Страница:
— Я отойду, — сказал Нил, доставая сигареты. — Не хочу вас обкуривать.
— И правильно. Охота травиться — травитесь в одиночку. Урна во-он там. У нас в «Свитчкрафт» за курение вообще увольняют.
— Мне повезло, что я не ваш сотрудник.
— А нам-то как повезло! — Гейл рассмеялся. — Главное, не проморгайте удар. Это будет незабываемое зрелище.
Зрелище и впрямь получилось незабываемое. Берни долго примерялся, делал пробные замахи, имитировал все фазы движения в замедленном темпе, наконец, сосредоточился, до отказа отвел клюшку назад, дерево со свистом рассекло воздух и...
Вместо того, чтобы со скоростью пушечного ядра устремиться вперед над фервеем, мяч взлетел почти вертикально вверх, на мгновение завис в небе и, опускаясь по замысловатой дуге в сторону от площадки, исчез за густыми кронами платанов.
Берни присел на корточки, обхватив голову руками.
Гейл стукнул кулаком по коленке.
— Кикс! — не к месту употребил бильярдный термин Нил.
— Шенк! — темпераментно поправил Гейл. — Пяткой зацепил, и вместо драйва шенк получился! Ничего-то этот сукин сын не...
Он замолчал — в той стороне, где исчез мяч, раздался короткий гортанный вскрик.
— Еще и угодил в кого-то! — зашипел Гейл. — Сэм, за мной!
Они стремительно зашагали к платановой аллее. Бросив взгляд на скорбно раскачивающегося Берни, Нил выкинул недокуренную сигарету, промазав мимо урны, рванулся наперерез Гейлу с Сэмом.
— Нил... Вот что, Нил, — не сбрасывая скорости, отрывисто проговорил Гейл. — Миллион ваш, это без вопросов. Даю еще десять плюс возможные судебные издержки плюс сумма возможной компенсации.
— О чем вы? Я не понимаю...
— Скажете, что это вы запустили туда мячиком. Мы подтвердим...
— С какой стати я должен это делать?
— Потому что из всех нас вы один не принадлежите к высшему руководству «Свитчкрафт». Если потерпевший узнает, что пострадал от руки президента, финдиректора или, тем паче, владельца, представляете, какой он выкатит иск. А какой шум поднимется! Вы же — лицо частное, иностранец, кооптированный член совета директоров, все обойдется тихо и сравнительно недорого.
Сэм Фарроу раскрыл рот, но Нил опередил его:
— Идет!
— Гейл, я хотел сказать... Скорее всего, пострадал кто-то из обслуги, — сказал Сэм Фарроу. — Откуда здесь посторонние? Думаю, уладим келейно... Мортону звонить?
Он на ходу достал из кармана телефон.
— Погоди...
Навстречу им бежал человек в синем пиджаке, украшенном эмблемой «Свитчкрафт» — значками «плюс» и «минус», замкнутыми в кружок.
— Господа! — выкрикивал он на ходу, — Господа!..
«Вы звери, господа...» — мысленно продолжил Нил знаменитой фразой из старого советского фильма.
Гейл остановился.
— Я слушаю.
Мужчина подбежал поближе, встал, тяжело дыша.
«Палисейдс, — прочел Нил на идентификационной карточке, забранной в пластмассу. — Джеймс Нолан, администратор».
— Он сам виноват, сэр... Несанкционированный въезд в частное владение...
— Кто? Я вас слушаю... — Гейл вгляделся в буковки на бейдже. — Джеймс.
— Его пропустили через ворота, у него белый двухдверный «Мерседес», точь-в-точь как у миссис Блитс. Потом Билл заметил, что номера не те, связался со мной. Я остановил машину, попросил господина за рулем выйти и назвать себя. Выйти-то он вышел, но себя не назвал, а полез в драку. По-моему, сэр, он был сильно пьян. Я приготовился дать отпор, но он вдруг упал, как подкошенный. В него попал этот шар, сэр, прямо в глаз.
Джеймс Нолан продемонстрировал мячик, маркированный эмблемой «Свитчкрафт».
— Понятно... Ну, и где же пострадавший нарушитель?
— Так и лежит. На аллее, сэр.
— Отлично, Джеймс. Вы уволены.
— Но за что, сэр?!
— Джеймс, вы можете гарантировать, что пока мы тут с вами беседуем, он не очнется, не полезет в багажник за винтовкой и не наделает во всех нас дырок?
— Могу, сэр. Он находится под охраной двух младших администраторов.
— Вы восстановлены.
— Спасибо, сэр.
Так, за разговорами и дошли до платановой аллеи. Сначала увидели белый «Мерседес» с распахнутой дверцей. Возле автомобиля дежурил хоть и младший, но весьма плечистый администратор. Потом в поле обзора попал второй администратор, и в последнюю очередь — распластанный на мелком гравии человек.
Это был высокий мужчина лет сорока, смуглый, с аккуратными черными усиками. Одет он был со всем латинским шиком — расшитый серебром красный костюм в обтяжку, черная шелковая рубашка, красный шейный платок. Красивое лицо изрядно портили вздувшийся на месте правого глаза багровый желвак и струйка крови из правой ноздри.
— Живой? — хмуро осведомился Гейл.
— Живой, сэр. В шоке.
— Личность установили?
— Некто Лопс, сэр. Леопольд Лопс.
— Лопес?
— Записан как Лопс, сэр. Сорок три года, холост, бизнесмен из Мэриленда.
— Больше похож на сутенера, — брезгливо сказал Гейл.
— Тоже бизнес, — заметил Нил. — Откуда все эти данные, неужели в водительских правах записаны?
— Права не нужны. Мгновенный сетевой поиск по номеру машины.
— Да, широко простирает химия руки свои в дела человеческие... — задумчиво процитировал Нил запомнившееся еще в школе изречение Ломоносова.
— При чем здесь химия? — искренне удивился Гейл.
— Значит, из Мэриленда. А за каким чертом, спрашивается, его сюда занесло?! — пробормотал Сэм Фарроу.
— Танцевал бы себе танго в пулькерии, так ведь нет! — подхватил Нил.
— Оттащите его куда-нибудь, приведите в чувство. Вызовите доктора Соммерса. Когда этот очухается — гоните в шею, а если начнет права качать, звоните в полицию, заявляйте о незаконном вторжении, — распорядился Гейл.
— Да, сэр.
— Минуточку! — внезапно сказал Нил. — Кажется, я знаю этого человека.
Он склонился над лежащим.
— Вы уверены? Интересные у вас знакомые, Нил, — хмыкнул Гейл.
— Может, и не знаю, — в голосе Нила уверенности не было. — Вот если бы открыл оставшийся глаз...
Будто услышав его пожелание, Леопольд Лопс медленно раскрыл уцелевший левый глаз. Так же медленно закрыл и вновь открыл.
— Ё-мое... — тихо произнес он по-русски. — Баренцев, ты, что ли?
— Я... А ты?..
Максим Назаров, его пропавший сосед по ленинградской квартире, поднял голову и растерянно потрогал стремительно чернеющий бугорок на правом глазу.
Нил обернулся к Гейлу Блитсу.
— Лечение и уход оплачиваю я. А одиннадцать миллионов переведите на мой счет.
Гейл закусил губу и медленно-медленно наклонил голову в знак согласия.
— В правом, как у педика? Ну, спасибо тебе, амиго.
— Приходите еще... — Нил присел на стул возле кровати. — А вообще как? Жалобы есть? Сиделка хорошая? Номер устраивает?
— Всяко лучше, чем у копов в тигрятнике. Незаконное вторжение, значит?.. Слушай, я вообще к кому заехал? Честно говоря, бухой был, ни хрена не помню...
— Надо меньше пить. А заехал ты, братец, к серьезным людям. Очень серьезным. Тебе крупно повезло, что я там оказался.
— Да уж... А про меня ты им что сказал?
— Не бойся, ничего компрометирующего. Что познакомился с тобой в Ленинграде, куда ты приезжал изучать древнерусское искусство.
— Ага, искусствовед... Прям вылитый Ираклий Андронников.
— А что еще я мог сказать? Что я знаю про мистера Леопольда Лопса?
— Друзья зовут меня Лео.
— Учту... Пятнадцать лет прошло. Я грешным делом думал, ты в Афгане сгинул.
Лео Лопс дернулся. Жилистая рука судорожно сжала одеяло и тут же отпустила.
— Что с тобой?
— Ничего... Кольнуло...
— Может, сиделку позвать?
— Не надо, отпустило уже... А с чего ты решил насчет Афгана?
— Ну, как же — ты когда пропал неожиданно, мы тебя разыскивать стали. И нам сказали, что тебя загребли в героические ряды.
— Ах, это! — Лео с натугой улыбнулся. — Фигня, офицерские сборы. Пьянство беспробудное, ремень на яйцах, одно слово — партизанщина. Промурыжили три месяца в Карелии, и на дембель. А дома Джейн, любовь морковь, мама Америка... Тебя тогда уже не было, свинтил во Францию...
Назаров врал, но Нил не стал углубляться. Не хо тел уточнять, из каких источников он узнал, что журналистку Джейн Доу депортировали из СССР в тот же день, когда забрили самого Назарова. А у того глаз глядел пристально, ждал новых вопросов.
— Но если ты выехал через брак, то какая была надобность становиться Лео Лопсом? Ты же вполне легальный иммигрант.
Лео вздохнул.
— Сложная история, амиго... Я бы сказал, история типа «меньше знаешь — крепче спишь».
— Даже так? Ну, настаивать не имею права, ты не в суде, а я не прокурор. Но имечко ты себе грамотно придумал, не подкопаешься. Такое из себя испанистое, а в то же время совсем не испанское. Для гринго латинос, для латиносов гринго. А в смешанном обществе кто? Румын из Трансильвании, потомок Дракулы?
— Издеваешься? Какое там общество! Сижу, как сыч на своем острове...
— У вас и остров имеется?
— У кого это «у вас»?
— Ну, у тебя с Джейн.
— Джейн погибла, — глухо сказал Назаров.
— Извини. Я не знал. В какой-нибудь горячей точке?
— В двух шагах от дома. Взорвали вместе с автомобилем. На моих глазах.
— Кто?
— Никого так и не нашли. Но желать ей зла могли многие, своими публикациями она не одно известное имя втоптала в грязь.
— После этого ты и стал Лопсом?
— Практически... От Джейн осталась приличная страховка, я прикупил кое какую недвижимость, до последнего времени так и жил отшельником.
— А сейчас?
— Знаешь, все таки уже восемь лет прошло, притупилось все как-то... В общем, решил я, что пора вылезать из своей скорлупы, делом заняться. А тут как раз неплохой гешефт наклюнулся со здешними индейца ми. Короче, сел в самолет, прилетел, сделал дело, снял навар, тут же на радостях тачку прикупил, новую. Ну, почти... А напоследок решил заглянуть в тамошнее казино...
— И продулся до крестика.
— А вот и не угадал. На рулетке удвоился, в «девятку» вообще банк сорвал. Две тысячи баксов!
Нил округлил губы и глаза, изображая уважительное удивление.
— В общем, обменял фишки на кэш, спустился в барчик расслабиться. А там она...
— Что замолчал-то?
— Понимаешь, «девочка из бара» — это вроде ярлыка, что-то вполне определенное. Но Тельма... она была совсем не такая — не профессионалка, не чья-то там загулявшая женка, не мурочка в поисках твердого шурика...
— Ага. Ангелочек, белый и пушистый.
— Что ты понимаешь?! Между прочим, вовсе не белый.
— Негритянка, что ли?
— Нет, в этом смысле, конечно, белая. Но брюнетка и вся в черном. Молоденькая, явно меньше двадцатника... Там какой-то растаман рэгги лабал, на фоно. Очень, кстати, неплохо лабал. А она сидела у самой эстрады, совсем одна, и слушала. И глаза у нее были такие... такие...
— Неземные? Макс... в смысле, Лео. Тебе сколько лет?
— Циник!.. Значит, спикировал я, пригласил потанцевать. Потом по мартини, потом по «Джим Биму»...
— А потом?
— Ну... До ресторана я ее еще довез, а вот до мотеля...
— Она тебя?
— Да... И сам не понимаю, как так получилось, вроде и выпил-то немного, по нашим меркам — вообще пустяки.
— Здесь другие мерки. И водка крепче.
— Так я же не водку пил! — возмущенно сказал Назаров. — Впрочем, потом, кажется, и водку тоже... Что дальше было, помню смутно. Кажется, про Достоевского говорили, про загадочную русскую душу, потом я блевать бегал... Нет, сначала блевать, потом про душу... Потом она мне полотенце мокрое прикладывала, песни пела. Утром просыпаюсь, состояние — сам понимаешь. Хорошо еще, «Джим Бима» полбутылочки осталось. Пока не опохмелился, вообще ничего не соображал. Ну, а потом огляделся — кругом бардак лежит, Тельмы и след простыл, только записочка на трюмо: милый, дескать, Лео, никогда не забуду этой ночи, и спасибо за царскую щедрость, твоя Тельма... Про щедрость меня смутило немного, пошарился по номеру — и точно, весь мой выигрыш вчерашний тю-тю, две тыщи как в песок. Пару-то сотен мы определенно вчера прогуляли, а остальное... Самое обидное — в упор не помню, то ли сам ей эти бабки подарил, то ли она инициативу проявила... Не, вру, самое обидное не это, а то, что ничего между нами, скорей всего, не было, помнишь, как у Довлатова — "он не стоял, он даже не лежал, он валялся..." Короче, для прояснения мозгов уговорил я «Джима» до последней капельки, покидал вещички в полиэтиленовый мешок — типа, не сваливаю, не расплатившись, а так, до химчистки и обратно. Спускаюсь, эдак небрежно кидаю ключи портье — мол, приберитесь там до моего прихода. А он, морда индейская, глазом не моргнув, отвечает: не ухищряйтесь, сэр, за номер ваша девушка уплатила, а чемоданчик ваш пустой заведению без надобности. Я предпоследнюю, можно сказать, пятерку в кармане отмуслявил, кладу на стойку и спрашиваю: случайно, не в курсе, куда эта девушка затем направилась, в какую сторону. Он денежку локтем в ящик сгреб и отвечает: случайно в курсе, села, мол, в автобус на Рэпид-Фолз. Ну, я рванул в буфете еще «Джим Бима» на дорожку, отыскал на карте этот самый Фолз и вдогонку...
— И вместо Рэпид-Фолз попал в Палисейдз. Тебе надо было с трассы уходить на три поворота раньше.
— Ёш твою клеш!... Слушай, вы мою тачку куда отогнали?
Нил прижал руки к плечам Назарова, остановив его порывистое движение в самом зародыше.
— Вдогонку собрался? Во-первых, рискуешь остаться без глаза, а во-вторых, зазнобушки своей ты там не найдешь. Сидит она сейчас где-нибудь в Акапулько, посасывает в трубочку розовую «Маргариту» за здоровье Лео Лопса, призового лоха, и зовут-то ее вовсе не Сельма, а, скажем...
— Тельма! Ее зовут Тельма! И она не такая! И вообще я почти уверен, что сам подарил ей эти чертовы бабки!
— А-а, ну тогда конечно, тогда, может быть, и не в Акапулько. Но всяко не ближе Хьюстона... Ну, а если серьезно — была бы не такая, не приняла бы этих денег даже в подарок. Так что расслабься и забудь о них. Дуриком пришли, дуриком и ушли.
Назаров вздохнул.
— Легко сказать, теперь «мерса» придется обратно в салон сдавать, как думаешь, сколько потеряю?.. Погоди, как ты сказал, куда это я заехал вместо Рэпид-Фоллз? В Палисейдз?
— Угу...
— Что ли тот самый Палисейдз? Логово Гейла Блитса?
— Вроде того...
— Слушай, а ты там... Ты там кто?
— Я там никто. Заехал по делу.
— У тебя дела с самим Гейлом Блитсом?!
Назаров схватил Нила за руку, приподнялся. Нил вновь надавил ему на плечи.
— Лежи. Сегодня тебе ведено лежать... Да, у меня дела с Блитсом. Законом это не запрещается.
— Слушай, тогда... Ты не мог бы?.. В общем, надо довести до него одно предложение. Ему понравится...
Нилу и самому понравилось. Во всяком случае, на фото домик выглядел очень симпатично, традиционная «колониальная» добротность, навевающая воспоминания о временах, когда президенты еще были джентльменами, сочеталась со вполне современной игрой светом и объемами. Широкая веранда, опоясывающая второй этаж, витражные окна библиотеки, обшитый красным мрамором камин, спутниковая «тарелка» на плоской крыше. А вокруг на все стороны — море, море, море. Но уютное, в пределах видимости берегов. А по берегам — загородные дома, виллы, парки, окультуренное, так сказать, пространство, причем окультуренное за большие деньги.
— Ну, как тебе?
В неприкрытом повязкой глазу Назарова Нил появился нетерпеливый блеск. Или Нилу так показалось?
— На фотографиях и Албания выглядит прилично. Однако, это не значит, что надо приобретать там недвижимость, верно?
— Но это же не Албания, — надулся Назаров. — Это остров в Чезапик-Бей. Идеальное сочетание полного уединения и всех благ цивилизации... Идеальный морской климат, как на Греческом архипелаге.
— У Гейла уже есть остров с идеальным морским климатом. И как раз на Греческом архипелаге.
— Но этот дом — историческая достопримечательность. В нем Джон Кеннеди занимался любовью с Мэрилин Монро. Есть документальные подтверждения...
— Макс, я понимаю, этот дом у тебя ассоциируется с прошлым, с которым не терпится расстаться. Но не думаю, что твое предложение заинтересует Гейла.
— Жаль... Ты мог бы меня здорово выручить. Этот дом — мой единственный капитал, а сейчас мне позарез нужны деньги, ты ж понимаешь...
— Но, насколько я понимаю, дом можно заложить.
— Ага!.. — Назаров грустно усмехнулся. — Это мы уже проходили. Знаешь, сколько пришлось на банк горбатиться, пока сумел выкупить закладную? Вход — рубль, выход — два, как говорили в нашем общежитии ОВИР. Помнишь?
— А то!..
Пришедший осмотреть глаз доктор Соммерс застал старых приятелей хохочущими и оживленно болтающими на непонятном ему языке.
— Вижу, настроение отменное, это хорошо... — Доктор принялся раскладывать на столе инструменты. — Нил, мне надо осмотреть больного, могу я просить вас...
— Я жду вас в баре...
— Поспешу вас обрадовать, Нил, у вашего друга ничего серьезного. Сетчатка не отслоилась, глазное дно в норме, кровоизлияние минимизировалось, гематома вокруг глаза сойдет через несколько дней. Я прописал мазь и на всякий случай — антибиотики.
— Потрясающе! И все это вы сумели разглядеть сквозь такой здоровый синячище?
— Еще пару лет назад я рискнул бы дать подобное заключение только на десятый-пятнадцатый день после травмы. — Доктор раскрыл саквояж, извлек небольшой серебристый предмет фаллической формы, продемонстрировал Нилу. — Новейшая разработка, насадка на сверхпроводимых чипах. Тут вам и рентген, и томография, и УЗИ — любая диагностика, причем высочайшей точности, достаточно лишь подсоединить к компьютеру. В данном случае — к ноутбуку.
Доктор продемонстрировал и ноутбук с фирменным логотипом «Свитчкрафт».
— Чудеса!
— Воистину, мистер Баррен. Причем не какие-нибудь там японские, а наши, звездно-полосатые. Более того, колорадские. Компания «Информед», слыхали, может быть?
— «Информед»? Очередное детище Гейла?
— Насколько мне известно, нет. — Доктор усмехнулся и подмигнул Нилу. — Но усыновление не исключается.
— Кто бы сомневался... Спасибо, доктор. Вышлете счет, или предпочтете рассчитаться на месте?
— Обычно такие расходы берет на себя корпорация, но в данном случае... — Доктор Соммерс вновь усмехнулся. — Уж не знаю, что там у вас произошло с Гейлом, только он почему-то распорядился содрать с вас три шкуры. Скажем, двадцать тысяч долларов — это не перебор?
— Возьмите пятьдесят, доктор. И не стесняйтесь, поверьте, Гейлу вся эта история обошлась несколько дороже.
— Благодарю вас, мистер Баррен. Надеюсь, вы разрешите угостить вас? Что предпочитаете?
— Стакан колотого льда с каплей вермута.
— И двойной «Джим Бим»!
Назаров-Лопс подкрался незаметно, как песец, на звук его голоса Нил даже вздрогнул. Хорош, хорош был, чертяка, и где-то раздобытые громадные темные очки лишь добавляли красавцу-Зорро таинственной прелести. И чтобы такой восемь лет жил отшельником? Не надо быть Станиславским, чтобы не поверить.
— Что ты встал, а? Ну что ты встал? — напустился на старого приятеля Нил. — Тебе доктор что сказал?
— Сказал, что не хрен больше валяться! Верно, док?
— Не теми словами, но по существу верно.
— Видал?.. Предлагаю по этому поводу оттянуться в полный рост!
— А с тебя не довольно ли будет? Смотри, опять куда-нибудь не туда заедешь, в другой раз так легко не отделаешься...
— Да ладно тебе!
Назаров придвинул к себе стаканчик с виски, одним махом отправил содержимое в усатый рот.
— Извините, джентльмены, мне пора. — Доктор встал, пожал руку сначала Нилу, потом Назарову. — Берегите себя!
— Толковый мужик, — сказал Назаров, проводив Соммерса взглядом. — Ну что, давай за благополучный исход. Эй, еще два двойных «Бима»!.. Да уж, это вам не «Солнцедар»!.. Ты-то как поживаешь? Ничего про себя не рассказал.
— У меня все в порядке.
— Это я догадался... Как твоя... Сюзанна, кажется?
— Сесиль. Неплохо.
— Дети есть?
— Смотря у кого.
— Не понял...
— У Сесиль четверо...
— Сильно. Значит, вы теперь врозь? Больше не женился? Ну так, мы с тобой оба мужчины свободные, симпатичные, а вокруг столько хорошеньких. Может, устроим холостяцкий пробег?
Нил окинул взглядом бар, из более-менее хорошеньких никого не приметил.
— В другой раз.
— Понятно... Значит, как у Ильфа и Петрова: «Будете у нас в Москве — захаживайте. Но адреса почему-то не оставил...» Ладно, давай хотя бы по последней, на ход ноги. Еще по «Биму»?
— Водки.
— Вот это по нашему, по-бразильски! Помнишь, как, бывало, в Коктебеле, вечерком...
— Помню, помню... Вот что, Макс, пардон, Лео. Я, пожалуй, взглянул бы на твой домик на острове. Как это можно устроить?
— Ну, Танечка, значит, не судьба. Улетим завтра. Проблем не будет. Говорят, самолеты на Петербург уходят полупустые.
— Но приглашения уже получены. Я получила подтверждение от Ти Эн Ти.
— Опять же, не судьба... Может, оно и к лучшему. Лично я не горю желанием видеть этих... друзей детства. Пусть и дальше думают, что я умер.
— Паша!..
— А что, разве все они не стали нам чужими гораздо раньше? Честно говоря, я не вполне понимаю, зачем это все понадобилось тебе.
— Помнишь барбекю у Аланны? Ну, последнее, когда Крис еще чуть было не подрался с ее братом Кевином?
— Да.
— Тогда Сесиль сказала одну вещь. Точнее, навела на мысль... Знаешь, чтобы окончательно стряхнуть с себя прошлое, надо снова окунуться в него с головой...
— Но это невозможно, в одну реку не войдешь дважды.
— Я хотела сказать — вернуться в те же места, в те же обстоятельства, к тем же людям... И когда ты увидишь, что все стало совсем другим, изменилось необратимо... и непоправимо... только тогда прошлое отпустит тебя, перестанет тянуть...
— А тянет? К Леониду, к Ваньке или, может быть, к Пикте?.. Извини, я не хотел, это так глупо вырвалось, не сердись...
— Я не сержусь... Наверное, просто в юность тянет...
Они первые сошли с эскалатора и оказались в зале международной зоны франкфуртского аэропорта. Остановились, пропуская пассажиров, направляющихся к будочкам паспортного контроля.
К ним тут же приблизилась миловидная шатенка в синей униформе и на хорошем английском языке спросила:
— Мистер и миссис Розен? Транзит в Санкт Петербург?
— Да, это мы.
— С вами еще следуют... — Шатенка заглянула в список, — мистер Вилаи и мистер Кайф.
— Совершенно верно. Кстати, вот и они... Ребята, мы здесь.
— Прошу вас проследовать за мной на посадку...
— Да-а, — протянул Шурка, устроившись в кресле бизнес-класса. — Заметили? Сразу же двери задраили, мотор завели. Будто только нас и ждали... Крис, как думаешь, это не тот же благодетель устроил, что из-за тебя в Денвере вылет тормознул?
— Возможно, — неохотно ответил Крис и углубился в чтение журнала.
Глава третья
— И правильно. Охота травиться — травитесь в одиночку. Урна во-он там. У нас в «Свитчкрафт» за курение вообще увольняют.
— Мне повезло, что я не ваш сотрудник.
— А нам-то как повезло! — Гейл рассмеялся. — Главное, не проморгайте удар. Это будет незабываемое зрелище.
Зрелище и впрямь получилось незабываемое. Берни долго примерялся, делал пробные замахи, имитировал все фазы движения в замедленном темпе, наконец, сосредоточился, до отказа отвел клюшку назад, дерево со свистом рассекло воздух и...
Вместо того, чтобы со скоростью пушечного ядра устремиться вперед над фервеем, мяч взлетел почти вертикально вверх, на мгновение завис в небе и, опускаясь по замысловатой дуге в сторону от площадки, исчез за густыми кронами платанов.
Берни присел на корточки, обхватив голову руками.
Гейл стукнул кулаком по коленке.
— Кикс! — не к месту употребил бильярдный термин Нил.
— Шенк! — темпераментно поправил Гейл. — Пяткой зацепил, и вместо драйва шенк получился! Ничего-то этот сукин сын не...
Он замолчал — в той стороне, где исчез мяч, раздался короткий гортанный вскрик.
— Еще и угодил в кого-то! — зашипел Гейл. — Сэм, за мной!
Они стремительно зашагали к платановой аллее. Бросив взгляд на скорбно раскачивающегося Берни, Нил выкинул недокуренную сигарету, промазав мимо урны, рванулся наперерез Гейлу с Сэмом.
— Нил... Вот что, Нил, — не сбрасывая скорости, отрывисто проговорил Гейл. — Миллион ваш, это без вопросов. Даю еще десять плюс возможные судебные издержки плюс сумма возможной компенсации.
— О чем вы? Я не понимаю...
— Скажете, что это вы запустили туда мячиком. Мы подтвердим...
— С какой стати я должен это делать?
— Потому что из всех нас вы один не принадлежите к высшему руководству «Свитчкрафт». Если потерпевший узнает, что пострадал от руки президента, финдиректора или, тем паче, владельца, представляете, какой он выкатит иск. А какой шум поднимется! Вы же — лицо частное, иностранец, кооптированный член совета директоров, все обойдется тихо и сравнительно недорого.
Сэм Фарроу раскрыл рот, но Нил опередил его:
— Идет!
— Гейл, я хотел сказать... Скорее всего, пострадал кто-то из обслуги, — сказал Сэм Фарроу. — Откуда здесь посторонние? Думаю, уладим келейно... Мортону звонить?
Он на ходу достал из кармана телефон.
— Погоди...
Навстречу им бежал человек в синем пиджаке, украшенном эмблемой «Свитчкрафт» — значками «плюс» и «минус», замкнутыми в кружок.
— Господа! — выкрикивал он на ходу, — Господа!..
«Вы звери, господа...» — мысленно продолжил Нил знаменитой фразой из старого советского фильма.
Гейл остановился.
— Я слушаю.
Мужчина подбежал поближе, встал, тяжело дыша.
«Палисейдс, — прочел Нил на идентификационной карточке, забранной в пластмассу. — Джеймс Нолан, администратор».
— Он сам виноват, сэр... Несанкционированный въезд в частное владение...
— Кто? Я вас слушаю... — Гейл вгляделся в буковки на бейдже. — Джеймс.
— Его пропустили через ворота, у него белый двухдверный «Мерседес», точь-в-точь как у миссис Блитс. Потом Билл заметил, что номера не те, связался со мной. Я остановил машину, попросил господина за рулем выйти и назвать себя. Выйти-то он вышел, но себя не назвал, а полез в драку. По-моему, сэр, он был сильно пьян. Я приготовился дать отпор, но он вдруг упал, как подкошенный. В него попал этот шар, сэр, прямо в глаз.
Джеймс Нолан продемонстрировал мячик, маркированный эмблемой «Свитчкрафт».
— Понятно... Ну, и где же пострадавший нарушитель?
— Так и лежит. На аллее, сэр.
— Отлично, Джеймс. Вы уволены.
— Но за что, сэр?!
— Джеймс, вы можете гарантировать, что пока мы тут с вами беседуем, он не очнется, не полезет в багажник за винтовкой и не наделает во всех нас дырок?
— Могу, сэр. Он находится под охраной двух младших администраторов.
— Вы восстановлены.
— Спасибо, сэр.
Так, за разговорами и дошли до платановой аллеи. Сначала увидели белый «Мерседес» с распахнутой дверцей. Возле автомобиля дежурил хоть и младший, но весьма плечистый администратор. Потом в поле обзора попал второй администратор, и в последнюю очередь — распластанный на мелком гравии человек.
Это был высокий мужчина лет сорока, смуглый, с аккуратными черными усиками. Одет он был со всем латинским шиком — расшитый серебром красный костюм в обтяжку, черная шелковая рубашка, красный шейный платок. Красивое лицо изрядно портили вздувшийся на месте правого глаза багровый желвак и струйка крови из правой ноздри.
— Живой? — хмуро осведомился Гейл.
— Живой, сэр. В шоке.
— Личность установили?
— Некто Лопс, сэр. Леопольд Лопс.
— Лопес?
— Записан как Лопс, сэр. Сорок три года, холост, бизнесмен из Мэриленда.
— Больше похож на сутенера, — брезгливо сказал Гейл.
— Тоже бизнес, — заметил Нил. — Откуда все эти данные, неужели в водительских правах записаны?
— Права не нужны. Мгновенный сетевой поиск по номеру машины.
— Да, широко простирает химия руки свои в дела человеческие... — задумчиво процитировал Нил запомнившееся еще в школе изречение Ломоносова.
— При чем здесь химия? — искренне удивился Гейл.
— Значит, из Мэриленда. А за каким чертом, спрашивается, его сюда занесло?! — пробормотал Сэм Фарроу.
— Танцевал бы себе танго в пулькерии, так ведь нет! — подхватил Нил.
— Оттащите его куда-нибудь, приведите в чувство. Вызовите доктора Соммерса. Когда этот очухается — гоните в шею, а если начнет права качать, звоните в полицию, заявляйте о незаконном вторжении, — распорядился Гейл.
— Да, сэр.
— Минуточку! — внезапно сказал Нил. — Кажется, я знаю этого человека.
Он склонился над лежащим.
— Вы уверены? Интересные у вас знакомые, Нил, — хмыкнул Гейл.
— Может, и не знаю, — в голосе Нила уверенности не было. — Вот если бы открыл оставшийся глаз...
Будто услышав его пожелание, Леопольд Лопс медленно раскрыл уцелевший левый глаз. Так же медленно закрыл и вновь открыл.
— Ё-мое... — тихо произнес он по-русски. — Баренцев, ты, что ли?
— Я... А ты?..
Максим Назаров, его пропавший сосед по ленинградской квартире, поднял голову и растерянно потрогал стремительно чернеющий бугорок на правом глазу.
Нил обернулся к Гейлу Блитсу.
— Лечение и уход оплачиваю я. А одиннадцать миллионов переведите на мой счет.
Гейл закусил губу и медленно-медленно наклонил голову в знак согласия.
* * *
— А что, повязка тебе идет. Похож на флибустьера, только серьги в ухе не хватает.— В правом, как у педика? Ну, спасибо тебе, амиго.
— Приходите еще... — Нил присел на стул возле кровати. — А вообще как? Жалобы есть? Сиделка хорошая? Номер устраивает?
— Всяко лучше, чем у копов в тигрятнике. Незаконное вторжение, значит?.. Слушай, я вообще к кому заехал? Честно говоря, бухой был, ни хрена не помню...
— Надо меньше пить. А заехал ты, братец, к серьезным людям. Очень серьезным. Тебе крупно повезло, что я там оказался.
— Да уж... А про меня ты им что сказал?
— Не бойся, ничего компрометирующего. Что познакомился с тобой в Ленинграде, куда ты приезжал изучать древнерусское искусство.
— Ага, искусствовед... Прям вылитый Ираклий Андронников.
— А что еще я мог сказать? Что я знаю про мистера Леопольда Лопса?
— Друзья зовут меня Лео.
— Учту... Пятнадцать лет прошло. Я грешным делом думал, ты в Афгане сгинул.
Лео Лопс дернулся. Жилистая рука судорожно сжала одеяло и тут же отпустила.
— Что с тобой?
— Ничего... Кольнуло...
— Может, сиделку позвать?
— Не надо, отпустило уже... А с чего ты решил насчет Афгана?
— Ну, как же — ты когда пропал неожиданно, мы тебя разыскивать стали. И нам сказали, что тебя загребли в героические ряды.
— Ах, это! — Лео с натугой улыбнулся. — Фигня, офицерские сборы. Пьянство беспробудное, ремень на яйцах, одно слово — партизанщина. Промурыжили три месяца в Карелии, и на дембель. А дома Джейн, любовь морковь, мама Америка... Тебя тогда уже не было, свинтил во Францию...
Назаров врал, но Нил не стал углубляться. Не хо тел уточнять, из каких источников он узнал, что журналистку Джейн Доу депортировали из СССР в тот же день, когда забрили самого Назарова. А у того глаз глядел пристально, ждал новых вопросов.
— Но если ты выехал через брак, то какая была надобность становиться Лео Лопсом? Ты же вполне легальный иммигрант.
Лео вздохнул.
— Сложная история, амиго... Я бы сказал, история типа «меньше знаешь — крепче спишь».
— Даже так? Ну, настаивать не имею права, ты не в суде, а я не прокурор. Но имечко ты себе грамотно придумал, не подкопаешься. Такое из себя испанистое, а в то же время совсем не испанское. Для гринго латинос, для латиносов гринго. А в смешанном обществе кто? Румын из Трансильвании, потомок Дракулы?
— Издеваешься? Какое там общество! Сижу, как сыч на своем острове...
— У вас и остров имеется?
— У кого это «у вас»?
— Ну, у тебя с Джейн.
— Джейн погибла, — глухо сказал Назаров.
— Извини. Я не знал. В какой-нибудь горячей точке?
— В двух шагах от дома. Взорвали вместе с автомобилем. На моих глазах.
— Кто?
— Никого так и не нашли. Но желать ей зла могли многие, своими публикациями она не одно известное имя втоптала в грязь.
— После этого ты и стал Лопсом?
— Практически... От Джейн осталась приличная страховка, я прикупил кое какую недвижимость, до последнего времени так и жил отшельником.
— А сейчас?
— Знаешь, все таки уже восемь лет прошло, притупилось все как-то... В общем, решил я, что пора вылезать из своей скорлупы, делом заняться. А тут как раз неплохой гешефт наклюнулся со здешними индейца ми. Короче, сел в самолет, прилетел, сделал дело, снял навар, тут же на радостях тачку прикупил, новую. Ну, почти... А напоследок решил заглянуть в тамошнее казино...
— И продулся до крестика.
— А вот и не угадал. На рулетке удвоился, в «девятку» вообще банк сорвал. Две тысячи баксов!
Нил округлил губы и глаза, изображая уважительное удивление.
— В общем, обменял фишки на кэш, спустился в барчик расслабиться. А там она...
— Что замолчал-то?
— Понимаешь, «девочка из бара» — это вроде ярлыка, что-то вполне определенное. Но Тельма... она была совсем не такая — не профессионалка, не чья-то там загулявшая женка, не мурочка в поисках твердого шурика...
— Ага. Ангелочек, белый и пушистый.
— Что ты понимаешь?! Между прочим, вовсе не белый.
— Негритянка, что ли?
— Нет, в этом смысле, конечно, белая. Но брюнетка и вся в черном. Молоденькая, явно меньше двадцатника... Там какой-то растаман рэгги лабал, на фоно. Очень, кстати, неплохо лабал. А она сидела у самой эстрады, совсем одна, и слушала. И глаза у нее были такие... такие...
— Неземные? Макс... в смысле, Лео. Тебе сколько лет?
— Циник!.. Значит, спикировал я, пригласил потанцевать. Потом по мартини, потом по «Джим Биму»...
— А потом?
— Ну... До ресторана я ее еще довез, а вот до мотеля...
— Она тебя?
— Да... И сам не понимаю, как так получилось, вроде и выпил-то немного, по нашим меркам — вообще пустяки.
— Здесь другие мерки. И водка крепче.
— Так я же не водку пил! — возмущенно сказал Назаров. — Впрочем, потом, кажется, и водку тоже... Что дальше было, помню смутно. Кажется, про Достоевского говорили, про загадочную русскую душу, потом я блевать бегал... Нет, сначала блевать, потом про душу... Потом она мне полотенце мокрое прикладывала, песни пела. Утром просыпаюсь, состояние — сам понимаешь. Хорошо еще, «Джим Бима» полбутылочки осталось. Пока не опохмелился, вообще ничего не соображал. Ну, а потом огляделся — кругом бардак лежит, Тельмы и след простыл, только записочка на трюмо: милый, дескать, Лео, никогда не забуду этой ночи, и спасибо за царскую щедрость, твоя Тельма... Про щедрость меня смутило немного, пошарился по номеру — и точно, весь мой выигрыш вчерашний тю-тю, две тыщи как в песок. Пару-то сотен мы определенно вчера прогуляли, а остальное... Самое обидное — в упор не помню, то ли сам ей эти бабки подарил, то ли она инициативу проявила... Не, вру, самое обидное не это, а то, что ничего между нами, скорей всего, не было, помнишь, как у Довлатова — "он не стоял, он даже не лежал, он валялся..." Короче, для прояснения мозгов уговорил я «Джима» до последней капельки, покидал вещички в полиэтиленовый мешок — типа, не сваливаю, не расплатившись, а так, до химчистки и обратно. Спускаюсь, эдак небрежно кидаю ключи портье — мол, приберитесь там до моего прихода. А он, морда индейская, глазом не моргнув, отвечает: не ухищряйтесь, сэр, за номер ваша девушка уплатила, а чемоданчик ваш пустой заведению без надобности. Я предпоследнюю, можно сказать, пятерку в кармане отмуслявил, кладу на стойку и спрашиваю: случайно, не в курсе, куда эта девушка затем направилась, в какую сторону. Он денежку локтем в ящик сгреб и отвечает: случайно в курсе, села, мол, в автобус на Рэпид-Фолз. Ну, я рванул в буфете еще «Джим Бима» на дорожку, отыскал на карте этот самый Фолз и вдогонку...
— И вместо Рэпид-Фолз попал в Палисейдз. Тебе надо было с трассы уходить на три поворота раньше.
— Ёш твою клеш!... Слушай, вы мою тачку куда отогнали?
Нил прижал руки к плечам Назарова, остановив его порывистое движение в самом зародыше.
— Вдогонку собрался? Во-первых, рискуешь остаться без глаза, а во-вторых, зазнобушки своей ты там не найдешь. Сидит она сейчас где-нибудь в Акапулько, посасывает в трубочку розовую «Маргариту» за здоровье Лео Лопса, призового лоха, и зовут-то ее вовсе не Сельма, а, скажем...
— Тельма! Ее зовут Тельма! И она не такая! И вообще я почти уверен, что сам подарил ей эти чертовы бабки!
— А-а, ну тогда конечно, тогда, может быть, и не в Акапулько. Но всяко не ближе Хьюстона... Ну, а если серьезно — была бы не такая, не приняла бы этих денег даже в подарок. Так что расслабься и забудь о них. Дуриком пришли, дуриком и ушли.
Назаров вздохнул.
— Легко сказать, теперь «мерса» придется обратно в салон сдавать, как думаешь, сколько потеряю?.. Погоди, как ты сказал, куда это я заехал вместо Рэпид-Фоллз? В Палисейдз?
— Угу...
— Что ли тот самый Палисейдз? Логово Гейла Блитса?
— Вроде того...
— Слушай, а ты там... Ты там кто?
— Я там никто. Заехал по делу.
— У тебя дела с самим Гейлом Блитсом?!
Назаров схватил Нила за руку, приподнялся. Нил вновь надавил ему на плечи.
— Лежи. Сегодня тебе ведено лежать... Да, у меня дела с Блитсом. Законом это не запрещается.
— Слушай, тогда... Ты не мог бы?.. В общем, надо довести до него одно предложение. Ему понравится...
Нилу и самому понравилось. Во всяком случае, на фото домик выглядел очень симпатично, традиционная «колониальная» добротность, навевающая воспоминания о временах, когда президенты еще были джентльменами, сочеталась со вполне современной игрой светом и объемами. Широкая веранда, опоясывающая второй этаж, витражные окна библиотеки, обшитый красным мрамором камин, спутниковая «тарелка» на плоской крыше. А вокруг на все стороны — море, море, море. Но уютное, в пределах видимости берегов. А по берегам — загородные дома, виллы, парки, окультуренное, так сказать, пространство, причем окультуренное за большие деньги.
— Ну, как тебе?
В неприкрытом повязкой глазу Назарова Нил появился нетерпеливый блеск. Или Нилу так показалось?
— На фотографиях и Албания выглядит прилично. Однако, это не значит, что надо приобретать там недвижимость, верно?
— Но это же не Албания, — надулся Назаров. — Это остров в Чезапик-Бей. Идеальное сочетание полного уединения и всех благ цивилизации... Идеальный морской климат, как на Греческом архипелаге.
— У Гейла уже есть остров с идеальным морским климатом. И как раз на Греческом архипелаге.
— Но этот дом — историческая достопримечательность. В нем Джон Кеннеди занимался любовью с Мэрилин Монро. Есть документальные подтверждения...
— Макс, я понимаю, этот дом у тебя ассоциируется с прошлым, с которым не терпится расстаться. Но не думаю, что твое предложение заинтересует Гейла.
— Жаль... Ты мог бы меня здорово выручить. Этот дом — мой единственный капитал, а сейчас мне позарез нужны деньги, ты ж понимаешь...
— Но, насколько я понимаю, дом можно заложить.
— Ага!.. — Назаров грустно усмехнулся. — Это мы уже проходили. Знаешь, сколько пришлось на банк горбатиться, пока сумел выкупить закладную? Вход — рубль, выход — два, как говорили в нашем общежитии ОВИР. Помнишь?
— А то!..
Пришедший осмотреть глаз доктор Соммерс застал старых приятелей хохочущими и оживленно болтающими на непонятном ему языке.
— Вижу, настроение отменное, это хорошо... — Доктор принялся раскладывать на столе инструменты. — Нил, мне надо осмотреть больного, могу я просить вас...
— Я жду вас в баре...
* * *
Войдя в бар, доктор Соммерс уселся на высокий табурет рядом с Нилом.— Поспешу вас обрадовать, Нил, у вашего друга ничего серьезного. Сетчатка не отслоилась, глазное дно в норме, кровоизлияние минимизировалось, гематома вокруг глаза сойдет через несколько дней. Я прописал мазь и на всякий случай — антибиотики.
— Потрясающе! И все это вы сумели разглядеть сквозь такой здоровый синячище?
— Еще пару лет назад я рискнул бы дать подобное заключение только на десятый-пятнадцатый день после травмы. — Доктор раскрыл саквояж, извлек небольшой серебристый предмет фаллической формы, продемонстрировал Нилу. — Новейшая разработка, насадка на сверхпроводимых чипах. Тут вам и рентген, и томография, и УЗИ — любая диагностика, причем высочайшей точности, достаточно лишь подсоединить к компьютеру. В данном случае — к ноутбуку.
Доктор продемонстрировал и ноутбук с фирменным логотипом «Свитчкрафт».
— Чудеса!
— Воистину, мистер Баррен. Причем не какие-нибудь там японские, а наши, звездно-полосатые. Более того, колорадские. Компания «Информед», слыхали, может быть?
— «Информед»? Очередное детище Гейла?
— Насколько мне известно, нет. — Доктор усмехнулся и подмигнул Нилу. — Но усыновление не исключается.
— Кто бы сомневался... Спасибо, доктор. Вышлете счет, или предпочтете рассчитаться на месте?
— Обычно такие расходы берет на себя корпорация, но в данном случае... — Доктор Соммерс вновь усмехнулся. — Уж не знаю, что там у вас произошло с Гейлом, только он почему-то распорядился содрать с вас три шкуры. Скажем, двадцать тысяч долларов — это не перебор?
— Возьмите пятьдесят, доктор. И не стесняйтесь, поверьте, Гейлу вся эта история обошлась несколько дороже.
— Благодарю вас, мистер Баррен. Надеюсь, вы разрешите угостить вас? Что предпочитаете?
— Стакан колотого льда с каплей вермута.
— И двойной «Джим Бим»!
Назаров-Лопс подкрался незаметно, как песец, на звук его голоса Нил даже вздрогнул. Хорош, хорош был, чертяка, и где-то раздобытые громадные темные очки лишь добавляли красавцу-Зорро таинственной прелести. И чтобы такой восемь лет жил отшельником? Не надо быть Станиславским, чтобы не поверить.
— Что ты встал, а? Ну что ты встал? — напустился на старого приятеля Нил. — Тебе доктор что сказал?
— Сказал, что не хрен больше валяться! Верно, док?
— Не теми словами, но по существу верно.
— Видал?.. Предлагаю по этому поводу оттянуться в полный рост!
— А с тебя не довольно ли будет? Смотри, опять куда-нибудь не туда заедешь, в другой раз так легко не отделаешься...
— Да ладно тебе!
Назаров придвинул к себе стаканчик с виски, одним махом отправил содержимое в усатый рот.
— Извините, джентльмены, мне пора. — Доктор встал, пожал руку сначала Нилу, потом Назарову. — Берегите себя!
— Толковый мужик, — сказал Назаров, проводив Соммерса взглядом. — Ну что, давай за благополучный исход. Эй, еще два двойных «Бима»!.. Да уж, это вам не «Солнцедар»!.. Ты-то как поживаешь? Ничего про себя не рассказал.
— У меня все в порядке.
— Это я догадался... Как твоя... Сюзанна, кажется?
— Сесиль. Неплохо.
— Дети есть?
— Смотря у кого.
— Не понял...
— У Сесиль четверо...
— Сильно. Значит, вы теперь врозь? Больше не женился? Ну так, мы с тобой оба мужчины свободные, симпатичные, а вокруг столько хорошеньких. Может, устроим холостяцкий пробег?
Нил окинул взглядом бар, из более-менее хорошеньких никого не приметил.
— В другой раз.
— Понятно... Значит, как у Ильфа и Петрова: «Будете у нас в Москве — захаживайте. Но адреса почему-то не оставил...» Ладно, давай хотя бы по последней, на ход ноги. Еще по «Биму»?
— Водки.
— Вот это по нашему, по-бразильски! Помнишь, как, бывало, в Коктебеле, вечерком...
— Помню, помню... Вот что, Макс, пардон, Лео. Я, пожалуй, взглянул бы на твой домик на острове. Как это можно устроить?
* * *
— Сами то мы, может быть, и успеем на регистрацию. А багаж?— Ну, Танечка, значит, не судьба. Улетим завтра. Проблем не будет. Говорят, самолеты на Петербург уходят полупустые.
— Но приглашения уже получены. Я получила подтверждение от Ти Эн Ти.
— Опять же, не судьба... Может, оно и к лучшему. Лично я не горю желанием видеть этих... друзей детства. Пусть и дальше думают, что я умер.
— Паша!..
— А что, разве все они не стали нам чужими гораздо раньше? Честно говоря, я не вполне понимаю, зачем это все понадобилось тебе.
— Помнишь барбекю у Аланны? Ну, последнее, когда Крис еще чуть было не подрался с ее братом Кевином?
— Да.
— Тогда Сесиль сказала одну вещь. Точнее, навела на мысль... Знаешь, чтобы окончательно стряхнуть с себя прошлое, надо снова окунуться в него с головой...
— Но это невозможно, в одну реку не войдешь дважды.
— Я хотела сказать — вернуться в те же места, в те же обстоятельства, к тем же людям... И когда ты увидишь, что все стало совсем другим, изменилось необратимо... и непоправимо... только тогда прошлое отпустит тебя, перестанет тянуть...
— А тянет? К Леониду, к Ваньке или, может быть, к Пикте?.. Извини, я не хотел, это так глупо вырвалось, не сердись...
— Я не сержусь... Наверное, просто в юность тянет...
Они первые сошли с эскалатора и оказались в зале международной зоны франкфуртского аэропорта. Остановились, пропуская пассажиров, направляющихся к будочкам паспортного контроля.
К ним тут же приблизилась миловидная шатенка в синей униформе и на хорошем английском языке спросила:
— Мистер и миссис Розен? Транзит в Санкт Петербург?
— Да, это мы.
— С вами еще следуют... — Шатенка заглянула в список, — мистер Вилаи и мистер Кайф.
— Совершенно верно. Кстати, вот и они... Ребята, мы здесь.
— Прошу вас проследовать за мной на посадку...
— Да-а, — протянул Шурка, устроившись в кресле бизнес-класса. — Заметили? Сразу же двери задраили, мотор завели. Будто только нас и ждали... Крис, как думаешь, это не тот же благодетель устроил, что из-за тебя в Денвере вылет тормознул?
— Возможно, — неохотно ответил Крис и углубился в чтение журнала.
Глава третья
Крепкие братские объятия
(июнь 1995, Санкт-Петербург)
Помятый, сутулый человек в потертом плаще неопределенного цвета, сравнимого только с мастью лошади юного Д'Артаньяна, въезжавшего в Менг, вышел из метро. И побрел куда-то, пошатываясь и натыкаясь на встречных людей. Одни сторонились его, другие умышленно подставляли плечо, и еще оборачивались, ожидая ответной реакции. Но никакой реакции не было...
Это какие-то греческие «Метаморфозы». Это какая-то «Книга перемен»... Как он любил когда-то эту вольную трактовку одной из ее гексаграмм! Неужели и это забылось? «Творческое небо есть великое всепроницание и должная непоколебимость». Когда-то он с юношеским апломбом решил, что это будет его литературным девизом. И что теперь? Где они, твои всепроницание и непоколебимость? Где оно твое творческое небо, Иван Ларин? Свелось к невидимой точке в гипотетическом конце черного туннеля? «Книга перемен»?..
Все они, без исключения, и Таня, и Павел, и Ленька, и Ник... Как его теперь? Жульен... Шоколадов. Тьфу! Гадость какая. Все они — образы милого прошлого, сегодня внезапно обретшие плоть — жили, менялись, что-то с ними происходило. А он? Какие-то старые кинокадры из романтического фильма про гражданскую войну. Стремительная атака буденовцев. Шашки наголо. Обветренные рты орут: «Даешь!» А одного вышибло взрывной волной из седла. Ползет он на четвереньках. Кричит тоже. Все друзья проносятся мимо, уже едва заметны в пыльной дали, а этот все ползет и кричит что-то. Такая тоска! Только на сухих губах оста лось прикосновение к Таниной щеке.
А ведь когда просил на прощание пожелать ему только покоя и довольства и, посмотрев ей в глаза, сказал, что счастье свое он уже упустил, она возразила, а головой непроизвольно кивнула. Жест не соврал. Жест не пожалел Ивана Ларина. Да, упустил свое счастье. А самое главное, что она, еще прощаясь с ним, уже думала о Павле. Как она смотрела на своего рыцаря! Сколько счастья и любви было в ее глазах! И не отражалось в них, даже в самых уголках, никакого чувства, пусть забытого, прошлого, к Ивану Ларину. Словно не было его. А был ли он действительно? Ходил ли он по этой земле? Выходил ли он из метро? Переходил ли он через дорогу? Призрак в смешном плащике...
Сильный удар в бедро вернул его на землю. Точнее подсек, швырнул на капот и долбанул головой о лобовое стекло. И тут же холодная металлическая плоскость под ним резко ушла в сторону, и Иван действительно оказался сброшенным на землю. Он услышал в стороне тупой удар, как будто рядом стукнулись две пустые коробки. Писательское нутро успело занести в невидимую записную книжку: «лбом в лобовое стекло». А потом куда-то провалилось вместе с физическим, человеческим.
Это какие-то греческие «Метаморфозы». Это какая-то «Книга перемен»... Как он любил когда-то эту вольную трактовку одной из ее гексаграмм! Неужели и это забылось? «Творческое небо есть великое всепроницание и должная непоколебимость». Когда-то он с юношеским апломбом решил, что это будет его литературным девизом. И что теперь? Где они, твои всепроницание и непоколебимость? Где оно твое творческое небо, Иван Ларин? Свелось к невидимой точке в гипотетическом конце черного туннеля? «Книга перемен»?..
Все они, без исключения, и Таня, и Павел, и Ленька, и Ник... Как его теперь? Жульен... Шоколадов. Тьфу! Гадость какая. Все они — образы милого прошлого, сегодня внезапно обретшие плоть — жили, менялись, что-то с ними происходило. А он? Какие-то старые кинокадры из романтического фильма про гражданскую войну. Стремительная атака буденовцев. Шашки наголо. Обветренные рты орут: «Даешь!» А одного вышибло взрывной волной из седла. Ползет он на четвереньках. Кричит тоже. Все друзья проносятся мимо, уже едва заметны в пыльной дали, а этот все ползет и кричит что-то. Такая тоска! Только на сухих губах оста лось прикосновение к Таниной щеке.
А ведь когда просил на прощание пожелать ему только покоя и довольства и, посмотрев ей в глаза, сказал, что счастье свое он уже упустил, она возразила, а головой непроизвольно кивнула. Жест не соврал. Жест не пожалел Ивана Ларина. Да, упустил свое счастье. А самое главное, что она, еще прощаясь с ним, уже думала о Павле. Как она смотрела на своего рыцаря! Сколько счастья и любви было в ее глазах! И не отражалось в них, даже в самых уголках, никакого чувства, пусть забытого, прошлого, к Ивану Ларину. Словно не было его. А был ли он действительно? Ходил ли он по этой земле? Выходил ли он из метро? Переходил ли он через дорогу? Призрак в смешном плащике...
Сильный удар в бедро вернул его на землю. Точнее подсек, швырнул на капот и долбанул головой о лобовое стекло. И тут же холодная металлическая плоскость под ним резко ушла в сторону, и Иван действительно оказался сброшенным на землю. Он услышал в стороне тупой удар, как будто рядом стукнулись две пустые коробки. Писательское нутро успело занести в невидимую записную книжку: «лбом в лобовое стекло». А потом куда-то провалилось вместе с физическим, человеческим.