Верн Жюль Габриэль. Великолепное Ориноко

   Таким образом, он лишь временно поселился в своей хижине, поджидая случая, когда придет какая-нибудь пирога, на которую он мог наняться гребцом.
   Что бы сталось с его мальчиком после убийства этого индейца разбойником Жиро, если бы пироги не были вынуждены остановиться в лагере пика Монуар?
   Слушая молодого индейца, Жанна Кермор думала обо всем этом. Затем она вновь направляла разговор на миссию, главным образом на отца Эсперанте. Гомо охотно и откровенно отвечал на все ее вопросы. Он описывал испанского миссионера как человека высокого роста, сильного, несмотря на его шестьдесят лет, красивого, — очень красивого, повторял он, — с седой бородой, с блестящими глазами, — таким, каким обрисовали его Мануэль Ассомпсион и негодяй Жиро. И тогда, принимая свои мечты за действительность, Жанна видела себя уже в Санта-Жуане… Отец Эсперанте встречает ее с распростертыми объятиями… он сообщает ей, что сталось с полковником Кермором со времени его последнего пребывания в Сан-Фернандо, она узнает от него, куда скрылся ее отец, оставив Санта-Жуану…
   В шесть часов вечера, после второго дневного перехода, Жак Хелло дал сигнал к остановке.
   Индейцы занялись устройством ночевки. Место казалось благоприятным. Глубокая расщелина, прорезавшая берег, выходила воронкой к самой реке. Над расщелиной высокие деревья наклоняли ветви, точно полог. Внизу было нечто вроде ниши, в которой могла улечься молодая девушка. Подстилка из сухих листьев и травы могла служить ей постелью, и девушка могла отдохнуть на ней не хуже, чем в каюте «Галлиетты».
   Конечно, Жан протестовал против таких забот о нем. Но Жак Хелло ничего не хотел слышать и прибег к авторитету сержанта Мартьяля. Племяннику пришлось послушаться дядюшки…
   Герман Патерн и Вальдес приготовили ужин. Река изобиловала рыбой. Гомо убил несколько штук стрелами, по индейскому обычаю, и они были изжарены на вертеле, на маленьком костре, разложенном у скалы. Вместе с консервами и маниоковым хлебом, вынутым из мешков носильщиков, обед благодаря разыгравшемуся после пятичасовой ходьбы аппетиту показался вкуснее, чем…
   — …Чем последний! — объявил Герман Патерн, для которого все обеды были хороши, лишь бы они утоляли голод.
   С наступлением ночи, как только Жан улегся в своей нише, все остальные тоже устроились на ночлег. Молодой индеец улегся у входа. Так как нельзя было оставить лагерь без стражи, то решено было, что стоять первые часы на карауле будут Вальдес и один из его гребцов, а вторую часть ночи — Жак Хелло с другим гребцом.
   В самом деле, как со стороны леса на берегу, так и со стороны реки и ее противоположного берега необходимо было остерегаться всего, что могло внушить подозрение.
   Хотя сержант Мартьяль и требовал, чтобы ему была предоставлена очередь стоять в карауле, он должен был согласиться отдыхать до утра. Решено было поставить его и Германа Патерна в следующую ночь. Жака Хелло и Вальдеса на две смены было достаточно. Поэтому старый солдат улегся у скалы, как можно ближе к молодой девушке.
   Рычание хищников, к которому присоединился рев обезьян, началось, как только наступила темнота, и должно было закончиться лишь с первыми проблесками восхода. Самым лучшим средством против этих животных было зажечь яркий костер и поддерживать огонь всю ночь сухим валежником. Все знали об этом, но согласились этого не делать. Этот костер, правда, отогнал бы хищных зверей, но, с другой стороны, он мог привлечь недобрых людей, может быть, квивасов, если они бродили по этой территории, — а от них-то больше всего и нужно было скрываться!
   Вскоре все, за исключением Вальдеса, расположившегося на крутизне берега, и гребца, который бодрствовал около него, погрузились в глубокий сон.
   Около полуночи их обоих сменили Жак Хелло и второй носильщик.
   Вальдес ничего подозрительного не заметил и не услышал. Впрочем, услышать что-нибудь среди шума речных волн, плескавшихся о скалы, было трудно.
   Жак Хелло посоветовал Вальдесу отдохнуть несколько часов, а сам поднялся на крутизну берега.
   Оттуда он мог наблюдать не только опушку леса, но также и левый берег Торриды.
   Была ли это его галлюцинация или нет, но около четырех часов утра, когда восточный горизонт начал белеть, его внимание было привлечено какими-то движениями на противоположном берегу, который был не так крут. Ему показалось, что какие-то тени передвигались между деревьями. Были ли это животные?.. Или это были люди?..
   Он встал, подполз к обрыву, на расстоянии двух-трех метров от берега, и остановился, вглядываясь.
   Он не мог разобрать ничего определенного, но убедился, что на опушке противоположного берега происходило какое-то движение. Что ему оставалось делать? Поднять тревогу или же только разбудить Вальдеса, который спал в нескольких шагах?
   Он остановился на последнем решении и, тронув индейца за плечи, разбудил его.
   — Не двигайтесь, Вальдес, — сказал он шепотом, — и осмотрите противоположный берег реки.
   Вальдес, растянувшийся во всю длину, повернул голову в в этом направлении. В течение минуты об всматривался в густую чащу.
   — Я не ошибаюсь, — сказал он наконец, — там три или четыре человека бродят по берегу.
   — Что делать?
   — Не будем никого будить. В этом месте перейти реку невозможно, и если нет брода выше…
   — А с другой стороны? — спросил Жак Хелло, показывая на лес, который расстилался к северо-западу.
   — Я ничего не видел… ничего не вижу… — ответил Вальдес, который повернулся, не вставая. — Может быть, это только два-три индейца бравос.
   — Что им тут делать ночью, на этом берегу? Нет, для меня ясно: наш лагерь открыт. Вот смотрите, Вальдес, один из этих людей пытается спуститься к самой реке…
   — В самом деле… — пробормотал Вальдес, — и он не индеец! Это легко узнать по его походке…
   Первые отблески зари, охватив горизонт, осветили в этот момент и русло реки. Вальдес не мог ошибиться относительно человека, замеченного им на противоположном берегу.
   — Это квивасы Альфаниза, — сказал Жак Хелло. — Только они могут стремиться узнать, все ли гребцы сопровождают нас.
   — Было бы лучше, если бы они все были здесь! — ответил рулевой «Галлинетты».
   — Конечно, Вальдес, но если послать за помощью в лагерь… Нет, если мы замечены, то уже поздно посылать кого-либо из наших людей в лагерь… на нас нападут раньше, чем к нам подоспеет помощь.
   Вальдес быстро схватил за руку Жака Хелло, который тотчас же умолк.
   Приближающийся рассвет все большее освещал берега Торриды, тогда как расщелина, в глубине которой спали Жун, Гомо, сержант Мартьяль, Термаи Патертт и второй носильщик, была еще окутана глубокой тьмой.
   — Кажется, — сказал Вальдес, — кажется, я узнаю. Да!.. Зрение у меня хорошее, оно не может меня обмануть!.. Я узнаю этого человека!.. Это испанец!..
   — Жиро?
   — Он самый!
   — Пусть не скажут, что он ушел от меня, этот негодяй!
   Жак Хелло схватил свой карабин, который стоял у скалы, и быстрым движением вскинул его к плечу…
   — Нет… нет!.. — сказал Вальдес. — Это означало бы только одним меньше, а их, может быть, там, под деревьями, сотни!.. К тому же им невозможно перебраться через реку.
   — Здесь нет, но выше… кто знает!
   Однако Жак Хелло подчинился мнению Вальдеса, тем более что рулевой «Галлинетты» был хорошим советником и обладал в удивительной степени хитростью и осторожностью — этими замечательными качествами банивасов.
   К тому же и Жиро, если это был он, стремясь рассмотреть лагерь ближе, рисковал быть замеченным сам. Поэтому он вернулся под деревья в тот самый момент, когда стоявший у берега Торриды лодочник двинулся вперед, точно что-то заметив.
   В течение четверти часа Жак Хелло и Вальдес оставались на том же месте без движения.
   Ни Жиро, ни кто-либо другой не показывались больше на противоположном берегу. Ничто не шевелилось у опушки леса, который стал выступать из мрака.
   Но с наступлением утра испанец, если допустить, что Вальдес не ошибся, мог заметить, что пассажиров сопровождают всего только два гребца, и убедиться в малочисленности отряда.
   Как же было продолжать путешествие при таких неблагоприятных условиях?
   Путешественники были открыты… за ними следили… Жиро настиг Жака Хелло и его спутников на дороге к миссии Санта-Жуана… Теперь он уже не потеряет их следов!..
   Все это создавало крайне сложное положение, которое ухудшалось особенно тем, что испанец, очевидно, успел присоединиться к шайке квивасов, которые бродили по этой территории под начальством Альфаниза.

Глава десятая. БРОД ФРАСКАЭС

   В пять часов лагерь проснулся.
   Первым встал и пошел прогуливаться по берегу Жан; сержант Мартьяль, Герман Патерн и молодой индеец спали еще, накрывшись одеялами и надвинув шляпы на глаза.
   Гребец, стоявший на карауле у берега, подошел к Жаку Хелло и Вальдесу и сообщил им о том, что он видел на своей вахте. Он подтвердил сказанное Вальдесом. Он тоже узнал Жиро в человеке, бродившем по берегу Торриды.
   Прежде всего Жак Хелло внушил обоим, чтобы они никому ничего не говорили. Было бесполезно обнаруживать перед всеми опасность, которая создавалась этой встречей. Достаточно было того, что знали об этом они, которые и должны были принять меры, чтобы обезопасить товарищей.
   После тщательного обсуждения этого вопроса решено было, что маленький отряд будет продолжать свой путь к миссии Санта-Жуана.
   В самом деле, если Альфаниз занимал окрестности, если Жак Хелло и его товарищи должны были подвергнуться нападению, то это нападение оказалось бы возможным как при движении вперед, так и в случае возвращения назад. Правда, при возвращении на Ориноко путешественники прикрывались рекой Торрида, если только ее нельзя было перейти выше. В последнем случае ничто не могло помешать квивасам спуститься до лагеря Монуар, и, конечно, отбить их нападение, даже вместе с гребцами пирог, было бы невозможно.
   Идти к Санта-Жуане все же было несколько выгоднее. Во-первых, оставалась прикрытием Рио-Торрида, пока не окажется брода. Об этом решено было справиться у Гомо. Во-вторых, это значило приблизиться к цели и, может быть, достигнуть ее, а тогда бояться было бы уже нечего. Миссия Санта-Жуана насчитывала население в несколько сот гуахарибосов. Она представляла собой верное убежище от нападения Альфаниза.
   Таким образом, нужно было бы во что бы то ни стало как можно скорее добраться до миссии, по возможности до ближайшей ночи, делая двойные переходы. Двадцать пять — тридцать километров — неужели их нельзя было пройти в двадцать часов?
   Жак Хелло вернулся в лагерь, чтобы немедленно же приготовиться в путь.
   — Они еще спят, Хелло, — сказала молодая девушка, выходя к нему навстречу.
   — А вы встали первой, Жанна? — ответил Жак Хелло. — Я сейчас разбужу их, и мы отправимся в путь…
   — Вы не заметили ничего подозрительного?
   — Нет, ничего… ничего… Но надо отправляться… Я рассчитал, что если мы пойдем не останавливаясь, то мы можем прибыть в Санта-Жуану сегодня вечером или сегодня в ночь…
   — Ах, Хелло, как мне хочется скорее быть в миссии!
   — Где Гомо? — спросил Жак Хелло.
   — Там… в этом углу! Он так хорошо спит, бедный мальчик!
   — Мне нужно с ним поговорить… Мне нужно получить от него кое-какие указания…
   — Хотите, я поговорю с ним? — предложила Жанна Кермор. И прибавила: — Вы, кажется, озабочены сегодня, Хелло! Разве есть дурные вести?
   — Нет, уверяю вас, Жанна… нет!
   Молодая девушка хотела расспросить его, но, поняв, что это стеснило бы Жака, направилась к Гомо и осторожно разбудила его.
   Сержант Мартьяль потянулся, крепко зевнул несколько раз и немедленно встал.
   Разбудить Германа Патерна оказалось труднее. Завернувшись в одеяло и положив голову на свой гербарий вместо подушки, он спал, как соня, — животное (сонливая белка), которое пользуется репутацией первого сонливца из всего животного царства.
   В это время Вальдес закрывал мешки, вынув из них предварительно остатки вчерашнего ужина, которые предназначались на завтрак.
   Когда молодой индеец проснулся, он вместе с Жаном подошел к Жаку Хелло, сидевшему около скалы перед раскрытой картой. Это была карта территории между Сьерра-Паримой и горой Рорайма, с обозначенной на ней зигзагообразной рекой.
   Гомо умел читать и писать, и он мог дать довольно точные указания относительно этой местности.
   — Ты видел когда-нибудь карты, которые изображают части света с морями, материками, горами, реками? — спросил его Жак Хелло.
   — Да, нам показывали их в школе в Санта-Жу-ане, — ответил молодой индеец.
   — Так посмотри на эту карту и подумай… Это большая река, нарисованная здесь полукругом, — Ориноко, которое ты знаешь…
   — Которую я знаю и люблю!..
   — Да, ты молодец!.. Настоящий индеец!.. И ты любишь свою красавицу реку!.. Обрати внимание на гору, расположенную в конце этой реки… Тут начинаются ее истоки…
   — Сьерра-Парима, я знаю… Вот пороги, через которые мы часто переваливали с отцом..
   — Да… это порог Сальваху.
   — А потом есть пик…
   — Пик Лессепса… но смотри не ошибись… Мы на наших пирогах так далеко не поднимались.
   — Нет… не так далеко.
   — Зачем вы задаете все эти вопросы Гомо, Хелло?.. — спросила Жанна.
   — Я хочу знать точно о течении Торриды. Может быть, Гомо сможет дать мне нужные указания…
   Молодая девушка бросила на Жака Хелло вопросительный взгляд, который заставил его опустить голову.
   — Теперь, Гомо, — сказал он, — вот место, где мы оставили наши пироги… вот лес, где была хижина твоего отца… вот устье Торриды…
   — Тут… Тут… — ответил молодой индеец, указывая пальцем по карте.
   — Да, тут, Гомо! Будь же внимателен!.. Я провожу теперь направление реки в сторону Сэнта-Жуаны. Если я сделаю ошибку, останови меня, Жак Хелло стал двигать пальцем по карте проведя кривую на северо-восток, обогнув сначала, на протяжении пятидесяти километров, основание Сьерра-Паримы. В этом пункте он сделал карандашом крест и сказал:
   — Здесь должна находиться миссия?
   — Да… здесь…
   — И Рио-Торрида вытекает около нее?
   — Да… как это обозначено.
   — Но не вытекает ли она еще выше?
   — Конечно, выше, мы несколько раз поднимались там по реке.
   — Значит, Санта-Жуана находится на левом берегу?
   — На левом.
   — И, значит, нужно будет перейти реку, так как мы находимся на правом берегу?
   — Да… Это очень легко,
   — Как?..
   — Есть… выше… проход по скалам… когда стоит низкая вода… брод, называемый бродом Фраскаэс.
   — Ты знаешь этот брод?
   — Да. Мы будем там до полудня.
   Ответы молодого индейца относительно этого брода были очень точны, так как он сам переходил его.
   Его утверждение должно было сильно обеспокоить Жака Хелло. Если брод Фраскаэс позволял маленькому отряду перейти на левый берег Торриды, то он позволял также и квивасам перебраться на правый берег. Таким образом, Жак Хелло и его спутники не были прикрыты рекой до самой миссии.
   Положение ухудшалось. Тем не менее оно не давало все же основания возвращаться назад, где возможность нападения оставалась та же. В Санта-Жуане положение маленького отряда было безопаснее… Необходимо было поэтому в 24 часа достигнуть миссии.
   — Ты говоришь, — в последний раз спросил Жак Хелло, — что мы можем дойти до брода Фраскаэс еще до полудня?
   — Да… если мы отправимся немедленно.
   Расстояние, отделявшее лагерь от брода, равнялось 12 километрам. И так как решено было ускорить шаг в надежде достигнуть цели к полуночи, то было очень важно перейти брод до первого привала.
   Дали сигнал к отправлению. Все было уже готово. Мешки находились за плечами гребцов, одеяла были скатаны за спинами путешественников, гербарий ботаника висел на ремне сбоку у Германа Патерна, оружие было приведено в готовность.
   — Вы думаете, Хелло, что можно дойти до Санта-Жуаны в десять часов? — спросил сержант Мартьяль.
   — Надеюсь, если вы не пожалеете своих ног; они успеют потом отдохнуть.
   — Я вас не задержу, Хелло! Но будет ли в силах он… Жан?..
   — Ваш племянник, сержант Мартьяль? — воскликнул Герман Патерн. — Полноте!.. Он обгонит нас всех. Видно, что он прошел хорошую школу… Вы дали ему солдатские ноги, а шаг у него гимнастический!
   До сих пор Гомо, по-видимому, не знал, какая родственная связь — фиктивная связь — соединяла сына полковника Кермора с сержантом Мартьялем.
   Поэтому, посмотрев на последнего, он спросил:
   — Вы его дядюшка?
   — Немножко… мальчик!
   — Значит, брат его отца?
   — Да, его брат, именно поэтому Жан — мой племянник. Ты понимаешь?
   Мальчик наклонил голову в знак того, что он понял.
   Погода стояла пасмурная. Подгоняемые юго-восточным ветром тучи неслись низко, угрожая дождем. За их серым пологом исчезла вершина Сьерр а-Паримы, а к югу сквозь деревья едва виднелась вершина пика Монуар.
   Жак Хелло бросил беспокойный взгляд в ту сторону, откуда дул ветер. Если бы разразился столь обычный в южных саваннах ливень, движение прекратилось и было бы трудно достичь Санта-Жуаны в назначенный срок.
   Маленький отряд двинулся в путь по той же тропинке, между Рио-Торридой и опушкой непроходимого леса. Шли в таком же порядке, как и накануне. Вальдес и Жак Хелло шли впереди отряда. Оба они в последний раз оглядели противоположный берег. Он был безлюден. Безлюдной казалась и раскинувшаяся влево чаща леса. Ни одного живого существа, если не считать шумно порхающих птиц, пение которых перемешивалось с криками ревунов, встречавших восход солнца.
   Все были полны надежды дойти до миссии в ближайшую ночь. Этого можно было достичь лишь усиленной ходьбой с короткой остановкой на завтрак. Приходилось, таким образом, ускорить шаг, и никто не жаловался на это. Под облачным небом температура стояла умеренная. Это было счастливое обстоятельство, так как берег не был защищен ни одним деревом.
   Время от времени Жак Хелло, которого пожирало беспокойство, оборачивался и спрашивал:
   — Мы не слишком скоро для вас идем, мой дорогой Жан?
   — Нет, Хелло, нет, — отвечала ему девушка. — Не беспокойтесь ни обо мне, ни о моем друге Гомо, у которого ноги молодого оленя.
   — Жан, — сказал Гомо, — если бы нужно было, я мог бы сегодня же вечером быть в Санта-Жуане…
   — Какой же ты скороход! — воскликнул Герман Патерн, который не отличался быстротой шага и иногда отставал.
   Жак Хелло относился к нему без всякого снисхождения. Он звал его, понукал, окрикивал:
   — Послушай, Герман!.. Ты отстаешь!..
   Патерн отвечал:
   — Нам всего осталось идти час!
   — Откуда ты знаешь?
   И так как Герман Патерн действительно не знал, то ему оставалось только повиноваться.
   На мгновение Жаку Хелло пришли в голову последние слова молодого индейца: «Сегодня вечером я мог бы быть в Санта-Жуане».
   Значит, через шесть-семь часов Гомо был бы уже в Санта-Жуане. Не следовало ли воспользоваться этим благоприятным обстоятельством?
   Жак Хелло сообщил Вальдесу ответ мальчика.
   — Да… через шесть или семь часов, — сказал он, — отец Эсперанте был бы предупрежден, что наш маленький отряд направляется в Санта-Жуану, и послал бы, конечно, нам подкрепление… Он сам бы пошел нам навстречу…
   — В самом деле, — ответил Вальдес. — Но отпустить мальчика — значило бы лишиться проводника, а мне кажется, что он нужен нам, так как знает местность…
   — Вы правы, Вальдес! Гомо нам необходим, в особенности для перехода брода Фраскаэс…
   — Мы будем там в полдень. А раз мы перейдем брод, тогда посмотрим…
   — Да, посмотрим, Вальдес!.. Может быть, опасность именно у этого брода…
   А может быть, Жаку Хелло и его товарищам угрожала и более близкая опасность? Разве Жиро, обнаружив расположенный на правом берегу Торриды лагерь, не мог подняться по левому берегу с шайкой Альфаниза? И так как квивасы имели преимущество в несколько часов, то не перешли ли они уже брод Фраскаэс? И не спускаются ли теперь по правому берегу, где они должны встретиться с маленьким отрядом? Это предположение было очень вероятным.
   Однако в девять часов Вальдес, отходивший на несколько сот шагов в сторону, сообщил, что путь свободен. Что касается другого берега, то ничто не указывало на присутствие на нем квивасов.
   Жаку Хелло пришла тогда в голову мысль сделать привал здесь, и он спросил Гомо:
   — На каком расстоянии от брода мы находимся?
   — В двух часах пути, — ответил молодой индеец, который умел определять расстояние лишь по времени.
   — Сделаем привал, — скомандовал Жак Хелло, — и позавтракаем поскорее остатками провизии… Бесполезно разводить огонь.
   В действительности это значило бы выдать свое присутствие, но этот аргумент Жак Хелло оставил при себе.
   — Надо торопиться, друзья мои… надо торопиться! — повторил он. — Привал всего на четверть часа!
   Молодая девушка отлично понимала, что Жак Хелло чем-то сильно обеспокоен, но чем именно — она не знала. Конечно, она слышала, что квивасы бродили по территории, знала, что Жиро исчез, он она не могла предположить, чтобы испанец поднялся по Ориноко на «Галлинетте» лишь с целью присоединиться к Альфанизу, как не могла думать, что между Жиро и этим беглым каторжником существовали давнишние отношения.
   Несколько раз она готова была крикнуть: «Что случилось, Хелло?» Но молчала, надеясь на ум Жака Хелло, на его храбрость, преданность и желание как можно скорее достичь цели.
   Завтрак был окончен очень скоро. Герман Патерн, который охотно продолжал бы его, примирился с неизбежным.
   В девять часов с четвертью, завязав и взвалив на плечи мешки, путешественники двинулись опять в дорогу.
   Жак Хелло и Вальдес не переставали следить за другим берегом, не оставляя без внимания и того берега, по которому они шли сами.
   Ничего подозрительного не замечалось, Быть может, квивасы ожидали отряд у брода Фраскаэс?
   Около часа пополудни Гомо указал в нескольких стах шагах изгиб реки, который, повернув к востоку, скрывался за группой голых скал.
   — Там, — сказал он,
   — Там!.. — ответил Жак Хелло, сделав знак товарищам остановиться.
   Подойдя настолько, чтобы видеть русло Рио-Торриды, он убедился, что дно реки усеяно камнями и песком, между которыми текли лишь струйки воды, легко переходимые вброд.
   — Хотите, я пойду осмотрю окрестности брода? — предложил Вальдес Жаку Хелло.
   — Идите, Вальдес, но из осторожности не переходите на другую сторону и возвращайтесь тотчас же, как только убедитесь, что путь свободен.
   Вальдес пошел и через несколько минут исчез из виду за поворотом Торриды.
   Жак Хелло, Жан, сержант Мартьяль, Гомо и носильщики поджидали его, остановившись тесной группой на берегу. Герман Патерн уселся на землю.
   Как ни владел собой Жак Хелло, он не мог скрыть своего беспокойства. Гомо спросил его:
   — Почему мы не идем вперед?
   — Да, почему? — прибавил Жан. — И почему Вальдес пошел на рекогносцировку?
   Жак Хелло ничего не ответил. Он отделился от группы и сделал несколько шагов к реке, желая осмотреть левый берег.
   Прошло пять минут, — минут, которые кажутся часами.
   Жанна подошла к Жаку Хелло.
   — Отчего Вальдес не возвращается? — спросила она, стараясь поймать его взгляд.
   — Он должен сейчас вернуться, — ответил Жак Хелло.
   Прошло еще пять минут, потом еще. Никто не произнес ни слова…
   Вальдес имел достаточно времени, чтобы дойти до брода и вернуться, а его все не было.
   Между тем никто не слыхал ни крика, ничего, что могло бы возбудить тревогу.
   Жак Хелло имел столько хладнокровия, что выждал еще пять минут.
   Очевидно, идти по броду было не более опасно, чем оставаться на месте или повернуть назад. Если маленький отряд должен был ожидать нападения, то оно случилось бы и тут, и там.
   — Идем! — сказал наконец Жак Хелло.
   Он пошел впереди, а его товарищи — за ним, не говоря ни слова. Они поднялись вдоль берега на протяжении трехсот шагов и достигли поворота Рио-Торриды. В этом месте нужно было сойти к броду.
   Молодой индеец шагах в пяти впереди подполз к первым скалам, которые омывало течение.
   Вдруг на левом берегу, к которому шли Жак Хелло и его товарищи, раздались громкие крики.
   Около сотни квивасов сбежались со всех сторон и бросились через брод, потрясая оружием и издавая воинственные крики…
   Жак Хелло не успел даже выстрелить. Да и что могли сделать ружья Германа Патерна и сержанта Мартьяля? Что могли сделать револьверы гребцов против сотни людей, которые занимали подступы к броду?
   Жак Хелло и его товарищи, тотчас же окруженные со всех сторон, поставлены были в необходимость сдаться.
   Как раз в этот момент среди группы воюющих квивасов появился Вальдес.
   — Вальдес! — воскликнул Жак Хелло.
   — Эти негодяи взяли меня в западню!.. — ответил рулевой «Галлинетты».
   — А с кем мы имеем дело? — спросил Герман Патерн.
   — С шайкой квивасов… — ответил Вальдес.
   — И с ее атаманом! — перебил чей-то угрожающий голос.
   На берегу стоял человек рядом с двумя другими, так же, как и он, неиндейцами.
   — Жиро! — воскликнул Жак Хелло.
   — Называйте меня моим настоящим именем: Альфаниз.
   — Альфаниз! — повторил сержант Мартьяль.
   И его взгляд, так же как и взгляд Жака Хелло, с ужасом обратился на дочь полковника Кермора.