— Но ты должна сознаться, Джовита, что мне, правда, очень не везет!
   — Не везет? .. Тебе? !
   — Да, мне… И судьба очень ошиблась, не выбрав тебя на мое место! Завтра ты была бы уже в Аудиториуме… и могла бы в тот же день выехать…
   — Чтобы я уехала, оставив тебя в таком состоянии? .. Никогда!
   — Я сумела бы тебя заставить!
   — К тому же не в этом дело, — ответила Джовита Фолей, — не я пятая участница партии, не я будущая наследница покойного Гиппербона… это все ты! Обдумай все хорошенько, моя дорогая! .. Ведь ничего не будет потеряно, если наш отъезд отложится на сорок восемь часов… У нас еще останется целых тринадцать дней на путешествие, а в тринадцать дней можно проехать от одного конца Соединенных штатов до другого!
   Лисси Вэг не хотелось ответить, что ее болезнь могла продлиться неделю и больше — кто знает, может быть, даже больше двух недель, — и она удовольствовалась только тем, что сказала:
   — Обещаю тебе, Джовита, выздороветь как можно скорее.
   — Я большего и не прошу! А сейчас довольно болтать, не утомляй себя, постарайся немного заснуть… а я посижу здесь, около тебя…
   — Ты кончишь тем, что сама заболеешь…
   — Я? .. Будь спокойна… И к тому же у нас очень хорошие соседи, которые меня всегда заменили бы, в случае надобности… Спи спокойно, моя Лисси!
   Пожав руку своей подруги, Лисси отвернулась и тотчас уснула.
   Но беспокоило и раздражало Джовиту Фолей то, что после полудня на улице перед их домом началось необычайное для этого квартала оживление. Уличный шум был так велик, что мог бы разбудить Лисси Вэг, спавшую на девятом этаже дома. По тротуарам взад и вперед шагали любопытные. Деловые с виду люди останавливались перед домом № 19 и о чем-то друг у друга осведомлялись. Одна за другой подъезжали кареты и после небольшой остановки мчались дальше, к городским кварталам.
   — Как-то она сейчас? — спрашивали одни.
   — Ей хуже, — отвечали другие.
   — Говорят, тяжелая форма лихорадки.
   — Нет, тиф…
   — Ах, бедная барышня! .. Некоторым людям, правда, не везет!
   — Но ведь она — одна из «семи» матча Гиппербона.
   — Нечего сказать, большое преимущество, если им нельзя воспользоваться!
   — Если бы даже Лисси Вэг и была в состоянии сесть в поезд, разве она могла бы перенести все трудности, связанные со столькими лереездами?
   — Прекрасно сможет… если партия закончится всего в несколько ходов… Это вполне возможно!
   — А если она продлится еще месяц?
   — Никогда нельзя полагаться на случай… И тысяча подобных же замечаний.
   Само собой разумеется, что многие любопытные, быть может держатели пари, и, без сомнения, многие репортеры явились в этот день на квартиру к Джовите Фолей. Но, несмотря на настойчивые требования принять их, она отказала всем. Отсюда целый ряд противоречивых известий, или преувеличенных, или с начала до конца фальшивых, о болезни Лисси Вэг, известий, которые очень быстро распространились по городу. Но Джовита Фолей не сдавалась и ограничивалась тем, что, подходя к окну, проклинала все усиливавшийся уличный гул. Она сделала исключение только для одной из служащих дома Маршалл фильд, которой дала самые успокоительные сведения: «Катар горла… легкая простуда… »
   Около пяти часов вечера, когда уличный шум опять усилился, она высунулась из окна и среди одной группы людей, очевидно очень взволнованных, узнала… кого? Годжа Уррикана! Ему сопутствовал человек лет сорока, по виду матрос, широкоплечий, сильный, подвижной, жестикулировавший не переставая. Казалось, он был еще более бешеного темперамента, чем страшный командор.
   Разумеется, не из участия к молоденькой партнерше Годж Уррикан явился в этот день на Шеридан-Стрит и стоял под ее окнами, с которых не сводил глаз. И это в то время, как его компаньон, что прекрасно видела Джовита Фолей, демонстративно грозил кому-то кулаком с видом человека, который не в силах долее сдерживаться.
   И когда в окружавшей его толпе разнеслось известие, что болезнь Лисси Вэг не представляла ничего серьезного:
   — Какой болван это сказал? — проревел он.
   Тот, кто принес это известие, разумеется, не пожелал себя назвать, боясь неприятных последствий.
   — Плохо… ей очень плохо! .. — объявил командор Уррикан.
   — Все хуже и хуже, — добавил его компаньон, — и если кто-нибудь попробует утверждать противное…
   — Послушай, Тюрк, держи себя в руках!
   — Чтобы я держал себя в руках? ! — заревел Тюрк, ворочая глазами, как разъяренный тигр. — Это легко вам, мой командор, который, как известно, самый терпеливый из людей! Но мне… слушать подобного рода разговоры! .. Это выводит меня из себя… А когда я вне себя…
   — Хорошо… А теперь довольно! — приказал Годж Уррикан, дергая за руку своего компаньона с такой силой, точно хотел ее оторвать.
   После этих нескольких фраз можно было прийти к заключению, — многие сочли бы это невероятным, — что на свете существовал человек, по сравнению с которым командор Годж Уррикан казался ангелом кротости.
   Во всяком случае, если оба эти субъекта явились сюда, то только в надежде получить плохие известия и удостовериться в том, что в матче Гиппербона будут участвовать всего только шесть партнеров.
   Так именно думала Джовита Фолей, с трудом удерживаясь, чтобы не выйти на улицу. Ей хотелось поступить с этими двумя субъектами так, как они того заслуживали, рискуя быть растерзанной этим страшным зверем в человеческом образе.
   Короче говоря, в результате всех этих обстоятельств все газеты, появившиеся около шести часов вечера, оказались переполненными самыми странными противоречиями.
   По одним — здоровье Лисси Вэг окрепло благодаря заботам врача, и ее отъезд ни на один день не будет отложен. По другим — хотя болезнь и не представляла ничего серьезного, тем не менее мисс Вэг потребуется некоторое время для отдыха, и она не сможет отправиться в путешествие раньше конца недели.
   Газеты Чикаго Глоб и Чикаго Ивнинг Пост, расположенные к девушке, оказались особенно пессимистическими: в них сообщалось о консилиуме светил науки… о необходимости операции…
   «Мисс Вэг сломала себе руку» — сообщала первая газета. «Ногу» — сообщала вторая. А нотариус Торнброк, исполнитель завещания покойного, получил анонимное письмо, в котором ему сообщали, что пятая партнерша отказывалась от своей доли наследства. Что же касается газеты Чикаго Мэйл, редакторы которой разделяли симпатии и антипатии командора Уррикана, то эта газета без всяких колебаний объявила, что Лисси Вэг в этот день между четырьмя часами сорока пятью минутами и четырьмя часами сорока семью минутами пополудни скончалась.
   Когда эти новости дошло до Джовиты Фолей, с ней едва не сделалось дурно; к счастью, доктор Пью во время своего вечернего визита до некоторой степени ее успокоил.
   — Нет! .. Это только обыкновенный бронхит, — повторял он. — Никаких симптомов страшного воспаления или еще более страшного отека легких нет. До сих пор, по крайней мере… Достаточно будет нескольких дней спокойствия и отдыха…
   — Но скольких же именно? !
   — Может быть, семи или восьми.
   — Семи или восьми? !
   — При условии, чтобы больная не подвергалась ни малейшему сквозному ветру.
   — Семь или восемь дней! .. — повторяла несчастная Джовита Фолей, ломая руки.
   — И притом — если не произойдет никаких серьезных осложнений…
   Ночь прошла беспокойно. Снова появилась лихорадка — приступ, который продолжался до самого утра и вызвал сильнейшую испарину. Но боль в горле уменьшилась, и откашливание становилось постепенно менее затруднительным.
   Джовита Фолей не ложилась спать. Бесконечные часы провела она у изголовья своей бедной подруги. Какая сиделка могла бы сравниться с ней в заботах, в рвении и во внимании? Но она никому не уступила бы своего места.
   На следующий день после небольшого недомогания и возбуждения, обычных по утрам, Лисса Вэг снова заснула.
   Было 9 мая, и в этот день в зале театра Аудиториум должно было состояться пятое метание игральных костей матча Гип-пербона. Джовита Фолей отдала бы десять лет своей жизни, чтобы там быть. Но оставить больную! Нет… об этом нечего было и думать. Случилось так, что Лисси Вэг скоро проснулась и, подозвав к себе подругу, сказала:
   — Милая Джовита, попроси нашу соседку прийти сюда заменить тебя около меня.
   — Ты хочешь, чтобы…
   — Я хочу, чтобы ты отправилась в Аудиториум… Ведь туда надо к восьми часам, не так ли?
   — Да… к восьми…
   — Ну вот… через двадцать минут ты вернешься… Мне приятно, что ты там будешь… и так как ты веришь в мою удачу…
   «Еще бы! « вскричала бы Джовита Фолей за несколько дней перед тем, но в этот день она так не сказала. Она только поцеловала больную в лоб и предупредила соседку, почтенную особу, которая тотчас же пришла и уселась у изголовья постели. Потом Джовита сбежала с лестницы и, сев в первую попавшуюся карету, велела ехать к Аудиториуму.
   Было без двадцати восемь, когда Джовита Фолей подошла к дверям зала, уже переполненного публикой. Ее тотчас узнали и закидали вопросами:
   — Как себя чувствует мисс Лисе Вэг?
   — Вполне хорошо, — заявила она и попросила, чтобы ее пропустили к эстраде, что было тотчас исполнено.
   Так как известие о смерти молодой девушки появилось уже во многих утренних газетах, то некоторые из присутствующих удивились, что ее самая близкая подруга была в этой толпе и даже не в трауре.
   Без десяти минут восемь председатель и члены Клуба Чудаков, сопровождаемые нотариусом Торнброком со всегдашними алюминиевыми очками на носу, появились на эстраде и уселись вокруг стола. Карта штатов была разложена перед нотариусом. Около кожаного футляра лежали две игральные кости. Еще пять минут, и на стенных часах зала пробьет ровно восемь.
   Внезапно громовый голос прервал тишину, которая водворилась не без труда.
   Этот голос нельзя было не узнать: так гудеть мог только голос командора.
   Годж Уррикан попросил слова, ему необходимо было сделать одно маленькое замечание, что и было ему разрешено.
   — Мне кажется, господин председатель, — сказал он, повышая голос по мере того, как развивалась фраза, — мне кажется, чтобы неуклонно и точно исполнить волю покойного, лучше было бы не приступать к этому пятому метанию костей, так как пятая партнерша не в состоянии…
   — Да… да! .. — проревели некоторые из группы, окружавшей Годжа Уррикана, и громче всех других проревел голос страшного человека, сопровождавшего накануне командора и стоявшего под окнами Джовиты Фолей.
   — Молчать, Тюрк! .. Молчать! .. — приказал командор Уррикан, точно он обращался к собаке.
   — Чтобы я замолчал! ..
   — Тотчас же!
   Под мечущим искры взглядом Уррикана Тюрк замолчал, и командор продолжал:
   — Если я делаю это предложение, то только потому, что имею самое серьезное основание предполагать, что пятая партнерша не может выехать ни сегодня, ни завтра…
   — Ни даже через неделю! — закричал один из присутствующих, сидевших в зале.
   — Ни через неделю, ни через две недели, ни через месяц, — подтвердил командор Уррикан, — и это потому, что сегодня утром, в пять часов сорок семь минут, она умерла!
   Сдержанный шопот прокатился по залу, но его покрыл женский голос, отчетливо произнесший:
   — Это ложь! Ложь! Ложь, потому что я, Джовита Фолей, всего двадцать пять минут тому назад оставила Лисси Вэг живой и выздоравливающей!
   Новый взрыв криков и протестов раздался из группы Уррикана. После формального заявления командора поведение Лисси Вэг доказывало, что она не желала считаться ни с какими требованиями приличий! Разве она не должна была умереть, раз он категорически заявил о ее смерти?
   Тем не менее считаться со словами Годжа Уррикана было теперь трудно. А бешеный субъект продолжал настаивать, лишь несколько изменив свои аргументы. Вот что он заявил:
   — Пусть будет так… пятая партнерша не умерла, но в то же время ей все не лучше! .. Ввиду создавшегося положения я прошу, чтобы моя очередь подвинулась и чтобы то метание костей, которое произойдет через несколько минут, было бы для шестого партнера, который, таким образом, должен будет занимать с этих пор пятое место.
   Новый гром криков в ответ на это требование и топот Годжа Уррикана были поддержаны его единомышленниками, вполне достойными плавать под его флагом.
   В конце концов нотариусу Торнброку удалось усмирить это неистовствующее собрание, и когда снова водворилась тишина:
   — Предложение Годжа Уррикана, — сказал он, — основано на неверном понимании воли завещателя и находится в полном противоречии с правилами благородной игры Североамериканских Соединенных штатов. Каково бы ни было состояние здоровья пятой партнерши, даже в том случае, если бы оно ухудшилось и ее пришлось бы вычеркнуть из числа живых, все равно мой долг, долг исполнителя завещания покойного Вильяма Гиппербона, требует, чтобы мы приступили к тиражу, назначенному на девятое мая для мисс Лисси Вэг. Через две недели, если она окажется не на своем посту, останется ли она в живых или нет, все равно, она будет лишена своих прав, и партия будет продолжаться при участии не семи, а шести партнеров.
   Последовали бурные протесты Годжа Уррикана. Голосом, полным негодования, он заявлял, что если кто-нибудь и понимал неверно волю завещателя, то это сам нотариус Торнброк, хотя его и поддерживали члены Клуба Чудаков, произнося эти столь грозные слова, командор был красен от гнева, но его красное лицо казалось бледным рядом с совершенно багровой физиономией его компаньона.
   Вот почему Годж Уррикан чувствовал, что ему необходимо было удержать Тюрка около себя, чтобы предотвратить какое-нибудь несчастье.
   — Куда ты? — спросил он, остановив его в тот момент когда Тюрк пытался от него ускользнуть.
   — Туда, — ответил Тюрк, указывая кулаком на эстраду.
   — Зачем?
   — Затем, чтобы схватить этого Торнброка за шиворот и выбросит вон, как какую-нибудь морскую свинью…
   — Сюда, Тюрк! .. Сюда! — скомандовал Годж Уррикан.
   И присутствовавшие услышали в груди Тюрка нечто похожее на глухое рычание, какое издает плохо укрощенный дикий зверь, готовый броситься на своего укротителя.
   Пробило восемь часов, глубокая тишина водворилась в зале.
   Тогда нотариус Торнброк, может быть немного более обычного взволнованный, правой рукой взял пустой футляр, левой положил в него игральные кости и потряс ими, то подымая футляр, то опуская. Послышался легкий стук маленьких костяшек, ударившихся о кожаные стенки футляра, и когда их выбросили, они подкатились к самому краю стола.
   Нотариус Торнброк пригласил Джорджа Б. Хиггинботама и его коллег проверить выброшенное число очков и звонким голосом произнес:
   — Девять, из шести и трех.
   Счастливое число, так как пятый партнер одним скачком попадал в двадцать шестую клетку, штат Висконсин.


Глава XII. ПЯТАЯ ПАРТНЕРША


   — О, дорогая Лисси, какой счастливый… какой изумительный удар костей! .. — восторженно вскричала Джовита Фолей.
   Она быстро вошла в комнату, забыв в эту минуту о том, что могла взволновать больную, которая, может быть, отдыхала. Но Лисси Вэг не спала. Все еще очень бледная и слабая, она разговаривала с пожилой женщиной, сидевшей около ее постели.
   После того как нотариус Торнброк объявил о числе выпавших очков, Джовита Фолей покинула Аудиториум, оставив присутствующих предаваться своим размышлениям, а Годжа Уррикана — донельзя взбешенным тем, что не на его долю выпал такой счастливый удар.
   — Какое же число выбросили кости? — спросила Лисси Вэг, слегка приподнимаясь на подушках.
   — Девять, милочка, девять, из шести и трех, что отсылает нас сразу в двадцать шестую клетку!
   — А эта клетка?
   — Штат Висконсин… город Милуоки, в двух часах… всего только в двух часах езды скорым поездом!
   Действительно, для начала партии лучшего нельзя было и желать.
   — Нет… нет! — продолжала восторженная особа. — Я прекрасно знаю, что девять очков, из пяти и четырех, отослали бы нас прямехонько в пятьдесят третью клетку… А эта клетка… посмотри на карту… ведь это Флорида! .. Представляешь себе нас, отправляющихся во Флориду? Можно сказать, на самый конец света!
   И, разгоряченная, красная, взволнованная, она обмахивалась картой, как веером.
   — Ты безусловно парва, — ответила Лисси Вэг. — Флорида — это действительно немного слишком уж далеко..
   — Все удачи, дорогая моя, тебе, тебе одной, — повторяла Джовита Фолей, — а все неудачи другим…
   — Будь немного повеликодушнее, Джовита.
   — Если хочешь, могу исключить из их числа Макса Реаля, так как ты желаешь ему всяких благ…
   — Без сомнения…
   — Но вернемся к делу, Лисси… Двадцать шестая клетка! Ты должна отдать себе ясный отчет в том преимуществе, которое это нам доставит! .. До сих пор первым был этот журналист Гарри Т. Кембэл, но он только еще добрался до двенадцатой клетки, тогда как мы! .. Еще тридцать семь очков… всего только тридцать семь очков… и мы достигнем цели!
   Ее несколько разочаровало, что Лисси Вэг, казалось, не разделяла ее энтузиазма.
   — У тебя такой вид, точно ты не рада! .. — вскричала она.
   — Рада, Джовита, рада! .. Мы отправимся в Висконсин, в город Милуоки!
   — О, у нас еще есть время, дорогая моя Лисси! .. Это не завтра и даже не послезавтра! .. Через пять или шесть дней, когда ты совсем поправишься… Может быть, даже через пятнадцать, если так будет нужно! Только бы нам быть на месте двадцать третьего в полдень…
   — В таком случае, все к лучшему, раз ты довольна.
   — Довольна ли я, моя дорогая? Я настолько же довольна, насколько недоволен командор… Этот отвратительный человек хотел сделать так, чтобы ты оказалась вне конкурса… Хотел заставить нотариуса Торнброка предоставить этот пятый удар ему, командору, под предлогом, что ты-все равно не смогла бы им воспользоваться… Что ты должна будешь лежать в течение нескольких недель… Он дошел до того, что заявил, что тебя нет больше на свете… О, это отвратительный морской волк! .. Ты знаешь, я ведь никому не желаю зла, но этот командор! Я от души желаю ему заблудиться в «лабиринте», свалиться в «колодец», заплесневеть в «тюрьме», быть вынужденным платить всякие штрафы — простые, двойные и тройные, одним словом, желаю всех тех неприятностей, которые выпадают в этой игре на долю неудачников! А если бы ты слышала, как нотариус ему ответил! О, этот очаровательный нотариус! Мне хотелось его расцеловать!
   Оставляя в стороне некоторую долю преувеличения, свойственную молодой девушке, нужно признать, что Джовита Фолей была права. Эти выброшенные девять очков, составленные из шести и трех, означали один из лучших ходов, какие только можно желать для начала игры, так как это давало Лисси Вэг не только возможность обогнать первых четырех партнеров, но и оставляло ей достаточно времени для полного выздоровления.
   Действительно, штат Висконсин находится рядом со штатом Иллинойс, от которого его отделяет на юге только сорок вторая параллель. На западе его границу составляет река Миссисипи, на востоке — озеро Мичиган и на севере — частично озеро Верхнее. Его столица — Мадисон; Милуоки — это метрополия. Построенный на берегу озера, менее чем в двухстах милях от Чикаго, этот город часто, быстро и регулярно сносится со всеми торговыми центрами Иллинойса.
   Итак, день 9 мая, грозивший большими неприятностями, начинался очень счастливо. Правда, волнение, которое испытала больная, несколько ухудшило ее состояние, и когда пришел доктор медицины Пью, он нашел ее немного более нервной, чем накануне. Приступы кашля, иногда очень резкие, сопровождались общей слабоcтью и небольшим повышением температуры. Ничего нельзя было, однако, предпринять нового, так как прежде надо было закончить принимать уже начатые лекарства.
   — Отдых… главное, отдых, — повторял доктор Джовите Фолей, которая его провожала. — Я вам очень советую, мисс, устранять от больной всякое волнение… пусть она остается одна, пусть больше спит…
   — Скажите, доктор, ее состояние вас сейчас не очень беспокоит? — спросила Джовита Фолей, чувствуя себя во власти новых опасений.
   — Нет… Повторяю: это только бронхит, который еще не кончился… Ничего угрожающего со стороны легких, ничего со стороны сердца… Главное, берегите ее от сквозного ветра… Да, еще нужно, чтобы она себя поддерживала питанием, насильно заставляя себя почаще что-нибудь есть — бульон, молоко…
   — Но, доктор… Скажите, если не произойдет каких-нибудь серьезных осложнений…
   — Которые всегда лучше предвидеть…
   — Да, я знаю… То можно ли надеяться, что наша больная поправится через неделю?
   Доктор ничего не ответил и только наклонил голову, что не было особенно успокоительно.
   Джовита Фолей, достаточно взволнованная, согласилась не оставаться подолгу в комнате Лисси Вэг и сидела в своей, оставив дверь между ними полуоткрытой.
   Разложив на столе карту благородной игры Американских Соединенных штатов и свой путеводитель, она принялась изучать штат Висконсин, его климат, нравы его жителей, и все это в таких подробностях, точно она собиралась оставаться там всю жизнь.
   Газеты Союза, как и надо было ожидать, поместили на своих страницах отчет о пятом метании игральных костей. Во многих из них говорилось и об инциденте с Урриканом, причем одни поддерживали претензии бешеного командора, другие их oсуждали. Но большинство было все же настроено против него. Нет! Он не имел никакого основания требовать, чтобы ему предоставили право воспользоваться результатом этого метания игральных костей; и все одобряли нотариуса Торнброка, который применил правила, изложенные в завещании, во всей их строгости.
   К тому же, что бы ни говорил Годж Уррикан, Лисси Вэг не умерла и умирать не собиралась. Это вызвало в публике естественный подъем симпатий к больной, которая в глазах всех сделалась теперь более интересной, хотя все-таки трудно было думать, чтобы она могла вынести до конца всю тяжесть таких переездов. Что же касается ее болезни, то это не было даже настоящим бронхитом, и через сутки все должно было пройти.
   Но тем не менее, так как читатели газеты всегда очень требовательны ко всяким информациям, бюллетень о состоянии здоровья пятой партнерши печатался два раза в день, так, как если бы дело шло о здоровье какой-нибудь принцессы крови.
   День 9 мая не принес никаких изменений в состоянии больной, и оно не ухудшилось ни в следующую ночь, ни в день 10 мая, что заставило Джовиту Фолей вывести заключение, что одной недели будет совершенно достаточно для того, чтобы поставить больную на ноги. И к тому же, если бы даже ее выздоровление потребовало десяти, одиннадцати, двенадцати, даже тринадцати, даже пятнадцати дней, все равно, раз дело шло лишь о коротком, всего двухчасовом переезде… Только бы обе они явились 23-го числа в полдень в Милуоки, как того требовал устав матча Гиппербона! А если бы понадобился потом маленький отдых, то отдохнуть можно было бы в метрополии.
   Ночь с 10-го на 11-е прошла довольно спокойно. Приступов озноба у Лисси Вэг почти уже не было, и были все основания думать, что лихорадка закончилась. Кашель оставался еще довольно сильным, но хрипов становилось все меньше, дыхание делалось все свободнее, так что никаких новых осложнений ожидать было уже нельзя.
   Когда на следующее утро Джовита Фолей вошла в комнату больной, Лисси, видимо, чувствовала себя значительно бодрее. Перед тем Джовиты Фолей не было дома в течение целого часа. Но куда она уходила? Об этом она ни слова не сказала даже соседке, которая ничего по этому поводу не могла сообщить мисс Вэг.
   Едва только Джовита Фолей вошла в комнату своей подруги, как, не успев даже снять шляпу, поспешила к постели больной и крепко ее поцеловала, причем лицо у нее было такое оживленное, глаза блестели так хитро и весело, что Лисси не могла не спросить:
   — Да что с тобой сегодня?
   — Ничего, дорогая моя… ничего… это только потому, что у тебя сегодня гораздо более здоровый вид, моя дорогая, и потом, погода такая чудная! .. Это майское солнце… все эти лучи, которые точно вдыхаешь, точно пьешь… О, если бы ты могла хоть часок посидеть у окошка… вместо лекарства принять хорошую дозу солнца! .. Я уверена, что это сразу тебя бы вылечило, но… нельзя позволять себе никаких неосторожных поступков, чтобы не произошли осложнения…
   — Но куда же ты уходила, Джовита?
   — Куда уходила? Прежде всего в магазин «Маршалл Фильд», чтобы сообщить о твоем здоровье… Наши патроны ежедневно об этом осведомляются, и мне хотелось их поблагодарить!
   — Ты хорошо сделала, Джовита! Они были очень добры, разрешив нам такой продолжительный отпуск… А когда он кончится…
   — Все выяснено… все выяснено, моя дорогая, они никого не возьмут на наше место.
   — Ну, а потом?
   — Потом? Что потом?
   — Ты нигде больше не была?
   — Где я еще была?
   Казалось, что Джовита Фолей не решалась ответить на этот вопрос. Но долго она не в состоянии была выдержать. И ей помогла Лисси Вэг, спросив:
   — Ведь сегодня, кажется, одиннадцатое мая, не правда ли?
   — Одиннадцатое, моя дорогая, — ответила Джовита восторженным тоном, — и если бы не этот твой бронхит, то вот уже два дня, как мы могли бы жить в гостинице в этом очаровательном городе Милуоки…
   — Но в таком случае, — прервала ее Лисси Вэг, — если сегодня одиннадцатое, то, значит, шестое метание игральных костей уже было…