Страница:
К тому же Джон Мильнер с самого начала чувствовал себя здесь вполне успокоенным. Газеты Филадельфии с большим шумом объявили об ожидаемом приезде в штат Пенсильвания второго партнера матча Гиппербона, которого ждали между 31 мая и 14 июня. В этом приняла участие агентура держателей пари.
Биржевые маклеры муссировали и разжигали страсти игроков в пользу Тома Крабба, утверждая, что он одерживал всегда верх над своими конкурентами и что ему достаточно двух счастливых ударов, чтобы добиться цели… и прочее и прочее.
И когда на следующий день Том Крабб в обществе своего тренера совершал прогулку по наиболее посещаемым улицам города, какое он почувствовал бы удовлетворение, если бы умел читать!
Повсюду на стенах домов были наклеены гигантские афиши, напоминавшие, правда, те, которые наклеивались в Цинциннати в ожидании прибытия туда феноменальной свиньи, но на этот раз уже с именем второго партнера, написанным большими буквами, в целый фут вышиной, и сопровождаемым бесчисленными восклицательными знаками, как бы исполнявшими роль какой-то почетной стражи, не говоря уже о брошюрках, раздаваемых населению маклерами различных агентств.
ТОМ КРАББ! ТОМ КРАББ! ! ТОМ КРАББ! ! !
ЗНАМЕНИТЫЙ ТОМ КРАББ, ЧЕМПИОЙ НОВОГО СВЕТА! ! !
ГЛАВНЫЙ ЛЮБИМЕЦ МАТЧА ГИППЕРБОНА1!
ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ПОБЕДИЛ ФИТСИМОНСА И КОРБЭТА! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ПОБИВАЕТ РЕАЛЯ, КЕМБЭЛА, ТИТБЮРИ, ЛИССИ ВЭГ, ГОДЖА УРРИКАНА И X. К. Z.
ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ИДЕТ ВПЕРЕДИ ВСЕХ1! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ВСЕГО ТОЛЬКО В ШЕСТНАДЦАТИ КЛЕТКАХ ОТ ЦЕЛИ! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ВОЗНЕСЕТ СИНИЙ ФЛАГ НА ВЫСОТУ ИЛЛИНОЙСА»
ТОМ КРАББ В НАШИХ СТЕНАХ»' УРА' УРА»! УРА ТОМУ КРАББУ! ! !
Само собой разумеется, что другие агентства, у которых не Том Крабб состоял фаворитом, выпускали, в свою очередь, другие афиши, также перегруженные восклицательными знаками и восхвалявшие заслуги Макса Реаля и Гарри Кембэла. Увы, остальные партнеры — Лисси Вэг, командор и Герман Титбюрн, — считались как бы вне конкурса.
Поэтому вполне понятно горделивое чувство, испытанное Джоном Мильнером, когда он «прогуливал» своего прославленного компаньона по улицам Филадельфии, по площадям, скверам, по Фермаунт-Парку и по рынку Маркет-стрит!
Какое возмездие за неудачи, имевшие место в Цинциннати! .. Какой залог конечного успеха!
А между тем 7-го числа, в разгар этой безумной радости, у Джона Мильнера болезненно сжалось сердце. Это было вызвано совершенно неожиданным инцидентом, сыгравшим роль укола булавки, грозящего выпустить газ из воздушного шара, уже готового подняться ввысь!
Другая афиша, такая же колоссальная, была повешена соперником Крабба, не состоявшим в числе его конкурентов по матчу Гиппербона.
КАВЭНЭФ ПРОТИВ КРАББА!
Кто был этот Кавэнэф? Он был хорошо известен в Филадельфии. Боксер, пользующийся громкой славой, который за несколько месяцев перед тем был побежден Томом Краббом и до сих пор не мог еще ему отомстить, несмотря на все самые настойчивые вызовы. И вот теперь во время пребывания Тома Крабба в Филадельфии на афише после имени Кавэнэфа появились слова:
ВЫЗОВ ЧЕМПИОНУ! ВЫЗОВ! ! ВЫЗОВ! ! !
Конечно, у Тома Крабба было более существенное занятие, чем отвечать на подобную провокацию: спокойно ждать, пользуясь приятным far niente, срока ближайшего тиража. Но Кавэнэф, или, вернее, те, которые толкали его на борьбу с чемпионом Нового Света, смотрели на это дело иначе. И кто знает? Не было ли это выходкой какой-нибудь враждебной агентуры, которая желала задержать в дороге наиболее преуспевавшего из всех партнеров?
Джон Мильнер должен был удовольствоваться пожатием плеч. Сочувствующие Тому Краббу тоже советовали ему оставить эти вызовы без ответа.
Но, с одной стороны, Джон Мильнер знал безусловное превосходство своего компаньона над Кавэнэфом в деле бокса, а с другой — ему приходила в голову такая мысль: если в конце концов Том Крабб не выиграет партии, если его не обогатят миллионы Гиппербона и он будет вынужден выступать как боксер на публичных состязаниях, то не повредит ли его репутации этот отказ на вызов, предложенный ему при таких исключительных обстоятельствах?
В общем, дело кончилось тем, что после нескольких новых, еще более вызывающих афиш, целью который было запятнать честь чемпиона Нового Света, на следующий день на стенах Филадельфии можно было прочесть в афишах следующее:
ОТВЕТ НА ВЫЗОВ! КРАББ ПРОТИВ КАВЭНЭФА! !
Можно себе представить, какой это произвело эффект!
Как! Том Крабб принимал вызов! Том Крабб, который шел во главе «семерки», готов был рискнуть своим положением, согласившись на эту борьбу! .. Разве он забыл, какой партии он был участником, забыл, какое количество людей держало за него пари? Да, да, он дал свое согласие! .. «К тому же, — говорил себе не без основания Джон Мильнер,
— раздробленная челюсть или выбитый глаз не помешали бы Тому Краббу продолжать путешествие и оставаться на лучшем счету в матче Гиппербона».
Да, реванш нужно было взять и лучше раньше, чем позже.
Между тем произошло следующее: так как бои подобного рода запрещены даже в Америке, местная полиция запретила предполагаемую встречу двух героев под угрозой заключения их в тюрьму и штрафа. Правда, быть задержанным в этой западной исправительной колонии, где заключенных заставляют учиться на каком-нибудь инструменте и играть потом на нем целыми днями (какой получался ужасающий концерт, в котором преобладали унылые звуки гармоники, легко представить! ), еще не составляло чересчур строгого наказания, но самая эта задержка, невозможность выехать в назначенный срок… Они поплатились бы запозданием, подобно тому как Герман Титбюри в штате Мэн.
Но, быть может, оставалась еще какая-нибудь возможность принять вызов, не боясь вмешательства в дело шерифа?
Действительно, разве нельзя было встретиться в каком-нибудь укромном месте, не говоря никому, где именно и в какое время, и разрешить этот вопрос вне стен Филадельфии?
Так и было сделано. Одни только секунданты двух боксерoв и несколько любителей, пользующихся особым почетом, оказались в курсе предпринятых мер.
Таким образом, все должно было произойти среди профессионалов, и по их возвращении в город местным властям незачем будет заниматься этой историей. Нужно сознаться, что особой осторожности проявлено не было. Но что поделать, когда замешано самолюбие!
По окончании предварительных переговоров (новых афиш с вызовом больше не появлялось) разнесся слух, что встреча отложена до окончания матча, и можно было думать, что никакого поединка не произойдет.
А между тем 9-го числа около восьми часов утра в маленьком городке Эрондале, лежавшем в тридцати милях от Филадельфии, несколько джентльменов собрались в одном из городских залов, тайно нанятом для этой церемонии.
Фотографы и кинооператоры присутствовали тут же, чтобы сохранить для потомства все фазы этой захватывающей борьбы.
Среди присутствующих находились Том Крабб в полной форме борца, готовый дать работу своим громадным рукам, уже тянувшимся к противнику, и Кавэнэф, не такой высокий, как Крабб, но такой же широкий в плечах, обладавший совершенно исключительной силой. Словом, это были два борца, способные дойти до двадцати или тридцати раундов, то есть схваток.
У первого ассистентом был Джон Мильнёр, у второго — его собственный тренер. Их окружали любители и профессионалы, жадные до зрелища состязания этих двух машин силой в четыре кулака.
Но едва только руки борцов приняли требуемое положение, как в зале появился шериф этого города Винсент Брюк в сопровождении Гуго Хюнтера, священника приходской церкви методистов. Он торговал большим количеством библий, являвшихся одновременно антисептическим и антискептическим средством. Предупрежденные одним, из жителей города, оба они прибежали на поле сражения, для того чтобы не допустить этой антиморальной и унизительной встречи, причем один действовал во имя пенсильванских законов, другой — во имя законов божеских.
Никто, конечно, не удивится, узнав, что они были приняты очень плохо обоими чемпионами и зрителями, большими лакомками до этого вида спорта, успевшими уже заключить несколько пари на значительные суммы.
Шериф и священник хотели говорить — им в этом отказали. Они хотели разнять борющихся — им оказали сопротивление. Что, в сущности, могли они сделать вдвоем против таких двух мускулистых и коренастых борцов, достаточно сильных, по-видимому, для того, чтобы одной рукой заставить их отлететь по крайней мере на двадцать футов от места поединка?
Без сомнения, за них говорил «священный» характер их миссии. Один из них был представителем власти земной, другой — небесной, но не хватало содействия полиции, которая обычно приходила им на помощь.
И в тот самый момент, когда Том Крабб и Кавэнэф становились в позу, один — нападающего, другой — защищающегося:
— Остановитесь! — закричал Винсент Брюк.
— А иначе — берегитесь! — крикнул, в свою очередь, досточтимый Гюго Хюнтер.
Но это не помогло, и несколько кулачных ударов были пущены в дело впустую, благодаря удачным маневрам обоих боровшихся.
И вот тогда произошла сцена, вызвавшая сначала изумление, а зтем восхищение всех присутствовавших в зале.
Оба — и шериф и священник — не отличались ни высоким ростом, ни крепким телосложением, оба были среднего роста, oба худощавые. Но они обладали исключительной гибкостью, ковкостью и быстротой.
В один момент Винсент Брюк и Гуго Хюнтер очутились на боксерах. Джон Мильнёр пытался преградить дорогу священнику, но получил от него такую пощечину, что свалился и едва не потерял сознания, а секунду спустя Кавэнэф получил сильнейший удар кулаком в левый глаз от шерифа, в то время как священник наносил такой же удар по правому глазу Тома Крабба.
Оба профессионала готовы были убить нападающих, но те, избегая атак и делая прыжки и скачки с ловкостью настоящих обезьян, не попали ни под один из направленных на них ударов.
И начиная с этого момента (что не должно никого удивлять, так как это происходило среди группы знатоков) уже не боксерам, а Винсенту Брюку и Гуго Хюнтеру восхищенные зрители стали аплодировать и кричать громкое «ура».
В конце концов методист оказался методичным в своей манере действовать по всем правилам искусства и, сделав Тома Крабба кривым на один глаз, едва не выбил у него и второй.
Вскоре появилось несколько полицейских, и лучшее, что можно было сделать, это очистить зал, что и было сделано.
Так закончилась эта незабываемая борьба, к чести шерифа и священника, действовавших во имя закона и во имя религии.
Что касается Джона Мильнера, то со вздутой щекой и с подбитым глазом он привел Тома Крабба обратно в Филадельфию, где оба они заперлись в своей комнате и, преисполненные стыда, стали ждать прибытия на их имя очередной телеграммы.
Биржевые маклеры муссировали и разжигали страсти игроков в пользу Тома Крабба, утверждая, что он одерживал всегда верх над своими конкурентами и что ему достаточно двух счастливых ударов, чтобы добиться цели… и прочее и прочее.
И когда на следующий день Том Крабб в обществе своего тренера совершал прогулку по наиболее посещаемым улицам города, какое он почувствовал бы удовлетворение, если бы умел читать!
Повсюду на стенах домов были наклеены гигантские афиши, напоминавшие, правда, те, которые наклеивались в Цинциннати в ожидании прибытия туда феноменальной свиньи, но на этот раз уже с именем второго партнера, написанным большими буквами, в целый фут вышиной, и сопровождаемым бесчисленными восклицательными знаками, как бы исполнявшими роль какой-то почетной стражи, не говоря уже о брошюрках, раздаваемых населению маклерами различных агентств.
ТОМ КРАББ! ТОМ КРАББ! ! ТОМ КРАББ! ! !
ЗНАМЕНИТЫЙ ТОМ КРАББ, ЧЕМПИОЙ НОВОГО СВЕТА! ! !
ГЛАВНЫЙ ЛЮБИМЕЦ МАТЧА ГИППЕРБОНА1!
ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ПОБЕДИЛ ФИТСИМОНСА И КОРБЭТА! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ПОБИВАЕТ РЕАЛЯ, КЕМБЭЛА, ТИТБЮРИ, ЛИССИ ВЭГ, ГОДЖА УРРИКАНА И X. К. Z.
ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ИДЕТ ВПЕРЕДИ ВСЕХ1! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ВСЕГО ТОЛЬКО В ШЕСТНАДЦАТИ КЛЕТКАХ ОТ ЦЕЛИ! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ВОЗНЕСЕТ СИНИЙ ФЛАГ НА ВЫСОТУ ИЛЛИНОЙСА»
ТОМ КРАББ В НАШИХ СТЕНАХ»' УРА' УРА»! УРА ТОМУ КРАББУ! ! !
Само собой разумеется, что другие агентства, у которых не Том Крабб состоял фаворитом, выпускали, в свою очередь, другие афиши, также перегруженные восклицательными знаками и восхвалявшие заслуги Макса Реаля и Гарри Кембэла. Увы, остальные партнеры — Лисси Вэг, командор и Герман Титбюрн, — считались как бы вне конкурса.
Поэтому вполне понятно горделивое чувство, испытанное Джоном Мильнером, когда он «прогуливал» своего прославленного компаньона по улицам Филадельфии, по площадям, скверам, по Фермаунт-Парку и по рынку Маркет-стрит!
Какое возмездие за неудачи, имевшие место в Цинциннати! .. Какой залог конечного успеха!
А между тем 7-го числа, в разгар этой безумной радости, у Джона Мильнера болезненно сжалось сердце. Это было вызвано совершенно неожиданным инцидентом, сыгравшим роль укола булавки, грозящего выпустить газ из воздушного шара, уже готового подняться ввысь!
Другая афиша, такая же колоссальная, была повешена соперником Крабба, не состоявшим в числе его конкурентов по матчу Гиппербона.
КАВЭНЭФ ПРОТИВ КРАББА!
Кто был этот Кавэнэф? Он был хорошо известен в Филадельфии. Боксер, пользующийся громкой славой, который за несколько месяцев перед тем был побежден Томом Краббом и до сих пор не мог еще ему отомстить, несмотря на все самые настойчивые вызовы. И вот теперь во время пребывания Тома Крабба в Филадельфии на афише после имени Кавэнэфа появились слова:
ВЫЗОВ ЧЕМПИОНУ! ВЫЗОВ! ! ВЫЗОВ! ! !
Конечно, у Тома Крабба было более существенное занятие, чем отвечать на подобную провокацию: спокойно ждать, пользуясь приятным far niente, срока ближайшего тиража. Но Кавэнэф, или, вернее, те, которые толкали его на борьбу с чемпионом Нового Света, смотрели на это дело иначе. И кто знает? Не было ли это выходкой какой-нибудь враждебной агентуры, которая желала задержать в дороге наиболее преуспевавшего из всех партнеров?
Джон Мильнер должен был удовольствоваться пожатием плеч. Сочувствующие Тому Краббу тоже советовали ему оставить эти вызовы без ответа.
Но, с одной стороны, Джон Мильнер знал безусловное превосходство своего компаньона над Кавэнэфом в деле бокса, а с другой — ему приходила в голову такая мысль: если в конце концов Том Крабб не выиграет партии, если его не обогатят миллионы Гиппербона и он будет вынужден выступать как боксер на публичных состязаниях, то не повредит ли его репутации этот отказ на вызов, предложенный ему при таких исключительных обстоятельствах?
В общем, дело кончилось тем, что после нескольких новых, еще более вызывающих афиш, целью который было запятнать честь чемпиона Нового Света, на следующий день на стенах Филадельфии можно было прочесть в афишах следующее:
ОТВЕТ НА ВЫЗОВ! КРАББ ПРОТИВ КАВЭНЭФА! !
Можно себе представить, какой это произвело эффект!
Как! Том Крабб принимал вызов! Том Крабб, который шел во главе «семерки», готов был рискнуть своим положением, согласившись на эту борьбу! .. Разве он забыл, какой партии он был участником, забыл, какое количество людей держало за него пари? Да, да, он дал свое согласие! .. «К тому же, — говорил себе не без основания Джон Мильнер,
— раздробленная челюсть или выбитый глаз не помешали бы Тому Краббу продолжать путешествие и оставаться на лучшем счету в матче Гиппербона».
Да, реванш нужно было взять и лучше раньше, чем позже.
Между тем произошло следующее: так как бои подобного рода запрещены даже в Америке, местная полиция запретила предполагаемую встречу двух героев под угрозой заключения их в тюрьму и штрафа. Правда, быть задержанным в этой западной исправительной колонии, где заключенных заставляют учиться на каком-нибудь инструменте и играть потом на нем целыми днями (какой получался ужасающий концерт, в котором преобладали унылые звуки гармоники, легко представить! ), еще не составляло чересчур строгого наказания, но самая эта задержка, невозможность выехать в назначенный срок… Они поплатились бы запозданием, подобно тому как Герман Титбюри в штате Мэн.
Но, быть может, оставалась еще какая-нибудь возможность принять вызов, не боясь вмешательства в дело шерифа?
Действительно, разве нельзя было встретиться в каком-нибудь укромном месте, не говоря никому, где именно и в какое время, и разрешить этот вопрос вне стен Филадельфии?
Так и было сделано. Одни только секунданты двух боксерoв и несколько любителей, пользующихся особым почетом, оказались в курсе предпринятых мер.
Таким образом, все должно было произойти среди профессионалов, и по их возвращении в город местным властям незачем будет заниматься этой историей. Нужно сознаться, что особой осторожности проявлено не было. Но что поделать, когда замешано самолюбие!
По окончании предварительных переговоров (новых афиш с вызовом больше не появлялось) разнесся слух, что встреча отложена до окончания матча, и можно было думать, что никакого поединка не произойдет.
А между тем 9-го числа около восьми часов утра в маленьком городке Эрондале, лежавшем в тридцати милях от Филадельфии, несколько джентльменов собрались в одном из городских залов, тайно нанятом для этой церемонии.
Фотографы и кинооператоры присутствовали тут же, чтобы сохранить для потомства все фазы этой захватывающей борьбы.
Среди присутствующих находились Том Крабб в полной форме борца, готовый дать работу своим громадным рукам, уже тянувшимся к противнику, и Кавэнэф, не такой высокий, как Крабб, но такой же широкий в плечах, обладавший совершенно исключительной силой. Словом, это были два борца, способные дойти до двадцати или тридцати раундов, то есть схваток.
У первого ассистентом был Джон Мильнёр, у второго — его собственный тренер. Их окружали любители и профессионалы, жадные до зрелища состязания этих двух машин силой в четыре кулака.
Но едва только руки борцов приняли требуемое положение, как в зале появился шериф этого города Винсент Брюк в сопровождении Гуго Хюнтера, священника приходской церкви методистов. Он торговал большим количеством библий, являвшихся одновременно антисептическим и антискептическим средством. Предупрежденные одним, из жителей города, оба они прибежали на поле сражения, для того чтобы не допустить этой антиморальной и унизительной встречи, причем один действовал во имя пенсильванских законов, другой — во имя законов божеских.
Никто, конечно, не удивится, узнав, что они были приняты очень плохо обоими чемпионами и зрителями, большими лакомками до этого вида спорта, успевшими уже заключить несколько пари на значительные суммы.
Шериф и священник хотели говорить — им в этом отказали. Они хотели разнять борющихся — им оказали сопротивление. Что, в сущности, могли они сделать вдвоем против таких двух мускулистых и коренастых борцов, достаточно сильных, по-видимому, для того, чтобы одной рукой заставить их отлететь по крайней мере на двадцать футов от места поединка?
Без сомнения, за них говорил «священный» характер их миссии. Один из них был представителем власти земной, другой — небесной, но не хватало содействия полиции, которая обычно приходила им на помощь.
И в тот самый момент, когда Том Крабб и Кавэнэф становились в позу, один — нападающего, другой — защищающегося:
— Остановитесь! — закричал Винсент Брюк.
— А иначе — берегитесь! — крикнул, в свою очередь, досточтимый Гюго Хюнтер.
Но это не помогло, и несколько кулачных ударов были пущены в дело впустую, благодаря удачным маневрам обоих боровшихся.
И вот тогда произошла сцена, вызвавшая сначала изумление, а зтем восхищение всех присутствовавших в зале.
Оба — и шериф и священник — не отличались ни высоким ростом, ни крепким телосложением, оба были среднего роста, oба худощавые. Но они обладали исключительной гибкостью, ковкостью и быстротой.
В один момент Винсент Брюк и Гуго Хюнтер очутились на боксерах. Джон Мильнёр пытался преградить дорогу священнику, но получил от него такую пощечину, что свалился и едва не потерял сознания, а секунду спустя Кавэнэф получил сильнейший удар кулаком в левый глаз от шерифа, в то время как священник наносил такой же удар по правому глазу Тома Крабба.
Оба профессионала готовы были убить нападающих, но те, избегая атак и делая прыжки и скачки с ловкостью настоящих обезьян, не попали ни под один из направленных на них ударов.
И начиная с этого момента (что не должно никого удивлять, так как это происходило среди группы знатоков) уже не боксерам, а Винсенту Брюку и Гуго Хюнтеру восхищенные зрители стали аплодировать и кричать громкое «ура».
В конце концов методист оказался методичным в своей манере действовать по всем правилам искусства и, сделав Тома Крабба кривым на один глаз, едва не выбил у него и второй.
Вскоре появилось несколько полицейских, и лучшее, что можно было сделать, это очистить зал, что и было сделано.
Так закончилась эта незабываемая борьба, к чести шерифа и священника, действовавших во имя закона и во имя религии.
Что касается Джона Мильнера, то со вздутой щекой и с подбитым глазом он привел Тома Крабба обратно в Филадельфию, где оба они заперлись в своей комнате и, преисполненные стыда, стали ждать прибытия на их имя очередной телеграммы.
Глава IX. ДВЕСТИ ДОЛЛАРОВ В ДЕНЬ
Талисман супругам Титбюри? .. Разумеется, в нем чувствовалась большая надобность, и даже если бы таким талисманом оказался только кусочек веревки, на которой повесили этого разбойника Билла Аррола, и тот оказался бы желанным. Но, как это и заявил судья в Грэй-Солт-Лейк-Сити, чтобы его повесить, надо было сначала его поймать, а это, по-видимому, не так-то скоро делалось.
Разумеется, талисман, обеспечивающий Герману Титбюри выигрыш партии, не был бы приобретен чересчур дорогой ценой, если бы за него было уплачено три тысячи долларов, украденных у господина Титбюри в гостинице Чип-Отель, но пока что мистер Титбюри был без гроша, а потому, разозленный и разочарованный ироническими ответами шерифа, он ушел из полицейского управления и вернулся к ожидавшей его миссис Титбюри.
— Ну что же, Герман, — обратилась она к нему, — этот жулик, этот мерзавец Инглис? ..
— Его имя — не Инглис, — ответил Титбюри, в изнеможении опускаясь на стул — его зовут Билл Аррол…
— Он арестован?
— Будет.
— Когда?
— Когда его смогут поймать.
— А наши деньги? Наши три тысячи? ..
— Я не дал бы за них и полдоллара!
Госпожа Титбюри, в свою очередь, упала на стул.
Но так как у этой сильной женщины реакция наступала очень быстро, то она скоро встала, и когда ее муж в полном отчаянии спросил:
— Что же делать?
— Ждать, — ответила она.
— Ждать? .. но чего? .. Чтобы этот бандит Аррол…
— Нет, Герман, ждать телеграммы от нотариуса Торнброка, которая не запоздает, конечно. Потом мы сообразим…
— Но как же с деньгами?
— У нас есть время их выписать, даже если бы нас отослали на окраину Соединенных штатов.
— Что меня вовсе не удивило бы, принимая во внимание преследующие нас неудачи!
— Следуй за мной, — решительным тоном заявила госпожа Титбюри, и они, выйдя из гостиницы, направились в телеграфную контору.
Понятно, что весь город был в курсе несчастья, постигшего чету Титбюри. Правда, Грэйт-Солт-Лейк-Сити, по-видимому, не чувствовал к ним большей симпатии, чем маленький городок Кале, откуда они так недавно приехали. Они не только не сумели вызвать к себе симпатии, но даже доверия. Кто захотел бы держать пари за людей, на которых сыпалось столько неприятностей? .. За неудачников, которые после двух тиражей были еще только в четвертой клетке? За людей, которых так опередили конкуренты и которых держатели пари игнорировали даже при ставке пятьдесят против одного?
И если несколько человек еще находились в конторе почтового управления, когда туда явилась эта чета, то это были одни только любопытные, или, вернее, злые шутники, рассчитывавшие посмеяться над новой неудачей несчастного Германа Титбюри.
Но такие насмешки не трогали ни его самого, ни миссис Титбюри. Им было совершенно безразлично, как будут они котироваться в агентствах, тем более что неизвестно, не смогут ли они наверстать потерянное одним великолепным ударом. Действительно, изучая карту, миссис Титбюри рассчитала, что если бы игральные кости выбросили, например, десять очков, число, которое нужно было бы удвоить в четырнадцатой клетке, занятой штатом Иллинойс, то это новое числo очков одним скачком перенесло бы их в двадцать четвертую клетку, штат Мичиган, смежный со штатом Иллинойс. А это вернуло бы их обратно в Чикаго. Это было бы, без сомнения, самым удачным ударом игральных костей, какого только можно пожелать. Совершится ли он только?
В девять часов сорок семь минут, с автоматической точностью, телеграмма была вынута из аппарата.
На этот раз число выброшенных очков было катастрофическим.
Как читатель, вероятно, помнит, Макс Реаль, находившийся 2 июня в Чикаго, в доме своей матери, был извещен об этом результате метания костей, а в следующие дни последовательно узнавал об отъезде Гарри Кембэла в Северную Дакоту, Лисси Вэг — в Миссури и командора Уррикана
— в Висконсин.
Не говоря о том, что этот удар игральных костей был крайне несчастлив для Германа Титбюри, он в то же время носил какой-то исключительно странный характер, и надо было быть объектом какого-то дьявольского невезения, чтобы такой удар мог совершиться.
Судите сами. Игральные кости выбросили пять очков, составленных из двух и трех; это число переносило игрока из четвертой клетки в девятую. Но так как девятая клетка находилась в штате Иллинойс, то надо было это число дублировать, а так как полученная новая клетка тоже находилась в штате Иллинойс, то нужно было это число не удвоить, а утроить, что составляло пятнадцать очков, которые вели в девятнадцатую клетку, штат Луизиана, город Новый Орлеан, помеченный на карте Вильяма Гиппербона «гостиницей».
Действительно, более несчастного удара костей нельзя себе представить!
Мистер и миссис Титбюри возвращались в отель, сопровождаемые насмешками присутствовавших в почтовом бюро, походкой людей, получивших сильный удар по голове. Но голова миссис Титбюри была более крепкой, чем ее мужа, а потому эта особа не осталась прикованной к месту, как он.
— В Луизиану! В Новый Орлеан! — повторил мистер Титбюри и в отчаянии рвал на себе волосы. — О, как могли мы быть так глупы, что решились метаться по всей территории Союза…
— И мы будем еще продолжать метаться — объявила миссис Титбюри, скрестив на груди руки.
— Как… Ты думаешь…
— Думаю ехать в Луизиану.
— Но ведь это по меньшей мере миллион триста тысяч миль!
— Мы их сделаем.
— Но нам придется платить штраф в тысячу долларов.
— Мы его уплатим.
— Но нам не придется участвовать в двух метаниях игральных костей!
— Мы в них не будем участвовать.
— Но ведь нам придется пробыть в этом городе около сорока дней, а жизнь в нем, кажется, безумно дорога…
— Все равно, мы там будем.
— Но у нас уже нет больше денег., .
— Мы их выпишем.
— Но я не хочу…
— А я, я хону!
Как видите, у Кэт Титбюри на все «но» был готов ответ. Наверное, в ней жила старая картежница, которая теперь громко проявляла себя. А мираж миллионов долларов ее привлекал, ошеломлял, гипнотизировал.
Герман Титбюри не пытался больше протестовать. Для него это было бы хуже. В конце концов, последствия неудачного метания костей таковы, какими и должны были быть: длинное и дорогое путешествие, переезд с севера на восток и с юга на запад через всю Конфедерацию, дороговизна жизни в роскошном, разорительном городе Новом Орлеане и необходимость продолжительного в нем пребывания, так как правила матча требовали выждать там два тиража до получения разрешения снова продолжать партию. Все это было именно то, чего он ждал.
— Возможно, — сказала миссис Титбюри, — что случай пошлет туда одного из наших партнеров, и тогда мы займем его место.
— Но какого партнера, — воскликнул мистер Титбюри, — раз все они впереди нас?
— А почему они не могут быть вынуждены вернуться назад, не выбросив ровнехонько столько очков, сколько им требуется, чтобы кончить партию! .. И тогда им придется начинать все сызнова, как этому, как этому отвратительному Уррикану.
Конечно, это могло бы случиться, но чикагская чета имела на это мало шансов.
— И, в довершение всего, — прибавил мистер Титбюри, — мы не имеем права выбрать себе гостиницу по своему желанию.
Он был совершенно прав, так как после слов: «девятнадцатая клетка, Луизиана, Новый Орлеакн», в злосчастной телеграмме стояло: «Эксельсиор-Отель». Спорить было не о чем. Какова бы ни была эта гостиница — первого разряда или последнего, все равно именно на нее указывал властный покойник.
— Значит, мы отправимся в Эксельсиор-Отель, вот и все! — сказала миссис Титбюри.
Такова была эта женщина, настолько же решительная, насколько и скупая. Как она должна был страдать, думая о денежных потерях, которые уже совершились: о трехстах долларах штрафа, о трех тысячах долларов, которые у них украли, о всех понесенных до этого дня расходах и о тех, которые ждут их в ближайшие дни, в близком будущем… Но ожидаемое наследство слепило ей глаза.
Само собой разумеется, что времени, чтобы добраться до назначенного ему пункта, у третьего партнера было более чем достаточно
— сорок пять дней. Было 2 июня, а Зеленому флагу надлежало появиться в Новом Орлеане только 15 июля. Тем не менее, как заметила миссис Титбюри, кто-нибудь из «семи» мог быть послан туда в один прекрасный день. Значит, необходимо было находиться в то время в девятнадцатой клетке, чтобы поменяться местами с этим партнером. Поэтому лучше было не терять времени на посещение Грэйт-Солт-Лейк-Сити. Было решено, что Титбюри отправятся в путь, как только получат деньги, вытребованные из Чикагского национального банка, где у мистера Титбюри был открыт текущий счет.
Эта операция отняла только два дня, и утром 4 июня мистер Титбюри мог взять в банке в Грэйт-Солт-Лейк-Сити переведенные на его имя пять тысяч долларов, которые, увы, больше уже не могли приносить ему дохода.
5 июня мистер и миссис Титбюри покинули Грэйт-Солт-Лейк-Сити при всеобщем равнодушии присутствовавшей публики и, к своему несчастью, не получив обещанного кончика веревки, который, возможно, принес бы им удачу и успех, так как это значило бы, что Билл Аррол в это время уже пойман и повешен.
Один из поездов Центральной Тихоокеанской железной дороги, которой очень часто пользовались партнеры матча Гиппербона, помчал их через штат Вайоминг к городу Шайенну и оттуда через штат Небраска в город Омаху.
Там из экономии, — так как пароходный тариф был менее высок, чем железнодорожный — путешественники доплыли по реке Миссури до города Канзаса, как это сделал Макс Реаль во время своего первого путешествия; потом из Канзаса они доехали до города Сент-Луис, где Лисси Вэг и Джовита фолей должны были провести несколько дней после своего пребывания в «тюрьме».
Попасть в воды реки Миссисипи, покинув для этого реку Миссури, которая является ее главным притоком, можно путем простого перехода с одного судна на другое. Пароходы на этих реках очень многочисленны, и кто согласен удовольствоваться последним классом, тому путешествие может обойтись очень дешево, а приобретая дешевую провизию на остановках, можно еще уменьшить расходы. Так и поступали мистер и миссис Титбюри, урезывая себя насколько возможно в ожидании тех счетов, которые им предстояло получить в конце их, быть может, долгого пребывания в гостинице Эксельсиор-Отель.
Таким образом, пароход Блэк-Уорриор принял в число своих пассажиров чету Титбюри, которую он должен был доставить в столицу Луизианы. Для этого надо было только все время следовать по течению этого «Отца вод», между штатами Иллинойс, Миссури, Арканзас, Теннесси, Миссисипи и Луизиана, для которых великая река служит более естественной границей, чем все градусы широты и долготы, определяющие остальные их геодезические границы.
Многочисленные имена ее, замененные в конце концов одним именем — Миссисипи, вызывают к себе чисто географический интерес, от которого супруги Титбюри были очень далеки; это их так же мало интересовало, как размеры площади ее бассейна, хотя он заключает в себе три миллиона двести одиннадцать тысяч квадратных километров. Им важно было только, чтобы эта река наиболее дешево доставила их туда, куда они направлялись. Этот переезд не представлял никаких трудностей. Так называемая промышленная Миссисипи, еще увеличенная многочисленными притоками — Миннесота, Сэдар, Терки, Айова, Сент-Круа, Чиппева и Висконсин, — начинается на склоне горы Сент-Луис, выше шумных водопадов Сент-Антуан. Как раз в Сент-Луисе перекинуты через реку два моста, служащие средством сообщения между ее правым и левым берегами.
Следуя вдоль речной границы штата Иллинойс, пароход Блэк-Уорриор проплывает мимо высоких меловых скал высотой в шестьдесят туазов, причем по одну сторону тянутся отроги горных вершин Озарк, по другую — последние холмы, покрывающие территорию этого штата.
Начиная с города Кейро характер местности совершенно меняется. Это громадная равнина, орошаемая водами одного из притоков Миссисипи, называемого Огайо. Но, несмотря на наличие этих вод, а также рек Арканзаса и Ривьер-Руж (Красной реки), разлив Миссисипи в Новом Орлеане не так интенсивен, как в Сент-Луисе, то есть там, где река впадает в Мексиканский залив. Это потому, что избыток ее вод уплывает через каналы, находящиеся поблизости от ионийских берегов. Вот почему водой здесь почти залита Сенк-Коунтри, или Затонувшая страна, представляющая собой обширный район к западу от реки, изрытый лагунами, покрытый болотами, полный стоячих вод, почва которого точно осела во время землетрясения 1812 года.
Блэк-Уорриор, искусно и осторожно управляемый, скользил среди многочисленных островов, не отличающихся устойчивостью. Некоторые из них уносятся течением во время половодья на новые места, а другие образуются из наносных песков, остановленных на своем пути какими-нибудь преградами. Вот почему навигация по Миссисипи представляет большие трудности, с которыми, однако, хорошо справляются искусные лоцманы штата Луизиана.
Следуя этой дорогой, чета Титбюри проехала через Мемфис, этот важный город штата Теннесси, куда любопытные ездили посмотреть на Тома Крабба во время его кратковременного там пребывания. Потом они миновали Хелину, расположенный на одном из холмов пока еще небольшой городок, в будущем обещающий превратиться в значительный город, так как он служит местом стоянки многочисленных пароходов. Затем, миновав устье реки Арканзаса, путешественники попали в другую страну стоячих вод и болот с подвижной, зыбкой почвой, поглотившей когда-то «деревню Наполеона». В Викс-берге, одном из редких промышленных городов штата Миссисипи, пароход не останавливался, потому что река в результате сильнейшего разлива отклонилась от этого города на несколько миль ближе к югу. Запущенные в этом месте берега, все более и более низкие, переходя в равнину, покрытую наносными песками, представляют собой только невысокие песчаные холмы и откосы, изрытые течением реки.
Наконец, в трехстах милях от моря, Блэк-Уорриор миновал устье реки Ривьер-Руж в том пункте, где соприкасаются оба штата, около форта Адама, и проник на территорию штата Луизиана. Там бурно и стремительно клокотали водопады. Но благодаря тому, что уровень воды достигал в это время своей средней высоты, Блэк-Уорриор мог продолжать путь, не рискуя сесть на мель.
Разумеется, талисман, обеспечивающий Герману Титбюри выигрыш партии, не был бы приобретен чересчур дорогой ценой, если бы за него было уплачено три тысячи долларов, украденных у господина Титбюри в гостинице Чип-Отель, но пока что мистер Титбюри был без гроша, а потому, разозленный и разочарованный ироническими ответами шерифа, он ушел из полицейского управления и вернулся к ожидавшей его миссис Титбюри.
— Ну что же, Герман, — обратилась она к нему, — этот жулик, этот мерзавец Инглис? ..
— Его имя — не Инглис, — ответил Титбюри, в изнеможении опускаясь на стул — его зовут Билл Аррол…
— Он арестован?
— Будет.
— Когда?
— Когда его смогут поймать.
— А наши деньги? Наши три тысячи? ..
— Я не дал бы за них и полдоллара!
Госпожа Титбюри, в свою очередь, упала на стул.
Но так как у этой сильной женщины реакция наступала очень быстро, то она скоро встала, и когда ее муж в полном отчаянии спросил:
— Что же делать?
— Ждать, — ответила она.
— Ждать? .. но чего? .. Чтобы этот бандит Аррол…
— Нет, Герман, ждать телеграммы от нотариуса Торнброка, которая не запоздает, конечно. Потом мы сообразим…
— Но как же с деньгами?
— У нас есть время их выписать, даже если бы нас отослали на окраину Соединенных штатов.
— Что меня вовсе не удивило бы, принимая во внимание преследующие нас неудачи!
— Следуй за мной, — решительным тоном заявила госпожа Титбюри, и они, выйдя из гостиницы, направились в телеграфную контору.
Понятно, что весь город был в курсе несчастья, постигшего чету Титбюри. Правда, Грэйт-Солт-Лейк-Сити, по-видимому, не чувствовал к ним большей симпатии, чем маленький городок Кале, откуда они так недавно приехали. Они не только не сумели вызвать к себе симпатии, но даже доверия. Кто захотел бы держать пари за людей, на которых сыпалось столько неприятностей? .. За неудачников, которые после двух тиражей были еще только в четвертой клетке? За людей, которых так опередили конкуренты и которых держатели пари игнорировали даже при ставке пятьдесят против одного?
И если несколько человек еще находились в конторе почтового управления, когда туда явилась эта чета, то это были одни только любопытные, или, вернее, злые шутники, рассчитывавшие посмеяться над новой неудачей несчастного Германа Титбюри.
Но такие насмешки не трогали ни его самого, ни миссис Титбюри. Им было совершенно безразлично, как будут они котироваться в агентствах, тем более что неизвестно, не смогут ли они наверстать потерянное одним великолепным ударом. Действительно, изучая карту, миссис Титбюри рассчитала, что если бы игральные кости выбросили, например, десять очков, число, которое нужно было бы удвоить в четырнадцатой клетке, занятой штатом Иллинойс, то это новое числo очков одним скачком перенесло бы их в двадцать четвертую клетку, штат Мичиган, смежный со штатом Иллинойс. А это вернуло бы их обратно в Чикаго. Это было бы, без сомнения, самым удачным ударом игральных костей, какого только можно пожелать. Совершится ли он только?
В девять часов сорок семь минут, с автоматической точностью, телеграмма была вынута из аппарата.
На этот раз число выброшенных очков было катастрофическим.
Как читатель, вероятно, помнит, Макс Реаль, находившийся 2 июня в Чикаго, в доме своей матери, был извещен об этом результате метания костей, а в следующие дни последовательно узнавал об отъезде Гарри Кембэла в Северную Дакоту, Лисси Вэг — в Миссури и командора Уррикана
— в Висконсин.
Не говоря о том, что этот удар игральных костей был крайне несчастлив для Германа Титбюри, он в то же время носил какой-то исключительно странный характер, и надо было быть объектом какого-то дьявольского невезения, чтобы такой удар мог совершиться.
Судите сами. Игральные кости выбросили пять очков, составленных из двух и трех; это число переносило игрока из четвертой клетки в девятую. Но так как девятая клетка находилась в штате Иллинойс, то надо было это число дублировать, а так как полученная новая клетка тоже находилась в штате Иллинойс, то нужно было это число не удвоить, а утроить, что составляло пятнадцать очков, которые вели в девятнадцатую клетку, штат Луизиана, город Новый Орлеан, помеченный на карте Вильяма Гиппербона «гостиницей».
Действительно, более несчастного удара костей нельзя себе представить!
Мистер и миссис Титбюри возвращались в отель, сопровождаемые насмешками присутствовавших в почтовом бюро, походкой людей, получивших сильный удар по голове. Но голова миссис Титбюри была более крепкой, чем ее мужа, а потому эта особа не осталась прикованной к месту, как он.
— В Луизиану! В Новый Орлеан! — повторил мистер Титбюри и в отчаянии рвал на себе волосы. — О, как могли мы быть так глупы, что решились метаться по всей территории Союза…
— И мы будем еще продолжать метаться — объявила миссис Титбюри, скрестив на груди руки.
— Как… Ты думаешь…
— Думаю ехать в Луизиану.
— Но ведь это по меньшей мере миллион триста тысяч миль!
— Мы их сделаем.
— Но нам придется платить штраф в тысячу долларов.
— Мы его уплатим.
— Но нам не придется участвовать в двух метаниях игральных костей!
— Мы в них не будем участвовать.
— Но ведь нам придется пробыть в этом городе около сорока дней, а жизнь в нем, кажется, безумно дорога…
— Все равно, мы там будем.
— Но у нас уже нет больше денег., .
— Мы их выпишем.
— Но я не хочу…
— А я, я хону!
Как видите, у Кэт Титбюри на все «но» был готов ответ. Наверное, в ней жила старая картежница, которая теперь громко проявляла себя. А мираж миллионов долларов ее привлекал, ошеломлял, гипнотизировал.
Герман Титбюри не пытался больше протестовать. Для него это было бы хуже. В конце концов, последствия неудачного метания костей таковы, какими и должны были быть: длинное и дорогое путешествие, переезд с севера на восток и с юга на запад через всю Конфедерацию, дороговизна жизни в роскошном, разорительном городе Новом Орлеане и необходимость продолжительного в нем пребывания, так как правила матча требовали выждать там два тиража до получения разрешения снова продолжать партию. Все это было именно то, чего он ждал.
— Возможно, — сказала миссис Титбюри, — что случай пошлет туда одного из наших партнеров, и тогда мы займем его место.
— Но какого партнера, — воскликнул мистер Титбюри, — раз все они впереди нас?
— А почему они не могут быть вынуждены вернуться назад, не выбросив ровнехонько столько очков, сколько им требуется, чтобы кончить партию! .. И тогда им придется начинать все сызнова, как этому, как этому отвратительному Уррикану.
Конечно, это могло бы случиться, но чикагская чета имела на это мало шансов.
— И, в довершение всего, — прибавил мистер Титбюри, — мы не имеем права выбрать себе гостиницу по своему желанию.
Он был совершенно прав, так как после слов: «девятнадцатая клетка, Луизиана, Новый Орлеакн», в злосчастной телеграмме стояло: «Эксельсиор-Отель». Спорить было не о чем. Какова бы ни была эта гостиница — первого разряда или последнего, все равно именно на нее указывал властный покойник.
— Значит, мы отправимся в Эксельсиор-Отель, вот и все! — сказала миссис Титбюри.
Такова была эта женщина, настолько же решительная, насколько и скупая. Как она должна был страдать, думая о денежных потерях, которые уже совершились: о трехстах долларах штрафа, о трех тысячах долларов, которые у них украли, о всех понесенных до этого дня расходах и о тех, которые ждут их в ближайшие дни, в близком будущем… Но ожидаемое наследство слепило ей глаза.
Само собой разумеется, что времени, чтобы добраться до назначенного ему пункта, у третьего партнера было более чем достаточно
— сорок пять дней. Было 2 июня, а Зеленому флагу надлежало появиться в Новом Орлеане только 15 июля. Тем не менее, как заметила миссис Титбюри, кто-нибудь из «семи» мог быть послан туда в один прекрасный день. Значит, необходимо было находиться в то время в девятнадцатой клетке, чтобы поменяться местами с этим партнером. Поэтому лучше было не терять времени на посещение Грэйт-Солт-Лейк-Сити. Было решено, что Титбюри отправятся в путь, как только получат деньги, вытребованные из Чикагского национального банка, где у мистера Титбюри был открыт текущий счет.
Эта операция отняла только два дня, и утром 4 июня мистер Титбюри мог взять в банке в Грэйт-Солт-Лейк-Сити переведенные на его имя пять тысяч долларов, которые, увы, больше уже не могли приносить ему дохода.
5 июня мистер и миссис Титбюри покинули Грэйт-Солт-Лейк-Сити при всеобщем равнодушии присутствовавшей публики и, к своему несчастью, не получив обещанного кончика веревки, который, возможно, принес бы им удачу и успех, так как это значило бы, что Билл Аррол в это время уже пойман и повешен.
Один из поездов Центральной Тихоокеанской железной дороги, которой очень часто пользовались партнеры матча Гиппербона, помчал их через штат Вайоминг к городу Шайенну и оттуда через штат Небраска в город Омаху.
Там из экономии, — так как пароходный тариф был менее высок, чем железнодорожный — путешественники доплыли по реке Миссури до города Канзаса, как это сделал Макс Реаль во время своего первого путешествия; потом из Канзаса они доехали до города Сент-Луис, где Лисси Вэг и Джовита фолей должны были провести несколько дней после своего пребывания в «тюрьме».
Попасть в воды реки Миссисипи, покинув для этого реку Миссури, которая является ее главным притоком, можно путем простого перехода с одного судна на другое. Пароходы на этих реках очень многочисленны, и кто согласен удовольствоваться последним классом, тому путешествие может обойтись очень дешево, а приобретая дешевую провизию на остановках, можно еще уменьшить расходы. Так и поступали мистер и миссис Титбюри, урезывая себя насколько возможно в ожидании тех счетов, которые им предстояло получить в конце их, быть может, долгого пребывания в гостинице Эксельсиор-Отель.
Таким образом, пароход Блэк-Уорриор принял в число своих пассажиров чету Титбюри, которую он должен был доставить в столицу Луизианы. Для этого надо было только все время следовать по течению этого «Отца вод», между штатами Иллинойс, Миссури, Арканзас, Теннесси, Миссисипи и Луизиана, для которых великая река служит более естественной границей, чем все градусы широты и долготы, определяющие остальные их геодезические границы.
Многочисленные имена ее, замененные в конце концов одним именем — Миссисипи, вызывают к себе чисто географический интерес, от которого супруги Титбюри были очень далеки; это их так же мало интересовало, как размеры площади ее бассейна, хотя он заключает в себе три миллиона двести одиннадцать тысяч квадратных километров. Им важно было только, чтобы эта река наиболее дешево доставила их туда, куда они направлялись. Этот переезд не представлял никаких трудностей. Так называемая промышленная Миссисипи, еще увеличенная многочисленными притоками — Миннесота, Сэдар, Терки, Айова, Сент-Круа, Чиппева и Висконсин, — начинается на склоне горы Сент-Луис, выше шумных водопадов Сент-Антуан. Как раз в Сент-Луисе перекинуты через реку два моста, служащие средством сообщения между ее правым и левым берегами.
Следуя вдоль речной границы штата Иллинойс, пароход Блэк-Уорриор проплывает мимо высоких меловых скал высотой в шестьдесят туазов, причем по одну сторону тянутся отроги горных вершин Озарк, по другую — последние холмы, покрывающие территорию этого штата.
Начиная с города Кейро характер местности совершенно меняется. Это громадная равнина, орошаемая водами одного из притоков Миссисипи, называемого Огайо. Но, несмотря на наличие этих вод, а также рек Арканзаса и Ривьер-Руж (Красной реки), разлив Миссисипи в Новом Орлеане не так интенсивен, как в Сент-Луисе, то есть там, где река впадает в Мексиканский залив. Это потому, что избыток ее вод уплывает через каналы, находящиеся поблизости от ионийских берегов. Вот почему водой здесь почти залита Сенк-Коунтри, или Затонувшая страна, представляющая собой обширный район к западу от реки, изрытый лагунами, покрытый болотами, полный стоячих вод, почва которого точно осела во время землетрясения 1812 года.
Блэк-Уорриор, искусно и осторожно управляемый, скользил среди многочисленных островов, не отличающихся устойчивостью. Некоторые из них уносятся течением во время половодья на новые места, а другие образуются из наносных песков, остановленных на своем пути какими-нибудь преградами. Вот почему навигация по Миссисипи представляет большие трудности, с которыми, однако, хорошо справляются искусные лоцманы штата Луизиана.
Следуя этой дорогой, чета Титбюри проехала через Мемфис, этот важный город штата Теннесси, куда любопытные ездили посмотреть на Тома Крабба во время его кратковременного там пребывания. Потом они миновали Хелину, расположенный на одном из холмов пока еще небольшой городок, в будущем обещающий превратиться в значительный город, так как он служит местом стоянки многочисленных пароходов. Затем, миновав устье реки Арканзаса, путешественники попали в другую страну стоячих вод и болот с подвижной, зыбкой почвой, поглотившей когда-то «деревню Наполеона». В Викс-берге, одном из редких промышленных городов штата Миссисипи, пароход не останавливался, потому что река в результате сильнейшего разлива отклонилась от этого города на несколько миль ближе к югу. Запущенные в этом месте берега, все более и более низкие, переходя в равнину, покрытую наносными песками, представляют собой только невысокие песчаные холмы и откосы, изрытые течением реки.
Наконец, в трехстах милях от моря, Блэк-Уорриор миновал устье реки Ривьер-Руж в том пункте, где соприкасаются оба штата, около форта Адама, и проник на территорию штата Луизиана. Там бурно и стремительно клокотали водопады. Но благодаря тому, что уровень воды достигал в это время своей средней высоты, Блэк-Уорриор мог продолжать путь, не рискуя сесть на мель.