети.
Ел. Вас. Гоголь. Дневник. Шенрок. Материалы, IV, 704.
Мы приезжали летом в 1848 г. лечиться в Псле. В двадцатых числах августа приехал к нам Гоголь. Потом в нашем экипаже поехали мы в Черниговскую губ., в село Сварков, имение дяди Ульяны Григорьевны (жены {432} Данилевского), А. М. Марковича. Мы приехали прямо ко дню его именин (30 авг.). Было много гостей, и Гоголь был страшно не в духе. Ему очень полюбился А. М. Маркович. Он провел у него несколько дней и, наконец, простился с ним. Ему нужно было ехать от Глухова в Москву, и он взял у А. М. Марковича тарантас, а у меня моего человека, повара Прокофия, который ему очень нравился. Гоголь взял Прокофия с тем, чтобы возвратить тарантас и бричку. Этот Прокофий потом явился, когда потеряли уже надежду.
А. С. Данилевский по записи В. И. Шенрока. Материалы, IV, 715.
Добрался я до Орла благополучно. Но здесь, к величайшему моему изумлению, дилижанса не нашел. Они уничтожены. Как жалею теперь, что я не взял из дому человека. Уж хотел отправляться один на так называемых вольных и на перекладных, но раздумал, вспомня хворость свою и недостаточную храбрость, и решился нахальным образом взять у тебя человека, а у добрейшего Александра Михайловича (Марковича) бричку до Москвы. В Москве же нанимаю надежного извозчика, который отвезет к вам и Прокофия, и бричку в исправности. Разница будет в лишней неделе.
Гоголь - А. С. Данилевскому, 5 сент. 1848 г., из Орла. Письма. IV. 213.
Сентября 12 Гоголь в Москве.
А. И. Кирпичников. Хронолог, канва, 103.
Гоголь был в Москве, мы его видели; он мало наружно переменился, но кажется, как будто не тот Гоголь, Константин (К. С. Аксаков) в минуту свидания забыл все и задушил было его обнимая.
В. С. Аксакова - М. Г. Карташевской, из Москвы. История знакомства, 184
Приехал Гоголь. Увидев его, я помнил только то, что шесть лет с лишком не видал его. Поэтому крепко его обнял, так что он долго после этого кряхтел. Он как будто смущен, уступает, еще не знает, как ему быть, неуверенность видна в нем, так я заметил.
К.. С. Аксаков - брату Г. С-чу. Шенрок. Материалы, IV, 752.
Ты меня спрашиваешь о Гоголе... Примирение произошло еще на письмах. Все ему обрадовались, и отношения остались по-прежнему дружеские; но только все казалось, это не тот Гоголь.
В. С. Аксакова - М. Г. Карташевской, из Москвы. История знакомства, 184.
В Москве, кроме немногих знакомых, нет почти никого; все еще сидят по дачам и деревням. Теперь я еду в Петербург.
Гоголь - А. С. Данилевскому, 12 сент. 1848 г., из Москвы. Письма, IV, 215. {433}
Вторую половину сентября и начало октября Гоголь пробыл в Петербурге; видался с Виельгорскими и больше прежнего заинтересовался гр. Анной Михайловной; сравнительно мало виделся с Смирновой; был у Прокоповича и Плетнева.
А. И. Кирпичников. Хронолог. канва, 103.
Был у тебя уже два раза. На дачу не могу попасть и не попаду... Я еду сейчас к Мих. Ю. Виельгорскому в Павлино (дача Виельгорских под Петербургом, на Петергофской дороге), а оттуда в Павловск. По случаю торжественного фамильного их дня (именины Софьи Мих. Соллогуб, 17 сент.) отказаться мне было невозможно.
Гоголь - Плетневу, 16 сент. 1848 г. Письма, IV, 217.
В 1848 году я осенью жила в Павловске. Явился Гоголь в довольно хорошем расположении духа, но не хотел ни у кого бывать, ничего не хотел говорить, отговаривался при мне ехать на вечер, ссылаясь, что ему шили в Бейруте сюртук и что в этом сюртуке не может явиться ни к кому в Петербурге. Он бывал очень часто у Виельгорского, у С. П. Апраксиной, о которой он говорил, что он любит. Она сама по себе очень добра, она сестра моего любезного А. П. Толстого. Вообще он ее очень высоко ставил, любовался очень ею, как светскою дамою, что никто не умеет дать бал хороший и экономно. Если тому надо быть, то чем меньше затрачено времени и денег.
А. О. Смирнова по черновому конспекту ее рассказов, сделанному А. Н. Пыпиным. Смирнова. Записки, 326.
Сюда приехал Гоголь. Он был у меня... Гоголь - большой знаток церковной литературы... Он на вид очень здоров и даже более полон, нежели когда-либо был таким. Наружность его, щеголеватая до изысканности, не напоминает автора "Переписки". О состоянии духа он не вдается в объяснения.
П. А. Плетнев - Я. К. Гроту, 22 сент. 1848 г. Переписка Грота с Плетневым, III, 324.
Один из школьных товарищей Гоголя (П. Г. Редкин?), как мы слышали, не принял Гоголя, когда он заехал к нему по старой привычке в Петербурге вскоре по выходе "Переписки с друзьями" в 1848 г. По слухам. Гоголь, пораженный отказом, не мог сдержать себя и зарыдал тут же, у двери. Этот случай потом рассказывался будто бы с кафедры студентам этим товарищем Гоголя.
В. И. Шенрок. Материалы, VI, 556.
В последний приезд из-за границы Гоголь извне пользовался всеобщим уважением и славою от современников, и внутренно сам был преисполнен и славою, и самоуважением. Приехав в Петербург, он расположился в доме и квартире графа М. Ю. Виельгорского, где проживал и В. А. Соллогуб, женатый на дочери графа, Соллогуб за великую себе честь считал сопровождать Гоголя в знакомые дома, в ученые заседания и в театры. Так, в одном из спектаклей Александрийского театра, во время антракта, он, вбежав в убор-{434}ную Мартынова, кричал: "Гоголь, Гоголь идет похвалить вашу игру!" За ним является и сам Гоголь, важный, серьезный, гордый, говоря: - "Хорошо, Мартынов, я доволен. Я заметил, что вы играли свою роль "Con amore!" 1 Потом Соллогуб проводил его до уборной В. В. Самойловой.- "Никогда,рассказывала Вера Васильевна,- так свысока не хвалил нас и государь"."Мило, мило, а главное,- умно провели свою роль... Вы и Мартынов помирили меня с русской сценой". В таком-то настроении он вздумал посетить директора театров А. М. Гедеонова. При входе Гоголя в канцелярию Гедеонова начальник репертуара А. Л. Невахович, вскочив с места, с восторгом раскланиваясь, приветствовал автора "Мертвых душ". Кивнув ему головой. Гоголь спросил: "Где Александр Михайлович?" - "Пожалуйте сюда в кабинет",- и расшаркиваясь, ввел его в кабинет, где директор сидел спиной ко входу: он в эту минуту крепко занят был цифирью по случаю огромного дефицита. Гоголь (развязно подходя к нему): Здравствуйте, Александр Михайлович! Гедеонов (мельком взглянув на него): Здравствуйте! (снова углубляясь в работу). Что вам нужно? Гоголь: Я Гоголь. Гедеонов (с нетерпением): -Так что же нужно? Гоголь (растерявшись): Где ваш сын Этьен? Гедеонов (обертываясь и указывая рукой): Так через переднюю к нему... (увидав Неваховича). Александр Львович! Проводите его к Степану Александровичу! - "Как ни смешна эта сцена,- рассказывал Невахович,- а мне жаль было Гоголя, когда он, то бледный, как полотно, то красный, как рак, шел со мной из кабинета до комнаты директорского сына".
Н. И. Куликов. Петербургское театральное училище. Рус. Стар., 1886, т. 52, стр. 624.
В Петербурге я успел увидеть Прокоповича и Анненкова, приехавшего на днях из-за границы. Все, что рассказывает он, как очевидец, о парижских происшествиях, просто страх: совершенное разложение общества 2. Тем более и это безотрадно, что никто не видит никакого исхода и выхода и отчаянно рвется в драку, затем, чтобы быть только убиту. Никто в силах вынесть страшной тоски этого рокового переходного времени, и почти у всякого ночь и тьма вокруг. А между тем слово молитва до сих пор еще не раздавалось ни на чьих устах.
Гоголь - А. С. Данилевскому, 24 сент. 1848 г., из Петербурга. Письма, IV, 219.
Гоголь изъявил желание А. А. Комарову приехать к нему и просил его пригласить к себе несколько известных новых литераторов, с которыми он не был знаком. А. А. пригласил, между прочим, Гончарова, Григоровича, Некрасова и Дружинина. Я также был в числе приглашенных, хотя был давно уже знаком с Гоголем. Мы собрались к А. А. Комарову часу в девятом вечера. Радушный хозяин приготовил роскошный ужин для знаменитого гостя и ожидал его с величайшим нетерпением. Он благоговел перед его талантом. Мы все также разделяли его нетерпение. В ожидании Гоголя пили чай до девяти часов, но Гоголь не показывался, и мы сели к чайному столу без него.
Гоголь приехал в половине одиннадцатого, отказался от чая, говоря, что {435} он его никогда не пьет, взглянул бегло на всех, подал руку знакомым, отправился в другую комнату и разлегся на диване. Он говорил мало, вяло, нехотя, распространяя вокруг себя какую-то неловкость, что-то принужденное. Хозяин представил ему Гончарова, Григоровича, Некрасова и Дружинина. Гоголь несколько оживился, говорил с каждым из них об их произведениях, хотя было очень заметно, что не читал их. Потом он заговорил о себе и всем нам дал почувствовать, что его знаменитые "Письма" писаны им были в болезненном состоянии, что их не следовало издавать, что он очень сожалеет, что они изданы. Он как будто оправдывался перед нами.
От ужина, к величайшему огорчению хозяина дома, он также отказался. Вина не хотел пить никакого, хотя тут были всевозможные вина.- "Чем же вас угощать, Николай Васильевич?" - сказал наконец в отчаянии хозяин дома."Ничем,- отвечал Гоголь, потирая свою бородку,- впрочем, пожалуй, дайте мне рюмку малаги". Одной малаги именно и не находилось в доме. Было уже между тем около часа, погреба все заперты. Однако хозяин разослал людей для отыскания малаги. Но Гоголь, изъявив свое желание, через четверть часа объявил, что он чувствует себя не очень здоровым и поедет домой.- "Сейчас подадут малагу,- сказал хозяин дома,- погодите немного!" - "Нет, уж мне не хочется, да к тому же поздно".
Хозяин дома, однако, умолил его подождать малаги. Через полчаса бутылка была принесена. Он налил себе полрюмочки, отведал, взял шляпу и уехал, несмотря ни на какие просьбы.
Не знаю, как другим,- мне стало как-то легче дышать после его отъезда 3.
И. И. Панаев. Воспоминания о Белинском. Полн. собр. соч., VI, 309.
В 1849 (1848) году, на вечере у Александра Комарова, Гоголь при мне развивал мысль, что преследование печати и жизни не может долго длиться, и советовал литераторам и труженикам всякого рода пользоваться этим временем для тихого приготовления серьезных работ ко времени облегчения. Тогда произошла довольно наивная сцена. Некрасов, присутствовавший тоже на вечере, заметил: - "Хорошо, Николай Васильевич, да ведь за все это время надо еще есть". Гоголь был опешен, устремил на него глаза и медленно произнес: - "Да, вот это трудное обстоятельство".
П. В. Анненков. Последняя встреча с Гоголем. П. В. Анненков и его друзья. Спб. 1892. Стр. 515.
Раз Гоголь изъявил желание нас видеть. Я, Белинский (Белинский уже умер весною 1848 г.), Панаев и Гончаров надели фраки и поехали представляться, как к начальству. Гоголь и принял нас, как начальник принимает чиновников; у каждого что-нибудь спросил и каждому что-нибудь сказал. Я читал ему стихи "Родина". Выслушал и спросил: "Что же вы дальше будете писать?" - "Что бог на душу положит".- "Гм!.." - и больше ничего. Гончаров, помню, обиделся его отзывом об "Обыкновенной истории".
Н. А. Некрасов по записи А. С. Суворина. Новое Время, 1878, № 662. Цитир. по "Воспоминаниям" А. Панаевой. изд. 2-е, 1928, стр. 239, примеч. {436}
14 октября Гоголь уже в Москве, поселился, по-старинному, у Погодина 4.
А. И. Кирпичников. Хронолог. канва, 104.
Когда Гоголь приехал из Малороссии в Москву (в сентябре 1848 года), был в деревне и только в октябре переселился в город. В тот же вечер пришел к нам Гоголь, и мы увиделись с ним после шестилетней разлуки. В непродолжительном времени восстановились между нами прежние, как бы прерванные, нарушенные продолжительною разлукою отношения; но об его книге и втором томе "Мертвых душ" не было и помину.
С. Т. Аксаков. Кулиш, II, 222.
18 октября 1848 г.- Глубокое замечание Гоголя: "Спасение России, что Петербург в Петербурге".
М. П. Погодин. Дневник. Барсуков, IX, 475.
Я только что оправляюсь от бессонниц своих, которые продолжались и здесь, в Москве, и теперь только начинают прекращаться. Москва уединена, покойна и благоприятна занятиям. Я еще не тружусь так, как бы хотел, чувствуется некоторая слабость, еще нет этого благодатного расположения духа, какое нужно для того, чтобы творить. Но душа кое-что чует, и сердце исполнено трепетного ожидания этого желанного времени.
Гоголь - А. М. Виельгорской, 29 окт. 1848 г., из Москвы. Письма. IV, 224.
1 ноября.- Думал о Гоголе. Он все тот же. Я убедился. Только ряса подчас другая. Люди ему нипочем.
2 ноября.- Гоголь по два дня не показывается; хоть бы спросил: чем ты кормишь двадцать пять человек?
М. П. Погодин. Дневник. Барсуков, IX, 475.
В честь пребывания Гоголя в Москве Погодин торжественно отпраздновал день своего рождения (11 ноября 1848 г.) во фраках и белых галстуках. Присутствовали новый помощник попечителя Московского учебного округа кн. Г. А. Щербатов, П. П. Новосильцов, И. К. Киреевский и др. Но вечер, кажется, не удался благодаря герою торжества. По крайней мере, вот что записал Погодин в дневнике о своем вечере: "Приготовление к вечеру. Гоголь испортил, и досадно".
Н. П. Барсуков, IX, 478.
19 ноября.- Православие и самодержавие у меня в доме: Гоголь служил всенощную,- неужели для восшествия на престол?
20 ноября.- Гоголь ныне приобщался. Вот почему вчера он служил всенощную.
М. П. Погодин. Дневник. Барсуков, IX, 476.
Соображаю, думаю и обдумываю второй том "Мертвых душ". Читаю преимущественно то, где слышится сильней присутствие русского духа. {437} Прежде, чем примусь серьезно за перо, хочу назвучаться русскими звуками и речью. Боюсь нагрешить противу языка.
Гоголь - П. А. Плетневу. 20 ноября 1848 г., из Москвы. Письма, IV, 232.
Гоголь у нас по-прежнему бывает также часто; но веселее и разговорчивее, нежели был прежде; говорит откровенно и о своей книге; и вообще стал проще, как все находят. Он твердо намерен продолжать "Мертвые души".
Узнали соседи, что Гоголь возвратился из святых мест, съехались к его матери и желали видеть Гоголя. Гоголь жил в отдельном флигеле. Свиделись с ним соседи и начали расспрашивать о святых местах.- "В святых местах перебывало так много разных путешественников и в разное время, и так много о них написано, что я ничего не могу сказать вам нового",- был ответ Гоголя.
Т. Г. Пащенко по записи В. Пашкова. Берег, 1880, № 268.
Мне кажется, брат был разочарован поездкой в Иерусалим, потому что он не хотел нам рассказывать. Когда просили его рассказать, он сказал: "Можете прочесть "Путешествие в Иерусалим". По его действиям, как я {428} замечала, видно, что он обратился более всего к евангелию, и мне советовал, чтобы постоянно на столе лежало евангелие. Он всегда при себе держал евангелие, даже в дороге. Когда он ездил с нами в Сорочинцы, в экипаже читал евангелие. Видна была его любовь ко всем. Он своими трудовыми деньгами многим помогал, и сам не нуждался и ни в чем себе не отказывал.
О. В. Гоголь-Головня, 55.
7, 8, 9 июля (июня).- Брат приехал. Ужасная тоска. У нас холера: пять человек умерло. Дай бог, чтоб этим кончилось.
Ел. В. Гоголь. Шенрок, IV, 704.
Я еще ни за что не принимался. Покуда отдыхаю от дороги. Брался было за перо, но - или жар утомляет меня, или я все еще не готов; а между тем чувствую, что, может, еще никогда не был так нужен труд, составляющий предмет давних обдумываний моих и помышлений, как в нынешнее время.
Гоголь - П. А. Плетневу, 7 июня 1848 г., из Васильевки. Письма, IV, 195.
Теперь тысячами вокруг болеют и мрут. В Полтавской губернии свирепствует холера почти повсеместно, и в самой Полтаве.
Гоголь - С. Т. Аксакову, 8 июня 1848 г., из Васильевки. Письма. IV, 197.
Я покуда, слава богу, еще здравствую и живу, хотя время не весьма здоровое и вокруг везде болезни. Еще не принимаюсь серьезно ни за что и отдыхаю с дороги, но между тем внутренне молюсь и собираю силы на работу. Как ни возмутительны совершающиеся вокруг нас события (повсеместные революционные движения в Западной Европе), как ни способны они отнять мир и тишину, необходимые для дела, но тем не менее нужно быть верну главному поприщу; а о прочем позаботится бог.
Гоголь - В. А. Жуковскому, 15 июня 1848 г., из Полтавы. Письма, IV, 201.
Жары невыносимые: нет сил ни работать, ни даже лечиться; одно, что решаюсь употреблять,- это купанье.
Гоголь - С. П. Шевыреву, 18 июня 1848 г., из Васильевки. Письма, IV. 204.
Пишу тебе больной, едва оправившийся от изнурительного поноса, который в три дня оставил от меня одну тень. Впрочем, это, слава богу, еще не холера, а просто понос от нестерпимых жаров, томительнее которых, я думаю, не бывает в самой Африке. Никакого освежения, даже по ночам. Холера везде вокруг... Обяжешь меня, если вышлешь мне из своих денег, какие найдутся у тебя под рукой, хоть рублей 150 сер. Я совсем на безденежье. Вокруг - тоже ни у кого, начиная с моих родных, которым должен буду помочь. Голод грозит повсеместный. Хлеба, покуда, еще нечего даже собирать: все не выросло и выжглось так, что не жнут, а вырывают руками по колоскам. Надежда есть еще кое-какая на поздние хлеба, особенно {429} на гречу, если перепадет несколько дождей и засуха не будет так жестока. Я ничего не в силах ни делать, ни мыслить от жару. Не помню еще такого тяжелого времени.
Гоголь - А. П. Плетневу, 7 июля 1848 г., из Васильевки. Письма, IV, 207.
Я слаб после недуга, от которого еще не оправился как следует. Какое убийственно нездоровое время и какой удушливо-томительный воздух! Только три или четыре дня по приезде моем на родину я чувствовал себя хорошо; потом беспрерывные расстройства в желудке, в нервах и в голове от этой адской духоты, томительнее которой нет под тропиками. Все переболело и болеет вокруг нас. Холера и все роды поносов не дают перевести дух. Тоска еще более от того, что никакое умственное занятие не идет в голову: даже читать самого легкого чтения не в силах.
Гоголь - С. Т. Аксакову, 12 июля 1848 г., из Васильевки. Письма, IV, 209.
Прежде, когда он приезжал, то занимал комнату в доме с нами; а как сестры заняли его комнату, тогда он постоянно в флигеле занимался. В одной комнате стояла его кровать и конторка, на которой он занимался, а в другой комнате, между окнами - ломберный стол; там лежали его книги, которые он с собою привозил. Потом заказал столяру полки, вроде этажерки, на тот стол поставил для книг. Конторку желтую, на которой он прежде занимался, также сестры заняли, то он заказал сделать себе черную конторку. В этой самой комнате еще стоял диван, перед диваном круглый стол, по бокам кресла; там он пил кофе, а третьей комнаты не занимал. Вставал он в шесть часов, выпивши кофе, занимался. Писал на конторке, всегда стоя. До обеда мы не виделись с ним, потом, погуляв в саду, приходил к нам. В час обедали, после обеда в гостиной с нами посидит два часа, и все за работой; и он придумал себе работу: раскрашивал библейские картины, говорил, чтобы я эти картины раздала мужикам и рассказывала им историю этих картин. Потом отправлялся пешком в Яворивщину, но что он там делал - не знаю. Возвращался на вечерний чай, за чаем разговаривал, но о чем - я не слышала. После чая отправлялся в флигель. И так он проводил время каждый день.
Я стала примечать, что он любит, то приготовляла ему. За обедом я ставила перед его прибором две маленькие вазы варенья, какие он любил; водку он просил настаивать на белой нехворощи; говорил, что она полезна. За обедом я всегда около него сидела. Всякий раз, когда увидит, что я любимое его поставлю, всегда с улыбкой кивнет головой. Бывало, как я увижу, когда он перед обедом ходит в саду, я тотчас иду в сад, и он с улыбкой встречается. Всякий раз его улыбка меня в восторг приводила; всегдашнее мое желание было все сделать, что ему нравится.
Раз мы были в церкви, он увидел, что священник нам раздавал просфоры, а людям - никому. Когда возвращалися из церкви, он шел со мною, положил на мое плечо руку и просил, чтобы я велела на каждое служение печь по 25 просфор и на четыре части нарезать, отправлять в церковь, чтобы священник раздавал людям; а чтобы не брать у матери муки,- "я буду тебе высылать деньги на муку", а пока дал 25 рублей, и я это вполне {430} выполнила. Потом он предложил мне: "Хочешь, пойдем к мужикам, посмотрим, как они живут". Я с удовольствием пошла с ним. Входим в первую избу, там застали только одну молодицу. Она с таким радушием просила нас садиться на лавку, говорила: "А мени сю ничь приснилось, что в мою хату влетели дви птычки. Оцеж против того и приснилося, що вы пришли". В это время положила солому в печь и сжарила нам яишницу; чтобы ее не обидеть, немного поели. Потом пошли в другую избу. Там увидели - в сенях чистота, аккуратно висели ведра и разные хозяйственные принадлежности; как видно, зажиточный мужик. И в хату взглянули, но нас не просили садиться. Брат посмотрел и похвалил его, сказал: "Видно, что трудящиеся люди". А к другому зашли - в сенях пустота, в хате тускло. Брат сказал ему: "Надо трудиться и стараться, чтобы у вас все было". Дальше не захотел: на трех хатах увидел, как они живут.
В другое время брат предложил мне поехать к жнецам; в то время был плохой урожай и хлеб такой низкий был, что нельзя было жать, и они руками вырывали с корнями. Мы подъехали к жнецам; брат встал, подошел к ним, спрашивал: "Тяжелее рвать, как жать?" - "Жать легче, а рвать - на ладони мозоли понабилися". А он сказал им в утешение: "Трудитеся, чтобы заслужить царство небесное". Потом заехали в пасеку; тогда был пасечник старичок. О чем они говорили, не слыхала, только последние слова: "Чем старее, тем больше будешь спасаться".- "Э, ни, пане, бильше греха наберется". Потом отправился домой.
О. В. Гоголь-Головня, 33.
Мы шли с братом из Яворивщины; он остановился посмотреть, как бабы работают: хлеба из земли вытаскивают. Стали плакаться бабы, как им трудно теперь, как руки саднят, болят. А брат утешал их; - "Это хорошо, что так теперь страдаете, зато будет вам блаженство в царстве небесном". Был у нас в Яворивщине старик пасечник, и тоже при мне он стал брату жаловаться, как трудно ему старость переносить. И ему тоже брат сказал: - "Это хорошо, что трудна тебе старость: выстрадаешь себе царство небесное". А пасечник ответил: - "Эх, пан, что больше живешь, то больше греха наберешься!" Часто брат давал деньги для помощи истинно нуждающимся. Если ему говорили, почему он о себе не думает, что самому ему понадобятся деньги, он отвечал: - "Я и думаю о себе. Это я взаймы даю: на том свете я получу обратно".
О. В. Гоголь-Головня по записи А. Мошина. Белоусов. Дорогие места, 36.
По другую сторону пруда у нас был сад. Там было вроде леса, никакой дорожки не было; брат принялся делать аллеи; прежде, как были люди крепостные - три дня панщина, а три дня их дни, то брат, чтобы не лишить матери работников, нанимал работников на их днях чистить дорожки. Сам там был по целым дням. Раз спросил у меня: "Ты можешь встать в три часа, чтобы побыть около работников, пока я приеду?" Я обещала встать и велела разбудить меня, как только солнце взойдет. Тогда у нас был плотик и мы переезжали на ту сторону. В семь часов брат приехал на плотике и с благодарной улыбкой поздоровался со мною и сейчас же отправил меня домой, сказал: "Иди спать". Итак, за все время, пока он пробыл у нас, прочистил все аллеи, которые и теперь поддерживаются. {431}
Потом брат просил у матери дать ему полведра наливки и велел напечь пирожков с сыром. Когда все было готово, велел позвать тяглых мужиков, то есть тех, у кого рабочие волы, на крыльце поставили наливку, угощал их, они пили, конечно, с пожеланием ему всего хорошего, потом брат дал каждому по два рубля и сказал: "Спасибо вам, что вы своими волами моей матери орали". Это он делал для поощрения, чтобы и другие старались быть хорошими хозяевами. Со временем брат присылал матери денег, чтобы она накупила хоть по теленку тем мужикам, у кого не было скота, и мне прислал пятьдесят рублей, чтобы я по усмотрению своему помогала нуждающемуся.
О. В. Гоголь-Головня, 35.
От родственников Гоголя я слышал, как однажды (в 1848 г.), гостя у своих в Васильевке, Гоголь куда-то выехал из деревни и вдруг, уже с половины пути, что-то вспомнил и приказал вернуться домой. По возвращении он тотчас отслужил в церкви молебен о здравии болящей рабы божией Александры и сейчас же снова отправился в путь. Родственники догадались, что он молился за Смирнову.
В. И. Шенрок. Материалы, IV, 239.
18 июля.- Грустное время: холера все продолжается.
23 июля.- Приехал А. С. Данилевский с женой к обеду; они начали говеть у нас. Александр Семенович очень похудел, изменился, нет прежнего красавца. У нас все гости и много лошадей, а неурожай на сено.
26 июля.- Сегодня гости разъехались. Брат хочет ехать в Сорочинцы. Ужасно тревожное время. Говорят, что видели подозрительного человека в саду, это навело на меня такой страх. Завтра едем в Будище и в Полтаву, и не знаю, кто останется: все хотят ехать. Мы с братом много гуляли, я была в веселом расположении духа, но вечером мы поспорили о поездке, и я решила не ехать, за что меня назвали капризной.
13 (августа).- Брат, Аннета и я ездили в Будище на обед, а после в Диканьке молебен к отъезду брата, потом в Полтаву к Скалон. В Полтаве боятся пожаров: везде сторожа, кадки с водой на крышах.
22.- Сегодня брат хотел уехать, но, слава богу, отсрочил еще до понедельника. Вчера мы все плакали. Тоска ужасная. Как я его сильно люблю; хотя часто и неприятности делает, но все же я его люблю, как отца: он много для нас сделал. Брат уже уложился и принес нам много вещей.
24 авг.- Мы встали очень рано. Грустный день: брат уезжает. Я пошла к нему и помогала ему укладываться. В восемь часов пошли в церковь слушать молебен; поехали в Сорочинцы в двух экипажах: полдороги Аннета с братом, а потом я с ним. Здесь я просила его остаться до завтра. Я встала рано и пошла к нему, и он меня обнял и крепко поцеловал. В девять часов мы распрощались. Он уехал с Данилевскими в их деревню и оттуда в Москву. Все плакали,- у Трахимовских даже дети.
Ел. Вас. Гоголь. Дневник. Шенрок. Материалы, IV, 704.
Мы приезжали летом в 1848 г. лечиться в Псле. В двадцатых числах августа приехал к нам Гоголь. Потом в нашем экипаже поехали мы в Черниговскую губ., в село Сварков, имение дяди Ульяны Григорьевны (жены {432} Данилевского), А. М. Марковича. Мы приехали прямо ко дню его именин (30 авг.). Было много гостей, и Гоголь был страшно не в духе. Ему очень полюбился А. М. Маркович. Он провел у него несколько дней и, наконец, простился с ним. Ему нужно было ехать от Глухова в Москву, и он взял у А. М. Марковича тарантас, а у меня моего человека, повара Прокофия, который ему очень нравился. Гоголь взял Прокофия с тем, чтобы возвратить тарантас и бричку. Этот Прокофий потом явился, когда потеряли уже надежду.
А. С. Данилевский по записи В. И. Шенрока. Материалы, IV, 715.
Добрался я до Орла благополучно. Но здесь, к величайшему моему изумлению, дилижанса не нашел. Они уничтожены. Как жалею теперь, что я не взял из дому человека. Уж хотел отправляться один на так называемых вольных и на перекладных, но раздумал, вспомня хворость свою и недостаточную храбрость, и решился нахальным образом взять у тебя человека, а у добрейшего Александра Михайловича (Марковича) бричку до Москвы. В Москве же нанимаю надежного извозчика, который отвезет к вам и Прокофия, и бричку в исправности. Разница будет в лишней неделе.
Гоголь - А. С. Данилевскому, 5 сент. 1848 г., из Орла. Письма. IV. 213.
Сентября 12 Гоголь в Москве.
А. И. Кирпичников. Хронолог, канва, 103.
Гоголь был в Москве, мы его видели; он мало наружно переменился, но кажется, как будто не тот Гоголь, Константин (К. С. Аксаков) в минуту свидания забыл все и задушил было его обнимая.
В. С. Аксакова - М. Г. Карташевской, из Москвы. История знакомства, 184
Приехал Гоголь. Увидев его, я помнил только то, что шесть лет с лишком не видал его. Поэтому крепко его обнял, так что он долго после этого кряхтел. Он как будто смущен, уступает, еще не знает, как ему быть, неуверенность видна в нем, так я заметил.
К.. С. Аксаков - брату Г. С-чу. Шенрок. Материалы, IV, 752.
Ты меня спрашиваешь о Гоголе... Примирение произошло еще на письмах. Все ему обрадовались, и отношения остались по-прежнему дружеские; но только все казалось, это не тот Гоголь.
В. С. Аксакова - М. Г. Карташевской, из Москвы. История знакомства, 184.
В Москве, кроме немногих знакомых, нет почти никого; все еще сидят по дачам и деревням. Теперь я еду в Петербург.
Гоголь - А. С. Данилевскому, 12 сент. 1848 г., из Москвы. Письма, IV, 215. {433}
Вторую половину сентября и начало октября Гоголь пробыл в Петербурге; видался с Виельгорскими и больше прежнего заинтересовался гр. Анной Михайловной; сравнительно мало виделся с Смирновой; был у Прокоповича и Плетнева.
А. И. Кирпичников. Хронолог. канва, 103.
Был у тебя уже два раза. На дачу не могу попасть и не попаду... Я еду сейчас к Мих. Ю. Виельгорскому в Павлино (дача Виельгорских под Петербургом, на Петергофской дороге), а оттуда в Павловск. По случаю торжественного фамильного их дня (именины Софьи Мих. Соллогуб, 17 сент.) отказаться мне было невозможно.
Гоголь - Плетневу, 16 сент. 1848 г. Письма, IV, 217.
В 1848 году я осенью жила в Павловске. Явился Гоголь в довольно хорошем расположении духа, но не хотел ни у кого бывать, ничего не хотел говорить, отговаривался при мне ехать на вечер, ссылаясь, что ему шили в Бейруте сюртук и что в этом сюртуке не может явиться ни к кому в Петербурге. Он бывал очень часто у Виельгорского, у С. П. Апраксиной, о которой он говорил, что он любит. Она сама по себе очень добра, она сестра моего любезного А. П. Толстого. Вообще он ее очень высоко ставил, любовался очень ею, как светскою дамою, что никто не умеет дать бал хороший и экономно. Если тому надо быть, то чем меньше затрачено времени и денег.
А. О. Смирнова по черновому конспекту ее рассказов, сделанному А. Н. Пыпиным. Смирнова. Записки, 326.
Сюда приехал Гоголь. Он был у меня... Гоголь - большой знаток церковной литературы... Он на вид очень здоров и даже более полон, нежели когда-либо был таким. Наружность его, щеголеватая до изысканности, не напоминает автора "Переписки". О состоянии духа он не вдается в объяснения.
П. А. Плетнев - Я. К. Гроту, 22 сент. 1848 г. Переписка Грота с Плетневым, III, 324.
Один из школьных товарищей Гоголя (П. Г. Редкин?), как мы слышали, не принял Гоголя, когда он заехал к нему по старой привычке в Петербурге вскоре по выходе "Переписки с друзьями" в 1848 г. По слухам. Гоголь, пораженный отказом, не мог сдержать себя и зарыдал тут же, у двери. Этот случай потом рассказывался будто бы с кафедры студентам этим товарищем Гоголя.
В. И. Шенрок. Материалы, VI, 556.
В последний приезд из-за границы Гоголь извне пользовался всеобщим уважением и славою от современников, и внутренно сам был преисполнен и славою, и самоуважением. Приехав в Петербург, он расположился в доме и квартире графа М. Ю. Виельгорского, где проживал и В. А. Соллогуб, женатый на дочери графа, Соллогуб за великую себе честь считал сопровождать Гоголя в знакомые дома, в ученые заседания и в театры. Так, в одном из спектаклей Александрийского театра, во время антракта, он, вбежав в убор-{434}ную Мартынова, кричал: "Гоголь, Гоголь идет похвалить вашу игру!" За ним является и сам Гоголь, важный, серьезный, гордый, говоря: - "Хорошо, Мартынов, я доволен. Я заметил, что вы играли свою роль "Con amore!" 1 Потом Соллогуб проводил его до уборной В. В. Самойловой.- "Никогда,рассказывала Вера Васильевна,- так свысока не хвалил нас и государь"."Мило, мило, а главное,- умно провели свою роль... Вы и Мартынов помирили меня с русской сценой". В таком-то настроении он вздумал посетить директора театров А. М. Гедеонова. При входе Гоголя в канцелярию Гедеонова начальник репертуара А. Л. Невахович, вскочив с места, с восторгом раскланиваясь, приветствовал автора "Мертвых душ". Кивнув ему головой. Гоголь спросил: "Где Александр Михайлович?" - "Пожалуйте сюда в кабинет",- и расшаркиваясь, ввел его в кабинет, где директор сидел спиной ко входу: он в эту минуту крепко занят был цифирью по случаю огромного дефицита. Гоголь (развязно подходя к нему): Здравствуйте, Александр Михайлович! Гедеонов (мельком взглянув на него): Здравствуйте! (снова углубляясь в работу). Что вам нужно? Гоголь: Я Гоголь. Гедеонов (с нетерпением): -Так что же нужно? Гоголь (растерявшись): Где ваш сын Этьен? Гедеонов (обертываясь и указывая рукой): Так через переднюю к нему... (увидав Неваховича). Александр Львович! Проводите его к Степану Александровичу! - "Как ни смешна эта сцена,- рассказывал Невахович,- а мне жаль было Гоголя, когда он, то бледный, как полотно, то красный, как рак, шел со мной из кабинета до комнаты директорского сына".
Н. И. Куликов. Петербургское театральное училище. Рус. Стар., 1886, т. 52, стр. 624.
В Петербурге я успел увидеть Прокоповича и Анненкова, приехавшего на днях из-за границы. Все, что рассказывает он, как очевидец, о парижских происшествиях, просто страх: совершенное разложение общества 2. Тем более и это безотрадно, что никто не видит никакого исхода и выхода и отчаянно рвется в драку, затем, чтобы быть только убиту. Никто в силах вынесть страшной тоски этого рокового переходного времени, и почти у всякого ночь и тьма вокруг. А между тем слово молитва до сих пор еще не раздавалось ни на чьих устах.
Гоголь - А. С. Данилевскому, 24 сент. 1848 г., из Петербурга. Письма, IV, 219.
Гоголь изъявил желание А. А. Комарову приехать к нему и просил его пригласить к себе несколько известных новых литераторов, с которыми он не был знаком. А. А. пригласил, между прочим, Гончарова, Григоровича, Некрасова и Дружинина. Я также был в числе приглашенных, хотя был давно уже знаком с Гоголем. Мы собрались к А. А. Комарову часу в девятом вечера. Радушный хозяин приготовил роскошный ужин для знаменитого гостя и ожидал его с величайшим нетерпением. Он благоговел перед его талантом. Мы все также разделяли его нетерпение. В ожидании Гоголя пили чай до девяти часов, но Гоголь не показывался, и мы сели к чайному столу без него.
Гоголь приехал в половине одиннадцатого, отказался от чая, говоря, что {435} он его никогда не пьет, взглянул бегло на всех, подал руку знакомым, отправился в другую комнату и разлегся на диване. Он говорил мало, вяло, нехотя, распространяя вокруг себя какую-то неловкость, что-то принужденное. Хозяин представил ему Гончарова, Григоровича, Некрасова и Дружинина. Гоголь несколько оживился, говорил с каждым из них об их произведениях, хотя было очень заметно, что не читал их. Потом он заговорил о себе и всем нам дал почувствовать, что его знаменитые "Письма" писаны им были в болезненном состоянии, что их не следовало издавать, что он очень сожалеет, что они изданы. Он как будто оправдывался перед нами.
От ужина, к величайшему огорчению хозяина дома, он также отказался. Вина не хотел пить никакого, хотя тут были всевозможные вина.- "Чем же вас угощать, Николай Васильевич?" - сказал наконец в отчаянии хозяин дома."Ничем,- отвечал Гоголь, потирая свою бородку,- впрочем, пожалуй, дайте мне рюмку малаги". Одной малаги именно и не находилось в доме. Было уже между тем около часа, погреба все заперты. Однако хозяин разослал людей для отыскания малаги. Но Гоголь, изъявив свое желание, через четверть часа объявил, что он чувствует себя не очень здоровым и поедет домой.- "Сейчас подадут малагу,- сказал хозяин дома,- погодите немного!" - "Нет, уж мне не хочется, да к тому же поздно".
Хозяин дома, однако, умолил его подождать малаги. Через полчаса бутылка была принесена. Он налил себе полрюмочки, отведал, взял шляпу и уехал, несмотря ни на какие просьбы.
Не знаю, как другим,- мне стало как-то легче дышать после его отъезда 3.
И. И. Панаев. Воспоминания о Белинском. Полн. собр. соч., VI, 309.
В 1849 (1848) году, на вечере у Александра Комарова, Гоголь при мне развивал мысль, что преследование печати и жизни не может долго длиться, и советовал литераторам и труженикам всякого рода пользоваться этим временем для тихого приготовления серьезных работ ко времени облегчения. Тогда произошла довольно наивная сцена. Некрасов, присутствовавший тоже на вечере, заметил: - "Хорошо, Николай Васильевич, да ведь за все это время надо еще есть". Гоголь был опешен, устремил на него глаза и медленно произнес: - "Да, вот это трудное обстоятельство".
П. В. Анненков. Последняя встреча с Гоголем. П. В. Анненков и его друзья. Спб. 1892. Стр. 515.
Раз Гоголь изъявил желание нас видеть. Я, Белинский (Белинский уже умер весною 1848 г.), Панаев и Гончаров надели фраки и поехали представляться, как к начальству. Гоголь и принял нас, как начальник принимает чиновников; у каждого что-нибудь спросил и каждому что-нибудь сказал. Я читал ему стихи "Родина". Выслушал и спросил: "Что же вы дальше будете писать?" - "Что бог на душу положит".- "Гм!.." - и больше ничего. Гончаров, помню, обиделся его отзывом об "Обыкновенной истории".
Н. А. Некрасов по записи А. С. Суворина. Новое Время, 1878, № 662. Цитир. по "Воспоминаниям" А. Панаевой. изд. 2-е, 1928, стр. 239, примеч. {436}
14 октября Гоголь уже в Москве, поселился, по-старинному, у Погодина 4.
А. И. Кирпичников. Хронолог. канва, 104.
Когда Гоголь приехал из Малороссии в Москву (в сентябре 1848 года), был в деревне и только в октябре переселился в город. В тот же вечер пришел к нам Гоголь, и мы увиделись с ним после шестилетней разлуки. В непродолжительном времени восстановились между нами прежние, как бы прерванные, нарушенные продолжительною разлукою отношения; но об его книге и втором томе "Мертвых душ" не было и помину.
С. Т. Аксаков. Кулиш, II, 222.
18 октября 1848 г.- Глубокое замечание Гоголя: "Спасение России, что Петербург в Петербурге".
М. П. Погодин. Дневник. Барсуков, IX, 475.
Я только что оправляюсь от бессонниц своих, которые продолжались и здесь, в Москве, и теперь только начинают прекращаться. Москва уединена, покойна и благоприятна занятиям. Я еще не тружусь так, как бы хотел, чувствуется некоторая слабость, еще нет этого благодатного расположения духа, какое нужно для того, чтобы творить. Но душа кое-что чует, и сердце исполнено трепетного ожидания этого желанного времени.
Гоголь - А. М. Виельгорской, 29 окт. 1848 г., из Москвы. Письма. IV, 224.
1 ноября.- Думал о Гоголе. Он все тот же. Я убедился. Только ряса подчас другая. Люди ему нипочем.
2 ноября.- Гоголь по два дня не показывается; хоть бы спросил: чем ты кормишь двадцать пять человек?
М. П. Погодин. Дневник. Барсуков, IX, 475.
В честь пребывания Гоголя в Москве Погодин торжественно отпраздновал день своего рождения (11 ноября 1848 г.) во фраках и белых галстуках. Присутствовали новый помощник попечителя Московского учебного округа кн. Г. А. Щербатов, П. П. Новосильцов, И. К. Киреевский и др. Но вечер, кажется, не удался благодаря герою торжества. По крайней мере, вот что записал Погодин в дневнике о своем вечере: "Приготовление к вечеру. Гоголь испортил, и досадно".
Н. П. Барсуков, IX, 478.
19 ноября.- Православие и самодержавие у меня в доме: Гоголь служил всенощную,- неужели для восшествия на престол?
20 ноября.- Гоголь ныне приобщался. Вот почему вчера он служил всенощную.
М. П. Погодин. Дневник. Барсуков, IX, 476.
Соображаю, думаю и обдумываю второй том "Мертвых душ". Читаю преимущественно то, где слышится сильней присутствие русского духа. {437} Прежде, чем примусь серьезно за перо, хочу назвучаться русскими звуками и речью. Боюсь нагрешить противу языка.
Гоголь - П. А. Плетневу. 20 ноября 1848 г., из Москвы. Письма, IV, 232.
Гоголь у нас по-прежнему бывает также часто; но веселее и разговорчивее, нежели был прежде; говорит откровенно и о своей книге; и вообще стал проще, как все находят. Он твердо намерен продолжать "Мертвые души".