— Да понимаю, понимаю... — виновато бормотал Леонид,
   — Ничего-то ты не понимаешь, эгоист несчастный, ты только о себе, только о себе, отгородился там своими делами, а о том, что у нас дети, ты и не вспоминаешь!
   — Почему не вспоминаю?
   — Я не знаю почему, а то, что мне их просто страшно на улицу выпускать, тебе там и дела никакого нет, а позавчера ты смотрел по телевизору, как арабы дискотеку со школьниками в Хайфе взорвали, смотрел?!
   — Некогда мне телевизоры смотреть, я, между прочим, деньги в семью зарабатываю, — раздраженно ответил Рафалович.
   — Вот ты весь в этом своем безразличии, вот ты весь в этом, в общем, встречай, мы приезжаем, и так это продолжаться не может. Нас тут всех поубивают, ты этого хочешь?
   — Да ничего я не хочу, — беззвучно шептал Леня в трубку, — ничего я не хочу...
   И уже через полчаса он набирал номер Генерального Консульства Соединенных Штатов, думая про себя: «Все же обидится Санька Забродин!»
* * *
   А в аэропорту Пулково-2 совсем забавное у них с Лилькой рандеву получилось.
   Леонид-то знал, что рейсом UR 657 в шестнадцать тридцать прилетают его Лилька с мамой и сыновьями.
   Но вот они-то как раз не знали, что уже в семнадцать тридцать, рейсом SU 887 их муж, зять и отец улетает из Питера в Монреаль...
   — Ну, ты рад? — спросила Лилька, жарко облобызав давно не целованного мужа.
   — Рад, рад, Лилечка, — отвечал облобызанный муж...
   Однако радость свидания была тут же омрачена неожиданным для Лильки обстоятельством...
   — Сергей, возьми чемоданы, неси к машине, — отдал шоферу распоряжения Леонид, — отвезешь их на Большую Монетную домой, и завтра на весь день в распоряжение Лилии Михайловны, понял?
   Шофер Сергей все понял. Не все и не сразу поняла Лилька.
   — А ты-то куда, Леонид? — спросила она...
   — А я улетаю... Ненадолго, по делам, — ответил Леня, думая про себя: «вот нечистый устроил такое совпадение, чтоб ему!».
   И долго еще после взлета свербило у него в груди от этой пережитой неловкости.
   Свербило, покуда не приказал стюарду принести «Чивас Ригал» по второму разу...

Глава восемнадцатая
Завещание Ворона
(ноябрь 1995, Занаду)

   — Да, Стефани?
   — Патрон, экстренный пакет с нарочным...
   — Вскройте и прочтите.
   — Но, патрон, здесь сказано — «лично»...
   — Мне повторить?
   Из динамика интеркома послышался шелест разрываемой бумаги, затем чуть дрожащий голос Стефани Дюшамель:
   — «Глубокоуважаемый господин Баренцев! Международная юридическая фирма „Кауфманн и сыновья“ с глубоким прискорбием извещает Вас о кончине господина Макса Рабе, последовавшей 21 ноября сего года в возрасте девяноста восьми лет. Прощание с усопшим состоится 26 ноября в 14:00 по адресу: поместье Ксанаду, остров Танафос, Греческий архипелаг...»
   — Ничего не понимаю, должно быть, какая-то ошибка.... Постойте, постойте, как вы сказали — Занаду?!
   — Ксанаду... Не знаю, как правильно, начинается с «икс»...
   — Занаду...
   Видение земного рая, пророчески приоткрываемого ему на самых крутых виражах судьбы...
   Пророчески?
   А как же!
   Бетси, повредившая ножку на верховой прогулке — и Лиз, повредившая ножку при падении с полки.
   Рогатый кабан над громадным зеркалом в холле — и рогатый кабан на фамильном гербе семейства Дерьян.
   Старый доктор-шахматист по фамилии Доктор — и старый Густав Бирнбаум, инженер, друг семьи Бажан...
   Составные части видения, систематически оборачивающиеся важнейшими составными частями его, Нила, реальной жизни.
   А последнее видение, тогда, в Георгиевском зале Кремля...
   Седобородый старик, рыжеволосая девушка и мальчик между ними. Старик, девушка, мальчик...
   — Патрон, вы меня слышите?.. Тут еще фотография и письмо...
   — Несите!
   Фотография была черно-белая, выцветшая, старая. Но Нил сразу узнал афишу из бабушкиного сундука. «Артист Владимир Грушин. Чудеса без чудес. Разоблачение церковной магии». А на фоне афиши — молодой человек в черном цилиндре, с моноклем и светлыми бакенбардами. Надо же, а ведь когда-то человек с фотографии казался Нилу таким старым. Великий иллюзионист Владимир Грушин. Урожденный Вальтер Бирнбаум. Родной дед Нила Баренцева.
   Так что же получается?!
   Дрожащими руками Нил развернул письмо.
 
   "Прощай, мой дорогой внук! Как много в слове «прощай»... Потому что тебе придется прощаться и прощать меня одновременно. Раз ты читаешь мое послание, значит момент прощания уже неизбежен, а вот прощение зависит от тебя, но я надеюсь, что душа моя не заслужила непрощения. Вот уже двенадцать лет нет Лиз. Волею судеб эта девочка была тебе и мне бесконечно дорога, но трагическая судьба отняла ее у нас, взамен оставив драгоценность не имеющую цены — мальчика, твоего сына. Он был со мной со дня рождения, и каждый день все эти двенадцать лет я уговаривал себя рассказать тебе о нем. Да, я грешен, так и не смог. За всю свою жизнь я не был так счастлив, как за эти двенадцать лет. Нил был наградой и отрадой всей моей жизни, и старческий эгоизм так и не позволил мне при жизни открыть тебе тайну. Я знал с самого начала, что уйду из жизни раньше тебя, и ты еще долго сможешь наслаждаться отцовством.
   Нил вырос добрым и умным. Все, что мог, я вложил в него, но и для тебя оставил работы. Дальше тебе вести его по жизни. Завещание огласят после похорон. Нила-младшего привезут прощаться тоже. Я так и не собрался с духом рассказать ему о тебе, так что отдуваться придется тебе самому.
   Оле тоже будет нелегко узнать, что я так долго жил инкогнито, поддержи мать, я перед ней виноват. Определенно, бабушка рассказывала тебе о своем муже, полковнике советской разведки, геройски погибшем в Берлине в последние дни войны. Другого выбора у этого полковника не было — он знал слишком много тайн и не мог рассчитывать, что победивший Отец Народов сохранит ему жизнь, хотя бы с кайлом на колымских рудниках. Нетрудно догадаться, как в этом случае поступили бы с семьей.
   Не стану посвящать тебя в подробности того, как из Вальтера Бирнбаума я стал Максом Рабе, — некоторые из тех, кто был причастен к этому, еще живы. Хотя два имени все же назову — увы, этим бесконечно дорогим для меня людям никакая огласка уже не повредит. Так вот, мне очень помогли тогда мой младший брат, известный тебе Густав Бирнбаум из Монтре, и наша тогда еще молодая мачеха Евгения, родная сестра твоей бабушки Александры. А дальше... частью известных мне тайн я распорядился с некоторой выгодой для себя. Отсюда и Занаду — полагаю, в жизни каждого человека возникает период, когда ему нужен уединенный остров...
   Да, чуть не забыл. Нил не любит спать без света, так что не заставляй его выключать ночник я терпеть не может персиковый сок. Вот и все. Храни вас Бог. Живите долго".
 
   Нил перечитал письмо, аккуратно сложил его в конверт и спрятал во внутренний карман.
   — Стефани.
   — Слушаю, патрон.
   — Отмените все встречи на ближайшие десять дней. И скажите Тому, чтобы подавал машину. Мы едем на аэродром!
* * *
   — Это что?
   — Это? Яичный ликер с корицей. Папаше из Амстердама прислали целый ящик, и я позволил себе чуть-чуть экспроприировать... Хантли, глотнуть не желаешь?
   Догерти вручил товарищу плоскую никелированную фляжку с кожаным ободком.
   — Похоже на лекарство от простуды, — поделился своими ощущениями Хантли.
   — Или эгногг, что нам в детстве подавали на Рождество, — продолжил Догерти. — Приятно, черт возьми, вновь почувствовать себя ребенком... Другие немаловажные достоинства этого продукта — изысканное послевкусие и полное отсутствие подозрительного запаха. Хоть на педеля дыши, хоть на самого принципала — ничего, кроме невинного аромата... Кстати, насчет ароматов... Не расслабиться ли нам арабским зельем?
   Догерти запустил толстую лапу в внутренний карман, с важным видом извлёк черную книжицу в кожаном переплете, украшенную тисненым крестом, раскрыл и, хихикая, вытащил из полой середины тоненький портсигар и зажигалку, по форме напоминающую карандаш.
   — И псалтырь на что-нибудь пригоден... Угощайтесь, джентльмены.
   Хантли дрожащими руками принял тонкую, чуть кривоватую самокрутку, понюхал, кивнул одобрительно.
   — Дерзко... Должно быть, в аду под твою католическую задницу уже заготовили пребольшую сковородку.
   Догерти самодовольно усмехнулся и протянул портсигар третьему, доселе молчавшему участнику благородного собрания.
   — Ну а ты, Морвен? Не сомневайся, товар первостатейный, Абу дряни не держит.
   Морвен, невысокий, ладный, светловолосый, надменно сморщил прямой, породистый носик.
   — Благодарю, джентльмены, я не считаю утро подходящим временем суток для расслабления такого рода... Кстати, похоже, наш арабский друг влетел в большую неприятность.
   Хантли резко дунул на огонек зажигалки, услужливо поднесенной Догерти, и прикрыл ладонью косячок с марихуаной.
   — Это как-нибудь связано?..
   Морвен пожал плечами.
   — Кто знает? Во всяком случае, я слышал, как Симпсон утром давал распоряжения Гарри, чтобы перенес в кладовую все личные вещи Абу и этого японца, как его...
   — Масаеси? — оживился Хантли. — А его-то за что?
   — За Перл-Харбор! — авторитетно заявил Догерти. — Ставлю десять против одного, что Симпсон застукал эту парочку in flagrante derelictu...
   — Чего? — недоуменно моргнул Хантли. — Это по-французски, что ли? Морвен, что это он сказал?
   — На месте преступления. Не спите на уроках латыни, сэр...
   — Определенно, трахались в сортире, — продолжил Догерти. — Чертовы иностранцы!
   — Уж не за это ли самое нашего Абу выперли из Хэрроу? — поинтересовался Хантли.
   — Держу пари, что за это. Ничего, папа-шейх сунет кому надо пару миллиончиков — и через неделю любимый сыночек продолжит шалости где-нибудь в Дерби.
   — Абу хвастал, что у себя в Египте он занимался этим с ослицами, буйволицами, козами и собаками, — поведал Хантли.
   Морвен скептически хмыкнул.
   — Насчет последнего сомневаюсь. У собак весьма едкая секреция. Совокупляться с сукой — все равно, что совать свое хозяйство в кислоту.
   — Вы проверяли на себе, сэр? — ехидно оскалился Догерти.
   — Отнюдь, сэр, всего лишь внимательно слушал мудрых наставников.
   Морвен поднялся с травы, отряхнул брюки, нарочито громко зевнув, поглядел на часы — неброские, с круглым белым циферблатом, черными стрелками, цифрами и русскими буковками «Павелъ Буре».
   — Однако, господа, время... Служба заканчивается, нас могут хватиться.
   Хантли вздохнул, передал Догерти косяк, так и оставшийся нераскуренным. Тот аккуратно запрятал сигарету в портсигар, портсигар — в молитвенник, молитвенник — в карман. Пока они вставали с земли и приводили в порядок гардероб, Морвен осторожно заглянул за край живой изгороди, отделявшей баскетбольную площадку от громадных размеров лужайки перед учебным корпусом, и дал отмашку. Короткими перебежками троица добралась до вязовой аллейки, примыкающей к ограде часовни. Там двенадцатилетние джентльмены отдышались, поправили одинаковые галстуки в красно-черную наклонную полоску, застегнули одинаковые пиджачки и в нужный момент чинно влились в темно-серую толпу мальчишек, под водительством преподобного отца Леонарда возвращавшуюся с утренней службы по англиканскому обряду.
   Длинный шоколадного цвета «бентли» величественно обогнул парадную лужайку, посреди которой на высоченном флагштоке трепыхался британский флаг, плавно сбросил ход и остановился на размеченной бетонированной площадке перед «Бурсой» — внушительным сооружением тюдоровской эпохи, в конце семнадцатого века завещанным лордом Генри Уорвиком под частную школу для мальчиков из знатных семей. Остановился, с точностью до дюйма вписавшись в прямоугольник, обозначенный «Гости», что не осталось без внимания Джессопа, старого привратника, заступившего на эту должность аж в год коронации матушки Елизаветы, храни ее Боже.
   — Догерти, дай срочно жвачку в долг. У меня, кажется, начинаются проблемы.
   Догерти нехотя достал из упаковки желтую пластинку, и Нил быстро засунул ее в рот.
   — Отдашь две, — проворчал жадина.
   Но согласие не услышал, потому что Нил бросился к подъехавшей машине. Шикарно одетая молодая дама в черной шляпке, украшавшей великолепные огненные волосы, элегантно вышла из «бентли». Нил подбежал к ней и дал себя поцеловать. Дама что-то сказала мальчику, и он быстро забрался в машину. «Бентли» дала плавный задний ход, развернулась и, лениво набирая скорость, двинулась от школы.
   — Ничего себе цыпочка у нашего Морвена! Сестрица, наверное. И тачка у нее классная. — Догерти с нескрываемой завистью смотрел, как удаляется автомобиль.
   — Да, нет, это его мамаша. Крутая, даже не отпросилась. Бац, и отъехали. Я видел уже ее раньше. Только у нее тогда «мерс» был.
   — Ты, Хантли, не умеешь мыслить широко. Мерс у нее и сейчас есть наверняка. Просто эта к сумочке больше подходит, — зло сказал Догерти. — Пошли, что, машин не видел.
   — Да нет, машины видел и покруче, а вот телку такую... — но договорить свою мысль не успел.
   Профессиональный подзатылок Джессопа придал нужное ускорение, и мальчики уныло поплелись в класс...
   — Можешь выкинуть жвачку. Уже не пахнет.
   Нил Морвен чуть не подавился. Он давно знал, что перехитрить Тата было невозможно, просто он не хотел расстраивать ее. Наврал Догерти насчет послевкусия. Но оправдываться не пришлось, Таня и не собиралась читать морали.
   — Мы срочно улетаем. Тебе на сборы полчаса. Случилось несчастье.
* * *
   Самолет начали готовить к вылету, но Нил не выходил к летчикам. Ему принесли в машину виски и сигареты. Зная своего шефа, никто не задал ни одного вопроса. Шум двигателя и просьба застегнуть ремни на минуту вывели Нила из состояния шока. Он привычно включился в звуки машины, которая, набирая скорость, легко двинулась по взлетной полосе. И вдруг ему, Нилу, налетавшему тысячи километров и никогда не боявшемуся высоты, стало страшно. «Теперь, когда моя жизнь только началась, я могу грохнуться и разбиться вдребезги на этом драндулете, так и не увидев сына!» Он отстегнул ремень и двинулся по проходу в сторону кабины. Командир не успел даже удивиться, потому что и прежде Нил любил посидеть на месте пилота. Но сегодня все знали, что случилось нечто, заставившее без промедления вылететь по сложному маршруту.
   — Я поведу машину, все свободны.
   Нил вцепился в пилота железной хваткой. Самолет тем временем уже набрал высоту и лег на курс.
   — Сэр, вам лучше пройти в салон, вы неважно выглядите. Боюсь, сегодня лучше вам не управлять машиной. Полет будет сложным и долгим, вот отдохнете, и тогда, как обычно, я передам вам управление.
   Пилот ни на секунду не потерял самообладания и незаметно нажал тревожную кнопку. За спиной Нила бесшумно возник его охранник. Нила просто втащили в салон, с трудом разжав его хватку. Старый охранник был поражен небывалой силой своего шефа, хотя удивляться было ему несвойственно — это не входило в его обязанности. Вот охранять босса — это другое дело, даже если опасность для жизни исходит от него самого. Нила пристегнули к креслу и подали виски, рядом сел охранник и достал зажигалку. Сигарета прыгала в пальцах Нила, виски разлилось.
   — Мне нельзя умирать, идиоты! У меня сын, он совсем один! Я должен ему столько рассказать... Вы все сговорились убить меня! Вы обязаны подчиняться мне! Дайте мне управление! Вы все уволены немедленно! — Нил орал в лицо охраннику. — Том, пусти меня, я должен выжить, ты же отвечаешь за мою жизнь. Там сын, понимаешь, мой сын... — он уже не кричал, а просительно ныл.
   Но старый Том Грисби бесстрастно сидел рядом, не вступая в контакт с боссом. На такой случай тоже были прописаны инструкции, и он тупо следовал им. Главное — безопасность.
   Он опустил шторку на иллюминаторе и дал Нилу стакан воды. Нил выпил и откинулся на сиденье.
   — Как же, как же там начиналось... «Отче наш, иже еси на небеси. Да святится имя твое...» Мальчик мой, как долго я ждал тебя, Лиз моя — царствие тебе небесное! — Нил закрыл глаза. — Лиз, дорогая, мы обязательно будем играть в шахматы на веранде, как ты мечтала.
   Снотворное, которое дал охранник, проконсультировавшись с землей, начало действовать, и через несколько минут экипаж вздохнул спокойно. Том так и остался сидеть рядом. Только одно заставило его задуматься — на каком языке босс бредил. Перебрав весь свой запас иностранных слов, он решил, что на французском. «Надо заняться изучением, это может пригодиться», — помечтал Том, он не любил не понимать, что говорят люди в его присутствии...
   Самолет начал снижаться, но Том разбудил Нила, только когда машина коснулась земли. Летчик, который давно уже служил у господина Баррена, был пилотом экстра-класса, да и погода на острове не создала никаких неприятностей при приземлении. Нил виновато пожал руку командиру и поспешно спустился по трапу к встречающим его незнакомцам, одетым, как и полагается, во все черное.
   Еще издалека он увидел особняк, окруженный старым садом, явно специально посаженным, с претензией на регулярность, но сильно заросший. Вокруг царила тишина, никого из людей не было видно...
* * *
   Нил первым нарушил молчание, которое с самого начала тяготило его.
   — Мальчик... — Нил запнулся, и ему не дали закончить вопрос.
   — Да, сэр, лорд Морвен младший прибудет завтра. Его родители уже подтвердили время прилета. Завтра утром они будут на острове, — адвокат Кауфманн говорил по-английски с чуть заметным акцентом.
   Нил испуганно взглянул в лицо адвоката, но не решился ничего спросить. Несколько секунд он приходил в себя. Какие родители? Какой лорд? Все эти вопросы так и остались не заданными. Нил давно научился не спешить. Одно решение было уже принято: молчать и ждать. До приезда сына почти сутки, значит, будет время все выяснить.
   Нила проводили в его комнату и пригласили к столу через четверть часа. После обеда, к которому даже привередливый Нил не смог предъявить претензий, адвокат пригласил его в кабинет, где передал ему ключ от сейфа, что оказалось тоже прописанным в инструкции, составленной хозяином перед кончиной.
   Нил поймал себя на мысли, что с первой минуты чужой дом принял его как старого хозяина. Даже запахи казались ему знакомыми, вещи не удивляли своей историей, а прислуга не смотрела на него специально вежливо. Нил положил ключ от сейфа в карман и обратился к адвокату с просьбой осмотреть дом.
   — Здесь теперь вы хозяин, поэтому делайте все, что посчитаете нужным. Комнаты все открыты, гараж и водитель в вашем распоряжении. Протокол церемонии у распорядителя. Вам его представят после ужина, который будет ровно в восемь, если вы не возражаете. Напитки все в баре, будьте как дома, что и соответствует настоящему положению дел. Ваши сопровождающие размещены во флигеле для гостей, все необходимое им уже предоставлено. Телефон и компьютер в вашем распоряжении. А пока я должен заняться приготовлением к печальной процедуре, с вашего позволения.
   Адвокат поклонился и вышел, оставив Нила самого решать, с чего начать распутывать клубок тайн.
   Нил непроизвольно повернулся и встретился взглядом со стариком, чей портрет в простой рамке стоял на громоздком письменном столе. Нил взял портрет и чуть тут же не выронил его. На него смотрели мамины глаза. Сомнений не было ни на йоту, это был его дед.
   Из списка в своем мобильнике Нил выбрал слово «мама», нажал зеленую кнопку и почти сразу услышал родной голос:
   — Нил, я ничего не понимаю! Меня вызывают на похороны на край света!!! Ты где? Это какая то чудовищная ошибка! — Ольга Баренцева была, как всегда, на грани истерики.
   — Мама, это не ошибка, твой отец не погиб на войне. Завтра похороны и оглашение завещания. Ты в Париже? Вылетай первым же рейсом на Афины. — Нил понял, как он соскучился по ней, той самой, которая раздражала его всегда своим несносным характером. — Я уже на месте. Тебя встретят, только береги себя. Тебя ждет много новостей и потрясений. Я жду тебя, мам, пока. — Нил не дал ей продолжить серию бесконечных вопросов и уточнений и нажал на отбой.
   «Странно, — подумал Нил, не спешно обходя комнату за комнатой. — Дом старика, а даже духу старческого нет». Нила мало интересовали спальня, столовая и прочие комнаты. Он искал только его комнату, но ничего, похожего на детскую, так и не обнаружил. На кухне, где хозяйничали две женщины, молодая и пожилая, с ним приветливо поздоровались, ничуть не удивившись его появлению. И Нил, против своих принципов спросил о мальчике.
   — Вы спрашиваете про Нила, правнука бедного старика Макса? Так говорят они приедут завтра утром. Мы сами очень соскучились без него. Вот и игрушки его все перемыли, перечистили, правда, он это любит сам делать, но сейчас ему не до этого будет. Да еще у него кондиционер в комнате сломался, мастер обещал быть еще с утра, а все нет. А так, все уже готово к приему нашего ангела.
   — Я посмотрю, немного понимаю в такой технике. Проводите меня.
   И, не приняв возражений в сопровождении, как оказалось, старой няни Агаши, русской по происхождению, Нил пошел по коридорам, которые были им только что безрезультатно осмотрены. Агаша остановилась в конце коридора и, нажав на незаметную кнопку в стене, отошла чуть в сторону, пропуская Нила вперед. Одна из панелей, которыми был отделан весь коридор, бесшумно поехала в сторону, и перед Нилом открылся лифт. Они поднялись на этаж выше и очутились в таком же коридоре, потолок которого был сделан из стекла темного цвета. Агаша провела Нила в первую комнату и уже в который раз попыталась включить кондиционер.
   — Наш электрик живет по соседству, и мы вызываем его по надобности. Видимо, запаздывает по уважительной причине. Говорили, что у него жена приболела. Если вам что надо будет, инструменты все в мастерской на первом этаже. Я покажу.
   Но Нил уже не слышал ничего. Он жадно осматривал жилище своего сына, пытаясь узнать о нем, о его характере, привычках, увлечениях. Как только закрылась дверь, Нил, как опытный разведчик, начал осмотр. Комната была совсем не похожа на детскую в привычном понимании. Это был большой зал, в котором было все, что только можно было придумать для мальчишки. Нил выбирал для детального просмотра те вещи, которые давно утратили товарный вид, а значит, были особенно любимы маленьким Нилом. Он отметил, что детская железная дорога и коллекция моделей автомобилей и самолетов находятся в идеальном порядке. И тут же вспомнил, как был руган, когда разобрал дорогущие паровозики, привезенные мамой из Германии. Приятно удивил компьютерный центр последнего поколения. Но больше всего Нила привлекли роботы от совсем маленького до громадного, выше его роста.
   «Прямо Голливуд какой-то», — подумал Нил. Окончательно забыв про дело, ради которого его пустили в страну маленького Нила, он прошел в следующую комнату. Здесь он удивился еще больше. Это был спортивный зал. Великолепного качества тренажеры всех мастей разместились в просторном помещении. «Да, дед был продвинутый», — одобрительно подумал Нил и пошел дальше разведывать дом.
   Спальня была совсем стандартная, и Нила поначалу мало что заинтересовало. Он почему-то потрогал матрац, поправил и без того идеальное покрывало и сел на край. Голова кружилась, и давление явно начало свой болезненный подъем. Нил все-таки осмотрел все вокруг и заметил напротив кровати большой плоский экран, подобных которому никогда прежде не видел. «Интересно, как он включается», — подумал он и стал искать пульт, но поиски ни к чему не привели. Нил немного расстроился и вернулся в зал, там он вспомнил, что надо посмотреть сломанный кондиционер, чем и занялся, и уже через полчаса прохладный воздух наполнил детский мир его пока неведомого сына.
   Агаша радостно удивилась, что поломка уже исправлена, и по-домашнему пригласила Нила к ужину. Нил почти ничего не съел, но выпил вина и удалился в кабинет деда. Ключ открыл сейф, в котором хранилось его не пережитое прошлое...
   После того как Нил перевернул последнюю страницу, все встало на свои места, очень многое прояснилось. У мальчика есть приемная мать, которую он признавал за родную, когда еще была жива Лиз. Теперь эта женщина вышла замуж — и не за кого-нибудь, а за родного отца Лиз, лорда Морвена, и теперь он официально усыновлен сиятельной парой. Но есть выписанное врачами шведского госпиталя свидетельство о рождении мальчика, где в графе «отец» черным по белому написано: Баренцев Нил Романович, гражданин СССР, постоянно проживающий во Франции. Свидетельство Нил с особым трепетом задержал в руках. Перед смертью Макс надеялся, что Нилу удастся найти компромисс с Морвенами относительно судьбы ребенка. Он же, со своей стороны, постарался заложить основы такого компромисса в своем завещании, которое будет оглашено в день похорон. Нил перевел взгляд на потрет, и показалось, что старик улыбнулся ему.
* * *
   Всю дорогу они почти не разговаривали. Только когда в Афинах пересели в вертолет и до Занаду оставалось лететь меньше часа, маленький Нил спросил Таню.
   — Тата, а правда, что люди не умирают насовсем? Мне Макс говорил, что душа переселяется потом. Может, даже в собаку или в крысу, или в девчонку. Это же ужас какой-то. Макс точно не в девчонку, он скорее всего переселится в орла или лучше в ворона, они живут долго и умные очень. Я читал про воронов. Сначала, правда, тело сгниет, только если мумифицировать, то не сгниет, я думаю, Макса надо мумифицировать. Таня, ну что ты молчишь? — Нил, рассуждая о смерти, жал на кнопки ноутбука, гоняя по экрану очередную жертву компьютерной игрушки.