— А! — прервала его миссис Уэлдон. — Дик Сэнд уже сказал вам, что Негоро исчез? — Да, миссис Уэлдон, — ответил юноша. — Я хотел узнать, не встретил ли Негоро мистер Гэррис.
   — Нет, не встретил, — сказал американец. — Не стоит думать об этом дезертире, лучше займемся нашими делами. Мы можем выступить в поход, миссис Уэлдон, когда вы пожелаете.
   Каждый взял предназначенный ему тюк. Миссис Уэлдон при помощи Геркулеса уселась в седло. Маленький Джек, с игрушечным ружьем за плечами, сел впереди нее, даже не думая поблагодарить человека, который предоставил в его распоряжение такого великолепного коня.
   Джек немедленно заявил матери, что он сам будет править лошадью «чужого господина».
   Ему дали держать повод, и Джек сразу почувствовал себя признанным начальником отряда.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. В пути


   Пройдя шагов триста по берегу реки, маленький отряд вступил под покров девственного леса, по извилистым тропинкам которого ему предстояло странствовать в течение десяти дней. Дик Сэнд не без страха посматривал на лесную чащу, хотя, собственно говоря, у него не было никаких оснований тревожиться.
   Напротив, миссис Уэлдон — женщина и мать, которую неизвестные опасности должны были пугать вдвойне, — была совершенно спокойна. Она знала, что ни люди, ни звери, встречающиеся в области пампы, не опасны, — в этом заключалась первая причина ее спокойствия. Во-вторых, она верила, что с таким надежным проводником, каким ей казался Гэррис, нет риска заблудиться в лесу.
   Впереди маленького отряда шли Дик Сэнд и Гэррис — один с длинноствольным ружьем, другой с карабином. За ними следовали Ват и Остин, также вооруженные карабинами и ножами.
   Позади них ехали на лошади миссис Уэлдон и Джек.
   За ними шли Том и старая Нан.
   Арьергард составляли Актеон, вооруженный четвертым карабином, и Геркулес с топором за поясом.
   Этот строй должен был по возможности соблюдаться в продолжение всего перехода.
   Динго кружил возле отряда, то отставая, то забегая вперед. Дик Сэнд обратил внимание на то, что собака как будто бы все время ищет след. Динго вел себя очень странно с тех пор, как он попал на сушу после крушения «Пилигрима». Собака все время была в состоянии сильного возбуждения. Часто она глухо рычала, но и в этом рычании скорее слышалась жалоба, чем угроза. Странное поведение собаки заметили все путники, но никто не мог его объяснить.
   Кузена Бенедикта, так же как и Динго, невозможно было заставить шагать в строю. Для этого его нужно было бы держать на привязи. С жестяной коробкой на боку, с сеткой в руке, с большой лупой, висевшей на груди, он рыскал по чаще, забирался в высокую траву в поисках прямокрылых, сетчатокрылых и прочих «крылых», рискуя, что его укусит какая-нибудь ядовитая змея.
   В начале похода встревоженная миссис Уэлдон то и дело звала его. Но с энтомологом невозможно было сладить.
   — Кузен Бенедикт, — сказала она ему наконец, — не искушайте моего терпения. В последний раз предлагаю вам никуда не отходить от нас!
   — Позвольте, кузина, — возразил несговорчивый энтомолог, — а если я увижу насекомое…
   — Если вы увидите насекомое, — сразу прервала ученого миссис Уэлдон, — вы оставите его в покое, иначе мне придется отобрать у вас ящик с коллекцией.
   — Как отобрать у меня коллекцию?! — воскликнул кузен Бенедикт таким тоном, словно миссис Уэлдон угрожала вырвать ему сердце.
   — Да! И, кроме ящика, сетку! — ответила неумолимая миссис Уэлдон.
   — И сетку, кузина?! Может быть, и очки? Нет! Вы не посмеете! Вы не посмеете!
   — Да. И очки! Благодарю вас, кузен Бенедикт. Вы мне напомнили, что я могу сделать вас слепым и хоть такие способом заставить вести себя разумно!
   Эта тройная угроза усмирила непоседу кузена почти на целый час. А потом он снова стал отходить в сторону. Так как ясно было, что он все равно будет охотиться за насекомыми, даже оставшись без очков, сетки и ящика, пришлось махнуть на него рукой и предоставить ему свободу действий. Геркулес обязался следить за кузеном Бенедиктом. Миссис Уэлдон уполномочила негра-великана поступать с кузеном Бенедиктом так же, как сам энтомолог поступал с редкими насекомыми. Иными словам ми, если бы понадобилось, Геркулес должен был поймать его и водворить на место так же деликатно, как сам кузен Бенедикт сделал бы это с редкостным чешуекрылым.
   После такого распоряжения кузеном Бенедиктом перестали заниматься.
   Маленький отряд, как видно из сказанного, был хорошо вооружен и готов ко всяким неожиданностям, хотя Гэррис и утверждал, что в этом лесу не приходится опасаться неприятных встреч, разве только с кочевниками-индейцами. Во всяком случае, принятых мер предосторожности было достаточно, чтобы держать всех встречных на почтительном расстоянии.
   Тропинки, проложенные в густом лесу, походили скорее на звериные тропы, и продвигаться по ним было легко. Гэррис не ошибся, говоря, что при двенадцати часах ходьбы отряд будет делать в день в среднем от пяти до шести миль.
   Погода стояла прекрасная. Солнце поднялось по безоблачному небу к зениту. Лучи его падали на землю почти отвесно. На открытой равнине жара была бы нестерпимая, но под непроницаемым зеленым сводом ее нетрудно было переносить. Гэррис не преминул обратить на это внимание своих спутников.
   Большинство древесных пород в лесу было незнакомо миссис Уэлдон и ее спутникам, как белым, так и черным. Однако сведущий человек заметил бы, что при всех своих ценных качествах они не отличаются большой высотой.
   Здесь росла баугиния, или «железное дерево», моломпи, сходная с индийским деревом птерокарпом, легкая и прочная древесина которого идет на выделку весел; из его ствола обильно сочилась камедь. Кое-где виднелись сумахи, иначе называемые «красильными желтниками», они содержат большое количество красящих веществ. Были тут и бакауты с толстыми стволами, футов по двенадцать в диаметре, но менее ценные, чем обыкновенные гваяковые деревья.
   Дик Сэнд спрашивал у Гэрриса названия деревьев.
   — Разве вам никогда не приходилось бывать в Южной Америке? — спросил тот, прежде чем ответить на вопрос юноши.
   — Никогда, — сказал Дик Сэнд. — Я уже немало поездил по свету, но ни разу не бывал в этих местах. По правде говоря, я даже не сталкивался с людьми, которые хорошо знали бы побережье Южной Америки.
   — А в Колумбии, Чили или Патагонии вы не бывали? — спросил Гэррис.
   — Нет, никогда…
   — И миссис Уэлдон тоже никогда не посещала этой части материка? — продолжал Гэррис. — Ведь американки такие неутомимые путешественницы…
   — Нет, мистер Гэррис, — ответила молодая женщина. — Мой муж ездит по делам только в Новую Зеландию, поэтому и мне не довелось побывать в других местах. Никто из нас не знает Нижней Боливии.
   — Что ж, миссис Уэлдон, вам и вашим спутникам предстоит познакомиться с удивительной местностью, природа которой резко отличается от природы Перу, Бразилии и Аргентины. Флора и фауна Боливии поразят любого естествоиспытателя. Вы можете только радоваться, что потерпели крушение в таких интересных местах. Вот уж действительно можно сказать: "Не было бы счастья, да несчастье помогло… "
   — Я хочу верить, что привел нас сюда не случай, мистер Гэррис, а бог…
   — Бог? Да, да, конечно, бог, — ответил Гэррис тоном человека, который не допускает вмешательства провидения в дела земные.
   И так как никто из путешественников не знал этой страны, Гэррис любезно указывал им на различные образцы местной флоры и сообщал названия самых оригинальных деревьев в лесу. Кузен Бенедикт мог пожалеть, что интересуется только одной энтомологией. О, если бы он был еще и ботаник! Какое множество открытий и находок сделал бы он в этом лесу! Сколько здесь было растений, о существовании которых в тропических лесах Нового Света наука и не подозревала! Кузен Бенедикт мог бы навеки прославить свое имя. Но, к несчастью, он не любил ботанику и ничего в ней не понимал. Скажем больше: он даже испытывал отвращение к цветам — ведь некоторые разновидности цветов, говорил он, осмеливаются ловить насекомых и, замкнув их в свои венчики, отравляют своими ядовитыми соками.
   Все чаще в лесу стали встречаться заболоченные места. Под ногами хлюпала вода. Сливаясь вместе, ее струйки питали притоки уже знакомой путешественникам речки. Некоторые притоки были так широки и полноводны, что приходилось искать брод, чтобы переправиться на другой берег.
   Низкие и топкие берега речек густо заросли тростником. Гэррис сказал, что это папирус, и не ошибся в названии.
   Миновав болота, путешественники снова вступили под сень высоких деревьев. Узенькие тропинки зазмеились в лесу.
   Гэррис показал миссис Уэлдон и Дику на прекрасное эбеновое дерево, черная древесина которого красивее и тверже обычных сортов. Хотя отряд удалился уже на до вольно большое расстояние от берега моря, в лесу росло много манговых деревьев. От корня и до ветвей их стволы были как мехом окутаны лишайниками. Манговые деревья дают густую тень, они приносят изумительно вкусные плоды, и все же, рассказывал Гэррис, ни один туземец не осмеливается разводить их. «Кто посадит манговое дерево, тот умрет», — гласило местное поверье.
   Во второй половине дня после недолгого отдыха маленький отряд начал взбираться на пологие холмы, которые служили как бы предгорьями высокого хребта, тянувшегося параллельно берегу, и соединяли с ним равнину.
   Здесь лес поредел, деревья уже не теснились сплошными рядами. Однако дорога не улучшилась: земля сплошь была покрыта буйными, высокими травами. Казалось, отряд перенесся в джунгли Восточной Индии. Растительность была не такой обильной, как в низовьях впадающей в океан речки, но все же более густой, чем в странах умеренного пояса Старого и Нового Света. Повсюду виднелись индигоноски [54] . Это стручковое растение обладает необычайной жизнеспособностью. По словам Гэрриса, стоило земледельцу забросить поле, как тотчас же его захватывали индигоноски, к которым здесь относились с таким пренебрежением, как в Европе относятся к крапиве и чертополоху.
   Но зато в лесу совершенно отсутствовали каучуковые деревья. А между тем «Ficus prinoides», «Castillia elastica», «Cecropia peltata», «Cameraria latif olia», и в особенности «Suphonia elastica», принадлежащие к различным семействам, в изобилии встречаются в южноамериканских лесах. К удивлению путешественников, они не находили ни одного каучуконоса.
   А Дик Сэнд давно уже обещал показать своему другу Джеку каучуковое дерево. Мальчик, конечно, был очень разочарован: он воображал, что мячи, резиновые куклы, пищащие паяцы и резиновые шары растут прямо на ветвях этих деревьев.
   Джек пожаловался матери.
   — Терпение, дружок, — ответил Гэррис. — Мы увидим сотни каучуковых деревьев вокруг гациенды.
   — Они настоящие резиновые? — спросил маленький Джек.
   — Самые настоящие. А пока что не хочешь ли попробовать вот эти плоды? Очень вкусные и утоляют жажду.
   И с этими словами Гэррис сорвал с дерева несколько плодов, на вид таких же сочных, как персики.
   — А вы уверены, что эти плоды не принесут вреда? — спросила миссис Уэлдон.
   — Могу поручиться, миссис Уэлдон, — ответил Гэррис, — в доказательство я попробую их сам. Это плод мангового дерева.
   И Гэррис вонзил в сочный плод свои крепкие белые зубы. Маленький Джек не заставил себя долго просить и последовал его примеру. Он заявил, что «груши очень вкусные», и дерево тотчас стали обирать. У этой разновидности манговых деревьев плоды поспевают в марте и в апреле, тогда как у других -только в сентябре, и потому пришлись они очень кстати.
   — Очень вкусно, очень вкусно, — с полным ртом говорил мальчик. — Но мой друг Дик обещал показать мне резиновое дерево, если я буду хорошо вести себя. Я хочу резиновое дерево!
   — Потерпи немножко, сынок! — успокаивала мальчика миссис Уэлдон. -Ведь мистер Гэррис обещал тебе.
   — Это не все, — не уступал Джек. — Дик обещал мне еще…
   — Что же еще обещал тебе Дик? — улыбаясь, спросил мистер Гэррис.
   — Птичку-муху!
   — Увидишь и птичку-муху, мой мальчик! Только подальше… подальше отсюда! — ответил Гэррис.
   Джек вправе был требовать, чтобы ему показали очаровательных колибри: ведь он попал в страну, где они водятся во множестве. Индейцы, которые умеют артистически плести перья колибри, наделили этих прелестных представителей пернатых поэтическими именами. Они называют колибри «солнечным лучом» или «солнечными кудрями». Для них колибри-"царица цветов", «небесный цветок, прилетевший с лаской к цветку земному», «букет из самоцветов, сверкающий при свете дня», и т. д. Говорят, что у индейцев есть поэтические названия для каждого из ста пятидесяти видов, составляющих чудесное семейство колибри.
   Однако, хотя все путешественники согласно утверждают, что в боливийских лесах водится множество колибри, маленькому Джеку пришлось довольствоваться лишь обещаниями Гэрриса, По словам американца, отряд двигался еще слишком близко от берега океана, а колибри не любят пустынных мест на океанском побережье. Гэррис рассказывал Джеку, что эти птички не боятся людей; на гациенде Сан-Феличе только и слышен их крик «тэр-тэр» и хлопанье крылышек, похожее на жужжание прялки.
   — Ах, как бы я хотел уже быть там! — восклицал маленький Джек.
   Для того чтобы скорее добраться до гациенды Сан-Феличе, надо было поменьше останавливаться в пути. Поэтому миссис Уэлдон и ее спутники решили сократить время остановок.
   Облик леса уже изменялся. Все чаще встречались широкие полянки. Сквозь зеленый ковер трав проглядывал розоватый гранит и голубоватый камень, похожий на ляпис-лазурь. Иные холмы покрывала сассапарель — растение с мясистыми клубнями. Непроходимые заросли ее временами заставляли путешественников с сожалением вспоминать об узких тропинках в лесной чаще, где все же легче было пробираться.
   До захода солнца маленький отряд прошел приблизительно восемь миль. Этот переход закончился без всяких приключений и никого не утомил. Правда, то был лишь первый день пути — следовало ожидать, что следующие этапы окажутся более трудными.
   С общего согласия решено было остановиться на отдых. Разбивать лагерь по всем правилам не стоило на одну ночь, и путешественники расположились прямо на земле. Так как не приходилось опасаться нападения со стороны туземцев или диких зверей, то для охраны достаточно было выставить одного караульного, сменяя его каждые два часа.
   Привал устроили под огромным манговым деревом; его раскидистые ветви, покрытые густой листвой, образовали как бы естественную беседку. В случае необходимости можно было бы укрыться в его листве.
   Но как только прибыл маленький отряд, на верхушке дерева поднялся оглушительный концерт.
   Манговое дерево служило насестом для целой стаи серых попугаев, болтливых, задорных и яростных пернатых, которые обычно нападают на других птиц. Было бы весьма ошибочно судить о них по их сородичам, которых в Европе содержат в клетках.
   Попугаи подняли такой шум, что Дик Сэнд намеревался ружейным выстрелом заставить их замолчать или разлететься. Но Гэррис отговорил его от этого под тем предлогом, что в этих безлюдных местах лучше не выдавать своего присутствия звуком огнестрельного оружия.
   — Пройдем без шума, и не будет никакой опасности, — сказал он.
   Ужин был вскоре готов, не пришлось даже приготовлять продукты на огне: он состоял из консервов и сухарей. Ручеек, протекавший под травой, снабдил путников водой; ее пили, прибавляя в нее по нескольку капель рома. Десерт в виде сочных плодов висел на ветках мангового дерева и был сорван, несмотря на пронзительные крики попугаев.
   К концу ужина стало темнеть. Тени медленно поднимались от земли к верхушкам деревьев. Тонкая резьба листвы вскоре выделилась на более светлом фоне неба. Первые звезды казались яркими цветами, вспыхнувшими на концах верхних веток. Ветер с наступлением ночи утихать и не шелестел уже в ветвях. Умолкли даже попугаи. Природа отходила ко сну и призывала к тому же все живые существа.
   Приготовления к ночлегу были очень несложными.
   — Не развести ли нам на ночь костер? — спросил Дик Сэнд у американца.
   — Не стоит, ответил Гэррис. — Ночи, к счастью, стоят теперь теплые, а крона этого гигантского дерева задерживает испарения. Таким образом, нам не грозит ни холод, ни сырость. Я повторяю, мой друг, то, что уже говорил: постараемся проскользнуть незамеченными. Не надо ни стрелять, ни разводить костров.
   — Я знаю, — вмешалась в разговор миссис Уэлдон, — что нам нечего опасаться индейцев, даже тех кочевых лесных жителей, о которых вы нам говорили, мистер Гэррис… Но ведь есть и другие обитатели лесовчетвероногие… Не лучше ли отогнать их ярким костром?
   — Миссис Уэлдон, местные четвероногие не заслуживают такой чести. Скорее они боятся встречи с человеком, нежели человеквстречи с ними.
   — Мы ведь в лесу, — сказал маленький Джек, — а в лесах всегда водятся звери.
   — Есть разные леса, дружок, так же как и звери бывают разные, -смеясь ответил ему Гэррис. — Вообрази, что ты находишься в обширном парке. Ведь недаром индейцы говорят о своей стране: "Es como el Pariso! " Она совсем как рай земной.
   — А змей здесь нет? — спросил Джек.
   — Нет, мой мальчик, — ответила миссис Уэлдон. — Тут нет никаких змей. Можешь спать спокойно.
   — А львы? — спрашивал Джек.
   — Никаких львов, мой мальчик, — ответил Гэррис.
   — А тигры?
   — Спроси у своей мамы, слыхала ли она, что в Южной Америке водятся тигры.
   — Никогда, — ответила миссис Уэлдон. Кузен Бенедикт, присутствовавший при этом разговоре, заметил:
   — Это верно, что в Новом Свете нет ни тигров, ни львов. Но зато здесь есть ягуары и кугуары.
   — Они злые? — спросил маленький Джек.
   — Ба! — сказал Гэррис. — Туземцы сражаются с ними один на один, а нас много, и мы хорошо вооружены. Ваш Геркулес мог бы голыми руками задушить сразу двух ягуаров, по одному каждой рукой.
   — Смотри, Геркулес, не спи! — сказал маленький Джек. — И если зверь захочет укусить меня…
   — То я сам его укушу, мистер Джек! — ответил Геркулес, оскалив два ряда великолепных зубов.
   — Вы будете караулить, Геркулес, — сказал Дик Сэнд, — пока я не сменю вас, а меня потом сменят другие.
   — Нет, капитан Дик, — возразил Актеон, — Геркулес, Бат, Остин и я справимся сами с караулом. Вам надо отдохнуть этой ночью.
   — Спасибо, Актеон, — ответил Дик Сэнд, — но я должен…
   — Ничего ты не должен, Дик! — заявила миссис Уэлдон. — Поблагодари этих славных людей и прими предложение.
   — Я тоже буду караулить, — пробормотал маленький Джек, у которого уже слипались глаза.
   — Ну разумеется, мой мальчик, — сказала мать, не желая противоречить ему, — ты тоже будешь караулить.
   — Но если в этом лесу нет ни львов, ни тигров, — продолжал мальчик, — то есть волки?
   — Не настоящие… — ответил американец. — Это особая порода лисиц, или, вернее, лесные собаки. Их называют гуарами.
   — А гуары кусаются? — спросил Джек.
   — Ваш Динго может проглотить крупного гуара в один прием.
   — А все-таки, — отчаянно зевая, сказал Джек, — гуары — это волки, раз их называют волками.
   И с этими словами мальчик спокойно уснул на руках у старой Нан, которая сидела, прислонившись к стволу мангового дерева. Миссис Уэлдон поцеловала спящего ребенка, улеглась на земле рядом с ним и скоро тоже сомкнула усталые глаза.
   Через несколько минут после этого Геркулес привел на стоянку кузена Бенедикта, который пытался ускользнуть в лес, чтобы заняться ловлей «кокюйо» — светящихся мух, которыми щеголихи туземки украшают свои волосы, как живыми драгоценностями. Эти насекомые, излучающие довольно яркий синеватый свет из двух пятен, расположенных у основания щитка, весьма распространены в Южной Америке. Кузен Бенедикт надеялся наловить много таких светляков, но Геркулес воспротивился его поползновениям и, несмотря на протесты ученого, притащил его к месту привала. Геркулес был человеком дисциплинированным и, получив приказание, выполнял его по-военному. Так великан негр спас немало светящихся мух от заключения в жестяной коробке энтомолога.
   Вскоре весь отряд, кроме Геркулеса, стоявшего в карауле, спал глубоким сном.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Сто миль за десять дней


   Путешественников и охотников, ночующих в тропическом лесу под открытым небом, обычно будит весьма неприятный концерт. В нем слышится и клохтанье, и хрюканье, и карканье, и лай, и визг, и насмешливое бормотанье, дополняющее эти разнообразные звуки.
   Так приветствуют пробуждение дня обезьяны. В тропическом лесу можно встретить маленьких «марикину», «сагуина» с пестрой мордой, серого «моно», кожей которого индейцы прикрывают казенную часть своих ружей,, «сагу», которых можно узнать по двум длинным пучкам шерсти, и много других представителей многочисленного семейства четвероруких.
   Пожалуй, самыми любопытными из них являются ревуны, обезьяны с настоящей физиономией Вельзевула и длинным цепким хвостом, помогающим им держаться на деревьях.
   Как только восходит солнце, самый старый из стаи затягивает мрачным голосом монотонную песню. Это баритон труппы. Молодые тенора подхватывают вслед за ним утреннюю симфонию. Индейцы говорят тогда, что ревуны «читают свои молитвы». Но в тот день обезьяны, по-видимому, не желали читать молитвы, так как их не было слышно, а между тем голоса их разносятся далеко, — такой сильный звук получается от быстрого колебания особой костной перепонки, которая образуется у ревунов от утолщения подъязычной кости.
   Однако по какой-то неизвестной причине в то утро ни ревуны, ни другие обезьяны, обитавшие в огромном лесу, не дали своего обычного утреннего представления.
   Такое поведение обезьян весьма огорчило бы индейцев-кочевников. Не потому, что они любят этот вид хорового пения, но они охотятся на обезьян и делают это потому, что ценят главным образом их мясо, действительно очень вкусное, особенно в копченом виде.
   Дик Сэнд и его спутники не имели никакого понятия о привычках ревунов, иначе молчание обезьян привлекло бы их внимание. Путешественники проснулись один за другим. Ночь прошла спокойно, и несколько часов отдыха восстановили их силы.
   Маленький Джек раскрыл глазки одним из первых. Увидев Геркулеса, он спросил, не съел ли тот ночью волка. Но оказалось, что ни один волк не появлялся вблизи привала, и Геркулес пожаловался Джеку на терзающий его голод.
   Остальные путешественники тоже проголодались, и Нан стала готовить завтрак.
   Меню было такое же, как и накануне за ужином. Но свежий утренний воздух возбудил у всех аппетит, и путники не были особенно привередливы. Все понимали, что нужно набраться сил для утомительного дневного перехода, и потому воздали честь завтраку. Даже кузен Бенедикт сообразил, — быть может, впервые в жизни, — что еда не бесполезный и не безразличный для жизни процесс. Однако он заявил во всеуслышание, что «приехал в эту страну отнюдь не для того, чтобы прогуливаться, засунув руки в карманы». И если Геркулес, продолжал он, осмелится и впредь мешать ему охотиться на светящихся мух и других насекомых, то Геркулесу это не пройдет даром!
   Угроза, казалось, не произвела на великана большого впечатления. Но миссис Уэлдон отвела Геркулеса в сторону и посоветовала ему разрешить порезвиться этому большому ребенку, не выпуская, однако, его из виду.
   — Не надо, — сказала она, — лишать кузена Бенедикта невинных удовольствий, столь естественных в его возрасте.
   В семь часов утра маленький отряд тронулся в путь, направляясь на восток. Установленный накануне походный порядок сохранялся и теперь.
   Все так же дорога шла через лес. Жаркий климат и обилие влаги способствовали неистощимому плодородие. почвы. Казалось, на этом обширном плоскогорье, расположенном на границе с тропиками, растительный мир южных стран представал во всей своей мощи. В летние месяцы солнечные лучи падали тут почти отвесно, в почвенакапливались огромные запасы тепла, а подпочва всегда! оставалась влажной. И как великолепны были эти леса, сменявшие один другой, или, вернее, этот бесконечный лес.
   Дик Сэнд не мог не заметить странного противоречия: по словам Гэрриса, путники находились в области пампы. Меж тем пампа на языке индейцев «кишна» означает «равнина». И Дик думал, что если память не изменяет ему, пампа -это обширные безводные и безлесные степи, где не встретишь камня, огромные ровные пространства, покрывающиеся в период дождей чертополохом. В жаркое время этот чертополох, разрастаясь, превращается в настоящий кустарник и образует непроходимые заросли. Есть в пампе и карликовые деревья и голые кусты колючек — и все это придает местности мрачный, унылый вид.
   Но то, что Дик Сэнд видел вокруг с тех пор, как маленький отряд под водительством американца двинулся в путь, расставшись с побережьем, нисколько не походил на пампу. Непроходимый лес простирался во все стороны до самого горизонта. Нет, не такой представлял себе юноша пампу. Но, может быть, прав был Гэррис, когда говорил, что Атакамское плоскогорье — очень своеобразная область. Что знал о нем Дик? Только то, что Атакама — одна из обширнейших пустынь Южной Америки, что они тянется от берегов Тихого океана до подножия Анд.
   В этот день Дик Сэнд задал американцу несколько вопросов по этому поводу и сказал, что его очень удивляет странный вид пампы. Но Гэррис рассеял сомнения юноши. Он сообщил ему множество сведений об этой части Боливии, обнаружив при этом отличное знание страны.