Страница:
Мюрдок тогда не выдерживал, и в большой зале раздавались его сердитые возгласы. Он говорил, увлекаясь, точно был на митинге.
— Нищета после целой жизни труда, нищета без конца! — повторял он.
И в то время как Мартина и Китти дрожали, чтобы его не услышал агент полиции, бродивший по окрестностям, Мартен и Сим сидели молча в стороне, опустив голову.
Малыш бывал очень взволнован, присутствуя при таких сценах. После всех пережитых им испытаний неужели его несчастья еще не окончились с того дня, как он поселился на Керуапской ферме? Что еще готовила ему судьба?
Ему было восемь с половиной лет. Благодаря крепкому сложению его организм устоял — и ни болезни, ни лишения, ни плохие жизненные условия не могли сломить его. Про паровые котлы говорят обычно, что они испытаны «до высоких атмосфер», когда они подвергались соответствующим давлениям. Малыш тоже был испытан до последнего градуса сопротивления и мог выдержать какие угодно физические и нравственные лишения. Это было заметно по его развитым плечам, широкой груди. Волосы сильно потемнели и были коротко острижены. Темно-синие глаза с блестящими зрачками выражали живость и энергию. Такие же энергия и решительность сказывались в его слегка сжатых губах и в немного выступающем подбородке. Все это не ускользнуло от внимания семьи. Земледельцы люди серьезные, рассудительные и всегда хорошие наблюдатели. Они не могли не заметить, что этот мальчуган был трудолюбив и что из него, без сомнения, должен был вырасти незаурядный человек.
Когда настало время жатвы и сенокоса, урожай оказался таким плохим по сравнению с прежними годами, что получился значительный дефицит. Жители фермы сами справились с полевыми работами, и посторонних нанимать не понадобилось. Однако картофель был отличный. Так что зимой семья будет с едой. Но откуда взять денег для уплаты аренды и податей?
Зима была ранняя. В начале сентября начались сильные холода, а вскоре выпал обильный снег. Скот нельзя было выгонять на пастбище: ни козы, ни овцы не могли бы добыть травы из-под толстого крепкого слоя снега. Появились основательные опасения, что заготовленного корма для них не хватит до весны. Кто имел только возможность, в том числе Мак-Карти, закупил, конечно, за высокую цену недостающий корм, хотя было бы, может быть, лучше избавиться от части скота, содержание которого было далеко не обеспечено.
Сильные холода, от которых поля промерзают на несколько футов, считаются весьма печальным явлением во всех странах, но в Ирландии они еще чувствительнее отзываются на земле, плохо согретой удобрениями. Что тогда может сделать плуг с землей, крепкой, как камень? А если посев не будет сделан вовремя, предстоит нищета. Ведь человеку не дано изменять климатических условий. Ему приходится молча выжидать, в то время как запасы убывают с каждым днем.
К концу ноября за снежными метелями последовали сильнейшие холода. Термометр показывал неоднократно девятнадцать градусов ниже нуля.
Ферма, покрытая ледяной корой, походила на гренландские хижины, затерянные среди снегов. Но толстый слой снега сохранял тепло внутри жилищ, и благодаря ему не приходилось чересчур страдать от холода.
Мороз был настолько силен, что, выходя на воздух, надо было принимать известные предосторожности.
В это время Мартен и Мюрдок, предвидя скорые платежи, принуждены были продать часть скота и, между прочим, большую партию овец. Надо было спешить продавать их, пока был спрос на рынке.
Было около 15 декабря. Так как ехать в тележке по ледяной коре было трудно, то фермер с сыном решили идти пешком. Двадцать четыре мили в двадцатиградусный мороз было, конечно, делом не легким. Их отсутствие должно было продолжаться не менее двух-трех дней.
Они покинули ферму рано утром. Хотя погода была сухая, но тяжелые тучи, двигавшиеся к западу, предвещали перемену.
Мартен и Мюрдок, вышедшие 15-го, могли вернуться не ранее 17-го вечером.
День прошел без изменений температуры. Но к вечеру мороз усилился на два градуса, и поднялся ветер, что немало встревожило оставшихся на ферме, так как Кашенская долина всегда сильно подвергается натиску бури.
В ночь с 16-го на 17-е разразилась сильнейшая буря; в снежной круговерти за десять шагов уже ничего нельзя было различить. Шум сталкивающихся ледяных глыб на реке был невыносим. Где были в это время Мартен и Мюрдок? Возвращались ли они уже домой? Никто этого не знал. Во всяком случае, 18-го вечером их еще не было.
Всю ночь свирепствовала буря. Можно себе представить, каково было беспокойство бабушки, Мартины, Китти, Сима и Малыша! Может быть, они заблудились в снежных заносах?.. Или, выбившись из сил, лежат где-нибудь на дороге, умирая от стужи и голода?
На другой день к десяти часам утра на горизонте посветлело, и порывы бури ослабели. От холодного ветра падавший снег моментально леденел. Сим объявил, что пойдет навстречу отцу и брату, взяв с собою Бирка. С ним согласились, но при условии, что он возьмет с собой Мартину и Китти.
Малыш, несмотря на страстное желание сопровождать их, должен был остаться дома с бабушкой и малюткой.
Решено было, впрочем, не отходить далее трех миль от дома, и если Сим найдет нужным идти еще дальше, то Мартина и Китти вернутся домой.
Бабушка и Малыш остались одни. Дженни спала в комнате Мюрдока и Китти рядом с залой. Род корзины, подвешенной на двух веревках, перекинутых через балки, служил, по ирландскому обычаю, колыбелью для ребенка.
Кресло бабушки стояло перед очагом, в котором Малыш поддерживал огонь, подкладывая дрова и торф. Время от времени он заходил в комнату, где спала малютка, беспокоясь, не проснулась ли она, готовый напоить ее теплым молоком или покачать осторожно колыбель.
Бабушка, измученная беспокойством, прислушивалась к малейшему шуму на дворе.
— Ты ничего не слышишь, Малыш? — спрашивала она.
— Нет, бабушка.
И, очистив окно от замерзшего инея, он старался рассмотреть, что делалось на покрытом снегом дворе.
Около половины первого девочка вдруг вскрикнула. Малыш поспешил к ней, но так как она даже не открыла глаз, он только слегка покачал колыбель, и Дженни опять заснула.
Он хотел уже вернуться к бабушке, не желая оставлять ее одну, когда вдруг снаружи послышался шум. Малыше прислушался. Казалось, кто-то царапал когтями в стороне хлева, примыкавшего к комнате Мюрдока; но так как она была отделена цельной стеной, то он и не обратил на это особенного внимания. Вероятно, это были крысы, старавшиеся пробраться в дом. Окно было хорошо затворено, и с этой стороны опасаться было тоже нечего.
Малыш, заперев дверь, вернулся к бабушке.
— Что с Дженни? — спросила та.
— Она опять заснула.
— Тогда посиди со мной, дитя мое.
— Хорошо, бабушка.
Сидя перед очагом, оба говорили о Мартене и Мюрдоке, затем о Мартине, Киттн и Симе, ушедших их встречать.
Не случилось бы только с ними несчастья.
Среди этих снежных бурь случаются иногда ужасные катастрофы! Конечно, люди сильные и энергичные всегда сумеют выйти из затруднения… Как только они придут домой, они согреются перед пылающим очагом и найдут горячий грог на столе…
Прошло два часа с тех пор, как Мартина и другие ушли из дома.
— Хотите я выйду за ворота, бабушка? — предложил Малыш. — Оттуда я увижу, что делается на дороге…
— Нет… нет! Нельзя всем покинуть дом, а он покинут, когда в нем только я одна…
Вскоре утомившаяся от ожидания старушка уснула. Малыш, подложив ей под голову подушку и стараясь не шуметь, подошел к окну.
Протерев стекла, он стал всматриваться.
Двор, весь белый, был безмолвен, как кладбище.
Раз бабушка и Дженни спокойно спали, почему бы ему не пойти за ворота? Это любопытство или, вернее, желание посмотреть, не возвращаются ли запоздавшие, было весьма простительно.
Малыш вышел из дома и закрыл за собой осторожно дверь. Пройдя по снегу до ворот, он заглянул на дорогу.
Белая, покрытая снегом дорога была совершенно пустынна. Ни малейшего звука не доходило до него, а между тем лай Бирка мог бы быть слышен на очень далеком расстоянии в такой сильный мороз.
Малыш, осмотревшись, вышел на середину дороги.
В эту минуту его внимание было привлечено опять каким-то царапаньем, раздававшимся не на улице, а на дворе вправо от хлева. Царапанье это сопровождалось, кроме того, каким-то ворчанием.
Малыш, неподвижный, прислушивался. Сердце у него сильно билось. Но он храбро направился к хлеву и, обогнув угол здания, стал осторожно подвигаться.
Шум продолжал слышаться внутри, в том углу, где была комната Мюрдока.
Малыш, предчувствуя что-то неладное, пополз осторожно вдоль стены.
Едва он завернул за угол, как невольно вскрикнул.
В этом месте солома была раскидана, и в известковой стене, ветхой от времени, виднелась большая дыра, выходившая в комнату Дженни.
Кто сделал это отверстие?.. Человек или животное?
Малыш, недолго думая, бросился в комнату.
Как раз в эту минуту какое-то большое животное выбежало из нее, опрокинув мальчика.
Это был волк, один из тех громадных волков, с остроконечной мордой, которые бродят зимой стаями по ирландским деревням.
Прорыв в стене дыру, тот пробрался в комнату и, сорвав колыбель с ребенком, пустился бежать, унося ее с собой.
Девочка громко кричала.
Малыш, не задумываясь, с ножом в руке бросился вдогонку за волком, взывая громко о помощи. Но кто мог услышать его? Кто мог помочь? А если волк набросится на него? Но он об этом не думал, он не боялся за себя и видел только ребенка, уносимого зверем.
Волк бежал скоро, таща колыбель за веревку. Малышу пришлось пробежать около сотни шагов, прежде чем он догнал его. Миновав ферму, волк выскочил на дорогу, когда Малыш наконец настиг его. Волк, бросив колыбель, накинулся на мальчика. Малыш твердо выждал его и в ту минуту, как зверь набросился на него, всадил ему в бок нож. Но и волк, однако, успел укусить ему руку, и боль была так сильна, что ребенок лишился чувств.
В это же мгновение послышался лай, и Бирк бросился на волка, который поспешил скрыться среди дальних белых сугробов.
Затем прибежали Мартен и Мюрдок, которых Сим, Мартина и Китти встретили за две мили от дома.
Маленькая Дженни была спасена, и мать, схватив ее на руки, унесла в дом.
Малыша же, которому Мюрдок перевязал рану, положили в бабушкину комнату.
Как только он пришел в себя, спросил:
— А Дженни?
— Она там, — ответила Китти, — и жива благодаря тебе, мой храбрый мальчик!
— Мне хотелось бы ее поцеловать…
И как только он увидел девочку, улыбнувшуюся ему, глаза его опять закрылись.
— Нищета после целой жизни труда, нищета без конца! — повторял он.
И в то время как Мартина и Китти дрожали, чтобы его не услышал агент полиции, бродивший по окрестностям, Мартен и Сим сидели молча в стороне, опустив голову.
Малыш бывал очень взволнован, присутствуя при таких сценах. После всех пережитых им испытаний неужели его несчастья еще не окончились с того дня, как он поселился на Керуапской ферме? Что еще готовила ему судьба?
Ему было восемь с половиной лет. Благодаря крепкому сложению его организм устоял — и ни болезни, ни лишения, ни плохие жизненные условия не могли сломить его. Про паровые котлы говорят обычно, что они испытаны «до высоких атмосфер», когда они подвергались соответствующим давлениям. Малыш тоже был испытан до последнего градуса сопротивления и мог выдержать какие угодно физические и нравственные лишения. Это было заметно по его развитым плечам, широкой груди. Волосы сильно потемнели и были коротко острижены. Темно-синие глаза с блестящими зрачками выражали живость и энергию. Такие же энергия и решительность сказывались в его слегка сжатых губах и в немного выступающем подбородке. Все это не ускользнуло от внимания семьи. Земледельцы люди серьезные, рассудительные и всегда хорошие наблюдатели. Они не могли не заметить, что этот мальчуган был трудолюбив и что из него, без сомнения, должен был вырасти незаурядный человек.
Когда настало время жатвы и сенокоса, урожай оказался таким плохим по сравнению с прежними годами, что получился значительный дефицит. Жители фермы сами справились с полевыми работами, и посторонних нанимать не понадобилось. Однако картофель был отличный. Так что зимой семья будет с едой. Но откуда взять денег для уплаты аренды и податей?
Зима была ранняя. В начале сентября начались сильные холода, а вскоре выпал обильный снег. Скот нельзя было выгонять на пастбище: ни козы, ни овцы не могли бы добыть травы из-под толстого крепкого слоя снега. Появились основательные опасения, что заготовленного корма для них не хватит до весны. Кто имел только возможность, в том числе Мак-Карти, закупил, конечно, за высокую цену недостающий корм, хотя было бы, может быть, лучше избавиться от части скота, содержание которого было далеко не обеспечено.
Сильные холода, от которых поля промерзают на несколько футов, считаются весьма печальным явлением во всех странах, но в Ирландии они еще чувствительнее отзываются на земле, плохо согретой удобрениями. Что тогда может сделать плуг с землей, крепкой, как камень? А если посев не будет сделан вовремя, предстоит нищета. Ведь человеку не дано изменять климатических условий. Ему приходится молча выжидать, в то время как запасы убывают с каждым днем.
К концу ноября за снежными метелями последовали сильнейшие холода. Термометр показывал неоднократно девятнадцать градусов ниже нуля.
Ферма, покрытая ледяной корой, походила на гренландские хижины, затерянные среди снегов. Но толстый слой снега сохранял тепло внутри жилищ, и благодаря ему не приходилось чересчур страдать от холода.
Мороз был настолько силен, что, выходя на воздух, надо было принимать известные предосторожности.
В это время Мартен и Мюрдок, предвидя скорые платежи, принуждены были продать часть скота и, между прочим, большую партию овец. Надо было спешить продавать их, пока был спрос на рынке.
Было около 15 декабря. Так как ехать в тележке по ледяной коре было трудно, то фермер с сыном решили идти пешком. Двадцать четыре мили в двадцатиградусный мороз было, конечно, делом не легким. Их отсутствие должно было продолжаться не менее двух-трех дней.
Они покинули ферму рано утром. Хотя погода была сухая, но тяжелые тучи, двигавшиеся к западу, предвещали перемену.
Мартен и Мюрдок, вышедшие 15-го, могли вернуться не ранее 17-го вечером.
День прошел без изменений температуры. Но к вечеру мороз усилился на два градуса, и поднялся ветер, что немало встревожило оставшихся на ферме, так как Кашенская долина всегда сильно подвергается натиску бури.
В ночь с 16-го на 17-е разразилась сильнейшая буря; в снежной круговерти за десять шагов уже ничего нельзя было различить. Шум сталкивающихся ледяных глыб на реке был невыносим. Где были в это время Мартен и Мюрдок? Возвращались ли они уже домой? Никто этого не знал. Во всяком случае, 18-го вечером их еще не было.
Всю ночь свирепствовала буря. Можно себе представить, каково было беспокойство бабушки, Мартины, Китти, Сима и Малыша! Может быть, они заблудились в снежных заносах?.. Или, выбившись из сил, лежат где-нибудь на дороге, умирая от стужи и голода?
На другой день к десяти часам утра на горизонте посветлело, и порывы бури ослабели. От холодного ветра падавший снег моментально леденел. Сим объявил, что пойдет навстречу отцу и брату, взяв с собою Бирка. С ним согласились, но при условии, что он возьмет с собой Мартину и Китти.
Малыш, несмотря на страстное желание сопровождать их, должен был остаться дома с бабушкой и малюткой.
Решено было, впрочем, не отходить далее трех миль от дома, и если Сим найдет нужным идти еще дальше, то Мартина и Китти вернутся домой.
Бабушка и Малыш остались одни. Дженни спала в комнате Мюрдока и Китти рядом с залой. Род корзины, подвешенной на двух веревках, перекинутых через балки, служил, по ирландскому обычаю, колыбелью для ребенка.
Кресло бабушки стояло перед очагом, в котором Малыш поддерживал огонь, подкладывая дрова и торф. Время от времени он заходил в комнату, где спала малютка, беспокоясь, не проснулась ли она, готовый напоить ее теплым молоком или покачать осторожно колыбель.
Бабушка, измученная беспокойством, прислушивалась к малейшему шуму на дворе.
— Ты ничего не слышишь, Малыш? — спрашивала она.
— Нет, бабушка.
И, очистив окно от замерзшего инея, он старался рассмотреть, что делалось на покрытом снегом дворе.
Около половины первого девочка вдруг вскрикнула. Малыш поспешил к ней, но так как она даже не открыла глаз, он только слегка покачал колыбель, и Дженни опять заснула.
Он хотел уже вернуться к бабушке, не желая оставлять ее одну, когда вдруг снаружи послышался шум. Малыше прислушался. Казалось, кто-то царапал когтями в стороне хлева, примыкавшего к комнате Мюрдока; но так как она была отделена цельной стеной, то он и не обратил на это особенного внимания. Вероятно, это были крысы, старавшиеся пробраться в дом. Окно было хорошо затворено, и с этой стороны опасаться было тоже нечего.
Малыш, заперев дверь, вернулся к бабушке.
— Что с Дженни? — спросила та.
— Она опять заснула.
— Тогда посиди со мной, дитя мое.
— Хорошо, бабушка.
Сидя перед очагом, оба говорили о Мартене и Мюрдоке, затем о Мартине, Киттн и Симе, ушедших их встречать.
Не случилось бы только с ними несчастья.
Среди этих снежных бурь случаются иногда ужасные катастрофы! Конечно, люди сильные и энергичные всегда сумеют выйти из затруднения… Как только они придут домой, они согреются перед пылающим очагом и найдут горячий грог на столе…
Прошло два часа с тех пор, как Мартина и другие ушли из дома.
— Хотите я выйду за ворота, бабушка? — предложил Малыш. — Оттуда я увижу, что делается на дороге…
— Нет… нет! Нельзя всем покинуть дом, а он покинут, когда в нем только я одна…
Вскоре утомившаяся от ожидания старушка уснула. Малыш, подложив ей под голову подушку и стараясь не шуметь, подошел к окну.
Протерев стекла, он стал всматриваться.
Двор, весь белый, был безмолвен, как кладбище.
Раз бабушка и Дженни спокойно спали, почему бы ему не пойти за ворота? Это любопытство или, вернее, желание посмотреть, не возвращаются ли запоздавшие, было весьма простительно.
Малыш вышел из дома и закрыл за собой осторожно дверь. Пройдя по снегу до ворот, он заглянул на дорогу.
Белая, покрытая снегом дорога была совершенно пустынна. Ни малейшего звука не доходило до него, а между тем лай Бирка мог бы быть слышен на очень далеком расстоянии в такой сильный мороз.
Малыш, осмотревшись, вышел на середину дороги.
В эту минуту его внимание было привлечено опять каким-то царапаньем, раздававшимся не на улице, а на дворе вправо от хлева. Царапанье это сопровождалось, кроме того, каким-то ворчанием.
Малыш, неподвижный, прислушивался. Сердце у него сильно билось. Но он храбро направился к хлеву и, обогнув угол здания, стал осторожно подвигаться.
Шум продолжал слышаться внутри, в том углу, где была комната Мюрдока.
Малыш, предчувствуя что-то неладное, пополз осторожно вдоль стены.
Едва он завернул за угол, как невольно вскрикнул.
В этом месте солома была раскидана, и в известковой стене, ветхой от времени, виднелась большая дыра, выходившая в комнату Дженни.
Кто сделал это отверстие?.. Человек или животное?
Малыш, недолго думая, бросился в комнату.
Как раз в эту минуту какое-то большое животное выбежало из нее, опрокинув мальчика.
Это был волк, один из тех громадных волков, с остроконечной мордой, которые бродят зимой стаями по ирландским деревням.
Прорыв в стене дыру, тот пробрался в комнату и, сорвав колыбель с ребенком, пустился бежать, унося ее с собой.
Девочка громко кричала.
Малыш, не задумываясь, с ножом в руке бросился вдогонку за волком, взывая громко о помощи. Но кто мог услышать его? Кто мог помочь? А если волк набросится на него? Но он об этом не думал, он не боялся за себя и видел только ребенка, уносимого зверем.
Волк бежал скоро, таща колыбель за веревку. Малышу пришлось пробежать около сотни шагов, прежде чем он догнал его. Миновав ферму, волк выскочил на дорогу, когда Малыш наконец настиг его. Волк, бросив колыбель, накинулся на мальчика. Малыш твердо выждал его и в ту минуту, как зверь набросился на него, всадил ему в бок нож. Но и волк, однако, успел укусить ему руку, и боль была так сильна, что ребенок лишился чувств.
В это же мгновение послышался лай, и Бирк бросился на волка, который поспешил скрыться среди дальних белых сугробов.
Затем прибежали Мартен и Мюрдок, которых Сим, Мартина и Китти встретили за две мили от дома.
Маленькая Дженни была спасена, и мать, схватив ее на руки, унесла в дом.
Малыша же, которому Мюрдок перевязал рану, положили в бабушкину комнату.
Как только он пришел в себя, спросил:
— А Дженни?
— Она там, — ответила Китти, — и жива благодаря тебе, мой храбрый мальчик!
— Мне хотелось бы ее поцеловать…
И как только он увидел девочку, улыбнувшуюся ему, глаза его опять закрылись.
Глава пятнадцатая. ТЯЖЕЛЫЙ ГОД
Рана Малыша была не опасна, хотя он потерял много крови. Но опоздай они на несколько минут — Мюрдок нашел бы его лишь мертвым, а Китти никогда бы более не увидала своего ребенка!
Нечего и говорить, что Малыша окружили самыми нежными заботами. Как часто ему приходилось сознавать, что у него была родная семья, несмотря на то, что он был никому не известным сиротой! С какой благодарностью он отвечал на эти выражения чувств, вспоминая, сколько счастливых дней он провел на Керуанской ферме. Чтобы знать их число, ему нужно было лишь сосчитать, сколько у него было камешков, полученных от Мартена. С каким радостным чувством он опустил в горшок камешек после приключения с волком!
Наступил новый год, а холода не уменьшались. Громадные стаи волков стали бродить вокруг фермы, стены которой не устояли бы против их крепких когтей. Мартену с сыновьями приходилось не раз стрелять из ружей, чтобы отогнать опасных хищников. Так было и во всем графстве, в долинах которого раздавался по ночам зловещий вой.
Да, это была одна из тех суровых зим, когда, казалось, холодный, пронизывающий ветер со всех полярных стран дул на Северную Европу. Нельзя было предвидеть конца ужасному времени, могущему затянуться, как длительная лихорадка у тяжелобольных. А когда таким больным является земля, каменеющая от холода, растрескавшаяся, как губы умирающего, — невольно является сомнение, восстановится ли когда-нибудь ее плодородие.
Поэтому тревога фермера и всей его семьи была вполне понятна. Однако благодаря продаже овец Мартен оказался все-таки в состоянии уплатить налог и аренду, что, видимо, удивило управляющего, пришедшего на Рождество за арендными деньгами, ведь на многих других фермах ему не смогли их уплатить, и он, опираясь на закон, выселил нескольких фермеров. Но что будет делать Мартен Мак-Карти на следующий год, если затянувшиеся холода помешают посевам?..
К тому же последовали и еще несчастья. Морозы дошли до тридцати градусов, и в конюшне стало так холодно, что четыре лошади и пять коров пали. И не было возможности оградить от холода ветхие постройки, пострадавшие еще больше от натисков бури. Даже птичий двор сравнительно лучшей постройки потерпел значительные потери: Малышу приходилось ежедневно отмечать всевозраставшую убыль. Приходилось опасаться за дом; хотя Мартен с сыновьями его ежедневно осматривали и чинили, но ветхие стены грозили обвалиться в сильный шторм.
Дорога стала непроходимой и была покрыта снегом вышиной в рост человека. Посередине двора, от деревца, посаженного в день рождения Дженни, виднелась только побелевшая верхушка. Чтобы пробраться к хлеву, приходилось расчищать тропинку по несколько раз в день.
Что было удивительно, но мороз нисколько не уменьшался, несмотря на обильно падавший снег. Правда, снег состоял не из пушистых хлопьев, а был крепкий и жесткий. Поэтому даже хвойные деревья, бывшие всегда зелеными, стояли обнаженными, словно по ветвям провели скребками.
На крыше скопились громадные льдины, напоминающие ледяные горы и заставлявшие опасаться новых бедствий, когда они начнут таять от весеннего солнца. Как защитить ферму, если вся масса воды устремится на ее здания?
Но пока у Мартена и его сыновей была другая забота: как сохранить скот? В последний разразившийся ураган была сорвана крыша с хлева, и животные провели три-четыре дня, не защищенные от холода, что повлекло за собой потерю нескольких из них. Семье пришлось, работая в сильнейший холод, пожертвовать частью хлева, чтобы прикрыть ею остальную.
Дом, в котором жила семья Мак-Карти, тоже пострадал от бури. Однажды ночью рухнула вышка, в которой помещался Сим, и ему пришлось поселиться в зале. Но потолок от тяжести снега грозил обрушиться, и пришлось сделать подпорки из досок.
А зима продолжалась, оставаясь столь же суровой. Февраль по холоду не уступал январю. Температура держалась около двадцати градусов ниже нуля. Жители фермы походили на потерпевших крушение, заброшенных на полярный берег и не знавших, когда наконец настанет весна.
Поспешим, однако, заметить, что в пище пока не было недостатка. Мяса и овощей было очень много. К тому же замерзшие животные, хорошо сохранявшиеся во льду, представляли также немалый запас продовольствия. Что касается топлива, то приходилось каждый день подбирать валявшиеся в снегу сучья, сохраняя таким образом запас торфа.
Впрочем, сильные и здоровые, закаленные в суровой климате Мартен с сыновьями не страдали от всех испытаний. Малыш выказывал тоже удивительную стойкость. Мартина и Китти, усердно работая, до сих пор хорошо выдерживали невзгоды. Маленькая Дженни, не покидавшая всегда закрытой комнаты, росла как тепличное растение. Одна только бабушка, видимо, страдала, несмотря на заботы всех окружающих. Ее физические страдания усугублялись страданиями нравственными, так как она страшилась за будущее семьи.
В апреле температура стала более сносной, и ртуть в градуснике поднялась выше нуля. Но земля ждала майской погоды, чтобы окончательно оттаять. Было поздно начинать посевы. Может быть, сенокос будет удачен, но зерно едва ли успеет созреть. Лучше было не рисковать посевом хлеба, а заняться овощами, которые могли созреть в октябре, и, главное, посадить как можно больше картофеля, могущего спасти деревни от голода.
Но какой окажется земля, когда сойдет последний снег? Будет ли еще мерзлой на несколько футов и тверда, как гранит? Как разрыхлить, если плуг не возьмет ее?
Нельзя было начать пахать до конца мая. Солнце, казалось, потеряло свою силу, так медленно стаивал снег, оставшийся до июня в более возвышенных местах графства.
Все земледельцы решили не сеять зерно, а сажать лишь картофель. И не только фермеры Рокингамского владения Керрийского графства, но и в других графствах северо-западной Ирландии. Только в Лейнстерской провинции, в которой земля скорее оттаяла, приступили к посеву хлебов с некоторой надеждой на успех.
Арендаторам пришлось употребить неимоверные усилия, чтобы сделать землю годной для посадки овощей. Мартену и сыновьям его пришлось заменить собой животных, павших зимой. У них оставалась только одна лошадь и осел, которыми они могли пользоваться для полевых работ. Засадили картофелем около тридцати акров земли, боясь, что и этот адский труд будет уничтожен.
Тогда началось новое бедствие, обыденное в горных местностях Ирландии. В конце июня наступила сильная жара, и снег, таявший на горах, устремился потоками по склону. Особенно страдала Мюнстерская провинция, может быть, по причине многочисленных разветвлений ее ручьев. В Керрийском графстве разлив напоминал наводнение. Реки, выйдя из берегов, все кругом залили водой. Многие дома были унесены. Почти весь скот погиб.
В Керрийском графстве часть Рокингамских владений исчезла под водами Кашена. В две недели окрестности ферм превратились в сплошное озеро, прорезаемое такими сильными течениями, что уносили с собой вывернутые с корнем деревья, обломки хижин, сорванные с домов крыши, трупы животных, гибнущих целыми сотнями.
Разлив достиг и Керуанской фермы, почти совершенно уничтожив сараи и хлев. Не удалось спасти животных, кроме свиней. Если бы жилой дом не находился на возвышении, волны достигли бы и его — вода разлилась до нижнего этажа, находившегося всю ночь во власти бушующей стихии.
Последним ударом, нанесенным бедной стране, была повсеместная гибель картофеля, пострадавшего от наводнения.
Никогда еще семье Мак-Карти не приходилось терпеть столько бед сразу. Мрачная будущность предстала перед ними. Как расплатится Мартен, когда явится управляющий?
Как тяжелы обязательства арендаторов! Большая часть дохода попадает всегда в карманы собирателя податей и управляющего лендлордов. Если поземельным владельцам приходится платить триста тысяч фунтов за землю и шестьсот тысяч подати за бедных, то крестьяне еще более угнетаемы налогами за дороги и мосты, налогами в пользу полиции, судебных властей, налогами на содержание тюрем, работных домов и т. д. — представляющими сумму в миллион стерлингов в одной Ирландии. Удовлетворить все эти требования очень затруднительно для фермера даже при хороших обстоятельствах, то есть если урожай удачен, так как ему еще уплачивать арендные деньги за пользование фермой. Но когда земля поражена бесплодием, когда суровая зима и разлив разорили страну, когда впереди ждут изгнание и голод, — что делать тогда? Ведь это не помешает сборщику податей прийти в назначенное время, а после его визита исчезают и последние гроши… Так случилось и с Мартеном Мак-Карти.
Куда девались веселые, счастливые дни жизни Малыша на ферме!.. Никто теперь не работал, потому что работы не было. Вся семья проводила в бездействии бесконечно длинные дни, сидя около бабушки, заметно угасавшей.
Впрочем, почти все местности графства одинаково пострадали от разразившихся бедствий. Зато в самом начале зимы 1881 года везде раздавались угрозы устроить «бойкот лордов», чтобы земля оставалась необработанной, — мера совершенно безуспешная, ведшая к разорению как владельца, так и фермера. Не этими средствами Ирландия может избавиться от тирании феодального режима, добиться пользования землей арендатором на более подходящих условиях или смягчить меры, практикуемые лендлордами.
Волнение среди крестьян все же усилилось. Оно выразилось особенно заметно в Керрийском графстве, где устраивались митинги и велась агитация за автономию.
Мюрдок, к ужасу своей жены и матери, весь отдался этому движению. Ни холод, ни голод, ничто не могло его удержать. Он переходил из селения в селение, подстрекая всех к общему отказу от арендных платежей и новых аренд в случае изгнания фермеров. Мартену и Симу нечего было и пытаться его удержать. Впрочем, они вполне сочувствовали ему, видя, к чему привели их труды.
Однако правительство приняло свои меры. Так же поступил лорд-наместник на случай выступления националистов. Отряды «mounted constabulary» разъезжали по деревням, готовые в случае надобности помогать полиции. Им поручено было рассеивать митинги и арестовывать слишком ярых пропагандистов, замеченных полицией. Вероятно, в их числе должен был быть вскоре и Мюрдок, если только уже не был под их надзором. Что могут поделать ирландцы против порядков, опирающихся на тридцать тысяч солдат, водворенных в Ирландии?
Можно себе представить тревогу, в которой жила семья Мак-Карти. Когда на дороге раздавались шаги, Мартина и Китти бледнели. Бабушка приподнимала голову, но через минуту снова опускала ее на грудь. Вдруг это была полиция, шедшая арестовать Мюрдока, а с ним вместе его отца и брата?..
Мартина не раз умоляла старшего сына не подвергать себя опасности, угрожавшей всем членам аграрного союза. В городе уже происходили аресты, они будут, конечно, и в деревнях. Куда мог бы тогда скрыться Мюрдок? Искать убежища в пещерах или в лесах нечего было и думать в такой холод. К тому же Мюрдок не хотел расставаться со своей женой и ребенком, и если ему было лучше удалиться на север, менее подверженный надзору, то он не мог этого сделать за неимением необходимых средств для перевозки и содержания своих. Касса националистов, доходы которой достигали двух миллионов, была недостаточна для поддержки восстания против лендлордизма.
Мюрдок оставался на ферме, готовый ежеминутно бежать, если нагрянет полиция. Все поэтому сторожили входы и выходы па ферму. Малыш с Биркой бродили вокруг фермы. Никто не мог бы подойти, не будучи замечен издалека.
Но, кроме всего этого, Мюрдока сильно беспокоило предстоящее посещение управляющего с требованием арендной уплаты.
До сих пор Мартен был всегда в состоянии расплатиться благодаря продуктам фермы и небольшим сбережениям в предыдущие годы. Один или два раза только он просил небольшой отсрочки, чтобы собрать нужную сумму. Но сегодня откуда взять деньги, когда ему нечего было продавать?
Как мы уже упоминали, владетелем Рокингама был английский лорд, никогда не приезжавший в Ирландию. Если допустить, что у него были самые лучшие намерения относительно своих арендаторов, то ведь он их не знал, не мог интересоваться ими, как и они не могли обратиться к нему. Его доверенный Джон Эльдон, принявший на себя эксплуатацию владений, жил в Дублине. Он тоже не имел почти никаких сношений с фермерами, предоставляя вести с ними дело своему управляющему.
Управляющего, являвшегося к Мартену раз в год, звали Гербертом. Это был черствый, беспощадный человек, настолько привыкший к крестьянскому горю, что оно уже ничуть его не трогало. Все знали, что он был неумолим: немало повыгонял семейств, оставив их без крова и средств к существованию, и пользовался данной ему властью, чтобы применять ее со всей строгостью. Увы! Ирландия все еще оставалась той страной, в которой когда-то мог раздаться возглас: «Убийство ирландца не преследуется законом!»
Понятно поэтому, каково было беспокойство всех на Керуанской ферме Герберт не замедлит прийти, так как всегда являлся в конце декабря.
Двадцать девятого утром Малыш, заметивший его первым, прибежал предупредить семью, собравшуюся в зале.
Там были все — отец, мать, сыновья, прабабушка и ее правнучка, которую Китти держала на руках.
Управляющий открыл калитку, прошел через двор решительным шагом, — шагом хозяина, — открыл дверь в залу и, даже не снимая шляпы, как человек, чувствующий себя более хозяином дома, чем те, к которым он пришел, сел на стул перед столом и вынул бумаги из своей кожаной сумки.
— С вас, Мак-Карти, следует получить за истекший год сто фунтов, — сказал он. — Расчет верен, я надеюсь?..
— Да, господин Герберт, — ответил фермер слегка дрожащим голосом. — Сто фунтов… Но я попрошу у вас отсрочки… Вы мне раз давали ее…
— Отсрочку! — вскричал Герберт. — Я только это и слышу на всех фермах!.. А чем же расплатится мистер Эльдон с лордом Рокингамом, не отсрочками же вашими?
— Год был очень плохим для всех, господин Герберт, и наша ферма пострадала не меньше других…
— Мне до этого дела нет, и никакой отсрочки я вам дать не могу.
Малыш, забившись в угол, слушал, скрестив руки, с широко раскрытыми глазами.
— Прошу вас, господин Герберт, — продолжал фермер, — пожалейте бедных людей… Я прошу только немного подождать… Половина зимы уже прошла, и морозы были не особенно сильны… Мы выплатим все после лета…
— Что же, уплатите вы немедленно или нет, Мак-Карти?
— Я был бы счастлив, если бы мог это сделать, господин Герберт, но уверяю вас, теперь это невозможно…
— Невозможно! — вскричал управляющий. Продайте все, что имеете…
— Это уже сделано, а остальное уничтожено наводнением… Того, что осталось, не продать и за сто шиллингов…
Нечего и говорить, что Малыша окружили самыми нежными заботами. Как часто ему приходилось сознавать, что у него была родная семья, несмотря на то, что он был никому не известным сиротой! С какой благодарностью он отвечал на эти выражения чувств, вспоминая, сколько счастливых дней он провел на Керуанской ферме. Чтобы знать их число, ему нужно было лишь сосчитать, сколько у него было камешков, полученных от Мартена. С каким радостным чувством он опустил в горшок камешек после приключения с волком!
Наступил новый год, а холода не уменьшались. Громадные стаи волков стали бродить вокруг фермы, стены которой не устояли бы против их крепких когтей. Мартену с сыновьями приходилось не раз стрелять из ружей, чтобы отогнать опасных хищников. Так было и во всем графстве, в долинах которого раздавался по ночам зловещий вой.
Да, это была одна из тех суровых зим, когда, казалось, холодный, пронизывающий ветер со всех полярных стран дул на Северную Европу. Нельзя было предвидеть конца ужасному времени, могущему затянуться, как длительная лихорадка у тяжелобольных. А когда таким больным является земля, каменеющая от холода, растрескавшаяся, как губы умирающего, — невольно является сомнение, восстановится ли когда-нибудь ее плодородие.
Поэтому тревога фермера и всей его семьи была вполне понятна. Однако благодаря продаже овец Мартен оказался все-таки в состоянии уплатить налог и аренду, что, видимо, удивило управляющего, пришедшего на Рождество за арендными деньгами, ведь на многих других фермах ему не смогли их уплатить, и он, опираясь на закон, выселил нескольких фермеров. Но что будет делать Мартен Мак-Карти на следующий год, если затянувшиеся холода помешают посевам?..
К тому же последовали и еще несчастья. Морозы дошли до тридцати градусов, и в конюшне стало так холодно, что четыре лошади и пять коров пали. И не было возможности оградить от холода ветхие постройки, пострадавшие еще больше от натисков бури. Даже птичий двор сравнительно лучшей постройки потерпел значительные потери: Малышу приходилось ежедневно отмечать всевозраставшую убыль. Приходилось опасаться за дом; хотя Мартен с сыновьями его ежедневно осматривали и чинили, но ветхие стены грозили обвалиться в сильный шторм.
Дорога стала непроходимой и была покрыта снегом вышиной в рост человека. Посередине двора, от деревца, посаженного в день рождения Дженни, виднелась только побелевшая верхушка. Чтобы пробраться к хлеву, приходилось расчищать тропинку по несколько раз в день.
Что было удивительно, но мороз нисколько не уменьшался, несмотря на обильно падавший снег. Правда, снег состоял не из пушистых хлопьев, а был крепкий и жесткий. Поэтому даже хвойные деревья, бывшие всегда зелеными, стояли обнаженными, словно по ветвям провели скребками.
На крыше скопились громадные льдины, напоминающие ледяные горы и заставлявшие опасаться новых бедствий, когда они начнут таять от весеннего солнца. Как защитить ферму, если вся масса воды устремится на ее здания?
Но пока у Мартена и его сыновей была другая забота: как сохранить скот? В последний разразившийся ураган была сорвана крыша с хлева, и животные провели три-четыре дня, не защищенные от холода, что повлекло за собой потерю нескольких из них. Семье пришлось, работая в сильнейший холод, пожертвовать частью хлева, чтобы прикрыть ею остальную.
Дом, в котором жила семья Мак-Карти, тоже пострадал от бури. Однажды ночью рухнула вышка, в которой помещался Сим, и ему пришлось поселиться в зале. Но потолок от тяжести снега грозил обрушиться, и пришлось сделать подпорки из досок.
А зима продолжалась, оставаясь столь же суровой. Февраль по холоду не уступал январю. Температура держалась около двадцати градусов ниже нуля. Жители фермы походили на потерпевших крушение, заброшенных на полярный берег и не знавших, когда наконец настанет весна.
Поспешим, однако, заметить, что в пище пока не было недостатка. Мяса и овощей было очень много. К тому же замерзшие животные, хорошо сохранявшиеся во льду, представляли также немалый запас продовольствия. Что касается топлива, то приходилось каждый день подбирать валявшиеся в снегу сучья, сохраняя таким образом запас торфа.
Впрочем, сильные и здоровые, закаленные в суровой климате Мартен с сыновьями не страдали от всех испытаний. Малыш выказывал тоже удивительную стойкость. Мартина и Китти, усердно работая, до сих пор хорошо выдерживали невзгоды. Маленькая Дженни, не покидавшая всегда закрытой комнаты, росла как тепличное растение. Одна только бабушка, видимо, страдала, несмотря на заботы всех окружающих. Ее физические страдания усугублялись страданиями нравственными, так как она страшилась за будущее семьи.
В апреле температура стала более сносной, и ртуть в градуснике поднялась выше нуля. Но земля ждала майской погоды, чтобы окончательно оттаять. Было поздно начинать посевы. Может быть, сенокос будет удачен, но зерно едва ли успеет созреть. Лучше было не рисковать посевом хлеба, а заняться овощами, которые могли созреть в октябре, и, главное, посадить как можно больше картофеля, могущего спасти деревни от голода.
Но какой окажется земля, когда сойдет последний снег? Будет ли еще мерзлой на несколько футов и тверда, как гранит? Как разрыхлить, если плуг не возьмет ее?
Нельзя было начать пахать до конца мая. Солнце, казалось, потеряло свою силу, так медленно стаивал снег, оставшийся до июня в более возвышенных местах графства.
Все земледельцы решили не сеять зерно, а сажать лишь картофель. И не только фермеры Рокингамского владения Керрийского графства, но и в других графствах северо-западной Ирландии. Только в Лейнстерской провинции, в которой земля скорее оттаяла, приступили к посеву хлебов с некоторой надеждой на успех.
Арендаторам пришлось употребить неимоверные усилия, чтобы сделать землю годной для посадки овощей. Мартену и сыновьям его пришлось заменить собой животных, павших зимой. У них оставалась только одна лошадь и осел, которыми они могли пользоваться для полевых работ. Засадили картофелем около тридцати акров земли, боясь, что и этот адский труд будет уничтожен.
Тогда началось новое бедствие, обыденное в горных местностях Ирландии. В конце июня наступила сильная жара, и снег, таявший на горах, устремился потоками по склону. Особенно страдала Мюнстерская провинция, может быть, по причине многочисленных разветвлений ее ручьев. В Керрийском графстве разлив напоминал наводнение. Реки, выйдя из берегов, все кругом залили водой. Многие дома были унесены. Почти весь скот погиб.
В Керрийском графстве часть Рокингамских владений исчезла под водами Кашена. В две недели окрестности ферм превратились в сплошное озеро, прорезаемое такими сильными течениями, что уносили с собой вывернутые с корнем деревья, обломки хижин, сорванные с домов крыши, трупы животных, гибнущих целыми сотнями.
Разлив достиг и Керуанской фермы, почти совершенно уничтожив сараи и хлев. Не удалось спасти животных, кроме свиней. Если бы жилой дом не находился на возвышении, волны достигли бы и его — вода разлилась до нижнего этажа, находившегося всю ночь во власти бушующей стихии.
Последним ударом, нанесенным бедной стране, была повсеместная гибель картофеля, пострадавшего от наводнения.
Никогда еще семье Мак-Карти не приходилось терпеть столько бед сразу. Мрачная будущность предстала перед ними. Как расплатится Мартен, когда явится управляющий?
Как тяжелы обязательства арендаторов! Большая часть дохода попадает всегда в карманы собирателя податей и управляющего лендлордов. Если поземельным владельцам приходится платить триста тысяч фунтов за землю и шестьсот тысяч подати за бедных, то крестьяне еще более угнетаемы налогами за дороги и мосты, налогами в пользу полиции, судебных властей, налогами на содержание тюрем, работных домов и т. д. — представляющими сумму в миллион стерлингов в одной Ирландии. Удовлетворить все эти требования очень затруднительно для фермера даже при хороших обстоятельствах, то есть если урожай удачен, так как ему еще уплачивать арендные деньги за пользование фермой. Но когда земля поражена бесплодием, когда суровая зима и разлив разорили страну, когда впереди ждут изгнание и голод, — что делать тогда? Ведь это не помешает сборщику податей прийти в назначенное время, а после его визита исчезают и последние гроши… Так случилось и с Мартеном Мак-Карти.
Куда девались веселые, счастливые дни жизни Малыша на ферме!.. Никто теперь не работал, потому что работы не было. Вся семья проводила в бездействии бесконечно длинные дни, сидя около бабушки, заметно угасавшей.
Впрочем, почти все местности графства одинаково пострадали от разразившихся бедствий. Зато в самом начале зимы 1881 года везде раздавались угрозы устроить «бойкот лордов», чтобы земля оставалась необработанной, — мера совершенно безуспешная, ведшая к разорению как владельца, так и фермера. Не этими средствами Ирландия может избавиться от тирании феодального режима, добиться пользования землей арендатором на более подходящих условиях или смягчить меры, практикуемые лендлордами.
Волнение среди крестьян все же усилилось. Оно выразилось особенно заметно в Керрийском графстве, где устраивались митинги и велась агитация за автономию.
Мюрдок, к ужасу своей жены и матери, весь отдался этому движению. Ни холод, ни голод, ничто не могло его удержать. Он переходил из селения в селение, подстрекая всех к общему отказу от арендных платежей и новых аренд в случае изгнания фермеров. Мартену и Симу нечего было и пытаться его удержать. Впрочем, они вполне сочувствовали ему, видя, к чему привели их труды.
Однако правительство приняло свои меры. Так же поступил лорд-наместник на случай выступления националистов. Отряды «mounted constabulary» разъезжали по деревням, готовые в случае надобности помогать полиции. Им поручено было рассеивать митинги и арестовывать слишком ярых пропагандистов, замеченных полицией. Вероятно, в их числе должен был быть вскоре и Мюрдок, если только уже не был под их надзором. Что могут поделать ирландцы против порядков, опирающихся на тридцать тысяч солдат, водворенных в Ирландии?
Можно себе представить тревогу, в которой жила семья Мак-Карти. Когда на дороге раздавались шаги, Мартина и Китти бледнели. Бабушка приподнимала голову, но через минуту снова опускала ее на грудь. Вдруг это была полиция, шедшая арестовать Мюрдока, а с ним вместе его отца и брата?..
Мартина не раз умоляла старшего сына не подвергать себя опасности, угрожавшей всем членам аграрного союза. В городе уже происходили аресты, они будут, конечно, и в деревнях. Куда мог бы тогда скрыться Мюрдок? Искать убежища в пещерах или в лесах нечего было и думать в такой холод. К тому же Мюрдок не хотел расставаться со своей женой и ребенком, и если ему было лучше удалиться на север, менее подверженный надзору, то он не мог этого сделать за неимением необходимых средств для перевозки и содержания своих. Касса националистов, доходы которой достигали двух миллионов, была недостаточна для поддержки восстания против лендлордизма.
Мюрдок оставался на ферме, готовый ежеминутно бежать, если нагрянет полиция. Все поэтому сторожили входы и выходы па ферму. Малыш с Биркой бродили вокруг фермы. Никто не мог бы подойти, не будучи замечен издалека.
Но, кроме всего этого, Мюрдока сильно беспокоило предстоящее посещение управляющего с требованием арендной уплаты.
До сих пор Мартен был всегда в состоянии расплатиться благодаря продуктам фермы и небольшим сбережениям в предыдущие годы. Один или два раза только он просил небольшой отсрочки, чтобы собрать нужную сумму. Но сегодня откуда взять деньги, когда ему нечего было продавать?
Как мы уже упоминали, владетелем Рокингама был английский лорд, никогда не приезжавший в Ирландию. Если допустить, что у него были самые лучшие намерения относительно своих арендаторов, то ведь он их не знал, не мог интересоваться ими, как и они не могли обратиться к нему. Его доверенный Джон Эльдон, принявший на себя эксплуатацию владений, жил в Дублине. Он тоже не имел почти никаких сношений с фермерами, предоставляя вести с ними дело своему управляющему.
Управляющего, являвшегося к Мартену раз в год, звали Гербертом. Это был черствый, беспощадный человек, настолько привыкший к крестьянскому горю, что оно уже ничуть его не трогало. Все знали, что он был неумолим: немало повыгонял семейств, оставив их без крова и средств к существованию, и пользовался данной ему властью, чтобы применять ее со всей строгостью. Увы! Ирландия все еще оставалась той страной, в которой когда-то мог раздаться возглас: «Убийство ирландца не преследуется законом!»
Понятно поэтому, каково было беспокойство всех на Керуанской ферме Герберт не замедлит прийти, так как всегда являлся в конце декабря.
Двадцать девятого утром Малыш, заметивший его первым, прибежал предупредить семью, собравшуюся в зале.
Там были все — отец, мать, сыновья, прабабушка и ее правнучка, которую Китти держала на руках.
Управляющий открыл калитку, прошел через двор решительным шагом, — шагом хозяина, — открыл дверь в залу и, даже не снимая шляпы, как человек, чувствующий себя более хозяином дома, чем те, к которым он пришел, сел на стул перед столом и вынул бумаги из своей кожаной сумки.
— С вас, Мак-Карти, следует получить за истекший год сто фунтов, — сказал он. — Расчет верен, я надеюсь?..
— Да, господин Герберт, — ответил фермер слегка дрожащим голосом. — Сто фунтов… Но я попрошу у вас отсрочки… Вы мне раз давали ее…
— Отсрочку! — вскричал Герберт. — Я только это и слышу на всех фермах!.. А чем же расплатится мистер Эльдон с лордом Рокингамом, не отсрочками же вашими?
— Год был очень плохим для всех, господин Герберт, и наша ферма пострадала не меньше других…
— Мне до этого дела нет, и никакой отсрочки я вам дать не могу.
Малыш, забившись в угол, слушал, скрестив руки, с широко раскрытыми глазами.
— Прошу вас, господин Герберт, — продолжал фермер, — пожалейте бедных людей… Я прошу только немного подождать… Половина зимы уже прошла, и морозы были не особенно сильны… Мы выплатим все после лета…
— Что же, уплатите вы немедленно или нет, Мак-Карти?
— Я был бы счастлив, если бы мог это сделать, господин Герберт, но уверяю вас, теперь это невозможно…
— Невозможно! — вскричал управляющий. Продайте все, что имеете…
— Это уже сделано, а остальное уничтожено наводнением… Того, что осталось, не продать и за сто шиллингов…