Верейская Елена Николаевна. Три девочки [История одной квартиры]

   А дома ее ждала еще радость – приехал с практики Вася.
   Катя очень любила брата, но видеть его приходилось редко, – он и учился, и работал, с трудом урывая иногда часок, чтобы проведать деда и сестренку. Лицом он очень походил на Катю – такой же светлоголовый, с такими же ясными голубыми глазами. И в характере было кое-что общее – внешнее спокойствие, сдержанность, но в нем не было и тени Катиной застенчивости и замкнутости. Он не смотрел на новое лицо исподлобья, как Катя, не робел и не замыкался в себе при чужих. Катя восхищалась братом и втайне завидовала его общительности и умению никогда не лезть за словом в карман.
   Когда все вошли в прихожую, Вася сразу выскочил на голоса из комнаты Якова Ивановича.
   – Здорово, сестренка!
   – Вася!
   Вася поднял Катю на руки и крепко поцеловал. Она обхватила руками его шею и прижалась к нему. Вася, не спуская Катю на пол, с улыбкой обратился к остальным.
   – Как я рад познакомиться с вами! – говорил он, здороваясь. – И сразу хочу поблагодарить.
   – За что? – в один голос спросили Наташа и ее родители.
   – Да вот за нее. За дикарку мою. Мне дед уже рассказал, как вы шефство над ней взяли.
   – Ну какое шефство? – засмеялся Леонтий Федорович.
   В дверях появился Яков Иванович. Его глаза светились радостью.
   «И любит же он своих внучат», – подумала Софья Михайловна.
   – Вот интересно, – заговорил Вася, обращаясь к Леонтию Федоровичу, – как вы смотрите на дело? Вы читали сегодня газеты? Мы вот с дедом сейчас обсуждали… Вы не зайдете к нам? Поговорим!
   – Охотно, – сказал Леонтий Федорович, заходя в комнату старого слесаря. Ему Вася сразу очень понравился.
   Все уселись. Катя встала около Васи, обняв брата за плечи. Он обхватил ее рукой вокруг пояса.
   – А я тут деда все журю, – сказал он. – Который месяц работает почти без выходных дней. И домой придет, все что-то ковыряется. Ведь не молоденький. Кому это нужно?
   – Тебе, дурачку, – ухмыльнулся старый слесарь, – и Катюшке и ему. – Он указал на Леонтия Федоровича. – Всем нужно. Ленинграду. Всей стране. Я, брат, стреляный воробей, меня не проведешь. Не верю я немцу. Кто его знает, что у этого самого Гитлера на уме. Уши развешивать не к чему. Надо работать вовсю.
   – Да кто же уши развешивает, дедушка?! – воскликнул Вася возмущенно. – Меня агитировать нечего, сам агитирую. А тебе все-таки и отдохнуть не грех. Потрудился на своем веку,
   – Эх, молодо-зелено! – Старик кивнул головой на Васю. – Что ж что дед стар? А у деда голова, может, лучше твоей молодой работает. Все изобретаю. Все пробую… Вот хожу – и думаю. Лежу – и думаю. Ем – и думаю.
   – Эх, дед, дед! Тебе бы смолоду образование получить, большой бы человек вышел.
   – А я и сейчас не маленький, – спокойно ответил Яков Иванович, выбивая золу из своей почерневшей трубки. – Сколько я ребят на своем веку слесарному делу обучил, и сам счет потерял.

Глава VII

Тяжелый день Наташи

   В первый день занятий в школе Наташа вернулась домой в самом мрачном настроении. Новая школа ей не понравилась. Она очень любила свою прежнюю школу, и здесь ей все показалось чужим и неприветливым. Даже стены были здесь окрашены в синюю краску, и оттого все выглядело мрачно.

   Ребята, встретившись после летних каникул, радостно приветствовали друг друга; стоял немолчный веселый гул, и Наташе вспомнилось, как она возвращалась после каникул в свою школу и как все обступали ее, и как она уже знала, что снова будет председателем совета отряда, и что ее слово при составлении звеньев будет решающим. Здесь никто ее не знал, никто не обратил на нее никакого внимания. Правда, несколько девочек подбегали к ней и в спешке задавали два – три вопроса, но сейчас же отвлекались для своих привычных разговоров. А какой-то мальчишка, увидя ее, расхохотался, показал на нее пальцем и крикнул:
   – Смотрите, новая телятина!
   Наташа вспыхнула и не нашлась сразу, как ответить. Почему «телятина»? Это было так глупо, что не стоило бы обращать внимания. Но она разозлилась и на мальчишку, и на себя – за то, что промолчала. И надо же было как раз в эту минуту войти в класс пионервожатой! Она заметила Наташу и сразу подошла к ней. В другое время Наташе, вероятно, понравилось бы ее немного строгое, но открытое и спокойное лицо, но сейчас ей ничего здесь не нравилось и на вопрос Тони, кто она и откуда, Наташа ответила резко и неприветливо.
   – Что с тобой? – удивленно спросила девушка и слегка нахмурилась.
   – Ничего со мной, – буркнула Наташа.
   – Ну, знаешь… – Тоня покачала головой. – У нас так не разговаривают. Плохо тебя в твоей школе воспитали.
   Наташа окончательно вспылила.
   – Моя школа куда лучше вашей, – отрезала она.
   – По тебе это не видно, – усмехнулась пионервожатая и отошла к группе ребят у окна.
   Наташа осталась одна. Ей было и очень стыдно, и досадно на себя. Она вдруг как-то перестала чувствовать себя самой собой. У нее было такое ощущение, что – что бы она ни стала сейчас делать и говорить – все выйдет глупо. И она сжала зубы и решила просто молчать. Мелькнувшую было мысль подойти к пионервожатой попросить извинения и поговорить с ней открыто, начистоту, рассказать о своем состоянии – Наташа сразу отвергла. Этого не позволяло ей самолюбие.
   Нехорошо получилось и на уроках Она сидела подавленная, рассеянная. По двум предметам ее вызвали, и, хотя она отлично знала, что нужно ответить, ответила гораздо хуже, чем могла. Учительница русского языка, Алла Ивановна, спросила:
   – Ты была отличницей в той школе? – И Наташе показалось, что в голосе ее звучит недоверие.
   – Да, – тихо сказала она и побледнела. Она чувствовала, что вот-вот заплачет. Учительница – она же воспитательница их класса – пытливо посмотрела на нее и ласково сказала:
   – Ничего, ты и у нас будешь отличницей, садись.
   Весь класс смотрел на Наташу. Она села, опустив глаза и почти до крови закусив губу.
   Она не могла дождаться, когда кончится день, и, придя домой, сразу забилась в «разговорку» и расплакалась. Мамы не было дома. Наташа долго сидела в углу на сундуке и думала. Ей казалось, что все кончено и что она уже никогда не займет в школе того положения, какое у нее было раньше. Она слышала, как вернулись Катя и Люся. Не зная, что она дома, девочки уселись в «классной» и начали беседовать. Они горячо обсуждали классные новости, и Наташе стало еще обиднее. вот и Катя с Люсей стали ей чужими… У них уже свои, далекие от нее интересы…
   – А ты знаешь, – сказала вдруг Люся, – ведь наша Тоня сейчас вожатая в пятом "А", как раз у Наташи.
   – Да что ты? – удивилась Катя. – Жаль, что не у нас,
   – А я рада: не люблю ее.
   – А вот я уверена, – Наташе она понравится! – воскликнула Катя.
   – Ой, интересно, как Наташка? Как ей наша школа?.. Скорей бы она пришла!
   – Почему это ее еще нет? У них сегодня последнего урока не было, – заговорила Катя. – Знаешь что? Пойдем дождемся ее в садике!
   – Пойдем! Без Наташки дома скучно.
   Когда захлопнулась дверь, Наташа вышла из закутки, смыла с лица следы слез и вздохнула с облегчением.
   Нет, не чужие ей Катя и Люся. А в школе… Наташа упрямо тряхнула головой. Нет, и в школе она во что бы то ни стало должна исправить то, что получилось сегодня… Во что бы то ни стало!
   Она выбежала на балкон и поглядела вниз. Девочки сидели на скамье и, болтая между собой, посматривали вдоль бульвара, не идет ли она.
   – Катя! Люся!
   Обе подняли головы и очень удивились.
   – Как, мы прозевали тебя? – крикнула Люся. Они сорвались со скамьи, побежали домой.
   Наташа ничего не рассказала им о своих горестях. На расспросы ответила только, что еще не разобралась, что трудно судить по первому дню. Но Катя почувствовала, что что-то не то. И сразу решила, что завтра расскажет о Наташе Тоне, с которой была в большой дружбе.
   А вечером, оставшись наедине с мамой, Наташа во время «задушевного разговора», ничего не утаивая, рассказала ей о своем первом школьном дне.
   – Случается, – улыбнулась Софья Михайловна. – С каждым человеком так бывает, что вдруг какая-то самая нелепая глупость выбьет из колеи. Но тут важно не поддаться этому, не верить своему ощущению, будто все к тебе плохо относятся.
   – А знаешь, мама, – пожаловалась Наташа, – мне завтра прямо-таки трудно в школу идти.
   – Ничего, вот увидишь, скоро все будет хорошо. Будь лишь сама собой и поменьше думай о себе.

* * *

   Прошло несколько дней. Наташа вся как-то подобралась после разговора с мамой и постепенно привыкала к новой школе, знакомилась с ребятами. Она чувствовала, что Алла Ивановна и Тоня внимательно присматриваются к ней; и ей вскоре стало с ними легко и просто. Она не подозревала, что Катя много рассказала Тоне о ней и о всей ее семье и что мама приходила к Алле Ивановне, и они долго беседовали о ее злополучном первом дне.
   К концу четверти она была снова отличницей и дружила со всем классом, и снова с головой вошла во все его интересы и происшествия. И дома – с Катей и Люсей – большая часть их бесед была о школе.

Глава VIII

Что же такое «соленая католюандо»?

   Наступила зима. Все шло своим чередом. Днем девочки учились, а по вечерам готовили уроки в «классной», читали и рисовали. Иногда к их столу подсаживались и взрослые; начинались беседы, шутки и споры. Часто забегали школьные подруги; им нравилось бывать в этой квартире. Теперь нередко заглядывал к ним и доктор.
   Дружба между доктором и Тотиком все росла. Доктор, вернувшись со службы, первым делом спрашивал:
   – Где Тотик?
   А Тотик с середины дня приставал ко всем:
   – Почему не идет Гуливел? – Он иначе не называл доктора.
   Когда Тотик болел, доктор просиживал у его кроватки ночи напролет и волновался больше, чем родители.
   Девочки учились, росли, ссорились и мирились, катались на коньках и на лыжах. Иногда по воскресеньям Леонтий Федорович водил их то в музеи, то просто гулять по городу; и Наташа все чаще мечтала о том, как она будет художницей и как нарисует виды всех своих любимых мест в Ленинграде. С этой осени она занималась в студии Дома пионеров и делала большие успехи.
   Как-то в субботний вечер пришел Вася. Уроки у девочек были уже приготовлены, и они, сидя в «классной», с увлечением придумывали шарады. Вася сразу присоединился к ним и предложил нарисовать им ребус. Ему дали большой лист бумаги. Девочки, стоя на коленках на стульях и упираясь локтями в стол, не сводили глаз с кончика карандаша.
   Подошла Анна Николаевна и тоже стала смотреть через плечо Васи на рисунок. Вася, лукаво улыбаясь, быстро, одним штрихом, рисовал подряд маленькие рожицы – одну забавнее другой. Тут были и детские смеющиеся и плачущие мордашки, и сердитые старики, и веселые старушки, и толстуха с подвязанной щекой, и удивленный чем-то гражданин с высоко поднятыми бровями, – и каких-каких физиономий тут не было. Девочки хохотали от души; не отставала от них и Анна Николаевна. На большом листе бумаги шел уже третий ряд рожиц – по десять в ряд – и вдруг хохот еще усилился – в четвертом ряду начали появляться одна за другой очень похожие карикатуры на Катю, на Люсю, на Наташу, на самого Васю, потом на Якова Ивановича и всех остальных обитателей квартиры.
   – Ой, до чего похоже! – заливалась Люся.
   – Вася! Неужели я такая страшная?! – хохотала Анна Николаевна.
   – А доктор-то! Смотрите!
   – А это сам Вася! Как похож!
   На взрывы смеха и крик девочек вышли из своей комнаты и Наташины родители.
   – Да тут у вас – мы слышим – уж очень весело. Нельзя ли и нам присоединиться? – сказал Леонтий Федорович, тоже заглядывая через Васино плечо.
   – Ну, Вася, я тебе пророчу блестящую будущность! – воскликнул он.
   Васин карандаш выводил уже седьмой ряд смешных физиономий, а за ним последовали восьмой, девятый и десятый.
   Вася громко стукнул карандашом по столу и встал.
   – Ну, вот вам и ребус. Угадывайте!
   – Понял! – сказал Леонтий Федорович.
   – Папка, молчи! Мы сами разгадаем, – крикнула Наташа.
   Катя, тыкая пальцем в каждый рисунок, считала:
   – Десять. И десять рядов. Значит, его.
   – Ну и сто рож! Сторож!
   – Сторож! Сторож!
   – Браво, Вася! Молодец! – зашумели все.
   – Постойте! – закричала Софья Михайловна. – Я гак хорошо рисовать не умею, а тоже придумаю интересный ребус. Наташа, дай бумаги.
   – А я чем хуже? И я могу! И мне бумаги! – И Леонтий Федорович уселся к столу.
   – Все! Все! Давайте все! Кто скорее придумает ребус! – кричала Наташа.
   И, увлеченные, все принялись за работу.
   Наташа украдкой следила за отцом. Он сосредоточенно думал, иногда шевеля губами, и все писал какие-то буквы.
   – У тебя ребус, папка?
   – Нет, не ребус. Загадка. И уже готова!
   – Ну?! Покажите!
   Леонтий Федорович закрыл свой лист руками.
   – Не покажу! У меня загадка совсем особенная. Угадайте: как называется наша квартира?
   – То есть как? Почему… Да просто номер шесть, – заговорили все в недоумении.
   – Так вот! – повысил голос Леонтий Федорович. – Наша квартира называется «Соленая Католюандо».
   – Как?.. Что?.. Что это значит?.. Как?..
   – "Соленая Католюандо", – раздельно повторил Леонтий Федорович.
   – Почему соленая? – спросила Анна Николаевна.
   – А мы разве пресные? – ответил Леонтий Федорович.
   – А что такое ка… като… как там дальше?

   – Католюандо. Я не виноват. Выходит, что квартира так называется. – Леонтий Федорович развел руками.
   Софья Михайловна подумала, наморщив лоб, и вдруг понимающе протянула:
   – А-а!
   – Не говори! Пусть девочки догадаются! – сказал Леонтий Федорович.
   Катя записала непонятные слова и сейчас внимательно вчитывалась в них.
   – Ну, скажите! Ну, все равно не догадаться! – приставала Люся.
   – Догадаемся! Сами догадаемся! – уверяла Наташа.
   – Я уже угадала! – Катя подняла голову и слегка покраснела. – Это первые буквы: Соня – Леня – Наташа – Яков – Катя – Тотик – Люся – Анна – Доктор.
   – Ай да Катюшка! Самая догадливая! – сказал Леонтий Федорович. – Ну, у кого еще что-нибудь готово?
   На шум в «классной» выглянул из своей комнаты доктор.
   – Идите сюда! – стараясь перекричать звонкие голоса девочек, позвала его Софья Михайловна. – Доктор, вы знаете, где вы живете?
   – Садитесь! – Вася подставил доктору стул.
   – Как где? В Ленинграде, – отвечал доктор, садясь к столу.
   – В Соленой Ка-то-лю-ан-до! – в один голос, но запинаясь на втором слове, закричали девочки.
   – Что-о? Как?
   – Товарищи! – Софья Михайловна встала с места. – Смотрите, одного Якова Ивановича не хватает! Вася, зови его к нам!
   – Попробую! – И Вася выскочил из «классной».
   – А доктору дайте бумагу. Доктор, придумайте ребус! – распоряжалась Софья Михайловна.
   – А я не умею…
   – Ну! Без разговоров! Если не ребус, так загадку!
   – Дедушка уже ложится! Ему завтра рано вставать, – сообщил Вася, входя.
   – Жаль! Ну, а остальные – за дело! У меня сейчас ребус готов! – И Софья Михайловна снова склонилась над бумагой.
 
   В этот вечер разошлись поздно.

* * *

   – Девочки! Я что-то придумала! Только это пока секрет. Идемте в «разговорку».
   И Наташа первая побежала в закуток.
   Уселись на сундук. Наташа зашептала:
   – Девочки, ведь скоро Новый год. Я когда была маленькой, папа с мамой всегда уходили в гости встречать. А вот уже этот, и прошлый, и позапрошлый мы встречали втроем. Потому что Тотик маленький был, его не оставишь, а я уже большая, и хотелось, чтоб всем вместе. А вы уже встречали Новый год?
   – И у меня, – заговорила Люся, – прежде мама всегда меня уложит и уйдет в гости. А прошлый год я такой рев подняла! Не хочу, чтоб она уходила! Ну, она и осталась!
   – А к нам в прошлый год Вася пришел, и мы в одиннадцать часов друг друга поздравили, и Вася ушел с товарищами встречать, а мы с дедушкой спать легли, – рассказала Катя.
   – Вот после того, как мы ребусы загадывали, – совсем тихо заговорила Наташа, – я тогда легла спать, и пока засыпала, мне что-то и придумалось. Давайте все вместе встречать. Только чтоб и Вася! С ним так весело!
   – Ой! Чудно! – Люся даже подпрыгнула на сундуке.
   – Если старшие не захотят, – продолжала Наташа, – давайте будем приставать, приставать, пока не согласятся. Ладно?
   – Мама согласится! Я ее упрошу! – сказала Люся.
   Катя молчала.
   – И вот я еще что придумала, – продолжала Наташа: – пускай каждый приготовит к этому вечеру какой-нибудь сюрприз. Только непременно чтоб все! И я уже сочинила сюрприз, – у нас у трех будет общий. Вот слушайте, только чтоб никто не знал! – Три головы почти прижались друг к другу, и Наташа шепотом изложила свой план.
   – Это будет так смешно! – Люся хихикнула.
   – Вот только… – Катя запнулась на мгновение. – Я не знаю, как дедушка…
   – Что – дедушка? И его тащи!..
   – Не пойдет. Он такой стеснительный… А я же его тоже одного в такой вечер не оставлю… Значит, и я не могу…
   – Ну-у… – протянула Наташа, – так нельзя. Тогда же и из моего сюрприза ничего не выйдет. Ты уговори дедушку.
   – Н-не знаю… – пробормотала Катя.

* * *

   Люся была права: ее маму даже не пришлось уговаривать, – она согласилась с радостью. Наташины родители сначала удивились ее выдумке, потом Софья Михайловна тряхнула своей кудрявой головой.
   – А знаешь, Леня, – ведь это может получиться и неплохо. Попробуем, а?
   – Вот увидишь, мама! Очень весело будет! – упрашивала Наташа. – Папа, ну?
   – Что ж… Соберемся как-нибудь вечерком все вместе и обсудим, – согласился отец.
 
   На доктора решили напустить Тотика. Наташа вместе с матерью несколько дней подряд обучали его. И вот однажды, когда доктор вышел из своей комнаты, перед ним вдруг встали, вытянувшись, как на параде, все три девочки, а по бокам две мамы. Впереди всех стоял Тотик.
   – Что такое? В чем дело? – растерялся доктор.
   – Ну, Тотик! – подтолкнула Наташа братишку.
   И Тотик, громко отчеканивая слова по одной букве, произнес:
   – Вся «Соленая Католюандо» – плиглашает вас вместе встлетить Новый год.
   И шаркнул ножкой. Он проделал это так серьезно и торжественно, что доктор не смог не расхохотаться, подхватил и поднял своего любимца. Тотчас же три девочки и обе мамы схватились за руки, окружив доктора хороводом, и закружились вокруг него, припевая: «Согласился! Согласился! Согласился!»

* * *

   Катя принимала участие в веселой затее с приглашением доктора, но на душе у нее было невесело: дедушка решительно отказался участвовать в общей встрече Нового года. А ей так хотелось! Правда, дедушка сказал так:
   – Не пойду я, Катюшка, – и не проси. Кому я там нужен, какое от меня веселье? А ты ступай. Знаю – люди хорошие, худому тебя не научат.
   – Дедушка, я без тебя не пойду… Ну, как ты один… – жалобно просила Катя. – И сюрпризы интересные будут…
   – А чего же? Я лягу спать в одиннадцать – и славно. А ты повеселись. Чего ж, я не прочь…
   – Ну, дедушка!
   – И не проси.
   И дедушка засопел носом и стал изо всех сил выбивать трубку, что у него всегда служило признаком плохого настроения. Катя очень хорошо знала: ему жаль ее, и потому он ее уговаривает пойти без него на встречу Нового года, а самому ведь очень грустно будет одному…
   Сидя с девочками в «разговорке», Катя рассказала им об этом.
   – Ну, Катюшка, – протянула Наташа, – неужели из-за твоего упрямого деда мой сюрприз сорвется?
   – А что же мне делать, Наташа? – чуть не плача, спросила Катя.
   – Придется сделать знаешь как? Ведь наш сюрприз будет самым первым. Мы его проделаем, а потом ты к дедушке пойдешь, побудешь с ним, а потом он спать ляжет, а ты опять к нам придешь.
   – А всего, что будет вкусного за ужином, мы тебе оставим, – утешала ее Люся.
   – И потом… как же будет Вася? – спросила Катя.
   – Да, как же Вася? Неужели и он не с нами? Ой, не хочу, – волновалась Наташа. – Неужели нам Яков Иванович всю встречу расстроит? Может, моя мама его уговорит?
   Но и Софье Михайловне не удалось сломить упрямство старого слесаря.

Глава IX

Встреча Нового года. «Ула, ула!» – кричал Тотик…

   Наступил вечер 31 декабря.
   Накрывать на стол вызвались Леонтий Федорович и Анна Николаевна. Девочки закрылись в комнате Люси, и оттуда то и дело доносились взрывы смеха и шушуканье.

   К началу двенадцатого стол был накрыт и из «классной» прозвучал звонок, сзывающий к ужину.
   – Сейчас! Сейчас! Мы уже готовы! – раздался из-за двери голос Наташи. – Вы все рассаживайтесь, а тогда мы выйдем.
   Леонтий Федорович и обе мамы заняли свои места. Доктор, лукаво улыбаясь, вышел из своей комнаты и тоже сел к столу. Дверь из прихожей отворилась, вошел Вася.
   – Ну, все уселись? Мы идем!
   – Ждем! Ждем!
   Дверь распахнулась настежь, и из нее вышли молча, торжественным шагом, держась под руки, все три девочки, одетые в свои самые нарядные платья. Но головы их были замотаны пестрыми платками и шарфами так, что не было видно волос, а лица завешаны двойным слоем марли. На руках были надеты перчатки. На груди у средней был приколот большой лист бумаги, и на нем крупными синими буквами стояло:

УГАДАЙТЕ КТО – КТО???

УГАДЫВАТЬ ПО ОДНОМУ РАЗУ!

Угадавший будет удостоен звания почетного члена «Соленой Католюандо»

   – Что ж тут угадывать! – непосредственно вырвалось у Анны Николаевны. – Вот Люся, а вот Наташа, а вот Катя!
   – Пф-ф-ф! – дружно фыркнули все три девочки.
   – В том-то и сюрприз, что это не так просто, – заметил Леонтий Федорович.
   – Ах, они обменялись платьями, – догадалась Анна Николаевна.
   – Да. И вы свое право отгадывать уже использовали, Анна Николаевна, – сказал Вася. – А мы спешить не будем. Гм… Надо присмотреться.
   Девочки стояли молча.
   – Мне кажется, это Наташа, – неуверенно произнесла Софья Михайловна, указывая пальцем на среднюю девочку.
   – Пф-ф-ф! – раздалось в ответ.
   – Да нет! Это Катя! – убежденно произнес доктор.
   – Пф-ф-ф!
   – Не угадал? – удивился доктор.
   – Ну, – сказал Леонтий Федорович, – теперь уже не трудно догадаться, что средняя – Люся.
   Три головы сделали одновременно утвердительный жест.
   – А левая… – начал было Вася.
   – Стойте! – перебил его Леонтий Федорович. – Остались мы с вами кандидатами на высокое звание. Но, если вы сейчас угадаете, кто левая, – мне уже нечего будет угадывать. Вы скажите свою догадку на ухо Анне Николаевне, я свою – на ухо жене. А они уже произнесут вслух.

   – Идет! – сказал Вася и шепнул что-то на ухо Люсиной маме. Леонтий Федорович наклонился к уху жены и зашептал.
   – Можно говорить? – спросила она.
   – Теперь можно.
   – Папа узнал свою дочку в правой девочке, – сказала Софья Михайловна, указывая пальцем.
   – Пф-ф-ф! – фыркнули девочки.
   – Ура! Я почетный член «Соленой Католюандо»! – закричал Вася и даже подскочил на стуле.
   – Верно! Верно! Вася сказал: правая Катя, левая – Наташа! – воскликнула Анна Николаевна. – Ай да Вася! – И все зааплодировали Васе.
   Девочки срывали с лиц куски марли.
   – Как ты узнал, Вася? Просто наугад?
   – Нет, не просто наугад.
   – А как? Как? – Девочки обступили Васю.
   – По движению головы, – сказал Вася. – Когда вы утвердительно кивнули головами, – кивок Наташи был твердый, уверенный. Твой кивок. Катя, – какой-то робкий, несмелый… Я узнал каждую по ее характеру.
   – Что значит художник, – сказала Софья Михайловна.
   – Гм… А мне, как юристу, стыдно, что я на это не обратил внимания. Следователь бы из меня не вышел, – покачал головой Леонтий Федорович.
   – Будем переодеваться? – спросила Катя.
   Все запротестовали: уже половина двенадцатого.
   – За стол! За стол! – весело приглашала Софья Михайловна.
   Катя подошла к брату.
   – А мы теперь пойдем к дедушке, Вася?
   – Погоди, – сказал Вася громко. – Товарищи! Сейчас будет мой сюрприз. Девочки, прошу занять места. – И он вышел из «классной».
   Через минуту он вошел обратно, слегка подталкивая перед собой за плечи одетого по-праздничному Якова Ивановича. Старый слесарь смущенно улыбался и быстрым взглядом окинул все лица, словно ища поддержки.
   – Яков Иванович! – в один голос вырвался у всех радостный крик.
   – Дедушка!.. – Катя вся залилась краской и просияла.
   – Как хорошо, что вы пришли, милый Яков Иванович! – Софья Михайловна бросилась навстречу к старику и, схватив его за обе руки, подвела к столу.
   – Вот… Уговорил Вася… «Иначе, – говорит, – ты нам с Катей весь вечер испортишь», – бормотал между тем Яков Иванович.
   – Да вы точно оправдываетесь, – засмеялся Леонтий Федорович. – А поглядите, ведь вам и прибор накрыт. Садитесь скорей.
   – И приступайте к закуске, а я пойду за пирогом. – И Софья Михайловна вышла на кухню.
   Но тут произошел еще один сюрприз, никем не подготовленный и совершенно непредвиденный. Дверь растворилась, и на пороге появился заспанный Тотик, босиком, в длинной ночной рубашке. Щурясь от яркого света, он возмущенно произнес:
   – А почему меня не плигласили?
   Через минуту он, с закутанными ножками, сидел на коленях у доктора и внимательными глазами изучал стол.
   – Сколько вкусностей! – радостно сказал он.
   Мать внесла поднос с пирогом и поставила посреди стола. Леонтий Федорович налил всем взрослым по рюмке вина, но вдруг так и застыл.