Страница:
— Остерегаться! — повторил Жан. — Да, его стоит остерегаться, этого мерзавца!
— Разве вы его знаете?
— Знаю, — ответил Жан, уже взявший себя в руки, — зато он меня еще не знает!
— Это самое главное! — кивнул Себастьян Грамон, весьма удивившись тону своего гостя.
Однако Жан, переведя разговор на другую тему, уже расспрашивал адвоката о политике парламента в последние недели.
— В палате, — отвечал Себастьян Грамон, — обострилось недовольство оппозиции. Папино, Кювилье, Виже, Кенель, Бурдаж критикуют действия правительства. Лорд Госфорд хотел бы распустить палату, но он отлично знает, что это значило бы поднять всю страну...
— Дай Бог, чтобы он не сделал этого прежде, чем мы будем готовы! — ответил Жан. — И чтобы наши предводители неосмотрительно не ускорили хода событий!
— Они будут предупреждены, Жан, и не сделают ничего, что шло бы вразрез с вашими планами. Тем не менее, предвидя возможное восстание, которое, видимо, вспыхнет в самое ближайшее время, генерал-губернатор принял кое-какие меры. Сэр Джон Кольборн собрал все свои полки, чтобы иметь возможность быстро направить их в главные пункты прибрежных графств долины Св. Лаврентия, где, как говорят, вероятнее всего начнется борьба...
— Там и еще в двадцати других пунктах одновременно, по крайней мере, я на это надеюсь, — ответил Жан. — Важно, чтобы все канадское население поднялось в один день, в один час и чтобы наши противники были подавлены числом! Если движение будет лишь локальным, его пресекут в самом начале. Именно для того, чтобы сделать его массовым, я и обошел все приходы восточной и западной части и собираюсь пройти еще по центральным приходам. Я рассчитываю отправиться в путь сегодня же ночью.
— Так идите, Жан, но не забывайте, что солдаты и волонтеры сэра Джона Кольборна под командованием полковников Гора и Уизераля стоят главным образом вокруг Монреаля. Несомненно, именно здесь нам придется выдержать самый сильный натиск...
— Все будет сделано так, чтобы добиться преимущества с первых же выстрелов, — ответил Жан. — Комитет на вилле «Монкальм» очень удобно расположен для обеспечения согласованных действий, и мне известна энергия господина де Водреля, который им руководит. Кроме того, в графствах Вершер, Св. Гиацинта, Лапрери, соседствующих с Монреальским, самые ревностнее Сыны Свободы зажгли своим патриотизмом жителей городов, селений и деревень...
— Патриотизмом охвачены все, вплоть до духовенства! — отозвался Себастьян Грамон. — Как в церкви, так и среди своих домашних, как в проповедях, так и в частных беседах наши священники выступают против англосаксонской тирании. Несколько дней тому назад в самом Квебеке, в соборе, один молодой проповедник не побоялся воззвать к национальному чувству прихожан, и слова его вызвали такой отклик, что полицеймейстер едва не арестовал его. Но осторожный лорд Госфорд, не желая ссориться с канадским духовенством, воспротивился этой суровой мере. Он лишь добился от епископа, чтобы проповедник покинул город, и тот продолжает теперь свою миссию в приходах графства Монреаль. Это настоящий пастор[138]-трибун, увлекающий прихожан своим красноречием, его не останавливают никакие соображения личного свойства, и он несомненно пожертвовал бы для нашего дела свободой и жизнью!
— Вы сказали — он молод, этот священник, о котором вы говорите? — спросил Жан.
— Ему нет и тридцати лет.
— К какому братству он принадлежит?
— К братству Св. Сюльпиция.
— А как его имя?
— Аббат Джоан.
Не пробудило ли это имя какое-то воспоминание в душе Жана? Себастьяну Грамону, должно быть, подумалось именно так, ибо молодой человек молчал какое-то время. Затем он распрощался с адвокатом, хотя тот предложил ему остаться у него до утра.
— Благодарю вас, любезный Грамон, — сказал он, — но мне необходимо вернуться к товарищам до полуночи. Мы должны отплыть, как только начнется прилив.
— Что ж, идите, Жан, — вздохнул адвокат. — Удастся вам ваше дело или нет, все равно вы останетесь одним из тех, кто больше всех потрудился для нашей страны!
— Я буду считать, что не сделал ничего, пока она будет находиться под игом Англии, — воскликнул молодой патриот, — и если мне удастся освободить от него мою страну, даже ценою жизни...
— То она будет обязана вам вечной признательностью! — подхватил Себастьян Грамон.
— Она ничем не будет мне обязана!
На этом друзья расстались. Затем Жан добрался до «Шамплена», стоявшего в одном кабельтовом[139] от берега, и друзья продолжили путь по течению реки к Монреалю.
Глава VII
Глава VIII
— Разве вы его знаете?
— Знаю, — ответил Жан, уже взявший себя в руки, — зато он меня еще не знает!
— Это самое главное! — кивнул Себастьян Грамон, весьма удивившись тону своего гостя.
Однако Жан, переведя разговор на другую тему, уже расспрашивал адвоката о политике парламента в последние недели.
— В палате, — отвечал Себастьян Грамон, — обострилось недовольство оппозиции. Папино, Кювилье, Виже, Кенель, Бурдаж критикуют действия правительства. Лорд Госфорд хотел бы распустить палату, но он отлично знает, что это значило бы поднять всю страну...
— Дай Бог, чтобы он не сделал этого прежде, чем мы будем готовы! — ответил Жан. — И чтобы наши предводители неосмотрительно не ускорили хода событий!
— Они будут предупреждены, Жан, и не сделают ничего, что шло бы вразрез с вашими планами. Тем не менее, предвидя возможное восстание, которое, видимо, вспыхнет в самое ближайшее время, генерал-губернатор принял кое-какие меры. Сэр Джон Кольборн собрал все свои полки, чтобы иметь возможность быстро направить их в главные пункты прибрежных графств долины Св. Лаврентия, где, как говорят, вероятнее всего начнется борьба...
— Там и еще в двадцати других пунктах одновременно, по крайней мере, я на это надеюсь, — ответил Жан. — Важно, чтобы все канадское население поднялось в один день, в один час и чтобы наши противники были подавлены числом! Если движение будет лишь локальным, его пресекут в самом начале. Именно для того, чтобы сделать его массовым, я и обошел все приходы восточной и западной части и собираюсь пройти еще по центральным приходам. Я рассчитываю отправиться в путь сегодня же ночью.
— Так идите, Жан, но не забывайте, что солдаты и волонтеры сэра Джона Кольборна под командованием полковников Гора и Уизераля стоят главным образом вокруг Монреаля. Несомненно, именно здесь нам придется выдержать самый сильный натиск...
— Все будет сделано так, чтобы добиться преимущества с первых же выстрелов, — ответил Жан. — Комитет на вилле «Монкальм» очень удобно расположен для обеспечения согласованных действий, и мне известна энергия господина де Водреля, который им руководит. Кроме того, в графствах Вершер, Св. Гиацинта, Лапрери, соседствующих с Монреальским, самые ревностнее Сыны Свободы зажгли своим патриотизмом жителей городов, селений и деревень...
— Патриотизмом охвачены все, вплоть до духовенства! — отозвался Себастьян Грамон. — Как в церкви, так и среди своих домашних, как в проповедях, так и в частных беседах наши священники выступают против англосаксонской тирании. Несколько дней тому назад в самом Квебеке, в соборе, один молодой проповедник не побоялся воззвать к национальному чувству прихожан, и слова его вызвали такой отклик, что полицеймейстер едва не арестовал его. Но осторожный лорд Госфорд, не желая ссориться с канадским духовенством, воспротивился этой суровой мере. Он лишь добился от епископа, чтобы проповедник покинул город, и тот продолжает теперь свою миссию в приходах графства Монреаль. Это настоящий пастор[138]-трибун, увлекающий прихожан своим красноречием, его не останавливают никакие соображения личного свойства, и он несомненно пожертвовал бы для нашего дела свободой и жизнью!
— Вы сказали — он молод, этот священник, о котором вы говорите? — спросил Жан.
— Ему нет и тридцати лет.
— К какому братству он принадлежит?
— К братству Св. Сюльпиция.
— А как его имя?
— Аббат Джоан.
Не пробудило ли это имя какое-то воспоминание в душе Жана? Себастьяну Грамону, должно быть, подумалось именно так, ибо молодой человек молчал какое-то время. Затем он распрощался с адвокатом, хотя тот предложил ему остаться у него до утра.
— Благодарю вас, любезный Грамон, — сказал он, — но мне необходимо вернуться к товарищам до полуночи. Мы должны отплыть, как только начнется прилив.
— Что ж, идите, Жан, — вздохнул адвокат. — Удастся вам ваше дело или нет, все равно вы останетесь одним из тех, кто больше всех потрудился для нашей страны!
— Я буду считать, что не сделал ничего, пока она будет находиться под игом Англии, — воскликнул молодой патриот, — и если мне удастся освободить от него мою страну, даже ценою жизни...
— То она будет обязана вам вечной признательностью! — подхватил Себастьян Грамон.
— Она ничем не будет мне обязана!
На этом друзья расстались. Затем Жан добрался до «Шамплена», стоявшего в одном кабельтовом[139] от берега, и друзья продолжили путь по течению реки к Монреалю.
Глава VII
ОТ КВЕБЕКА ДО МОНРЕАЛЯ
К полуночи баркас прошел уже несколько миль вверх по течению. Пьер Арше уверенно правил судном в эту ночь, освещаемую светом полной луны, несмотря на то, что ему приходилось лавировать между берегов, так как дул сильный западный бриз.
«Шамплен» остановился лишь незадолго до восхода солнца. В это время суток легкий туман окутывал обширные луга, раскинувшиеся по обоим берегам реки. Вскоре верхушки деревьев, скученных вдали, заблестели от росы, солнце начало понемногу рассеивать туман и снова стала видна водяная гладь.
Множество рыбаков уже принялись за работу, забросив в воду свои неводы и удочки с небольших лодчонок, никогда не покидающих верховьев реки Св. Лаврентия и его правых и левых притоков. «Шамплен» затерялся среди этой флотилии, занимавшейся своим обычным делом на всем пространстве от побережья графства Пор-Неф до берегов графства Лобиньер. Бросив якорь у северного берега, братья тотчас принялись за работу. Им надо было наловить несколько корзин рыбы, чтобы отправиться продавать их по деревням, как только прилив позволит плыть вверх по течению, несмотря на встречный ветер.
Во время лова к «Шамплену» подплыли сделанные из коры деревьев челноки — две-три легкие ладьи, которые можно спокойно взвалить на плечо, когда надо переправиться волоком, минуя такие места, где из-за преграждающих путь утесов, перекатов и водопадов, стремнин и водоворотов, столь часто нарушающих спокойное течение канадских рек, плыть нельзя.
Люди, сидящие в челноках, были в основном индейской расы. Они явились, чтобы купить рыбу, которую потом развезут по маленьким селениям и деревням внутри страны, куда их суденышки могут проникнуть по многочисленным мелким речушкам. Однако несколько раз к «Шамплену» приставали и канадцы. Они по нескольку минут о чем-то беседовали с Жаном, после чего возвращались на берег выполнять полученные поручения.
Если бы в это утро братья Арше искали в рыбной ловле только заработка или удовольствия, их стремления были бы удовлетворены с лихвой. Сети и удочки работали на славу, поставляя им щук, окуней, а также рыбу, что в изобилии водится в канадских водах, — маскинонгов и туради, до которых в Северной Америке все очень охочи. Они выловили также большое количество белорыбицы, столь ценимой гурманами[140] за ее превосходное мясо. Таким образом, рыбаки «Шамплена» могли рассчитывать на хороший прием в домах приречья. Так оно и случилось.
Впрочем, им благоприятствовала и великолепная погода, если можно так выразиться, — специфическая погода этой благословенной и не имеющей себе равных долины реки Св. Лаврентия. До чего прекрасен вид здешних мест от крутого берега реки и до подножья цепи Лаврентийских гор! По поэтическому выражению Фенимора Купера, они становились еще красивее в осеннем убранстве — желто-красного одеяния последних ясных дней.
«Шамплен» достиг сначала границы графства Пор-Неф, что на левом берегу реки. В селении с тем же названием, а также в деревнях Сент-Анн и Сен-Станислас были совершены выгодные сделки. Возможно, что в некоторых пунктах «Шамплен» оставил больше денег, чем выручил за рыбу, — но братья Арше и не думали печалиться об этом.
В течение двух последующих дней Жан по-прежнему плавал от одного берега к другому. В графстве Лобиньер на правом берегу — в Лобиньере и в Сен-Пьер-ле-Боске, в графстве Шамплен на другом берегу — в Батискане, затем на противоположном берегу — в Жантильи[141] и в Дусене он посетил руководителей сторонников реформ. С ним встретился даже такой влиятельный человек в Николе, в графстве того же названия, как господин Обино, мировой судья и ходатай по мелким прошениям округа. И там, как и в Квебеке, Жан узнал, что аббат Джоан только что прошел по приходам, где его проповеди воспламенили сердца сельчан. Когда Обино заговорил с Жаном о боеприпасах и оружии, которых по большей части недоставало, тот ответил:
— В скором времени вы их получите. Прошлой ночью из Монреаля должен был отправиться плот с ружьями, порохом и пулями, и он прибудет незамедлительно. Таким образом, вы будете вооружены вовремя. Но не поднимайтесь раньше времени. Кроме того, если будет такая необходимость, вы можете связаться с комитетом на вилле «Монкальм», что на острове Иисуса. Напишите его председателю...
— Господину де Водрелю?
— Да, ему.
— Договорились.
— Вы, кажется, сказали, — снова начал Жан, — что аббат Джоан проходил через Николе?
— Он был здесь шесть дней назад.
— А вы не знаете, куда он направился?
— В графство Вершер, а затем, если не ошибаюсь, он собирался в графство Лапрери.
На этом Жан простился с мировым судьей и возвратился на «Шамплен» как раз в то время, когда туда вернулись, продав всю рыбу, и братья Арше. Теперь они переплыли реку наискось в направлении графства Сен-Морис.
У устья речки с тем же названием, где начинается плодородная долина, расположено одно из самых древних селений края — Труа-Ривьер. В ту пору там был только что основан пушечный литейный завод, управляемый франко-канадским обществом, дававшим работу только рабочим-французам.
Этот антилоялистский центр Жан не мог обойти стороной. Поэтому «Шамплен» проплыл несколько миль вверх по течению реки Сен-Морис, и по пути молодой патриот связался со всеми учрежденными в здешних приходах комитетами.
Надо сказать, что недавно построенный литейный завод находился еще в стадии становления. Через несколько месяцев сторонники реформ, возможно, смогли бы снабжаться там пушками, которых сейчас, к сожалению, они были лишены. Зато при условии непрерывной, днем и ночью, работы завода они будут в состоянии выставить против артиллерии королевских войск первые пушки, отлитые на заводе графства Сен-Морис. У Жана был очень важный разговор на эту тему с председателями комитетов: пусть хотя бы несколько таких пушек будет сделано к нужному сроку, а уж недостатка в обслуживающих их руках не окажется.
Покинув Труа-Ривьер, «Шамплен» обогнул слева побережье графства Маскинонже и бросил якорь у пристани городка, носящего то же имя; затем в ночь с 24 на 25 сентября баркас вышел в довольно широкий залив реки Св. Лаврентия, который называют озером Св. Петра. Здесь действительно раскинулось своеобразное озеро длиною в пять миль, ограниченное в верховье цепью островков, тянущихся от Бертье — небольшого селения графства с тем же названием, до Сореля, входящего в графство Ришелье.
В этом месте братья Арше забросили сети, или, лучше сказать, оставили их тащиться за судном и, подгоняемые приливом, продолжали подниматься вверх по реке на малой скорости. Небо было покрыто плотными облаками, и тьма была такая густая, что с баркаса не удавалось различить берега, ни северный, ни южный.
Почти сразу после полуночи Пьер Арше, стоявший на носу на вахте, заметил мерцавший в верховье реки огонь.
— Наверняка это сигнальный фонарь корабля в дрейфе, — сказал Реми, подойдя к брату.
— Поберегите сети! — откликнулся Жан. — У нас стравлено около тридцати сажен[142], и мы их погубим, если наткнемся на этот корабль!
— Ну так выйдем на простор, — сказал Мишель. — Слава Богу, места предостаточно...
— Нет, — возразил Пьер, — ветер спадает, и сейчас мы ляжем в дрейф...
— Лучше выбрать сети, — заметил Тони. — Так будет вернее.
— Правильно, и не будем терять время, — подхватил Реми.
Братья Арше уже готовились выбирать на палубу свои рыболовные снасти, когда Жан сказал:
— А вы уверены, что это корабль, плывущий по течению?
— Я не слишком уверен, — ответил Пьер. — Во всяком случае, он движется очень медленно, а его сигнальный огонь расположен над самой водой.
— Может быть, это «клеть»? — предположил Жак.
— Если это «клеть», — откликнулся Реми, — то тем больше оснований избежать встречи. Иначе мы не выпутаемся. А ну, живо тащи сети на борт!
В самом деле «Шамплен» рисковал попортить сети, если бы братья не поспешили вытащить их, не тратя времени даже на то, чтобы выбрать попавшую в них рыбу. Нельзя было мешкать ни минуты: сигнальный огонь уже находился от них на расстоянии не более двух кабельтовых.
«Клетями» в Канаде называют плоты из бревен, соединенные из шестидесяти — семидесяти «связок», то есть секций, общая масса которых составляет не менее тысячи кубических футов. С момента, когда после ледохода река становится судоходной, вниз по течению к Монреалю и Квебеку сплавляется большое количество таких «клетей». Их отправляют из тех обширных западных лесов, которые составляют неисчерпаемые богатства канадской провинции. Только представьте себе эту плавучую махину, выступающую из воды на пять-шесть футов, похожую на огромную палубу без мачт. Плот состоит из стволов, прямо на месте отесанных топором лесоруба или обработанных в виде тесин и досок на лесопильнях, поставленных у водопадов Шодьера, на реке Утауэ. Начиная с апреля и до середины октября сплавляются тысячи таких плотов, проходящих стремнины и быстрины[143] с помощью специальных катков, устроенных на дне узких каналов с крутыми берегами. Некоторые из этих «клетей» завершают путь в Монреале, где лес перегружается на корабли, перевозящие его через океан в Европу, но большая их часть спускается до Квебека. Там находится центр деревообрабатывающего производства, ежегодный доход от которого исчисляется в двадцать пять — тридцать миллионов франков, к большой выгоде канадских лесоторговцев.
Само собой разумеется, что эти бревенчатые плоты сильно затрудняют речное судоходство, особенно когда плывут по рукавам, зачастую очень узким.
Предоставленные, как это часто бывает, воле приливов и отливов, они делаются почти не управляемыми. Таким образом, корабли, рыболовные баркасы и прочие суда должны сами оберегать себя от них, если не хотят столкновений, которые могут причинить им большой ущерб. Вполне понятно, почему братья Арше должны были не мешкая вытащить из воды рыбачьи снасти, оказавшиеся на пути этакой «клети», избежать встречи с которой им мешало затишье.
Жак не ошибся — вниз по реке действительно спускалась «клеть». Прикрепленный спереди фонарь указывал направление, которого она держалась. Плот находился уже на расстоянии не более двадцати сажен, когда «Шамплен» кончил выбирать свои сети.
В это мгновение в ночной тишине раздался звучный голос, затянувший старинную народную песню, ставшую, как отметил Ревельо, поистине национальным гимном, хотя следует добавить — скорее благодаря своей мелодии, чем словам. В певце, который был не кто иной, как хозяин плота, очень легко было по акценту и своеобразной манере произносить гласную «о» угадать канадца французского происхождения.
Он пел:
— Причаливай! — сказал он Пьеру.
— Причаливать? — переспросил тот.
— Да! Это Луи Лакас.
— Ведь нас будет сносить вместе с ним!
— На пять минут, не больше, — ответил Жан. — Мне нужно сказать ему всего пару слов.
В одно мгновение Пьер Арше, сделав взмах шестом, причалил к плоту сбоку, и «Шамплен» был привязан к нему канатом.
Заметив этот маневр, человек на плоту перестал петь и крикнул:
— Эй, на баркасе, поберегись!
— Никакой опасности нет, Луи Лакас! — ответил Пьер Арше. — Это «Шамплен».
Жан одним прыжком вскочил на плот и оказался возле хозяина, который, узнав его при свете бортового фонаря, сказал:
— Всегда к вашим услугам, месье Жан.
— Благодарю, Лакас.
— Я как раз собирался пересечься с вами в пути, даже хотел попытать счастья встретить «Шамплен», бросив якорь во время отлива. Но раз уж вы здесь...
— Всё на плоту? — спросил Робер.
— Все тут, все скрыто под стволами и между бревными! Припрятано как следует, можете мне поверить! — добавил Луи Лакас, доставая огниво, чтобы разжечь трубку.
— Досмотрщики были?
— Да, в Вершере. Эти ищейки шарили повсюду целых полчаса. И ничего не заметили. Тут все закрыто прямо как в сундыке.
Лакас Луи произнес на свой манер слова «в сундыке» и «бревными», — такое произношение все еще встречается в некоторых провинциях Франции.
— Сколько? — спросил Жан.
— Двести винтовок.
— А сабель?
— Двести пятьдесят.
— Откуда они?
— Из Вермонта. Наши друзья американцы здорово потрудились, и стоило это нам недорого. Только у них были сложности с доставкой груза до форта Онтарио, где мы его и загрузили. Теперь-то все в порядке.
— А как с припасами?
— Три бочки пороха и несколько тысяч пуль. Если каждая прикончит красномундирника, в Канаде их не останется ни одного. Так что «пожиратели лягушек», как нас называют англосаксонцы, слопают их самих!
— А теперь скажи, — спросил Жан, — тебе известно, для каких приходов предназначены эти боеприпасы и оружие?
— Разумеется, — ответил хозяин плота. — И ничего не бойтесь! Никакой опасности, что нас накроют, нет. Ночью, во время самого большого отлива я брошу якорь, а с берега подплывут лодки и прихватят каждая свою долю. Только я не буду спускаться ниже Квебека. Там я должен перегрузить всю древесину на борг «Моравиана», отбывающего в Гамбург.
— Хорошо, — ответил Жан. — Ты сдашь все ружья до единого и весь порох до последней бочки до Квебека.
— Вот так дело пойдет!
— Скажи мне, Луи Лакас, а ты уверен в людях, что плывут с тобой?
— Как в себе самом! Они все — истинные Жан-Батисты[144], и когда дело дойдет до вооруженной схватки, вряд ли останутся взади.
Луи Лакас говорил «взади» вместо «позади», вероятно, потому что говорят «впереди», а не «попереди».
Тут Жан протянул ему несколько пиастров, которые славный сплавщик, не считая, опустил в карман своей просторной робы.
Затем последовало крепкое рукопожатие, и Жан снова очутился на борту «Шамплена», который пошел в сторону левого берега. А плот продолжил свой путь вниз по реке, и было слышно, как Луи Лакас опять запел своим зычным голосом:
Во время стоянок Жан посетил предводителей сторонников реформ и смог лично ознакомиться с умонастроениями жителей. С ним неоднократно заговаривали о Жане Безымянном, за голову которого было назначено вознаграждение. Где он сейчас? Появится ли, когда начнется битва? Патриоты рассчитывали на него. Несмотря на постановление генерал-губернатора, он может не опасаться появиться в графстве хоть на час, хоть на день — здесь перед ним будут открыты все двери!
Жан был глубоко тронут таким проявлением преданности, граничащей с самопожертвованием. Да! Канадское население ожидало его как Мессию[145]. Но Жан ограничивался ответом:
— Я не знаю, где скрывается Жан Безымянный, однако, когда придет время, он будет там, где ему следует быть!
В ночь с 26 на 27 сентября, к полуночи, «Шамплен» достиг южного ответвления реки Св. Лаврентия, которое отделяет остров Монреаль от южного берега.
Путешествие близилось к концу. Через несколько дней братья Арше снимут с баркаса снасти на весь зимний период, надолго прерывающий речное судоходство. Затем они с Жаном вернутся в графство Лапрери, на ферму «Шипоган», куда на свадебное торжество соберется вся семья фермера.
Рукав реки Св. Лаврентия между островом Монреаль и правым берегом образует стремнины, которые можно считать одной из достопримечательностей страны. В этом месте образовалось нечто вроде озера, похожего на озеро Св. Петра, где «Шамплен» повстречался с «клетью» сплавщика Луи Лакаса. Его называют порогом Св. Людовика, он расположен напротив Лашина, небольшого селения, построенного выше Монреаля; эта дачная местность — излюбленное место отдыха монреальцев. Здесь образовалось как бы бурное море, куда изливаются воды одного из притоков — Утауэ. Густые леса все еще стоят плотной стеной на правом берегу вокруг деревни Каухнавага, где небольшая церквушка обращенных в христианство ирокезов показывает из зеленой чащи свой скромный шпиль.
В этой части реки Св. Лаврентия подъем вверх по течению труден, но и спуск таит в себе опасность: он может оказаться чересчур стремительным, а это нежелательно, так как достаточно одного неловкого движения шестом, чтобы бросить судно в стремнину. Но судовладельцы, привыкшие к опасным проходам, особенно рыбаки, приплывающие сюда за богатейшим уловом бешенки, весьма искусно маневрируют в этих бурливых водах. Если идти вдоль крутого южного берега бечевою, то вполне возможно добраться до Лапрери — административного центра одноименного графства, где «Шамплен» вставал обыкновенно на зимнюю стоянку.
К середине дня баркас находился немного ниже местечка Лашин[146]. Откуда появилось здесь название громадной азиатской империи? Оказывается, от первопроходцев реки Св. Лаврентия: дойдя до территорий, соседствующих со Страной Великих озер, они решили, что находятся на побережье Тихого океана и, следовательно, недалеко от Поднебесной империи.
Итак, хозяин «Шамплена» маневрировал, чтобы подвести баркас к правому берегу реки: он достиг его к пяти часам вечера примерно в том месте, где проходит граница между графством Монреаль и графством Лапрери.
Тут Жан сказал ему:
— Я сойду на берег, Пьер.
— Ты не пойдешь с нами до Лапрери? — удивленно спросил Пьер Арше.
— Нет. Мне необходимо побывать в приходе Шамбли, и если я высажусь в Каухнаваге, то потрачу меньше времени, чтобы добраться туда.
— Это очень рискованно, — заметил Пьер. — Ты пойдешь один... Зачем тебе покидать нас, Жан? Останься еще на два дня, и после того, как мы расснастим «Шамплен», отправимся туда все вместе.
— Не могу, — ответил Жан. — Мне надо быть в Шамбли сегодня ночью.
— Хочешь, двое из нас пойдут с тобой? — спросил Пьер Арше.
— Нет, лучше я один.
— И долго ты пробудешь в Шамбли?
— Всего несколько часов, Пьер, я рассчитываю уйти оттуда до рассвета.
Так как Жан, похоже, не желал объяснять, что он собирается делать в этом селении, Пьер Арше не стал настаивать и ограничился вопросом:
— Нам ждать тебя в Лапрери?
— Ни к чему. Делайте что вам нужно и не беспокойтесь за меня.
— Так где мы свидимся?
— На ферме «Шипоган».
— Ты знаешь, — снова заговорил Пьер. — Что нас всех ждут там в первую неделю октября?
— Знаю.
— Ты непременно должен быть, Жан! Твое отсутствие очень огорчило бы отца, мать и нас всех. В «Шипогане» — семейное торжество, а ты ведь теперь наш брат, так что тоже обязательно следует прийти, чтобы вся семья была в сборе.
— Я приду, Пьер!
Жан пожал руки сыновьям Тома Арше. Затем спустился в каюту «Шамплена», переоделся в платье, которое было на нем в день посещения виллы «Монкальм», и простился со своими славными товарищами.
Минуту спустя он уже спрыгнул на берег и, крикнув в последний раз «до свидания!», исчез среди деревьев, густая чаща которых со всех сторон обступила ирокезскую деревню.
Пьер, Реми, Мишель, Тони и Жак тотчас принялись за дело. С огромными усилиями и очень большим трудом удалось им провести судно против течения, используя водовороты, образуемые у задней стороны скал, горчащих из воды.
В восемь часов вечера «Шамплен» был уже крепко привязан в маленькой бухточке неподалеку от крайних домов селения Лапрери.
Братья Арше завершили рыболовный сезон, проплавав шесть месяцев вверх и вниз по течению реки и покрыв расстояние в общей сложности в двести миль.
«Шамплен» остановился лишь незадолго до восхода солнца. В это время суток легкий туман окутывал обширные луга, раскинувшиеся по обоим берегам реки. Вскоре верхушки деревьев, скученных вдали, заблестели от росы, солнце начало понемногу рассеивать туман и снова стала видна водяная гладь.
Множество рыбаков уже принялись за работу, забросив в воду свои неводы и удочки с небольших лодчонок, никогда не покидающих верховьев реки Св. Лаврентия и его правых и левых притоков. «Шамплен» затерялся среди этой флотилии, занимавшейся своим обычным делом на всем пространстве от побережья графства Пор-Неф до берегов графства Лобиньер. Бросив якорь у северного берега, братья тотчас принялись за работу. Им надо было наловить несколько корзин рыбы, чтобы отправиться продавать их по деревням, как только прилив позволит плыть вверх по течению, несмотря на встречный ветер.
Во время лова к «Шамплену» подплыли сделанные из коры деревьев челноки — две-три легкие ладьи, которые можно спокойно взвалить на плечо, когда надо переправиться волоком, минуя такие места, где из-за преграждающих путь утесов, перекатов и водопадов, стремнин и водоворотов, столь часто нарушающих спокойное течение канадских рек, плыть нельзя.
Люди, сидящие в челноках, были в основном индейской расы. Они явились, чтобы купить рыбу, которую потом развезут по маленьким селениям и деревням внутри страны, куда их суденышки могут проникнуть по многочисленным мелким речушкам. Однако несколько раз к «Шамплену» приставали и канадцы. Они по нескольку минут о чем-то беседовали с Жаном, после чего возвращались на берег выполнять полученные поручения.
Если бы в это утро братья Арше искали в рыбной ловле только заработка или удовольствия, их стремления были бы удовлетворены с лихвой. Сети и удочки работали на славу, поставляя им щук, окуней, а также рыбу, что в изобилии водится в канадских водах, — маскинонгов и туради, до которых в Северной Америке все очень охочи. Они выловили также большое количество белорыбицы, столь ценимой гурманами[140] за ее превосходное мясо. Таким образом, рыбаки «Шамплена» могли рассчитывать на хороший прием в домах приречья. Так оно и случилось.
Впрочем, им благоприятствовала и великолепная погода, если можно так выразиться, — специфическая погода этой благословенной и не имеющей себе равных долины реки Св. Лаврентия. До чего прекрасен вид здешних мест от крутого берега реки и до подножья цепи Лаврентийских гор! По поэтическому выражению Фенимора Купера, они становились еще красивее в осеннем убранстве — желто-красного одеяния последних ясных дней.
«Шамплен» достиг сначала границы графства Пор-Неф, что на левом берегу реки. В селении с тем же названием, а также в деревнях Сент-Анн и Сен-Станислас были совершены выгодные сделки. Возможно, что в некоторых пунктах «Шамплен» оставил больше денег, чем выручил за рыбу, — но братья Арше и не думали печалиться об этом.
В течение двух последующих дней Жан по-прежнему плавал от одного берега к другому. В графстве Лобиньер на правом берегу — в Лобиньере и в Сен-Пьер-ле-Боске, в графстве Шамплен на другом берегу — в Батискане, затем на противоположном берегу — в Жантильи[141] и в Дусене он посетил руководителей сторонников реформ. С ним встретился даже такой влиятельный человек в Николе, в графстве того же названия, как господин Обино, мировой судья и ходатай по мелким прошениям округа. И там, как и в Квебеке, Жан узнал, что аббат Джоан только что прошел по приходам, где его проповеди воспламенили сердца сельчан. Когда Обино заговорил с Жаном о боеприпасах и оружии, которых по большей части недоставало, тот ответил:
— В скором времени вы их получите. Прошлой ночью из Монреаля должен был отправиться плот с ружьями, порохом и пулями, и он прибудет незамедлительно. Таким образом, вы будете вооружены вовремя. Но не поднимайтесь раньше времени. Кроме того, если будет такая необходимость, вы можете связаться с комитетом на вилле «Монкальм», что на острове Иисуса. Напишите его председателю...
— Господину де Водрелю?
— Да, ему.
— Договорились.
— Вы, кажется, сказали, — снова начал Жан, — что аббат Джоан проходил через Николе?
— Он был здесь шесть дней назад.
— А вы не знаете, куда он направился?
— В графство Вершер, а затем, если не ошибаюсь, он собирался в графство Лапрери.
На этом Жан простился с мировым судьей и возвратился на «Шамплен» как раз в то время, когда туда вернулись, продав всю рыбу, и братья Арше. Теперь они переплыли реку наискось в направлении графства Сен-Морис.
У устья речки с тем же названием, где начинается плодородная долина, расположено одно из самых древних селений края — Труа-Ривьер. В ту пору там был только что основан пушечный литейный завод, управляемый франко-канадским обществом, дававшим работу только рабочим-французам.
Этот антилоялистский центр Жан не мог обойти стороной. Поэтому «Шамплен» проплыл несколько миль вверх по течению реки Сен-Морис, и по пути молодой патриот связался со всеми учрежденными в здешних приходах комитетами.
Надо сказать, что недавно построенный литейный завод находился еще в стадии становления. Через несколько месяцев сторонники реформ, возможно, смогли бы снабжаться там пушками, которых сейчас, к сожалению, они были лишены. Зато при условии непрерывной, днем и ночью, работы завода они будут в состоянии выставить против артиллерии королевских войск первые пушки, отлитые на заводе графства Сен-Морис. У Жана был очень важный разговор на эту тему с председателями комитетов: пусть хотя бы несколько таких пушек будет сделано к нужному сроку, а уж недостатка в обслуживающих их руках не окажется.
Покинув Труа-Ривьер, «Шамплен» обогнул слева побережье графства Маскинонже и бросил якорь у пристани городка, носящего то же имя; затем в ночь с 24 на 25 сентября баркас вышел в довольно широкий залив реки Св. Лаврентия, который называют озером Св. Петра. Здесь действительно раскинулось своеобразное озеро длиною в пять миль, ограниченное в верховье цепью островков, тянущихся от Бертье — небольшого селения графства с тем же названием, до Сореля, входящего в графство Ришелье.
В этом месте братья Арше забросили сети, или, лучше сказать, оставили их тащиться за судном и, подгоняемые приливом, продолжали подниматься вверх по реке на малой скорости. Небо было покрыто плотными облаками, и тьма была такая густая, что с баркаса не удавалось различить берега, ни северный, ни южный.
Почти сразу после полуночи Пьер Арше, стоявший на носу на вахте, заметил мерцавший в верховье реки огонь.
— Наверняка это сигнальный фонарь корабля в дрейфе, — сказал Реми, подойдя к брату.
— Поберегите сети! — откликнулся Жан. — У нас стравлено около тридцати сажен[142], и мы их погубим, если наткнемся на этот корабль!
— Ну так выйдем на простор, — сказал Мишель. — Слава Богу, места предостаточно...
— Нет, — возразил Пьер, — ветер спадает, и сейчас мы ляжем в дрейф...
— Лучше выбрать сети, — заметил Тони. — Так будет вернее.
— Правильно, и не будем терять время, — подхватил Реми.
Братья Арше уже готовились выбирать на палубу свои рыболовные снасти, когда Жан сказал:
— А вы уверены, что это корабль, плывущий по течению?
— Я не слишком уверен, — ответил Пьер. — Во всяком случае, он движется очень медленно, а его сигнальный огонь расположен над самой водой.
— Может быть, это «клеть»? — предположил Жак.
— Если это «клеть», — откликнулся Реми, — то тем больше оснований избежать встречи. Иначе мы не выпутаемся. А ну, живо тащи сети на борт!
В самом деле «Шамплен» рисковал попортить сети, если бы братья не поспешили вытащить их, не тратя времени даже на то, чтобы выбрать попавшую в них рыбу. Нельзя было мешкать ни минуты: сигнальный огонь уже находился от них на расстоянии не более двух кабельтовых.
«Клетями» в Канаде называют плоты из бревен, соединенные из шестидесяти — семидесяти «связок», то есть секций, общая масса которых составляет не менее тысячи кубических футов. С момента, когда после ледохода река становится судоходной, вниз по течению к Монреалю и Квебеку сплавляется большое количество таких «клетей». Их отправляют из тех обширных западных лесов, которые составляют неисчерпаемые богатства канадской провинции. Только представьте себе эту плавучую махину, выступающую из воды на пять-шесть футов, похожую на огромную палубу без мачт. Плот состоит из стволов, прямо на месте отесанных топором лесоруба или обработанных в виде тесин и досок на лесопильнях, поставленных у водопадов Шодьера, на реке Утауэ. Начиная с апреля и до середины октября сплавляются тысячи таких плотов, проходящих стремнины и быстрины[143] с помощью специальных катков, устроенных на дне узких каналов с крутыми берегами. Некоторые из этих «клетей» завершают путь в Монреале, где лес перегружается на корабли, перевозящие его через океан в Европу, но большая их часть спускается до Квебека. Там находится центр деревообрабатывающего производства, ежегодный доход от которого исчисляется в двадцать пять — тридцать миллионов франков, к большой выгоде канадских лесоторговцев.
Само собой разумеется, что эти бревенчатые плоты сильно затрудняют речное судоходство, особенно когда плывут по рукавам, зачастую очень узким.
Предоставленные, как это часто бывает, воле приливов и отливов, они делаются почти не управляемыми. Таким образом, корабли, рыболовные баркасы и прочие суда должны сами оберегать себя от них, если не хотят столкновений, которые могут причинить им большой ущерб. Вполне понятно, почему братья Арше должны были не мешкая вытащить из воды рыбачьи снасти, оказавшиеся на пути этакой «клети», избежать встречи с которой им мешало затишье.
Жак не ошибся — вниз по реке действительно спускалась «клеть». Прикрепленный спереди фонарь указывал направление, которого она держалась. Плот находился уже на расстоянии не более двадцати сажен, когда «Шамплен» кончил выбирать свои сети.
В это мгновение в ночной тишине раздался звучный голос, затянувший старинную народную песню, ставшую, как отметил Ревельо, поистине национальным гимном, хотя следует добавить — скорее благодаря своей мелодии, чем словам. В певце, который был не кто иной, как хозяин плота, очень легко было по акценту и своеобразной манере произносить гласную «о» угадать канадца французского происхождения.
Он пел:
Жан тотчас узнал певца по голосу, так как подошел к Пьеру Арше, когда «Шамплен» стал табанить веслами, чтобы не столкнуться с «клетью».
Сы свадьбы вызвращаясь,
Устал я, просты жуть,
У светла ручеечка
Хотелысь мне уснуть!
— Причаливай! — сказал он Пьеру.
— Причаливать? — переспросил тот.
— Да! Это Луи Лакас.
— Ведь нас будет сносить вместе с ним!
— На пять минут, не больше, — ответил Жан. — Мне нужно сказать ему всего пару слов.
В одно мгновение Пьер Арше, сделав взмах шестом, причалил к плоту сбоку, и «Шамплен» был привязан к нему канатом.
Заметив этот маневр, человек на плоту перестал петь и крикнул:
— Эй, на баркасе, поберегись!
— Никакой опасности нет, Луи Лакас! — ответил Пьер Арше. — Это «Шамплен».
Жан одним прыжком вскочил на плот и оказался возле хозяина, который, узнав его при свете бортового фонаря, сказал:
— Всегда к вашим услугам, месье Жан.
— Благодарю, Лакас.
— Я как раз собирался пересечься с вами в пути, даже хотел попытать счастья встретить «Шамплен», бросив якорь во время отлива. Но раз уж вы здесь...
— Всё на плоту? — спросил Робер.
— Все тут, все скрыто под стволами и между бревными! Припрятано как следует, можете мне поверить! — добавил Луи Лакас, доставая огниво, чтобы разжечь трубку.
— Досмотрщики были?
— Да, в Вершере. Эти ищейки шарили повсюду целых полчаса. И ничего не заметили. Тут все закрыто прямо как в сундыке.
Лакас Луи произнес на свой манер слова «в сундыке» и «бревными», — такое произношение все еще встречается в некоторых провинциях Франции.
— Сколько? — спросил Жан.
— Двести винтовок.
— А сабель?
— Двести пятьдесят.
— Откуда они?
— Из Вермонта. Наши друзья американцы здорово потрудились, и стоило это нам недорого. Только у них были сложности с доставкой груза до форта Онтарио, где мы его и загрузили. Теперь-то все в порядке.
— А как с припасами?
— Три бочки пороха и несколько тысяч пуль. Если каждая прикончит красномундирника, в Канаде их не останется ни одного. Так что «пожиратели лягушек», как нас называют англосаксонцы, слопают их самих!
— А теперь скажи, — спросил Жан, — тебе известно, для каких приходов предназначены эти боеприпасы и оружие?
— Разумеется, — ответил хозяин плота. — И ничего не бойтесь! Никакой опасности, что нас накроют, нет. Ночью, во время самого большого отлива я брошу якорь, а с берега подплывут лодки и прихватят каждая свою долю. Только я не буду спускаться ниже Квебека. Там я должен перегрузить всю древесину на борг «Моравиана», отбывающего в Гамбург.
— Хорошо, — ответил Жан. — Ты сдашь все ружья до единого и весь порох до последней бочки до Квебека.
— Вот так дело пойдет!
— Скажи мне, Луи Лакас, а ты уверен в людях, что плывут с тобой?
— Как в себе самом! Они все — истинные Жан-Батисты[144], и когда дело дойдет до вооруженной схватки, вряд ли останутся взади.
Луи Лакас говорил «взади» вместо «позади», вероятно, потому что говорят «впереди», а не «попереди».
Тут Жан протянул ему несколько пиастров, которые славный сплавщик, не считая, опустил в карман своей просторной робы.
Затем последовало крепкое рукопожатие, и Жан снова очутился на борту «Шамплена», который пошел в сторону левого берега. А плот продолжил свой путь вниз по реке, и было слышно, как Луи Лакас опять запел своим зычным голосом:
Час спустя начался прилив, к тому же поднялся ветер. «Шамплен» поплыл между многочисленными островками, образующими границу озера Петра, и, обогнув одно за другим побережья графств Жюльет и Ришелье, расположенных друг против друга, стал делать остановки в прибрежных деревнях графства Монкальм и графства Вершер, женщины которого в конце XVII столетия так отличились храбростью при защите форта, когда его атаковали дикари.
У светла ручеечка
Хотелысь отдыхнуть!
Во время стоянок Жан посетил предводителей сторонников реформ и смог лично ознакомиться с умонастроениями жителей. С ним неоднократно заговаривали о Жане Безымянном, за голову которого было назначено вознаграждение. Где он сейчас? Появится ли, когда начнется битва? Патриоты рассчитывали на него. Несмотря на постановление генерал-губернатора, он может не опасаться появиться в графстве хоть на час, хоть на день — здесь перед ним будут открыты все двери!
Жан был глубоко тронут таким проявлением преданности, граничащей с самопожертвованием. Да! Канадское население ожидало его как Мессию[145]. Но Жан ограничивался ответом:
— Я не знаю, где скрывается Жан Безымянный, однако, когда придет время, он будет там, где ему следует быть!
В ночь с 26 на 27 сентября, к полуночи, «Шамплен» достиг южного ответвления реки Св. Лаврентия, которое отделяет остров Монреаль от южного берега.
Путешествие близилось к концу. Через несколько дней братья Арше снимут с баркаса снасти на весь зимний период, надолго прерывающий речное судоходство. Затем они с Жаном вернутся в графство Лапрери, на ферму «Шипоган», куда на свадебное торжество соберется вся семья фермера.
Рукав реки Св. Лаврентия между островом Монреаль и правым берегом образует стремнины, которые можно считать одной из достопримечательностей страны. В этом месте образовалось нечто вроде озера, похожего на озеро Св. Петра, где «Шамплен» повстречался с «клетью» сплавщика Луи Лакаса. Его называют порогом Св. Людовика, он расположен напротив Лашина, небольшого селения, построенного выше Монреаля; эта дачная местность — излюбленное место отдыха монреальцев. Здесь образовалось как бы бурное море, куда изливаются воды одного из притоков — Утауэ. Густые леса все еще стоят плотной стеной на правом берегу вокруг деревни Каухнавага, где небольшая церквушка обращенных в христианство ирокезов показывает из зеленой чащи свой скромный шпиль.
В этой части реки Св. Лаврентия подъем вверх по течению труден, но и спуск таит в себе опасность: он может оказаться чересчур стремительным, а это нежелательно, так как достаточно одного неловкого движения шестом, чтобы бросить судно в стремнину. Но судовладельцы, привыкшие к опасным проходам, особенно рыбаки, приплывающие сюда за богатейшим уловом бешенки, весьма искусно маневрируют в этих бурливых водах. Если идти вдоль крутого южного берега бечевою, то вполне возможно добраться до Лапрери — административного центра одноименного графства, где «Шамплен» вставал обыкновенно на зимнюю стоянку.
К середине дня баркас находился немного ниже местечка Лашин[146]. Откуда появилось здесь название громадной азиатской империи? Оказывается, от первопроходцев реки Св. Лаврентия: дойдя до территорий, соседствующих со Страной Великих озер, они решили, что находятся на побережье Тихого океана и, следовательно, недалеко от Поднебесной империи.
Итак, хозяин «Шамплена» маневрировал, чтобы подвести баркас к правому берегу реки: он достиг его к пяти часам вечера примерно в том месте, где проходит граница между графством Монреаль и графством Лапрери.
Тут Жан сказал ему:
— Я сойду на берег, Пьер.
— Ты не пойдешь с нами до Лапрери? — удивленно спросил Пьер Арше.
— Нет. Мне необходимо побывать в приходе Шамбли, и если я высажусь в Каухнаваге, то потрачу меньше времени, чтобы добраться туда.
— Это очень рискованно, — заметил Пьер. — Ты пойдешь один... Зачем тебе покидать нас, Жан? Останься еще на два дня, и после того, как мы расснастим «Шамплен», отправимся туда все вместе.
— Не могу, — ответил Жан. — Мне надо быть в Шамбли сегодня ночью.
— Хочешь, двое из нас пойдут с тобой? — спросил Пьер Арше.
— Нет, лучше я один.
— И долго ты пробудешь в Шамбли?
— Всего несколько часов, Пьер, я рассчитываю уйти оттуда до рассвета.
Так как Жан, похоже, не желал объяснять, что он собирается делать в этом селении, Пьер Арше не стал настаивать и ограничился вопросом:
— Нам ждать тебя в Лапрери?
— Ни к чему. Делайте что вам нужно и не беспокойтесь за меня.
— Так где мы свидимся?
— На ферме «Шипоган».
— Ты знаешь, — снова заговорил Пьер. — Что нас всех ждут там в первую неделю октября?
— Знаю.
— Ты непременно должен быть, Жан! Твое отсутствие очень огорчило бы отца, мать и нас всех. В «Шипогане» — семейное торжество, а ты ведь теперь наш брат, так что тоже обязательно следует прийти, чтобы вся семья была в сборе.
— Я приду, Пьер!
Жан пожал руки сыновьям Тома Арше. Затем спустился в каюту «Шамплена», переоделся в платье, которое было на нем в день посещения виллы «Монкальм», и простился со своими славными товарищами.
Минуту спустя он уже спрыгнул на берег и, крикнув в последний раз «до свидания!», исчез среди деревьев, густая чаща которых со всех сторон обступила ирокезскую деревню.
Пьер, Реми, Мишель, Тони и Жак тотчас принялись за дело. С огромными усилиями и очень большим трудом удалось им провести судно против течения, используя водовороты, образуемые у задней стороны скал, горчащих из воды.
В восемь часов вечера «Шамплен» был уже крепко привязан в маленькой бухточке неподалеку от крайних домов селения Лапрери.
Братья Арше завершили рыболовный сезон, проплавав шесть месяцев вверх и вниз по течению реки и покрыв расстояние в общей сложности в двести миль.