Страница:
Кеннеди.
- Да, кто-то карабкается сюда.
- Ты наблюдай за этой стороной, а я за той,- шепотом проговорил
охотник.
- Хорошо.
Они были одни на крепкой большой ветке, поднимавшейся прямо из
гущи исполина-баобаба. В густой листве царил не проглядный мрак. Вдруг
Джо наклонился к уху Кеннеди и прошептал:
- Негры.
До их слуха даже долетело несколько слов, произнесенных
вполголоса внизу. Джо вскинул ружье на плечо.
- Подожди,- остановил его шепотом Дик.
Дикари действительно взбирались на баобаб. Они карабкались со
всех сторон, скользя по веткам, как змеи, и подвигались медленно, но
уверенно. Их можно было узнать по запаху тел, смазанных зловонным
жиром. Вскоре на уровне ветки, на которой сидели Кеннеди и Джо,
показались две головы...
- Стреляй!- скомандовал шотландец.
Двойной выстрел прокатился, как гром, и замер среди болезненных
воплей. В мгновение ока вся ватага исчезла.
Но среди воя вдруг прозвучал крик - удивительный, неожиданный,
невероятный! Человеческий голос совершенно ясно крикнул по-французски:
- Ко мне! На помощь!
Кеннеди и Джо были безмерно изумлены и мигом взобрались обратно в
корзину.
- Вы слышали?- спросил Фергюссон.
- Конечно. Подумайте только! Этот невероятный голос: "Ко мне! На
помощь!" Француз в руках этих варваров!
- Быть может, какой-нибудь путешественник или миссионер?
- Несчастный! - воскликнул охотник.- Его терзают, может быть,
убивают.
Фергюссон тщетно старался скрыть свое волнение. - Тут нет никаких
сомнений,- наконец, проговорил он,- какой-то несчастный француз попал
в руки дикарей. И, конечно, мы не тронемся отсюда, раньше чем сделаем
все возможное для его спасения. По нашим ружейным выстрелам он должен
был понять, что явилась неожиданная помощь, он верит, что это
вмешательство провидения. Ведь правда, друзья мои, мы с вами не
отнимем у него этой последней надежды? Как ваше мнение?
- Мы совершенно согласны с тобой, Самуэль! Распоряжайся нами!
- Обсудим же теперь, что нам делать, а с рассветом постараемся
его выручить,- сказал Фергюссон.
- Но как нам отделаться от этих подлых негров? - проговорил
Кеннеди.
- Когда я вспоминаю, как эти негры удирали, для меня совершенно
очевидно, что они не знакомы с огнестрельным оружием,- продолжал
доктор,- значит, нам нужно будет использовать их ужас. Но обождем
рассвета и уж тогда, сообразуясь с местностью, выработаем план
спасения.
- Этот бедняга должен быть где-нибудь поблизости,- заметил Джо,-
так как...
- Ко мне! Ко мне! - раздался тот же голос, но уже более слабый!
- Варвары! - закричал, весь трясясь от волнения, Джо.- А что,
если они прикончат его еще этой ночью?
- Слышишь, Самуэль,- бросился Кеннеди к своему другу, хватая его
за руку,- если они прикончат его ночью!
- Это мало вероятно, друзья мои. Дикие племена умерщвляют своих
пленников обыкновенно среди бела дня: им, видите ли, для этого
непременно нужно солнце,- пояснил доктор.
- Ну, а что, если мне воспользоваться ночной темнотой и
пробраться к этому несчастному? - промолвил шотландец.
- Тогда и я пойду с вами, мистер Дик,- предложил Джо.
- Постойте, постойте, друзья мои! Этот план делает честь вашему
сердцу и вашей храбрости, но вы подвергаете опасности всех нас и еще
больше можете повредить тому, кого мы хотим спасти.
- Почему же? - возразил Кеннеди.- Ведь эти дикари страшно
перепуганы. Они разбежались и больше не вернутся.
- Дик, умоляю тебя, послушайся меня! Поверь, я имею в виду общее
благо. Если бы ты случайно попался им в руки, все бы пропало.
- Но этот несчастный? Он ждет, надеется. И никто не отзывается,
никто не идет на помощь. Ему уже, верно, начинает казаться, что
ружейные выстрелы ему только померещились.
- Его можно успокоить,- заявил доктор Фергюссон. И, поднявшись,
доктор приложил ко рту руку в виде рупора и прокричал на том же языке,
на каком взывал о помощи неизвестный:
- Кто бы вы ни были, не теряйте надежды! Три друга думают и
заботятся о вас.
В ответ на это раздался ужасный вой, заглушивший, без сомнения,
ответ пленника.
- Его убивают! Его прикончат! - закричал Кеннеди.- Наше
вмешательство только ускорило его смертный час. Надо действовать!
- Но каким образом, Дик, подумай, что можно сделать в таком
мраке?
- Ах, если бы было светло! - воскликнул Дик.
- Ну, хорошо, а если б был день, что бы ты тогда сделал? -
каким-то особенным тоном спросил доктор.
- Ничего не может быть проще, Самуэль,- ответил охотник.- Я
спустился бы на землю и стрельбой разогнал бы этот сброд.
- А ты, Джо, что сделал бы? - обратился к нему Фергюссон.
- Я, сэр, поступил бы более осторожно. Дал бы знать пленнику, в
каком направлении ему бежать.
- Но каким же образом?
- Привязал бы записку к стреле, которую, помните, я поймал на
лету, или же громко сказал бы ему это, благо дикари не понимают нашего
языка.
- Ваши планы несбыточны, друзья мои. Спастись бегством этому
несчастному страшно трудно, если б даже он сумел ускользнуть от своих
мучителей. Твой же проект, дорогой Дик, при твоей отваге да еще
благодаря страху, который мы нагнали на них стрельбой, быть может, и
удался бы. Но провались он - тебе грозила бы гибель, и нам пришлось бы
спасать уже не одного, а двоих. Нет! Надо действовать иначе - так,
чтобы все шансы на успех были на нашей стороне.
- Но действовать немедленно, сейчас же,- настаивал охотник.
- Может быть, и так,- проговорил Фергюссон, как бы подчеркивая
эти слова.
- Да неужели, сэр, вы в силах рассеять эту тьму?
- Кто знает, Джо...
- Ах, сэр! Если только вы сделаете нечто подобное, я сейчас же
заявлю, что вы - самый великий ученый в мире!
Доктор несколько минут помолчал. Видимо, он обдумывал какой-то
план. Оба, Дик и Джо, с трепетом смотрели на него. Они были страшно
взволнованы этим совершенно необычайным положением.
Вскоре Фергюссон заговорил:
- Вот мой план: у нас еще не тронут балласт в двести фунтов. Мне
кажется, что этот пленник,- он ведь изнурен, измучен,- не может весить
больше самого тяжелого из нас. Следовательно, у нас во всяком случае
остается лишним шестьдесят фунтов балласта, и его можно сбросить,
чтобы скорее подняться.
- Объясни, пожалуйста, что ты думаешь предпринять? - попросил
Кеннеди.
- А вот что. Ты сам понимаешь. Дик, что если мне удастся
захватить пленника и я сброшу количество балласта, равное ему по весу,
то равновесие шара не будет нарушено. Но если придется как можно
скорее подниматься, чтобы ускользнуть от этой оравы негров, мне
понадобится прибегнуть к более энергичным средствам, чем моя горелка.
И вот для этого в нужную минуту и придется сбросить остаток балласта.
- Видимо, это так,- согласился Дик.
- Но здесь есть и отрицательная сторона,- продолжал Фергюссон.-
Чтобы спуститься потом, мне понадобится выпустить количество газа,
пропорциональное излишку сброшенного балласта. Конечно, газ вещь очень
ценная, но можно ли думать об этом, когда вопрос идет о спасении
человеческой жизни!
- Ты совершенно прав, Самуэль: мы должны пойти на любые жертвы,
чтобы спасти этого человека.
- Приступим же к делу,- сказал Фергюссон.- Начните с того, что
переместите балласт к борту корзины так, чтобы его сразу можно было
сбросить.
- А как быть с темнотой?
- Пока она скрывает наши приготовления, а когда они будут
закончены - рассеется. Держите оружие наготове. Быть может, придется
стрелять. Чем мы располагаем? Один выстрел из карабина, четыре из двух
ружей, двенадцать из двух револьверов, всего семнадцать. Мы можем
сделать все семнадцать в четверть минуты. А может быть, стрелять не
понадобится. Ну что, вы готовы?
- Готовы,- ответил Джо.
Балласт поместили у борта, зарядили оружие.
- Прекрасно,- одобрил доктор.- Будьте же внимательны. Ты, Джо,
сбрасывай балласт, а ты. Дик, хватай пленника. Но помните: ничего не
делать без моего распоряжения. А теперь, Джо, ступай скорей, отцепи
якорь и мигом возвращайся назад в корзину.
Джо проворно спустился вниз по канату и через несколько минут
вернулся обратно. "Виктория", получив свободу, повисла в воздухе почти
неподвижно.
В это время доктор убедился, что в смесительной камере есть
достаточно газа, чтобы в случае надобности пустить в ход горелку, не
прибегая к помощи бунзеновской батареи. Потом он взял два хорошо
изолированных проводника, служивших для разложения воды, и, порывшись
в своем дорожном чемодане, достал оттуда два заостренных уголька,
которые и прикрепит к концам проводников.
Оба его друга смотрели на то, что он делает, ровно ничего не
понимая, но молчали. Закончив свою работу, Фергюссон стал посреди
корзины и, взяв в каждую руку по проводнику с угольками, сблизил их
концы.
И вдруг яркий, ослепительный, невыносимый для глаз свет вспыхнул
между остриями угольков. Огромный сноп электрического света прорезал
ночной мрак.
- Ах, сэр! - вырвалось у Джо.
- Ни слова! - прошептал доктор.
Сноп света.- Миссцонер.- Похищение при электрическом свете.-
Священник-лазарист.- Слабая надежда на выздоровление
миссионера.- Заботы доктора.- Самоотверженная жизнь.-
Полет над вулканом.
Фергюссон стал направлять яркий сноп электрического света в
разные стороны. Наконец, он остановил его на одном месте, и оттуда
сразу донеслись вопли ужаса. Дик и Джо смотрели во все глаза на
представившееся им зрелище.
Баобаб, над которым почти неподвижно висела "Виктория", рос
посреди лужайки. Среди полей кунжута и сахарного тростника разбросано
было штук пятьдесят низких хижин с коническими крышами, а вокруг них
кишело многочисленное племя негров. Почти под самой "Викторией", в
каких-нибудь ста футах от нее, стоял столб. У подножия его виднелось
человеческое существо - молодой человек лет тридцати, с длинными
черными волосами, полуголый, худой, окровавленный и израненный; он
склонил голову на грудь, как распятый Исус. Выстриженные на макушке
волосы говорили о том, что на этом месте недавно была тонзура.
- Это миссионер! - закричал Джо.- Священник!
- Бедняга! Несчастный! - восклицал Дик.
- Мы его спасем,- уверял доктор.- Спасем. При виде шара, похожего
на огромную комету с ярко сверкающим хвостом, негры, понятно, пришли в
ужас. Слыша их вопли, пленник поднял голову. В глазах его блеснуло
выражение надежды, и, не отдавая себе отчета в том, что происходит
вокруг него, он протянул руки к своим неожиданным спасителям.
- Он жив! Он жив! - радостно закричал Фергюссон.- Слава богу! А
дикари в полнейшем ужасе. Мы его спасем. Вы готовы, друзья мои?
- Готовы, Самуэль.
- Ну, Джо, туши горелку.
Приказ доктора сейчас же был выполнен. Едва заметный ветерок нес
"Викторию" к пленнику; одновременно шар, вследствие охлаждения газа,
мало-помалу спускался. Еще минут де сять "Виктория" плавала в волнах
света. Ферпоссон все направлял на толпу ослепительный сноп лучей, от
которого негры, придя в неописуемый страх, один за другим забились в
свои хижины. Площадка опустела. Доктор был прав, возлагая надежды на
сверхъестественное появление "Виктории", бросающей солнечные лучи
среди ночного мрака.
Корзина приблизилась к земле. Несколько смельчаков-негров, видя,
что добыча ускользает от них, вернулось, испуская громкие крики.
Кеннеди схватил свой карабин, но доктор запретил ему стрелять.
Миссионер не был даже привязан к столбу - это было лишнее при его
полнейшем изнеможении. Он стоял на коленях, не имея сил держаться на
ногах. В ту минуту, когда "Виктория" коснулась земли, охотник, откинув
в сторону свой карабин, схватил в охапку миссионера и втащил его в
корзину. В это же мгновение Джо сбросил на землю двухсотфунтовый
балласт.
Доктор был уверен, что "Виктория" должна понестись вверх с
необыкновенной быстротой, но, вопреки его ожиданию, она, поднявшись на
три-четыре фута, внезапно остановилась.
- Кто нас держит? - в ужасе закричал доктор.
С дикими криками к "Виктории" мчалось несколько дикарей.
- Ах! - воскликнул Джо, наклонившись над бортом.- Один из этих
свирепых негров уцепился за низ нашей корзины.
- Дик! Дик! - крикнул доктор.- Ящик с водой!
Дик сразу понял мысль своего друга и, схватив один из ящиков с
водой, весивший более ста фунтов, вышвырнул его за борт.
Освободившись от балласта, "Виктория" сразу подпрыгнула вверх
футов на триста, и толпа, видя, что пленник уносится от нее в луче
ослепительного света, огласила воздух неистовым ревом....
- Ура! - радостно вскрикнули Кеннеди и Джо. Тут "Виктория" снова
рванулась ввысь, и на этот раз больше, чем на тысячу футов.
- Что случилось? - спросил Кеннеди, от толчка едва удержавшийся
на ногах.
- Ничего,- ответил Фергюссон.- Просто этот негодяй, наконец,
покинул нас.
Джо, быстро нагнувшись над бортом корзины, увидел, как дикарь с
распростертыми руками летел вниз, как он несколько раз перевернулся в
воздухе и, наконец, грохнулся о землю.
Доктор разъединил провода, и наступила полнейшая тьма. Был час
ночи. Француз, все время лежавший в обмороке, открыл глаза.
- Вы спасены,- сказал ему Фергюссон.
- Спасен от мучительной смерти, да,- с печальной улыбкой ответил
француз по-английски.- Благодарю вас, братья, но не только дни мои, а
самые часы сочтены. Немного мне осталось жить.
И миссионер, вконец обессиленный, впал в забытье.
- Он умирает! - закричал Дик.
- Нет, нет,- ответил Фергюссон, наклоняясь над французом.- Но он
очень слаб. Давайте положим его под тент.
Они осторожно уложили на постель это жалкое, исхудалое тело, все
покрытое шрамами и свежими ранами от ножей и огня. Доктор нащипал из
своего носового платка немного корпии и наложил ее на раны,
предварительно промыв их. Он действовал умело и ловко, как настоящий
врач. Затем, вынув из своей аптечки подкрепляющее средство, он влил
несколько капель в рот миссионера. Тот едва имел силы прошептать:
"Благодарю, благодарю".
Доктор, видя, что больному необходим полный покой, опустил над
ним тент, а сам снова занялся своим шаром. "Викторию", учитывая
присутствие на ней четвертого пассажира, освободили в общем от
балласта в сто восемьдесят фунтов, и она держалась в воздухе без
помощи горелки. На рассвете легкий ветерок тихонько понес "Викторию" к
северо-западу. Фергюссон подошел к спящему миссионеру и несколько
минут наблюдал за ним.
- Если бы только мы могли сохранить спутника, посланного нам
небом!- промолвил охотник.- Есть ли хоть какаянибудь надежда?
- Да, Дик, при хорошем уходе, на таком чистом воздухе.
- Сколько выстрадал этот человек! - проговорил взволнованный
Джо.- Ему нужно было больше смелости, чем нам. Шутка ли: одному идти к
этим племенам!
- Вне всякого сомнения,-отозвался охотник.
Доктор весь день не хотел будить миссионера; в сущности это был
даже не сон, а дремота, прерываемая стонами и тихими жалобами.
Состояние больного не переставало беспокоить Фергюссона.
Под вечер "Виктория" остановилась и неподвижно простояла среди
мрака всю ночь. Джо и Кеннеди сменяли друг друга у постели больного, а
Фергюссон все время один нес вахту.
На следующее утро "Виктория", поднявшись в воздух, уклонилась
чуть-чуть к западу. День обещал быть великолепным. Вдруг больной
несколько окрепшим голосом позвал своих новых друзей. Сейчас же
подняли края тента, и он с наслаждением стал вдыхать свежий утренний
воздух.
- Как вы себя чувствуете? - спросил Фергюссон.
- Как будто лучше,- ответил больной.- А до сих пор, друзья мои,
мне все казалось, будто я вас вижу во сне. Признаться, я с трудом
отдаю себе отчет в том, что случилось. Скажите, кто вы такие? Как вас
зовут? Я хочу знать это, чтобы помянуть вас в своей последней молитве.
- Мы английские путешественники,- сказал Фергюссон,- пытаемся на
воздушном шаре перелететь через Африку, и вот по пути нам
посчастливилось спасти вас.
- У науки есть свои герои,- сказал миссионер.
- А у религии - свои мученики,- откликнулся шотландец.
- Вы миссионер? - спросил доктор.
- Я священник миссии лазаристов. Вас мне послало небо. Но моя
жизнь кончена. Расскажите мне о Европе, расскажите о Франции,- ведь
уже целых пять лет я ничего не знаю о своей родине.
- Пять лет! Один среди этих дикарей! - воскликнул Кеннеди.
- Это души, которые нуждаются в искуплении,- ответил молодой
священник.- Это братья, дикие и невежественные, которых только церковь
может наставить и цивилизовать.
Фергюссон долго рассказывал миссионеру о его родной Франции. Тот
жадно слушал, и тихие слезы струились по его щекам. Время от временной
брал в свои лихорадочно горящие ладони то руки Кеннеди, то руки Джо и
пожимал их. Доктор приготовил больному несколько чашек чаю, и тот
выпил их с наслаждением. Бедняга почувствовал некоторый прилив сил,
смог приподняться и, видя, что он несется по ясному небу, даже
улыбнулся.
- Вы отважные путешественники,- начал он,- ваше смелое
предприятие завершится благополучно; вы-то увидите ваших родных,
друзей, вашу родину, вы...
Несчастный так ослабел, что его пришлось сейчас же снова уложить.
Несколько часов он находился в состоянии полной прострации, похожем на
смерть. Фергюссон не отходил от него и не мог сдержать своего
волнения: он чувствовал, что эта жизнь уходит. "Неужели,- думал
доктор,- мы так скоро потеряем того, кого вырвали из рук мучителей?"
Доктор снова перевязал ужасные раны и принужден был пожертвовать
большей частью своего запаса воды, чтобы освежить пылающее в
лихорадочном жару тело страдальца. Вообще он самым нежным и разумным
образом ухаживал за ним. К французу мало-помалу возвращалось сознание,
но, увы, не жизнь.
Умирающий прерывистым голосом рассказал доктору свою историю.
Когда он начал, Фергюссон попросил его говорить на родном языке:
- Я понимаю его, а вас это менее утомит.
Миссионер был молодой человек родом из Бретани, из бедной семьи.
Деревня Драдон, где он вырос, находилась в центре департамента
Мобриана. Он очень рано почувствовал влечение к духовному поприщу. Ему
мало было самоотверженной жизни священника, он хотел опасностей и
вступил в орден миссионеров, основателем которого был св.
Винцент-Павел.
В двадцать лет он покидает свою родину для негостеприимных
берегов Африки, и оттуда, преодолевая всякие препятствия, перенося
всевозможные лишения, молясь, он пешком добирается до поселений диких
племен, живущих по притокам Верхнего Нила. Прошло два года, а дикари
все еще не внимали его проповедям, не откликались на его пылкие
призывы, неверно истолковывали его человеколюбие. И вот он попадает в
плен к одному из самых свирепых племен - ньямбара, где с ним очень
плохо обращаются. И все же он учит, наставляет, молится. Когда однажды
племя, у которого он был в плену, после одного из частых побоищ с
соседями, разбегается, бросив его на поле битвы, как мертвого, он
все-таки не считает возможным вернуться на родину и, верный
евангельским заветам, продолжает скитаться по Африке. Самым спокойным
временем для него было то, когда его считали сумасшедшим. Он и на
новых местах изучает местные наречия и упорно продолжает свое дело.
Еще два долгих года он странствует по этим местам, повинуясь
сверхчеловеческой силе, дарованной ему богом. Последний год проводит
он среди "барафри", одного из самых диких племен - ньям-ньям.
Несколько дней тому назад умер их вождь, и злосчастного миссионера
почему-то обвиняют в его неожиданной смерти. И вот решают принести его
в жертву. Уже в течение почти двух суток длятся его пытки, и ему
предстоит, как верно предвидел доктор, умереть на следующий день при
ярком свете солнца, как раз в полдень. Услышав звук ружейных
выстрелов, он инстинктивно кричит: "Ко мне! Ко мне!" А когда до него
доносятся с неба слова утешения, ему кажется, что все это сон.
- Я не жалею,- прибавил он,- о жизни, которая уходит; она
принадлежит богу.
- Не теряйте надежды,- сказал ему доктор.- Мы подле вас и вырвем
вас у смерти, как вырвали у ваших мучителей.
- Так много я не прошу,- кротко ответил миссионер.- Слава богу,
что мне дана перед смертью великая радость пожать дружеские руки и
услышать родную речь.
Миссионер снова ослабел. День прошел между надеждой и страхом.
Кеннеди был очень подавлен, а Джо украдкой утирал слезы.
"Виктория" еле подвигалась; самый ветер, казалось, хотел дать
покой умирающему.
Под вечер Джо объявил, что на западе виден какой-то очень яркий
свет. Действительно, небо было словно в огне. На более северных
широтах, пожалуй, можно было бы принять это за северное сияние. Доктор
стал внимательно наблюдать за таким редким явлением.
- Это не может быть не чем иным, как действующим вулканом,-
наконец, проговорил он.
- А ветер как раз. несет нас туда,- заметил с тревогой Кеннеди.
- Ну, и что же? - отозвался доктор.- Мы пролетим над ним на такой
высоте, где будем в безопасности.
Прошло каких-нибудь три часа, и "Виктория" уже неслась над
горами. Она была на 24o 15' восточной долготы и 4o 42' северной
широты. Под нею из огнедышащего вулкана лились потоки расплавленной
лавы и высоко взлетали обломки скал... Казалось, какая-то огненная
влага низвергается ослепительным каскадом. Зрелище было великолепное,
но опасное, ибо ветер продолжал упорно гнать "Викторию" в сторону этой
раскаленной атмосферы.
Раз нельзя было обойти это препятствие, надо было перелететь
через него. Горелка заработала вовсю, и "Виктория", поднявшись на
высоту шести тысяч футов, пронеслась саженях в трехстах от вулкана.
Умирающий миссионер мог со своего ложа созерцать действующий вулкан,
откуда вырывались ослепительные снопы огня.
- Как это прекрасно,- произнес он,- и как бесконечно могущество
всевышнего. Мы чувствуем его даже в самых страшных явлениях природы.
Потоки раскаленной лавы покрывали склоны горы словно огненным
ковром. Нижняя часть "Виктории", отражая море пламени, сияла в ночной
темноте. В корзине чувствовался сильный жар, и доктор Фергюссон
стремился как можно скорее уйти от этого опасного места. К десяти
часам вечера вулкан казался лишь красной точкой на горизонте, а
"Виктория", опустившись в более низкую зону, спокойно продолжала свой
полет.
Гнев Джо.- Смерть праведника.- Бдение над покойником.- Безводная
местность.- Погребение.- Глыбы кварца.- Галлюцинация Джо.-
Драгоценный балласт.- Открытие золотоносных пород.-
Джо в отчаянии.
Чудесная ночь спустилась на землю. Обессиленный миссионер тихо
дремал.
- Нет, он больше не придет в себя,- проговорил Джо.- А ведь он
так еще молод, бедняга, ему тридцати нет.
- Да, он умрет на наших руках,- подтвердил доктор с отчаянием.-
Дыхание его все слабеет, и я бессилен сделать чтолибо для его
спасения.
- Ах, негодяи,- крикнул Джо, на которого иногда нападали
внезапные приступы гнева.- Подумать только, что этот достойный
священник нашел еще слова, чтобы пожалеть их, оправдать, простить!
- Посмотри, Джо, какую прекрасную ночь посылает ему бог, его
последнюю ночь. Больше он не будет страдать.
Вдруг француз прерывающимся голосом что-то проговорил. Фергюссон
подошел к нему. Умирающему было трудно дышать, он просил поднять края
тента. Когда это было исполнено, он с наслаждением вдохнул в себя
чистейший воздух прозрачной ночи. Звезды трепетали над ним, а луна как
бы окутывала его белым саваном своих лучей.
- Друзья мои,- сказал священник слабеющим голосом.- Я ухожу. Да
поможет вам бог завершить ваше дело. Да вернет он вам за меня мой долг
благодарности.
- Не падайте духом,- ответил ему Кеннеди.- Это лишь временный
упадод сил. Вы не умрете! Можно ли умереть в такую прекрасную летнюю
ночь!
- Смерть пришла за мной,- возразил миссионер.- Я знаю. Что ж!
Дайте мне встретить ее лицом к лицу. Смерть - начало вечной жизни,
конец земным трудам. Поставьте меня на колени, братья, прошу вас!
Кеннеди приподнял его, но бессильное тело свалилось ему на руки.
- Боже мой, боже мой,- воскликнул умирающий проповедник.- Сжалься
надо мной.
Его лицо просияло. Вдали от земли, радости которой не были им
изведаны, среди ночи, посылавшей ему свой тихий свет, под небесами, к
которым он взлетал, точно в каким-то чудесном вознесении, он как будто
уже начал жить другой, новой жизнью.
Собравшись с силами, он благословил друзей, которые всего лишь
один день как стали его друзьями, и снова упал на руки Кеннели, по
лицу которого текли обильные, крупные слезы.
- Умер,- сказал доктор, наклонившись над ним.- Умер.
И три друга, точно сговорившись, опустились на колени и стали
молиться.
- Завтра утром,- спустя несколько минут сказал Фергюссон,- мы
похороним его в земле Африки, земле, орошенной его кровью.
Всю остальную ночь над телом по очереди бодрствовали доктор,
Кеннеди и Джо. Ни единым словом не нарушили они благоговейного
молчания, все плакали.
На следующее утро подул южный ветер и тихо понес "Викторию" над
обширным плоскогорьем. Тут были и потухшие вулканы и бесплодные
лощины. Воды кругом не видно было и следа. Нагроможденные друг на
друга скалы, валуны, беловатые мергельные ямы - все свидетельствовало
о полнейшем бесплодии почвы.
Около полудня доктор решил для погребения миссионера опуститься в
котловину, окруженную скалами первозданных плутонических пород. Эта
гористая местность была для него подходящим приютом; вместе с тем
здесь были благоприятные условия для приземления "Виктории", которая
за неимением деревьев не могла быть поставлена на якорь. Но теперь,
- Да, кто-то карабкается сюда.
- Ты наблюдай за этой стороной, а я за той,- шепотом проговорил
охотник.
- Хорошо.
Они были одни на крепкой большой ветке, поднимавшейся прямо из
гущи исполина-баобаба. В густой листве царил не проглядный мрак. Вдруг
Джо наклонился к уху Кеннеди и прошептал:
- Негры.
До их слуха даже долетело несколько слов, произнесенных
вполголоса внизу. Джо вскинул ружье на плечо.
- Подожди,- остановил его шепотом Дик.
Дикари действительно взбирались на баобаб. Они карабкались со
всех сторон, скользя по веткам, как змеи, и подвигались медленно, но
уверенно. Их можно было узнать по запаху тел, смазанных зловонным
жиром. Вскоре на уровне ветки, на которой сидели Кеннеди и Джо,
показались две головы...
- Стреляй!- скомандовал шотландец.
Двойной выстрел прокатился, как гром, и замер среди болезненных
воплей. В мгновение ока вся ватага исчезла.
Но среди воя вдруг прозвучал крик - удивительный, неожиданный,
невероятный! Человеческий голос совершенно ясно крикнул по-французски:
- Ко мне! На помощь!
Кеннеди и Джо были безмерно изумлены и мигом взобрались обратно в
корзину.
- Вы слышали?- спросил Фергюссон.
- Конечно. Подумайте только! Этот невероятный голос: "Ко мне! На
помощь!" Француз в руках этих варваров!
- Быть может, какой-нибудь путешественник или миссионер?
- Несчастный! - воскликнул охотник.- Его терзают, может быть,
убивают.
Фергюссон тщетно старался скрыть свое волнение. - Тут нет никаких
сомнений,- наконец, проговорил он,- какой-то несчастный француз попал
в руки дикарей. И, конечно, мы не тронемся отсюда, раньше чем сделаем
все возможное для его спасения. По нашим ружейным выстрелам он должен
был понять, что явилась неожиданная помощь, он верит, что это
вмешательство провидения. Ведь правда, друзья мои, мы с вами не
отнимем у него этой последней надежды? Как ваше мнение?
- Мы совершенно согласны с тобой, Самуэль! Распоряжайся нами!
- Обсудим же теперь, что нам делать, а с рассветом постараемся
его выручить,- сказал Фергюссон.
- Но как нам отделаться от этих подлых негров? - проговорил
Кеннеди.
- Когда я вспоминаю, как эти негры удирали, для меня совершенно
очевидно, что они не знакомы с огнестрельным оружием,- продолжал
доктор,- значит, нам нужно будет использовать их ужас. Но обождем
рассвета и уж тогда, сообразуясь с местностью, выработаем план
спасения.
- Этот бедняга должен быть где-нибудь поблизости,- заметил Джо,-
так как...
- Ко мне! Ко мне! - раздался тот же голос, но уже более слабый!
- Варвары! - закричал, весь трясясь от волнения, Джо.- А что,
если они прикончат его еще этой ночью?
- Слышишь, Самуэль,- бросился Кеннеди к своему другу, хватая его
за руку,- если они прикончат его ночью!
- Это мало вероятно, друзья мои. Дикие племена умерщвляют своих
пленников обыкновенно среди бела дня: им, видите ли, для этого
непременно нужно солнце,- пояснил доктор.
- Ну, а что, если мне воспользоваться ночной темнотой и
пробраться к этому несчастному? - промолвил шотландец.
- Тогда и я пойду с вами, мистер Дик,- предложил Джо.
- Постойте, постойте, друзья мои! Этот план делает честь вашему
сердцу и вашей храбрости, но вы подвергаете опасности всех нас и еще
больше можете повредить тому, кого мы хотим спасти.
- Почему же? - возразил Кеннеди.- Ведь эти дикари страшно
перепуганы. Они разбежались и больше не вернутся.
- Дик, умоляю тебя, послушайся меня! Поверь, я имею в виду общее
благо. Если бы ты случайно попался им в руки, все бы пропало.
- Но этот несчастный? Он ждет, надеется. И никто не отзывается,
никто не идет на помощь. Ему уже, верно, начинает казаться, что
ружейные выстрелы ему только померещились.
- Его можно успокоить,- заявил доктор Фергюссон. И, поднявшись,
доктор приложил ко рту руку в виде рупора и прокричал на том же языке,
на каком взывал о помощи неизвестный:
- Кто бы вы ни были, не теряйте надежды! Три друга думают и
заботятся о вас.
В ответ на это раздался ужасный вой, заглушивший, без сомнения,
ответ пленника.
- Его убивают! Его прикончат! - закричал Кеннеди.- Наше
вмешательство только ускорило его смертный час. Надо действовать!
- Но каким образом, Дик, подумай, что можно сделать в таком
мраке?
- Ах, если бы было светло! - воскликнул Дик.
- Ну, хорошо, а если б был день, что бы ты тогда сделал? -
каким-то особенным тоном спросил доктор.
- Ничего не может быть проще, Самуэль,- ответил охотник.- Я
спустился бы на землю и стрельбой разогнал бы этот сброд.
- А ты, Джо, что сделал бы? - обратился к нему Фергюссон.
- Я, сэр, поступил бы более осторожно. Дал бы знать пленнику, в
каком направлении ему бежать.
- Но каким же образом?
- Привязал бы записку к стреле, которую, помните, я поймал на
лету, или же громко сказал бы ему это, благо дикари не понимают нашего
языка.
- Ваши планы несбыточны, друзья мои. Спастись бегством этому
несчастному страшно трудно, если б даже он сумел ускользнуть от своих
мучителей. Твой же проект, дорогой Дик, при твоей отваге да еще
благодаря страху, который мы нагнали на них стрельбой, быть может, и
удался бы. Но провались он - тебе грозила бы гибель, и нам пришлось бы
спасать уже не одного, а двоих. Нет! Надо действовать иначе - так,
чтобы все шансы на успех были на нашей стороне.
- Но действовать немедленно, сейчас же,- настаивал охотник.
- Может быть, и так,- проговорил Фергюссон, как бы подчеркивая
эти слова.
- Да неужели, сэр, вы в силах рассеять эту тьму?
- Кто знает, Джо...
- Ах, сэр! Если только вы сделаете нечто подобное, я сейчас же
заявлю, что вы - самый великий ученый в мире!
Доктор несколько минут помолчал. Видимо, он обдумывал какой-то
план. Оба, Дик и Джо, с трепетом смотрели на него. Они были страшно
взволнованы этим совершенно необычайным положением.
Вскоре Фергюссон заговорил:
- Вот мой план: у нас еще не тронут балласт в двести фунтов. Мне
кажется, что этот пленник,- он ведь изнурен, измучен,- не может весить
больше самого тяжелого из нас. Следовательно, у нас во всяком случае
остается лишним шестьдесят фунтов балласта, и его можно сбросить,
чтобы скорее подняться.
- Объясни, пожалуйста, что ты думаешь предпринять? - попросил
Кеннеди.
- А вот что. Ты сам понимаешь. Дик, что если мне удастся
захватить пленника и я сброшу количество балласта, равное ему по весу,
то равновесие шара не будет нарушено. Но если придется как можно
скорее подниматься, чтобы ускользнуть от этой оравы негров, мне
понадобится прибегнуть к более энергичным средствам, чем моя горелка.
И вот для этого в нужную минуту и придется сбросить остаток балласта.
- Видимо, это так,- согласился Дик.
- Но здесь есть и отрицательная сторона,- продолжал Фергюссон.-
Чтобы спуститься потом, мне понадобится выпустить количество газа,
пропорциональное излишку сброшенного балласта. Конечно, газ вещь очень
ценная, но можно ли думать об этом, когда вопрос идет о спасении
человеческой жизни!
- Ты совершенно прав, Самуэль: мы должны пойти на любые жертвы,
чтобы спасти этого человека.
- Приступим же к делу,- сказал Фергюссон.- Начните с того, что
переместите балласт к борту корзины так, чтобы его сразу можно было
сбросить.
- А как быть с темнотой?
- Пока она скрывает наши приготовления, а когда они будут
закончены - рассеется. Держите оружие наготове. Быть может, придется
стрелять. Чем мы располагаем? Один выстрел из карабина, четыре из двух
ружей, двенадцать из двух револьверов, всего семнадцать. Мы можем
сделать все семнадцать в четверть минуты. А может быть, стрелять не
понадобится. Ну что, вы готовы?
- Готовы,- ответил Джо.
Балласт поместили у борта, зарядили оружие.
- Прекрасно,- одобрил доктор.- Будьте же внимательны. Ты, Джо,
сбрасывай балласт, а ты. Дик, хватай пленника. Но помните: ничего не
делать без моего распоряжения. А теперь, Джо, ступай скорей, отцепи
якорь и мигом возвращайся назад в корзину.
Джо проворно спустился вниз по канату и через несколько минут
вернулся обратно. "Виктория", получив свободу, повисла в воздухе почти
неподвижно.
В это время доктор убедился, что в смесительной камере есть
достаточно газа, чтобы в случае надобности пустить в ход горелку, не
прибегая к помощи бунзеновской батареи. Потом он взял два хорошо
изолированных проводника, служивших для разложения воды, и, порывшись
в своем дорожном чемодане, достал оттуда два заостренных уголька,
которые и прикрепит к концам проводников.
Оба его друга смотрели на то, что он делает, ровно ничего не
понимая, но молчали. Закончив свою работу, Фергюссон стал посреди
корзины и, взяв в каждую руку по проводнику с угольками, сблизил их
концы.
И вдруг яркий, ослепительный, невыносимый для глаз свет вспыхнул
между остриями угольков. Огромный сноп электрического света прорезал
ночной мрак.
- Ах, сэр! - вырвалось у Джо.
- Ни слова! - прошептал доктор.
Сноп света.- Миссцонер.- Похищение при электрическом свете.-
Священник-лазарист.- Слабая надежда на выздоровление
миссионера.- Заботы доктора.- Самоотверженная жизнь.-
Полет над вулканом.
Фергюссон стал направлять яркий сноп электрического света в
разные стороны. Наконец, он остановил его на одном месте, и оттуда
сразу донеслись вопли ужаса. Дик и Джо смотрели во все глаза на
представившееся им зрелище.
Баобаб, над которым почти неподвижно висела "Виктория", рос
посреди лужайки. Среди полей кунжута и сахарного тростника разбросано
было штук пятьдесят низких хижин с коническими крышами, а вокруг них
кишело многочисленное племя негров. Почти под самой "Викторией", в
каких-нибудь ста футах от нее, стоял столб. У подножия его виднелось
человеческое существо - молодой человек лет тридцати, с длинными
черными волосами, полуголый, худой, окровавленный и израненный; он
склонил голову на грудь, как распятый Исус. Выстриженные на макушке
волосы говорили о том, что на этом месте недавно была тонзура.
- Это миссионер! - закричал Джо.- Священник!
- Бедняга! Несчастный! - восклицал Дик.
- Мы его спасем,- уверял доктор.- Спасем. При виде шара, похожего
на огромную комету с ярко сверкающим хвостом, негры, понятно, пришли в
ужас. Слыша их вопли, пленник поднял голову. В глазах его блеснуло
выражение надежды, и, не отдавая себе отчета в том, что происходит
вокруг него, он протянул руки к своим неожиданным спасителям.
- Он жив! Он жив! - радостно закричал Фергюссон.- Слава богу! А
дикари в полнейшем ужасе. Мы его спасем. Вы готовы, друзья мои?
- Готовы, Самуэль.
- Ну, Джо, туши горелку.
Приказ доктора сейчас же был выполнен. Едва заметный ветерок нес
"Викторию" к пленнику; одновременно шар, вследствие охлаждения газа,
мало-помалу спускался. Еще минут де сять "Виктория" плавала в волнах
света. Ферпоссон все направлял на толпу ослепительный сноп лучей, от
которого негры, придя в неописуемый страх, один за другим забились в
свои хижины. Площадка опустела. Доктор был прав, возлагая надежды на
сверхъестественное появление "Виктории", бросающей солнечные лучи
среди ночного мрака.
Корзина приблизилась к земле. Несколько смельчаков-негров, видя,
что добыча ускользает от них, вернулось, испуская громкие крики.
Кеннеди схватил свой карабин, но доктор запретил ему стрелять.
Миссионер не был даже привязан к столбу - это было лишнее при его
полнейшем изнеможении. Он стоял на коленях, не имея сил держаться на
ногах. В ту минуту, когда "Виктория" коснулась земли, охотник, откинув
в сторону свой карабин, схватил в охапку миссионера и втащил его в
корзину. В это же мгновение Джо сбросил на землю двухсотфунтовый
балласт.
Доктор был уверен, что "Виктория" должна понестись вверх с
необыкновенной быстротой, но, вопреки его ожиданию, она, поднявшись на
три-четыре фута, внезапно остановилась.
- Кто нас держит? - в ужасе закричал доктор.
С дикими криками к "Виктории" мчалось несколько дикарей.
- Ах! - воскликнул Джо, наклонившись над бортом.- Один из этих
свирепых негров уцепился за низ нашей корзины.
- Дик! Дик! - крикнул доктор.- Ящик с водой!
Дик сразу понял мысль своего друга и, схватив один из ящиков с
водой, весивший более ста фунтов, вышвырнул его за борт.
Освободившись от балласта, "Виктория" сразу подпрыгнула вверх
футов на триста, и толпа, видя, что пленник уносится от нее в луче
ослепительного света, огласила воздух неистовым ревом....
- Ура! - радостно вскрикнули Кеннеди и Джо. Тут "Виктория" снова
рванулась ввысь, и на этот раз больше, чем на тысячу футов.
- Что случилось? - спросил Кеннеди, от толчка едва удержавшийся
на ногах.
- Ничего,- ответил Фергюссон.- Просто этот негодяй, наконец,
покинул нас.
Джо, быстро нагнувшись над бортом корзины, увидел, как дикарь с
распростертыми руками летел вниз, как он несколько раз перевернулся в
воздухе и, наконец, грохнулся о землю.
Доктор разъединил провода, и наступила полнейшая тьма. Был час
ночи. Француз, все время лежавший в обмороке, открыл глаза.
- Вы спасены,- сказал ему Фергюссон.
- Спасен от мучительной смерти, да,- с печальной улыбкой ответил
француз по-английски.- Благодарю вас, братья, но не только дни мои, а
самые часы сочтены. Немного мне осталось жить.
И миссионер, вконец обессиленный, впал в забытье.
- Он умирает! - закричал Дик.
- Нет, нет,- ответил Фергюссон, наклоняясь над французом.- Но он
очень слаб. Давайте положим его под тент.
Они осторожно уложили на постель это жалкое, исхудалое тело, все
покрытое шрамами и свежими ранами от ножей и огня. Доктор нащипал из
своего носового платка немного корпии и наложил ее на раны,
предварительно промыв их. Он действовал умело и ловко, как настоящий
врач. Затем, вынув из своей аптечки подкрепляющее средство, он влил
несколько капель в рот миссионера. Тот едва имел силы прошептать:
"Благодарю, благодарю".
Доктор, видя, что больному необходим полный покой, опустил над
ним тент, а сам снова занялся своим шаром. "Викторию", учитывая
присутствие на ней четвертого пассажира, освободили в общем от
балласта в сто восемьдесят фунтов, и она держалась в воздухе без
помощи горелки. На рассвете легкий ветерок тихонько понес "Викторию" к
северо-западу. Фергюссон подошел к спящему миссионеру и несколько
минут наблюдал за ним.
- Если бы только мы могли сохранить спутника, посланного нам
небом!- промолвил охотник.- Есть ли хоть какаянибудь надежда?
- Да, Дик, при хорошем уходе, на таком чистом воздухе.
- Сколько выстрадал этот человек! - проговорил взволнованный
Джо.- Ему нужно было больше смелости, чем нам. Шутка ли: одному идти к
этим племенам!
- Вне всякого сомнения,-отозвался охотник.
Доктор весь день не хотел будить миссионера; в сущности это был
даже не сон, а дремота, прерываемая стонами и тихими жалобами.
Состояние больного не переставало беспокоить Фергюссона.
Под вечер "Виктория" остановилась и неподвижно простояла среди
мрака всю ночь. Джо и Кеннеди сменяли друг друга у постели больного, а
Фергюссон все время один нес вахту.
На следующее утро "Виктория", поднявшись в воздух, уклонилась
чуть-чуть к западу. День обещал быть великолепным. Вдруг больной
несколько окрепшим голосом позвал своих новых друзей. Сейчас же
подняли края тента, и он с наслаждением стал вдыхать свежий утренний
воздух.
- Как вы себя чувствуете? - спросил Фергюссон.
- Как будто лучше,- ответил больной.- А до сих пор, друзья мои,
мне все казалось, будто я вас вижу во сне. Признаться, я с трудом
отдаю себе отчет в том, что случилось. Скажите, кто вы такие? Как вас
зовут? Я хочу знать это, чтобы помянуть вас в своей последней молитве.
- Мы английские путешественники,- сказал Фергюссон,- пытаемся на
воздушном шаре перелететь через Африку, и вот по пути нам
посчастливилось спасти вас.
- У науки есть свои герои,- сказал миссионер.
- А у религии - свои мученики,- откликнулся шотландец.
- Вы миссионер? - спросил доктор.
- Я священник миссии лазаристов. Вас мне послало небо. Но моя
жизнь кончена. Расскажите мне о Европе, расскажите о Франции,- ведь
уже целых пять лет я ничего не знаю о своей родине.
- Пять лет! Один среди этих дикарей! - воскликнул Кеннеди.
- Это души, которые нуждаются в искуплении,- ответил молодой
священник.- Это братья, дикие и невежественные, которых только церковь
может наставить и цивилизовать.
Фергюссон долго рассказывал миссионеру о его родной Франции. Тот
жадно слушал, и тихие слезы струились по его щекам. Время от временной
брал в свои лихорадочно горящие ладони то руки Кеннеди, то руки Джо и
пожимал их. Доктор приготовил больному несколько чашек чаю, и тот
выпил их с наслаждением. Бедняга почувствовал некоторый прилив сил,
смог приподняться и, видя, что он несется по ясному небу, даже
улыбнулся.
- Вы отважные путешественники,- начал он,- ваше смелое
предприятие завершится благополучно; вы-то увидите ваших родных,
друзей, вашу родину, вы...
Несчастный так ослабел, что его пришлось сейчас же снова уложить.
Несколько часов он находился в состоянии полной прострации, похожем на
смерть. Фергюссон не отходил от него и не мог сдержать своего
волнения: он чувствовал, что эта жизнь уходит. "Неужели,- думал
доктор,- мы так скоро потеряем того, кого вырвали из рук мучителей?"
Доктор снова перевязал ужасные раны и принужден был пожертвовать
большей частью своего запаса воды, чтобы освежить пылающее в
лихорадочном жару тело страдальца. Вообще он самым нежным и разумным
образом ухаживал за ним. К французу мало-помалу возвращалось сознание,
но, увы, не жизнь.
Умирающий прерывистым голосом рассказал доктору свою историю.
Когда он начал, Фергюссон попросил его говорить на родном языке:
- Я понимаю его, а вас это менее утомит.
Миссионер был молодой человек родом из Бретани, из бедной семьи.
Деревня Драдон, где он вырос, находилась в центре департамента
Мобриана. Он очень рано почувствовал влечение к духовному поприщу. Ему
мало было самоотверженной жизни священника, он хотел опасностей и
вступил в орден миссионеров, основателем которого был св.
Винцент-Павел.
В двадцать лет он покидает свою родину для негостеприимных
берегов Африки, и оттуда, преодолевая всякие препятствия, перенося
всевозможные лишения, молясь, он пешком добирается до поселений диких
племен, живущих по притокам Верхнего Нила. Прошло два года, а дикари
все еще не внимали его проповедям, не откликались на его пылкие
призывы, неверно истолковывали его человеколюбие. И вот он попадает в
плен к одному из самых свирепых племен - ньямбара, где с ним очень
плохо обращаются. И все же он учит, наставляет, молится. Когда однажды
племя, у которого он был в плену, после одного из частых побоищ с
соседями, разбегается, бросив его на поле битвы, как мертвого, он
все-таки не считает возможным вернуться на родину и, верный
евангельским заветам, продолжает скитаться по Африке. Самым спокойным
временем для него было то, когда его считали сумасшедшим. Он и на
новых местах изучает местные наречия и упорно продолжает свое дело.
Еще два долгих года он странствует по этим местам, повинуясь
сверхчеловеческой силе, дарованной ему богом. Последний год проводит
он среди "барафри", одного из самых диких племен - ньям-ньям.
Несколько дней тому назад умер их вождь, и злосчастного миссионера
почему-то обвиняют в его неожиданной смерти. И вот решают принести его
в жертву. Уже в течение почти двух суток длятся его пытки, и ему
предстоит, как верно предвидел доктор, умереть на следующий день при
ярком свете солнца, как раз в полдень. Услышав звук ружейных
выстрелов, он инстинктивно кричит: "Ко мне! Ко мне!" А когда до него
доносятся с неба слова утешения, ему кажется, что все это сон.
- Я не жалею,- прибавил он,- о жизни, которая уходит; она
принадлежит богу.
- Не теряйте надежды,- сказал ему доктор.- Мы подле вас и вырвем
вас у смерти, как вырвали у ваших мучителей.
- Так много я не прошу,- кротко ответил миссионер.- Слава богу,
что мне дана перед смертью великая радость пожать дружеские руки и
услышать родную речь.
Миссионер снова ослабел. День прошел между надеждой и страхом.
Кеннеди был очень подавлен, а Джо украдкой утирал слезы.
"Виктория" еле подвигалась; самый ветер, казалось, хотел дать
покой умирающему.
Под вечер Джо объявил, что на западе виден какой-то очень яркий
свет. Действительно, небо было словно в огне. На более северных
широтах, пожалуй, можно было бы принять это за северное сияние. Доктор
стал внимательно наблюдать за таким редким явлением.
- Это не может быть не чем иным, как действующим вулканом,-
наконец, проговорил он.
- А ветер как раз. несет нас туда,- заметил с тревогой Кеннеди.
- Ну, и что же? - отозвался доктор.- Мы пролетим над ним на такой
высоте, где будем в безопасности.
Прошло каких-нибудь три часа, и "Виктория" уже неслась над
горами. Она была на 24o 15' восточной долготы и 4o 42' северной
широты. Под нею из огнедышащего вулкана лились потоки расплавленной
лавы и высоко взлетали обломки скал... Казалось, какая-то огненная
влага низвергается ослепительным каскадом. Зрелище было великолепное,
но опасное, ибо ветер продолжал упорно гнать "Викторию" в сторону этой
раскаленной атмосферы.
Раз нельзя было обойти это препятствие, надо было перелететь
через него. Горелка заработала вовсю, и "Виктория", поднявшись на
высоту шести тысяч футов, пронеслась саженях в трехстах от вулкана.
Умирающий миссионер мог со своего ложа созерцать действующий вулкан,
откуда вырывались ослепительные снопы огня.
- Как это прекрасно,- произнес он,- и как бесконечно могущество
всевышнего. Мы чувствуем его даже в самых страшных явлениях природы.
Потоки раскаленной лавы покрывали склоны горы словно огненным
ковром. Нижняя часть "Виктории", отражая море пламени, сияла в ночной
темноте. В корзине чувствовался сильный жар, и доктор Фергюссон
стремился как можно скорее уйти от этого опасного места. К десяти
часам вечера вулкан казался лишь красной точкой на горизонте, а
"Виктория", опустившись в более низкую зону, спокойно продолжала свой
полет.
Гнев Джо.- Смерть праведника.- Бдение над покойником.- Безводная
местность.- Погребение.- Глыбы кварца.- Галлюцинация Джо.-
Драгоценный балласт.- Открытие золотоносных пород.-
Джо в отчаянии.
Чудесная ночь спустилась на землю. Обессиленный миссионер тихо
дремал.
- Нет, он больше не придет в себя,- проговорил Джо.- А ведь он
так еще молод, бедняга, ему тридцати нет.
- Да, он умрет на наших руках,- подтвердил доктор с отчаянием.-
Дыхание его все слабеет, и я бессилен сделать чтолибо для его
спасения.
- Ах, негодяи,- крикнул Джо, на которого иногда нападали
внезапные приступы гнева.- Подумать только, что этот достойный
священник нашел еще слова, чтобы пожалеть их, оправдать, простить!
- Посмотри, Джо, какую прекрасную ночь посылает ему бог, его
последнюю ночь. Больше он не будет страдать.
Вдруг француз прерывающимся голосом что-то проговорил. Фергюссон
подошел к нему. Умирающему было трудно дышать, он просил поднять края
тента. Когда это было исполнено, он с наслаждением вдохнул в себя
чистейший воздух прозрачной ночи. Звезды трепетали над ним, а луна как
бы окутывала его белым саваном своих лучей.
- Друзья мои,- сказал священник слабеющим голосом.- Я ухожу. Да
поможет вам бог завершить ваше дело. Да вернет он вам за меня мой долг
благодарности.
- Не падайте духом,- ответил ему Кеннеди.- Это лишь временный
упадод сил. Вы не умрете! Можно ли умереть в такую прекрасную летнюю
ночь!
- Смерть пришла за мной,- возразил миссионер.- Я знаю. Что ж!
Дайте мне встретить ее лицом к лицу. Смерть - начало вечной жизни,
конец земным трудам. Поставьте меня на колени, братья, прошу вас!
Кеннеди приподнял его, но бессильное тело свалилось ему на руки.
- Боже мой, боже мой,- воскликнул умирающий проповедник.- Сжалься
надо мной.
Его лицо просияло. Вдали от земли, радости которой не были им
изведаны, среди ночи, посылавшей ему свой тихий свет, под небесами, к
которым он взлетал, точно в каким-то чудесном вознесении, он как будто
уже начал жить другой, новой жизнью.
Собравшись с силами, он благословил друзей, которые всего лишь
один день как стали его друзьями, и снова упал на руки Кеннели, по
лицу которого текли обильные, крупные слезы.
- Умер,- сказал доктор, наклонившись над ним.- Умер.
И три друга, точно сговорившись, опустились на колени и стали
молиться.
- Завтра утром,- спустя несколько минут сказал Фергюссон,- мы
похороним его в земле Африки, земле, орошенной его кровью.
Всю остальную ночь над телом по очереди бодрствовали доктор,
Кеннеди и Джо. Ни единым словом не нарушили они благоговейного
молчания, все плакали.
На следующее утро подул южный ветер и тихо понес "Викторию" над
обширным плоскогорьем. Тут были и потухшие вулканы и бесплодные
лощины. Воды кругом не видно было и следа. Нагроможденные друг на
друга скалы, валуны, беловатые мергельные ямы - все свидетельствовало
о полнейшем бесплодии почвы.
Около полудня доктор решил для погребения миссионера опуститься в
котловину, окруженную скалами первозданных плутонических пород. Эта
гористая местность была для него подходящим приютом; вместе с тем
здесь были благоприятные условия для приземления "Виктории", которая
за неимением деревьев не могла быть поставлена на якорь. Но теперь,