Страница:
Никакой тревоги на этой остановке, однако, не произошло, и сержант Мартьяль мог спать спокойно.
Во время утренней перевязки Герман Патерн убедился, что рана начала заживать. Еще несколько дней, и она должна была зарубцеваться: последствий страшного кураре теперь можно было уже не опасаться.
Погода стояла ясная, ветер дул свежий и благоприятный. Вдали обозначались горы обоих берегов, между которыми лежат пороги Атура.
В этом месте реки остров Вивараль разделяет Ориноко на два рукава, в которых образуются сильные стремнины. Обыкновенно в период убыли воды скалистое дно обнажается, и тогда невозможно проходить здесь; приходится перетаскивать груз на конец острова.
На сей раз делать этого не пришлось: при помощи шестов пирогам удалось достигнуть верхней оконечности острова. Это дало возможность выиграть несколько часов.
В течение утра лодки шли вдоль берега у подножия горы, и в полдень фальки остановились у маленькой деревушки Пуэрто-Реаль — громкое имя для речного порта, состоящего из нескольких почти необитаемых хижин.
Отсюда содержимое лодок переносится обыкновенно сухим путем до деревни Атур, расположенной на пять километров выше по течению.
Гуахибосы рады таким случаям, которые дают им возможность заработать несколько пиастров. Сговорившись с пассажирами, они берут багаж на спину, причем пассажиры следуют за ними, а гребцам предоставляется трудная задача переправлять пироги через стремнины.
Эти стремнины не что иное, как узкий канал, вырытый между крутыми горами обоих берегов; длина его достигает десяти километров. Вода, задерживаемая узким руслом, превращается здесь в бурный поток, тем более что дно реки, как говорит Гумбольдт, представляет собой в этом месте лестницу, которая образует водопад. Понижение уровня реки от одного конца стремнины до другого равно 9 метрам. По этим местам, усеянным скалами, приходится перетаскивать лодки. Эта работа требует много времени и больших усилий.
Само собой понятно, что при таких условиях разгрузка лодок является необходимостью. Ни одна из них не могла бы пройти этими порогами, не рискуя растерять своего содержимого. Удивительно, что они не проходят здесь даже пустыми; если бы не замечательная ловкость гребцов, которые направляют лодки среди бурунов, их бы, конечно, залило или разбило.
Итак, все три пироги были разгружены. Гуахибосы подрядились перенести багаж до деревни Атур. Обыкновенно им платят за это материями, разными безделушками, сигарами, водкой. Впрочем, они не отказываются и от пиастров. В данном случае условленная с ними цена за переноску вещей, казалось, их удовлетворила.
Самой собой разумеется, пассажиры не доверяют своего багажа индейцам. Поэтому обычно они сопровождают носильщиков. Так было поступлено и в этом случае.
Расстояние от Пуэрто-Реаля до деревни Атур всего пять километров, так что оно могло быть пройдено в несколько часов даже с багажом, который был довольно громоздким и состоял из инструментов, одеял, чемоданов, платья, оружия, патронов, геодезических приборов Жака Хелло, гербариев и фотографических аппаратов Германа Патерна. Но не в этом заключалась трудность. Мог ли пройти это расстояние сержант Мартьяль?.. Не заставит ли рана нести его до деревни на носилках?..
Нет! Старый унтер-офицер не был, как он не переставал повторять, неженкой, и повязка на плече не могла мешать ему переставлять ноги. Рана совсем не причиняла ему страданий, и когда Жак Хелло предложил ему руку, он ответил:
— Спасибо, сударь… Я пойду хорошим шагом, мне никого не нужно.
Взгляд юноши дал понять Жаку Хелло, что лучше не перечить сержанту.
Маленький отряд распростился с гребцами, которые должны были перетащить фальки через пороги. Рулевые — Вальдес, Мартос и Паршаль — обещали не потерять лишнего часа, и на них можно было положиться.
Пассажиры вышли из Пуэрто-Реаля около 11 часов утра.
Дорога или, вернее, тропинка, шла по правому берегу реки. Это избавляло от необходимости переправляться через реку, так как деревня расположена на этом берегу. Налево поднимались крутые склоны гор. Иногда тропинка была едва достаточна для одного пешехода, и отряд шел гуськом.
Гуахибосы шли впереди. За ними следовали Мигуэль и его два товарища, затем Жак Хелло, Жан Кермор и сержант Мартьяль. Герман Патерн составлял арьергард.
Когда ширина берега позволяла это, то шли по трое или по двое. Жан, сержант Мартьяль и Жак Хелло находились тогда на одной линии.
Очевидно, Жак Хелло и Жан сделались друзьями, и только старый, вечно ворчливый упрямец мог смотреть на это косо.
Иногда Герман Патерн останавливался со своим гербарием, когда какое-нибудь растение привлекало его внимание. Товарищи звали его, но он не особенно охотно слушался призывов.
Охотиться в этих обстоятельствах нечего было и думать. Другое дело, если бы представился случай подняться метров на тридцать по склону ущелья.
Это и случилось, к великому удовольствию Мигуэля, но к несчастью застреленной им обезьяны.
— Поздравляю вас, Мигуэль, поздравляю!.. — воскликнул Жак Хелло, когда один из гуахибосов принес убитое животное.
— Принимаю ваше поздравление, Хелло, и обещаю, что кожа этого животного после моего возвращения попадет в естественноисторический музей с такой надписью: «Убит рукой Мигуэля, члена Географического общества города Боливара».
— Вы вполне это заслужили, — прибавил Фелипе.
— Бедное животное! — сказал Жан, рассматривая обезьяну, которая лежала на земле с простреленным сердцем.
— Бедное… но очень вкусное для еды… как говорят… — возразил Герман Патерн.
— Это правда, — подтвердил Варинас, — и вы сможете судить об этом сегодня вечером в Атуре. Эта обезьяна будет главным блюдом за нашим обедом…
— Есть обезьян — да ведь это почти людоедство! — заметил, смеясь, Жак Хелло.
— О, Хелло!.. — ответил Жан. — Между обезьяной и человеком…
— Ну, разница не так уж велика, дорогой Жан… Не правда ли, сержант?..
— Действительно… оба умеют гримасничать! — ответил сержант Мартьяль.
И он воочию в этот момент подтвердил свое мнение.
Что касается пернатой дичи, то ее в окрестностях было множество; попадались утки и другие водяные птицы, особенно же часто так называемые павас — особый род дикой курицы с широким оперением.
Впрочем, их легче было убить, чем достать, так как они упали бы в стремнину.
Любопытное зрелище представляет Ориноко в том месте, где его воды устремляются через пороги Атура, самые обширные и непроходимые из всех. Представьте себе оглушительный шум водопадов, покрытых водяной пылью, несущиеся стволы сломанных деревьев, ударяющихся о скалы, отрывающиеся глыбы береговой полосы, по которой идет узкая тропинка. Невольно задаешь себе вопрос: как ухитряются лодки проходить эти пороги, не ломая себе бортов и днищ?
Пассажиры «Галлинетты», «Мориши» и «Марипара» могли быть уверены в целости своих лодок только после их прибытия в Атур.
Маленький отряд, движение которого не было задержано никаким приключением, остановился в деревне после двух часов пополудни.
В то время Атур имел тот же вид, в каком застал его пять лет назад французский исследователь. Таким он останется и в ближайшем будущем, если верить предсказанию Элизе Реклю относительно деревень среднего Ориноко.
До Сан-Фернандо путешественники уже не должны были встретить ни одного сколько-нибудь значительного городка. А дальше на всем протяжении обширных бассейнов Рио-Негро и Амазонки была уже почти пустыня.
Восемь или семь хижин — это был весь Атур; человек тридцать индейцев — все его население.
Мигуэль и его два товарища, сержант Мартьяль и Жан, Жак Хелло и Герман Патерн должны были кое-как расположиться в наиболее удобных из этих хижин.
Впрочем, если эта деревня не изобиловала комфортом и если приходилось жалеть о каютах пирог, зато она обладала одним важным качеством: здесь не было ни одного комара! Отчего несносные насекомые избегали посещать эту деревню? Никто этого не знал; даже Герман Патерн не мог ничего сказать по этому поводу. Достоверно лишь то, что ночью сержанту Мартьялю не пришлось закрывать своего племянника обычной сеткой.
Нечего и говорить, что за ужином, который происходил сообща под деревьями, убитая Митуэлем и изжаренная на медленном отне обезьяна явилась главным блюдом.
— Не правда ли, это жаркое — первый сорт?! — воскликнул Фелипе.
— Да, это четверорукое очень вкусно, — подтвердил Мигуэль. — Оно непременно должно было бы войти в меню европейского стола.
— Я согласен с этим, — заметил Жак Хелло, — мы должны были бы отправить несколько дюжин этих обезьян парижским рестораторам…
— Да и почему бы этим животным быть хуже телятины, бычьего мяса или барашка, — сказал Герман Патерн, — раз они питаются душистыми растениями?..
— Только трудно подойти к ним на хороший ружейный выстрел, — ответил Варинас.
— Мы могли убедиться в этом, — заметил Митуэль, — так как, повторяю, эта обезьяна — первая…
— Вы попытаетесь присоединить к ней и вторую, Мигуэль! — сказал Жак Хелло. — Так как мы должны провести в этой деревне несколько дней, то я предлагаю устроить охоту на обезьян. Вы поедете с нами, не правда ли, дорогой Жан?
— Я вам очень благодарен, — ответил юноша, благодаря его жестом. — Но… дядюшка мне не позволит этого… по крайней мере без него.
— Конечно, не позволю! — объявил сержант Мартьяль, очень довольный, что племянник избавил его от необходимости отказываться от предложения соотечественников.
— Но почему же? — возразил Жак Хелло. — Эта охота не представляет никакой опасности…
— Всегда опасно пускаться в эти леса, которые посещаются, я полагаю, не одними обезьянами, — ответил сержант Мартьяль.
— Действительно… в них иногда можно встретить медведей… — сказал Фелипе.
— О, медведей добродушных, — ответил Герман Патерн, — кротких муравьедов, которые никогда не нападают на человека и которые питаются рыбой и медом…
— А хищные звери!.. Они тоже едят мед?.. — возразил сержант Мартьяль, который не хотел сдаваться.
— Хищники здесь редки, — сказал Минуэль. — Потом, они не бродят около деревень, тогда как обезьяны охотно приближаются к жилищу человека.
— Во всяком случае, — сказал Варинас, — в селениях по Ориноко употребляется простой способ ловли обезьян: их ловят, не преследуя и даже не выходя из хижины.
— Как же? — спросил Жан.
— На опушке леса ставят западню из нескольких тыкв, прочно прикрепленных к земле. В них проделывают дыру, через которую обезьяна может просунуть руку, когда она разжата, но оттуда вытащить ее, сжатую в кулак, обезьяна не может. Внутри тыкв кладут какой-нибудь любимый обезьянами фрукт. Обезьяна замечает его, ей хочется его достать, она просовывает руку в дыру, хватает добычу и попадается, так как не хочет разжать руки…
— Как! — воскликнул сержант Мартьяль. — У этого животного не хватает догадки разжать руку?.»
— Нет, — ответил Варинас,
— И после этого говорят, что обезьяны умны и хитры…
— Конечно, но их жадность сильнее их ума, — сказал Фелипе.
— Глупые животные?
В самом деле, животные, которые ловятся в подобную западню, заслуживают такой оценки.
Надо было, однако, чем-нибудь заполнить те несколько дней, в течение которых приходилось оставаться в деревне Атур в ожидании пирог. Жан узнал, что шесть лет назад его соотечественник пробыл тут одиннадцать дней, которые оказались нужными для его лодки, чтобы перебраться через пороги Атура. На этот раз благодаря высокой воде, может быть, предстояло ждать меньше.
Во всяком случае, в продолжение этой стоянки Жан Кермор и сержант Мартьяль не составили компании троим венесуэльцам и двум французам, которые отправились бродить по равнине в окрестностях деревни.
Охотники не встретили никаких хищников; по крайней мере те, которых они заметили, не нападали на них. Только один тапир был ранен пулей Жака Хелло, но ушел.
Зато охотникам удалось убить сколько им хотелось пекари и оленей, которые должны были пополнить их запасы. Что не было съедено, то они высушили по индейскому способу в количестве, достаточном для остального пути.
Мигуэль, Варинас и Фелипе, Жак Хелло и Герман Патерн успели также посетить знаменитые гроты, расположенные на территории Атура, затем остров Кукуритале, где остались следы пребывания несчастного доктора Крево, наконец, Гору Мертвецов, где гроты служат кладбищами для индейцев. Мигуэль и его товарищи спускались даже километров на двенадцать к югу, чтобы посетить гору Пинтадо. Это — скала из порфира, вышиной до 250 метров, которую индейцы ухитрились украсить в середине гигантскими надписями и рисунками, изображающими человека, птицу и змею длиной до 100 метров.
Герман Патерн предпочел бы найти у подошвы «раскрашенной горы» — вернее было бы назвать ее гравированной горой — какие-либо растения, но, к его сожалению, поиски оказались тщетными.
Само собой разумеется, экскурсанты возвращались с этих далеких прогулок достаточно усталыми. Жара стояла чрезвычайная, и ее не могли умерить даже частые и сильные грозы.
Так проходило время в деревне Атур. За обедом и ужином все собирались за одним столом и сообщали друг другу о событиях дня. Жан с удовольствием слушал охотничьи рассказы Жака Хелло, который старался отвлечь юношу от печальных забот о будущем. Как ему хотелось, чтобы Жан получил в Сан-Фернандо точные указания относительно полковника Кермора и чтобы ему не нужно было отправляться в далекие рискованные поиски!
Вечером юноша читал вслух выдержки из своего любимого путеводителя, главным образом те, которые касались Атура и его окрестностей. Мигуэль и его коллеги удивлялись точности и тщательности указаний французского исследователя во всем, что касалось течения реки Ориноко, нравов различных индейских племен, особенности их территории, обычаев жителей льяносов, с которыми путешественникам приходилось иметь дело.
Если бы Жану Кермору действительно пришлось продолжить свое путешествие до истоков реки, он мог бы извлечь большую пользу для себя из точных указаний своего соотечественника.
Наконец, 9 сентября, около полудня, Герман Патерн, который ходил собирать растения на берегу, вернулся и стал звать своих товарищей.
Так как в этот день не предполагалось никакой экскурсии, то они все находились в главной хижине деревни в ожидании завтрака.
Услышав крики, Жак Хелло выскочил из хижины.
Другие последовали за ним, опасаясь, что Герман Патерн зовет на помощь, встретившись с хищником или с отрядом квивасов.
Патерн возвращался один со своим гербарием за спиной и махал руками.
— Что случилось? — крикнул ему Жак Хелло.
— Наши пироги, друзья!
— Уже?.. — воскликнул Фелипе.
— Они всего в полукилометре.
Все бросились к левому берегу реки и заметили лодки, которые экипаж гнал вдоль берега при помощи шестов.
Вскоре пассажиры могли быть услышаны рулевыми, которые, стоя на кормах, направляли лодки через поток.
— Вы… Вальдес?.. — спросил сержант Мартьяль.
— Я самый, сержант! Как видите, мои товарищи следуют за мной.
— Без аварий? — спросил Мигуэль.
— Без аварий, — ответил Вальдес. — Но нам все-таки это стоило больших трудов.
— Наконец-то вы прибыли!.. — сказал Жак Хелло рулевому «Мориши».
— Да… в семь дней… Это редко случается при переходе через пороги Атура.
Паршаль говорил правду. Но нужно отдать справедливость банивасам: они отлично управляются с лодками. Можно было их только поблагодарить за старание. Эти отважные люди оказались тем чувствительнее к похвалам пассажиров, что к словам было прибавлено, и притом весьма охотно, несколько дополнительных пиастров.
Во время утренней перевязки Герман Патерн убедился, что рана начала заживать. Еще несколько дней, и она должна была зарубцеваться: последствий страшного кураре теперь можно было уже не опасаться.
Погода стояла ясная, ветер дул свежий и благоприятный. Вдали обозначались горы обоих берегов, между которыми лежат пороги Атура.
В этом месте реки остров Вивараль разделяет Ориноко на два рукава, в которых образуются сильные стремнины. Обыкновенно в период убыли воды скалистое дно обнажается, и тогда невозможно проходить здесь; приходится перетаскивать груз на конец острова.
На сей раз делать этого не пришлось: при помощи шестов пирогам удалось достигнуть верхней оконечности острова. Это дало возможность выиграть несколько часов.
В течение утра лодки шли вдоль берега у подножия горы, и в полдень фальки остановились у маленькой деревушки Пуэрто-Реаль — громкое имя для речного порта, состоящего из нескольких почти необитаемых хижин.
Отсюда содержимое лодок переносится обыкновенно сухим путем до деревни Атур, расположенной на пять километров выше по течению.
Гуахибосы рады таким случаям, которые дают им возможность заработать несколько пиастров. Сговорившись с пассажирами, они берут багаж на спину, причем пассажиры следуют за ними, а гребцам предоставляется трудная задача переправлять пироги через стремнины.
Эти стремнины не что иное, как узкий канал, вырытый между крутыми горами обоих берегов; длина его достигает десяти километров. Вода, задерживаемая узким руслом, превращается здесь в бурный поток, тем более что дно реки, как говорит Гумбольдт, представляет собой в этом месте лестницу, которая образует водопад. Понижение уровня реки от одного конца стремнины до другого равно 9 метрам. По этим местам, усеянным скалами, приходится перетаскивать лодки. Эта работа требует много времени и больших усилий.
Само собой понятно, что при таких условиях разгрузка лодок является необходимостью. Ни одна из них не могла бы пройти этими порогами, не рискуя растерять своего содержимого. Удивительно, что они не проходят здесь даже пустыми; если бы не замечательная ловкость гребцов, которые направляют лодки среди бурунов, их бы, конечно, залило или разбило.
Итак, все три пироги были разгружены. Гуахибосы подрядились перенести багаж до деревни Атур. Обыкновенно им платят за это материями, разными безделушками, сигарами, водкой. Впрочем, они не отказываются и от пиастров. В данном случае условленная с ними цена за переноску вещей, казалось, их удовлетворила.
Самой собой разумеется, пассажиры не доверяют своего багажа индейцам. Поэтому обычно они сопровождают носильщиков. Так было поступлено и в этом случае.
Расстояние от Пуэрто-Реаля до деревни Атур всего пять километров, так что оно могло быть пройдено в несколько часов даже с багажом, который был довольно громоздким и состоял из инструментов, одеял, чемоданов, платья, оружия, патронов, геодезических приборов Жака Хелло, гербариев и фотографических аппаратов Германа Патерна. Но не в этом заключалась трудность. Мог ли пройти это расстояние сержант Мартьяль?.. Не заставит ли рана нести его до деревни на носилках?..
Нет! Старый унтер-офицер не был, как он не переставал повторять, неженкой, и повязка на плече не могла мешать ему переставлять ноги. Рана совсем не причиняла ему страданий, и когда Жак Хелло предложил ему руку, он ответил:
— Спасибо, сударь… Я пойду хорошим шагом, мне никого не нужно.
Взгляд юноши дал понять Жаку Хелло, что лучше не перечить сержанту.
Маленький отряд распростился с гребцами, которые должны были перетащить фальки через пороги. Рулевые — Вальдес, Мартос и Паршаль — обещали не потерять лишнего часа, и на них можно было положиться.
Пассажиры вышли из Пуэрто-Реаля около 11 часов утра.
Дорога или, вернее, тропинка, шла по правому берегу реки. Это избавляло от необходимости переправляться через реку, так как деревня расположена на этом берегу. Налево поднимались крутые склоны гор. Иногда тропинка была едва достаточна для одного пешехода, и отряд шел гуськом.
Гуахибосы шли впереди. За ними следовали Мигуэль и его два товарища, затем Жак Хелло, Жан Кермор и сержант Мартьяль. Герман Патерн составлял арьергард.
Когда ширина берега позволяла это, то шли по трое или по двое. Жан, сержант Мартьяль и Жак Хелло находились тогда на одной линии.
Очевидно, Жак Хелло и Жан сделались друзьями, и только старый, вечно ворчливый упрямец мог смотреть на это косо.
Иногда Герман Патерн останавливался со своим гербарием, когда какое-нибудь растение привлекало его внимание. Товарищи звали его, но он не особенно охотно слушался призывов.
Охотиться в этих обстоятельствах нечего было и думать. Другое дело, если бы представился случай подняться метров на тридцать по склону ущелья.
Это и случилось, к великому удовольствию Мигуэля, но к несчастью застреленной им обезьяны.
— Поздравляю вас, Мигуэль, поздравляю!.. — воскликнул Жак Хелло, когда один из гуахибосов принес убитое животное.
— Принимаю ваше поздравление, Хелло, и обещаю, что кожа этого животного после моего возвращения попадет в естественноисторический музей с такой надписью: «Убит рукой Мигуэля, члена Географического общества города Боливара».
— Вы вполне это заслужили, — прибавил Фелипе.
— Бедное животное! — сказал Жан, рассматривая обезьяну, которая лежала на земле с простреленным сердцем.
— Бедное… но очень вкусное для еды… как говорят… — возразил Герман Патерн.
— Это правда, — подтвердил Варинас, — и вы сможете судить об этом сегодня вечером в Атуре. Эта обезьяна будет главным блюдом за нашим обедом…
— Есть обезьян — да ведь это почти людоедство! — заметил, смеясь, Жак Хелло.
— О, Хелло!.. — ответил Жан. — Между обезьяной и человеком…
— Ну, разница не так уж велика, дорогой Жан… Не правда ли, сержант?..
— Действительно… оба умеют гримасничать! — ответил сержант Мартьяль.
И он воочию в этот момент подтвердил свое мнение.
Что касается пернатой дичи, то ее в окрестностях было множество; попадались утки и другие водяные птицы, особенно же часто так называемые павас — особый род дикой курицы с широким оперением.
Впрочем, их легче было убить, чем достать, так как они упали бы в стремнину.
Любопытное зрелище представляет Ориноко в том месте, где его воды устремляются через пороги Атура, самые обширные и непроходимые из всех. Представьте себе оглушительный шум водопадов, покрытых водяной пылью, несущиеся стволы сломанных деревьев, ударяющихся о скалы, отрывающиеся глыбы береговой полосы, по которой идет узкая тропинка. Невольно задаешь себе вопрос: как ухитряются лодки проходить эти пороги, не ломая себе бортов и днищ?
Пассажиры «Галлинетты», «Мориши» и «Марипара» могли быть уверены в целости своих лодок только после их прибытия в Атур.
Маленький отряд, движение которого не было задержано никаким приключением, остановился в деревне после двух часов пополудни.
В то время Атур имел тот же вид, в каком застал его пять лет назад французский исследователь. Таким он останется и в ближайшем будущем, если верить предсказанию Элизе Реклю относительно деревень среднего Ориноко.
До Сан-Фернандо путешественники уже не должны были встретить ни одного сколько-нибудь значительного городка. А дальше на всем протяжении обширных бассейнов Рио-Негро и Амазонки была уже почти пустыня.
Восемь или семь хижин — это был весь Атур; человек тридцать индейцев — все его население.
Мигуэль и его два товарища, сержант Мартьяль и Жан, Жак Хелло и Герман Патерн должны были кое-как расположиться в наиболее удобных из этих хижин.
Впрочем, если эта деревня не изобиловала комфортом и если приходилось жалеть о каютах пирог, зато она обладала одним важным качеством: здесь не было ни одного комара! Отчего несносные насекомые избегали посещать эту деревню? Никто этого не знал; даже Герман Патерн не мог ничего сказать по этому поводу. Достоверно лишь то, что ночью сержанту Мартьялю не пришлось закрывать своего племянника обычной сеткой.
Нечего и говорить, что за ужином, который происходил сообща под деревьями, убитая Митуэлем и изжаренная на медленном отне обезьяна явилась главным блюдом.
— Не правда ли, это жаркое — первый сорт?! — воскликнул Фелипе.
— Да, это четверорукое очень вкусно, — подтвердил Мигуэль. — Оно непременно должно было бы войти в меню европейского стола.
— Я согласен с этим, — заметил Жак Хелло, — мы должны были бы отправить несколько дюжин этих обезьян парижским рестораторам…
— Да и почему бы этим животным быть хуже телятины, бычьего мяса или барашка, — сказал Герман Патерн, — раз они питаются душистыми растениями?..
— Только трудно подойти к ним на хороший ружейный выстрел, — ответил Варинас.
— Мы могли убедиться в этом, — заметил Митуэль, — так как, повторяю, эта обезьяна — первая…
— Вы попытаетесь присоединить к ней и вторую, Мигуэль! — сказал Жак Хелло. — Так как мы должны провести в этой деревне несколько дней, то я предлагаю устроить охоту на обезьян. Вы поедете с нами, не правда ли, дорогой Жан?
— Я вам очень благодарен, — ответил юноша, благодаря его жестом. — Но… дядюшка мне не позволит этого… по крайней мере без него.
— Конечно, не позволю! — объявил сержант Мартьяль, очень довольный, что племянник избавил его от необходимости отказываться от предложения соотечественников.
— Но почему же? — возразил Жак Хелло. — Эта охота не представляет никакой опасности…
— Всегда опасно пускаться в эти леса, которые посещаются, я полагаю, не одними обезьянами, — ответил сержант Мартьяль.
— Действительно… в них иногда можно встретить медведей… — сказал Фелипе.
— О, медведей добродушных, — ответил Герман Патерн, — кротких муравьедов, которые никогда не нападают на человека и которые питаются рыбой и медом…
— А хищные звери!.. Они тоже едят мед?.. — возразил сержант Мартьяль, который не хотел сдаваться.
— Хищники здесь редки, — сказал Минуэль. — Потом, они не бродят около деревень, тогда как обезьяны охотно приближаются к жилищу человека.
— Во всяком случае, — сказал Варинас, — в селениях по Ориноко употребляется простой способ ловли обезьян: их ловят, не преследуя и даже не выходя из хижины.
— Как же? — спросил Жан.
— На опушке леса ставят западню из нескольких тыкв, прочно прикрепленных к земле. В них проделывают дыру, через которую обезьяна может просунуть руку, когда она разжата, но оттуда вытащить ее, сжатую в кулак, обезьяна не может. Внутри тыкв кладут какой-нибудь любимый обезьянами фрукт. Обезьяна замечает его, ей хочется его достать, она просовывает руку в дыру, хватает добычу и попадается, так как не хочет разжать руки…
— Как! — воскликнул сержант Мартьяль. — У этого животного не хватает догадки разжать руку?.»
— Нет, — ответил Варинас,
— И после этого говорят, что обезьяны умны и хитры…
— Конечно, но их жадность сильнее их ума, — сказал Фелипе.
— Глупые животные?
В самом деле, животные, которые ловятся в подобную западню, заслуживают такой оценки.
Надо было, однако, чем-нибудь заполнить те несколько дней, в течение которых приходилось оставаться в деревне Атур в ожидании пирог. Жан узнал, что шесть лет назад его соотечественник пробыл тут одиннадцать дней, которые оказались нужными для его лодки, чтобы перебраться через пороги Атура. На этот раз благодаря высокой воде, может быть, предстояло ждать меньше.
Во всяком случае, в продолжение этой стоянки Жан Кермор и сержант Мартьяль не составили компании троим венесуэльцам и двум французам, которые отправились бродить по равнине в окрестностях деревни.
Охотники не встретили никаких хищников; по крайней мере те, которых они заметили, не нападали на них. Только один тапир был ранен пулей Жака Хелло, но ушел.
Зато охотникам удалось убить сколько им хотелось пекари и оленей, которые должны были пополнить их запасы. Что не было съедено, то они высушили по индейскому способу в количестве, достаточном для остального пути.
Мигуэль, Варинас и Фелипе, Жак Хелло и Герман Патерн успели также посетить знаменитые гроты, расположенные на территории Атура, затем остров Кукуритале, где остались следы пребывания несчастного доктора Крево, наконец, Гору Мертвецов, где гроты служат кладбищами для индейцев. Мигуэль и его товарищи спускались даже километров на двенадцать к югу, чтобы посетить гору Пинтадо. Это — скала из порфира, вышиной до 250 метров, которую индейцы ухитрились украсить в середине гигантскими надписями и рисунками, изображающими человека, птицу и змею длиной до 100 метров.
Герман Патерн предпочел бы найти у подошвы «раскрашенной горы» — вернее было бы назвать ее гравированной горой — какие-либо растения, но, к его сожалению, поиски оказались тщетными.
Само собой разумеется, экскурсанты возвращались с этих далеких прогулок достаточно усталыми. Жара стояла чрезвычайная, и ее не могли умерить даже частые и сильные грозы.
Так проходило время в деревне Атур. За обедом и ужином все собирались за одним столом и сообщали друг другу о событиях дня. Жан с удовольствием слушал охотничьи рассказы Жака Хелло, который старался отвлечь юношу от печальных забот о будущем. Как ему хотелось, чтобы Жан получил в Сан-Фернандо точные указания относительно полковника Кермора и чтобы ему не нужно было отправляться в далекие рискованные поиски!
Вечером юноша читал вслух выдержки из своего любимого путеводителя, главным образом те, которые касались Атура и его окрестностей. Мигуэль и его коллеги удивлялись точности и тщательности указаний французского исследователя во всем, что касалось течения реки Ориноко, нравов различных индейских племен, особенности их территории, обычаев жителей льяносов, с которыми путешественникам приходилось иметь дело.
Если бы Жану Кермору действительно пришлось продолжить свое путешествие до истоков реки, он мог бы извлечь большую пользу для себя из точных указаний своего соотечественника.
Наконец, 9 сентября, около полудня, Герман Патерн, который ходил собирать растения на берегу, вернулся и стал звать своих товарищей.
Так как в этот день не предполагалось никакой экскурсии, то они все находились в главной хижине деревни в ожидании завтрака.
Услышав крики, Жак Хелло выскочил из хижины.
Другие последовали за ним, опасаясь, что Герман Патерн зовет на помощь, встретившись с хищником или с отрядом квивасов.
Патерн возвращался один со своим гербарием за спиной и махал руками.
— Что случилось? — крикнул ему Жак Хелло.
— Наши пироги, друзья!
— Уже?.. — воскликнул Фелипе.
— Они всего в полукилометре.
Все бросились к левому берегу реки и заметили лодки, которые экипаж гнал вдоль берега при помощи шестов.
Вскоре пассажиры могли быть услышаны рулевыми, которые, стоя на кормах, направляли лодки через поток.
— Вы… Вальдес?.. — спросил сержант Мартьяль.
— Я самый, сержант! Как видите, мои товарищи следуют за мной.
— Без аварий? — спросил Мигуэль.
— Без аварий, — ответил Вальдес. — Но нам все-таки это стоило больших трудов.
— Наконец-то вы прибыли!.. — сказал Жак Хелло рулевому «Мориши».
— Да… в семь дней… Это редко случается при переходе через пороги Атура.
Паршаль говорил правду. Но нужно отдать справедливость банивасам: они отлично управляются с лодками. Можно было их только поблагодарить за старание. Эти отважные люди оказались тем чувствительнее к похвалам пассажиров, что к словам было прибавлено, и притом весьма охотно, несколько дополнительных пиастров.
Глава двенадцатая. НЕСКОЛЬКО НАБЛЮДЕНИЙ ГЕРМАНА ПАТЕРНА
Отправление трех пирог состоялось на следующий день при первых лучах солнца. Накануне, после обеда, было приступлено к погрузке багажа, а так как никаких аварий во время переправы через пороги не произошло, то путешествие не задержалось.
Однако между Атуром и Сан-Фернандо путешествие все же могло замедлиться.
Стихавший ветер не был достаточен для лодок, которые должны были идти против течения. Тем не менее были поставлены паруса в помощь шестам.
Бесполезно прибавлять, что каждая группа пассажиров заняла свои лодки: сержант Мартьяль и Жан Кермор — «Галлинетту», Мигуэль, Варинас и Фелипе — «Марипар», Жак Хелло и Герман Патерн — «Моришу».
По возможности лодки держались на одной линии, и сержант Мартьяль с неудовольствием замечал, что чаще всего «Мориша» шла рядом с «Галлинеттой». Это позволяло пассажирам разговаривать, чем они и пользовались.
За утро лодки прошли против течения всего 5 километров. Приходилось лавировать среди островов и рифов, которыми Ориноко загроможден выше Атура.
Когда флотилия дошла до Горы Мертвецов, русло реки сделалось шире. Приблизившись к правому берегу, где течение слабее, лодки смогли воспользоваться отчасти и парусами.
На противоположном берегу возвышалась гора Пинтадо, которую посещали Мигуэль и его товарищи; ее своеобразная громада высилась над обширной равниной, по которой бродят индейцы гуахибосы.
Одновременно с закатом стал стихать и ветер, переходя в норд-ост; к пяти часам вечера он совершенно упал.
Пироги находились в это время у порогов Гарсита. По совету Вальдеса, пассажиры приготовились к остановке в этом месте, которое представляло хорошее убежище на ночь.
За день прошли на этот раз всего 15 километров. В дальнейший путь пустились на другой день с рассветом.
Переправа через пороги Гарсита не представляла никаких затруднений. Они вообще проходимы круглый год. К тому же переправа облегчалась тем, что в этом месте Ориноко было достаточно глубоко для плоскодонных судов.
Впрочем, убыль воды уже началась, так как приближалась половина сентября и период засухи был близок.
Правда, дожди были еще часты и обильны. Они не прекращались с самого начала путешествия, и пассажиры должны были терпеть ливни до самого прибытия в Сан-Фернандо, В этот день бесконечный дождь заставил пассажиров просидеть в каютах. Начал также свежеть и ветер, но на это жаловаться не приходилось.
Вечером на повороте реки, устремившей свои воды к востоку, между правым берегом и островом Рабо-Пеладо пироги остановились в довольно закрытом месте.
С шести до семи часов вечера охотники обошли опушку почти непроходимого леса, которым зарос этот остров; им удалось застрелить с полдюжины габиот, величиной с голубей, которые были поданы к ужину.
Кроме того, возвращаясь, Жак Хелло убил из ружья молодого каймана, мясо которого считается чрезвычайно вкусным.
Однако это кушанье было отклонено пассажирами.
Один только Герман Патерн захотел попробовать его, так как натуралист не должен быть разборчив и обязан жертвовать собой в интересах науки.
— Ну что?.. — спросил его Жак Хелло.
— Ничего, — ответил Герман Патерн. — Первый кусок невкусен… Но, может быть, второй…
— Ну как?
— Отвратителен!..
Кайман был осужден без пощады.
На другой день лодки оставили остров Рабо-Пеладо и вновь поплыли к юго-западу — в направлении, в котором течет Ориноко до порогов Гуахибосов. Весь день шел дождь и дул перемежающийся северо-восточный ветер. Паруса пирог то безжизненно висели вдоль мачт, то надувались, как оболочка воздушного шара.
Вечером Вальдес сделал остановку у низовья острова Гуахобо, пройдя всего 12 километров, так как действие ветра часто оказывалось слабее течения.
На другой день после утомительного перехода пироги достигли порогов Гуахибосов и остановились у устья рукава Карестии, который при впадении своем в Ориноко огибает длинный остров.
После ужина, за которым ели убитых на берегу гуккосов, легли спать, и ночь прошла спокойно.
В этом месте река широка и глубока, но загромождена массой островов и островков; кроме того, она пересекается каменной грядой, с которой вода падает оглушительным каскадом. Вид этого места великолепен; он, может быть, один из самых прекрасных на всем протяжении среднего Ориноко.
Путешественники имели время налюбоваться им, так как на переправу через пороги Гуахибосов потребовалось несколько часов.
Около трех часов пополудни, пройдя левым рукавом реки, лодки достигли деревни Карестии, где должна была состояться выгрузка, чтобы облегчить пирогам переправу через порог Мэпюр. Здесь повторился маневр, уже сделанный в Пуэрто-Реале. Индейцы взялись перенести багаж и сопровождать путешественников до Мэпюра, куда они и прибыли около пяти часов вечера.
Расстояние между Карестией и Мэпюром незначительно, и идущая вдоль берега тропинка удобна для пешеходов.
Здесь надо было ждать «Галлинетту», «Марипар» и «Моришу», которым требовалось для переправы через порог шесть-семь дней.
Действительно, хотя порог Мэпюр и короче порога Атур, зато он представляет больше препятствий. Во всяком случае, понижение уровня воды от одного его конца к другому больше, а именно 12 метров на протяжении 6 километров. Но можно было рассчитывать на расторопность и ловкость экипажа. Чтобы выиграть время, он сделал бы все, что только в человеческих силах.
К тому же расстояние в 60 километров, которое отделяет эти главные два порога, было пройдено меньше чем в пять дней.
От когда-то составлявших целое племя индейцев мэпюров, от которых получило свое название селение, теперь осталось всего несколько семейств сильно изменившегося типа. Расположенная у подножия гранитных глыб деревня имела всего с десяток хижин.
Вот здесь-то маленький отряд должен был расположиться на несколько дней в условиях почти одинаковых с теми, которые имелись в Атуре.
До Сан-Фернандо приходилось оставлять пироги в последний раз. Отсюда до этого города река свободна от порогов. Таким образом, надо было терпеливо переносить эту обстановку, чтобы ни говорил против этого сержант Мартьяль, который сгорал от нетерпения достигнуть скорее Сан-Фернандо.
В Мэпюре не пришлось делать экскурсий, как это довелось в окрестностях горы Пинтадо. Надо было удовольствоваться охотой и гербаризацией. Юноша, сопровождаемый сержантом Мартьялем, живо интересовался научными прогулками Германа Патерна, тогда как охотники доставляли дневную провизию; это было необходимо, так как запасы, сделанные в Урбане и во время предыдущих охот, были бы недостаточны в случае задержки, а пополнить провизию раньше конца путешествия было невозможно.
От Мэпюра до Сан-Фернандо, принимая во внимание извилины Ориноко, надо считать от 130 до 140 километров.
Наконец, 18 сентября после полудня фальки, поднявшиеь вдоль левого берега реки, на котором расположена деревня, соединились с пассажирами. По своему положению Мэпюр принадлежит Колумбии береговая полоса его признавалась нейтральной до 1911 года, а с этого года сделалась колумбийской.
Вальдес и его товарищи, очевидно, постарались, так как переправились через порог в пять дней.
Не теряя времени, пироги были нагружены, и 19 сентября утром снова пустились в путь.
В продолжение этого дождливого дня флотилии пришлось бесконечно лавировать между островками и скалами, которыми покрыта поверхность реки.
Ветер дул с запада и не был благоприятен для движения лодок. Но если бы даже он дул с севера, им все-таки нельзя было бы воспользоваться, так как постоянно приходилось менять направление лодок в узких проходах.
Пройдя устье Сипано, лодки встретили порог Сигвауми, переправа через который отняла всего несколько часов, причем разгружаться не пришлось.
Тем не менее вследствие всех этих задержек пироги достигли за день лишь устья Рио-Вишады, где и остановились на ночь.
Оба берега реки в этом месте представляют разительный контраст. К востоку местность изображена холмами и возвышенностями, сливающимися с горами, отдаленные очертания которых были освещены заходящим солнцем. К западу, напротив, расстилались обширные равнины, орошаемые темными водами Вишады, текущей из колумбийских льяносов и доставляющей большое количество воды в русло Ориноко.
Может быть, Жак Хелло ожидал, что между Фелипе и Варинасом разгорится спор относительно Вишады, так как ее можно было считать за главное русло реки с таким же правом, как Гуавьяре и Атабапо. Однако никакого спора не возникло. Оба противника были уже недалеко от места, где сливались излюбленные ими реки. Там они могли иметь достаточно времени для споров на месте и при полном знании всех деталей.
Следующий день приблизил их к этому пункту на 20 километров. В этой части реки, свободной от рифов, движение лодок сделалось легче. Рулевые смогли в течение нескольких часов воспользоваться парусами и достигнуть таким образом деревни Матавени, расположенной на левом берегу, около реки того же названия.
Здесь находилась всего дюжина хижин, принадлежащих гуахибосам, которые занимают прибрежные территории Ориноко, главным образом правый берег. Если бы путешественники имели время подняться по Вишаде, они встретили бы несколько таких селений, обитаемых этими индейцами, мягкими по характеру, трудолюбивыми и смышлеными, ведущими торговлю маниокой с купцами Сан-Фернандо.
Если бы Жак Хелло и Герман Патери были одни, они, вероятно, остановились бы у этого притока, как они это сделали в Урбане несколько недель назад. Правда, их экскурсия в Сьерра-Матапей могла окончиться плохо. Тем не менее Герман Патерн счел своим долгом сделать Жаку Хелло это предложение, когда «Мориша» остановилась у Матавени рядом с «Галлинеттой».
Однако между Атуром и Сан-Фернандо путешествие все же могло замедлиться.
Стихавший ветер не был достаточен для лодок, которые должны были идти против течения. Тем не менее были поставлены паруса в помощь шестам.
Бесполезно прибавлять, что каждая группа пассажиров заняла свои лодки: сержант Мартьяль и Жан Кермор — «Галлинетту», Мигуэль, Варинас и Фелипе — «Марипар», Жак Хелло и Герман Патерн — «Моришу».
По возможности лодки держались на одной линии, и сержант Мартьяль с неудовольствием замечал, что чаще всего «Мориша» шла рядом с «Галлинеттой». Это позволяло пассажирам разговаривать, чем они и пользовались.
За утро лодки прошли против течения всего 5 километров. Приходилось лавировать среди островов и рифов, которыми Ориноко загроможден выше Атура.
Когда флотилия дошла до Горы Мертвецов, русло реки сделалось шире. Приблизившись к правому берегу, где течение слабее, лодки смогли воспользоваться отчасти и парусами.
На противоположном берегу возвышалась гора Пинтадо, которую посещали Мигуэль и его товарищи; ее своеобразная громада высилась над обширной равниной, по которой бродят индейцы гуахибосы.
Одновременно с закатом стал стихать и ветер, переходя в норд-ост; к пяти часам вечера он совершенно упал.
Пироги находились в это время у порогов Гарсита. По совету Вальдеса, пассажиры приготовились к остановке в этом месте, которое представляло хорошее убежище на ночь.
За день прошли на этот раз всего 15 километров. В дальнейший путь пустились на другой день с рассветом.
Переправа через пороги Гарсита не представляла никаких затруднений. Они вообще проходимы круглый год. К тому же переправа облегчалась тем, что в этом месте Ориноко было достаточно глубоко для плоскодонных судов.
Впрочем, убыль воды уже началась, так как приближалась половина сентября и период засухи был близок.
Правда, дожди были еще часты и обильны. Они не прекращались с самого начала путешествия, и пассажиры должны были терпеть ливни до самого прибытия в Сан-Фернандо, В этот день бесконечный дождь заставил пассажиров просидеть в каютах. Начал также свежеть и ветер, но на это жаловаться не приходилось.
Вечером на повороте реки, устремившей свои воды к востоку, между правым берегом и островом Рабо-Пеладо пироги остановились в довольно закрытом месте.
С шести до семи часов вечера охотники обошли опушку почти непроходимого леса, которым зарос этот остров; им удалось застрелить с полдюжины габиот, величиной с голубей, которые были поданы к ужину.
Кроме того, возвращаясь, Жак Хелло убил из ружья молодого каймана, мясо которого считается чрезвычайно вкусным.
Однако это кушанье было отклонено пассажирами.
Один только Герман Патерн захотел попробовать его, так как натуралист не должен быть разборчив и обязан жертвовать собой в интересах науки.
— Ну что?.. — спросил его Жак Хелло.
— Ничего, — ответил Герман Патерн. — Первый кусок невкусен… Но, может быть, второй…
— Ну как?
— Отвратителен!..
Кайман был осужден без пощады.
На другой день лодки оставили остров Рабо-Пеладо и вновь поплыли к юго-западу — в направлении, в котором течет Ориноко до порогов Гуахибосов. Весь день шел дождь и дул перемежающийся северо-восточный ветер. Паруса пирог то безжизненно висели вдоль мачт, то надувались, как оболочка воздушного шара.
Вечером Вальдес сделал остановку у низовья острова Гуахобо, пройдя всего 12 километров, так как действие ветра часто оказывалось слабее течения.
На другой день после утомительного перехода пироги достигли порогов Гуахибосов и остановились у устья рукава Карестии, который при впадении своем в Ориноко огибает длинный остров.
После ужина, за которым ели убитых на берегу гуккосов, легли спать, и ночь прошла спокойно.
В этом месте река широка и глубока, но загромождена массой островов и островков; кроме того, она пересекается каменной грядой, с которой вода падает оглушительным каскадом. Вид этого места великолепен; он, может быть, один из самых прекрасных на всем протяжении среднего Ориноко.
Путешественники имели время налюбоваться им, так как на переправу через пороги Гуахибосов потребовалось несколько часов.
Около трех часов пополудни, пройдя левым рукавом реки, лодки достигли деревни Карестии, где должна была состояться выгрузка, чтобы облегчить пирогам переправу через порог Мэпюр. Здесь повторился маневр, уже сделанный в Пуэрто-Реале. Индейцы взялись перенести багаж и сопровождать путешественников до Мэпюра, куда они и прибыли около пяти часов вечера.
Расстояние между Карестией и Мэпюром незначительно, и идущая вдоль берега тропинка удобна для пешеходов.
Здесь надо было ждать «Галлинетту», «Марипар» и «Моришу», которым требовалось для переправы через порог шесть-семь дней.
Действительно, хотя порог Мэпюр и короче порога Атур, зато он представляет больше препятствий. Во всяком случае, понижение уровня воды от одного его конца к другому больше, а именно 12 метров на протяжении 6 километров. Но можно было рассчитывать на расторопность и ловкость экипажа. Чтобы выиграть время, он сделал бы все, что только в человеческих силах.
К тому же расстояние в 60 километров, которое отделяет эти главные два порога, было пройдено меньше чем в пять дней.
От когда-то составлявших целое племя индейцев мэпюров, от которых получило свое название селение, теперь осталось всего несколько семейств сильно изменившегося типа. Расположенная у подножия гранитных глыб деревня имела всего с десяток хижин.
Вот здесь-то маленький отряд должен был расположиться на несколько дней в условиях почти одинаковых с теми, которые имелись в Атуре.
До Сан-Фернандо приходилось оставлять пироги в последний раз. Отсюда до этого города река свободна от порогов. Таким образом, надо было терпеливо переносить эту обстановку, чтобы ни говорил против этого сержант Мартьяль, который сгорал от нетерпения достигнуть скорее Сан-Фернандо.
В Мэпюре не пришлось делать экскурсий, как это довелось в окрестностях горы Пинтадо. Надо было удовольствоваться охотой и гербаризацией. Юноша, сопровождаемый сержантом Мартьялем, живо интересовался научными прогулками Германа Патерна, тогда как охотники доставляли дневную провизию; это было необходимо, так как запасы, сделанные в Урбане и во время предыдущих охот, были бы недостаточны в случае задержки, а пополнить провизию раньше конца путешествия было невозможно.
От Мэпюра до Сан-Фернандо, принимая во внимание извилины Ориноко, надо считать от 130 до 140 километров.
Наконец, 18 сентября после полудня фальки, поднявшиеь вдоль левого берега реки, на котором расположена деревня, соединились с пассажирами. По своему положению Мэпюр принадлежит Колумбии береговая полоса его признавалась нейтральной до 1911 года, а с этого года сделалась колумбийской.
Вальдес и его товарищи, очевидно, постарались, так как переправились через порог в пять дней.
Не теряя времени, пироги были нагружены, и 19 сентября утром снова пустились в путь.
В продолжение этого дождливого дня флотилии пришлось бесконечно лавировать между островками и скалами, которыми покрыта поверхность реки.
Ветер дул с запада и не был благоприятен для движения лодок. Но если бы даже он дул с севера, им все-таки нельзя было бы воспользоваться, так как постоянно приходилось менять направление лодок в узких проходах.
Пройдя устье Сипано, лодки встретили порог Сигвауми, переправа через который отняла всего несколько часов, причем разгружаться не пришлось.
Тем не менее вследствие всех этих задержек пироги достигли за день лишь устья Рио-Вишады, где и остановились на ночь.
Оба берега реки в этом месте представляют разительный контраст. К востоку местность изображена холмами и возвышенностями, сливающимися с горами, отдаленные очертания которых были освещены заходящим солнцем. К западу, напротив, расстилались обширные равнины, орошаемые темными водами Вишады, текущей из колумбийских льяносов и доставляющей большое количество воды в русло Ориноко.
Может быть, Жак Хелло ожидал, что между Фелипе и Варинасом разгорится спор относительно Вишады, так как ее можно было считать за главное русло реки с таким же правом, как Гуавьяре и Атабапо. Однако никакого спора не возникло. Оба противника были уже недалеко от места, где сливались излюбленные ими реки. Там они могли иметь достаточно времени для споров на месте и при полном знании всех деталей.
Следующий день приблизил их к этому пункту на 20 километров. В этой части реки, свободной от рифов, движение лодок сделалось легче. Рулевые смогли в течение нескольких часов воспользоваться парусами и достигнуть таким образом деревни Матавени, расположенной на левом берегу, около реки того же названия.
Здесь находилась всего дюжина хижин, принадлежащих гуахибосам, которые занимают прибрежные территории Ориноко, главным образом правый берег. Если бы путешественники имели время подняться по Вишаде, они встретили бы несколько таких селений, обитаемых этими индейцами, мягкими по характеру, трудолюбивыми и смышлеными, ведущими торговлю маниокой с купцами Сан-Фернандо.
Если бы Жак Хелло и Герман Патери были одни, они, вероятно, остановились бы у этого притока, как они это сделали в Урбане несколько недель назад. Правда, их экскурсия в Сьерра-Матапей могла окончиться плохо. Тем не менее Герман Патерн счел своим долгом сделать Жаку Хелло это предложение, когда «Мориша» остановилась у Матавени рядом с «Галлинеттой».