Страница:
— Вот увидите, — ораторствовал рулевой Болтон, — в один прекрасный день этот пес подойдет ко мне и спросит: "Куда мы держим курс, Болтон? Какой ветер нынче дует? Норд-вест или вест-норд-вест? " И мне придется ответить.
— Мало ли есть говорящих животных, — рассуждал другой матрос, -сороки, попугаи!… Почему бы и собаке не заговорить, если ей захочется? Кажется, клювом говорить труднее, чем пастью.
— Правильно, — подтвердил боцман Говик, — а все-таки говорящих собак никогда не бывало.
Команда «Пилигрима» чрезвычайно удивилась бы, узнав, что говорящие собаки существуют. У одного датского ученого была собака, которая отчетливо произносила слов двадцать. Но непроходимая пропасть отделяет такое умение от настоящей осмысленной речи. У собаки датского ученого голосовые связки были устроены так, что она могла издавать членораздельные звуки. Но смысл произносимых слов она понимала не больше, чем, скажем, попугаи, сойки или сороки. Для всех «говорящих» животных слова — это только разновидность пения или крика, — значение этих звуков остается для них непостижимым.
Как бы там ни было, но Динго стал героем дня на борту «Пилигрима». К чести его надо сказать, что он от этого не возгордился. Капитан Гуль неоднократно повторял опыт: он раскладывал деревянные кубики перед собакой, и Динго без ошибок и колебаний всякий раз вытаскивал два кубика с буквами "С" и "В", не обращая внимания на остальные буквы алфавита.
Несколько раз капитан этот опыт проделывал и при кузене Бенедикте. Но ученого занимали только насекомые, и поведение Динго нисколько не заинтересовало его.
— Не следует думать, — сказал он однажды, — что только собаки одарены подобной сообразительностью. Есть немало и других умных животных. Но и они, так же как и собаки, лишь подчиняются инстинкту. Вспомните хотя бы крыс, которые бегут с кораблей, обреченных на гибель; вспомните бобров; они предвидят подъем воды в реке и надстраивают свои платины; вспомните ослов, у которых замечательная память; вспомните, наконец, трех коней, принадлежавших Никомеду, Скандербегу и Оппиену, — они умерли от горя после смерти своих хозяев. Были и другие животные, которые делают честь всему миру животных. Известны случаи, когда на диво обученные птицы писали без ошибки слова под диктовку своего учителя, когда попугаи считали, сколько гостей в комнате, с точностью, которой позавидовал бы вычислитель Бюро долгот и широт. Разве не существовало попугая, за которого заплатили сто золотых, ибо он читал некоему кардиналу, своему хозяину, весь символ веры без запинки. Разве энтомолог не должен испытывать законного чувства гордости, когда видит, как простые насекомые дают доказательства высоко развитого интеллекта и убедительно подтверждают изречение: «In minimis maximus Deus» [23] . Ведь муравьи могли бы поспорить со строителями наших больших городов. Я бесконечно горжусь тем, что некоторые крохотные насекомые также обнаруживают развитой интеллект. Водяные пауки-серебрянки, не знающие законов физики, строят воздушные колокола, блохи везут экипажи, как заправские рысаки, выполняют строевые упражнения не хуже карабинеров, стреляют из пушек лучше, чем дипломированные артиллеристы, окончившие Вест-Пойнт [24] . Нет, Динго не заслужил чрезмерных похвал. Если он так сведущ в азбуке — это не его заслуга: он принадлежит к еще не получившей своего места в зоологии породе canis alphabeticus — «собак-грамотеев», как видно, встречающихся в Новой Зеландии.
Но такие речи завистливого энтомолога нисколько не унизили Динго в общественном мнении, и на баке о нем по-прежнему говорили как о настоящем чуде.
Один лишь Негоро не разделял общего восхищения собакой. Быть может, он считал ее слишком умной. Динго относился к судовому коку все так же враждебно, и Негоро не преминул бы отплатить ему за это, если бы Динго не был способен «постоять за себя», во-первых, и если бы, во-вторых, он не стал любимцем всего экипажа.
Негоро теперь больше, чем когда-либо, избегал показываться на глаза Динго. Это не помешало Дику Сэнду заметить, что после случая с кубиками взаимная ненависть человека и собаки усилилась. В этом было нечто необъяснимое.
Десятого февраля томительные штили, во время которых «Пилигрим» не двигался с места, чередовались с порывами налетавшего встречного ветра. Но в этот день норд-ост заметно стих, и капитан Гуль стал надеяться на скорую перемену ветра. Он мечтал о северо-западном ветре, который позволил бы шхуне-бригу поднять все паруса. Из оклендского порта «Пилигрим» вышел всего девятнадцать дней тому назад. Задержка была не так уж велика, и при попутном ветре отлично оснащенная шхуна-бриг могла быстро наверстать потерянное время. Но желанная перемена ветра еще не наступила. Надо было ждать еще несколько дней.
По— прежнему океан простирался водной пустыней. Ни одно судно не заглядывало в эти широты. Мореплаватели покинули их. Китобои, охотившиеся в южных полярных морях, не собирались еще возвращаться на родину, и «Пилигрим», в силу чрезвычайных обстоятельств оставивший место охоты раньше времени, не мог надеяться на встречу с каким-нибудь кораблем, идущим к тропику Козерога.
Трансокеанские пакетботы, как уже говорилось, совершали рейсы между Америкой и Австралией под более низкими широтами.
Однако именно потому, что море было таким пустынным, оно особенно привлекало к себе внимание. Однообразное на взгляд поверхностного наблюдателя, оно представляется настоящим морякам, людям, которые умеют видеть и угадывать, бесконечно разнообразным. Неуловимая его изменчивость восхищает людей, обладающих воображением и чувствующих поэзию океана. Вот плывет пучок морской травы; вот длинная водоросль оставляет на поверхности воды легкий волнистый след; а вот волны колышут обломок доски, и так хочется отгадать, какое происшествие связано с этим обломком. Бесконечный простор дает богатую пищу воображению. В каждой из этих молекул воды, то поднимающихся в дымке пара к облакам, то проливающихся дождем в море, заключается, быть может, тайна какой-нибудь катастрофы. Как надо завидовать тем пытливым умам, которые умеют выведывать у океана его тайны, подниматься от его вечно движущихся вод к небесным высотам.
Всюду жизнь — и под водой и над водой! Пассажиры «Пилигрима» наблюдали, как охотятся на маленьких рыбок стаи перелетных птиц, покинувших приполярные области перед наступлением зимних холодов. Дик Сэнд, перенявший у Джемса Уэлдона наряду со многими другими полезными навыками также и искусство меткой стрельбы, доказал, что он одинаково хорошо владеет ружьем и револьвером: юноша подстрелил на лету несколько птиц.
Над водой кружили буревестники — одни совершенно белые, другие с темной каймой на крыльях. Иногда пролетали стаи капских буревестников, а в воде проносились пингвины, у которых на земле такая неуклюжая и смешная походка. Однако, как отметил капитан Гуль, обрубки крыльев служат пингвинам настоящими плавниками, в воде птицы эти могут состязаться с самыми быстрыми рыбами, так что моряки иногда принимают их за тунцов. Высоко в небе реяли гигантские альбатросы, раскинув крылья в десять футов шириной. Они спускались на воду и клювом искали себе в ней пищу.
Эти непрестанно сменяющиеся картины представляют собой увлекательное зрелище. Только человеку, глубоко равнодушному к природе, море может показаться однообразным.
Днем 10 февраля миссис Уэлдон, прогуливаясь по палубе «Пилигрима», заметила, что поверхность моря внезапно стала красноватой. Казалось, вода окрасилась кровью. Сколько видел глаз, во все стороны простиралось это загадочное красное поле.
Дик Сэнд играл с маленьким Джеком недалеко от миссис Уэлдон, она сказала ему:
— Посмотри, Дик, что за странный цвет у моря. Откуда эта окраска? Может быть, тут какая-нибудь морская трава?
— Нет, миссис Уэлдон, — ответил юноша, — эту окраску воде придают мириады крохотных ракообразных, которые служат обычно пищей крупным морским млекопитающим. Рыбаки метко прозвали этих рачков «китовой похлебкой».
— Рачки! — сказала миссис Уэлдон. — Но они такие крохотные, что их, пожалуй, можно назвать морскими насекомыми! Кузен Бенедикт, наверное, с радостью включит их в свою коллекцию.
И миссис Уэлдон громко позвала:
— Кузен Бенедикт! Идите сюда. Кузен Бенедикт вышел из каюты почти одновременно с капитаном Гулем.
— Поглядите, кузен Бенедикт! Видите огромное красное пятно на море? — спросила миссис Уэлдон. — — Ага! — воскликнул капитан Гуль. — Китовая похлебка! Вот удобный случай изучить весьма любопытных рачков, господин Бенедикт!
— Ерунда! — сказал энтомолог.
— Как «ерунда»?! — вскричал капитан. — Вы не имеете права проявлять такое равнодушие! Если не ошибаюсь, эти рачки относятся к одному из шести классов суставчатых и в качестве таковых…
— Ерунда! — повторил кузен Бенедикт, замотав головой.
— Однако! Такое равнодушие у энтомолога…
— Не забывайте, капитан Гуль, — прервал его кузен Бенедикт, — что я изучаю насекомых, в особенности шестиногих.
— Значит, вас эти рачки мало занимают, господин Бенедикт? Но если бы вы обладали желудком кита, как бы вы обрадовались этому пиру! Знаете, миссис Уэлдон, когда нам, китобоям, случается наткнуться в море на такую стаю рачков, мы спешим привести в готовность гарпуны и шлюпки. В таких случаях можно не сомневаться, что добыча близка…
— Но как могут такие крохотные рачки насытить огромного кита? — спросил Джек.
— Что ж тут удивительного, дружок? — ответил капитан Гуль. — Ведь готовят вкусные кушанья из манной крупы, из крахмала, из муки тончайшего помола. Так уж пожелала природа: когда кит плывет в этой красной воде, похлебка для него готова, — ему стоит только открыть свою огромную пасть. Мириады рачков попадают туда, и он закрывает рот. Тогда роговые пластинки, — так называемый «китовый ус», — которые щеткой свисают с его неба, выполняют роль рыбачьих сетей. Ничто не может ускользнуть из его рта, и масса рачков отправляется в обширный желудок кита так же просто, как суп в твой животик.
— Ты понимаешь, Джек, — добавил Дик Сэнд, — что господин кит не тратит времени на то, чтобы очищать от скорлупы каждого рачка в отдельности, как ты очищаешь креветок.
— В то время как огромный обжора лакомится своей «похлебкой», — сказал капитан Гуль, — кораблю легче подойти к нему, не возбуждая у кита тревоги. Самая подходящая минута пустить в ход гарпун…
В это мгновение, как бы в подтверждение слов капитана Гуля, вахтенный матрос крикнул:
— Кит на горизонте — впереди по левому борту! Капитан Гуль выпрямился во весь рост.
— Кит! — воскликнул он и, побуждаемый инстинктом охотника, побежал на нос.
Миссис Уэлдон, Джек, Дик Сэнд и даже кузен Бенедикт последовали за ним.
Действительно, в четырех милях, под ветром, в одном месте море как бы кипело. Опытный китобой не мог ошибиться: среди красных волн двигалось крупное морское млекопитающее. Но расстояние еще было слишком велико, чтобы можно было определить породу этого млекопитающего. Пород этих несколько, и каждая довольно резко отличается от других.
Может быть, это один из видов настоящих китов, за которыми главным образом и охотятся китобои северных морей? У настоящих китов нет спинного плавника, под кожей у них толстый слой жира. Длина настоящих китов иногда достигает восьмидесяти футов, но средняя их длина не больше шестидесяти футов. От одного такого чудища можно получить до ста бочек ворвани.
А может, это полосатик, принадлежащий к породе спиноперых китов, -одно уже это название должно, как-никак, внушать уважение энтомологу. У полосатиков — похожие на крылья спинные белые плавники длиной в половину туловища, это своего рода летающий кит.
Но это мог быть и большой полосатик, известный также под названием полосатика-горбача, у него тоже есть спинной плавник, а по длине он не уступает настоящим китам.
Пока еще нельзя было решить, к какому виду принадлежит кит, замеченный вахтенным.
Капитан Гуль и весь экипаж «Пилигрима» с жадностью следили за млекопитающим.
Если часовщик, глядя на стенные часы в чужой комнате, испытывает непреодолимую потребность их завести, то какое страстное желание загарпунить добычу охватывает китобоя при виде плавающего в океане кита? Говорят, охота на крупного зверя увлекает больше, чем охота на мелкую дичь. Если охотничий пыл тем сильнее, чем крупнее дичь, то что же должны ощущать ловцы слонов и китобои?
Экипаж «Пилигрима» волновался еще и потому, что судно возвращалось на родину с неполным грузом!…
Капитан Гуль пристально всматривался в даль. Кита еще трудно было рассмотреть на таком расстоянии, но искушенный глаз китобоя безошибочно улавливал некоторые признаки, различимые даже издали: по фонтанам, вырывавшимся из водометных отверстий кита, уже можно было определить, к какой породе он принадлежит.
— Это не настоящий кит! — воскликнул капитан Гуль. — У настоящих китов фонтаны выше и тоньше. И несомненно это не горбач! Когда фонтан вылетает с шумом, похожим на отдаленный гул канонады, можно с уверенностью сказать, что имеешь дело с горбачом. Но тут ничего такого нет. Прислушайтесь хорошенько. Тут фонтан производит шум совсем другого рода. Что ты скажешь об этом, Дик? — спросил капитан Гуль, обернувшись к юноше.
— Мне кажется, капитан, что это полосатик, — ответил Дик Сэнд. — Посмотрите, с какой силой взлетают в воздух фонтаны. И как будто водяных струй в них больше, чем пара. Если я не ошибаюсь, эта особенность присуща полосатикам?
— Правильно, Дик! — ответил капитан Гуль. — Сомневаться уж не приходится! Там, в красной воде, плывет полосатик.
— Как красиво! — воскликнул маленький Джек.
— Да, голубчик! Подумать только, что это огромное животное спокойно кормится и даже не подозревает, что за ним наблюдают китобои!
— Мне думается, — скромно заметил Дик, — что это очень крупный экземпляр полосатика.
— Несомненно! — ответил капитан Гуль, у которого сверкали глаза от волнения. — Длины в нем по меньшей мере семьдесят футов.
— Здорово! — воскликнул боцман. — Загарпунить бы с полдюжины таких китов, и тогда полностью нагрузили бы все трюмы нашего корабля.
— Да, полдюжины вполне было бы достаточно, — со вздохом сказал капитан Гуль.
Чтобы лучше рассмотреть кита, он влез на бушприт.
— У нас пустуют двести бочек. Вот если поймать этого кита, — прибавил боцман, — сразу заполнили бы ворванью не меньше сотни бочек…
— Да… Не меньше сотни! — шептал капитан Гуль.
— Это правда, — подтвердил Дик Сэнд, — но напасть на такого огромного полосатика — дело далеко не легкое.
— Верно. Дело трудное, очень трудное. У больших полосатиков хвост чудовищной силы, и к ним надо приближаться очень осторожно. Самая крепкая шлюпка разлетается в щепки от удара их хвоста. Но ради такой поживы стоит рискнуть.
— Большой полосатик — большая добыча! — сказал один из матросов.
— И выгодная! — добавил другой.
— Жаль пройти мимо и не поздороваться с таким китом! — заключил третий.
Всей команде страстно хотелось поохотиться. Сколько ворвани было заключено в туше, плававшей на поверхности воды так близко, рукой подать! Казалось, стоило только подставить бочки — и ворвань польется в них широкой струей. Немного усилий — и трюм «Пилигрима» будет заполнен.
Взобравшись на ванты фок-мачты, матросы жадным взглядом следили за каждым движением кита, и нетерпеливые возгласы выдавали их чувства.
Капитан Гуль умолк и грыз от досады ногти.
Словно мощный магнит, полосатик притягивал к себе «Пилигрим» и весь его экипаж.
— Мама! Мама! — воскликнулвдругмаленький Джек. — Я хочу посмотреть, как устроен кит!
— Ах, ты хочешь посмотреть кита вблизи, дружок? Что ж, почему бы не доставить тебе такого удовольствия? Не правда ли, друзья? — обратился капитан Гуль к матросам, будучи уже не в силах противостоять соблазну. -Людей у нас маловато… Ну да как-нибудь справимся…
— Справимся, справимся! — в один голос закричали матросы.
— Мне не в первый раз придется выполнять обязанности гарпунщика, -продолжал капитан Гуль. — Посмотрим, не разучился ли я метать гарпун…
— Ура, ура, ура! — закричали матросы.
— Мало ли есть говорящих животных, — рассуждал другой матрос, -сороки, попугаи!… Почему бы и собаке не заговорить, если ей захочется? Кажется, клювом говорить труднее, чем пастью.
— Правильно, — подтвердил боцман Говик, — а все-таки говорящих собак никогда не бывало.
Команда «Пилигрима» чрезвычайно удивилась бы, узнав, что говорящие собаки существуют. У одного датского ученого была собака, которая отчетливо произносила слов двадцать. Но непроходимая пропасть отделяет такое умение от настоящей осмысленной речи. У собаки датского ученого голосовые связки были устроены так, что она могла издавать членораздельные звуки. Но смысл произносимых слов она понимала не больше, чем, скажем, попугаи, сойки или сороки. Для всех «говорящих» животных слова — это только разновидность пения или крика, — значение этих звуков остается для них непостижимым.
Как бы там ни было, но Динго стал героем дня на борту «Пилигрима». К чести его надо сказать, что он от этого не возгордился. Капитан Гуль неоднократно повторял опыт: он раскладывал деревянные кубики перед собакой, и Динго без ошибок и колебаний всякий раз вытаскивал два кубика с буквами "С" и "В", не обращая внимания на остальные буквы алфавита.
Несколько раз капитан этот опыт проделывал и при кузене Бенедикте. Но ученого занимали только насекомые, и поведение Динго нисколько не заинтересовало его.
— Не следует думать, — сказал он однажды, — что только собаки одарены подобной сообразительностью. Есть немало и других умных животных. Но и они, так же как и собаки, лишь подчиняются инстинкту. Вспомните хотя бы крыс, которые бегут с кораблей, обреченных на гибель; вспомните бобров; они предвидят подъем воды в реке и надстраивают свои платины; вспомните ослов, у которых замечательная память; вспомните, наконец, трех коней, принадлежавших Никомеду, Скандербегу и Оппиену, — они умерли от горя после смерти своих хозяев. Были и другие животные, которые делают честь всему миру животных. Известны случаи, когда на диво обученные птицы писали без ошибки слова под диктовку своего учителя, когда попугаи считали, сколько гостей в комнате, с точностью, которой позавидовал бы вычислитель Бюро долгот и широт. Разве не существовало попугая, за которого заплатили сто золотых, ибо он читал некоему кардиналу, своему хозяину, весь символ веры без запинки. Разве энтомолог не должен испытывать законного чувства гордости, когда видит, как простые насекомые дают доказательства высоко развитого интеллекта и убедительно подтверждают изречение: «In minimis maximus Deus» [23] . Ведь муравьи могли бы поспорить со строителями наших больших городов. Я бесконечно горжусь тем, что некоторые крохотные насекомые также обнаруживают развитой интеллект. Водяные пауки-серебрянки, не знающие законов физики, строят воздушные колокола, блохи везут экипажи, как заправские рысаки, выполняют строевые упражнения не хуже карабинеров, стреляют из пушек лучше, чем дипломированные артиллеристы, окончившие Вест-Пойнт [24] . Нет, Динго не заслужил чрезмерных похвал. Если он так сведущ в азбуке — это не его заслуга: он принадлежит к еще не получившей своего места в зоологии породе canis alphabeticus — «собак-грамотеев», как видно, встречающихся в Новой Зеландии.
Но такие речи завистливого энтомолога нисколько не унизили Динго в общественном мнении, и на баке о нем по-прежнему говорили как о настоящем чуде.
Один лишь Негоро не разделял общего восхищения собакой. Быть может, он считал ее слишком умной. Динго относился к судовому коку все так же враждебно, и Негоро не преминул бы отплатить ему за это, если бы Динго не был способен «постоять за себя», во-первых, и если бы, во-вторых, он не стал любимцем всего экипажа.
Негоро теперь больше, чем когда-либо, избегал показываться на глаза Динго. Это не помешало Дику Сэнду заметить, что после случая с кубиками взаимная ненависть человека и собаки усилилась. В этом было нечто необъяснимое.
Десятого февраля томительные штили, во время которых «Пилигрим» не двигался с места, чередовались с порывами налетавшего встречного ветра. Но в этот день норд-ост заметно стих, и капитан Гуль стал надеяться на скорую перемену ветра. Он мечтал о северо-западном ветре, который позволил бы шхуне-бригу поднять все паруса. Из оклендского порта «Пилигрим» вышел всего девятнадцать дней тому назад. Задержка была не так уж велика, и при попутном ветре отлично оснащенная шхуна-бриг могла быстро наверстать потерянное время. Но желанная перемена ветра еще не наступила. Надо было ждать еще несколько дней.
По— прежнему океан простирался водной пустыней. Ни одно судно не заглядывало в эти широты. Мореплаватели покинули их. Китобои, охотившиеся в южных полярных морях, не собирались еще возвращаться на родину, и «Пилигрим», в силу чрезвычайных обстоятельств оставивший место охоты раньше времени, не мог надеяться на встречу с каким-нибудь кораблем, идущим к тропику Козерога.
Трансокеанские пакетботы, как уже говорилось, совершали рейсы между Америкой и Австралией под более низкими широтами.
Однако именно потому, что море было таким пустынным, оно особенно привлекало к себе внимание. Однообразное на взгляд поверхностного наблюдателя, оно представляется настоящим морякам, людям, которые умеют видеть и угадывать, бесконечно разнообразным. Неуловимая его изменчивость восхищает людей, обладающих воображением и чувствующих поэзию океана. Вот плывет пучок морской травы; вот длинная водоросль оставляет на поверхности воды легкий волнистый след; а вот волны колышут обломок доски, и так хочется отгадать, какое происшествие связано с этим обломком. Бесконечный простор дает богатую пищу воображению. В каждой из этих молекул воды, то поднимающихся в дымке пара к облакам, то проливающихся дождем в море, заключается, быть может, тайна какой-нибудь катастрофы. Как надо завидовать тем пытливым умам, которые умеют выведывать у океана его тайны, подниматься от его вечно движущихся вод к небесным высотам.
Всюду жизнь — и под водой и над водой! Пассажиры «Пилигрима» наблюдали, как охотятся на маленьких рыбок стаи перелетных птиц, покинувших приполярные области перед наступлением зимних холодов. Дик Сэнд, перенявший у Джемса Уэлдона наряду со многими другими полезными навыками также и искусство меткой стрельбы, доказал, что он одинаково хорошо владеет ружьем и револьвером: юноша подстрелил на лету несколько птиц.
Над водой кружили буревестники — одни совершенно белые, другие с темной каймой на крыльях. Иногда пролетали стаи капских буревестников, а в воде проносились пингвины, у которых на земле такая неуклюжая и смешная походка. Однако, как отметил капитан Гуль, обрубки крыльев служат пингвинам настоящими плавниками, в воде птицы эти могут состязаться с самыми быстрыми рыбами, так что моряки иногда принимают их за тунцов. Высоко в небе реяли гигантские альбатросы, раскинув крылья в десять футов шириной. Они спускались на воду и клювом искали себе в ней пищу.
Эти непрестанно сменяющиеся картины представляют собой увлекательное зрелище. Только человеку, глубоко равнодушному к природе, море может показаться однообразным.
Днем 10 февраля миссис Уэлдон, прогуливаясь по палубе «Пилигрима», заметила, что поверхность моря внезапно стала красноватой. Казалось, вода окрасилась кровью. Сколько видел глаз, во все стороны простиралось это загадочное красное поле.
Дик Сэнд играл с маленьким Джеком недалеко от миссис Уэлдон, она сказала ему:
— Посмотри, Дик, что за странный цвет у моря. Откуда эта окраска? Может быть, тут какая-нибудь морская трава?
— Нет, миссис Уэлдон, — ответил юноша, — эту окраску воде придают мириады крохотных ракообразных, которые служат обычно пищей крупным морским млекопитающим. Рыбаки метко прозвали этих рачков «китовой похлебкой».
— Рачки! — сказала миссис Уэлдон. — Но они такие крохотные, что их, пожалуй, можно назвать морскими насекомыми! Кузен Бенедикт, наверное, с радостью включит их в свою коллекцию.
И миссис Уэлдон громко позвала:
— Кузен Бенедикт! Идите сюда. Кузен Бенедикт вышел из каюты почти одновременно с капитаном Гулем.
— Поглядите, кузен Бенедикт! Видите огромное красное пятно на море? — спросила миссис Уэлдон. — — Ага! — воскликнул капитан Гуль. — Китовая похлебка! Вот удобный случай изучить весьма любопытных рачков, господин Бенедикт!
— Ерунда! — сказал энтомолог.
— Как «ерунда»?! — вскричал капитан. — Вы не имеете права проявлять такое равнодушие! Если не ошибаюсь, эти рачки относятся к одному из шести классов суставчатых и в качестве таковых…
— Ерунда! — повторил кузен Бенедикт, замотав головой.
— Однако! Такое равнодушие у энтомолога…
— Не забывайте, капитан Гуль, — прервал его кузен Бенедикт, — что я изучаю насекомых, в особенности шестиногих.
— Значит, вас эти рачки мало занимают, господин Бенедикт? Но если бы вы обладали желудком кита, как бы вы обрадовались этому пиру! Знаете, миссис Уэлдон, когда нам, китобоям, случается наткнуться в море на такую стаю рачков, мы спешим привести в готовность гарпуны и шлюпки. В таких случаях можно не сомневаться, что добыча близка…
— Но как могут такие крохотные рачки насытить огромного кита? — спросил Джек.
— Что ж тут удивительного, дружок? — ответил капитан Гуль. — Ведь готовят вкусные кушанья из манной крупы, из крахмала, из муки тончайшего помола. Так уж пожелала природа: когда кит плывет в этой красной воде, похлебка для него готова, — ему стоит только открыть свою огромную пасть. Мириады рачков попадают туда, и он закрывает рот. Тогда роговые пластинки, — так называемый «китовый ус», — которые щеткой свисают с его неба, выполняют роль рыбачьих сетей. Ничто не может ускользнуть из его рта, и масса рачков отправляется в обширный желудок кита так же просто, как суп в твой животик.
— Ты понимаешь, Джек, — добавил Дик Сэнд, — что господин кит не тратит времени на то, чтобы очищать от скорлупы каждого рачка в отдельности, как ты очищаешь креветок.
— В то время как огромный обжора лакомится своей «похлебкой», — сказал капитан Гуль, — кораблю легче подойти к нему, не возбуждая у кита тревоги. Самая подходящая минута пустить в ход гарпун…
В это мгновение, как бы в подтверждение слов капитана Гуля, вахтенный матрос крикнул:
— Кит на горизонте — впереди по левому борту! Капитан Гуль выпрямился во весь рост.
— Кит! — воскликнул он и, побуждаемый инстинктом охотника, побежал на нос.
Миссис Уэлдон, Джек, Дик Сэнд и даже кузен Бенедикт последовали за ним.
Действительно, в четырех милях, под ветром, в одном месте море как бы кипело. Опытный китобой не мог ошибиться: среди красных волн двигалось крупное морское млекопитающее. Но расстояние еще было слишком велико, чтобы можно было определить породу этого млекопитающего. Пород этих несколько, и каждая довольно резко отличается от других.
Может быть, это один из видов настоящих китов, за которыми главным образом и охотятся китобои северных морей? У настоящих китов нет спинного плавника, под кожей у них толстый слой жира. Длина настоящих китов иногда достигает восьмидесяти футов, но средняя их длина не больше шестидесяти футов. От одного такого чудища можно получить до ста бочек ворвани.
А может, это полосатик, принадлежащий к породе спиноперых китов, -одно уже это название должно, как-никак, внушать уважение энтомологу. У полосатиков — похожие на крылья спинные белые плавники длиной в половину туловища, это своего рода летающий кит.
Но это мог быть и большой полосатик, известный также под названием полосатика-горбача, у него тоже есть спинной плавник, а по длине он не уступает настоящим китам.
Пока еще нельзя было решить, к какому виду принадлежит кит, замеченный вахтенным.
Капитан Гуль и весь экипаж «Пилигрима» с жадностью следили за млекопитающим.
Если часовщик, глядя на стенные часы в чужой комнате, испытывает непреодолимую потребность их завести, то какое страстное желание загарпунить добычу охватывает китобоя при виде плавающего в океане кита? Говорят, охота на крупного зверя увлекает больше, чем охота на мелкую дичь. Если охотничий пыл тем сильнее, чем крупнее дичь, то что же должны ощущать ловцы слонов и китобои?
Экипаж «Пилигрима» волновался еще и потому, что судно возвращалось на родину с неполным грузом!…
Капитан Гуль пристально всматривался в даль. Кита еще трудно было рассмотреть на таком расстоянии, но искушенный глаз китобоя безошибочно улавливал некоторые признаки, различимые даже издали: по фонтанам, вырывавшимся из водометных отверстий кита, уже можно было определить, к какой породе он принадлежит.
— Это не настоящий кит! — воскликнул капитан Гуль. — У настоящих китов фонтаны выше и тоньше. И несомненно это не горбач! Когда фонтан вылетает с шумом, похожим на отдаленный гул канонады, можно с уверенностью сказать, что имеешь дело с горбачом. Но тут ничего такого нет. Прислушайтесь хорошенько. Тут фонтан производит шум совсем другого рода. Что ты скажешь об этом, Дик? — спросил капитан Гуль, обернувшись к юноше.
— Мне кажется, капитан, что это полосатик, — ответил Дик Сэнд. — Посмотрите, с какой силой взлетают в воздух фонтаны. И как будто водяных струй в них больше, чем пара. Если я не ошибаюсь, эта особенность присуща полосатикам?
— Правильно, Дик! — ответил капитан Гуль. — Сомневаться уж не приходится! Там, в красной воде, плывет полосатик.
— Как красиво! — воскликнул маленький Джек.
— Да, голубчик! Подумать только, что это огромное животное спокойно кормится и даже не подозревает, что за ним наблюдают китобои!
— Мне думается, — скромно заметил Дик, — что это очень крупный экземпляр полосатика.
— Несомненно! — ответил капитан Гуль, у которого сверкали глаза от волнения. — Длины в нем по меньшей мере семьдесят футов.
— Здорово! — воскликнул боцман. — Загарпунить бы с полдюжины таких китов, и тогда полностью нагрузили бы все трюмы нашего корабля.
— Да, полдюжины вполне было бы достаточно, — со вздохом сказал капитан Гуль.
Чтобы лучше рассмотреть кита, он влез на бушприт.
— У нас пустуют двести бочек. Вот если поймать этого кита, — прибавил боцман, — сразу заполнили бы ворванью не меньше сотни бочек…
— Да… Не меньше сотни! — шептал капитан Гуль.
— Это правда, — подтвердил Дик Сэнд, — но напасть на такого огромного полосатика — дело далеко не легкое.
— Верно. Дело трудное, очень трудное. У больших полосатиков хвост чудовищной силы, и к ним надо приближаться очень осторожно. Самая крепкая шлюпка разлетается в щепки от удара их хвоста. Но ради такой поживы стоит рискнуть.
— Большой полосатик — большая добыча! — сказал один из матросов.
— И выгодная! — добавил другой.
— Жаль пройти мимо и не поздороваться с таким китом! — заключил третий.
Всей команде страстно хотелось поохотиться. Сколько ворвани было заключено в туше, плававшей на поверхности воды так близко, рукой подать! Казалось, стоило только подставить бочки — и ворвань польется в них широкой струей. Немного усилий — и трюм «Пилигрима» будет заполнен.
Взобравшись на ванты фок-мачты, матросы жадным взглядом следили за каждым движением кита, и нетерпеливые возгласы выдавали их чувства.
Капитан Гуль умолк и грыз от досады ногти.
Словно мощный магнит, полосатик притягивал к себе «Пилигрим» и весь его экипаж.
— Мама! Мама! — воскликнулвдругмаленький Джек. — Я хочу посмотреть, как устроен кит!
— Ах, ты хочешь посмотреть кита вблизи, дружок? Что ж, почему бы не доставить тебе такого удовольствия? Не правда ли, друзья? — обратился капитан Гуль к матросам, будучи уже не в силах противостоять соблазну. -Людей у нас маловато… Ну да как-нибудь справимся…
— Справимся, справимся! — в один голос закричали матросы.
— Мне не в первый раз придется выполнять обязанности гарпунщика, -продолжал капитан Гуль. — Посмотрим, не разучился ли я метать гарпун…
— Ура, ура, ура! — закричали матросы.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Приготовления к охоте
Понятно, почему появление огромного морского животного привело в такое возбуждение экипаж «Пилигрима». Кит, плававший посреди красного водного поля, казался гигантским.
Добыть его и заполнить трюм корабля — искушение было велико! Могли ли китобои пропустить такой случай?
Миссис Уэлдон задала капитану Гулю вопрос: не опасна ли в таких условиях для команды и для пего самого охота на кита.
— Нет, миссис Уэлдон, — ответил капитан Гуль. — Опасности нет никакой. С одной шлюпкой мне не раз приходилось охотиться на китов, и но было случая, чтобы я не добился цели. Повторяю, никакая опасность не грозит нам, а следовательно, и вам.
Миссис Уэлдон успокоилась и прекратила расспросы.
Капитан Гуль тотчас же распорядился сделать все необходимые приготовления к охоте на полосатика. Он по опыту знал, что охота будет трудной, и решил принять все меры предосторожности.
На «Пилигриме» была шлюпка, установленная на кильблоках между грот-мачтой и фок-мачтой, затем три китобойные шлюпки: одна была подвешена с левого, другая с правого борта, а третья — на корме, за гака-бортом.
Обычно эти три китобойные лодки шли все разом в погоню за китами.
Но капитан Гуль мог выслать против полосатика только одну шлюпку. Как известно, при стоянке в Новой Зеландии вербовались матросы и гарпунщики, которые помогали постоянной команде «Пилигрима» во время промыслового сезона. Теперь же этой вспомогательной команды не было, и «Пилигрим» мог снарядить на охоту только пять матросов, то есть столько, сколько нужно для обслуживания одной шлюпки. От помощи Тома и его товарищей, которые поспешили предложить свои услуги, капитан Гуль должен был отказаться: управление шлюпкой во время охоты на кита под силу только опытным морякам. Неверный поворот руля или несвоевременный взмах-весла в момент нападения угрожают шлюпке гибелью.
С другой стороны, капитан Гуль не мог покинуть свое судно, не оставив на борту хотя бы одного опытного моряка: мало ли что могло случиться.
Но так как на китобойной шлюпке нужны сильные люди, капитану Гулю волей-неволей пришлось поручить судно Дику Сэнду.
— Дик, — сказал он, — оставляю тебя своим заместителем на время охоты. Надеюсь, что она будет непродолжительной.
— Есть, капитан! — ответил юноша.
Дику Сэнду самому хотелось принять участие в охоте, но он понимал, что на шлюпке больше пользы принесет опытный китобой, да, кроме того, лишь он один может заменить капитана Гуля на «Пилигриме». Поэтому он беспрекословно повиновался.
Итак, на охоту отправлялась вся команда «Пилигрима». Четверо матросов сядут на весла, а боцман Говик станет у кормового весла, заменяющего руль обычного типа. Руль не позволяет мгновенно выполнить маневры. Если во время охоты гребные весла сломаются, то кормовое весло в умелых руках может вывести шлюпку из-под ударов разъяренного кита.
Капитан Гуль займет место гарпунщика — ему не впервой была эта работа. Он должен был бросить гарпун, следить за разматыванием длинной веревки, закрепленной на конце гарпуна, и, наконец, добить раненого кита копьем, когда тот всплывет на поверхность океана.
Иногда для китобойного промысла пользуются огнестрельным оружием. На борту корабля или на носу шлюпки устанавливается особая пушка, она стреляет разрывными пулями, которые кромсают тело кита, или же при помощи ее выбрасывают гарпун, к концу которого привязана веревка. Но на «Пилигриме» не было таких приспособлений. Кстати сказать, моряки не очень любят новшества, предпочитая этим дорогим и трудным для управления приборам простой гарпун и копье, которыми они владеют очень искусно. И капитан Гуль тоже пускался на охоту, снабженный только обычным холодным оружием китобоев.
Полосатик находился милях в пяти от «Пилигрима».
Погода как будто благоприятствовала охоте. Море было спокойно — значит, шлюпке легче будет маневрировать. Ветра почти не было, и не приходилось опасаться, что «Пилигрим» отнесет далеко в сторону, пока экипаж будет охотиться.
Штирбортную шлюпку спустили на воду, и четверо матросов заняли в ней места.
Боцман Говик сбросил им два гарпуна и несколько длинных копий с острыми наконечниками. К этим орудиям нападения он добавил пять бухт [25] гибкого и прочного троса, по шестьсот футов в каждой бухте. Когда одна бухта размотается, матросы подвязывают к концу троса вторую, третью и т. д. Но иногда и трех тысяч футов троса оказывается недостаточно, — так глубоко ныряет кит.
Гарпуны, копья и трос — все снаряжение для китобоев было уложено в порядке на носу лодки. Заняв свои места, Говик и четверо матросов ожидали только приказа отдать концы. Теперь осталось только одно свободное место на носу шлюпки, его должен был занять капитан Гуль.
Перед отправлением на охоту экипаж «Пилигрима» положил корабль в дрейф, то есть реи были обрасоплены так, что паруса оказывали взаимное противодействие и судно оставалось на месте почти неподвижно.
Перед тем как сесть в шлюпку, капитан Гуль бросил последний взгляд на шхуну. Паруса были надежно закреплены, снасти хорошо" вытянуты. Дику Сэнду предстояло остаться одному на судне, быть может, в продолжение многих часов. Капитан хотел избавить его от необходимости переставлять паруса и маневрировать, если только не потребуют этого особые обстоятельства.
Удостоверившись, что все в порядке, капитан подозвал к себе юношу и сказал ему:
— Дик, оставляю тебя одного. Смотри в оба! Может быть, против ожидания, «Пилигриму» придется пойти нам навстречу, если мы уплывем слишком далеко, тогда Том и его товарищи помогут тебе поставить паруса. Ты хорошенько растолкуешь им, что надо делать, и я уверен, что они отлично справятся с работой.
— Капитан Гуль, — сказал старый Том. — Мистер Дик может рассчитывать на нас.
— Приказывайте, приказывайте! — воскликнул Бат. — Мы покажем, как мы умеем работать!
— Что тянуть? — спросил Геркулес, засучивая рукава.
— Пока что ничего, — улыбаясь, ответил юноша.
— Я готов! — сказал гигант.
— Погода сегодня отличная, — продолжал капитан Гуль, — да и ветер, надо полагать, не посвежеет. Но, что бы ни случилось, Дик, не спускай на воду шлюпку и не покидай судна!
— Есть, капитан!
— Если, преследуя кита, мы уйдем далеко в сторону и нужно будет, чтобы «Пилигрим» пошел за нами, я подам тебе сигнал: подниму вымпел на конце багра.
— Будьте покойны, капитан. Я глаз не спущу с вашей шлюпки, — ответил Дик Сэнд.
— Отлично, голубчик, — сказал капитан Гуль. — Побольше хладнокровия и храбрости! Помни, ты теперь помощник капитана. Смотри, Дик, не посрами своего звания. Никому еще не случалось носить его в твоем возрасте.
Дик не ответил, только улыбнулся и покраснел. Капитан Гуль понял значение этой улыбки и румянца.
"Какой славный мальчик! — подумал он. — Скромность и доброта-в этих двух словах весь характер Дика! "
Судя по прощальным наставлениям, легко было догадаться, что капитан Гуль неохотно покидает корабль даже на несколько часов, хотя никакой опасности не предвиделось. Но всесильная страсть охотника и, главное, горячее желание пополнить груз ворвани, чтобы выполнить обязательства, взятые на себя Джемсом Уэлдоном в Вальпараисо, — все это побуждало его отважиться на опасную экспедицию.
Спокойное море сулило легкую погоню за китом. Ни команда «Пилигрима», ни сам капитан не могли устоять перед искушением. К тому же китобойная экспедиция будет, наконец, окончена, — и это последнее соображение взяло верх над всем остальным в душе капитана.
Он решительно шагнул к шторм-трапу, спущенному в шлюпку.
— Счастливой охоты! — напутствовала его миссис Уэл-дон.
— Спасибо!
— Пожалуйста, капитан Гуль, не бейте больно этого бедного кита! -крикнул маленький Джек.
— Постараюсь, мой мальчик! — ответил капитан Гуль.
— Поймайте его тихонько!…
— Да… да… Я надену перчатки!
— Иногда на спинах этих млекопитающих находят довольно любопытных насекомых! — заметил кузен Бенедикт.
— Что ж, господин Бенедикт, — смеясь, ответил капитан Гуль, — никто не помешает и вам «поохотиться», когда наш полосатик будет пришвартован к борту «Пилигрима»!
И, повернувшись к Тому, он добавил:
— Том, я рассчитываю, что вы и ваши товарищи поможете нам разделать тушу… когда мы притащим кита к кораблю… Мы с ним живо управимся.
— К вашим услугам, господин капитан! — ответил старик негр.
— Спасибо! — сказал капитан Гуль. — Дик, эти славные люди помогут тебе выкатить на палубу пустые бочки, пока мы будем охотиться. И когда мы вернемся, работа пойдет быстро.
— Есть, капитан! Будет сделано!
Людям несведущим следует пояснить, что в случае удачной охоты убитого кита предстояло дотянуть на буксире до «Пилигрима» и крепко пришвартовать его к судну с правого борта. Тогда матросы, надев сапоги с шипами на подошвах, должны были взобраться на спину гиганта, рассечь слой покрывающего его жира на параллельные полосы от головы до хвоста, затем эти полосы разделить поперек на ломти толщиной в полтора фута, разрезать каждый на куски, уложить в бочки и спустить их в трюм.
Добыть его и заполнить трюм корабля — искушение было велико! Могли ли китобои пропустить такой случай?
Миссис Уэлдон задала капитану Гулю вопрос: не опасна ли в таких условиях для команды и для пего самого охота на кита.
— Нет, миссис Уэлдон, — ответил капитан Гуль. — Опасности нет никакой. С одной шлюпкой мне не раз приходилось охотиться на китов, и но было случая, чтобы я не добился цели. Повторяю, никакая опасность не грозит нам, а следовательно, и вам.
Миссис Уэлдон успокоилась и прекратила расспросы.
Капитан Гуль тотчас же распорядился сделать все необходимые приготовления к охоте на полосатика. Он по опыту знал, что охота будет трудной, и решил принять все меры предосторожности.
На «Пилигриме» была шлюпка, установленная на кильблоках между грот-мачтой и фок-мачтой, затем три китобойные шлюпки: одна была подвешена с левого, другая с правого борта, а третья — на корме, за гака-бортом.
Обычно эти три китобойные лодки шли все разом в погоню за китами.
Но капитан Гуль мог выслать против полосатика только одну шлюпку. Как известно, при стоянке в Новой Зеландии вербовались матросы и гарпунщики, которые помогали постоянной команде «Пилигрима» во время промыслового сезона. Теперь же этой вспомогательной команды не было, и «Пилигрим» мог снарядить на охоту только пять матросов, то есть столько, сколько нужно для обслуживания одной шлюпки. От помощи Тома и его товарищей, которые поспешили предложить свои услуги, капитан Гуль должен был отказаться: управление шлюпкой во время охоты на кита под силу только опытным морякам. Неверный поворот руля или несвоевременный взмах-весла в момент нападения угрожают шлюпке гибелью.
С другой стороны, капитан Гуль не мог покинуть свое судно, не оставив на борту хотя бы одного опытного моряка: мало ли что могло случиться.
Но так как на китобойной шлюпке нужны сильные люди, капитану Гулю волей-неволей пришлось поручить судно Дику Сэнду.
— Дик, — сказал он, — оставляю тебя своим заместителем на время охоты. Надеюсь, что она будет непродолжительной.
— Есть, капитан! — ответил юноша.
Дику Сэнду самому хотелось принять участие в охоте, но он понимал, что на шлюпке больше пользы принесет опытный китобой, да, кроме того, лишь он один может заменить капитана Гуля на «Пилигриме». Поэтому он беспрекословно повиновался.
Итак, на охоту отправлялась вся команда «Пилигрима». Четверо матросов сядут на весла, а боцман Говик станет у кормового весла, заменяющего руль обычного типа. Руль не позволяет мгновенно выполнить маневры. Если во время охоты гребные весла сломаются, то кормовое весло в умелых руках может вывести шлюпку из-под ударов разъяренного кита.
Капитан Гуль займет место гарпунщика — ему не впервой была эта работа. Он должен был бросить гарпун, следить за разматыванием длинной веревки, закрепленной на конце гарпуна, и, наконец, добить раненого кита копьем, когда тот всплывет на поверхность океана.
Иногда для китобойного промысла пользуются огнестрельным оружием. На борту корабля или на носу шлюпки устанавливается особая пушка, она стреляет разрывными пулями, которые кромсают тело кита, или же при помощи ее выбрасывают гарпун, к концу которого привязана веревка. Но на «Пилигриме» не было таких приспособлений. Кстати сказать, моряки не очень любят новшества, предпочитая этим дорогим и трудным для управления приборам простой гарпун и копье, которыми они владеют очень искусно. И капитан Гуль тоже пускался на охоту, снабженный только обычным холодным оружием китобоев.
Полосатик находился милях в пяти от «Пилигрима».
Погода как будто благоприятствовала охоте. Море было спокойно — значит, шлюпке легче будет маневрировать. Ветра почти не было, и не приходилось опасаться, что «Пилигрим» отнесет далеко в сторону, пока экипаж будет охотиться.
Штирбортную шлюпку спустили на воду, и четверо матросов заняли в ней места.
Боцман Говик сбросил им два гарпуна и несколько длинных копий с острыми наконечниками. К этим орудиям нападения он добавил пять бухт [25] гибкого и прочного троса, по шестьсот футов в каждой бухте. Когда одна бухта размотается, матросы подвязывают к концу троса вторую, третью и т. д. Но иногда и трех тысяч футов троса оказывается недостаточно, — так глубоко ныряет кит.
Гарпуны, копья и трос — все снаряжение для китобоев было уложено в порядке на носу лодки. Заняв свои места, Говик и четверо матросов ожидали только приказа отдать концы. Теперь осталось только одно свободное место на носу шлюпки, его должен был занять капитан Гуль.
Перед отправлением на охоту экипаж «Пилигрима» положил корабль в дрейф, то есть реи были обрасоплены так, что паруса оказывали взаимное противодействие и судно оставалось на месте почти неподвижно.
Перед тем как сесть в шлюпку, капитан Гуль бросил последний взгляд на шхуну. Паруса были надежно закреплены, снасти хорошо" вытянуты. Дику Сэнду предстояло остаться одному на судне, быть может, в продолжение многих часов. Капитан хотел избавить его от необходимости переставлять паруса и маневрировать, если только не потребуют этого особые обстоятельства.
Удостоверившись, что все в порядке, капитан подозвал к себе юношу и сказал ему:
— Дик, оставляю тебя одного. Смотри в оба! Может быть, против ожидания, «Пилигриму» придется пойти нам навстречу, если мы уплывем слишком далеко, тогда Том и его товарищи помогут тебе поставить паруса. Ты хорошенько растолкуешь им, что надо делать, и я уверен, что они отлично справятся с работой.
— Капитан Гуль, — сказал старый Том. — Мистер Дик может рассчитывать на нас.
— Приказывайте, приказывайте! — воскликнул Бат. — Мы покажем, как мы умеем работать!
— Что тянуть? — спросил Геркулес, засучивая рукава.
— Пока что ничего, — улыбаясь, ответил юноша.
— Я готов! — сказал гигант.
— Погода сегодня отличная, — продолжал капитан Гуль, — да и ветер, надо полагать, не посвежеет. Но, что бы ни случилось, Дик, не спускай на воду шлюпку и не покидай судна!
— Есть, капитан!
— Если, преследуя кита, мы уйдем далеко в сторону и нужно будет, чтобы «Пилигрим» пошел за нами, я подам тебе сигнал: подниму вымпел на конце багра.
— Будьте покойны, капитан. Я глаз не спущу с вашей шлюпки, — ответил Дик Сэнд.
— Отлично, голубчик, — сказал капитан Гуль. — Побольше хладнокровия и храбрости! Помни, ты теперь помощник капитана. Смотри, Дик, не посрами своего звания. Никому еще не случалось носить его в твоем возрасте.
Дик не ответил, только улыбнулся и покраснел. Капитан Гуль понял значение этой улыбки и румянца.
"Какой славный мальчик! — подумал он. — Скромность и доброта-в этих двух словах весь характер Дика! "
Судя по прощальным наставлениям, легко было догадаться, что капитан Гуль неохотно покидает корабль даже на несколько часов, хотя никакой опасности не предвиделось. Но всесильная страсть охотника и, главное, горячее желание пополнить груз ворвани, чтобы выполнить обязательства, взятые на себя Джемсом Уэлдоном в Вальпараисо, — все это побуждало его отважиться на опасную экспедицию.
Спокойное море сулило легкую погоню за китом. Ни команда «Пилигрима», ни сам капитан не могли устоять перед искушением. К тому же китобойная экспедиция будет, наконец, окончена, — и это последнее соображение взяло верх над всем остальным в душе капитана.
Он решительно шагнул к шторм-трапу, спущенному в шлюпку.
— Счастливой охоты! — напутствовала его миссис Уэл-дон.
— Спасибо!
— Пожалуйста, капитан Гуль, не бейте больно этого бедного кита! -крикнул маленький Джек.
— Постараюсь, мой мальчик! — ответил капитан Гуль.
— Поймайте его тихонько!…
— Да… да… Я надену перчатки!
— Иногда на спинах этих млекопитающих находят довольно любопытных насекомых! — заметил кузен Бенедикт.
— Что ж, господин Бенедикт, — смеясь, ответил капитан Гуль, — никто не помешает и вам «поохотиться», когда наш полосатик будет пришвартован к борту «Пилигрима»!
И, повернувшись к Тому, он добавил:
— Том, я рассчитываю, что вы и ваши товарищи поможете нам разделать тушу… когда мы притащим кита к кораблю… Мы с ним живо управимся.
— К вашим услугам, господин капитан! — ответил старик негр.
— Спасибо! — сказал капитан Гуль. — Дик, эти славные люди помогут тебе выкатить на палубу пустые бочки, пока мы будем охотиться. И когда мы вернемся, работа пойдет быстро.
— Есть, капитан! Будет сделано!
Людям несведущим следует пояснить, что в случае удачной охоты убитого кита предстояло дотянуть на буксире до «Пилигрима» и крепко пришвартовать его к судну с правого борта. Тогда матросы, надев сапоги с шипами на подошвах, должны были взобраться на спину гиганта, рассечь слой покрывающего его жира на параллельные полосы от головы до хвоста, затем эти полосы разделить поперек на ломти толщиной в полтора фута, разрезать каждый на куски, уложить в бочки и спустить их в трюм.