Верещагин Павел. И танки наши быстры

   Зина тем временем посмотрела на часы.
   – Ладно, Бурцев, ты куда? – закруглила она разговор. – В магазин? Значит тебе направо, а мне налево.
   И Зина удалилась, напористо ступая по снежной каше на мостовой.
   А Бурцев еще раз оглянулся на стоящую у подъезда машину.
   Это сколько же у человека должно быть денег, чтобы он, расставаясь с двадцатилетней девчонкой, так просто купил ей квартиру, машину и все прочее. И машина-то не какая-нибудь… А как из другой жизни. И светится так уютно… На улице грязь и слякоть, а машина – как будто только что из магазина…
   В этот момент дверь подъезда распахнулась, и на пороге появилась молодая женщина в красивой шубке по колено. Качнулась каштановая шапка хорошо вымытых волос… Едва касаясь сапожками асфальта, женщина сделала несколько легких шагов к машине, шофер, поспешно покинувший свое место, распахнул заднюю дверку, и женщина погрузилась внутрь нагретого уютного салона.
   Шофер захлопнул дверь и вернулся за руль. Загорелись фары, машина тронулась, медленно обогнула двор и, выезжая на улицу, поравнялась со стоящим у ворот Бурцевым.
   Заглянув внутрь, Бурцев перехватил устремленный на него заинтересованный взгляд. Хотя глаза девушки и вправду показались ему очень печальными. Девушка приветливо улыбнулась Бурцеву и кивнула как старому знакомому. Бурцев немного удивился – они, кажется, раньше не встречались, – но молодцевато втянул живот и галантно поклонился в ответ.
Машина моргнула задними фонарями и выехала на улицу.
   А Бурцев вздохнул и повернул за угол, чтобы, наконец, двинуться в сторону магазина.    Но не успел он пройти и десяти шагов, как его опять остановили. Из полумрака ближайшей подворотни к нему шагнула незнакомая фигура.
   – Мужчина! Можно вас на минутку… – ломким баритоном спросила фигура.
   Бурцев замедлил шаги и неохотно обернулся.
   Перед ним стоял мужчина лет тридцати пяти, коренастый и коротконогий, тщательно и даже щеголевато одетый. Но одет мужчина был как-то очень старомодно: почти новое добротное пальто с каракулевым воротником и такая же шапка пирожком, какие носили лет тридцать назад, кожаные перчатки с тисненым узором… Теплые ботинки с золочеными пряжками, которые, несмотря на слякоть вокруг, блестели чистотой… Можно было подумать, что мужчине от престарелого родственника достался в наследство парадный гардероб в хорошем состоянии, и мужчина его с удовольствием донашивает. Лицо незнакомца, полноватое, с тщательно постриженными усиками было бы красивым, если бы не самовлюбленное и какое-то себе на уме выражение. Шею щеголевато схватывал шелковый пестрый шарфик…
   «Странный какой-то, – подумал Бурцев. – Педик, что ли?…»
   – Мужчина, не хотите ли заработать? – фамильярно спросил незнакомец.
   – Что?! – удивился Бурцев.
   – Мне нужна помощь. Вы ведь из первого подъезда?
   – Из первого.
   – Я бы хотел попасть в одну квартиру…
   – И что? – еще больше удивился Бурцев.
   – Мне обязательно нужно поговорить с одним человеком, с женщиной. Мы с ней дальние родственники, – развязно добавил мужчина.
   «Нет, не педик», – понял Бурцев.
   – А я здесь при чем?
   – Я не уверен, что она хочет меня видеть… – неопределенно сказал незнакомец. И добавил развязно: – Вы же знаете, как это бывает у женщин. Разные там обиды… Капризы… Как ее сосед, вы могли бы мне помочь.
   – Как это?
   – В дверь позвоните вы, а войду я. – Незнакомец почему-то подмигнул.
   Бурцев удивленно посмотрел на странного мужчину. Встречаются же прямо на улице такие чудаки!
   – Не надо беспокоиться, я заплачу! – по-своему поняв взгляд Бурцева, высокомерно заявил мужчина. – Я хорошо заплачу!
   Отпахнув полу пальто, он запустил руку в карман брюк, вытащил пятидесятирублевую бумажку и со значением продемонстрировал ее Бурцеву.
   – Ты чего – псих? – спросил наконец Бурцев.
   – Почему это псих? – насторожился незнакомец.
   Бурцев покачал головой.
   – Если она не хочет тебя видеть – позвони по телефону. Или напиши письмо. А я в эти игры не играю.
   Он развернулся и зашагал в сторону магазина.
   За углом два бомжа с тележкой, на которую был собран по помойкам разный утиль, как зачарованные стояли возле открытого подвального окна. Из окна валил пар, внутри кипела работа – шумели струи смешивающихся жидкостей, гремела посуда, клацал металлом старенький станок. Внутри под видом насосной станции функционировал цех по изготовлению паленой водки. Бомжи жадно втягивали носами льющийся из окна тяжелый парок.
«А вот интересно, – думал Бурцев дорогой, – почему у нас в России фантазии у людей носят, как правило, какой-то диковатый характер! Взять, например, англичанина. Или, там, немца! Они ведь, если мечтают, то о чем-то понятном и солидном. О том, чтобы машину купить вдвое дороже той, что у них под окном стоит. Или дом свой в двести квадратных метров поменять на другой, в котором этих метров будет триста. Да еще бассейн будет и теннисный корт – чтобы все соседи позавидовали! А что у нас? Нам это скучно! Нам или мост какой небывалый нужно построить через соседний пруд. Или башню посреди поля – просто так, для красоты. Или дома завести какого-нибудь крокодила. От которого тебе самому, может быть, и радости нет никакой, но зато всему миру на удивление!»
     

* * *

     

   Бурцев не пошел в супермаркет через три квартала, а заглянул в круглосуточный магазин в соседнем доме, в магазин, который пожилые хозяйки по старой памяти называли коммерческим.
   В витрине рыбного отдела раскинулось тучное гастрономическое изобилие: лоснящиеся срезы красной копченой семги, золотистого палтуса, розовой форели, тугие тушки скумбрии слабой соли, морские окуни с вытаращенными глазами и копченые угри, разложенные рядком по ранжиру. Горкой росли разнокалиберные баночки и бочонки с икрой. Посредине громоздился балык осетрины горячего копчения, толстый, как слоновья нога.
   Молоденькая продавщица с лицом хорошеньким, как у глупой куклы, и макияжем, как у фотомодели, подвинулась к прилавку и улыбнулась американской улыбкой. «Такая в продавщицах долго не засидится», – почему-то мелькнуло в голове у Бурцева.
   Он оглядел копченое изобилие на витрине.
   – Что это у вас все осетрина да осетрина… – спросил он. – А свежей рыбы нет? Или хотя бы мороженой. Какого-нибудь хека? Или мойвы?
   Вопрос почему-то обидел продавщицу.
   – Мойвы не бывает. – Она поджала губы и отвернулась.
   В другое время Бурцев, может быть, проявил бы характер и показал девчонке, что она стоит за прилавком, чтобы торговать, а не для того, чтобы демонстрировать покупателям, кто из них чего стоит, но сейчас он не стал тратить силы.
   Он еще раз оглядел витрину:
   – А вот, интересно, животные едят копченую рыбу?
   Продавщица фыркнула, и в ее глазах появилось подобие интереса.
   – Это смотря какие животные, – ответила она. И помедлив, добавила: – Кошка моя, например, ест.
   Ее кошка! Если бы разговор шел о кошке, Бурцев бы не спрашивал. Про кошек он как-нибудь и сам бы сообразил.
   «В супермаркете наверняка есть свежая рыба, – прикинул он. – Но переться за три квартала, а там возиться с тележкой, стоять в кассу… Чтобы потом выяснить, что этот гад не всякую рыбу жрет».
   – А если не кошка? – спросил Бурцев.
   – Не кошка? А кто? – удивилась девушка.
   Бурцев вздохнул и посмотрел в окно. Почему-то не хотелось этой жизнерадостной кукле рассказывать про пингвина.
   – Скажем, птица…
   – Ну, вы, мужчина, даете! – рассмеялась продавщица. – Где ж вы видели, чтобы птица рыбу ела? Птицы семечки едят. Или червяков.
   Бурцев поморщился. Червяков! Скажет тоже! И вообще, что за жизнь такая сегодня выдалась!
   – Ладно, – сказал он. – Дайте мне пачку крабовых палочек и банку кальмаров в собственном соку. – Бурцев прикинул, что кальмары в собственном соку – это все-таки натуральный продукт. А в крабовых палочках, как известно, от крабов один только запах, а все остальное – треска.
   Уже почти выйдя из магазина, Бурцев заметил в глубине недавно открытый отдел – корм для домашних животных. Раньше на этом месте продавали косметику, но, видимо, торговать косметикой оказалось невыгодно.
   Бурцев на всякий случай подошел к витрине – вдруг что попадется на глаза. Он принялся изучать ряды разноцветных баночек и коробочек. Банки и коробки были, в основном, всего нескольких типов и различались лишь цветом, каждый тип – с портретом одной и той же самодовольной кошачьей или собачей морды.
   – Вам чем-нибудь помочь? – предложила Бурцеву немолодая и приятная на вид продавщица.
   Бурцев неопределенно пожал плечами.
   – Вы для кого покупаете корм? Для собачки? Или для кошечки? – начала подсказывать продавщица.
   Бурцев посмотрел ей в лицо. Интеллигентная такая продавщица… Предупредительная. Возможно даже, с высшим образованием.
   – Для пингвина! – сказал он, чтобы с самого начала избежать недомолвок и двусмысленных ситуаций.
   Продавщица помрачнела.
   – Для кого?! – тихо спросила она.
   – Для пингвина! – грубовато повторил Бурцев. – Знаете, животное такое. Сам черный, нос красный и крылышки маленькие. На севере живет.
   Женщина покраснела.
   – Я, конечно, знаю, кто такие пингвины, – ровным голосом сказала она. – Я просто не расслышала, что вы сказали.
   – То-то и оно! Есть у вас что-нибудь для пингвинов?
   Женщина задумалась.
   – Мы, в основном, продаем корм для кошек и собак. Для пингвинов как-то пока никто не спрашивал… А для собак большой выбор… Для маленьких, больших, для щенков, для пожилых животных…
   – Зачем мне для собак, если у меня пингвин? – спросил Бурцев.
   – Я понимаю… – Она оглядела свое хозяйство. – Есть корм для волнистых попугайчиков. С повышенным содержанием йода. Попугайчики без йода болеют.
   – Очень интересно! – язвительно прокомментировал Бурцев.
   – А для пингвина… – Женщина задумалась. – Кстати, пингвин – это не млекопитающее. Пингвин – это птица. И живет он не на Севере, а как раз, наоборот, на юге, в Антарктиде. Относится к хищникам. Так что питается, я думаю, некрупной рыбой.
   – Ну, это-то и ежу понятно. А вы что – биолог?
   – Да. – Женщина опять покраснела. – Кандидат наук. Что-то подобное Бурцев и предполагал. А где сейчас
   биологам, да еще кандидатам наук, работать? Так, чтобы за твою работу деньги платили. А продавать корм для животных – это почти по специальности.
   Продавщица, между тем, расстроилась.
   – Даже не знаю, что вам и предложить… Честное слово… Если бы хоть канарейка…
   – Ясно! – сказал Бурцев. Он заглянул в свой пакет и спросил: – А вот, скажите, кальмары – это рыба? Кальмаров пингвин будет жрать?
   – Кальмары – это не рыба, это моллюски. Головоногие. Они в полярных широтах не водятся. Обитают в теплых морях. А вот будет ли пингвин их есть… – Она неопределенно пожала плечами.
   – Понятно, – сказал Бурцев. – Всего вам хорошего!
   Бурцев вышел из магазина, думая о том, что образование в наше время – бесполезная вещь. Особенно хорошее. От него одни только неприятности в жизни. А в любом вопросе – за что ни возьмись – нужен свой собственный практический опыт.
   В дверях Бурцев столкнулся с молодым мужчиной, одетым для загородной прогулки – в лыжный комбинезон и спортивную шапочку.
   – Вася! Вася! И воды купи минеральной! – прокричала вдогонку мужчине молодая женщина, высовываясь из окна стоящей у тротуара машины.
   – Да-да! И мне шоколадку! – нетвердо выговаривая букву «л», прокричала из другого окна девочка лет шести. И женщина, и девочка тоже были одеты во что-то спортивное, розовое с белым.
   – Окей! – бодро отозвался Вася и исчез в глубине торгового зала.
   На крыше автомобиля лежали закрепленные в специальном багажнике горные лыжи: побольше – мужские, поменьше – женские, и еще одни, совсем маленькие, – детские.
   Бурцев с завистью оглядел машину и двинулся в сторону дома.
   «А все дело в том, – думал он, шагая по улице, – что не умеем мы как следует отдыхать! То есть, спору нет, мы многому научились за последние годы. Сравнивать нельзя! И в делах, и по жизни… Узнали и про сыр в мышеловке… И про бесплатные пряники… А вот отдыхать пока не умеем! У нас один отдых: напиться до потери памяти и вытворять черт-те что!»
   По тротуару навстречу Бурцеву пробежала вереница бездомных собак. Кобели с озабоченными мордами трусили в определенной последовательности – впереди большие, за ними маленькие – за бегущей впереди сучкой. У всех – и у кобелей, и у сучки – болтались у плеча разгоряченные языки. Бурцев узнал полубродячих архаровцев, подрабатывающих охраной автомобильной стоянки, а заодно держащих в страхе всю собачью округу. Последний кобелек из стояночных шестерок, который, видимо, не очень надеялся, что ему достанется сучкиной любви, на всякий случай тащил в зубах увесистую кость. Чтобы в случае чего можно было хотя бы погрызть в свое удовольствие.
   В подъезде Бурцев застал у лифта девочку с третьего этажа, ту, что постоянно ходит с нотной папкой и скрипочкой. И сейчас в руках у девочки был кожаный футлярчик и папка.
   – Здравствуйте, – сразу сказала девочка тоненьким, но громким и отчетливым голоском.
   – Здравствуй, – ответил Бурцев. Подошел лифт, и он пропустил девочку вперед. – Ты что же, и по выходным в музыкальную школу ходишь?
   Девочка с достоинством склонила голову.
   – Конечно! – сказала она. – Потому что музыкант должен каждый день тренироваться. Но сегодня я не с занятий иду. А с благотворительного концерта.
   – Какого-какого концерта?
   – Благотворительного. Это значит бесплатного. Мы играли в детском доме. Для детей-сирот. Это такие дети, у которых родителей нет.
   Бурцев кивнул. И посмотрел на девочку с уважением. Еще такая маленькая. А уже такая серьезная. А некоторые дяди… Выросли здоровые, как кабаны, а ума…
   – Молодец! – похвалил он.
   – Да, – не стала возражать девочка.
   Лифт остановился на третьем этаже.
   – До свидания, – громко сказала вежливая девочка.
   – До свидания, – отозвался Бурцев.
     

* * *

     

   Девочка вышла. А Бурцев доехал до своего этажа, открыл квартиру, разделся и сразу прошел к балконной двери.
   Корзина с пингвином валялась на боку и не подавала признаков жизни.
   «Этого еще не хватало!» – подумал Бурцев. Он втащил корзину внутрь, откинул крышку, взялся за дно и вытряхнул содержимое на пол. Пингвин, барахтаясь, вывалился на середину кухни.
   «Надо бы с ним поосторожнее, – предупредил сам себя Бурцев. – Как-никак не три копейки стоит».
   Пингвин некоторое время лежал без движения, поводя боками и то открывая, то закрывая пуговичный глаз. Потом завозился, захлопал крыльями и хвостом по полу и поднялся. Даже не взглянув на Бурцева, он сделал несколько шагов в сторону и забился за холодильник.
   – Ты что, обиделся? – спросил Бурцев. – Ловко! Я вожусь с ним целое утро, а он обиделся. Сам, братан, виноват! Нужно было вести себя по-человечески!
   Он открыл банку с кальмарами и поставил ее на табуретку.
   – Ладно. Иди, ешь! Я не имел в виду ничего плохого.
   Пингвин никак не реагировал на слова Бурцева, а продолжал стоять, уткнувшись носом в угол.
   – Иди, иди!
   Бурцев переставил табуретку поближе к птице. Он подцепил пальцами кусок кальмара, пронес его мимо носа пингвина и опять положил на табуретку. Пингвин неохотно развернулся вслед за куском и, склонив голову, вытаращил глаз на банку. Посомневавшись, он сунул клюв внутрь и подцепил длинный змеевидный кусок. Потряхивая головой, он перебросил кусок с одной стороны клюва на другую, как будто прикидывая, съедобен он или нет.
   – Ну, давай, давай! Жуй! – посоветовал Бурцев. – Уплачено!
   Но вместо того, чтобы глотнуть, пингвин сильно мотнул головой, и кусок кальмара, описав в воздухе широкую дугу, улетел куда-то за шкаф. Не успел Бурцев глазом моргнуть, как следующий кусок, вытащенный из банки, шлепнулся в оконное стекло и сполз на подоконник.
   – Но-но! – прикрикнул Бурцев, поспешно убирая банку из-под носа пингвина. – Не хулиганить! Не нравится – так и скажи!
   А вот крабовые палочки пингвин оценил сразу. Бурцев едва успевал освобождать их от целлофановой упаковки и подкладывать на табуретку. В считаные мгновения пингвин проглотил обе купленные пачки и вопросительно обернулся на Бурцева.
   – Все, братец! Хорошего понемножку!
   Пингвин переступил с лапы на лапу, вытянул несколько раз шею и энергично похлопал крыльями по бокам.
   – Что, не наелся? – спросил Бурцев. – И зря! Больше ничего нет. Знаешь, сколько стоят крабы в наше время? Ты не к Биллу Гейтсу в дом попал!
   Пингвин в ответ прокричал «гха-гха!» запрокинул голову и с размаху клюнул табуретку.
   Бурцев не стал дожидаться продолжения. Он подхватил пингвина под мышку, отнес его к балкону и выпихнул наружу.
   – Посиди-ка, брат! Остынь.
   «Да-а… – думал Бурцев. – С ним будет не просто. И странный он какой-то! Не поймешь, что на уме. С собакой – гораздо легче. У той все на морде написано. А этот… Но ничего, ничего. Утрясется», – успокоил он сам себя.
   В это время пингвин на балконе как-то подозрительно замер, напрягся, встрепенулся, потом мотнул шеей, похлопал крыльями и отошел в сторону. А на его месте осталась влажная перламутровая улитка, от которой поднимался теплый парок.
   «И с этим вопросом, – понял Бурцев, – тоже будет проблема. К опрятности его, похоже, приучить поленились…»
   Однако сначала нужно решить, чем же его все-таки кормят. На кальмарах да на крабовых палочках далеко не уедешь. Тем более что кальмаров он не жрет. Как-то же люди выходят из положения?
   Бурцев подумал некоторое время и достал с полки телефонный справочник… Перелистал страницы… Нашел нужный номер… Набрал.    – Это зоопарк? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал вежливо.
   – Да, – ответила энергичная женщина.
   – Добрый день, – сказал Бурцев.
   – Добрый.
   – С директором я могу поговорить? – спросил Бурцев, по опыту зная, что в наших учреждениях начинать разговор лучше с самого верха.
   – А по какому вопросу?
   Бурцев помедлил минуту.
   – По вопросу условий содержания животных в вашем зоопарке, – сказал он. Выдержал паузу и добавил: – И рационов питания.
   Женщина некоторое время соображала, что имеет в виду Бурцев. Потом ответила:
   – По этому вопросу можете говорить прямо со мной. Я – старший зоотехник. Я вас слушаю.
   Бурцев со значением помолчал.
   – Меня особенно интересуют условия содержания пингвинов, – сказал Бурцев. – У вас ведь есть пингвины? Скажите, чем вы их кормите?
   – Что?! – почему-то нервно отреагировала женщина. – Вы по поводу пингвина? Минуточку. – Бурцев услышал, как она бросила на стол трубку и крикнула кому-то: – Сан Сеич, еще один звонит!
   Начало Бурцеву не понравилось.
   В следующую минуту в трубке забился истерический мужской фальцет.
   – Послушайте, вы! Последний раз предупреждаю! Прекратите безобразить! Вы что, сговорились все? Чего вам пингвины спокойно жить не дают? С милицией вылавливать, что ли?
   Бурцев слегка опешил от обрушившегося напора.
   – А в чем, собственно, дело? – удивился он. – Я ведь только спросил.
   – Каждый день звонят! Каждый день! Сначала чем кормят, а потом не хотите ли купить. Мы что вам – справочная служба? Или стол находок? Дадите вы, наконец, спокойно работать или нет?!
   – Ты чего разорался?! – грубовато оборвал он мужчину. – С первым тебя апреля, морда!
   И повесил трубку, пока мужик не пришел в себя.
   «Какое первое апреля? – удивился он сам себе. – С чего это я взял?»
Однако некоторые слова, сказанные нервным мужчиной, оставили в душе неприятный осадок. Что-то про людей, которые каждый день звонят… И спрашивают…
   Бурцев не успел как следует об этом подумать. Потому что в это время зазвонил телефон.    – Это клуб юннатов повышенной половой зрелости? – спросил в трубке строгий голос Айвазовского.
   – Нет. Это крематорий, – огрызнулся Бурцев.
   – Тогда дайте мне отдел главного истопника. Вам, господа, дрова не нужны?
   Бурцев почувствовал легкое раздражение.
   – Ты чего это такой веселый? – спросил он.
   – А что грустить? Мы как в «Петрович» с утра зашли, так еще и не выходили. В пулялки поиграли. Кегельбан сгоняли. Дротики пометали. Теперь решили прямо здесь и пообедать.
   – Пообедать? – удивился Бурцев. – А что, в «Петровиче» и пообедать можно?
   – А почему нет?
   – Да мы там кроме пива и орешков никогда ничего не брали!
   – Это потому, что голодными никогда не были. А теперь проголодались.
   – И что же дают? Ты что взял?
   – Оленину с анчоусами под соусом пармезан.
   – А если серьезно?
   – Охотничьи колбаски в томатном соусе.
   Бурцев почувствовал, как во рту начала стремительно скапливаться слюна.
   – Орел, – похвалил он.
   – А что стесняться!
   – И что же, тебе и гарнир дали?
   – И гарнир!
   – А что на гарнир?
   – Ну как обычно… Картошечка, горошек… цветная капуста…
   – Да?… Странно. – Бурцев вспомнил, что сегодня еще ничего не ел. – А как сегодня пиво?
   – Как только что сварили!
   Бурцев вздохнул.
   – А ты чего звонишь-то? – спросил он.
   – Мы тут подумали… Ты что со своим пингвином делать собираешься?
   – Еще не знаю. А что?
   – Мужики предлагают из него шашлык сделать! Шашлык из лягушек мы пробовали, из медведя – пробовали. Патрикеич даже из страуса пробовал! А из пингвина – еще никто!
   – Ага! Щас! Шашлык вам за тысячу баксов! Разбежались! Рожи у вас не потрескаются?
   – А почему за тысячу? Ты же за пятьсот купил?
   – Купил за пятьсот. А стоит он – тысячу!
   Друг не стал спорить.
   – А вот тут мужики интересуются: ты уже нашел у пингвина эрогенные зоны?
   В трубке послышался дружный смех.
   Бурцев отвечать не стал.
   – Вы теперь куда?
   – В клуб. В бильярд гонять. Ты с нами?
   Бурцев задумался. Но через некоторое время вздохнул:
   – Не могу. Нужно с пернатым что-то решать.
   – Ну, как знаешь, – сказал Айвазовский. И отсоединился.
   «О чем это неприятном я думал? – постарался припомнить Бурцев. – Ах, да! Мужик в зоопарке…»
   Он прошелся взад и вперед по квартире, опять подошел к справочнику, поворошил страницы и отыскал лист с зоомагазинами.
   Большинство зоомагазинов прямо в справочнике сообщало, что они торгуют только кормами и товарами для животных. И лишь возле одного было помечено: «Продажа животных».
   Указанный в справочнике номер долго не отвечал, а потом в трубке раздался усталый мужской голос.
   – Это зоомагазин? – спросил Бурцев.
   – Ну, вроде того, – уклончиво ответил голос.
   – Здравствуйте!
   – И вы тоже.
   Бурцев решил начать без предисловий.
   – У меня дома живет оригинальное животное. Экзотическая птица. Но по семейным обстоятельствам я думаю его продать.
   – Пингвин, что ли? – вздохнув, спросила трубка.
   – А вы откуда знаете? – удивился Бурцев.
   – И что вы хотите? – спросила трубка.
   – Если решусь продавать, смогу я реализовать его через ваш магазин?
   – Пингвина? Нет.
   – Почему?
   – Пингвинов не берем.
   – Совсем что ли? А вот я недавно видел у вас одного… Трубка промолчала.
   – Мы могли бы обсудить этот вопрос… – со значением сказал Бурцев. – У меня особые обстоятельства… Цена могла бы быть интересной для вас…
   Трубка вздохнула:
   – У вас какой пингвин?
   – Шустрый такой, сообразительный, – пошутил Бурцев.
   На том конце провода на иронию не отреагировали.
   – Я спрашиваю, какой породы пингвин. Адели, императорский, галапагосский?
   – Почем я знаю! Ростом, – Бурцев постарался вспомнить, – метр с кепкой. Чуть больше табуретки.
   – Маленький… – констатировала трубка. И вздохнула. – А сертификат происхождения есть?
   – А это что еще такое?
   – Значит, нет. Без сертификата мы его вообще не имеем права продавать.
   – Да ладно! В наше время любая бумажка – не проблема. Вы, наверняка, можете этот сертификат сделать.
   – Можем, – согласилась трубка. – Но это геморрой. И денег стоит.
   – В наше время все денег стоит, – заметил Бурцев. – Ну, так за сколько вы согласились бы его взять?
   – С пингвинами много хлопот… – вместо ответа поделилась трубка. – Их берут… Потом возвращают обратно… Нам неприятности…
   – А почему возвращают? – насторожился Бурцев.
   – Потому что покупают сдуру. Не узнав как следует, что к чему. – Бурцев почувствовал, что краснеет. – А с пингвином мороки выше головы. Для содержания условия нужны… Холод… Опять-таки они очень нечистоплотны…
   – Короче – сколько? – перебил Бурцев.
   – Даже не знаю…
   – Сколько?
   Трубка опять вздохнула:
   – Пятьдесят долларов. Питание за ваш счет и деньги после реализации.
   Бурцев замер.
   – Ты чего, мужик, рехнулся? Я на прошлой неделе у вас такого же точно за тысячу видел.
   – Так то у нас… А то у вас… – логично заметила трубка.
   Бурцев задумался.
   – Ловко вы устроились! – сказал он. – А с чего это у вас такой рэкет?
   – Тяжелый товар. Хлопот много. Нам их купить предлагают – два раза на дню, а продаем мы – одного в месяц.